Залитая ярким послеполуденным солнцем усадьба нежилась в деревенском покое.
Барбара и Флетч стояли во дворе, у деревянного забора.
Карр застыл перед колдуньей; его крепкие, мускулистые руки висели, как плети.
Она сидела на земле у входа в дом со стенами из перевитых прутьев, обмазанных глиной. Вытянув перед собой босые ноги, укрытые до колен черной юбкой. Голову знахарки украшала турецкая феска.
Ее муж, в дышащих на ладан шортах и пиджаке, без рубашки, сидел рядом на низком стульчике, не сводя с нее глаз, готовый выполнить любое указание.
Вместе эти почтенные старички весили никак не больше ста фунтов.
На другой стороне двора кучковались трое юношей в рваных шортах. Двое пьяно покачивались. У третьего неестественно ярко сияли глаза.
Старушка колдунья мелом нарисовала вокруг себя треугольник. Часть линии прошла не по земле, а по темной тряпке, что лежала сбоку. Тем же мелом забелила себе виски.
Затянула немелодичную песню – молитву или заклинание.
Муж протянул ей вазу с узким горлом. Раз за разом она вытряхивала из вазы на ладонь бусинки, бросала их на темную тряпку, передвигала, смотрела, как они ложатся относительно друг друга. Что-то побормотала, попела, собрала бусинки, бросила их в вазу, потрясла ее, вновь начала раскидывать бусины по тряпке.
Муж с неослабным вниманием следил за всеми ее манипуляциями.
По двору прошествовала курица.
По дороге в Тика, где жила колдунья, Карр в основном молчал.
Он ждал их у отеля в «лендровере». Улыбнулся, увидев, что зеленовато-синие штаны Барбары и Флетча превратились в шорты. Из красного свитера Барбара сделала Флетчу безрукавку с глубокими вырезами по бокам. Лыжные ботинки сменили новые белые теннисные туфли. Носки, правда, пришлось оставить шерстяные: других просто не было. Барбара надела одну из теннисок Флетча и резиновые сандалии.
– Этот наряд получше, – прокомментировал увиденное Карр. На выезде из Найроби они остановились в таверне «Синий пост» и выпили по чашке бульона в саду у небольшого водопада.
– Этот бульон целебный, – заметил Карр. – Излечивает все. Расстройство желудка. Разбитое сердце. Даже помогает адаптироваться к смене часовых поясов. Очень популярен. Варится из костей, – он обвел рукой окружающие холмы, – различных животных. С добавлением лекарственных трав. И еще бог знает чего, – от бульона першило в горле. Но, выпив его, Флетч действительно почувствовал прилив сил.
Карр проскочил нужный поворот, и ему пришлось сдать назад. Где бы они ни ехали, помимо легковушек и грузовиков по обеим сторонам шоссе они видели непрерывный поток людей в темных, из дешевой ткани брюках, рубашках, платьях, босых, идущих по обеим сторонам дороги. Им постоянно встречались стайки школьников, в особой форме: шорты, носки, ботинки (туфли), рубашка (блузка). Часто мужчина шел с ребенком или несколькими детьми. Карр свернул на проселок, петляющий по полю, засеянному кукурузой.
Совершенно невидимая с шоссе, посреди поля стояла маленькая деревушка, полдюжины расположенных на значительном расстоянии друг от друга хижин с коническими, из пальмовых листьев, крышами и обмазанными глиной стенами, каждая – окруженная крепким забором.
Колдунья вышла и села у двери как только они появились. О приезде Карра она, несомненно, знала заранее. Карр знаком предложил Барбаре и Флетчу отойти к забору. А сам встал перед колдуньей.
Внезапно третий юноша, с блестящими глазами, решительно направился к Флетчу и Барбаре. Втиснулся между ними. Они подвинулись. Юноша присел на корточки, лицом к колдунье и Карру.
Потом дернул Флетча за носок.
Флетч посмотрел вниз.
– Я – Джеймс, – представился юноша. – Сядьте.
Флетч согнул колени, но долго сидеть на корточках, как Джеймс, не смог. А потому опустился на пятую точку, сложив ноги по-турецки.
Точно так же поступила и Барбара.
Последовал их примеру и Джеймс. Одно его колено легло на ногу Флетча, второе – Барбары.
Флетч указал на жену.
– Барбара.
На себя.
– Флетч.
Глаза Джеймса широко раскрылись. Взгляд его уперся во Флетча, ушел в сторону. Затем Флетч услышал уже хорошо знакомое: «О, я вижу. Жаль».
– Что ты видишь?
– Я знаю о твоем отце, – пояснил Джеймс. – Потому-то и предложил тебе сесть. Видишь ли, такие дела занимают много времени, – он повернулся к Барбаре. – Будь осторожней, не обгори на солнце.
Барбара сидела спиной к забору. И подвинуться в какую-либо тень не могла.
– Ты знаешь, о чем спрашивает ее этот человек? – прошептал Джеймс, обращаясь к Флетчу.
Карр что-то сказал колдунье после того, как та нарисовала мелом треугольник и забелила виски.
– Он что-то говорил, но я ничего не понял.
– Он сказал, что пытается кое-что найти. И просит, чтобы она указала, где это находится.
– А зачем она намазала мелом виски? – спросила Барбара.
Джеймс посмотрел на нее так, словно она спросила, всегда ли солнце встает на востоке.
– Чтобы общаться со своими предками через богов на вершине горы Кения.
– О, я вижу, – откликнулся Флетч.
– Белое олицетворяет снег.
– Мел для нее – снег, – кивнула Барбара. Сидя у забора, под экваториальным солнцем, Флетч спросил: «А видела ли она настоящий снег?».
– Я сомневаюсь. Она гадает по бусинкам. Пять бусинок – мужчина, три – женщина, две – дом. Что-то в этом роде. Точно не знаю. Каждая бусинка означает что-то свое. Все очень сложно.
– Нужно много времени на то, чтобы этому выучиться, – изрекла Барбара.
– Выучиться, да, – согласился Джеймс. – Но она, видите ли, колдунья.
– Ты хочешь сказать, что она этому не училась?
– Конечно, училась. Но выучиться этому нельзя, если нет особого дара.
Джеймс вырвал выцветший от солнца волосок из ноги Флетча. Пристально разглядывал его, зажав между пальцами. Потом перевел взгляд на ноги Барбары. Вновь уставился на волосок.
– Забавно, должно быть, побыть белым.
Флетч услышал голос Барбары.
– Я ни у кого не видела такой черной кожи, как у тебя. Про тебя можно сказать, что ты очень черный, совсем как у нас про некоторых говорят, что у них очень белая кожа.
– Во мне нет крови белых, – ответил Джеймс. – Наверное, в Англии или Америке, или в другой стране, откуда вы приехали, негры совсем и не чернокожие. В них есть часть белой крови. Вам нравится быть белыми?
– Возражений нет, знаешь ли, – ответил Флетч.
Джеймс сдул волосок с пальцев.
– Я еще не решил, каким лучше быть, белым или черным.
– Тебя действительно зовут Джеймс? – спросил Флетч.
– А что?
– Это же не африканское имя, не так ли?
– И вы бы предпочли называть меня... – Джеймс запнулся, как бы придумывая имя. – ... Джума?
– Конечно. Почему нет?
– Вот и отлично. Должно быть, у вас уже есть знакомые Джеймсы, так что теперь вы не спутаете меня с ними.
– Это точно, Джим-Боб, – улыбнулась Барбара.
Джума хохотнул.
– Колдунья только что сказала этому человеку: «Ты ищешь то, чего не терял».
Действительно, старушка и Карр о чем-то говорили. Впрочем, до Флетча долетали лишь обрывки непонятных слов.
– Карр согласился?
– Карр сказал, что ищет какое-то место. Потерянное всеми давным-давно.
Карр наклонился над колдуньей. Старушка протянула к нему сложенные ладони. Карр плюнул в подставленную ему емкость. Флетч посмотрел на землю.
– Может, мне следует спросить у нее, где мой отец?
– Твой отец не потерялся, – ответил Джума. – Он здесь, в Кении, Флетч. Я его знаю.
– И что ты о нем знаешь?
– Он пилотирует самолеты. Я его видел. Карра я тоже видел. Я везде побывал.
– Ш-ш-ш, – призвала к тишине Барбара.
– Она говорит, что он найдет это место, – прошептал Джума, – но поиски будут сопряжены с трудностями. Тамошние мертвецы хотят, чтобы он нашел это место, ибо тогда их будут помнить, – он прислушался. – Она говорит, что он должен идти далеко-далеко на юг, где есть холмы, и искать реку.
Карр оглянулся, посмотрел на Флетча. Лицо его сияло.
– Вот оно, мумбо-юмбо, – пробормотала Барбара.
– Сколько тебе лет? – спросил Флетч.
Вновь Джума помедлил, словно придумывая ответ.
– Тридцать семь.
– Понятно, – кивнул Флетч.
Джума внимательно слушал. Положил руку на колено Флетча.
– Она говорит о тебе, – колдунья смотрела на бусинки, которые катала по тряпке. И разговаривала, похоже, с ними. – Она спрашивает, почему ты не подходишь.
Наморщив лоб, Карр смотрел на Флетча. Джума подтолкнул его.
– Вставай. Иди. Она хочет что-то тебе сказать.
Флетч поднялся. Отряхнул шорты от пыли. Пересек двор, встал перед колдуньей.
– Она желает знать, почему вы не говорили с ней, – пояснил Карр.
– У меня и в мыслях не было обидеть ее. Хорошо. Где мой отец?
Карр не успел сказать и двух слов, как старуха перебила его, обращаясь не к Флетчу, а к бусинкам.
Когда она замолчала, Карр перевел: «Она говорит, что вопроса у вас нет, но что-то вы должны сказать, или вам будет худо».
– Как это, худо?
Колдунья заговорила вновь.
– Она считает, что вы должны поговорить с ней. Вы таскаете ящик камней, который будет становиться тяжелее и тяжелее, пока у вас не подломятся ноги.
– У меня сильные ноги.
– Вы знаете, о чем она говорит?
– Возможно.
– Она говорит, что вы должны бросить этот ящик с камнями или уйти, потому что она не хочет видеть ваши подгибающиеся ноги.
Флетч посмотрел на двух парней, пьяно качающихся в солнечных лучах. Посмотрел на Барбару и Джуму, сидящих рядышком у забора, словно школьники, знающие друг друга с младенчества. Посмотрел на старушку, сидящую на земле у двери своей глинобитной хижины.
Посмотрел Карру в лицо.
– Они – мои камни.
Флетч первым покинул двор, чтобы колдунье не пришлось увидеть его подгибающиеся ноги.
Ударился головой о толстую ветвь, выгнутую аркой над воротами.
– Жаль, – услышал он голос Джумы.
– Чего ты сожалеешь? – Флетч потирал ушибленную голову. – Я сам виноват.
– Я сожалею, что ты ударил свою башку.
Вышла из ворот и Барбара, ее лицо и руки заметно подгорели.
За ней последовал Карр, похоже, очень довольный беседой с колдуньей.
Они направились к «лендроверу».
Из ворот, сильно покачиваясь, появились двое парней.
– Твои друзья крепко выпили, – заметил Флетч, повернувшись к Джуме.
– Друзья? – Джума не посмотрел ни на них, ни на Флетча. Он вглядывался в густые заросли кукурузы.