Незабываемые встречи

В Уфе, на углу Бекетовской и Приютовской улиц, стоял небольшой дом, в котором жила семья Рязанцева — местного либерала, сочувствовавшего социал-демократам. Туда приехал из Симбирска Александр Цюрупа. Уфимский адрес явочной квартиры сообщили ему его товарищи социал-демократы. Утомленный дорогой и уральским бураном — долго пришлось блуждать в незнакомом городе по кривым, узким заснеженным улочкам, — постучался он в домик Рязанцевых.

Дверь открыла девушка, которая как бы ввела путника из непогоды в теплый, домашний мир.

Лицо ее было серьезным, без тени кокетства, глаза ясные, чистые, внимательные. Она была словно неожиданная награда за все пережитые неприятности и невзгоды.

Александр смутился, потрогал загрубелое от ветра, небритое лицо.

— Простите… Это дом Рязанцевых?

— Да.

— Здравствуйте, привет вам из Симбирска. Вы… хозяйка?

— Я Маша, — просто сказала девушка. — А вы Цюрупа. Про вас мы предупреждены. Заходите в столовую, скоро будем обедать.

— Спасибо, я сыт, — поскромничал Александр.

Девушка улыбнулась:

— У нас не стесняются, чувствуйте себя как дома. Папа скоро придет.

«Значит, дочь», — понял Александр.

Маша накрывала на стол, расспрашивала о Симбирске, о нем самом. Доверительно сообщила:

— Я недавно закончила гимназию, мечтаю о столичных курсах, пока помогаю папе.

Ему на миг показалось, что он уже давно знает эту девушку — так просто и приветливо она держалась. Они оба были молоды, полны сил. С первых дней знакомства между Александром и Машей установились ясные, простые отношения. «Поступлю на службу — сделаю предложение», — вскоре решил Александр.

У Рязанцевых Цюрупа познакомился с местными активистами — Свидерским, Варенцовой, Бойковым, Покровским, Якутовым. Иван Степанович Якутов работал в паровозоремонтных мастерских, был активным подпольщиком.

— Приходите к нам в депо, будете вести кружок, — предложил он Цюрупе.

— Хорошее предложение, — поддержала Варенцова.

— Завтра будем ждать вас.

Александр включился в работу уфимских социал-демократов.

И в Уфе Цюрупа занимался статистикой. Под его редакцией вышли два тома «Сборника статистических сведений по Уфимской губернии». Революционеры пользовались данными сборника, подтверждая цифрами тяжелое положение крестьянства. Цюрупа вел занятия кружков в Уфе и по поручению социал-демократической организации выезжал в Златоуст, Миньяр и другие места Южного Урала.

Однажды Якутов сказал ему:

— В Уфу скоро приедут Ульяновы. Вы, наверно, слышали о Владимире Ильиче?

— Вот с кем я мечтаю встретиться! — воскликнул Цюрупа. — Вы читали последние труды Ульянова?

— Еще бы! Гениально! А ведь он еще молод, ваших лет. Хорошо, что он приезжает к нам. Но, наверное, за ним следят, собраний не будет…

— Почему? Ульянов не из пугливых и конспиратор замечательный.

— А вы откуда знаете?

— Рассказывали петербургские товарищи. Несмотря на молодость, Ульянов известен как умелый конспиратор. Нет, мы послушаем его обязательно!

Ульянов с женой Надеждой Константиновной Крупской и ее матерью Елизаветой Васильевной выехали из Шушенского 29 января 1900 года. Кончился срок ссылки Ульянова, его жене полиция предписала некоторое время пожить в Уфе. И вот в начале февраля они прибыли туда. Владимир Ильич сразу назначил день конспиративного собрания местных социал-демократов. Цюрупа тоже получил приглашение. Он с нетерпением ждал встречи с Ульяновым. Каков этот Владимир Ильич? Конечно, смелый, решительный, раз, только вырвавшись из ссылки, без передышки снова берется за дело. Да, такие люди, как Ульянов, нравились Александру. Ведь и сам он после очередного ареста, едва очутившись на свободе, несмотря на пристальный надзор полиции, продолжал революционную деятельность. Для него тоже стало профессией делать революцию.

Квартиру для собрания предоставил старый народоволец О. В. Аптекман. Владимир Ильич поинтересовался входом и выходом, осмотрел двор, узнал, где ближайшая стоянка извозчиков, не близко ли будочники — городовые, — он все предусмотрел на случай появления непрошеных гостей. Аптекман и его жена приготовили незатейливое угощение, положили на отдельный столик игральные карты, чтобы придать собранию видимость безобидной вечеринки.

Соблюдая предосторожности, пришли поодиночке Цюрупа, Покровский, Варенцова, ссыльный из Киева Крохмаль, молодой башкир Хабир, рабочий лесопильного завода, железнодорожник Якутов. Собралось человек двадцать. В столовой стало шумно и тесно. Александр внимательно вглядывался в Ульянова и молодую женщину, которая пришла с ним, — Надежду Константиновну. Коренастый, крутолобый, быстрый в движениях, Ульянов оживленно разговаривал со старой знакомой, ссыльной Варенцовой. Надежда Константиновна взялась помогать хозяйке и с приветливой улыбкой подавала горячий чай, который пришелся очень кстати после уличной стужи.

— Что ж, пора начинать, — напомнил Аптекман. — Говорите свободно, тут все свои. Чувствуйте себя спокойно, дети на улице, в случае чего предупредят.

Речь Ульянова захватила всех своей новизной и убежденностью. Нам, социал-демократам России, говорил он, нужна своя пресса, у которой должна быть ясная, марксистская точка зрения на все происходящее в мире. Разве допустимо, что «Рабочая мысль», например, в своем сентябрьском приложении за прошлый год опубликовала статью ревизиониста Эдуарда Бернштейна без всяких комментариев, согласившись, таким образом, с его взглядами?.. Бернштейн защищает сытую жизнь рабочей аристократии, и такая аристократия уже появилась в рабочем классе некоторых европейских государств… Еще найдутся философы и назовут это социализмом. Некоторые политические деятели авантюрного толка отстаивают социализм только своей нации, своей страны. Скоро папа римский Лев ХIII и султан турецкий заговорят о своем особом социализме. Мы должны пропагандировать свои взгляды. Для этого нам нужна своя общерусская нелегальная политическая газета!

Вот какой план вынашивал Ульянов, находясь в далеком завьюженном Шушенском! Александр вспомнил студенческий журнал «Пробуждение». Рукописный, маленький, порой в одном экземпляре, уже он был страшен кое-кому из правящих кругов в губернском городе Херсоне. А если газета, да всероссийская, да большим тиражом?!

Ульянова засыпали вопросами: когда он предполагает начать такое издание? Есть ли финансы? Какими путями думает его распространять?

— Нет, денег нет, — отвечал Ульянов. — Если даже редакционные сотрудники будут работать совершенно безвозмездно, то все равно потребуются деньги на типографию, бумагу. Нужно начать сбор средств. Каждая копейка рабочего — это взнос на газету. Газету следует издавать где-нибудь за границей, наладить транспортировку. Можно через Варну, Одессу.

Ульянов сообщил, что он сам собирается объехать ряд городов России, чтобы создать опорные пункты будущей газеты.

— Надеюсь, вы согласитесь стать ее агентами здесь, в Уфе? Как назовем газету? Еще не продумал. Мне нравится «Искра». Помните? «Из искры возгорится пламя»…

Присутствующие размечтались. Незаметно пролетело время. Аптекман напомнил: два часа ночи, пора расходиться.

— Да, да, утром на поезд, — сказал Ульянов.

— Как? Уже? Завтра? — разочарованно протянул Цюрупа.

Все разошлись, Цюрупа задержался. Ему хотелось еще поговорить с Владимиром Ильичем.

— Три года назад я приехал в Уфу — дикость, религиозный фанатизм, странные обычаи, первобытные нравы. Никакой организации, никаких кружков, — начал Александр. — За это время собрались в Уфе интересные люди, читаем, учимся. А вашу работу о штрафах, Владимир Ильич, применяем на практике.

— Такие окраины Руси опасны для режима, — серьезно заметил Ульянов. — Когда будет газета, о которой мы говорили сегодня, нам легче станет работать с народом.

В Уфе Владимир Ильич пробыл всего два дня. Ему предстояло посетить в Риге революционера Сильвина, в Смоленске Бабушкина, побывать в Москве, Пскове, других городах. Крупская осталась в Уфе. Цюрупа и Маша, которая стала его женой, навещали ее.

Во второй половине июня 1900 года Ленин вновь приезжал в Уфу. Пробыл он более двух недель, создал крепкий опорный пункт «Искры». Возглавляла его Надежда Константиновна, которая жила в Уфе по март 1901 года. Цюрупа был в числе наиболее активных сторонников «Искры».

Александр Дмитриевич, используя свои обязанности статистика, ездил по деревням, собирал сведения для газеты. Полиция следила за ним, но не задерживала — не к чему было придраться. Уфимский губернатор писал министру внутренних дел России: «Надо бы приостановить временно в Уфимской губернии статистические работы, которые сопряжены с разъездами по губернии статистиков, лиц по большей части с политическим прошлым». Людей, подобных Цюрупе, указывал он, «совершенно невозможно допускать до официального общения с рабочим населением горных заводов губернии… Нельзя допускать распространения революционной пропаганды среди населения…»

Цюрупа замечал, что жандармы следуют за ним по пятам. На Южном Урале оставаться было опасно, он выехал в Питер. Ехал туда, где был Владимир Ильич, хотелось встретиться с ним, посоветоваться…

Ульянов принял Цюрупу как старого друга, спросил о здоровье жены, внимательно слушал подробный рассказ о Южном Урале, товарищах, с которыми там познакомился в девятисотом году.

Ленин ценил жизненную мудрость, природный ум Цюрупы, добросовестность в работе. Исследовательскую работу Цюрупы, написанную вместе с Кудрявцевым, — «Пришлые сельскохозяйственные рабочие на Николаевской ярмарке в местечке Каховке, Таврической губернии, и санитарный надзор за ними в 1895 году» — Ленин использовал, еще когда писал свой труд «Развитие капитализма в России».

— А не поехать ли вам в Харьков? — предложил Ульянов. — Там после первомайской демонстрации арестованы многие наши товарищи, нужно поддержать местных социал-демократов, оживить их работу.


По дороге в Харьков Александр Дмитриевич заехал в родной Херсон. Все здесь показалось ему теперь маленьким, необычайно тихим и пустынным. Александр Дмитриевич узнал о судьбе братьев. Егор Дмитриевич учился в Петербурге, Виктор Дмитриевич был в дальнем плавании, Николай и Лев, как и он сам, находились на нелегальном положении. Мать постарела, осунулась.

— Наше время придет, — утешал ее Александр. — Но за него мы должны бороться, пойми нас.

— Что ж, я все понимаю, сынок, поезжай туда, где ты нужен.

Приехав в Харьков, Цюрупа вошел в состав местного комитета РСДРП. Он и здесь продолжал работать статистиком и летом 1901 года руководил забастовкой статистиков города. А когда Цюрупу вместе с другими «бунтовщиками» уволили со службы, забастовали триста служащих земства. Губернатор вынужден был докладывать об этом министру внутренних дел России Сипягину.

На Тарасовке, далекой тогда окраине Харькова, в низеньком домике тайно собирались рабочие-активисты. Социал-демократ Шеренков привел сюда Александра Цюрупу.

Цюрупа руководил подготовкой первомайской демонстрации харьковских рабочих и студентов. Но полиция и здесь выследила его: фотографии Цюрупы имелись во всех полицейских участках. Пришлось уехать и из Харькова.

Затем по заданию партии Цюрупа выехал в Тамбов. Но прежде он побывал в городе Николаеве, где встретился с братом Николаем, чтобы наладить связь херсонской группы социал-демократов с «Искрой».

Загрузка...