Эшелоны жизни

Народный комиссар

В Петрограде, в Белом зале Смольного, 26 октября в 10 часов 45 минут вечера начал работу II Всероссийский съезд Советов. Царило приподнятое настроение. Сообщение о взятии Зимнего дворца было встречено овацией. К полуночи на съезде появился Ленин. Он выступил с докладами о мире и земле.

Все было новым, необычным, запоминающимся навсегда. Впервые в истории формировалось истинно народное, рабоче-крестьянское правительство.

— Как назовем его членов? Министрами? Нет, лучше народными комиссарами, это будет понятнее простым людям, — говорил Владимир Ильич.

Народным комиссаром продовольствия был назначен товарищ Шлихтер. Стал вопрос о его заместителе.

— Есть у меня один человек на примете, — сказал Владимир Ильич. — Цюрупа Александр Дмитриевич. Убежденный революционер-большевик, еще искровской закалки. Скромный человек, не оратор, не писатель, но прекрасный организатор, практик, труженик… Пока многие наши товарищи на местах после февраля митинговали и дискутировали, он там, в своей Уфе, копил хлеб для революции. И теперь двинул этот накопленный хлеб к нам сюда. С этим хлебом мы одолеем Керенского!

Узнав от Кривова, что Цюрупа в Москве, Ленин предложил немедленно вызвать его в Питер. И вот Цюрупа в Питере. Он вошел в приемную Ильича — большую комнату, разгороженную двумя деревянными диванами на две неравные части. Александр Дмитриевич снял бекешу и папаху, постучал в дверь.

— Да, да, войдите, — услышал голос Владимира Ильича.

Ленин поднялся ему навстречу.

— Очень ждем вас. Как Мария Петровна, дети? Живы-здоровы? Очень хорошо. Мы вызвали вас потому, что хотим назначить товарищем народного комиссара продовольствия.

— Владимир Ильич, я никогда не занимал государственных постов, — возразил Цюрупа.

— Я ведь тоже не занимал, — ответил Ленин. — Кстати, вот у меня на столе телеграмма с просьбой помочь в продвижении эшелона с тридцатью тысячами пудов зерна из Уфы. Ведь вы отправляли телеграмму.

— Я…

— Я так и понял. И еще будут эшелоны из Уфы? Будут. Это хорошо. Кто организовал их? Вы с вашими земляками. Так вот, займитесь этим делом во всероссийском масштабе. Это сейчас крайне необходимо.

Решили, что Цюрупа еще раз съездит в Уфу, откуда отправит еще несколько эшелонов зерна. Там он задержался дольше, чем предполагал, — из-за болезни, но и больной, выполнял обещание, данное Ильичу.

Спустя два месяца Цюрупа был утвержден народным комиссаром продовольствия.

…Товарный эшелон из тридцати вагонов, набитых зерном — в каждом по тысяче пудов, стоял на втором, запасном пути степного разъезда где-то между Уфой и Бугульмой.

Хлеб везли голодающему Петрограду, поезд отправили сквозным маршрутом. Было у железнодорожников и несколько винтовок: в свободное от работы время они несли охранную службу.

— Как нас провожали! — сказал пожилой черноусый машинист. — С речами, знаменами, с музыкой. А мы в пути вторую неделю. Этак зерно попреет.

Машинист был уважаемым человеком, большевиком, именно его отправили в этот почетный рейс, и в пути вся бригада называла его комиссаром. В Уфе каждому члену бригады крепко пожал руку Александр Дмитриевич Цюрупа. Речь его была короткой:

— Вы первые из уфимцев сопровождаете сквозной маршрут такого дальнего следования. В условиях теперешней разрухи это нелегко. Помните, товарищи, революционный Петроград ждет нашей помощи. Надеемся, что вы с честью выполните это важное поручение… На днях я сам поеду в Питер, надеюсь, вы меня опередите…

В пути много было хлопот. У самого разъезда, недалеко от Бугульмы, в одном из вагонов заклинилась колесная пара, поползла по рельсам, с трудом сменили ее на ближайшей станции. Зерновой маршрут двинулся дальше на запад. Он пробивался сквозь дожди и метели, по нескольку дней простаивал на тех станциях, где сильно еще было влияние меньшевиков и эсеров. И шли, обгоняя его, правительственные телеграммы, содержащие требование немедленно, во что бы то ни стало, вне всякой очереди продвигать зерновые маршруты.

Именно в те дни В. И. Ленин послал телеграмму уполномоченным ЦК на Украину: «Ради бога, принимайте самые энергичные и революционные меры для посылки хлеба, хлеба и хлеба!!! Иначе Питер может околеть».

Когда же он узнал, что из Уфы идет маршрут с зерном, приказал проследить за его продвижением, ускорить доставку хлеба в Петроград и Москву.

Остановки были долгими. После Бугульмы ехать предстояло через Симбирск, Инзу, Рязань, Москву, Бологое, а тут еще непогода.

Но поезд шел и шел, изгибаясь на кривых путях…

А Цюрупа в то время был уже наркомом продовольствия. Он лично следил за продвижением этого и других маршрутов. Бригаду в Петрограде встретили с музыкой, речами. Сам нарком приехал на станцию.

— Я отправлял вас, я и встречаю, — заметил он. — Нам бы в наркомат знающего железнодорожника. Пойдете к нам? — спросил он машиниста.

Тот поежился:

— Домой бы, соскучился.

— Ну, ну, — согласился Цюрупа. Он понимал машиниста. Ему самому хотелось на крыльях полететь к жене и детям, оставшимся в Уфе.

…Советская республика переживала невероятные трудности. Костлявая рука голода буквально хватала за горло. Холодно было на улицах, не теплее и в домах. Советское правительство во главе с Лениным прилагало героические усилия, чтобы наладить в первую очередь транспорт, заготовить и привезти в центральные районы хоть сколько-нибудь хлеба, топлива, накормить и обогреть рабочих, пустить стоявшие заводы и фабрики.

У магазинов на кварталы растянулись живые хвосты очередей. С ночи, подтанцовывая от холода, забегая на несколько минут в ближайшие подъезды обогреться, дежурили в очередях старики, женщины, дети, надеясь получить хоть по полфунта хлеба.

А хлеб был похож на глину — в нем больше примесей, чем муки. Но хорошо еще, если и такой будут выдавать сегодня! А то выйдет человек из магазина, скажет:

— Сегодня хлеба не будет, не привезли.

— Когда же, когда привезут?

Тот только пожмет плечами…

«Да, трудно в разрухе, которую получила в наследство от старого режима Советская власть, наладить снабжение населения, — думал Александр Цюрупа, — идут один за другим зерновые маршруты, да когда они прибудут?» У спекулянтов, мешочников за баснословную цену можно еще купить буханку на Сухаревском рынке в Москве, на миллионке в Питере, но где трудовому человеку взять столько денег?

Цюрупа шел в Аничков дворец, где после революции разместились чиновники бывшего министерства продовольствия.

— Кого надо? — загородил дверь важный швейцар. — Сегодня день неприсутственный.

— Разве во дворце никого нет? — спросил Цюрупа.

— Есть-то есть. Да никого пускать не велено. А вы кто будете? — задал он вопрос посетителю.

— Я от Советского правительства, народный комиссар продовольствия. Показывайте, куда идти.

— Пожалуйте, проведу.

Они пошли по пустым и холодным коридорам. Цюрупа остановился у открытых дверей довольно большого зала с высоким потолком, никем не замеченный, стал слушать. В креслах сидело много чиновников. Выступал уже знакомый по Московскому совещанию Громан. Да, именно он верховодил в Москве на продовольственном съезде в середине ноября 1917 года, всеми силами старался очернить большевиков. Он и теперь выкрикивал:

— Мы переживаем последние трагические часы власти большевиков! На путях Николаевской железной дороги стоит вагон для большевистских лидеров, готовящихся сбежать. Псков и Ревель не отвечают на телефонные вызовы, там уже немцы. Через несколько дней они будут здесь. Посольства спешат покинуть Петроград. Всюду идет гражданская война, борьба за власть. Кто поддерживает Ленина? Кучка! По крайней мере в этом зале я не вижу ни одного сторонника большевистского направления. Думаю, все подтвердят это.

— Напрасно вы на это рассчитываете, — громко сказал Цюрупа, и все повернулись в его сторону.

Громан осекся. Он тоже узнал Цюрупу. Но все же с вызовом спросил:

— Кто вы такой? С кем имеем честь?

— Я народный комиссар продовольствия, — представился Цюрупа.

Последовало секундное замешательство, затем, как и в ноябре минувшего года, из зала завопили:

— Насильники! Убийцы! Немецкие шпионы! Долой Совет депутатов! Да здравствует Учредительное собрание!

Цюрупа стоял перед безумствующими, беснующимися чиновниками. Казалось, сейчас разорвут его на части, растопчут. Но он был спокоен. Нет, не осмелятся тронуть народного комиссара.

Он заметил, что бесновались далеко не все. Вон хотя бы тот, молоденький, с бородой. Молчали и те, кто был рядом с ним. Присматривались.

Цюрупа пришел в министерство один. Вскоре подошли будущие члены коллегии наркомпрода. Первый и постоянный заместитель, коренастый, плотный, в защитном френче, с наганом в кобуре, Николай Павлович Брюханов. Высокий и стройный Мирон Константинович Владимиров, уфимский товарищ Цюрупы Алексей Иванович Свидерский, прапорщик Петр Кузько. Последним зашел жгучий брюнет, Дмитрий Мануильский, большевик с большим подпольным стажем. Не было среди пришедших Шлихтера и Якубова, которые тоже входили в коллегию наркомпрода: в данный момент они были в отъезде.

Чиновники попритихли.

— Перейдем к текущим делам, — начал Цюрупа. — Народу нужен хлеб.

— Крестьяне большевикам хлеба не дадут! — выкрикнул Громан.

Цюрупа возразил:

— А вот в одном уезде Уфимской губернии собрали мы бедноту, роздали помещичьи земли и скот, и представьте — подвоз хлеба сразу увеличился. Не везет хлеб сельская буржуазия, и мы объявим ей бой.

— Не успеете! Ваши дни сочтены, товарищи большевики! — сказал Громан.

— Это мы еще поглядим. А вот эшелоны с хлебом из Уфимской губернии идут, сам отправлял.

— И больше ниоткуда, — съязвил Громан. — Мы не будем бороться, мы соблюдаем нейтралитет.

Он направился к дверям, воскликнул:

— Кто соблюдает нейтралитет — за мной!

Чиновники стали уходить. Члены коллегии их не задерживали, провожали молчаливыми взглядами.

Но человек пятьдесят не покинули зал. Они сгруппировались вокруг замеченного ранее Цюрупой бородатого чиновника с живыми, молодыми глазами. Тот понял, что новый нарком ждет его слова, произнес:

— Мы, социалистическая часть комитета служащих, согласны с вами работать.

— Вот и прекрасно. Как ваша фамилия? — спросил Цюрупа.

— Шмидт, Отто Юльевич, — представился бородач. — Я эсдек, интернационалист и с Громаном не согласен.

— Тогда пойдемте, ознакомите нас с положением дел.

Отто Юльевич провел членов коллегии в кабинет министра. Собственно, здесь уже побывали два наркома, Теодорович и Шлихтер, Цюрупа был третьим. Теодорович вышел из правительства, Шлихтеру поручили дела в других губерниях, в тех, где складывалась особенно тяжелая обстановка. Шмидт рассказывал обо всем, что знал, активно помогал Цюрупе. Цюрупа сразу решил ввести его в состав коллегии. Они вели разговор о наличных ресурсах.

— Невелики ресурсы, — заметил Брюханов. — Придется основательно поработать. Нужна монополия… Твердые цены… Товары…

— Может, начнем с аппарата? — спросил Свидер-ский. — С кем работать будем?

— Конечно, с аппарата. Я уже думал, как его наладить, — отозвался Цюрупа. — Нужен строгий централизм всей продовольственной системы, четкая структура, гласность и отчетность, военная дисциплина.

…Вскоре в Наркомат продовольствия явились и многие из тех служащих, что кричали в зале бранные слова против большевиков. Цюрупа разговаривал с каждым, Отто Юльевич Шмидт помогал ему разобраться в людях. Пришел и Громан с предложением своих услуг. Цюрупа потребовал от Громана подробнейшей информации о хлебных запасах.

Недолго работал комиссариат продовольствия в Аничковом дворце. На следующий день после прихода сюда Александра Дмитриевича, 26 февраля 1918 года, Совет Народных Комиссаров на закрытом заседании постановил «перевести столицу Советской России из Петрограда в Москву. Для этого осуществить переезд всех центральных правительственных учреждений».

…Страна голодала, но чувство интернационализма было настолько велико у советских людей, что, когда в Финляндии вспыхнула революция, Советская Россия ни минуты не колебалась в вопросе: оказывать или нет ей помощь.

В Питер, к Ленину, приехали финны, его старые друзья по подполью, делегацию возглавил коммунист Адольф Тайми.

— Голодаем, Владимир Ильич, нам бы хлеба…

Тогда в эфир полетела телеграмма, удивившая весь мир:

«Всем, всем, всем. Сегодня… петроградские рабочие дают десять вагонов продовольствия на помощь Финляндии». И это во время голода в России! Кроме того, Ленин сказал Тайми, что хлеб есть в глубине страны, немало его в Сибири, а везти не на чем. Транспорт разрушен, нет паровозов.

— Вы, финны, имеете все: и свои паровозы, и свои вагоны. А что бы вам самим послать поезда в Сибирь! У вас есть бумага, папиросы, кажется, хороший текстиль, сельскохозяйственные машины — пошлите их в обмен крестьянам-сибирякам и везите оттуда хлеб!

Финны поддержали эту идею. Они успели отправить в Россию четыре сквозных маршрута. Комиссаром первого был Яков Рахья, брат Эйно Рахья, который в июльские дни 1917 года охранял Ленина и сопровождал его в Смольный в октябрьскую ночь. Яков Рахья получил мандат:

«Народный комиссариат путей сообщения… Сие выдано главному уполномоченному железных дорог Финляндской республики по отделу тяги тов. Я. Рахья в том, что на него возложено финляндской революционной рабочей и крестьянской властью приобретение в пределах Российских республик продовольствия для нужд голодающих рабочих и крестьян Финляндии, а потому предлагается всем главным, районным и местным комитетам, железнодорожным организациям и отдельным лицам, до коих это будет касаться, оказывать полное и реальное содействие тов. Рахья к возможно успешному осуществлению возложенной на него задачи. Народный комиссар путей сообщения Невский…»

Ленин прочел эту бумагу и собственноручно приписал:

«С своей стороны прошу оказать всяческое и всемерное содействие товарищу Якову Рахья и его отряду. В. Ульянов (Ленин)».

В Хельсинки успел вернуться лишь первый поезд. Это был всенародный праздник. Вернулся он из Омска 30 марта 1918 года. Встретить его на станцию Рахимяки выехали все члены революционного правительства Суоми. На каждой станции до Хельсинки толпы народа приветствовали поезд, украшенный красными флагами. Несмотря на сильный дождь, сотни людей ждали поезд на вокзале и встретили его пением «Марсельезы». В результате хлебный паек (в пересчете на муку) был увеличен со ста до ста шестидесяти граммов в день.

Второй поезд дошел до Выборга, третий остался в Петрограде — к этому времени революция в Финляндии была жестоко подавлена буржуазией. Четвертый поезд пришел в Сибирь уже в разгар контрреволюционного восстания и попал в руки колчаковцев, которые отобрали у железнодорожников-финнов вагоны и паровоз.

После подавления революции в Финляндии тысячам красногвардейцев-финнов удалось уйти в Советскую Россию, где они присоединились к Красной Армии. Остался с большевиками и Адольф Тайми. Он был главным комиссаром семи маршрутных поездов за хлебом. Их составили в паровозном депо Петроград-Финляндский и отправили в Поволжье, Сибирь, на Украину. Штаб-квартира Тайми была в Мелекесе, к элеваторам которого стекался хлеб из Заволжья.

Александр Дмитриевич Цюрупа с особой любовью вспоминал потом молодого, девятнадцатилетнего, силача — машиниста Вольдемара Матвеевича Виролайнена. Вольдемар разыскал на паровозном кладбище «старика» — паровоз 293-й, на котором дрова в топку подбрасывал Владимир Ильич, отремонтировал эту хдашину, год работал на ней, возил с бригадой хлеб по распоряжению наркомпрода. Из депо бригада была отчислена, у наркомпрода в штатах она тоже не значилась, члены бригады не получали зарплаты. Но они не думали о ней, довольствуясь только красноармейским пайком…

…Виролайнен впоследствии окончил Академию железнодорожного транспорта, осваивал Турксиб, в дни Великой Отечественной войны служил на Кировской дороге и в феврале 1943 года привел в Ленинград первый после блокады поезд с продовольствием…