Эшелоны жизни

Битва за хлеб

Накинув бекешу на плечи, Александр Дмитриевич напряженно работал в своем холодном кабинете. Он выполнял срочное задание Ленина — писал проект обращения к народу.

Шел апрель восемнадцатого года. Еще не исчезли снежные сугробы, но их уже подтачивали говорливые ручейки. Настроение наркома было далеко не весеннее — он думал о насущном хлебе, о надвинувшемся на страну голоде, который к весне еще больше усилился.

Хлеб держали в закромах два миллиона кулаков России. Цюрупе сообщили, что в одной Алтайской губернии кулаки пережгли на самогон пятнадцать миллионов пудов зерна. Не лучше было и в других местах. Мешочники вывезли из Курской губернии пять миллионов пудов зерна. Распоясались спекулянты, мародеры.

Ленин писал: «…на почве голода вспыхивают, с одной стороны, восстания и бунты измученных голодом людей, а с другой — бежит огоньком с одного конца России на другой полоса контрреволюционных восстаний, заведомо питаемых и денежками англо-французских империалистов, и усилиями правых эсеров и меньшевиков…»

Со всех сторон слышалось: «Хлеба! Давайте хлеба!» И обращение к народу Александр Дмитриевич писал о хлебе. Взглянув на часы, он торопливо сунул бумаги в портфель, зашагал к двери.

— Я в Совнарком, — коротко сказал он секретарю. Совнарком заседал в большой, с цветными обоями комнате. Под высоким потолком висела богатая люстра, но свет излучали одна яркая лампа под ней и две боковые, менее яркие, в плафонах: электричество надо было беречь. Эту комнату хорошо знал Цюрупа. На письменном столе Владимира Ильича ничего лишнего: простой чернильный прибор с пресс-папье, подсвечник с запасной свечой, только те бумаги, которые в данный момент нужны. За спиной Ленина, по бокам обитой двери с тяжелой портьерой, два широких шкафа, до отказа набитых книгами. Над одним из них табличка: «Курить строго воспрещается». На стене по левую руку Ильича — географические карты, у которых не раз простаивали Ленин, Свердлов, Цюрупа, обсуждая, как идут эшелоны с хлебом или горючим, решая сложнейшую задачу продвижения их сквозь огонь кулацких восстаний.

К столу Ленина примыкал другой — длинный и широкий, накрытый скатертью с бахромой, за ним сегодня сидели члены Совнаркома и приглашенные на заседание — их было человек шестьдесят.

— Александр Дмитриевич, приготовили? — спросил Ильич.

Цюрупа вынул из портфеля бумаги.

— Написал, как сумел, поправите, если что…

— Читайте, читайте. — Ленин взглянул на лежащие на столе часы. — Десять минут хватит?

Цюрупа кивнул и начал:

— «Война, вызванная борьбой между капиталистами из-за дележа их грабительской добычи, привела к неслыханной разрухе. Преступная спекуляция и погоня за наживою, особенно в среде богатых классов, обострила еще более эту разруху, довела до мучений голода и безработицы сотни тысяч и миллионы людей. Необходимость чрезвычайных мер для помощи голодным и для беспощадной борьбы с спекулянтами побуждает Рабочее и Крестьянское правительство установить, как закон Российской Республики, следующие правила…»

Присутствующие слушали Цюрупу с большим вниманием. Цюрупа предлагал текст обращения к гражданам России. Ленин вслушивался в его слова, будто взвешивая каждую фразу. Да, здесь все необходимо. В обращении обстоятельно и подробно излагается положение дел в стране. Партии нечего скрывать от народа, она просит трудящихся помочь в борьбе с голодом — этим злейшим врагом Советской власти…

Цюрупа перечислял конкретные меры, о которых он предварительно советовался с Лениным:

«Надо ввести в стране продовольственную диктатуру».

«Организовать продовольственные отряды. Без помощи рабочих компрод есть нуль».

«Найти новую форму организации крестьянских масс, главным образом бедняков. Они разыщут кулацкий хлеб, помогут его вывезти, затем объединятся в товарищества по совместной обработке земли».

Цюрупа сказал:

— Прошу дать чрезвычайные полномочия нар-компроду. Прошу решительно отстранить всех, кто мешает, кто не хочет работать.

Участники заседания насторожились: о каких мерах говорит Александр Дмитриевич? Кто и что мешает? Пусть объяснит.

— Многим не нравится хлебная монополия, — продолжал Цюрупа. — Однако у нас нет другого выхода. Московские продовольственные органы помимо нас засылают своих агентов в губернии для закупок хлеба по завышенным ценам, и это губит дело. Я знаю: мне будут возражать московские руководители, они настойчиво атакуют не только меня, но и Совнарком. Товарищи Рыков и Каменев требуют сместить наркомпрода, а иные даже советуют предать меня суду: я, дескать, не даю москвичам хлеба. Дело нужно делать централизованно, прекратить хаос.

— Раз сами не справляетесь, почему другим не даете заготавливать хлеб? Можно заплатить и дороже, если голод, — посыпались реплики.

Но Ленин сказал:

— Все это необоснованные обвинения. Продолжайте, Александр Дмитриевич. Если предавать суду вас, то заодно надо и нас, ЦК. Ведь мы делаем одно общее дело. Я считаю, что следует вынести специальное постановление: «Совет Народных Комиссаров утверждает политику комиссариата продовольствия как политику Совета Народных Комиссаров». Кто за, прошу голосовать. Большинство.

Быстрое и решительное заступничество Ленина приободрило Цюрупу. Он продолжал:

— Мы победим лишь в том случае, если создадим дисциплинированный и всеобъемлющий продовольственный аппарат. Цены на хлеб поднимать нельзя. Если поднять — крестьяне хлеб не повезут, а, как при Керенском, будут ждать дальнейшего повышения цен. Вятский подкомитет поднял цены в два с половиной раза и остался без хлеба. В Харькове Центральная рада отменила хлебную монополию, и теперь там пуд хлеба стоит четыреста рублей… Я подготовил декрет о монополии хлебной торговли. В нем предусматривается другая мера борьбы с саботажем кулаков: в случае обнаружения у кулака хлеба, не заявленного к сдаче, половину стоимости следует выплатить тому, кто указал ка сокрытые излишки…

— Это уж слишком! — возразил Рыков. — Такой декрет издавать нельзя!

— Почему нельзя? — вмешался Ленин. — Надо еще внести в декрет положение о том, что трудящиеся, неимущие и не имеющие излишков крестьяне должны объединиться для беспощадной борьбы с кулаками.

— Считаю, что необходимо дать чрезвычайные полномочия наркомпроду, — продолжал Ленин. — Вы, Александр Дмитриевич, должны стать хлебным диктатором. Подготовьте, пожалуйста, соответствующее постановление, — заключил Ильич.

Проект декрета о чрезвычайных полномочиях народного комиссара по продовольствию обсуждался в Совнаркоме 8 мая 1918 года. Ленин сделал по проекту ряд замечаний. Левые эсеры, входившие в правительство, протестовали против проекта, Рыков также был категорически против. Создали комиссию для доработки документа, сроку дали одни сутки. 9 мая на Совнаркоме вновь выступил Рыков. Он был против чрезвычайных мер и вообще против хлебной монополии. Однако Совнарком утвердил декрет, представленный Цюрупой с поправками Ленина.

Как и предсказывал Владимир Ильич, настоящий бой по вопросу о продовольственной диктатуре разгорелся в Центральном Исполнительном Комитете. Против Цюрупы рьяно выступали правые эсеры. Левые помалкивали, колебались. Меньшевики же — Мартов и Дан открыто смеялись над Цюрупой, бросали язвительные реплики, предсказывали полный провал всей продовольственной политики. От имени большевиков выступил Шлихтер. Горячо поддержал Цюрупу Председатель ВЦИК Яков Михайлович Свердлов. Большевики победили при голосовании.

Декрет о продовольственной диктатуре был принят. Он гласил:

«Гибельный процесс развала продовольственного дела страны, тяжкое наследие четырехлетней войны, продолжает все более расширяться и обостряться. В то время, как потребляющие губернии голодают, в производящих губерниях в настоящий момент имеются по-прежнему большие запасы даже не обмолоченного еще хлеба урожаев 1916 и 1917 годов. Хлеб этот находится в руках деревенских кулаков и богатеев, в руках деревенской буржуазии. Сытая и обеспеченная, скопившая огромные суммы денег, вырученных за годы войны, деревенская буржуазия остается упорно глухой и безучастной к стонам голодающих рабочих и крестьянской бедноты, не вывозит хлеба к ссыпным пунктам в расчете принудить государство к новому и новому повышению цен и продает в то же время хлеб у себя на месте по баснословным ценам хлебным спекулянтам-мешочникам.

Этому упорству жадных деревенских кулаков-богатеев должен быть положен конец… На насилия владельцев хлеба над голодающей беднотой ответом должно быть насилие над буржуазией…»

Правительство призвало трудящихся беспощадно бороться с кулаками. Предъявлять к сдаче весь избыток хлеба, сверх количества, необходимого для обсеменения полей и личного потребления.

Нарком продовольствия получил право издавать постановления по продовольственному делу, носящие обязательный характер, отменять ошибочные постановления местных органов, применять в случае надобности вооруженную силу, увольнять, смещать, предавать революционному суду, подвергать аресту лиц, мешающих делу. Это было началом похода против кулака, за хлеб. Огромная ответственность была возложена на плечи народного комиссара продовольствия А. Д. Цюрупы.

Ленин внимательно следил за претворением декрета в жизнь, заботился о разъяснении его населению. 28 мая на заседании Совнаркома он вновь обратился к Цюрупе:

— Завтра к шести часам вечера представьте проект обращения к населению, положив в основу: 1. Катастрофическое положение страны в отношении продовольствия. 2. Обеспечение фабрично-заводских и железнодорожных рабочих и рабочих водного транспорта хлебным пайком в 4 раза большим против нормы. 3. Точнее, яснее, популярнее объясните невозможность самостоятельных заготовок, необходимость централизации в деле продовольствия. 4. Полнее использовать транспорт, централизовать его. 5. Создать массовые силы из отборных людей, которые при помощи военной силы осуществят хлебную монополию.

Вскоре появилось еще одно воззвание к народу, Оно требовало:

«Ни шагу в сторону от хлебной монополии? Ни малейшего увеличения твердых цен на хлеб! Никаких самостоятельных заготовок! Все выдержанное и дисциплинированное и сознательное в единый организованный продовольственный строй!»[1]

Совнарком постановил объединить силы всех продовольственных организаций для борьбы с голодом. В обращении говорилось, что отказ от такого соединения сил означал бы отказ поддержать Советскую власть, отказ помочь общерабочей и общекрестьянской борьбе с голодом. Только в соединении сил спасение от голода. «Никаких сепаратных действий! Полный революционный порядок в стране! Война кулакам! Сим и только сим, товарищи рабочие и голодающие крестьяне, вы победите голод и пойдете к другим победам по пути к социализму. Все другие пути ведут к усилению голода и гибели Революции».

На одном из следующих заседаний Совнаркома Цюрупа докладывал:

— Все же некоторые железнодорожные организации, водники, рабочие металлургических заводов продолжают самостоятельно посылать своих представителей за хлебом.

И вновь было заявлено, что отдельные самостоятельные заготовки — гибель всего продовольственного дела, гибель революции.

Конечно, спекулянты всячески старались обходить законы. Иногда нарушали их и трудящиеся.

Выксунские рабочие, например, телеграфировали Ленину, что они, вконец изголодавшись, едут на пароходах со своим отрядом и пулеметами добывать хлеб силой.

Было решено не мешать выксунцам, но направить их усилия в организованное русло. Ленин ответил на телеграмму:

«Я очень надеюсь, что выксунские товарищи рабочие свой превосходный план массового движения с пулеметами за хлебом осуществят как истинные революционеры, то есть дав в отряд отборных людей, надежных, неграбителей и для действия по нарядам в полном согласии с Цюрупой, для общего дела спасения от голода всех голодных, а не только для себя».

Именно такими представлял себе Ленин продовольственные отряды, которые зародились в восемнадцатом году.

Тонкой ниточкой на карте России пролегла линия железной дороги Царицын — Москва. По ней должны были идти эшелоны с хлебом — эшелоны жизни. Путь через Царицын был единственной дорогой, связывающей центр с Донбассом, Кубанью. Царицын был ключом к богатствам юго-востока — к хлебу, мясу, рыбе, нефти. Там действовал энергичный организатор снабжения товарищ Якубов. Его вызвали на коллегию наркомпрода в Москву, он рассказал:

— Мы бы дали немало хлеба, так ведь нет порядка ни в городе, ни на железной дороге. Пути часто перерезают банды. Приходится бороться с анархистами, которые понаехали в Царицын после взятия Ростова белыми. Ограбив ростовские банки и магазины, анархисты нацеливаются на царицынские. Дело доходит до артиллерийских перестрелок…

Цюрупа командировал в Царицын членов коллегии наркомпрода Шлихтера, Шмидта, Свидерского, они подтвердили слова Якубова и добавили:

— В Нижнем Поволжье есть тысячи преданных нам людей, есть заготовительный аппарат, но нет твердых цен, их отменили местные Советы, потому процветает спекуляция. На маленьких станциях вокруг Царицына по заводам и депо скопилось много паровозов, можно пустить на Москву до десятка маршрутных поездов в сутки. Если хорошо поработать месяц, мы додержимся до нового урожая.

Александр Дмитриевич предложил использовать для борьбы за хлеб и армию. С этим он пришел на очередное заседание Совнаркома.

Ленин, как обычно, председательствовал. Цюрупа присел к столу, написал записку: «Владимир Ильич! Как решен вопрос об использовании армии для борьбы для взятия хлеба? И если он решен утвердительно, то как это дело будет оформлено — в порядке ли соглашения с комиссариатом военным или в порядке издания декрета».

Ленин пробежал глазами записку, дважды подчеркнул слова: «…в порядке ли соглашения с комиссариатом военным», написал на обороте: «Именно в таком порядке…»

Цюрупа удовлетворенно кивнул и передал Ленину новую записку: «Сталин согласен ехать на Северный Кавказ. Посылайте его. Он знает местные условия…»

Ленин ответил: «Я согласен вполне…»

Прибыв на место, Сталин сообщил Ленину, что действительно поезда с продовольственными грузами стоят на станциях без движения из-за разгильдяйства служащих. Ленин ответил немедленно: «Принимаем все меры… Шлите маршрутные поезда с тройной охраной. Саботажников и хулиганов арестуйте и присылайте сюда. Предсовнаркома Ленин».

Белогвардейские банды были главной опасностью, подстерегавшей заготовителей в пути. Генерал Краснов стал одним из главарей белого воинства на юге. Не имея сил овладеть Царицыном, Краснов решил пока что перерезать железнодорожную линию, связывающую Царицын с центром, захватить для этого небольшую станцию Алексиково. Конные казачьи части генерала Краснова стали тайно продвигаться к указанному пункту.

Между тем и с Восточного фронта шли безрадостные вести. 7 июня обманутый контрреволюционерами восставший чехословацкий корпус занял Омск, 8-го — Самару. Цюрупа понимал, что создалась угроза отрезать Царицын. Нужно было спешить. Он снарядил группу организаторов, которые, добравшись до Царицына, горячо принялись за дело, к 13 июня подготовили к отправке из Царицына полмиллиона пудов хлеба, полторы тысячи голов скота.

Спешили не напрасно. В ночь на 13 июня белоказаки Краснова и Мамонтова захватили станции Кривая Музга и Алексиково.

Оправившись после внезапного удара, красноармейцы предприняли контратаку. Завязались ожесточенные бои, которые продолжались двое суток без перерыва. Красная Армия дралась за хлеб, за жизнь Страны Советов. У беляков были отбиты Кривая Музга, Алексиково, занято Урюпино. Железнодорожное сообщение было восстановлено, и тотчас несколько эшелонов с хлебом прорвались в Москву.

Подоспевшие казачьи части потеснили красных, перерезали путь. Тронувшийся было поток эшелонов с хлебом и скотом застрял у Царицына. Такое положение было нетерпимо.

Ленин вызвал Цюрупу, других членов правительства. Они долго совещались у карты России. Что же делать? Отбить у беляков всю линию Царицын — Поворино и охранять ее солидными силами. Эта стратегическая задача ясна. Но пока… Взор Ильича все чаще обращался к Волге, этой главной водной артерии страны.

— Вот и я прикидываю, — сказал Цюрупа. — Что, если направить грузы водой, вверх по Волге? Саратов — большой порт, должен справиться с таким делом…

Работа над осуществлением этого плана началась немедленно. Верные люди были посланы в приволжские города, выяснялось наличие барж, пароходов, готовились паровозы, вагоны. Цюрупа сутками не выходил из наркомата. Волжским вариантом доставки продовольствия были заняты все члены коллегии наркомпрода. В Москве, Царицыне, Саратове…

Наконец Александр Дмитриевич доложил Владимиру Ильичу:

— По Волге идет караван с продовольствием!

— Отлично! — обрадовался Ильич. — Волга-матушка не раз еще выручит Россию. Теперь надо следить и следить, чтобы в пути ничего не случилось.

Волга ожила. В портах Царицына, Саратова шла погрузка. Задымили пароходы, буксиры потянули пузатые баржи.

А через несколько дней пришла еще одна радостная телеграмма: красные войска, в составе которых к тому времени появились первые конные соединения, прочно овладели станцией Алексиково.

Это еще не было полной победой. Белые наступали. Они захватили город Тамбов. Буквально обложили дорогу на Москву, пытаясь сорвать планы снабжения центрального района страны. Для защиты железной дороги были посланы все ближайшие заградительные отряды. Эшелоны, как того требовал Ильич, сопровождала усиленная, тройная охрана. Нередко завязывались бои, немало красных бойцов пало в этой битве за хлеб, без которого нельзя было спасти революцию.

21 июня 1918 года в газете «Беднота» была опубликована речь Владимира Ильича Ленина о продовольственных отрядах, произнесенная накануне.

«Из моих объездов по московским рабочим кварталам я вынес твердое убеждение, что все рабочие массы проникнулись мыслью о необходимости создания продовольственных отрядов… Продовольственный вопрос — самый больной вопрос нашей революции. Все без исключения рабочие должны понять, что борьба за хлеб — это их дело».

Ленин предупреждал: нужно строго следить за тем, чтобы к продотрядам не могли пристать хулиганы и жулики. Он предлагал привлекать к походу за хлебом и беспартийных, если известно, что это вполне честные и порядочные люди. Обещал, что Совнарком окажет самую широкую помощь продотрядам деньгами, мануфактурой, оружием.

Продовольственные отряды были призваны помочь партии выполнить трудную задачу борьбы с голодом. Питерский пролетариат не раз спасал революцию. К нему и на этот раз обратились вождь революции Ленин и нарком продовольствия Цюрупа. 21 мая 1918 года, за месяц до указанного выступления Ленина, они писали рабочим молодой Страны Советов:

«…Надо бороться за хлеб! И мы призываем вас к этой борьбе. Записывайтесь в ряды продовольственных отрядов, организуемых Комиссариатом продовольствия! Оружие и необходимые средства будут даны вам. Иных мер против протягивающейся костлявой руки голода, которые дали бы немедленно положительные результаты, нет… Немедленно открывайте беспощадную борьбу с кулаками, мародерами, спекулянтами и дезорганизаторами за хлеб!»

Из Москвы было послано питерским рабочим специальное письмо о голоде. Питерцы сразу откликнулись на призыв. Уже через десять дней в деревни ряда губерний отправились первые продовольственные отряды — первые пятьсот человек.

А в Москве Александр Дмитриевич Цюрупа лично отбирал в продовольственные отряды самых преданных людей, главным образом рабочих. Отменные кадры продбойцов посылались организациями Ленинского союза молодежи.

…В военно-продовольственном бюро на Кузнецком мосту собрались будущие продармейцы. Прибывший к ним нарком продовольствия, оглядев молодые, почти детские, задорные лица, поколебался:

— Товарищи, да ведь каждому из вас не больше шестнадцати лет! Знают ли ваши родители о том, что вы едете с продотрядами?

— Знают! — хором ответили бойцы.

— И матери не против?

— Не-ет! — раздался дружный ответ.

— Голод не тетка, — солидно пробасил кто-то.

Цюрупа покачал головой. Ой ли? Наверное, многие просто сбежали из дому. Можно ли на них положиться? Не рано ли начинают они свой революционный путь?

— Где ваш отец? — наугад спросил он паренька.

— На фронте, товарищ нарком, — гордо ответил паренек.

Ну да, конечно, их отцы на фронтах, а может быть, некоторые уже погибли. И теперь они, единственные кормильцы в семьях, едут за хлебом… Что делать? Распустить по домам? А кто же будет заготавливать хлеб? А разве сам он, Саша Цюрупа, в свои шестнадцать лет не начинал революционную деятельность с опасностью для жизни? А на много ли старше один из его сыновей, Митя, который сражается в рядах Красной Армии?

— Ну, раз отцы и матери благословляют вас на борьбу за хлеб, благословляю и я, — сказал со вздохом Цюрупа. — Помните, что вы едете в опасные районы, где хозяйничают кулаки, бандиты батьки Махно. Будьте осторожны. Основной ваш помощник — беднота, не обижайте и середняка — только так вы сможете получить хлеб.

Тут Цюрупа вспомнил об одном печальном сообщении, недавно поступившем в наркомат. Где-то в хлебном уезде активно работал продармеец Николай Захаров. Немало подвод с зерном он отправил на ссыпной пункт. Белобандиты подстерегли Николая и зверски расправились с ним — изрубили на куски и присыпали зерном: на, мол, ешь, комиссарик!

Сказать ребятам или нет, не пугать их? Все же следует предостеречь их.

— Не скрою, одного такого семнадцатилетнего паренька, Николая Захарова, белобандиты зарубили, так что держите оружие наготове… Может, кто передумал ехать? Еще не поздно, мы в обиде не будем. — Цюрупа испытующе посмотрел на ребят.

— Едем! Все едем! — закричали бойцы. — Отомстим кулакам за продбойца Николая Захарова!

— Ну хорошо. Помните слова Ленина: продовольствие — задача номер один. Получайте мандаты…

«Аршинные мандаты» — так продбойцы назвали удостоверения, выдаваемые им за подписью Цюрупы. Они содержали целые инструкции, потому были такие длинные. Нарком продовольствия предлагал всем организациям и должностным лицам оказывать продбойцам всяческое содействие, грузить, перевозить продовольствие вне всякой очереди и т. д. и т. п.

Продотряды сыграли важную роль не только в борьбе за хлеб, но и в укреплении Советской власти в деревне. Они вывозили хлеб, отвоевывали его, сражаясь с бандами, строили мосты, улучшали дороги, помогали бедноте налаживать хозяйство. Продотрядовцы опирались на бедноту, на батраков, которые сами голодали и ненавидели кулаков-мироедов.

11 июня 1918 года был принят декрет об организации и снабжении деревенской бедноты.

Волостные и сельские комитеты бедноты, созданные при местных Советах, при участии продработников распределяли хлеб, промышленные товары, сельхозорудия, содействовали продотрядам в изъятии хлебных излишков у богатеев. Комбеды просуществовали недолго, в дальнейшем слились с Советами. Они были чрезвычайной мерой в тот период, боевыми помощниками партии и правительства в борьбе за хлеб.

Не только заготовители хлеба ехали в деревни. Через некоторое время после собрания на Кузнецком мосту Цюрупа попросил фабзавкомы питерских и московских предприятий отобрать самых лучших мастеровых, способных наладить в деревне молотилку, пустить локомобиль. В помощь комбедам создавались специальные рабочие отряды, которые в деревнях могли бы ремонтировать плуги, бороны, грабли, веялки.

Однажды в зале наркомата собрались токари, кузнецы, слесари, клепальщики, даже сталевары — члены таких рабочих отрядов.

— Помните, что вы посланцы рабочего класса, — обратился к ним Цюрупа. — Обслуживайте деревню хорошо, и не только бедноту, средний крестьянин колеблется, он готов примкнуть к нам, поддержать нас. Чините и ему инвентарь, это очень важно. И конечно, не забывайте о заготовках хлеба. Действуйте с умом, без применения силы. Вот послушайте, что вам расскажет мастеровой человек, начальник рабочего отряда, член исполкома Моссовета Сергей Михайлович Бирюков.

Из-за стола поднялся плотный, черноволосый, пожилой рабочий, доложил:

— Поставили мы шестнадцать крытых токов, помогли крестьянам обмолотиться, запустили общественную мельницу, крупорушку, перековали всех лошадей в округе, починили телеги, плуги…

— И даже оркестр создали, — подсказал Цюрупа.

— Ну да, была и музыка, — оживился Бирюков. — Небольшой, конечно, оркестр — две трубы, барабан и скрипка… Однако играли. Кто, значит, не хотел сдавать излишки хлеба по твердым ценам, тому играли похоронный марш. А кто сдавал хлеб — встречали «Интернационалом». А что? Очень даже помогало, мужики боялись похоронного марша…

Цюрупа рассказал потом об этом Ленину. Владимир Ильич от души посмеялся…

Почин питерцев быстро подхватили рабочие других городов. А правительство декретировало право рабочих организаций создавать продотряды, с тем чтобы половина заготовленного ими хлеба шла на удовлетворение своих потребностей, а половина — в распоряжение компрода для всех голодающих рабочих и беднейшего крестьянства.

Совнарком разрешил рабочим и крестьянам голодающих мест формировать маршрутные поезда, но при этом им должно быть выдано обязательное удостоверение от местных органов, послан контролер и комиссар от компрода, и они должны выполнить условие, что часть заготовленного хлеба нужно отдавать комиссариату продовольствия.

Организовывались уборочные и уборочно-реквизиционные отряды для снятия хлеба с полей бывших помещиков, с полей кулаков и богатеев, в прифронтовых местностях. За продбойцами сохранялись средний заработок и место работы, им выдавались суточные. Эти отряды подчинялись только наркомпроду. Монополия хлебной торговли налаживалась.

Наркомпроду приходилось решать и другие вопросы, также связанные с хлебом. Стремясь избавиться от нужды и голода, многие жители Москвы по личной инициативе ездили в деревни, закупали, обменивали вещи на хлеб. Когда же везли его домой, их встречали заградительные отряды, которыми ведал непреклонный член коллегии наркомпрода товарищ Рузер. Ленину пожаловались работники Моссовета:

— Везет человек пуд-два для своего семейства, и вдруг отбирают. Представляете? Надо бы пропускать рабочих с хлебом…

Совнарком временно разрешил рабочим Москвы льготный провоз хлеба, но не более полутора пудов одним человеком. Цюрупа категорически был против:

— Разве это выход? Это внесет дезорганизацию! — говорил он.

Его не послушали. И началась «полуторапудовая вакханалия». В «Известиях» писали о разгуле мешочнической удали, безотчетной, бессистемной, узаконенной спекуляции. Ленин вновь поставил вопрос в Совнаркоме о льготном провозе хлеба. 5 сентября было решено не чинить препятствий в подобном провозе лишь до 1 октября, после чего вновь стали действовать заградительные отряды. Это взволновало многих москвичей, правительство считало необходимым разъяснить трудящимся свою политику, призвать их к дисциплине и выдержке.

«…Товарищи рабочие, не поддавайтесь на провокацию темных сил, не играйте на руку буржуазии и контрреволюционерам, которые хотят вашими руками загребать себе жар и погубить все завоевания революции, — говорилось в правительственной телеграмме. — Своими необдуманными выступлениями и самостоятельным товарообменом не вносите дезорганизацию в тяжелую работу по добыванию хлеба. Совет Народных Комиссаров ведет теперь в огромных размерах обмен товаров на хлеб, приступил к реквизиции вооруженными отрядами у деревенской буржуазии залежей хлеба. Если хотите помочь, оказать содействие своей рабоче-крестьянской власти, действуйте организованно: выделяйте из своей среды лучших знатоков продовольственного дела для работы в советских продовольственных органах, вербуйте боевые отряды честных, неподкупных, решительных революционеров, верных защитников интересов рабочих и крестьянства. Провокаторов и агентов контрреволюции немедленно задерживайте и направляйте в Москву. Помните твердо: или мы организованно, с честью, выйдем из всех обрушившихся на нашу голову неслыханных затруднений, или же все неминуемо обречено на полную гибель. Третьего не дано. Совет Народных Комиссаров в ожидании близких результатов этих мер просит у вас, товарищи рабочие, революционной выдержки и сознательности для спасения завоеваний революции и торжества пролетарской диктатуры.

Председатель Совета Народных Комиссаров

В. Ульянов (Ленин).

Народный комиссар по продовольствию

А. Цюрупа».

Политическое положение Советской республики осенью восемнадцатого года оставалось чрезвычайно тяжелым. Деникин наступал на Москву. Вдоль Волги двигалась северо-кавказская армия генерала Врангеля, отрезая от Центральной России хлебные районы Заволжья и Сибирь. Корпус генерала Кутепова намеревался идти через Орел и Тулу к Москве. Генерал Юденич занял Псков, Лугу, был на подступах к Петрограду.

Начался массовый призыв коммунистов Питера, Москвы, Иванова, других северных городов в армию. В разгар острейшего голода, эпидемии сыпного тифа, в условиях хозяйственной разрухи партия готовила могучее контрнаступление. Правительство призывало: «Все для немедленного ослабления голода трудящихся масс, ни пяди уступок врагам народа, беспощадное истребление предателей и изменников, стремящихся усилением голода помочь мировым грабителям… Кулаки и богатеи деревни… должны быть объявлены врагами народа, преданы суду Революционного трибунала… К лицам, оказывающим сопротивление с оружием в руках, должен применяться расстрел на месте».

Полуголодная, раздетая, разутая Красная Армия творила чудеса. В начале октября восемнадцатого года была взята Самара, и Волга стала свободной. До закрытия навигации оставались считанные дни, их надо было использовать для вывоза нефтяных, продовольственных грузов на верхние плесы.

Усилился подвоз хлеба к железнодорожным станциям, началось формирование новых эшелонов. Но большевиков подстерегали другие трудности: не было угля и дров, топить паровозы было нечем. Наблюдение за успешной заготовкой дров было возложено на местные революционные трибуналы…

Эшелоны с продовольствием по-прежнему шли крайне медленно, неделями, а то и месяцами.

Как единовременная мера было прекращено пассажирское движение на три недели для подвозки к центрам страны продовольствия и угля. Чтобы поощрить железнодорожников, им стали выдавать по 25 фунтов муки на месяц, а членам их семей — по 18 фунтов. По линии железных дорог республики было открыто около сотни питательных пунктов, а для отрядов, охранявших эшелоны, созданы неприкосновенные запасы продовольствия на тысячу человек.

Но хлеба все же не хватало. Однажды член коллегии Свидерский вынужден был доложить наркому:

— Для голодающих губерний нужно около двадцати тысяч вагонов хлеба на месяц, а пока отправили одну тысячу. Это крохи в сравнении с потребностями.

«Да, крохи, — думал Цюрупа. — Но где взять хлеб? Около половины плана его заготовок приходилось на таврические поля, область войска Донского и Северный Кавказ, а там война…»

В Москве стали по карточкам выдавать овес — нужда заставила. И все же вера в победу над голодом и разрухой не оставляла большевиков. Каждый успех Красной Армии приближал эту победу.