Если хочешь быть волшебником

19. С праздником!

Пришел, наконец, день, когда ребята могли приступить к испытаниям своего творения.

Накануне вечером по совету Савелия Дмитриевича и при его помощи они перенесли мотоцикл в сарай. Здесь в последний раз все проверили, протерли от пыли раму и спицы, накачали колеса, залили бензин в бачок, укрепили седло.

Николай, словно капитан, снаряжающий корабль в далекое плавание, предусмотрел все. Небольшая уродливая жестяная коробка, подвешенная к раме на двух стяжках, битком набита гаечными ключами, отвертками, болтиками и другими столь же необходимыми вещами. Одним словом, ничего не упущено.

И все же ночь перед испытанием была, пожалуй, самой беспокойной в жизни каждого из них. Николай снова спал у Левы. Они разговаривали, Лева задавал бесконечные вопросы о взаимодействии частей мотоцикла и сам же на них отвечал. Николаю оставалось только поддакивать.

Уснули они, в конце концов, или нет — сказать трудно. Замолчать — замолчали, но очень может быть, что и с закрытыми глазами каждый из них продолжал придирчиво осматривать мотоцикл, еще раз взвешивая все шансы на успех предстоящего испытания.

Как только начало светать, оба поднялись с таким видом, будто всю ночь подстерегали эту минуту.

— Куда ты? — спросил Лева Николая, принявшегося натягивать брюки.

— Выйду на двор, что-то голова разболелась… А ты куда? — спросил тот в свою очередь, потому что и Лева протянул руку к одежде.

— Тоже выйду.

Спустя минуту они, обгоняя друг друга, мчались по коридорам, будя своим топотом жильцов…

Вот оно стоит на подножке, их творение, их детище, с пустой глазницей, безголосое, с синяками на боках, такое очаровательное и любимое! Заднее колесо приподнято, переднее повернуто в сторону. Когда Николай обратился к нему со словами: «Ну, дорогой, что ты нам скажешь?», Лева ждал, что мотоцикл вот-вот заговорит в ответ.

Николай открыл краник из бачка, включил передачу на скорость. Когда карбюратор заполнился бензином, он с силой нажал ногой на педаль. Заднее колесо сделало несколько оборотов, мотор фыркнул, чихнул, умолк. Раза четыре пришлось проделать эту операцию, и вот мотор, наконец, отозвался. Он заговорил громко и надсадно, так что Лева невольно отшатнулся. Заднее колесо завертелось, спицы замелькали, и скоро их уже нельзя было различить. Струя темного дыма вылетала из выхлопной трубы. Ребята не слышали друг друга, да им и не о чем было разговаривать. Мотоцикл содрогался от усердия, дрожали стены, крыша, все вокруг. Лева и Николай тоже дрожали, трепетали от счастья, восторга, гордости.

В сарай вбежал Савелий Дмитриевич, бросился к машине, заглушил мотор, и сразу стало тихо-тихо, только слышалось разгоряченное дыхание ребят.

— Кто разрешил заводить машину в сарае? — обратился к ним Савелий Дмитриевич. — Оштрафовать вас надо за антипротивопожарное поведение!.. Ну, катите мотоцикл во двор, последнее испытание состоится там.

И вдруг, раскинув руки, он за талии привлек обоих ребят к себе, сердечно произнес:

— Ну, с праздником вас, ребятушки!.. Не подвели, значит!

Когда мотоцикл был выкачен во двор, ребята увидели Инну Васильевну, спешившую к ним. Наступал решающий момент. «Быть или не быть»? Отнесется Инна Васильевна с уважением к их труду, простит неприятности, которые они ей не раз причиняли, оценит их упорство — или?..

Завидя мать, только глянув на ее непроницаемое лицо, Лева понял: не простит, отнимет мотоцикл.

И вдруг он почувствовал в себе ожесточение, которого никогда раньше не знал, решимость отстаивать свои права на эту машину, спорить за нее с матерью, с учителями, если придется — со всем городом.

Нет-нет, он не согласен, чтобы у него отняли эту вещь, почти живое существо, столь же дорогое, как близкий человек. Он готов отдать все: шахматы и электрический фонарик, коньки и велосипед, свои новые ботинки и коллекцию редких марок, свои самые лучшие вещи. Он готов отказаться на год и на два, и даже на всю жизнь от кино, от прогулок, от игры в футбол. Он готов лишиться всех других благ своей беззаботной юности, но только оставьте ему мотоцикл, не отнимайте у него возможности и впредь трудиться над улучшением этой машины, испытывать ее. И пусть она даже окажется в конце концов никуда не годной — пока он сам не откажется от нее, никто не смейте трогать ее!

Лева шагнул вперед, заслонил машину. Теперь отступать ему было некуда.

— Что это? — спросила Инна Васильевна, подходя.

— Мотоцикл, — спокойно ответил Лева.

— Я не о том спрашиваю, — произнесла мать более спокойно, чем Лева ожидал. — Я спрашиваю, где вы взяли его — нашли или сами сделали?

— Сами собирали, — опередил Леву Николай.

— И никто не помогал?

Нет, грозы не будет. Инна Васильевна удивлена, может быть, не вполне верит тому, что говорится ей, но настроена добродушно, даже доброжелательно. Она переводит взгляд с Николая на Леву, с него на машину. Она думает, что, если это сооружение, созданное трудом двух мальчишек, окажется даже не вполне исправным и вместо того, чтобы двигаться вперед, покатиться назад, все же упорство мальчиков достойно похвалы, их труд и уменье — награды.

Перед нею стоял, несомненно, настоящий мотоцикл, и сколько она к нему ни присматривалась, не могла обнаружить существенной разницы между ним и теми машинами, которые ей иногда приходилось видеть в магазинах.

— И машина получилась вполне исправной? — произносит она наконец. — Она двигается?

— Должна двигаться, — ответил Николай, — сейчас посмотрим.

— Ну, нет, — остановила она его жестом руки, — пусть сначала кто-нибудь из взрослых…

Она оглянулась на собравшуюся вокруг небольшую группу любопытных, но никто из них не умел ездить на мотоцикле, все отказывались и спешили уйти, как только встречали вопросительный взгляд Инны Васильевны. Еще раньше незаметно исчез и Савелий Дмитриевич.

Не ожидая, пока Инна Васильевна еще что-либо скажет, Николай запустил мотор, сел в седло. Мотоцикл с тихим рокотом тронулся с места. Медленно сделав два круга по двору, Николай прибавил газу, включил другую передачу. Машина шла ровно, была послушна в управлении. Даже Инна Васильевна сумела оценить эти достоинства мотоцикла. Выходит, не оправдались ее тайные надежды.

Вместо разочарования она видит на лицах ребят радость, которая невольно передается ей самой. Вот ведь упрямцы, добились-таки своего. Ладно, лишь бы они соблюдали осторожность при езде.

— Расчудесная машина! — хриплым голосом крикнул Николай, остановившись возле Левы и его матери. Машина тихо мурлыкала, легонько при этом подрагивая, а Николай, пригнувшись над ней, держал руки на руле, и глаза его светились неизведанным еще счастьем. Он кивнул Леве:

— Садись, попробуй!

Он нарочно сказал это в присутствии Инны Васильевны: понимал, что теперь она возражать не станет. Понимал он также, что, если сейчас что-нибудь случится с Левой, она никогда больше не разрешит им кататься на мотоцикле. Поэтому он включил для Левы низшую передачу.

Лева стал рядом с Николаем, обратил к матери умоляющий взгляд. Он еще не был уверен, сумеет ли поехать, но вполне разделял мнение товарища: сейчас или никогда!

— Только не мчись как угорелый, — сказала мать, — совсем тихо езжай и держись ближе к центру, где земля ровнее.

— Я совсем тихо, тише пешехода… Не страшно? — спросил он шепотом у Николая, усаживаясь на машину.

— Ничуть!.. Ноги пока по земле волочи, а когда тронешься — быстро убери их на педали. Ну! Включай скорость… прибавь газу… медленно отпускай рычаг сцепления… держись… Поехали!..

Несколько шагов Николай пробежал рядом с мотоциклом, как когда-то рядом с ним самим бежал Савелий Дмитриевич, потом отстал. Лева был предоставлен самому себе. Что-то Николай еще крикнул вдогонку, но он уже не мог слышать. Машина рычала, как рассерженный пес, на которого неожиданно сели верхом, несла Леву то влево, то вправо, то на валявшийся кирпич, то на цветочную клумбу. Вспомнив наставления Николая, он немного прибавил газу. Машина побежала резвее, и Лева убедился, что так легче сохранять равновесие. Нет, он не боялся, с каждой секундой он чувствовал себя все уверенней, руки его держали руль все тверже, машина шла все ровнее.

Тихий встречный ветерок студил разгоряченный лоб мальчика, через расстегнутый ворот прохладными струйками обтекал его шею и грудь, вздувал рубашку трепещущим пузырем.

Сделав круг, Лева поравнялся с матерью, увидел ее лицо — неспокойное, нетерпеливое, может быть, чем-то и недовольное, но не им, Левой. Вот она улыбнулась ободряюще, и Лева понял, что ее недоверие окончательно побеждено.

Когда Лева остановился и все трое окружили мотоцикл, она сказала:

— Машина, я вижу, еще полностью не оснащена. А что, если ее в ремонтный цех отвезти? Рублей сто, даже двести я согласна на это дать.

Лева весело глянул на нее, ухмыльнулся.

— Три рубля, мама, больше не потребуется.

— Что на эти деньги сделаешь или купишь!

— Две порции мороженого, мама. А остальное приложится.

Тут же обнаружились и некоторые недостатки мотоцикла. Хуже всего было то, что мотор туго заводился. Когда Лева заглушил его и попытался запустить снова, ему это не удалось. Не менее десяти попыток сделал затем Николай — и тоже неудачно. Тогда они оба, присев на корточки по обе стороны мотоцикла, схватились руками за педали — один за правую, другой за левую — и изо всех сил раскрутили заднее колесо, приподнятое на подножку, при включенной передаче.

Наконец машина завелась, к радости ребят, которые тут же простили ей ее злой каприз.

— Надо придумать мотоциклу имя, — сказал Николай, устало опустившись на камень и вытирая мокрый лоб.

— Какое еще имя? — отозвался Лева. — Мотоцикл с такими качествами не имеет права на имя.

— Можно назвать его «Ленивым».

— Не годится, — загорячился Лева. — Если давать имя, так настоящее. Скажем: «Перпетуум мобиле», «Радость спортсмена» или «Вездеход»…

— «Вездепад», — с улыбкой предложил Николай.

Перебивая друг друга, ребята придумывали все новые имена, и в конце концов их набралось столько, что выбрать лучшее из них стало невероятно трудной задачей.

— Немного он похож на крокодила, — произнесла Инна Васильевна. Ребята, правда, не замечали этого сходства, но оба сразу оценили новое имя — оно было лучше всех, предлагавшихся ранее. «Крокодил» — это имя пришлось обоим по душе. Они повеселели.

Лева сказал:

— Нам бы еще одного «Крокодила» иметь, а то, пока Коля ездит, мне приходится пешком бегать, и наоборот. Далеко так не уедешь.

«Вам пока и нужен именно такой мотоцикл, который нетрудно догнать пешком и на котором далеко не уедешь», — подумала Инна Васильевна.

Но Савелий Дмитриевич был иного мнения.

Однажды он въехал во двор на своей машине, на багажнике которой сидел человек в милицейской форме.

— Ребята, сюда! — окликнул он Николая и Леву, возившихся у «Крокодила». — Смелее, не бойтесь… Вот, Даниил Петрович, — обратился он к сержанту милиции, — прими у них экзамен и выдай права. Считай, что у меня они курс прошли… Хватит им на этом блюдце разгуливать. Для полного образования простор нужен. А что сдадут на «пять с половиной» — ручаюсь.

— А вот увидим, — строго произнес сержант и указал на Леву: — Как устроен карбюратор в мотоцикле?

Еще бы ему не знать этого! Растерянность первых минут прошла. Лева спокойно, уверенно отвечал на все вопросы. Он даже не искал поддержки у Николая, которого сержант вовсе не стал спрашивать: должно быть, Савелий Дмитриевич посвятил его в суть дела. Правила уличного движения оба знали на зубок. Потом каждый из них на машине Савелия Дмитриевича сделал несколько кругов по двору.

— Молодцы, — похвалил сержант, — быть вам с правами, если красного с зеленым не перепутаете. Марш в поликлинику!.. И чтобы завтра в это время вы были у меня с двумя карточками каждый и со справкой от врача.

Не помня себя от радости, ребята побежали записываться на прием к врачам, забыв поблагодарить сержанта и Савелия Дмитриевича и даже не попрощавшись с ними.

Ребята вышли из управления милиции. Лева развернул коричневую книжечку, которую ему, как и Николаю, выдали пять минут назад, вслух прочитал все, что было написано в ней, и опустил в карман.

— Давай наперегонки, — предложил он. Ему не терпелось чем-нибудь отметить такое важное событие, как получение водительских прав.

— А ты забыл, о чем мы вчера договаривались? — строго спросил Николай.

— Федора Ивановича навестить…

— Ну, так идем.

— Конечно, идем, — с готовностью поддержал Лева. — Совсем мы про него забыли.

— Не совсем, — возразил Николай, — мне бабушка после каждого дежурства все про него рассказывает…

Федора Ивановича они застали в больничном саду. Прислонившись к дереву возле полянки, он наблюдал за игрой в волейбол.

— Дядя Федор, дядя Федор!.. А мы вас искали в палате, потом в читальне! — Это крикнул Николай, подбегая к мастеру и обнимая его.

Лева остановился в нескольких шагах от них и степенно сказал:

— Мы очень рады, что вы уже здоровы, Федор Иванович.

— Подойди, подойди ближе, — ответил мастер. Он протянул руку, привлек и Леву к себе. — Ну, как вы там?.. — Не договорив, Федор Иванович вдруг легонько оттолкнул от себя ребят, шагнул на полянку и поднял руку. — Мяч налево! — произнес он властно. Игроки повиновались. Федор Иванович вернулся к ребятам.

— Ну, рассказывайте, что успели? — Кивком головы он подозвал знакомого, видно, болельщика, передал ему судейский свисток и увел ребят на аллею, где они втроем сели на скамью.

— Очень хорошо, — произнес Федор Иванович, выслушав скупой рассказ Николая, — и тракторист ваш прав, конечно. Первые шаги человек делает в комнате, а ходить учиться должен во дворе, бегать — на площадках, ездить — на дорогах… Накатайтесь теперь вволю, чтобы и за тех было, кто не имеет машины… и кто… — Он осекся и глянул на свою деревянную ногу. Наступившее молчание стало вдруг сумрачным. Николаю захотелось сказать мастеру что-нибудь особенно ласковое, задушевное. Но тут вдруг он увидел Марфу Тимофеевну, которая медленно шла по аллее и кого-то высматривала. Николаю показалось, что она чуть-чуть смутилась, когда увидела его рядом с Федором Ивановичем, хотя и ответила с обычной приветливостью на его торопливый поклон. Но вот и Федор Иванович заметил ее, поднялся навстречу, и лицо учительницы преобразилось. Теперь она улыбнулась как-то иначе, не так, как мгновение назад. И Николай почувствовал неловкость, точно ненароком через приоткрытую дверь заглянул в чужую комнату. Дернув Леву за рукав, он стремительно вскочил и скороговоркой произнес:

— К вам пришли, Федор Иванович. А нам бабушка велела не задерживаться. До свиданья!

Что-то мастер возразил, но ребята не стали слушать, скользнули за куст и побежали к выходу.