Если хочешь быть волшебником

20. На больших дорогах

Теперь, когда у юных мотоциклистов были права водителей, а на хвосте «Крокодила» висела аккуратная табличка с номерным знаком, пора было Леве самому управляться с мотоциклом. Он уже испытывал неловкость, когда ему приходилось обращаться за советом к Николаю.

Ежедневно он просматривал на машине все болты и крепления, стирал пыль с бачка и сиденья, прочищал бензинопроводящую трубку, подтягивал цепь… Понемногу он совершенствовал и внешний вид машины — приделал металлическую крышку к бачку, обновил рычаг ручного тормоза на руле, одел глушитель на выхлопную трубу. Уход за мотоциклом отнимал много времени, и для езды его почти не оставалось.

Как-то Лева подсчитал, что с учетом всех затрат времени средняя скорость их машины составляет около трех километров в час — наполовину меньше скорости пешехода. И все же он согласен был возиться с мотоциклом вдвое и втрое больше: минуты, когда он, сидя гордо за рулем, мчался на «Крокодиле» по знакомому шоссе или сворачивал на глухие проселки, эти минуты торжества оправдывали все затраты на их подготовку.

В конце концов, ребята нашли приемлемый способ запускать мотор. Если съехать на мотоцикле с крутой горки и на ходу включить передачу, он иногда заводился довольно быстро. Иногда же приходилось съезжать семь — восемь раз. Это, конечно, полбеды, если бы не надо было столько же раз вкатывать машину на горку.

Обычно «война» с «Крокодилом» привлекала множество сочувствующих и любопытных. Стоило выкатить мотоцикл из сарая и начать упражнения по запуску мотора, как вокруг сразу собиралось десять — пятнадцать человек самых разных возрастов, начиная от дошкольников и кончая их прадедушками. Некоторые приходили поглазеть на бесплатное представление, а другие — и таких было большинство — добросовестно помогали подтягивать цепь, чинить резину, регулировать тросы. Постепенно они становились любителями, и не раз ребята слышали робкое: «Дай покататься!»

— Сделай себе, а тогда и катайся, — насмешливо ответил одному из охотников Лева.

Когда после этого они остались одни, Николай вдруг недовольно спросил:

— Ты почему сам распоряжаешься?

— Когда? Где? — не понял Лева.

— Почему отказываешь, когда просят покататься?

— На велосипеде я кому-нибудь отказывал?.. Ты видел? — перешел в наступление Лева. — А мотоцикл где другой возьмешь, если этот изведут?

— Твой мотоцикл, что ли?

— Твой! — обиженно ответил Лева, опешивший от этого вопроса. — Можешь его забирать, очень мне нужно!.. — Но, найдя возражение, он горячо заговорил: — Общий мотоцикл — вот что!.. Помогал я или не помогал? Вдвоем его сделали, да!

— А может быть, и Федор Иванович имеет право на него?.. А Савелий Дмитриевич? — спросил Николай, прищурившись. — А кто все детали сделал? Кто для них сталь варил? Руду кто добывал? Уголь кто копал? Ты за эти труды кому-нибудь платил?

— Кому платить? — спросил озадаченный Лева.

На этот вопрос не мог пока ответить и Николай.

— Одним словом, не к лицу нам быть «скупыми баронами», — закончил он спор. — Каждому не будем разрешать, но хорошие ребята пусть учатся кататься.

— Я — что, — проворчал Лева, — я ничего… Просто машины жаль… Конечно, пусть катаются, — решительно добавил он, — ведь без их помощи нам и теперь не обойтись.

Чаще всего ребята нуждались в помощи, когда приходилось запускать мотор на ровном месте. Один из них садился за руль, второй и еще два — три человека подталкивали машину. Постепенно подталкивающие выдыхались, их сменяли новые из тех, кто бежал следом. Если же таких помощников не оказывалось, Николай мрачно произносил: «Дело дрянь», и они катили машину на «заводную горку». И если мотор в конце концов удавалось запустить, его уже не глушили, пока не заводили машину в сарай.

Однажды, когда Лева, не дождавшись Николая, с помощью группы любителей запустил мотор, к нему на мотоцикле подъехал Гена.

— Здоров, Ракита! — окликнул он Леву. — Давай наперегонки?

— Шутишь, — ответил тот, даже не оглянувшись, — машины-то разных классов.

— Сдаешься, значит? — задиристо воскликнул Гена, не слезая с мотоцикла. — А я думал показать тебе, как ездят настоящие гонщики.

— Показывай так.

— Так неинтересно… А я, пожалуй, и на «Крокодиле» обгоню тебя… Садись на моего «Орленка».

Лева покосился на него, глянул на ту и другую машину, покачал головой:

— Охотно на «Орленке» прокатился бы, — чистосердечно признался он, — но «Крокодила» доверить тебе не могу — замучишь ты его.

— Туда ему и дорога, — смеялся Гена, — сдай его на утиль, пока еще возьмут! Скажи просто, что сдрейфил.

— Тебя, думаешь, испугался? — начинал сердиться Лева. — Обожди, только проверю крепления.

— Брось канителиться!.. Ездил же ты вчера и позавчера, и ничего с машиной не случилось. Наше дело — дороги глотать! — произнес Гена с пафосом, очень гордясь этой вычитанной фразой. — А грязь с наших колес пускай другие убирают.

— Вот и видать, что ты барсук! — не выдержал Лева.

Гена фальшиво улыбнулся. Когда-нибудь он припомнит Леве эту дерзость, а пока в предстоящей гонке уложит его на обе лопатки. И он принимается тормошить склонившегося над «Крокодилом» Леву.

— Поехали, хватит возиться!

— А, черт с тобой, — раздраженно отозвался Лева, — поехали!

Лева вытер руки тряпицей, сел в седло.

— Вы свидетели, — крикнул Гена группе ребят, собравшихся вокруг них. — Стойте тут, пока не вернемся, увидите, как я его на буксире приволоку.

— Идет, постоим, — дружно отозвалось несколько голосов.

Мотоциклисты выехали за город и ринулись в глубь пущи, начинавшейся сразу за окраиной. Она их зло обманула, оказавшись обыкновенной скучной рощицей. Пронзив ее, дорога вырвалась на асфальтированное шоссе.

Вдруг Лева заметил, что расстояние между ним и Геной стремительно возрастает. Прибавить бы еще газу, да рукоятка уже повернута до отказа. Далеко впереди дорога идет под уклон. Гена ныряет и исчезает из виду. Лева видит себя одиноким на незнакомой дороге, и оторопь охватывает его. Пока его взгляд упирался в спину Гены, он словно имел опору, которой теперь лишился. По обе стороны тянутся перелески, рощи, заболоченные низинки. Иногда дорога пробегает над переполненными водой осушительными каналами. Мелькают каменные дорожные столбики — стометровки. К чему-то Лева начинает считать их: один, другой, третий, четвертый… Ветер свистит в ушах, норовит сорвать с головы фуражку.

Лева пытается сбавить газ, но не чувствует привычного сопротивления, рукоятка свободно вращается вокруг оси, болтается, как шляпа на палке. А мотор продолжает реветь во всю мочь, машина мчит Леву вперед, и, кажется, нет силы, которая могла бы ее остановить.

Лихорадочными движениями он еще раз повернул рукоятку на себя, от себя — никакого эффекта, мотор не подчиняется, скорость не падает.

Вот машина на предельной скорости плюхнулась в колдобину, которую полагается одолевать черепашьим шагом, выскочила из нее и так подбросила Леву, что он на миг потерял и педали, и седло, и лишь каким-то чудом не выпустил руля из рук. Вот поворот!..

«Тише… тише!»

Разве может машина внять мольбе растерянного седока? Еще раз Лева сумел удержаться в седле, но кто знает, не будет ли это второе чудо последним в его жизни?

Вот сигналы предупреждают, что впереди спуск с крутым поворотом.

«Стой, черт проклятый!.. Стой!.. Помогите, люди!.. Мама, где ты?»

Некому помочь Леве, никто не услышит его немого крика.

«Что делать?.. Научите, что делать!.. Неужели так будет продолжаться, пока останется хоть капля бензина в бачке?»

«Бензин!» — вдруг осенило Леву.

Он пригнулся, мгновенным движением закрыл кран из бачка и снова схватился за руль. Он сразу успокоился. Только теперь он сообразил, что у него был другой выход — переключить скорость на нейтральную.

Обороты мотора стали быстро падать. Вот он захлебнулся, чихнул, заглох. Можно теперь включить и тормоза — тихо, прерывисто, потом все более настойчиво, смело. У начала спуска машина остановилась.

Бледный от испуга, но счастливый, как каждый человек, избежавший смертельной опасности, Лева откатил машину в тень яблони, росшей у обочины дороги.

От мотора несло жаром, упавшая на его ребро капля Левиного пота шипела и плясала, как капля воды на раскаленной плите. Лева сорвал с себя рубашку, бросил ее наземь вместе с фуражкой и, вытирая носовым платком испарину со лба и груди, стал осматривать мотор. Он быстро обнаружил повреждение: с троса, шедшего к дроссельной заслонке, сорвалась головка и осталась в гнезде заслонки. Лева булавкой добыл ее оттуда — металлический цилиндрик, весом не больше грамма. Это была та самая головка, которую ребята припаивали, когда подгоняли трос. Плохо припаяли!

И тут Леве вдруг вспомнился Гена с его самодовольным презрением к черновой работе.

— Болван!

Это было единственное слово, которое Лева за эту дорогу произнес вслух.

Лева легко надел цилиндрик на конец троса, но как закрепить его? Прибора для пайки у него с собою не было. Он попробовал сдавить головку зубами. Металл был мягкий — свинцовый сплав, зубы оставили на нем следы. Но сдавить цилиндрик не удалось. «А плоскогубцы на что?» Вмиг раскрыта коробка с инструментами. Лева нетерпеливо разгреб кучу ключей и отверток, нашел плоскогубцы. Головка троса легко расплющилась вокруг пучка стальных жилок. Через минуту трос был укреплен в заслонке.

Машина в исправности!

И пусть эта починка оказалась мелкой — она была первой, которую Лева выполнил вполне самостоятельно. А главное — ему никто не подсказывал этого способа, он сам нашел, как устранить повреждение. И радость этой победы была, пожалуй, не меньше той, которую он только что пережил, осознав себя спасенным.

— Ура!.. Ура!.. Ура!.. — крикнул он громко.

Мотор остыл. Но ехать вперед — нет больше охоты, возвращаться домой без товарища — некрасиво. Надо подождать его тут. Кстати выясняется, что бензина в баке осталось мало, надо его приберечь на всякий случай. Поразмыслив, Лева принимает самое мудрое решение — «комбинированное» — возвращаться домой пешком, не переставая при этом ожидать появления Гены.

Даже по ровному месту вести мотоцикл в руках не так-то легко, приходится часто делать передышки.

В одну из таких передышек, оглянувшись назад, Лева увидел на дороге далекое черное пятнышко. Вот оно медленно приближается и наконец превращается в устало шагающего коня. Минут через двадцать конь поравнялся с Левой. Он был запряжен в двуколку, в которой сидела пожилая колхозница.

Лева посторонился, пропустил двуколку вперед и, к своему изумлению, обнаружил, что к ней на длинном канате прицеплен мотоцикл Гены. «Князь» сидит за рулем, волочит ноги по земле и как ни в чем не бывало «управляет».

Завидя Леву, Гена весело кричит:

— И ты запарился?.. Вот потеха!.. Ну-ну, давай подвязывайся ко мне. Лошадь сильная, она целый поезд потянет.

По отсутствию какой-либо тревоги или озабоченности в голосе Гены Лева понимает, что тому уже не раз приходилось возвращаться домой подобным способом.

И Леве становится стыдно: очень уж дряхлый вид у кобылы и дорогу она, видно, прошла немалую. Он ставит ногу на педаль своей машины. Резкий толчок — и мотор завелся.

— Ты исправен? — кричит Гена. — Чего же ты пешком тащишься?

«Тебя, борова, дожидался», — захотелось Леве ответить. Мелькнула мысль, что зря он ждал Гену, будь тот на его месте — не стал бы, конечно, ждать. Не отвечая, Лева переводит мотор на малые обороты.

— Ну, тащи меня, в таком случае, на буксире, — властно говорит Гена. Двуколка остановилась. Гена отвязал свою машину, небрежно бросил конец веревки Леве. — Вяжи, вяжи, нечего раздумывать!

Тон его вызывает на протест. Лева ждет, пока отъедет женщина, потом спрашивает:

— Что с твоим «Орленком» случилось?

— А черт его знает, будь он проклят!

— Не буду тебя тащить, — угрюмо говорит Лева, — «Крокодил» не потянет.

— Как не будешь? Ага! Уехать хочешь без меня, хочешь доказать, что ты перегнал? Это нечестно, это мошенство! Все равно никто не поверит!

Лева не отвечает. Он чувствует, что если начнет говорить, то не удержится от резких слов, а ссориться все же неохота. Он подходит к «Орленку», нагибается к мотору и сразу обнаруживает неисправность — воздушный фильтр наглухо закрыт. Очевидно, Гена задел рычаг фильтра коленом, когда садился на машину или слезал с нее. Открыть фильтр — пара пустяков.

— Ты мотор проверял? — спрашивает Лева, не оборачиваясь. Ему вдруг стало неприятно глядеть на Гену.

— В это я не могу вдаваться, — пожимает Гена плечами. — Когда я должен выезжать, мне папин шофер заводит машину… Сам я гонщик.

— Не гонщик, а червяк, — вырывается у Левы.

Он протягивает руку, чтобы открыть заслонку воздушного фильтра, но вдруг натыкается грудью на кулак Гены.

— А ну, повтори, что ты сказал!

— Болван, — вне себя от негодования кричит Лева. Он быстро садится на «Крокодила», включает скорость. Гена пытается схватить его, но поздно — машина рванулась вперед.

— Предатель, — летит Леве вдогонку, — я с тобой рассчитаюсь, ты у меня еще запоешь!