Если хочешь быть волшебником

2. Старый мастер и его юные почитатели

Анфиса Петровна, санитарка городской больницы, вернулась с ночного дежурства позже обычного — сделала крюк в три километра, чтобы купить на рынке яблок для внуков. В комнате никого не оказалось, постели были небрежно заправлены, на столе стояли тарелки с остатками еды.

— Вот незадача какая, — огорчилась Анфиса Петровна. Положив покупки, она сняла с полки старую кастрюлю и вышла во двор.

— Ко-ля! — крикнула она не очень громко.

— Тут я, бабушка, — раздалось позади нее.

Анфиса Петровна обернулась. Николай стоял в дверях сарая. В руках он держал деревянный брусок, из которого клещами вырывал гвозди. Глаза его глядели на бабушку виновато и вместе с тем нетерпеливо — ему очень хотелось, чтобы именно теперь она ему не мешала.

— И очень ты занят, что в комнате не прибрал, тарелки не помыл, воды не припас? — Ее голос звучал устало, и Николай покорно ответил:

— Все сделаю, бабушка, не беспокойся… Только минутку обожди, я гвозди выпрямлю.

— И сколько тех гвоздей — фунт или два?

Николай обиделся, угрюмо спросил:

— Что раньше делать?

Во взгляде старухи отразился укор, она покачала головой:

— В седьмом классе учишься, а о завтрашнем дне не загадываешь. И в какую ты сторону растешь — не пойму: то ли тебе доктором быть, то ли учителем, слесарем или главным городским сапожником?..

Не всегда легко понять бабку. Вот сейчас поди догадайся: смеется она или всерьез вообразила, что существует должность главного сапожника.

— Зачем главным, могу и простым… Я видел, как сапожники работают, — интересно… но не очень.

— Ведь недолго мне рядом с вами идти. И останетесь вы одни: ты да Леночка. В душу свою загляни, какая тебе должность милей? Укажи свое место в жизни, и я помогу тебе добиться.

Не любил Николай, когда бабушка так разговаривала с ним: становился угрюмым и замкнутым. Но в этот раз жалость и к ней, и к Леночке, и к самому себе неожиданно нахлынула на него, он обнял бабушку за плечи.

— Живи, бабушка, еще сто лет.

— Ты и через тысячу лет таким же непонятливым останешься, — промолвила она, освобождаясь из его объятий и оглядывая его коренастую фигуру. — И ростом будто поднялся, меня обгоняешь, а все такие же интересы детские.

Николай нетерпеливо топтался на месте.

— Ладно, — продолжала Анфиса Петровна, — комнату сама приберу, а ты снеси кастрюлю в починку, совсем прохудилась посудина… Сейчас неси, — добавила она решительно, видя, что внук раздумывает.

Николай опустил клещи и гвозди в карман, а деревянным бруском запустил в кота, пробиравшегося по крыше к голубятне, — с котом Николай не дружил. Потом поднял кастрюлю над головой, глянул на ее днище снизу вверх.

— В двух местах светится, — констатировал он, присвистнув. — Кто с ней возиться захочет?

— Найдется… Одного мастера попросишь, другого.

— Не возьмут, — упорствовал Николай.

— А языка у тебя нет? — начинала сердиться Анфиса Петровна. — В контору их пожалуйся, в горсовет… Но прежде в зеленую будку зайди.

— К Старому мастеру? — удивился Николай.

— К нему… А там зайди в аптекарский магазин, купи нафталина пачку. Еще конвертов на почте спроси. Синьку для белья поищи.

— Не станет Старый мастер барахло такое чинить, — вспылил Николай, ошеломленный обилием поручений, которые ему надавала бабушка. — Он исправляет мотоциклы, швейные машины, сепараторы. С этим стыдно к нему и являться!

— Как следует попроси — мастер и сделает, — непреклонно сказала Анфиса Петровна. — Объясни, что щей нам не в чем сварить. Двадцать семь лет кастрюля у нас, как ее выбросишь!

Двадцать семь лет! Николай даже вздрогнул — до того невероятным показался ему возраст кастрюли. Он пытливо глянул на бабушку — уж не перепутала ли она?.. Кастрюля, выходит, вдвое старше его самого. Нет, тут уж возражать не приходится.

— Иду к Старому мастеру.

В душе Николай был доволен представившимся случаем посетить лучшего мастера города — у него немало чему можно поучиться.

— И не задерживайся нигде, — напутствовала внука Анфиса Петровна, — не опоздай в школу.

Николай, выбивая пальцами дробь по дну кастрюли, вышел на улицу и с удовлетворением отметил, что рабочие, ремонтировавшие тротуар, уже были на своих местах, а с машины сгружали деревянные бадьи с дымящимся горячим асфальтом. Чистый песок покрывал тонким слоем уложенный накануне асфальт, и ступать по нему было куда приятнее, чем по булыжной мостовой. Несколько первоклассников с портфелями и ранцами разных цветов собирались на тротуаре, чтобы вместе идти в школу.

— Здравствуйте, малыши! — приветствовал их Николай. — Дорогу дайте большому кораблю!

Он только собирался примерить кастрюлю на голову одному из мальчишек, как Леночка, которой он сначала не заметил, остановила его вопросом:

— Это наша кастрюля? Куда ты ее несешь? Я с тобой пойду.

— Не надо!

Он достал из кармана носовой платок, утер им носик сестренке. Обойдя суетливых малышей, Николай ускорил шаги. Но любопытство Леночки уже разгорелось, и Николай вдруг услышал позади ее крик:

— Куда ты понес эту дырявую кастрюлю?.. Что ты будешь делать с этой дырявой кастрюлей?

Она кричала так громко, словно хотела обратить внимание всей улицы на столь важное и таинственное явление, как дырявая кастрюля в руках ее брата. И первым из всех, кто был в этот час на улице, ужаснулся ее открытию сам Николай. Мир для него вдруг помрачнел, сделался тесным. Нести дырявую кастрюлю — что может быть позорнее?

Николай испуганно и виновато оглянулся вокруг, рука его опустилась, а пальцы едва не разжались. Ему очень хотелось уронить кастрюлю на дорогу и пинком ноги перебросить ее за перила Красного моста, на который он как раз вступил. Он с удовольствием отдаст посудину Полоте, пусть ее течение отнесет эту рухлядь в подарок Морскому царю — не одни бочонки с золотом дарить ему!

И вдруг спасительная идея мелькнула у него в голове.

— Лена, — позвал он, обернувшись и призывно махнув рукой, — иди сюда, Леночка, что-то скажу.

— Иду!

Она в одну минуту догнала брата. Николай протянул ей руку.

— Пойдем со мной к Старому мастеру, кастрюлю в починку сдадим. Хочешь?

— К Старому мастеру? — воскликнула девочка, не веря неожиданному счастью. — Конечно хочу! Дай кастрюлю, а ты возьми мой портфель, он мне надоел.

И, не ожидая согласия, девочка потянула у него из рук посудину. Николай не противился.

— Мы идем к настоящему Старому мастеру? — для верности переспросила девочка. — К деревоногому?.. А он может мне сделать деревянную ногу?

— Не говори глупостей.

— К тому Старому мастеру, который партизаном был? — не унималась девочка. — Который из-под колес автомобиля мальчика спас?

— Отстань ты, наконец!.. К нему, к нему идем. Других же Старых мастеров в нашем городе нет.

— И нигде такого нет, — убежденно воскликнула девочка, — ни в Витебске, ни в Минске, ни даже в Боровухе Первой. Старый мастер сильный-пресильный. Один раз я видела, как он вынул из своего мешка длинную-предлинную железную палку и согнул ее пополам. Тебе такой палки никогда не согнуть, если бы ты даже был трактором или лошадью.

— Сама ты тракториха, — оборвал ее Николай, — и тебя надо послать на целинные земли, чтобы не пропадали твои таланты.

— Что такое таланты?

— Спроси лучше, что такое целинные земли, — уклонился Николай от ответа. — И хватит болтать, надоела ты мне!

Девочка обиженно замолкла, но спустя минуту уже щебетала снова:

— Старый мастер из этой кастрюли сделает совсем новую, потому что бабушка говорит, что он всеумейка — все умеет делать.

— Нет такого слова «всеумейка», это ты сама выдумала.

— А вот и не выдумала… А «всезнайка» есть?

— Про таких людей говорят — «золотые руки».

— Золотые?.. Ха-ха, как смешно! Нога деревянная, а рука золотая!.. Значит, Коля, когда я закончу школу и вырасту большая, и буду уметь сама все делать — и белье стирать, и автомобилем управлять, и обед варить, и… — Она запнулась, но тут заметила маляра с кистями и ведерком и закончила: — и когда я буду уметь даже заборы красить, у меня руки тоже станут золотыми?

— Не знаю, — махнул рукой Николай.

Но от Леночки не отмахнешься.

— Старый мастер старый-престарый, ему триста лет.

— Откуда ты знаешь?

— Разве ты не заметил, какой он черный-пречерный? Борода черная-пречерная, как перья у вороны, глаза черные-пречерные, как у вороны, штаны черные-пречерные, как у вороны… А Лева говорит, что вороны живут триста лет. Это много — триста лет?

— Не очень. Тысяча триста — это много.

— А может быть, Старому мастеру уже тысяча триста лет? Ты хотел бы стать таким, как Старый мастер?

— Хотел бы.

Дети миновали рыночную площадь, вошли в ворота ремонтно-механического цеха, свернули к зеленому деревянному флигельку, где, как знал Николай, принимались заказы от населения.

— Коля, а Старый мастер может сделать мне такое колесо…

— Ш-ш-ш! — Николай дернул сестру за плечо: Старый мастер стоял на пороге зеленой будки и в упор глядел на подходивших детей.

Его длинная черная борода, начинавшаяся у самых глаз, пытливый взгляд из-под взъерошенных бровей, деревянная нога — все это теперь, когда Николаю впервые пришлось обращаться к этому человеку, вызвало в нем робость. Он остановился. Леночка стала позади него.

— С чем пожаловали? — спросил Старый мастер.

— Здравствуйте, — произнес Николай немного дрожащим голосом. — Меня бабушка послала… очень просит… сам бы я и не подумал. — И он протянул мастеру кастрюлю.

— Ты ангел, а бабушка твоя — наоборот, — оглядев кастрюлю и возвращая ее Николаю, произнес мастер. — Пора вам обзаводиться новой.

— Новой бабушкой? — спросила Леночка, выглянув из-за спины брата. По выражению лица мастера она поняла, что сказала что-то не так, и снова спряталась за спину Николая.

— Идите, дети, — тряхнул мастер головой, — кастрюлями не занимаюсь.

Надежды Николая рушились. Еще мгновение — и Старый мастер скроется в своей будке.

— Я сам… я сам запаяю ее, — торопливо воскликнул Николай. — Вы только научите.

Мастер удивленно поднял брови, улыбнулся.

— Мне так нужно научиться паять, — продолжал Николай.

— Вот оно что!..

Но тут Леночка окончательно выступила из-за своего укрытия.

— А я вас ничуть не боюсь, дядя мастер, — заговорила она. — Когда строили за мостом завод для пива и я каждый день проходила мимо, я вас там каждый день видела, и когда в кино поломалась машина, из которой картинки выскакивают, я тоже видела, как вас повели туда… А вот Коля хочет придумать такую машину с пружиной, крыльями и колесом, и он обещал катать меня на ней. Он тоже будет мастером, но вы научите его немного, он еще совсем мало понимает.

Мастер перевел смеющийся взгляд с девочки на мальчика. Николай в упор глядел на него, как бы подтверждая все, что говорила Леночка. Мастер раздумчиво произнес:

— Уроки брать желаешь?.. А времени не пожалеешь? Что ж, входите!

Дети вошли в павильон и стали оглядываться. У окна стоял крепко сколоченный сосновый стол. К его борту были привинчены тиски, рядом с которыми лежали напильники, зубила, молоточки, циркули, ножовки, коловорот с вставленным в него сверлом, гаечные ключи и многое другое. Такого обилия превосходных слесарных инструментов Николай еще ни разу не видел, и глаза его разбегались. Большая часть стола была загромождена деталями разных механизмов. Части разобранных машин и приборов лежали на полу в углах, на подвесных полках, висели на гвоздях, вбитых в стену. В дальнем углу помещения стоял токарный станок.

— Это домашний завод? — прошептала Леночка в восхищении.

Лишь один предмет удивлял своим несоответствием этому разнообразию металлических вещей, — бутылка с молоком, стоявшая на подоконнике. Взгляд Николая нет-нет да и возвращался к этой бутылке, словно он никак не мог согласиться, что ей здесь место.

На полу посреди комнаты возвышалась странной формы узкая металлическая конструкция, устремившая вверх две развилки, похожие на клешни рака. На сгибе перекладины, соединявшей развилки, Леночка разглядела педали и зубчатое колесо, но и теперь она не догадывалась, что это такое. Зато Николай сразу смекнул: это была рама велосипеда, поставленная навзничь.

— Что умеешь делать? — спросил мальчика Старый мастер.

— Свободно разбираю замки… будильники… ручные мельницы, — встрепенувшись, стал перечислять Николай.

— Так. Разбираешь и собираешь…

Тон этой фразы, словно бы подтверждавшей лишь то, о чем сам Николай из скромности умолчал, очень смутил его. Он не решался признаться, что после его «сборки» замки часто не работали, а будильник, который бабушка подарила ему для опытов, с тех пор был безнадежно неисправен.

Мастер снял с крюка, ввинченного в потолок, два велосипедных колеса и молча подал их Николаю, кивнув на раму.

Николай не раз видел, как разбирают и чистят велосипеды, помогал как-то натягивать цепь и накачивать воздух в камеры. Теперь он уверенно вставил каждое колесо в предназначенное для него гнездо на раме, привинтил гайками, и скоро оба колеса завращались, сверкая спицами.

— Ты уже немного золоторучка? — шепнула Леночка, с восторгом наблюдавшая за действиями брата.

— Замолчи ты!

Но разве могла Леночка молчать, когда вокруг было столько непонятного? Один за другим рождались в ее голове вопросы, и целая стайка их, теснясь и обгоняя друг друга, вдруг вспорхнула перед опешившим человеком:

— Дядя мастер, — прозвучал ее голосок, — а у вас руки золотые? У людей бывают разве золотые руки?.. Или только у волшебников?.. А кто, по-вашему, старше — волшебники или чудесники?

— Кудесники, — машинально поправил Николай.

— А вот и нет!.. Разве есть слово «Кудо»?

— «Кудо-кудо»… Раскудахталась!

Досадуя на то, что ее перебили, девочка толкнула Николая ладошкой и продолжала свою «атаку» на мастера:

— А сколько вам лет?.. Вот Коля говорит…

— Постой, постой, — поднял мастер руку, будто для защиты, — не все сразу. Лет мне под сорок.

— Это еще много до трехсот?

— Немного не дотягивает, — усмехнулся мастер. — В школу не опоздаешь?

— Иди, иди, — спохватился и Николай.

— А мне не интересно уходить.

Но на этот протест Леночки никто не откликнулся, и, шепнув Николаю: «Ты мне потом все расскажешь», девочка ушла.

Стоя в дверях, мастер долго глядел ей вслед и, лишь когда она скрылась из виду, вернулся к своей работе. Приподнял велосипед, поставил его в естественное положение и откатил в угол.

— Чья это машина? — спросил Николай, чтобы нарушить молчание.

— Одного барсука. — Мастер произнес это слово с раздражением и, не дав Николаю подумать над его значением, продолжал: — Жалобу машина подает: хозяин, мол, неряха, грязнуля, свинья на колесах.

Николай усмехнулся, представив себе это животное на велосипеде, потом бросил взгляд на тикавшие на стене ходики, вспомнил о многочисленных поручениях бабушки и кивнул головой:

— Ухожу!.. Снова прийти мне можно будет?

— С обеда я бываю один… А кастрюлей в воскресенье можем заняться, если пожелаешь.

— Обязательно приду, — подтвердил обрадованный Николай.