Есть такой фронт

СЕМЕН ДРАНОB ВО ИМЯ ЖИЗНИ

Тучи заволокли небо, и сразу стало сумеречно. Внезапно наступившая мгла и разразившийся грозовой дождь, однако, не остановили Лабузова, он настойчиво шел к цели. Вот уже на окраине вырисовался силуэт разыскиваемого одноэтажного, покрытого красной черепицей, домика. Втроем незаметно подошли, притаились. Стук в дверь всполошил хозяев дома. Шумно распахнулось окно, и в ту же минуту из него стремительно выпрыгнул человек. Но именно здесь его подстерегали. Схватка была короткой.

Из крепких рук Лабузова неизвестному не удалось ускользнуть.

— Отпусти, слышишь?! Тебе же будет лучше, а иначе пожалеешь! — брызжа слюной, сиплым голосом грозился бандит.

Вместо ответа Лабузов крепче скрутил рецидивисту руки и без особых приключений доставил задержанного в милицию.

Так прошла первая боевая операция комсомольца Михаила Лабузова, на которую он пошел добровольно. И как-то сразу проявились черты характера молодого человека с проникновенными темными глазами: смелость, решительность, бесстрашие.

— Дрейфил? — спросил у Михаила дежурный на участке, пожилой старшина с маленькими черными усами, когда он явился к нему.

— Нет, — уверенно ответил комсомолец и тут же добавил: — Но, признаться, без привычки…

Старшина перебил Лабузова и подбодрил новичка: «Привыкнешь!..»

Это слово Михаил впервые услышал в ту пору, когда он юнцом стоял с котомкой в руках и широко открытыми глазами с надеждой смотрел на мастера цеха. Тринадцатилетним подростком пришел он на завод, на котором многие годы работал его отец, Василий Иванович. Умер отец в 1921 году. Тогда в семье из четырех человек Михаил был самый старший, и именно ему предстояло заменить отца.

— Трудновато тебе будет, Мишутка, — ласково говорил мастер, — да и ремеслу ты никакому не обученный…

Михаил стоял как вкопанный, не шелохнулся. Всем своим видом он давал понять, что отказать ему нельзя. И, вглядываясь в Лабузова-младшего, мастер, наконец, с сочувствием произнес:

— Так вот, Мишутка, — покрутил он пальцами правой руки посеребрившийся ус, — раз у тебя еще нет определенного ремесла, могу пристроить рассыльным в железнодорожном цехе. — Помолчал. — Конечно, работка не очень заманчивая, но что поделаешь! Привыкнешь! А там, смотри, может, и к делу пристроишься. Твой отец ведь тоже не сразу литейщиком стал! — Снова помолчал. — Ну, как?

Глаза подростка от радости заблестели, он запальчиво ответил:

— Согласен!

С того памятного дня Михаил больше не приходил к своим сверстникам в живописные уголки широкоруслой Волги, не ловил с ними рыбу, как прежде. Куда там! Времени для таких забав теперь не оставалось. Невысокий, с круглыми карими глазами, любознательный, Михаил носился из цеха в цех с деловым видом, аккуратно выполняя различные поручения. И ни разу не пожаловался на усталость. Терпел!

— Ну как, малыш? — однажды спросил у него мастер и похлопал его по плечу. — Все бегаешь?

В ответ Михаил улыбнулся, широко открыв ровный ряд белых зубов, нараспев ответил:

— Бегаю!

Ни одна «встреча» со станками, ни одна плавка металла не проходили для него бесследно. «Вот штука интересная!» — восторгался про себя подросток. Ведь он никогда раньше не видел, как с металлической болванки снималась стружка и послушно вилась спиралью. Не приходилось ему видеть раньше, как строгали металл, сверлили его, до блеска зачищали поверхность. Все отныне занимало рассыльного, разжигало его любопытство. Дома он с увлечением рассказывал добродушной матери, Анне Сергеевне, которую очень любил, о «чудесах» на заводе «Красный Октябрь».

Так в хлопотах и суете пробежал первый трудовой год. Михаилу исполнилось четырнадцать лет. Юркого подростка полюбили на заводе. Однажды мастер порадовал его:

— Вижу, ты старательный парень, молодец! Теперь скажи: к чему у тебя лежит душа?

Михаил понял: настало время выбрать специальность. Но какую? Оставаясь под впечатлением «волшебных» станков, он буквально выпалил:

— Хочу стать токарем!

— Ну что ж, малость подучишься, а там привыкнешь…

…Токарному делу учился в фабрично-заводском училище. Потом работал учеником токаря, однако вскоре потянуло его на литейное дело. Почему-то именно теперь, когда повзрослел, захотелось ему продолжить профессию отца.

— А как же станки? — искренне удивился мастер.

— И токарное не забуду! — поспешно заверил Михаил мастера.

А тут, к счастью, заводу потребовались литейщики-формовщики по металлу. Михаила по его просьбе перевели в чугунолитейный цех.

На общезаводском комсомольском собрании, когда обсуждали заявление молодого литейщика о приеме его в ряды комсомола, люди постарше его с полным основанием говорили:

— Михаил Лабузов примерный рабочий и скромный, хороший товарищ. За короткое время он стал настоящим литейщиком. Видать, в отца пошел.

В тот день Михаил не шел, а бежал домой. Еще на пороге расцеловал мать и громко воскликнул:

— Мамочка! Я — комсомолец!

То был 1923 год. Не легкий для молодого Советского государства. В стране царила разруха. Классовый враг упорно не сдавал своих позиций. Но новое властно наступало на старое. В городе на Волге рабочие и инженеры приступили к осуществлению ленинской идеи — пересадить крестьянина с коня на трактор. Началось строительство крупнейшего тракторного завода. Вместе с комсомольцами Михаил возводил один из первых индустриальных гигантов страны. В трескучий мороз кирпич за кирпичом молодые энтузиасты укладывали в стены. Завод был построен. И снова — родной литейный.

Шесть лет работы литейщиком на заводе «Красный Октябрь» закалили Лабузова, укрепили и подняли его революционное сознание. Вершиной его политического возмужания стал день, когда он в 1928 году вступил в ряды Коммунистической партии. Тогда же Лабузова избрали в состав завкома комсомола. Работал он культпропом, а годом позднее — заведующим культпропа райкома ВЛКСМ Средне-Актюбинского района. А еще через год Михаила призвали в Красную Армию. В полку, где он служил, ему не раз объявляли благодарность перед строем. Подтянутый, стройный, он громко отвечал:

— Служу Советскому Союзу!

Из армии Лабузов возвратился на «Красный Октябрь», снова стал литейщиком. Однако не долго ему довелось работать по специальности, которую полюбил. На исходе 1931 года сталинградская комсомольская организация направляет Михаила Лабузова, на чекистскую работу. Друзья напутствовали его:

— Начни, а там привыкнешь!..

И вот, после выполненного первого оперативного задания, Михаил невольно вспомнил дни, когда он впервые услышал слово «привыкнешь»… Молодой чекист привыкал к сложной работе, проникался сознанием своей ответственности за высокое доверие, оказанное ему.

…Стоял хмурый февральский день. Небо мглистое, серое. Холодное солнце редко ласкало низину, раскинувшуюся на несколько километров.

Михаил Васильевич Лабузов с женой Галиной Ефимовной переселились из города в самый крупный в области мясосовхоз «Усть-Медведицкий». Сюда его направили на должность заместителя начальника политотдела по госбезопасности. Жить устроились на центральном хуторе, насчитывавшем не более двадцати хат. От хутора до районного центра было шестьдесят километров, а до железнодорожной станции — сто двадцать. Именно здесь требовалось недремлющее око чекиста. Пробравшись на фермы совхоза, кулаки всячески вредили хозяйству, травили скот, преследовали в совхозе неугодных им людей. Надо было выявить затаившихся врагов, обезвредить их, обеспечить бесперебойное снабжение рабочих города мясопродуктами.

В совхозе было десять ферм. Расстояние между ними — пятнадцать-двадцать километров. Всякий раз, когда Михаил Васильевич отправлялся на одну из них, неизменно предупреждал жену:

— В углу стоит заряженная винтовка, а под подушкой — наган. Дверь никому не открывай!

Кулаки и подкулачники сразу почуяли в Лабузове опасного человека. На тайной сходке они решили разделаться с ним.

На исходе короткого февральского дня Лабузов отгребал от дома снег. Только успел плотно закрыть за собой дверь, как к дому подошли трое.

«В такую пору? — удивился Лабузов. — Кто бы это мог быть?» Сказав жене, чтобы она перешла во вторую комнату, где стоял железный сундук с документами и надежно были закрыты ставни, он взял на изготовку оружие.

В дверь постучали.

— Кто? — негромко спросил Лабузов.

— Из конторы, принес пакет, — ответил резкий мужской голос.

— Ты один?

— Один.

Ответ незнакомца настораживал. Ведь Лабузов ясно видел троих. Значит, не с добрыми намерениями явились сюда.

— Пакет возьму завтра. А как твоя фамилия?

Вместо ответа в дверь сильно загромыхали. Запоры оказались прочными. Потом послышалась возня у окна, плотно закрытого ставнями. Потоптавшись несколько минут у порога, незнакомцы ушли. А Михаил Васильевич напряженно вглядывался сквозь щель. Из-за наступившей темноты трудно было кого-либо опознать. Только и приметил, что один из троих припадал немного на правую ногу.

Сразу почему-то подумалось о животноводе, рыжебородом Парфентии с блудливыми глазами. Вспомнилось и такое: при встрече тот шапку скинет, а в лицо не смотрит.

На следующее утро Лабузов приехал на ферму. Парфентий разносил корм молодняку:

— Доброе утро, товарищ начальник! — наигранно весело приветствовал Парфентий Лабузова и скосил взгляд мимо него. Михаил Васильевич расспросил его о падеже за истекшую неделю, о том, много ли припасено кормов, как спорится работа. Парфентий спокойно отвечал на все вопросы.

Лабузов почувствовал, что Парфентий играет, не такой уж он словоохотливый в жизни, каким рисуется нынче. А когда тот пошел за кормами, Лабузов окончательно утвердился в своем подозрении: вечером приходил к нему с недругами он!

Но как его обезвредить? Отлично понимал: если не сделает это теперь, то, возможно, потом будет поздно. И, прежде всего, надо было установить, с кем связан Парфентий.

Так, в раздумье, Лабузов постоял несколько минут, а когда Парфентий возвратился, поинтересовался у него, далеко ли ему отсюда добираться домой. Михаил Васильевич заметил, как в прищуренных глазах Парфентия заиграла хитринка.

— Может, начальник, ко мне в гости пожалуете? — Наигранно вежливо пригласил Парфентий. — Милость такую окажете! Встречу с радостью, как положено честному труженику.

— А дома еще кто есть? — осведомился Лабузов, внимательно наблюдая за выражением его лица.

— Никого, товарищ начальник, в одиночестве жизнь свою коротаю. — Парфентий тяжело вздохнул. — Сам, одинехонький как пень!

— Приду, только не сегодня, дел по горло, — пообещал Лабузов.

Узнав адрес Парфентия, он решил нагрянуть к нему неожиданно. Интуиция подсказывала ему, что Парфентий обязательно проинформирует своих сообщников о разговоре с ним и те надлежащим образом подготовятся к встрече.

День постепенно угасал, а Лабузов домой не спешил, он направился к Парфентию. Еще издали заметил его с двумя незнакомыми мужчинами. В дом вошли только двое, третий же свернул в сторону и удалился. Выждав некоторое время, Лабузов подошел ближе, осторожно заглянул в окно, однако ничего не увидел, окно было плотно завешено. Тогда постучал в дверь. Хозяин, уверенный в том, что возвращается третий из его компании, не спрашивая кто стучит, открыл дверь. Когда же перед ним оказался Лабузов, от неожиданности лицо его застыло в испуге. Быстро овладев собой, Парфентий пригласил его войти в комнату. Лабузов пропустил вперед Парфентия и последовал за ним.

За небольшим непокрытым столом сидел незнакомый с редкой бородкой и чистил пистолет. Ничего не подозревая, тот медленно поднял глаза и остановил свой буравящий взгляд на Лабузове.

Теперь все решали секунды, и тут во всей силе проявилась чекистская хватка. Лабузов ловко выхватил из кармана заряженный пистолет и строго скомандовал: «Руки вверх!» Незнакомец не поднял вверх руки, а подобно рыси стремительно бросился вперед, пытаясь схватить руку Лабузова с оружием. А он успел отвести ее, другой рукой нанес нападавшему сильный удар в живот. Охнув, тот присел буквально у ног растерявшегося Парфентия.

Со всеми предосторожностями Лабузову удалось доставить задержанных в милицейский участок.

Третий участник вредительской группы скрылся и несколько дней не появлялся в этих местах. А потом тайно пришел в совхоз к притаившимся там дружкам. В совхозе начались поджоги ферм, отравление кормов ядохимикатами, участились случаи нападения на активистов. Стало ясно: в совхозе действует новая банда диверсантов. Надо было напасть на ее след и ликвидировать.

И вот помог случай. В один из вечеров Лабузов увидел кравшегося к ферме человека с каким-то узелком в руках. «Если это работник фермы, — рассуждал Лабузов, — ему нечего было бы скрытно пробираться туда. Значит…»

Лабузов притаился и стал наблюдать за странным посетителем. Через каждые несколько шагов неизвестный оглядывался и снова торопился к ферме. Там уже никого не было, и, приоткрыв ворота, тот прошмыгнул вовнутрь.

Без промедления Лабузов тем же путем пробрался на ферму и в серой дымке сумерек увидел, как неизвестный что-то рассыпал в корытца. «Враг!» — мелькнуло в голове Лабузова. Крикнув «стой, ни с места!», он бросился к неизвестному. Последний отшвырнул в сторону уже наполовину опустошенный узелок, выстрелил в Лабузова и кинулся к воротам. Пуля со свистом пронеслась над головой Лабузова, но не задела его.

— Стой! — снова потребовал Лабузов, а сам укрылся за столбом.

В ответ прозвучал новый выстрел. Тогда Лабузов сделал рывок вперед. Спотыкаясь и оглядываясь, неизвестный помчался по дороге. И тут был настигнут Лабузовым. Сказалась его спортивная закалка.

Диверсант был обезврежен. Вскоре при его содействии разоблачили и остальных сообщников.

Благодаря чекистской выдержке, находчивости и смелости Лабузова была разоблачена и изолирована опасная шайка, рассчитывавшая своими злодеяниями затруднить мясопоставки рабочим волжского города, подорвать экономику совхоза, посеять панику среди людей.

В служебной аттестации тех лет чекиста М. В. Лабузова сказано лаконично:

А в характеристике от 7 апреля 1938 года записана и такая строка:

Вся жизнь чекиста Лабузова принадлежала Родине, трудился он не покладая рук. Не остыл задор и тогда, когда он стал старшим следователем следственной части НКВД УССР в городе Киеве. Правда, длилось это не долго — три года. Потом его направили на работу в западные области Украины.

…К вечеру пошел дождь. С холмов побежали ручейки и, слившись в единый поток, устремились к реке. Машина неслась из Львова по освещенной золотыми лучами фар скользкой асфальтированной дороге. В Городок Львовской области Лабузов приехал в должности помощника начальника райотдела НКВД.

Начиналась весна, и морем зелени встретила его гостеприимная прикарпатская земля, Дышалось легко, свободно, а Лабузову особенно радостно: у него родился второй сын. В шутку Михаил Васильевич сказал жене:

— Прикарпатский!..

Но даже и такая большая семейная радость не отвлекла его от забот чекиста. Здесь приходилось много работать. Часто за семейным столом он говорил о мужестве, честности и трудолюбии людей, с энтузиазмом взявшихся строить новую жизнь. Но враги пытались помешать.

— Не забывай, Галочка, наша работа почетная, но и опасная. Всякое случается… Ты должна быть готова ко всему.

Так Лабузов говорил жене в тот майский день 1941 года, когда его из Городка перевели в Радехов на должность начальника райотдела НКВД.

Почетный пост возлагал на него еще большую ответственность. Но Михаилу Васильевичу к этому не привыкать, он с удвоенной энергией принялся за дело, при этом проявляя незаурядные организаторские способности. А тут разразилась война…

В памятное июньское утро Михаил Васильевич с тревогой подумал о своей семье. «Как теперь сложится их судьба?» — терзался в мучительных догадках. А его жена, коммунистка Галина Ефимовна, в тот день пришла с детьми в Городокский райком партии. Здесь уже стояли наготове грузовые машины. Переполненные людьми, они вскоре отправились на восток. Враг бомбил Львов, особенно вокзал и железнодорожные пути. Пришлось в обход Львова добираться до Тернополя. Фашистские самолеты с бреющего полета обстреляли машины с людьми. Погибло несколько женщин и детей…

Только через десять дней Галина Ефимовна добралась в родной волжский город. А Михаил Васильевич в это время уже выполнял важное задание в Днепродзержинске. Затем с оперативной группой Лабузов оказался в Ворошиловграде, оттуда перебрался в Сталинград.

Эвакуация в тыл промышленных предприятий, охрана электростанций, вывод из строя важных объектов, чтобы те не достались врагу, и другие оперативные задания пришлось выполнять в очень сложных условиях и с риском для жизни.

Оказавшись однажды у водного рубежа, чекисты должны были преодолеть естественное препятствие. Переправа была разбита. На противоположном берегу маячила лодка. Как быть? Фашистские войска приближались… Тогда Лабузов, сбросив обмундирование, переплыл Донец и пригнал лодку. Сделав несколько смелых рейсов, он переправил всю группу чекистов на другой берег.

…Бой был тяжелым. Фашисты ввели большие силы, стремясь любой ценой прорвать оборону важного пункта. На переднем рубеже вместе с бойцами залег и майор Лабузов. Вдруг вблизи все загрохотало, закружилось… Лабузова тяжело контузило.

Лечился он в казанском госпитале. Долго не мог передвигаться. Потерял слух. Но врачи исцелили от недуга. Через несколько месяцев чекист возвратился в строй.

Был уже конец 1943 года. Под ударами Советской Армии фашисты, понеся ощутимые потери, откатывались на запад. От захватчиков освобождалась Украина. В июле 1944 года вместе с передовыми частями Михаил Васильевич вошел в освобожденный Городок на Львовщине. Теперь он остался в нем на посту начальника районного отдела госбезопасности.

Фронт отодвигался дальше на запад, а в этих местах война еще продолжалась. В отдельных селах, да и в самом Городке, действовали украинские буржуазные националисты. Предатели народа из-за угла стреляли в коммунистов и комсомольцев, сельских активистов, С лютой ненавистью они учиняли расправы над односельчанами, начавшими восстанавливать разрушенное гитлеровцами хозяйство.

Трудное время. От чекистов требовалось мужество, бесстрашие…

Вскоре к Лабузову приехала семья. Радости не было конца. Михаил Васильевич очень любил детей. Но счастье семьи омрачили бандиты. Под дверь квартиры тайно подсунули записку:

Если Лабузову они пока угрожали, то в селах творили черные дела. Муха, Серый, Слепой и другие главари банд надеялись таким путем запугать население, увести его от решения насущных задач, натравить отсталые элементы на Советскую власть. Украинские буржуазные националисты стремились опорочить Советскую власть, умалить те блага, которые она принесла на исстрадавшиеся западноукраинские земли.

В один из августовских дней Лабузов вел допрос задержанного бандита. Чекист пытался проникнуть в психологию обманутого человека, понять, какие силы толкали его на страшные поступки, старался убедить в несостоятельности братоубийственной политики бандеровцев, направленной против трудового народа. Перед ним стоял бандит по кличке Мокрый из села Тучапы Городокского района. Обветренное продолговатое лицо, широко раскрытые серые глаза, длинные руки. Мокрый говорил глуховатым голосом, правая бровь дергалась. Лабузов долго смотрел на девятнадцатилетнего парня. Встретил бы его где-нибудь в селе или на дороге — не отличил бы от многих односельчан. Что он знал в свои девятнадцать лет! Оказалось, что в 1939 году его отца раскулачили и заставили самого работать на себя, без эксплуатации чужого труда. Четырнадцатилетнему сыну кулака «дружки» усиленно вдалбливали в голову версию, будто их разорила Советская власть, противница «соборной Украины», А когда на Украину вторглись немцы, Мокрый пошел в полицию, а затем добровольно вступил в дивизию СС «Галичина». В девятнадцать лет его руки обагрились кровью советских людей…

После разгрома дивизии СС Мокрый скрывался в схроне и дальше вредил Советской власти, убивал своих земляков-активистов.

— Зачем ты убивал односельчан? — спросил Лабузов у бандита.

Мокрый глухо откашлялся и грустным голосом признался:

— Потому, что они не хотели идти с нами.

— Они строили новую и свободную жизнь, а вам это не нравилось. Так?

— Так.

— Ну, а что вы обещали людям?

— Соборную Украину без коммунистов и советов.

На лице Лабузова скользнула улыбка. Мокрый отвечал автоматически, не задумываясь над тем, что несет явную чушь.

— Скажи мне, до прихода Советской власти в селе Тучапы была украинская школа?

Мокрый замялся.

— Украинская молодежь на каком языке училась?

— На польском.

— А вот Советская Армия изгнала немецких фашистов с этой земли, и в твоем родном селе сразу открылась украинская школа.

Мокрый молчал. Потупив глаза, он слушал великую правду, которую принесла на западноукраинские земли Советская власть. Однако сознание его было отравлено демагогией бандеровцев, а у самого не хватило ни воли, ни духа перебороть клевету недругов украинского народа, уйти от них. Михаил Васильевич потом делился с людьми впечатлениями:

— Многие бандеровцы даже и не подозревают, как жестоко их обманули атаманы, которые декларируют о свободной Украине, а сами делают все, чтобы ее закабалили фашисты.

Из разных мест района приходили неприятные вести: бандиты подожгли здание сельсовета, убили двух комсомольцев, надругались над молодой русской учительницей… А в Тучапах украинские националисты насильно вербовали молодежь в банду. Кто отказывался, с теми расправлялись на месте.

Для восстановления в селе правопорядка Лабузов послал оперативных работников: Караева — в Тучапы, Пасюкина — в Ратычи.

— Выявите зачинщиков, а людям объясните, в чьих интересах действуют бандеровцы.

В хлопотах прошел день, другой, а оперативные работники райотдела из села не возвращались. Лишь на третий день появился Пасюкин, Караева же все не было. Тогда Лабузов вместе с двумя оперативными работниками и Пасюкиным выехал на подводе в Тучапы. Стояло безоблачное, теплое утро 14 августа 1944 года. Накануне Михаил Васильевич работал всю ночь. И только на рассвете пришел домой, чтобы поцеловать спящих детей и сказать жене: «Я ухожу на задание».

По дороге в село Лабузов предался воспоминаниям. Подумалось о том, что родные приволжские места такие же живописные, как и эти. Здесь следы войны еще виднелись повсюду: то скелетом торчали трубы сожженных домов, с дороги еще не убрали подбитые орудия, то тут, то там зияли воронки от снарядов. Сколько бед причинила война.

Да, война еще дымилась здесь…

Так в раздумье Лабузов и его боевые друзья подъехали к Тучапам. Большое село с церковью в центре. С окраины до сельсовета совсем уже близко, и вдруг — грянули выстрелы.

«Засада!»

Спрыгнув с повозки, Лабузов, Пасюкин, старший лейтенант Бутенко и сержант Харченко залегли и открыли ответный огонь. Бандиты сжимали кольцо, усилили обстрел. Четверо отбивались более чем от двухсот бандеровцев. Силы неравные…

Первым упал сраженный Пасюкин. Вражья пуля ударила в голову Бутенко. Умолк Харченко. Ранило в ногу Лабузова… Михаил Васильевич не рассчитал и последний патрон выпустил в подбежавшего бандита.

Бандеровцы стянули с убитых сапоги, сорвали ордена, забрали планшетки, а раненого Лабузова поволокли волоком во двор хаты украинского националиста Михаила Майстришина.

Лабузов не мог стоять, он сидел на земле и с презрением смотрел на пьяную ватагу.

— Ну вот и встретились, — противно хихикая, выкрикнул бандеровец Степан Тимура. — Теперь ты нам объяснишь, что такое Советская власть и почему наших людей преследуешь!

Лабузова обступили бандиты. Его пинали сапогами, били кулачищами в лицо. Злорадствуя, кто-то гаркнул:

— Ну, чего молчишь? Говори, пока язык еще при тебе остался!

— Скажу, — не теряя самообладания, ответил Михаил Васильевич. — Скажу вам, кто вы такие…

— Кто? — свирепел подкулачник Алексей Кушнир. — Кто?!

— Вы предали свой народ и напрасно на всех переулках кричите, что народу добра желаете. Вранье! Вы сами себя обманываете, а люди уже знают вам цену! Советская власть простит вас, если вы явитесь с повинной. Я вам советую…

— Чего рты пораскрывали! — перебил высокий худощавый, в начищенных сапогах, с буйной прической. Он приблизился к Лабузову вплотную и с яростью полоснул ножом по лицу.

— А теперь что ты скажешь?

Кровь сбежала по бледному лицу Лабузова. На месте носа зияла рана. Лабузов не испугался лютости бандитов и теперь уже громко, словно заглушая боль и выражая страстный призыв к жизни, сказал:

— Меня вы убьете, а Советская власть стояла и стоять будет на этой земле. Такова воля народа. А вы, жалкие фашистские холуи, не сегодня, так завтра, но обязательно сгинете!..

Бандиты жестоко пытали чекиста, вымещая на нем злобу за свое бессилие. Они отрезали ему уши, выкололи глаза, выбили зубы, отрубили пальцы на руках и ногах…

Михаил Лабузов истекал кровью, терпел страшную боль, теряя силы. Но пока работало сознание и стучало сердце, он беспрерывно твердил бандеровцам, что они отвержены народом и народ никогда не простит им совершенных кровавых злодеяний.

Обессиленного, Лабузова бандиты живьем закопали в яме. Еще долго шевелилась земля…

…Чекист Михаил Васильевич Лабузов любил жизнь, но в трудную минуту на своем посту, не дрогнув, отдал ее во имя счастья людей.