Есть такой фронт

1. ШЕЛ ПАРНИШКЕ В ТУ ПОРУ ВОСЕМНАДЦАТЫЙ ГОД…

Это случилось в Ейске. В тревожном 1942 году Витя Карпенко, секретарь комсомольской организации железнодорожной школы, пришел однажды домой и застал маму в слезах. Голосила невестка, четверо малышей прижимались к ней.

— Витенька, — причитала мать, — Коля наш погиб!..

Стиснув зубы, Виктор читал похоронную.

Страшное известие! Николай у них самый старший. Когда в 1926 году умер отец, Виктору был всего лишь один год. Осталось семеро сирот. На плечи Николая легли все заботы о большой семье. А потом своей семьей обзавелся. Он был кормильцем и советчиком, всем заменял отца. Теперь его нет… Сапер Николай безмолвно лежит где-то в далекой смоленской земле. От Василия — танкиста — тоже нет никакой весточки…

Беда повсюду. Горят города и села Белоруссии, Украины, России. Заполыхали казачьи станицы Кубани, льется кровь, плачут матери, вдовы… Горю народному нет предела…

У Виктора собрались друзья по школе, зашел и классный руководитель. Мальчики любили своего учителя Божевильного. Он был участником финской кампании, часто рассказывал о боях на Карельском перешейке, штурме Выборга. Ученики гордились им. Сейчас пылали мальчишечьи сердца.

— Немцы под Ейском, а мы сидим и зубрим формулы, роем окопы, как кроты. Фашисты же прут и прут. Нам нужно что-то делать. Ведите нас в военкомат. Мы уже не дети!

Учитель задумчиво посмотрел на них, потом встал и сказал:

— Пошли, друзья мои!

Вот так, во главе с классным руководителем, девятиклассники пошли в военкомат. Всем классом. Со слитой воедино ненавистью к захватчикам. Это была не романтика добровольцев, а жизненная необходимость. Фашизм отнял у них юность, но завоевания революции у них отнять нельзя.

После двухнедельного обучения они также всем классом были направлены в 873-й полк 276-й стрелковой дивизии 58-й армии. На ее долю выпала честь стоять насмерть, чтобы преградить фашистам дорогу к Кавказу.

Не повезло автоматчику Виктору Карпенко на войне. В бою под станицей Петровской его ранило в правую ногу. Хорошо, что ранение было легким. Через месяц вернулся в свою роту — назначили командиром отделения.

А потом случилось непоправимое. В марте 1943 года начальник штаба полка вызвал к себе группу автоматчиков. Среди них был и Виктор.

— Старший сержант Саламахин, — обратился командир к помкомвзвода. — Отберите семь лучших бойцов. Задание — пробраться на хутор Свительник и вот здесь, — он обвел карандашом на карте какую-то точку, — из помещения школы взять языка. С вами пойдет местный житель, проведет вас самой короткой и удобной дорогой. Задача понятна?

— Так точно, товарищ майор!

— Исполняйте!

— Есть!

Старший сержант стал готовиться в разведку. Времени было в обрез. Выстроив бойцов, зачитал список:

— Гурамишвили!

— Я!

— Муха!

— Я!

— Карпенко!

— Я!

— Карпенко, — обратился он к Виктору, — а сколько тебе лет?

— В январе пошел восемнадцатый!

Бойцы засмеялись.

— Чего гогочете, как гусаки? — бросил сосед Карпенко. — Парень уже обстрелянный, успел побывать в санбате. Не сомневайтесь, товарищ старший сержант, не подведет. Виктор лют на фрицев. Брат у него погиб под Смоленском…

Это была незабываемая ночь. Разведка удалась. Языка, немецкого офицера, подстерегли возле уборной и без приключений доставили до нейтральной полосы, но на рассвете столкнулись с вражеской разведкой. Пришлось принять бой. Заслышав перестрелку разведчиков, фашисты открыли шквальный огонь.

Виктору запомнились огромные от смертельного ужаса глаза фрица, крепкий кляп в его зубах. Взрыв страшной силы… И тонкая струйка крови… Сознание то приходило, то покидало его. В голове, как на старой киноленте, туманные кадры. Кто-то его тянет. Нестерпимая боль в ноге. Возле него Витька Фролов. Их несут, куда-то везут на возу, в который запряжены две коровы. Вся в морщинах, незнакомая женщина подает пить, силой вливает ему в рот молоко. Нога распухла.

…Окончательно пришел в себя в госпитале. Осмотрев раненую ногу Виктора, потрогав раздробленную кость, врач утомленно сказал ему:

— Жить — будешь, воевать — нет.

И уже в Тбилиси ему выдали справку: инвалид второй группы.

2. ВОЗВРАЩЕНИЕ НАДЕЖДЫ

Младший сержант Виктор Карпенко переступил порог родного дома на костылях.

— Сыночек, родненький! Что они с тобой сделали?! — запричитала мать, обнимая худенькие ребячьи плечи. — Ироды проклятые! Чтоб тому Гитлеру…

— Мама, перестань, не надо, дорогая. Карпенки живучи. А что, Вася пишет?

— Пишет, сыночек, пишет! Недавно танк новый получил.

К вечеру собралась вся большая родня. Сестры Агафья, Анна. Пришла вдова Николая. В уголочке примолкли племянники.

— Что же ты теперь будешь делать? — спросила невестка.

Вначале он опустил глаза, потом глянул на стену, где висели фотографии покойных отца и брата, как бы спрашивая у них совета: «Действительно, что же мне теперь делать?»

— Вот оформлю пенсию, а там будет видно.

Через неделю он уже сидел в десятом классе. Костыли торчали над партой.

Так прошла осень 1943 года. В январе вспомнил, что ему уже исполнилось восемнадцать. По ночам, на погоду, болели раны, особенно нога. В ступне, как говорится, пружинка не держала — нерв перебит, и ничего уже не сделаешь.

А в феврале — письмо из Тбилиси. Писала из госпиталя начальник отделения Любовь Михайловна Заидзе:

«Неужели может произойти чудо? — думал Виктор, возвращаясь из школы. — Какие хорошие люди живут на земле! Бывший классный руководитель Иосиф Моисеевич Божевильный — еврей. После финской, несмотря на ранения, пошел на фронт вместе со своими учениками, погиб, но навечно оставил светлую память о себе в наших сердцах. А тот санитар, который вынес меня через всю нейтральную полосу, — русский. Я и фамилии его не знаю. Он тоже погиб, прикрыв меня своей грудью. Или же вот Любовь Михайловна Заидзе — грузинка. Кто я ей? А вот вспомнила, нашла меня в Ейске… Поеду в Тбилиси! Операция, ну и пусть еще одна операция. Десять операций! Война еще не закончилась. Как только врачи поставят на ноги, я опять пойду на фронт и еще успею побывать в Берлине. Я отомщу вам, фрицы, за смерть брата Николая, за учителя, санитара и за тысячи погубленных советских людей…»

Операцию сделали удачно. Через две недели поднялся с кровати. На костылях подошел к окну. Попробовал стать… И вдруг дернуло, словно электрическим током, от пальцев до головы. Упал. Лоб покрыла холодная испарина.

— Молодец, Виктор! Теперь вы танцевать будете! — радовалась Любовь Михайловна.

— А воевать буду?

— Война закончится и без вас. Необходимо учиться. Окончить десятый класс, а там — в институт. Теперь строить нужно. Сколько можно воевать? И так тысячи покалеченных.

— Дорогой доктор, спасибо вам за то, что моя нога чувствует землю. Раны на теле заживают, а заживут ли раны в душе?..

После окончания десятого класса Виктор поступил в Днепропетровский институт инженеров железнодорожного транспорта. Рана постепенно заживала, костыли сменила палочка.

Среди студентов факультета «Мосты-метрополитен» было много таких, как он, инвалидов с пенсионными книжками. На первом же собрании его избрали секретарем комсомольской организации факультета. Днем — лекции, вечерами конспекты, учебники и радостные вести «Совинформбюро».

И так каждый день. А ночами во сне бывшие фронтовики то справа, то слева от кровати Виктора кричали: «Огонь!», «Иванов, танки справа», «Пулемет, почему молчит пулемет?», «Чайка, Чайка, я Урал».

Разбуженный ночными вскриками соседей, Виктор долго лежал и думал. Это кричат раненные войной человеческие души. В госпиталях они стонали от жгучих ран. А здесь кричат, ибо не так скоро все забывается. Каждый из его товарищей имеет на своем счету подбитые танки или самолеты, уничтоженных в рукопашном бою гитлеровцев. А он вроде бы ничего не сделал для победы. Два ранения. Ну и что же? Разве это большая заслуга? Языка взяли. А воспользовались ли тем синеглазым фрицовским офицером? Возможно, ребята и не дотянули его до места. Надо научиться строить метрополитены, мосты. Ведь это так нужно. Скоро возьмут Берлин. Закончится война. Будет всенародный праздник… А совесть спросит: «Что ты сделал для победы?»

Прочь мысли! Надо спать. Скоро Новый год. В январе ему будет двадцать. Как быстро летит время!

3. «ВАС ВЫЗЫВАЮТ В ВОЕНКОМАТ»

— Товарищи! Всех фронтовиков вызывают в военкомат.

Это известие облетело весь факультет. Кто-то заметил:

— Ага, я же говорил, что повоюем, а вы кисли…

Виктор Карпенко, идя в военкомат, оставил в общежитии свою спутницу — палочку. Повсюду лежал пушистый снег, и как-то непривычно и страшно было без нее идти по скользкой улице.

В военкомате им раздали анкеты. Граф было много. Кроме того, нужно было написать обстоятельную автобиографию.

Быстро пролетел декабрь. О военкомате уже не вспоминали. Но вот однажды в институт пришел незнакомый майор и всех, кто заполнял анкеты, пригласил в кабинет парторга.

— Товарищи, — обратился он к приглашенным. — Я представитель органов государственной безопасности. Мы ознакомились с вашими документами. Кто из вас желает, приглашаем к себе на работу.

— А что мы будем делать? — спросил сосед Виктора. — Государственные банки охранять?

Майор улыбнулся.

— Кто изъявит желание, тому и расскажем, что делать.

— А воевать еще успеем? — поднялся Виктор.

Майор внимательно посмотрел на него.

— Профессия чекиста такая, что все время приходится воевать.

Чекист… Еще в школе Виктор читал про Феликса Эдмундовича Дзержинского, его соратников. Знал, что чекисты вели борьбу против врагов Советской власти, заботились о беспризорных детях, оставшихся без родителей в дни революции и гражданской войны. Что тут долго думать? Надо — так надо!

Из 30 студентов, изъявивших желание, взяли на работу только восемь. «Работа ответственная. Согласны?» — еще раз спросили. Виктор, как и все его товарищи, дал согласие.

4. БЕЗ ЛИНИИ ФРОНТА

Обучаясь в Киеве, Виктор Антонович много слышал о зверствах, которые чинили украинские буржуазные националисты в западных областях. Убивали детей, стариков, женщин. Бросали живых людей в колодцы. Вешали или топором проламывали череп. Неужели это делают «сыны Украины»? Нет, это звери, фашистские палачи!

Слушал лекции, рассказы очевидцев, чьи семьи испытали на себе бесчинства оуновцев. Его сердце было преисполнено ненавистью к тем, кто мешает народу мирно трудиться. Виктор думал: «Много выстрадали гуцулы, лемки, бойки в период оккупации. Сейчас они хотят покоя, и этот покой нужно обеспечить. Это задание партии, Советского правительства».

В феврале 1945 года поезд мчал его к новому месту назначения — во Львов. Здесь долго не задержался. Направление — Куликовский район.

В райотделе МГБ его встретили с радостью. Точнее, никто не встречал. У телефона сидел старший лейтенант Макаров. Передавали что-то важное, и он был взволнован. Положив трубку, мельком глянул на документы и без вступительной беседы сказал:

— Вот что, берите автомат, запасные диски, гранаты и гайда на машину! Об устройстве поговорим потом.

Уже в машине Макаров рассказал Виктору Антоновичу, что между Подлесным и Волей-Жолтанецкой шел настоящий бой. Бандеровцы напали на активистов, занимающихся переписью населения, и зверски расправились с ними.

…И вот Виктор первый раз увидел своими глазами, о чем слышал на лекциях в Киеве. Впервые увидел массовые похороны людей не в военной форме, как это было на фронте, а в гражданской одежде. И погибли они не от немецких рук, а от рук таких же украинцев, как и сами. Да разве эти бандиты понимают по-человечески братскую «единокровность»? Вот врач Заидзе — грузинка, она никогда не жалела своей крови, спасая человеческую жизнь, а кто боец по национальности — грузин, русский, украинец, белорус, — и не спрашивала. Да разве она одна такая?

Медленно движется похоронная процессия, наплывают воспоминания. Вспомнился казах, что лежал с ним в тбилисском госпитале. «Сестричка, воды!» И санитарка, белоруска Леся Белорукая, как родная сестра, бежала к нему и старалась ласковым словом облегчить его страдания. А потом горько плакала, когда он умер. Мысли перескакивали с далекого Тбилиси на Ейск, с Ейска — сюда, на Львовщину.

Похоронная процессия остановилась. Звуки траурного марша терзают душу, сердце разрывается от материнских и детских рыданий. Секретарь райкома произносит речь. Двадцать восемь гробов! К одному из них склонился маленький мальчик и гладит по голове отца:

— Татусю, родной, проснись, открой глаза!

А отец лежит, немой, холодный, только ветер слегка шевелит прядь его темных волос. К горлу подступил комок. «Спите спокойно, товарищи, — думал Виктор. — Ваши дети не останутся без внимания. Бандиты их осиротили, но настоящие люди заменят им родителей, Советская власть выведет их в люди. Убийцы дорого заплатят за их израненные души и за вашу безвременно оборванную жизнь».

И опять воспоминания. Госпиталь. Прощание… «Спасибо вам, дорогой доктор, за то, что моя нога чувствует землю. Раны на теле заживают, а заживут ли раны в душе?»

Плач матерей и жен на похоронах, крик малыша: «Татусю, родной», слезы сестры, жены погибшего рождали неутолимый гнев и призывали к борьбе.

5. ЛИКВИДИРОВАТЬ БАНДУ КОШЕВОГО

Начались обыкновенные будни чекиста. Именно будни, ибо в послевоенные годы у них не было праздников, не было выходных дней. Дни и ночи слились в единое целое. Конец работы определялся полной ликвидацией бандитской группы-боевки.

Виктор Карпенко был закреплен за участком недалеко от Куликова, где действовала банда Кошевого (Мороза). Многие «лесовики», поверившие было в годы фашистской оккупации пропаганде оуновцев, сейчас приходили с повинной. Они сдавали оружие, возвращались к мирному труду. Часть из них шла помогать ликвидировать банды.

Но были и другие… Они люто ненавидели Советскую власть, убивали организаторов колхозов, председателей сельских Советов, преследовали актив. Бандиты прятались в схронах-бункерах, там они пьянствовали, отдыхали, а с наступлением ночи начинали разгул и грабеж.

Представители органов государственной безопасности, опираясь на народ, на тех, кто возвратился из армии, на сельский актив, делали все, чтобы быстрее покончить с оуновским подпольем.

Неизмеримое горе трудящимся Куликовского района принесла банда Кошевого. Оперуполномоченный Виктор Карпенко знал, что у того двенадцать «лесовиков». Ему были известны их клички и настоящие имена. Был известен и район бандитских налетов.

Как-то он зашел во двор одной вдовы в Великих Передримихах. Взгляд упал на подоконник сарайчика. Там лежал обрывок газеты с мыльной пеной и волосами только что побритой бороды.

— Орест, — спросил он четырехлетнего мальчугана хозяйки, — татко приехал?

— Тата нет, он на фронте погиб.

— А кто же брился у вас в сарайчике?

— То вуйко, что в пивнице.

Значит, в подвале прячутся бандиты.

Оставив на страже двух помощников, сам спустился в подвал. Светом карманного фонарика ощупал стены. В одном месте заметил шесть сдвинутых кирпичей. Это и есть вход в схрон.

— А ну, вылезай, кто там!

Тишина. Когда лопатой приподнял кирпичи, оттуда вылетела граната. Схватив ее на лету, кинул назад. От взрыва содрогнулся подвал. Это была первая отплата смерти за смерть. Но среди четырех бандитских трупов Кошевого не было…

И снова встречи с людьми, привлечение в отряд активистов из сельской молодежи, детальная разработка каждой операции, бессонные ночи.

Однажды в Нагорцах зашел к учительнице.

— Анна Николаевна! Вы идете на уроки, а я, разрешите, немного поработаю в вашей комнате. Здесь тихо, а то в сельсовете все время люди, негде расположиться.

— Пожалуйста, товарищ старший лейтенант, — ответила учительница. — Что за работа у вас? Может, стихи собираетесь писать? Садитесь за этот столик и пишите себе на здоровье.

Учительница лукаво подмигнула, переводя взгляд на шкаф.

«Э, бестия, — подумал Виктор Антонович, — выспалась, наелась, ей хорошо подмигивать».

— А может, пан офицер захочет отдохнуть? Тогда к вашим услугам моя кровать.

— Нет, спасибо, я буду писать, но не стихи.

— Извините, мне пора на уроки!

Проходя тропинкою мимо окна, она еще раз подмигнула. Виктор Антонович остался сам. Снял с плеча автомат, положил на стол и внимательно обвел взглядом комнату. Бедновата комната сельской учительницы. Кровать, столик, две табуретки, небольшая этажерка с книгами, а в шкафу нет внизу левого ящика. Заметил, что в том месте виднелось что-то похожее на приклад винтовки или автомата.

Ничего не подозревая, подошел к шкафу и нагнулся, чтобы убедиться, не ошибся ли. Вдруг створки шкафа распахнулись, и на него навалился здоровенный верзила.

Бандит был намного выше чекиста. Винтовка, приклад которой увидел старший лейтенант, лязгнула рядом. Они вцепились друг в друга и повалились в ожесточенной схватке. Высокий и крепко сложенный бандит прижал чекиста к столу, на котором лежал автомат. Одной рукой уже схватил его за приклад. В то же мгновенье Карпенко двумя руками перехватил лямку. Оба вскочили на ноги. Знает ли оуновец, как спустить предохранитель? Ведь у него винтовка. В кармане чекиста пистолет. Но стоит только отнять одну руку, чтобы вытащить пистолет, как бандит вырвет автомат. Виктор изо всех сил потянул к себе лямку автомата и отпустил ее. Бандит упал.

— Пане! Не убивайте, все расскажу!

— Где, Кошевой?

— В Артасове, в стодоле Шпака!

— Ага! — радостно вскрикнул старший лейтенант, — значит в Артасове!

Держа пистолет наготове, Виктор нагнулся, чтобы поднять автомат, и сразу же бандит схватил его за ноги, свалил на пол.

Старший лейтенант не успел опомниться, как враг впился зубами ему в шею. Рука с пистолетом прижата к полу.

«Может, ребята услышат?» — мелькнуло в голове, и Виктор трижды выстрелил. Бандит вздрогнул, рука освободилась, и, уже теряя сознание, Виктор выстрелил в четвертый раз. Почувствовал, что тело врага обмякло.

Бандит вытянулся. Виктор, как пьяный, шатаясь, поднялся на колени, взял автомат и, тяжело переводя дыхание, вышел.

Вечером остатки банды и сам Кошевой были ликвидированы. Учительница на допросе сказала:

— Я же подмигивала старшему лейтенанту. Думала, он догадается, что в шкафу спрятался бандит.

— А почему вы об этом не написали, если боялись сказать?

— Я не сообразила!

Выяснилось, что она — связная оуновцев.

6. НЕСПОКОЙНЫЕ БУДНИ

Кому хоть раз приходилось встречаться со смертью с глазу на глаз, тот понимает, какая тяжелая работа легла на плечи работников органов государственной безопасности по ликвидации оуновского подполья. Они ежедневно были на передовой. Многие из них погибли.

Во время войны фронтовики знали, где враг. Вот наши окопы, впереди — минное поле; иногда, если это затяжная оборона, — колючая проволока. За нейтральной полосой — враг с его укреплениями.

Борьба против скрытых врагов не имела линии фронта. Каждая операция по ликвидации той или иной группировки разрабатывалась в далеко не удобных кабинетах. Но борьба велась довольно успешно, ибо чекисты опирались на тысячи честных людей, на народ.

Оперуполномоченный Виктор Карпенко, смелый и бесстрашный офицер, обладал всеми качествами, которых требовал Феликс Дзержинский от людей этой бесстрашной профессии, — горячим сердцем, холодным разумом. Он любил и ненавидел. Любил сельских мальчишек-сирот, таких как Орест, который рассказал ему о бандите, спрятавшемся в подвале. Времена были нелегкие, но он всегда в карманах носил сладости и угощал ими малышей. Постоянно интересовался семьями погибших фронтовиков и по возможности помогал им. Расспрашивая их о жизни, сам думал о своей матери. Когда извещали, что кто-то из сельских активистов погиб, в нем все кипело от ненависти к врагам народа. Он тяжело переживал неудачи, особенно когда бандиты делали повторные налеты. Значит, не все сделал, чтобы быстрее покончить с оуновским подпольем.

Это случилось зимой 1948 года. Утомленные бойцы вместе со старшим лейтенантом Карпенко зашли на хутор Грабовец к кулаку Выхопню. Пока хозяйка готовила ужин, солдаты легли отдохнуть. Виктор Антонович сидел за столом и при керосиновой лампе помогал хозяйской девочке решать задачу. Неожиданно на пороге, как из-под земли, появились бандиты. Девочка первой увидела их и, вскрикнув, ударила по лампе. Очередь пронзила тишину. Пуля прошла через фуфайку старшего лейтенанта, опалила грудь. Правда, ранение было легким. Солдат, оставшийся во дворе, услышав стрельбу, кинулся на выручку и в упор расстрелял одного за другим всех четырех «лесовиков».

Смерть ходила по пятам храброго чекиста, но жизнь сильнее смерти, и Виктор Антонович всегда выходил победителем. На хуторе Дунаевцы он обезвредил банду так называемой «службы безопасности», которую возглавлял заклятый враг Сивый. В Подлесном возле лисьих нор карпенковцы с помощью председателя сельского Совета Ивана Ивановича Гапона уничтожили остатки довольно опасной банды, в Граблецах раскрыли «провод» Ключа и его стаю.

Все годы без выходных дней. Бессонные ночи, боевые операции одна за другой. В напряженной работе забывал о себе, о своей личной жизни. Молодые люди создавали семьи, а ему все не хватало времени. Иногда зайдет в школу, послушает щебет детворы и подумает: «А не пора ли и мне завести вот таких?»

Женился только в 1953 году в Старом Самборе. Екатерина Михайловна, а тогда просто Катюша, стала его верным другом. Она много слышала историй о старшем лейтенанте, которого перевели из Львовской в Дрогобычскую область, о его храбрости во время ликвидации районного «провода» в Турке. Люди с глубоким уважением рассказывали о Викторе Антоновиче, о том, как он умело пропалывал, словно сорняк с грядок, одну за другой банды в Хировском, Добромильском, Стрелковском районах.

После тревожных ночей настали спокойные дни.

— Вы слышали, что уже и Черноте конец? — с радостью говорили люди, когда в Хирове была ликвидирована банда.

— Карпенко и Жару всыплет жару!

Районный «проводник» Жар десять лет слонялся по лесам, селам и хуторам Старосамборского района. После того, как карпенковцы выследили логово «лесовика» и уничтожили последних двух «побратимов», Жар пришел с повинной.

— Потом уехал в Донбасс. Там стал работать, женился. Приезжает в наши края в гости. Я часто с ним встречаюсь, — уже совсем недавно рассказывал о нем Карпенко.

Виктор Антонович открывает сейф и показывает пожелтевшие от времени папки. Каждое такое дело — огромный труд по обеспечению спокойствия мирного населения. В них история судеб человеческих и в какой-то мере биография капитана Карпенко…

7. «ТОВАРИЩ КАПИТАН»…

Зазвонил телефон.

— Карпенко слушает.

В трубке — далекий взволнованный голос:

— Товарищ капитан! Это я, Николай Терлецкий. Мы здесь с ребятами подозрительного задержали и отобрали у него холодное оружие. Приезжайте скорее!..

Старшему оперуполномоченному районного отдела Комитета государственной безопасности Виктору Антоновичу Карпенко не обязательно ехать самому в отдаленное приграничное село. Можно было известить участкового милиции или пограничников, но он знал: если ребята обратились к нему — дело серьезное. Лучше поехать.

Позвонил жене на работу:

— Катюша! Мне нужно в Волошиново. На обед, наверное, не успею. Проследи, пожалуйста, чтобы Валечка не опоздала в музыкальную школу.

При всей своей загруженности он никогда не забывал о своей семье, особенно о детях. Вот и теперь, делая крутые повороты на мотоцикле по горным тропам, думал о них, не замечая волшебной красоты дорогого для него прикарпатского края. Думал о своих делах, про того, кого задержали дружинники в Россохах.

Внезапно дорогу перебежал небольшой табунчик быстроногих косуль. Затормозив, он наблюдал, как маленький козленочек на тоненьких ножках, вытянув шейку, догонял свою мать. Наверно, в зарослях их напугал кто-то, а возможно, перебираются ближе к полонине, к зеленой, сочной молодой травке…

Эх, если бы Костя и Валя увидели эту красоту! Валечка такая же быстрая, как та козочка… Хорошо, что кончает седьмой класс по фортепьяно. А вот Костю надо перевести в класс аккордеона. Для парня лучше аккордеон или баян. Вырастет, пойдет служить в армию, а баянист — всегда любимец у солдат.

Вот так, пока мысли бежали одна за другой, и не заметил, как примчался к Волошиновскому сельсовету. Выяснилось, что ребята задержали преступника, сбежавшего из заключения и пытавшегося переправиться за границу.

А было это так: первой незнакомца заметила продавщица сельмага Иванна. Она немедленно разыскала дружинников Николая Терлецкого и Ивана Наневского.

— Хлопцы! Проверьте-ка документы вон у того типа. Что-то он не похож на командировочного.

Дружинники догнали незнакомца, лица которого давно не касалась бритва.

— Ваши документы!

У незнакомца по-воровски забегали припухшие глаза. Он медленно порылся в левом, а затем в правом кармане и… ловким приемом оттолкнул ребят, опрометью кинулся к границе. Дружинники — за ним.

В это время сторож местного колхоза Михаил Терлецкий резал лозу возле приграничной полосы. Заслышав шорох, он поднял голову и увидел, что прямо на него из кустов бежит мужчина, а за ним ребята.

— Вуйку Михайле! Ловите гада!

Сторож бросился наперерез и схватил беглеца за полу пиджака. Тот понял, что оказался в цепких руках. Вначале остановился, а потом, как зверь, накинулся на старика. Началась неравная борьба. Совсем рядом был крутой обрыв. Противник старался столкнуть сторожа с обрыва. Но, собрав последние силы, старик вырвался, присел, мгновенно обхватил руками ноги врага и толкнул головой в колени. Потеряв равновесие, беглец упал… Николай и Иван подбежали в тот момент, когда над дедом блеснула финка. Сильный удар сапогом по руке — и нож отлетел в сторону. Втроем они связали перебежчика крепкой веревкой, на которой дед Михайло собирался принести лозу, и как медведя, привели в сельсовет.

— Молодцы, хлопцы! — выслушав историю поимки до конца, сказал капитан. — Передайте большое спасибо местным жителям, которые помогли его поймать, — Иванне и деду Михайле, А мы разберемся, что это за птица.

И вот я снова в кабинете у капитана Карпенко. Нашу беседу прервал старенький бойко.

— Можно к вам, товарищ капитан?

— Заходите, пожалуйста, — приглашает Виктор Антонович.

— Такое дело, товарищ капитан, где-то мой сын пропал. Вот уже второй месяц, как ушел…

Я прислушиваюсь к вопросам капитана, ответам старика и чувствую, что это дело не касается органов государственной безопасности.

— Вы заявите в милицию, — советует оперуполномоченный.

— Нет, дорогой капитан, — возражает старик. — Мне в селе люди сказали, чтобы я шел только к вам. Капитан Карпенко, говорят, кого хочешь найдет…

В Старосамборском районе нет села, где бы не знали Виктора Антоновича. Особым уважением он пользуется у сельской молодежи. Дружинники называют его «наш капитан», а избиратели — «наш депутат». С 1958 года его неизменно избирают депутатом Старосамборского горсовета. Тут он возглавляет комиссию социалистической законности. Кроме того, является активным членом районного отделения общества «Знание», заместителем председателя юридической секции. Его часто приглашают к себе в гости сельские школы. Ученики, слушая рассказы боевого капитана, с завистью смотрят на его грудь, украшенную орденскими планками.

Капитан Карпенко — еще и бессменный секретарь партийной организации своего учреждения…

Я беседую с капитаном и думаю: как хорошо, что нынешнее поколение чекистов-дзержинцев унаследовало от Феликса Эдмундовича его справедливость и доброту, его суровость к врагам и чуткость к людям! Как хорошо, что у Виктора Антоновича Карпенко теперь есть время и для отдыха, и для забот о семье, и для постоянного общения с народом, из которого он вышел и которому он верно служит.