Есть такой фронт

ЛЕОНИД ШАПА ЧЕРНЫЙ ГЕНЕРАЛ

Самолет уходил в полночь.

На аэродроме стояла настороженная тишина. В небе, робко перемигиваясь, дрожали холодные звезды. Вокруг ни огонька. Время было тревожное. Фронт еще не успел перешагнуть Карпаты.

Неподалеку от взлетной полосы стояли двое военных. Один — невысокого роста в форме полковника, второй — без знаков различия, худой, в ватной телогрейке, туго перетянутой широким офицерским ремнем. На голове, вместо фуражки, летный кожаный шлем. Лицо, с лихо закрученными черными усами, казалось беспокойным. Он машинально провел рукою по связке гранат, висевших на ремне, и вопросительно посмотрел на полковника.

Куда уходил самолет, знали только эти двое. Одному из них предстояло возвратиться в штаб и ждать, пока в эфире не появятся знакомые позывные, а другому…

Они хорошо знали, какие трудные пути у разведчиков, но не жалели, ступив на этот путь. Война подходила к концу. Советская Армия, освободив Львов, гнала врага за Вислу. Там, куда уходил самолет, еще хозяйничали фашисты. Там было очень трудно.

— Счастливого пути, Алексей!

В голосе полковника чувствовались забота и беспокойство. По усталым, задумчивым глазам, спрятанным под густыми лохматыми бровями, легко угадывалось, что и сам бы он полетел, будь на то его воля.

— Все будет хорошо, Павел Александрович.

— Тогда — в путь.

…Самолет ушел, а полковник еще долго стоял на аэродроме, вслушиваясь в удалявшийся гул мотора.

Глубокой осенью 1944 года, когда ветер сметал с тротуаров пожелтевшие листья каштанов, на улицах многих городов Чехословакии, оккупированной фашистскими войсками, появились огромные объявления:

За последнее время, пожалуй, не было такой ночи, чтобы в гестапо надрывно не звонили телефоны: «Взорваны мосты. Пущен под откос эшелон, следовавший на Восточный фронт… Похищены важные документы».

Фашисты бросались на поиски разведчиков, но в это время в городе гас свет, умолкали телефоны. А в горах эхом отдавались далекие взрывы. Взлетали в воздух вражеские эшелоны, исчезали немецкие солдаты и офицеры.

Дождь смывал пожелтевшие на тумбах объявления. И тогда на них месте появлялись новые… Но люди молчали. Только глаза их словно говорили: «Попробуй, поймай сокола в горах».

Однажды вечером на центральной площади в городе Тисовец возле тумбы, где висел немецкий опозвит[2], остановился мужчина с лихо закрученными усами. В руках у него был обыкновенный кнут, каким погоняют волов словацкие крестьяне. Черные глаза незнакомца небрежно скользнули по плакату.

— И не жалко им такой суммы, — заметил он вполголоса своему спутнику.

Минуту они постояли у тумбы, а когда отошли, прохожие так и ахнули. На фашистском плакате, обещавшем миллионное вознаграждение, широким размашистым почерком было написано: «С ценою не согласен! Махну котелок на котелок Гитлера». И внизу подпись: «Черный генерал».

К тумбе подбежали гитлеровцы. Люди с тревогой осмотрелись по сторонам. Не случилось бы беды. Но на том месте, где стоял человек с черными усами, никого не было. Он словно сквозь землю провалился.

— Ищи теперь ветра в поле, — послышалось из толпы.

В ту же ночь неподалеку от города в воздух взлетела электростанция, дававшая энергию заводу по производству мин. Прибывшие на место происшествия солдаты никого не обнаружили.

Оперативная группа Алексея Михайловича Садиленко приземлилась среди бесконечных гор, почти сплошь покрытых густыми лесами. Это был горнолесной массив Словенске-Рудогорие.

События к тому времени нарастали тревожные. Измученные годами фашистской неволи под властью гитлеровского ставленника Тисо, жители словацких сел и городов подняли осенью 1944 года вооруженное восстание. К восставшим рабочим и крестьянам присоединились солдаты и офицеры словацкой армии.

Для подавления восстания гитлеровцы бросили в Словакию восемь дивизий СС. Партизаны и повстанцы вынуждены были вести боевые действия на широких фронтах, располагая, главным образом, лишь легким вооружением. Руководство Коммунистической партии Чехословакии обратилось к Советскому правительству с просьбой об оказании помощи чехословацкому народному движению против фашистов.

В район восстания на самолетах были выброшены небольшие оперативные группы, в том числе и группа Алексея Садиленко.

Вместе с разведчиками были сброшены мешки с грузом. Казалось, тщетно искать их в густых зеленых чащах. Куда ни кинь — лес огромный, словно море. Поиски были нелегкими. А без грузов — оружия, боеприпасов и медикаментов — много не навоюешь. До поздней ночи бойцы бродили по горам и скалам. За весь день удалось найти только два мешка. А ведь их было двадцать!

Все приуныли. И какое было удивление, когда на третий день рано утром часовой остановил возле лагеря какую-то подводу. На узкой заброшенной дороге, лениво жуя жвачку, стояла пара длиннорогих волов, запряженных в повозку с большими колесами. Рядом стоял мужчина в белых шерстяных домотканых штанах, меховой безрукавке и с ременным кнутом в руках.

— Кто будет пан велитель?[3] — спросил старик. — Вот мы, газды, собрали ваш вантаж и довезли до вас.

Оказалось, что местные жители собрали мешки и привезли в лагерь. А ведь найти их было так же трудно, как иголку в стоге сена.

Весть о появлении советских десантников с быстротой молнии облетела горы. Каждый день в отряд приходили жители окрестных хуторов и сел.

— Дайте нам оружие! — требовали они.

Однажды в партизанский лагерь пришел высокий худощавый старик. С ним был рослый, плечистый парень.

— Это мой самый младший, моя кровинка. Возьми, командир, к себе. Сам бы попросился, да годы не те. А у нас в горах говорят: не мужчина тот, кто отсиживается на печи, когда у соседа крыша горит.

Примерно такой же разговор произошел с крестьянином по имени Янко.

— У меня шестеро детей, пан велитель. Пока хозяйничают швабы, кормить детей нечем. Дай оружие, прогоним германа.

В те дни в отряд пришел и надпоручик чехословацкой армии Гюго Либенгардт. Дивизия, в которой он служил, готовилась уйти в горы. Но нашелся провокатор, который сообщил об этом немцам, и те разоружили словацких солдат.

Разведчики радовались новым людям, охотно делились с ними теми небольшими запасами, которые привезли с собой.

Словацкие патриоты помогли Алексею Михайловичу связаться с местными подпольщиками, которых возглавляли коммунисты Ян Демян и Ондрей Черный. Ондрей Черный — партийная кличка Андрея Клокача — секретаря подпольного обкома партии Рымавская Соббота. Товарищ Демян возглавлял подпольный райком партии. Теперь в каждом селе, в каждом поселке у разведчиков появились верные, надежные люди.

Стояла глубокая осень. Шли дожди. Ветер срывал с деревьев пожелтевшие листья, на опушке у вырубок было слышно, как трубили олени. В один из таких дней в штаб прибежал связной Йожка. Он сидел на низком влажном пне, стараясь уклониться от струйки воды, стекающей с соседнего дерева. Йожка пришел от товарища Черного. Вести, которые он принес, тревожные. Ночью в сторону города Банска-Быстрица фашисты направляют свой бронепоезд. Банска-Быстрица — центр, сердце словацкого народного восстания. Садиленко смотрит на Йожку, на его промокшую до нитки серую куртку, войлочные штаны, и ему становится жаль паренька. Добраться сюда, в горы, не так-то легко. Он шел по оврагам, почти по горло в воде.

— Так, говоришь, сегодня ночью?

Йожка молча кивает головой. По его виду не трудно угадать — паренек сомневается, что мы успеем что-либо сделать… Остановить бронепоезд не просто. Да и внешний вид разведчиков не внушает особого доверия: большинство из них чуть постарше Йожки. Он вопросительно смотрит в глаза командиру.

— Они не пойдут на Быстрицу, — говорит Алексей Михайлович.

Он и сам не знает, что будет делать, но бронепоезд не пройдет.

Лицо Йожки светлеет.

— Так и передай товарищу Черному.

— А можно мне с вами?

— Нет, Йожка, — командиру хотелось сказать: «Тебе еще рано», но в последнюю секунду передумал и добавил: — Тебя ждут там, внизу.

Нелегкая задача стояла перед отрядом, тем более, что добрая половина опытных бойцов ушла в разведку, а здесь, в лагере, осталась одна молодежь: Саша Малышев, Валька Буров, Валька Орлов, Зина Титова…

После разбора всевозможных вариантов остановились на самом простом — взорвать железнодорожный мост в районе города Мнишек. Руководить операцией поручили Николаю Радулу. До наступления темноты добрались до железной дороги. Дождь на время утих. А вот и мост, рядом проходит шоссе.

— Красотища какая, — еле слышно прошептал Саша Малышев.

Мост действительно красивый, и все же его надо было рвать.

Николай Радул дотронулся до поясного ремня: на месте ли ручные гранаты? Подул ветер — зашумели деревья.

С наступлением темноты разведчики бесшумно сняли часовых. Понадобились акробатические способности, чтобы на пятнадцатиметровой высоте с крутого обрыва подлезть под фермы моста. Все делалось молча, по ладоням и дыханию чувствовали друг друга. Но вот уложен тол, подведен бикфордов шнур. Грянул взрыв. Теперь нужно было отходить. Немцы отчаянно стреляли с того берега. Поздно спохватились. Разведчики уже поднимались в горы.

Рядом послышался шорох. Шедший впереди Орлов схватился за автомат.

— Выходите сюда, тут тропинка, — раздался голос Йожки. Лица его не было видно в темноте, но по интонации чувствовалось: он доволен.

— Вот это грохнуло! Теперь пусть дуются швабы от злости, как жабы, пока не лопнут.

— А где же ты был, Йожка? — выбираясь из зарослей на тропинку, спрашивает Алексей Михайлович.

— Вы не хотели меня брать, думали Йожка маленький, а я забрался на сосну и все видел.

Взрывом моста партизаны на три дня вывели из строя железную дорогу. Бронепоезд так и не прошел в Банску-Быстрицу.

В лесничестве, где располагался отряд, нередко вечерами собирались словацкие друзья. Они здоровались и устремляли свои взоры в угол, где стоял приемник. Им не терпелось узнать, как идут дела на фронте, как дерутся бок о бок с частями Советской Армии бойцы Первого чехословацкого корпуса под командованием генерала Людвика Свободы.

Гости просили радиста включить приемник на «минутку». Тот выполнял просьбы. Но эта «минутка» была слишком длинной. Радист только разводил руками.

— Сядут аккумуляторы. Что тогда будем делать?

— Пусть слушают люди, — успокаивал радиста Садиленко, — аккумуляторы добудем. У немцев «попросим».

Во время одной из таких передач они услышали слова, которые по сей день с гордостью произносят в Чехословакии: «С Советским Союзом на вечные времена!»

Гости, приходившие из долины, приносили тревожные вести. Фашисты жестоко расправлялись с повстанцами, жгли хутора и села, убивали невинных людей. Особенно бесчеловечную расправу они учинили в городе Тисовец.

Комендант Тисовца приказал согнать жителей с окрестных сел и хуторов, объявив их партизанами. Мужчин фашисты тут же расстреляли, а женщин и детей загнали в сарай, облили бензином и подожгли.

О трагедии в Тисовце партизанам рассказал товарищ Черный. Он сообщил также, что по инициативе Компартии Словакии все патриотические силы объединены в общий словацкий орган в лице Словацкого Национального Совета (Словацкая Народная Рада). В эти трудные дни коммунисты Словакии снова вынуждены уйти в подполье. Но борьба продолжается. Партия располагает надежными закаленными кадрами, прошедшими суровую школу подполья.

Он говорил неторопливо, взвешивая каждое слово.

— Они думали, что нас разбили. Вы, наверное, слышали, как ночью гремело в горах? — И он впервые за весь вечер улыбнулся. — Это наши хлопцы взорвали перевал.

Гремело в горах… Ломая отчаянное сопротивление врага, уже пробивается сюда сквозь неприступные карпатские перевалы Советская Армия.

…Трагедия, разразившаяся в городе Тисовец, глубоко взволновала партизан.

— Попался бы мне в руки этот зверюга-комендант, — скрипнул зубами высокий, красивый, похожий на цыгана, партизан Юлий Корж.

— Давай попросим командира, чтобы разрешил нам посчитаться с этим палачом, — предложил Николай Чуб.

У костра одобрительно загудели. Приближался рассвет. Низко над горами плыли тучи, словно коряги по реке, а между ними одиноко нырял месяц. Этой ночью партизаны вынесли смертный приговор коменданту города Тисовец — майору войск СС, палачу словацкого народа.

Прошло несколько дней. Однажды, как только стемнело, преодолевая метель, в партизанский штаб прибежала связная Марта. Почти двадцать километров прошла она по обледенелым, заснеженным скалам. Марта очень спешила. Она принесла вести, что утром из Тисовца в Брезно должен выехать комендант города.

Немедленно была укомплектована спецгруппа. Возглавил ее Андрей Футьянов — бесстрашный боец, всю войну проведший в партизанском отряде «За Родину». Вместе с Футьяновым пошли Юлий Корж и Николай Чуб.

Партизанам довелось совершить труднейший марш-бросок. И они не опоздали. Наскочив на мину, машина коменданта взлетела в воздух. Фашистский палач и его подручные были уничтожены. Приговор приведен в исполнение.

Нередко Алексея Михайловича донимали словацкие товарищи:

— Расскажи, Михайлич, как вы генерала-хортиста в Москву отправили.

Садиленко молча качал головой.

— Так то Волянского работа.

— Полно, полно, знаем, чья это работа.

В самом деле, это была дерзкая и очень опасная операция. Нашим разведчикам стало известно, что один из хортистских генералов каждое воскресенье проводит в своей вилле в местечке Гача в ста километрах от Будапешта. Вместе с ним туда часто выезжал начальник венгерской жандармерии генерал-полковник Габор Фараго и другие высокопоставленные лица. Виллу охраняла рота солдат. Партизаны решили поближе познакомиться с этой «птицей». Запросили Москву. Оттуда ответили: «Действуйте!»

Большая группа разведчиков во главе с Евгением Павловичем Волянским скрыто перешла венгерскую границу и остановилась в кукурузном поле неподалеку от шоссейной дороги. Перед вечером устроили засаду. На дороге показались три машины с гестаповцами. Это было то, что нужно. Гитлеровцы не успели схватиться за автоматы, как были обезоружены…

Ночью разведчики чистили и штопали фашистское обмундирование. А на рассвете к генеральской вилле с шиком подкатили три автомашины. С передней вышел «гауптман» в эсэсовской форме. Приняв рапорт начальника охраны, он приказал заменить караул.

— Русские совсем близко. Мы не можем рисковать жизнью человека, работающего для рейха…

— Слушаюсь…

— Проведите меня в виллу и вызовите в столовую всех солдат.

Салашисты подобострастно пялили глаза на немецкого офицера.

«Гауптман» слегка кивнул головой сопровождающему его рослому «ефрейтору». Тотчас в столовую вошли человек пятнадцать автоматчиков и, вскинув оружие, громко скомандовали:

— Руки вверх!

Партизаны без особого шума отправили солдат в подвал. Туда же они препроводили командира роты и его денщика.

После этого «гауптман» пригласил дворецкого сыграть в преферанс. За картами он выяснил все, что ему требовалось. Его партнер оказался человеком благоразумным. Он сразу догадался, с кем имеет дело, и выложил все, как на исповеди.

Ровно в одиннадцать часов к вилле подошла легковая машина. Часовой отдал честь, открыл ворота. Когда генерал вошел в кабинет, там его ждал «гауптман».

— Оружие на стол!

Хозяин виллы не сразу сообразил, что случилось. А когда понял, что перед ним советский разведчик, тяжело опустился в кресло:

— Я ничего вам не скажу.

— Тем хуже для вас… — «гауптман» достал сигарету, закурил. — Не забывайте, генерал, теперь тысяча девятьсот сорок четвертый год. Гитлер не сегодня-завтра… В общем, не в наших интересах играть в прятки. От имени советского командования официально заявляю: вам будет сохранена жизнь! Но…

— Я никогда не совершу предательства.

— Слишком поздно, генерал. Надо было думать об этом перед тем, как вы пошли на службу к фашистам. Даю вам пятнадцать минут на размышление.

— Говорите, что я должен сделать? — после короткого раздумья спросил генерал.

— Нам нужна схема новой оборонительной линии по реке Грон.

— Но ведь это невозможно! Документы находятся в Будапеште.

— А вы позвоните, что вам необходимо уточнить некоторые детали. Пусть план под охраной доставят на виллу.

Генерал нехотя потянулся к трубке.

— Только шутить не советую. Пока из Будапешта прибудет гестапо, вы преспокойно успеете переселиться на небо.

Через несколько часов хортисту были доставлены необходимые документы. Эсэсовцев, которые привезли их, тоже обезоружили и заперли в подвале.

Задание выполнено — можно возвращаться в лагерь, С наступлением темноты, погрузив на машины оружие, двинулись в обратный путь.

Закончить операцию помешала непогода. Поднялась страшная метель. А из Москвы и Киева требовали немедленно выслать документы. Ночью на партизанский аэродром с большим трудом пробился двухместный самолет. Накануне в отряде случилась беда: тяжело ранило комиссара отряда. Необходимо было сделать срочную операцию. Его надо было отправить на Большую землю. Партизаны решили, что генерал подождет…

А как быть с документами? Хортист никак не расставался с портфелем. Пришлось прибегнуть к хитрости…

Только через три дня генерала отправили в Москву транспортным самолетом. Там с ним произошел страшный конфуз. Когда его доставили к советскому командованию, генерал торжественно доложил, что привез схему оборонительной линии по реке Грон.

— Вот эту? Она уже давно у нас.

Генерал схватился за свой портфель… Но там, кроме старых газет, ничего не было.

— А вы не волнуйтесь. План теперь, как видите, в надежных руках…

Садиленко откашлялся, закурил, хитро улыбнулся и продолжал:

— А был еще и такой случай. Соединению нужны были деньги. Найти их поручили командиру отряда имени Тельмана. Семьдесят переодетых в немецкую форму партизан на пяти грузовиках и двух бронетранспортерах двинулись в один из словацких городов.

На центральной площади колонна остановилась. Партизаны перекрыли улицы. Тем временем «штандартенфюрер» в сопровождении двух «офицеров» направился в банк. В пакете, который он вручил управляющему, говорилось, что все ценности необходимо срочно передать по описи для эвакуации в Берлин.

— Положение на Восточном фронте обязывает нас принять некоторые меры предосторожности. Такова воля фюрера.

— О да, я понимаю, — сказал управляющий и предложил выпить по рюмке коньяку.

— С большим удовольствием. Только сначала… — и командир дал указание своим людям.

Пока партизаны грузили в машины мешки, «штандартенфюрер» мирно беседовал с управляющим. Документы у него были безупречны. Кстати сказать, по этой линии за все время пребывания в тылу у партизан не было ни одного провала. Во многом здесь пригодилась довоенная профессия Алексея Михайловича. Ведь он работал художником.

Подписав акт, «штандартенфюрер» любезно простился с управляющим и сел в машину. Вслед за ним двинулись грузовики и бронетранспортеры. Изъятые у фашистов ценности партизаны передали в Главный штаб.

Бывало, партизанские разведчики забирались далеко во вражеские гнезда, жили под одной крышей с гитлеровцами…

В глухом лесу неподалеку от Нитры подпольщики обнаружили школу гестапо.

Как обезвредить это осиное гнездо? Несколько дней Садиленко ходил задумчивый. Сделать налет?.. Это ничего не даст, только насторожит фашистов. И все же надо было что-то предпринимать. Решить эту задачу помог счастливый случай.

Отряд Николая Радула произвел удачную диверсию. В результате ее в штабе оказались документы тридцати шести немецких солдат и офицеров. Просматривая бумаги, Садиленко обнаружил, что какой-то Курт направляется в специальную школу. Документы отмечали его всевозможные заслуги перед вермахтом.

— Так это то, что нам надо, — чуть не вскрикнул от неожиданности Алексей Михайлович.

Он тут же позвал начальника разведки и показал документы.

— Ты понимаешь, что это значит?

— Пошлем своего человека вместо этого Курта — вот и весь сказ.

— Послать то пошлем, но кого? Думаешь, фашисты дураки? Малейший промах…

Упустить такой случай разведчики не могли. В школе готовились шпионы для засылки на нашу землю. Каждый из них мог принести немало бед.

Садиленко внимательно посмотрел на фотографию немца:

— Слушай, а ведь он как две капли воды похож на нашего Малика!

— Действительно, похож.

Малик по национальности чех — человек верный, преданный. Прекрасно владеет немецким языком.

В ту же ночь, переоформив документы, Малик уехал к новому месту службы… Для связи с ним местное подполье выделило пожилую женщину, бывшую артистку оперного театра.

Садиленко хорошо понимал, как мучительно больно было Малику с его чистой и открытой душой находиться среди врагов. Наконец, от него пришло донесение:

Это значило — занятия идут нормально, диверсантов готовят к выброске, его, Малика, ни в чем не подозревают.

Прошло еще несколько дней, и в руках командира появилась записка:

Все ясно. Гестаповцы собираются куда-то эвакуировать школу. Этого нельзя допустить.

Партизаны передали Малику жидкий фосфор. Он аккуратно обвел им края железной крыши главного корпуса и дымохода. В ту же ночь по радио попросили выслать в этот район несколько бомбардировщиков. Наши самолеты точно вышли на цель. Ночь была темная. С воздуха разведшкола видна как на ладони. После двух заходов бомбардировщиков от «осиного гнезда» ничего не осталось.

Где-то в конце января товарищ из словацкого подполья принес в лагерь тревожные вести. Фашисты бросили на борьбу с партизанами 309-й горнострелковый полк «Эдельвейс».

— Красивое название, черт побери, — заметил Николай Радул.

— Что ж, эдельвейс так эдельвейс, — заключил Садиленко и в тот же день приказал заминировать дороги, сделать на них завалы. Имелась еще одна дорога, шедшая по ущелью. Ее оставили немцам, перегородив завалами только в двух местах.

…Карательные отряды продвигались в глубь ущелья, не подозревая об опасности. И вдруг в небо взлетела красная ракета. Тотчас, разрезая тишину, ударили пулеметы. Это, захватив горные перевалы, отряд Николая Радула открыл губительный огонь из всех видов оружия. Удар был настолько внезапным и ошеломляющим, что каратели не выдержали и повернули обратно, но и здесь их встретили словацкие партизаны. Фашисты метались по ущелью, как в мышеловке. Трое суток шел бой. Из карателей не уцелел почти никто.

…Советские разведчики вместе со словацкими патриотами десятки, сотни раз принимали участие в совместных боевых операциях. За четыре месяца пребывания в Словакии Алексей Михайлович Садиленко организовал соединение из четырех бригад численностью в 7200 человек.

Партизаны спасли от разгрома такие крупные населенные пункты, как Лом, Сиглу, Черный Балог, Доброч и другие, они уберегли от угона в Германию свыше пяти тысяч человек…

За мужество, проявленное в боях с фашистскими захватчиками, правительство Чехословацкой социалистической республики наградило советского чекиста Алексея Михайловича Садиленко высшими орденами — «Словацкое народное восстание» 1 степени, «Чехословацкий крест со львами» и медалью «За храбрость». В шести словацких городах, спасенных от разгрома, Алексею Михайловичу присвоено звание почетного гражданина.

…Давно отгремели бои, а дружба боевых побратимов продолжается. Не забывают Черного генерала братья-словаки, пишут ему письма.

Алексей Михайлович отложил в сторону письмо. Глаза его, еще минуту тому назад весело смотревшие из-под густых черных бровей, стали задумчивыми.

Письма… Их много. За каждой строчкой встают незабываемые годы суровой борьбы с фашистскими захватчиками.

Вот письмо от Алексея Никитовича Асмолова — генерал-майора запаса. В Словакии он командовал всеми партизанскими силами, действовавшими в Высоких и Низких Татрах.

А вот выдержки из письма Николая Радула:

Бывший подрывник Александр Васильевич Малышев также не забывает Черного генерала. Он пишет:

Алексей Михайлович смотрит задумчиво в окно. Письма побратимов напомнили о самом святом и заветном, о большой, нерушимой дружбе, о пройденных дорогах. О том, что и сегодня они, испытанные бойцы, стоят на посту. И каждый из них считает своим высшим счастьем быть готовым к новым подвигам, готов грудью встать на защиту своей Родины…

…Телеграмма была неожиданной:

Сколько лет не виделись, хотелось о многом расспросить Алексея Михайловича.

За последние годы он почти не изменился, разве что прибавилось седины на висках. Садиленко возвращался из Словакии, где гостил по приглашению своих боевых товарищей.

— В Братиславе я встретил одного из организаторов словацкого восстания Ондрея Клокача. Сейчас он член правительства. Там же живет и товарищ Ян Демян, — рассказывал Алексей Михайлович.

Много, очень много сердечных встреч было на словацкой земле у Алексея Михайловича Садиленко. Но не всех довелось встретить. Умер сразу же после войны Гюго Либенгардт.

Почти все дни, проведенные в Словакии, были до предела заполнены встречами. На всю жизнь запомнится Алексею Михайловичу вечер в Завадке, куда съехались бывшие побратимы чуть ли не со всей Словакии. Здесь ему торжественно вручили национальный костюм, вышитый женщинами города, и именную валашку — словацкий топорик.

Самый старый житель города сказал Алексею Михайловичу:

— В годы войны у нас в горах родились легенды — одна о белых ангелах, которые опустятся на вершины словацких гор и принесут освобождение народу, а вторая о валашке Яношика, спрятанной в горах. Кто найдет ее, тот поднимет народ на восстание и выгонит угнетателей с нашей земли. Обе легенды сбылись. С востока прилетели белые ангелы и опустились на вершины словацких гор. Это были советские парашютисты. Они нашли заветную валашку, помогли словацкому народу подняться на борьбу и освободить словацкую землю.

— А вот и валашка, — Алексей Михайлович показал мне инкрустированный топорик.

Мы стояли, молча смотрели на валашку, и каждый из нас думал: никогда не угаснет дружба двух народов, родившаяся в дни суровых испытаний. Память об этих днях останется в их сердцах навечно.