Есть такой фронт

ВАСИЛИЙ ГЛОТОВ СЫН УКРАИНЫ

Есть такая легенда: «Жил один человек, презирающий жадность и насилие. С людьми он говорил редко: всегда был занят работой. Злые и завистливые говорили о нем: «Он горд и эгоистичен». И некоторые верили. А после смерти этот человек оставил им завещание: «Я любил вас, люди, и желал вам добра. Возьмите и поделите между собой все, что я нажил своим честным трудом».

Эта легенда похожа на жизнь благородного сына Украины Гаврилы Ивановича Осадчего — мужественного и неутомимого солдата невидимого фронта.

Гаврила Иванович любил людей и делал все, чтобы не подвергнуть наказанию честного человека и не проглядеть свирепое лицо врага, прикрытое личиной добропорядочности. Молодым чекистам он нередко говорил:

— Враги ненавидят и боятся нас. Значит, мы действуем правильно. Только не нужно забывать одного положения: чем опытнее агент противника, тем он коварнее и неуловимее. Для разоблачения его мы должны иметь большие знания, терпение и классовое чутье. Враг, как хамелеон, способен перекрашиваться и подделываться под «друга».

Перед войной немецкая разведка усиленно пыталась засылать в наш тыл своих шпионов и диверсантов. Пограничники потеряли счет тревожным ночам, работники органов госбезопасности находились на посту днем и ночью. Гаврила Иванович все реже бывал дома, часто недосыпал, но на усталость никогда не жаловался. Вспоминая эти дни, товарищ Осадчего по совместной работе, Александр Герасимович Лихоузов рассказывает:

— Это были беспокойные дни. Но Гаврила Иванович никогда не отчаивался. Он оставался самим собой: спокойный, волевой, даже немного медлительный, он знал наверняка, какое следует ему принимать решение при разработке и проведении операций.

Началась война. Советские войска отходили на восток. С ними вместе уходил и Гаврила Иванович.

И вот — окружение. Случилось это совсем неожиданно. Его и еще двух чекистов направили на важное задание. Они сели в автомашину и выехали в районный центр.

Был уже вечер. На поля и перелески опускались голубые сумерки, а слева краснел еще огромный кусок неба: там недавно скрылся раскаленный диск солнца. В низинах дымился редкий туман. Навстречу плыла прохлада.

Вскоре впереди показался хуторок, а недалеко от него — танки. Они перерезали дорогу, Гаврила Иванович пристально посмотрел на машины и, взглянув на шофера, сказал:

— Глуши мотор, браток! Нужно сначала узнать, чьи это танки.

— Что вы, товарищ начальник! — улыбнулся шофер. — Я отсюда вижу, что это наши машины. Я вчера был здесь, не могла же наша дивизия уйти за день…

— И все-таки нужно узнать.

— Хорошо! — выключая мотор, проговорил шофер. — Вы подождите в машине, а я схожу и разведаю.

— Разрешите отправиться втроем! — обратился к Осадчему младший политрук Иванов.

Глядя из кабины вслед товарищам, он подумал: «Надо спешить. Уже наступает ночь, а до места назначения более десяти километров». И вдруг послышалась длинная раскатистая пулеметная очередь. Шофер и оперуполномоченные словно споткнулись, упали на дорогу. «А может, это предупредительная очередь? — размышлял он. — Подожду». Но товарищи не поднимались. От танков по направлению к машине двинулась группа солдат в комбинезонах. Все было ясно: впереди враг.

Открыв дверцу кабины, Гаврила Иванович скатился в кювет, потом пополз в рожь и, ловко работая локтями и коленями, направился в сторону леса. Позади не раздалось ни выстрела, ни окрика. Значит, фашисты не заметили его.

На опушке леса зачернело несколько домиков. Недалеко от них, в лощинке, сидел мальчик, рядом паслась корова. Осадчий подошел к пастушку. Тот, увидев командира Красной Армии, поднялся.

— Сиди, дружок, сиди! — тихо проговорил Гаврила Иванович, стирая пот с лица. — Немцев нет у вас?

— Пока нет, — ответил мальчик. — А в тех селах уже немцы орудуют. Сейчас я позову отца, он все расскажет.

Подросток скрылся и вскоре подошел вместе с отцом. Подмышкой он держал какой-то сверток. Поздоровавшись, колхозник заговорил медленно, озабоченно:

— Наши ушли отсюда еще в полдень. Теперь немцы заняли и села и дороги. Вот я принес вам комбинезон сына-тракториста. Переодевайтесь и — в лес. Сын-то мой тоже ушел.

— Спасибо! — сказал Осадчий, поверив в доброжелательность нового знакомого. — Последую вашему совету. Надеюсь, мы еще увидимся.

— Конечно! — ответил колхозник. — До свидания!

Четыре ночи и дня пробивался Гаврила Иванович на восток. Голод обессилил его. Он даже не мог перебежать поляну возле большой дороги, по которой немцы гнали задержанных людей на железнодорожный полустанок. Осадчего схватили и втолкнули в группу измученных пленников. Гнали их целый день под палящими лучами солнца. Фашисты пристреливали тех, кто не выдерживал зноя и в обморочном состоянии падал на дороге.

Увидев зверское отношение фашистов к пленникам, Гаврила Иванович напрягал последние силы, шел. «Погибнуть вот теперь было бы очень глупо, — думал он. — Я должен сражаться с врагом. Слишком много уже они пролили нашей крови». Рядом идущие товарищи поддерживали его под руки, и он продолжал идти в неизвестность.

Жара спадала. А перед закатом солнца их привели к лагерю и загнали за колючую проволоку. Прошел день, второй. Люди изнывали от жажды и голода. Наконец, подошел молодой унтер-офицер, с улыбкой посмотрел на узников и сказал:

— Кто хочет есть — пусть завтра утром выходит на работу. Вот эти штабеля бревен нужно перенести к железной дороге.

На рассвете началась трудная работа. В напарники Гавриле Ивановичу попался молодой, сильный парень. Кругом расстилалось большое кукурузное поле, за ним — лес. Несколько тяжелых бревен уже отнесли они на полустанок. На обратном пути срывали кочаны кукурузы и жадно съедали их. В обеденный тридцатиминутный перерыв конвоиры выдали им по кружке сырой воды и по сто граммов черного хлеба. Теперь Гаврила Иванович хорошо уже знал своего напарника, спросил его:

— Скажи, Микола, ты хочешь жить?

— Конечно! — ответил парень. — Кто же не хочет жить?

— Тогда бежим, — тихо предложил ему Осадчий. — Здесь через два дня мы погибнем. Одно спасение — бежать! Только давай сразу договоримся: ты моложе меня и должен выполнять мои указания. Обстановка сам видишь какая.

Микола согласился. Вечером, когда в полях сгустились сумерки, а охранники тоже уже еле передвигали ноги, Гаврила Иванович и Микола донесли до места очередное бревно и, бросив его, нырнули в кукурузу. Никто не окликнул их. Пригибаясь, они побежали от полустанка на север, изредка останавливались и прислушивались, нет ли за ними погони. В конце кукурузного поля Осадчий решил передохнуть и дождаться полной темноты. Вскоре послышался немецкий говор, очевидно, солдаты фашистской охраны шли принимать посты. Потом раздался лай собак. Это было так близко, что Осадчий перевел дыхание и мысленно сказал себе: «Теперь все! Кончились наши мучения».

Но к их удивлению, разговор, который они только что слышали, начал постепенно удаляться. Значит, фашисты прошли мимо. Теперь — скорее в лес! Микола ни на шаг не отставал от Осадчего. Шли всю ночь. На рассвете недалеко в стороне показалось большое село с церквушкой. Микола неожиданно остановился. Несколько минут он задумчиво смотрел на домики, потом твердо сказал:

— Нет, дальше я не пойду!

Гаврила Иванович насторожился.

— Почему не пойдешь, Микола?

Парень кивком головы показал на село.

— Дом ждет меня. Отсюда вижу его. Одна мать осталась, и та больная. Разве можно уходить от своего очага?

— А где же немцы тебя схватили?

— На станции, — объяснил Микола. — Мать попросила съездить в город за теткой, перед смертью, видно, повидаться хотела. Не знала она, что беда ожидала меня. — Он опустил голову, тяжело и протяжно вздохнул. — Так что придется вам, Гаврила Иванович, идти теперь одному. Не страшитесь, тут начнутся сплошные леса, а дорога проходит по южной опушке. Не выходите на нее, поймают немчуги и снова запроторят в лагерь. Возьмите вот коробку спичек. В пути пригодятся. Завел бы вас в село, но боюсь: немцы могут быть там. Я уже пятый день путешествую. Спасибо за помощь!

— Ну что ж, прощай, Микола! Смотри, снова не попади в лапы фашистам. Видал, как они обращаются с нашим братом…

— Ничего, дома и камни помогают.

Они расстались. Много дней потом пробирался Гаврила Иванович к линии фронта. В пути он сильно похудел и оброс. Белье и одежда пропотели и стали грубыми. Питался овощами и ягодами. Дошел до изнеможения. Наконец, встретилась на пути маленькая, глухая деревушка. Осадчий с трудом добрел до крайнего сарайчика и упал от бессилия. Вечером пожилая, скорбная хозяйка вышла доить корову и увидела его. Подошла, расспросила, кто он и откуда.

— Не ты, сынок, первый проходишь здесь, — сокрушенно проговорила хозяйка. — Сколько горя и слез кругом. Никого не обошла война!

Подоив корову, она помогла Осадчему зайти в комнату, покормила. Потом растопила печку, поставила греть воду и принесла из кладовки большое корыто.

— Помыться надо тебе, — сказала хозяйка. — А то от грязи еще больше заболеешь. Не стесняйся, снимай свой малахай. После я постираю все, а пока наденешь белье моего сына.

— Спасибо, Мария Антоновна!

Гаврила Иванович остался у доброй крестьянки на излечение. Прошла неделя. Заботливая хозяйка внимательно присматривала за ним. Фашистов в селе не было, а заходившие соседи знали Гаврилу Ивановича как родственника хозяйки, чуткой и доброй матери солдата.

Несколько раз в эти дни вспоминал Осадчий свои детские, далеко не радостные годы и свой дальнейший жизненный путь. Небогато жил родитель Гаврилы Ивановича. Хлеба своего никогда не хватало, и отец вынужден был уходить ни заработки. Рано познал труд и молодой Осадчий. В 1919 году он добровольцем ушел в Красную Армию, сражался с полчищами Деникина, под Воронежем получил тяжелую контузию. В армии учился на разных курсах, a в 1923 году, после демобилизации, его направили на Кавказ на должность оперуполномоченного ОГПУ. Работа была беспокойная и ответственная, но Гаврила Иванович находил время и на учебу. После освобождения западных областей Украины Осадчего, как хорошо знающего нефтедобывающее дело, перевели в Дрогобыч. Каждую нефтяную вышку знал он в Бориславе, в каждом домике были у него знакомые и верные товарищи.

Так было. А теперь Гаврила Иванович лежал на койке и с болью вспоминал минувшие дни. В конце второй недели он почувствовал, что может уже подниматься с койки. Однажды утром сказал хозяйке:

— Пора мне уходить, Марья Антоновна.

— Не спеши, сынок, — забеспокоилась она. — Фронт еще далеко. Встань покрепче на ноги, потом и пойдешь. Вечером я позову надежных людей, они расскажут, как тебе лучше и безопаснее пройти к своим, а может, и напарник найдется…

Через несколько дней Гаврила Иванович благополучно перешел линию фронта и влился в ряды своих боевых товарищей. Снова началась напряженная работа, потянулись беспокойные дни и ночи. Храбро шагал он на запад по дорогам родной Украины. На груди его появилась уже награда — орден Красного Знамени. Побывал он и у доброй колхозницы Марии Антоновны, порадовал ее скромными подарками. А еще через месяц он вместе с начальником выехал на хуторок, где когда-то встретил доброжелательного колхозника, предложившего ему комбинезон сына. Но вместо хутора перед ними чернело печальное пепелище, а у закопченного и покалеченного остова печки стоял седой старик. Он сразу узнал Гаврилу Ивановича, обрадовался.

— Я знал, что вы вернетесь, — сказал он. — А мне… видите, какое горе фашисты оставили.

— Тяжело вам, — с участием прикоснулся к плечу колхозника Гаврила Иванович. — Ничего, все наладится. Я рад, что вы живы и здоровы. Война идет к концу. Добьем фашистов, а тогда будем раны залечивать. Исчезнут и эти руины.

— Это так. Люди наши все могут сделать.

Шло лето 1944 года. Красная Армия продвигалась к границам Родины, освобождая последние города и села. Над ратушей Львова заалело знамя свободы. Вырван был из плена и Дрогобыч. Гаврилу Ивановича Осадчего откомандировали в органы госбезопасности на пост начальника оперативного отдела.

— Оставайся в Дрогобыче, а мы пойдем дальше, — сказали ему фронтовые товарищи. — Город тебе знаком, работай!

И он начал работать. До войны много было у него знакомых и в Дрогобыче, и в Бориславе, и в Николаеве. Теперь почти никого не осталось: одни ушли с Красной Армией, другие погибли. Опять начались бессонные ночи, бесконечные командировки в район. Кругом — запустение и руины. Сколько надо сил, чтобы наладить жизнь городов, транспорта, сельского хозяйства!

Фронт отодвинулся далеко на земли многострадальной Польши. В городах и селах области свирепствовали банды украинских буржуазных националистов. Они зверски убивали активистов, поджигали общественное и государственное имущество, запугивали местных жителей. Присмотревшись к обстановке, жена Осадчего Валентина Андреевна с тревогой сказала мужу:

— Я не хочу, Гаврила, чтобы дети остались сиротами, а я вдовой. Береги себя. Мы почти не видим тебя дома.

— Что ты этим хочешь сказать, Валя?

— Боюсь за тебя, — всхлипнула жена. — На фронте враг виден, а тут стреляют из-за угла. Ты хотя бы переодевался, когда выезжаешь на операции.

— Ах, вот ты о чем! — улыбнулся Гаврила Иванович, пытаясь успокоить жену и детей. — Значит, ты мне предлагаешь вместо фуражки надевать соломенную шляпу, а вместо оружия брать зонтик? Так не пойдет, дорогая моя! Чекистам не к лицу бояться врагов. Да и не так страшен черт, как его малюют! Националисты запугали людей, а мы должны отогнать от них страх, защитить их, сказать им правду.

— Смотри, Гаврюша!..

Обстановка была действительно сложной и тяжелой. Люди боялись заходить в леса, страшились темноты и одиночества. Но много было и смелых, преданных делу людей. Горожане начали браться за работу, налаживать хозяйство. Однажды поздно вечером в кабинет Гаврилы Ивановича сотрудники провели старика. Оглядевшись, он назвал себя и положил на стол документы. Осадчий предложил ему стул.

— Я вас слушаю, — взглянул он на крестьянина.

— Давно я собирался к вам, но все боялся, — глуховато и сбивчиво проговорил старик. — Но что-то надо делать. Вся жизнь моя прошла в работе на пана, а детям я не хочу такой жизни. Националисты обманывают нас, обещают много, а тянут опять к панам. Вот я подумал и пришел к вам.

— Правильно сделали. Советскую власть вы уже знаете по довоенным годам. Никаких панов у нас не будет. Не будет и националистов! Не за то мы проливали кровь, чтобы трудовой люд опять гнул спину на богатеев.

— Верно, верно, товарищ начальник!

— Мы знаем, что в области действует крупная оуновская банда. Знаем, что руководит этой бандой бывший уголовник Н. Еще до войны он прошел шпионскую школу в фашистской Германии. На фашистов он и работает.

— Я знаю, где находится эта банда, — совсем тихо проговорил старик. — В Николаевских лесах она прячется. В селах националисты отбирают у крестьян продукты, скот. Много горя причиняют они людям. Я все расскажу вам, все!

Через несколько дней показания старика подтвердили и другие горожане и сельские жители. Нужно было действовать немедленно. Создалась оперативная группа, в которую вошли Гаврила Иванович Осадчий, начальник Николаевского райотдела НКГБ подполковник Гудков и другие офицеры. Разработали план операции.

В один из осенних дней чекисты и пограничники окружили лес и предложили бандитам сдаться. Но они открыли огонь, а потом стали разбегаться. Это их не спасло: почти все были схвачены. Одного из националистов Гаврила Иванович спросил:

— За что вы воюете?

— За самостийность Украины, — ответил тот.

— А люди хотят этого?

— Не знаю, — опустил голову парень. — Мне сказали, что если я не буду помогать им, то они убьют меня…

Теперь нужно было выловить остатки банды, а самое главное — обезвредить руководителя. Сдавшиеся показали чекистам, где находится основной схрон. На второй день оперативная группа снова вышла в лес. Гаврила Иванович приказал подчиненным первыми не стрелять. «Эти обманутые люди поймут свое заблуждение, — думал он, — и сложат оружие. А тогда будут трудиться, как трудились они и раньше, до войны». Приблизились к схрону. Он был тщательно замаскирован: на нем росла трава, зеленели молодые деревья. Чекисты опять предложили националистам сдаться. В ответ из схрона полетели гранаты, застрочили пулеметы и автоматы. Несколько воинов было ранено. Теперь стало ясно, что без крови не обойтись. Гаврила Иванович еще раз крикнул:

— Сдавайтесь! Иначе — стреляем.

И опять в ответ — огонь. Ну, если враг не сдается — его уничтожают! В схрон полетели гранаты. Уцелевшие бандиты с поднятыми руками выходили из своего логова. В схроне потом были найдены радиопередатчики и фотоаппараты, оружие, пачки советских денег, фашистское обмундирование, пишущие машинки и стеклографы.

Проходили дни, месяцы, годы. Труженики западных областей Украины убедились в обмане агентов империализма, твердо пошли по новой дороге, вместе со всеми тружениками Советской страны. Заросли чертополохом бандитские схроны, преобразились города и села. Поднялись к небу вышки шахт, вырос красавец город Червоноград, расправил свои широкие плечи Раздол. Изменил свое лицо и древний украинский город Львов. Дети бывших бедняков стали инженерами и врачами, строителями и офицерами Советской Армии, агрономами и педагогами, шахтерами и железнодорожниками. Главари национализма утратили поддержку обманутых имя когда-то людей. Всем сердцем восприняв Советскую власть, они твердо сказали: «Страшному былому не бывать!» Порвав со старым, они активно включились в строительство новой жизни в своем родном крае, вместе со всеми трудящимися западных областей Украины умножают достояния нашей республики, своей родной Советской Отчизны, Они часто добрым словом вспоминают тех, кто помог им выйти на светлый путь новой жизни, Среди них — и имя Гаврилы Ивановича Осадчего.