ЛИ СМОЛИН
Физик, Периметрический институт; автор книги The Trouble with Physics («Неприятности с физикой»)
У нас есть очень давняя и устойчивая привычка – считать, что истинный ответ на любой вопрос уже имеется и лежит где-то там, вдали, среди «вечных истин». Следовательно, цель исследований состоит в том, чтобы «обнаружить» ответ или решение в этой уже существующей области. Например, физики часто подспудно полагают, что окончательная теория всего уже существует в вечной платонической сфере математических объектов. Это пример мышления вне времени.
Мышление во времени подразумевает, что мы изобретаем абсолютно новые идеи для описания вновь открытых феноменов и придумываем новые математические построения для их выражения. А мышление вне времени предполагает, что эти идеи каким-то образом «существовали» еще до того, как мы их придумали. Мышление во времени не оставляет причин так думать.
Разница между мышлением во времени и вне времени наблюдается во многих областях. Мы думаем вне времени, когда, сталкиваясь с технологической или социальной проблемой, полагаем, что возможные подходы уже предопределены набором каких-то абсолютных ранее существующих категорий. Мы думаем во времени, когда понимаем, что прогресс в технологии, социальной сфере и науке происходит путем изобретения совершенно новых идей, стратегий и форм общественной организации.
Идея, что истина вечна и существует где-то вне Вселенной, была стержнем философии Платона и иллюстрируется притчей о мальчике-рабе. Эта притча была призвана показать, что любое открытие, по сути дела, является воспоминанием. Эта же идея отражается в философии математиков-платоников, которые полагают, что есть два способа существования: обычные физические вещи существуют во Вселенной и подчиняются ее законам, а математические объекты существуют в царстве вечности. Деление мира на земное царство, где правят время, изменения и разрушение, и окружающую его небесную сферу идеалистической истины прослеживается и в древней науке, и в христианстве.
Если считать, что задачей физики является обнаружение вневременных и неизменных математических объектов, это значит, что истина Вселенной лежит за ее пределами. Это столь распространенный и привычный образ мыслей, что мы не замечаем его абсурдности: если кроме Вселенной ничего не существует, то как что-то может существовать вне ее и независимо от нее?
С другой стороны, если принимать реальность времени за данность, то никакие математические объекты не будут полностью независимыми от мира, потому что одно из свойств реального мира состоит в том, что он всегда существует в определенный момент времени. Действительно, как впервые отметил Чарльз Сандерс Пирс, для рационального понимания того, почему одни законы сохраняются, а другие нет, необходимо допустить, что физические законы развивались в ходе истории.
Мышление вне времени подразумевает существование воображаемого царства вне Вселенной, в котором находится истина. Это религиозная идея, потому что она предполагает, что объяснение и обоснование феноменов сводится к чему-то, лежащему вне нашего мира. Если считать, что вне Вселенной ничего не существует – включая абстрактные математические объекты, – придется искать причины феноменов в пределах нашей Вселенной. Таким образом, мышление во времени – это мышление в пределах одной Вселенной, к которой принадлежат все наблюдаемые феномены.
Среди современных космологов и физиков приверженцы теории вечного расширения (открытой Вселенной) и безвременной квантовой космологии мыслят вне времени. А приверженцы эволюционной и циклической космологии мыслят во времени. Мысля во времени, вы будете думать об определенной точке во временном континууме. А мысля вне времени, вы будете полагать, что реальность представляет собой всю историю мира одновременно.
Теория эволюции Дарвина – образец мышления во времени, потому что она опирается на веру в то, что естественные процессы развиваются во времени и ведут к возникновению абсолютно новых структур, с появлением которых могут возникать и новые описывающие их законы. Динамика эволюции не нуждается в абстрактных и широких категориях вроде всех возможных жизнеспособных животных, ДНК-последовательностей, наборов белков или биологических законов. Экзаптации слишком непредсказуемы и зависимы от живых существ, чтобы их можно было анализировать и закодировать в последовательность ДНК. Как отмечает биолог-теоретик Стюарт Кауфман, лучше представлять себе эволюционную динамику как использование биосферой ближайших возможностей в определенных временных рамках.
То же самое применимо к эволюции технологии, экономики и общества. Концепция тяготения экономических рынков к особому равновесию независимо от их истории опасно близка к мышлению вне времени. Как отмечает экономист Брайан Артур, для понимания реальных рынков необходимо учитывать зависимость от предшествующего развития, т. е. мыслить во времени.
Мышление во времени не является формой релятивизма; это скорее вариант теории относительности. Истина может быть одновременно объективной и привязанной ко времени, если касается объектов, которые возникают лишь после их изобретения эволюцией или человеком.
Мысля во времени, мы признаем способность человека изобретать абсолютно новые конструкции и находить новые решения проблем. Размышляя об организациях и обществе вне времени, мы безоговорочно принимаем их структуру и ищем способы манипулировать уровнем бюрократии, как будто у нее есть какие-то неоспоримые причины к существованию. Размышляя об организациях во времени, мы признаем, что каждое их свойство является результатом истории и может идти по пути усовершенствования благодаря возникновению новых подходов.