Этот мир не выдержит меня (Том 1)

Глава 13

Как не вовремя. Никакая подготовка и никакие навыки не помогут против случая: иногда он играет на руку тебе, иногда, как сегодня — противнику. Ничего не поделать, но можно минимизировать последствия.

Будь деревенские пацаны хоть сколь-нибудь обучены, то уже бежали бы сюда, перекрывая пути отхода. Но эти увальни пока только-только начали соображать и вяло перекрикивались друг с другом. Нужно уйти с открытого места, раз они дают мне такую возможность. К сожалению, вариантов не так много — здесь ведь не мегаполис на миллион жителей, прятаться особо негде.

Я в два шага пересёк «улочку», приблизившись к заборчику.

Тут же скрипнула калитка, и ко мне вышла девчонка лет семнадцати, закутанная в шаль. Красивая, с длинными русыми волосами, огромными зелёными глазищами и пухлыми губами — хоть сейчас на плакат «эталон истинно славянской красоты». Ну, похоже, случай свёл меня с Есенией, из-за которой погиб Феликс.

— Гвар… — начала говорить она, но я не дал ей закончить.

Мягко улыбнувшись, чтобы не пугать девчонку, я прижал палец к губам и оттеснил стройную фигурку обратно за невысокий забор. Толку от него не было, однако вишнёвые деревья, росшие позади, прекрасно закрывали от ненужных взглядов.

Есения была удивлена моим напором, но не сопротивлялась. Лишь пискнула что-то, глядя на меня со смесью возмущения и растерянности.

— Ты чего?! — спросила она, когда мы спрятались за переплетением ветвей. — Гвар снова за тобой гонится?

Я кивнул. Думаю, уточнять, что в погоне участвует чуть ли не полдеревни, не имело смысла.

— Так зачем ты опять пришёл??

Красотка смотрела с укором — она даже мысли не допускала, что я мог оказаться здесь по каким-то другим причинам. Или Феликс не давал ей шагу спокойно ступить, или у девчонки слишком завышенное самомнение.

— Говори потише, пожалуйста, — попросил я. — И давай в дом зайдём, там будет спокойнее.

— Нельзя… Я одна…

— И?

— Отец ещё не вернулся…

Сперва я не понял, что она имела в виду, но потом до меня дошло. Видимо, вот такие уединённые встречи не очень-то поощрялись местными традициями. Всё-таки здешнее общество сильно отличалось от того, к которому я привык.

Однако и какого-то особого ужаса в голосе девушки не было, вряд ли это жёсткое табу — скорее, просто нарушение приличий. Поэтому, думаю, можно слегка надавить.

— Слышишь крики? — спросил я.

Со всех сторон действительно доносились возбуждённые переговоры — погоня наконец-то встала на след.

— Да, — кивнула Есения.

— Они здесь потому, что ты слишком громко позвала меня. А ведь они вряд ли собираются просто поболтать со мной…

— Прости! — её щёки покраснели. — Я не хотела!

— Ничего страшного, но нужно дать им время успокоиться.

Есения решительно сжала губы. Чувство вины сейчас боролось со стыдливостью.

— Пойдём в дом, — через пару мгновений сказала она. — Гвар не рискнёт лезть сюда!

Я не стал говорить, что главный ревнивец сейчас ищет меня в другом месте. Если девушка так уверена, что ухажёр не станет её злить, то уж его подручные сюда точно не сунутся. Пересижу часок-другой, пока они не устанут, и пойду к Гельмуту.

Внутри было довольно темно, но тусклый свет от масляной лампы добавлял уюта. Сразу чувствовалось, что здесь есть хозяйка — на стенах висели какие-то вышивки, платочки, а на полках аккуратно стояли глиняные тарелки и кувшины.

Есения усадила меня за стол, вытащила из печи горшок с рыбой, а сама присела напротив.

— Опять побили? — спросила она. В голосе слышалось сочувствие.

Я неопределённо покачал головой.

— Очень больно?

Я слегка пожал плечами.

— Бедненький…

Не зная, как реагировать, я только тихонько вздохнул.

— Ты сегодня какой-то другой, — сообщила Есения. — Ведёшь себя как-то странно! Мало говоришь, на меня почти не смотришь…

Это, конечно, не совсем правда — на девушку я смотрел, но, видимо, без прежнего обожания. Что поделать, несмотря на молодое тело и бушующие гормоны, я не мог воспринимать семнадцатилетнюю девчонку как потенциальный любовный интерес. Пока, по крайней мере.

— Не знаю, наверное, это из-за болезни.

— Какой болезни? — ахнула девушка.

Я коротко рассказал о своём воображаемом недуге, который привёл к потере памяти, и о том, как Хольд меня вылечил. Во взгляде Есении смешались сочувствие, подозрительность и заинтересованность. Безразличный Феликс, только-только перенёсший тяжёлую болезнь, явно привлекал её больше, чем тот, влюблённый без памяти. Прав был классик, когда говорил, что чем меньше мы любим женщину, тем больше ей нравимся.

— Мне сразу показалось, что ты изменился, — задумчиво сказал она. — Стал крепче… И даже походка теперь другая.

Я в очередной раз пожал плечами. Ничего удивительного — тренировки не проходят бесследно. Через год от прежнего Феликса Обрина останутся только воспоминания.

— И оружие… Раньше Феликс никогда не брал в руки оружие!

«Ну и зря, — подумал я. — Может быть, тогда его бы пореже били».

Хотя дело, конечно, не в оружии — без должных навыков оно скорее навредит. Дело в готовности драться — а вот её-то у Феликса, похоже, не было.

— Ты меня совсем не помнишь после болезни?

— Есения, я вообще ничего не помню. Только то, что рассказал мне Хольд.

— Как страшно! — девушка положила ладонь рядом с моей. — Мне очень жаль, что с тобой приключилась такая беда!

— Ничего, всё уже позади, — я улыбнулся и как будто невзначай убрал руку со стола.

Ни к чему нам сейчас тактильные контакты — они могут только усилить проявившийся у Есении интерес. А это лишнее — незачем морочить девчонке голову.

Мы проболтали ещё четверть часа, пока не пришёл отец Есении. Точнее, говорила в основном она, а я только изредка вставлял кое-какие реплики, стараясь выведать побольше информации. Оказалось, что её мать умерла при родах, поэтому Есения довольно быстро повзрослела и сама полностью вела домашнее хозяйство. Девушка поведала мне о надоедливых женихах, от которых отбою нет, о своём страхе перед коттарами, которые нет-нет да вылазят из Гиблого леса, и о разбойниках, из-за которых практически остановилось сообщение между деревнями.

Ещё она рассказала, что все надеются на нового сеньора и ветеранов-легионеров, однако они отчего-то не спешат разбираться с бандитами. Я хотел побольше узнать о загадочных коттарах, но девушка смогла сообщить о них не больше, чем Хольд: страшные, ужасные, колючие и опасные. Опять ничего конкретного.

— А ты умеешь слушать… — с лёгкой задумчивостью сказала Есения.

Конечно, умею. Моя работа — это не только ловкая стрельба по движущимся (и отстреливающимся) мишеням, но и сбор информации. А мало что помогает в этом нелёгком деле так, как банальное и до крайности простое умение держать уши открытыми, поддакивая в нужные моменты.

Глаза девушки как-то подозрительно заблестели, однако скрипнувшая дверь и появившийся в проёме мужичок лет сорока избавили меня от неловкой ситуации.

Отец Есении оказался приятным, общительным человеком по имени Дарен. Пузатый, слегка лысеющий, он явно души не чаял в дочери и даже как будто не удивился, увидев в доме меня.

— Оставайся на ночь и никаких разговоров! — так он сказал, когда услышал, что я собираюсь уйти. — Для доблестного победителя Гвара здесь всегда найдётся местечко, а сестричек твоих я навещу!

До дома Гельмута, как оказалось, идти совсем недалеко, и отец Есении вернулся уже через четверть часа. У Эльзы и Тори всё было нормально — они грустили, но, узнав, что со мной всё в порядке, собрались спать. В общем, девчата в безопасности — это главное.

Выяснилось, что отец Есении был на перекрёстке и видел драку с Гваром собственными глазами. Он тут же изобразил перед дочерью целое представление в лицах, безбожно приукрасив мои «подвиги». Из его рассказа выходило, что после такого побоища меня сразу должны были принять в императорскую гвардию, выдать дворянство и сделать минимум бароном, а лучше графом.

— Ты побил Гвара? — Есения смотрела на меня таким взглядом, за который прежний Феликс отдал бы палец или даже целую руку.

Я кивнул.

— Не только Гвара, — воскликнул её отец. — Всю шайку!

— Да ничего особенного, небольшая драка, обычное дело, — сказал я, чувствуя смущение.

Всё-таки тяжело быть подростком, а не циничным пятидесяти пятилетним мужиком. Чёртова юность принесла с собой не только бодрость и яркие краски, но и давно забытые эмоции.

— Не слушай его, Сень! Это было что-то невообразимое! Феликс бил и уворачивался, нападал и отступал… А как он заломал Гвара? Раз, и тот уже на земле! А потом ка-а-а-к выхватит топор и ка-а-а-к заорёт! Все обделались, честно тебе говорю! Никогда раньше не думал, что ты так умеешь, Феликс! Настоящий воин… И достойный жених!

Дарен подмигнул дочери и с хитрой улыбкой посмотрел на меня. Я улыбнулся в ответ, сделав вид, что не заметил его последних слов — женитьба, пусть даже на такой красавице, не входила в мои планы. И без того проблем хватает.

А вообще, зря отец девушки меня так нахваливал. Теперь во взгляде Есении читалась готовность исполнить супружеский долг, не заморачиваясь с такой мелочью как свадьба. И я бы вполне мог этим воспользоваться, не будь мои высочайшие моральные принципы столь крепки.

— Что было после моего побега? — спросил я, чтобы сменить тему разговора.

Дарен расхохотался и рассказал, как Гвар с братом сперва побежали за мной, но не смогли понять, куда же я испарился. Затем они устроили засаду на мосту, однако так и не дождались моего появления. Потом братцы отправились к дому отшельника, откуда вернулись злые и слегка потрёпанные. Что там произошло, отец Есении не знал, но поведал, как они грозились искать меня пока не найдут — сегодня, завтра, хоть целый год.

В конце мужичок перешёл на шёпот и сказал:

— Гвар — дурачок, который быстро остынет, но вот его брат — Альб… Его стоит опасаться всерьёз. Поговаривают, что повитуха повредила ему голову, когда вытаскивала малыша из чрева матери. Он с детства жесток и очень упорен… Как-то раз, когда ему было пять лет, соседская курица клюнула его в ладонь, так он почти год ждал, пока представится возможность отомстить! И это в пять-то лет!

Не самые хорошие новости. Я думал, что дело останется на уровне подростковых разборок и обойдётся без участия местных психопатов. Но и паниковать нет смысла. Если Альб будет слишком мешать, то с ним произойдёт несчастный случай. Места-то здесь опасные, как ни крути.

После ужина Дарен нетерпящим возражений тоном отправил дочь спать, а сам достал из погреба целый бочонок пива.

— Будешь? — с надеждой в голосе спросил он. — Один не пью, но в хорошей компании как не выпить?

Я никогда не был любителем алкоголя. Меня не мучила совесть, не преследовали кошмары, не вставали перед глазами лица убитых — ничего такого, что требовало заливать в себя яд, туманящий разум и сознание. Но выпивать приходилось. Чтобы не отрываться от коллектива, чтобы выказать уважение, чтобы развязать чей-нибудь язык — поводов всегда в избытке.

Вот и сейчас я с улыбкой подставил кружку, которую заполнило тёмное варево с жидкой пеной. Жаль, но лучшего средства быстро сблизиться с человеком пока не придумано ни в нашем мире, ни в любом другом.

— Будем!

Глиняные кружки шоркнулись боками, и я сделал первый глоток с изрядным волнением. Слишком свежи ещё были воспоминания о бражке Бурого, которую с таким энтузиазмом уничтожал Фольки.

Однако я волновался напрасно — пиво оказалось вполне приличным.

За первой кружкой пошла вторая, за ней — третья… Я старался пить поменьше, а вот отец Есении, похоже, поставил себе вполне конкретную цель — надраться до поросячьего визга. И как настоящий мужчина он шёл к своей цели несмотря ни на какие преграды.

Конечно, мы не только пили, но и разговаривали. О жизни, о работе (Дарен был местным кузнецом), о старом курфюрсте, который был той ещё сволочью, но не драл с людей три шкуры, о новом графе, который не лютовал, но повысил налоги и ничего не делал с бандитами, о Есении, которую надо срочно выдавать замуж… В общем, обо всём.

— Одному-то… ик… знаешь как непросто? За Сенькой поди уследи. Щас молодняк-то какой? Вообще порядку не знают. В наше время всё понятно было. Свадьба, дом, семья, а сейчас? Гвар этот, коттаров сын, вьётся вокруг Сеньки… Думаешь, я не знаю, чего ему надо??

Я тяжело вздохнул, выражая полную поддержку Дарену и безоговорочное осуждение всей современной молодёжи. Молодость — это вообще огромный недостаток… Особенно для тех, кто сам уже давно немолод.

— Выпускать её… ик… одну боюсь… А времена-то какие нынче? То война, то набег, то бандиты, то магия кака-нибудь с Гиблого леса вылезет!

— Не то что раньше… — я покачал головой. — И трава была зеленее, и небо ярче.

— Во-о-от! Ты понимаешь! — он стукнул кулаком по столу. — Про траву и небо хорошо сказал! Выпьем за прошлое…

Дарен в очередной раз наполнил кружки.

— Выпьем, — согласился я. — И за настоящее с будущим тоже.

— Хорошо… ик… сказал! И вообще, хороший ты парень, Феликс! И дерёшься хорошо… Вот скажи мне, как на духу — возьмёшь Сеньку мою в жёны?? Она у меня хорошая, всё хозяйство на ней. Работящая, заботливая, готовить умеет. Нужен ей тот, кто защитить её сможет… Говори, как на духу, возьмёшь?!

Вот ведь как бывает: пошёл за телегой, а нашёл жену. В прошлой жизни мне это за пятьдесят пять лет не удалось сделать, а здесь и месяца не прошло, как меня уже к алтарю тащат.

Обижать гостеприимного мужичка категоричным «нет» не хотелось, но и соглашаться нельзя. Ну а лучший способ заставить человека отказаться от задуманного — это убедить его в том, что оно ему, в общем-то, и не очень надо.

— Как на духу! — я прижал ладонь к груди. — Взял бы, с радостью, но… Кто я такой? Оборванец почти! Ни дома своего, ни денег… Только две сестры на шее сидят, да старик-воспитатель, которого наш граф отчего-то невзлюбил. Есения лучшего заслуживает, такое моё мнение.

— Хороший ты парень, Феликс! — Дарен смахнул набежавшую слезу. — Хоть и врёшь мне прямо в глаза. Не нужна тебе моя Есения, да и в Наречье ты надолго не задержишься… Другим ты стал, скучно тебе здесь, в глуши, будет.

— Пока мне здесь очень весело, — усмехнулся я. — Ты, к слову, не знаешь, чего граф Хольда забрал?

— Не знаю… Дружинники по всей деревне ездили, девку каку-то искали, а потом через мост переехали и старика твоего схватили. Вроде как он ту девку скрал — так люди поговаривают.

— Хольд? — с удивлением спросил я. — Зачем ему?

— Да слухи это всё… Одно понятно — господин наш, граф вил Кьер, старика твоего не особо жалует. А за что и почему, только самому господину графу ведомо.

Да уж. Отсутствие достоверной информации — это большой минус. Как планировать операцию, если ничего толком неизвестно? Вот сунусь в графский замок, а там одного меня и ждут: и делегация по встрече подготовлена, и жаровня в пыточной вовсю раскочегарена…

С другой стороны, как получить нужные сведения? Дарен прав, всё знает только один человек — сам граф. Значит, придётся искать выход на людей из его окружения: слуги, лакеи, крепостные — нужна целая агентурная сеть, на создание которой нет ни времени, ни денег… Похоже, придётся импровизировать. Благо, именно к такому меня и готовили: действия в условиях враждебного окружения при недостатке оперативной и разведывательной информации — это мой конёк.

— А ты не боишься, — я посмотрел на Дарена, — меня в гостях принимать? Вдруг графская немилость и на меня распространяется?

— Не боюсь… Я кузнец! И не самый плохой… Когда-то меня в гильдию ахенских мастеров хотели принять… Но неважно! Не станет со мной никто из-за ерунды ссориться. А ты, уж прости Феликс, вряд ли мог серьёзно насолить нашему господину, про тебя и не спрашивал никто… Но хороший ты парень — за других переживаешь, а не только за себя, редкость это сейчас!

Дарен в очередной раз наполнил кружки.

— Будем! — сказал он. — И знаешь что? Если тебе чего понадобится, то ты ко мне приходи без стеснения… В лепёшку расшибусь, но всё сделаю!

А вот это уже приятно. Умелый кузнец может мне здорово пригодиться. Главное, чтобы Дарен не отказался от своих слов на утро, когда протрезвеет — такое, к сожалению, не редкость.

— Трубка мне железная нужна, — сказал я.

— Какая… ик… трубка? — не понял Дарен.

— А вот такая, — я развёл руки примерно на метр. — Из мягкого металла, с толстыми и ровными стенками. Сможешь сделать?

— Не знаю, никогда раньше не пробовал… А зачем тебе?

— Покажу, если сделаешь.

«И если порох достану», — мысленно добавил я.

— Попробую… — задумчиво произнёс кузнец. — Но за железо деньги возьму, ты уж прости.

— Не вопрос.

Если у Дарена всё получится, то у меня будет ствол. Останется присобачить его к ложу, и простенькое ружьишко готово — без пороха, правда, им можно будет только ворон пугать, но сделать порох не такая большая проблема. Уголь, сера, селитра… Пропорции и технология мне известны. Не думаю, что смогу создать продукт выдающегося качества, но стрелять из плохого ружья с помощью плохого пороха куда интереснее, чем весело махать самым лучшим каменным топором.

— Интересную ты мне задачу задал! — кузнец глядел на меня мутными глазами. — Уже хочу попробовать! Давно ничего сложного не делал: гвозди одни, да подковы… А ведь когда-то и латы доводилось ковать, и мечи… ик…

— Трудно это, наверное?

— Очень! Долго учиться надо…

— А наконечники для стрел и болтов тоже, наверное, сложно делать? — осторожно спросил я.

Кто знает, как кузнец отреагирует на мой интерес, ведь дальнобойное оружие запрещено. Однако, если не выгорит с ружьём, нужно обзавестись приличными боеприпасами для лука и арбалета.

— П-ф-ф-ф, — фыркнул Дарен. — Ерунда! Любой подмастерье справится. Но без императорского разрешения их всё равно делать… ик… нельзя.

— Это что же, самого императора из-за такой ерунды беспокоить?

— Нет… ик… конечно, — хохотнул Дарен. — Любой наместник от его имени может разрешить. А ты почему спрашиваешь?

— Да так, просто к слову пришлось, — я решил перевести тему: — А телега у тебя есть?

— Нету пока. Подмастерье мой… ик… за железом уехал и не вернулся. Может, и нету его в живых уже — бандитов-то сейчас развелось…

— А у кого взять можно?

— Так у корчмаря есть, но он не даст, ему самому нужно… У Гельмута есть, но он скряга — денег запросит… И у ветеранов, наверное, есть, но чужаку они ничего не дадут…

Мы посидели ещё какое-то время, пока Дарен не начал похрапывать в перерывах между фразами. Я дотащил мужичка до кровати, а сам лёг на топчан рядом с печью, на котором и продрых в гордом одиночестве примерно до четырёх часов утра.

Меня разбудил Дарен. Он был не очень-то весел после вчерашнего и хмуро попивал какой-то кислый напиток — местный квас, по всей видимости.

— Скоро в кузню пойду. Ох и задал ты мне вечера задачку…

Что же, выходит, мужичок ничего не забыл и не собирался отказываться от своих слов. Это радовало.

Я осмотрел раненое плечо (оно выглядело куда лучше), попрощался с кузнецом и вышел на улицу, где царили предрассветные сумерки. До восхода оставалось совсем ничего, и жители досматривали последние, самые сладкие сны.

Найти дом Гельмута оказалось несложно — деревня не город, не заплутаешь. Резные ворота задрожали под моими ударами, и через пару минут приоткрылась калитка, из которой показалась седая растрёпанная голова.

— Ты чего стучишь? — прошипел седовласый. — Девок перебудишь!

— Дядюшка Гельмут… — доброжелательно начал я, но договорить мне не дали.

— А-а-а-а… Это ты! — на сморщенном как урюк лице появилась гримаса недовольства. — Забирай своих сестёр и проваливай отсюда!

Я несколько удивился такому приёму. Учитывая, что Гельмут был многим обязан Хольду, я рассчитывал на более тёплую встречу. Впрочем, теперь стало понятно, почему девочки не желали сюда идти.

Внутри забурлила злость. Захотелось сказать старику что-нибудь грубое, но я только ласково улыбнулся. Нельзя давать волю эмоциям. Мне нужно пристроить сестёр и взять в аренду телегу, поэтому придётся держать себя в руках и обойтись без ответного хамства. Терпение — это тот навык, который трудно выработать, но который позволяет избежать массу проблем.

— Дядюшка Гельмут, — спокойно, чтобы не развивать конфликт, произнёс я, — мне нужно уехать на некоторое время, и я хотел бы попросить вас присмотреть за Эльзой и Тори… Не забесплатно, само собой.

Маленькие глазки Гельмута загорелись от алчности, а тонкие губы искривились в подобие улыбки. Этот человек нравился мне всё меньше и меньше.

— Сколько? — спросил он.

— Назовите цену. И ещё мне нужны телега и лошадь.

— Вот как…

Гельмут оценивающе глядел на меня, явно опасаясь продешевить.

— Тебя Альб с Гваром ищут, — пробормотал он. — А это лишние проблемы, за которые придётся доплатить… По одной серебрушке за телегу, лошадь и за каждую девку!

Гельмут, судя по обалдевшему от собственной наглости лицу, зарядил какую-то астрономическую цену. Видимо, четыре серебряных монеты — это очень некислая для обычного крестьянина сумма.

Торговаться не буду. И не потому, что я слишком щедр — просто хочется насолить Гельмуту. Пусть теперь мерзкий старикан до конца жизни грызёт себя за то, что не потребовал больше.

— Хорошо, — сказал я с дружелюбной улыбкой. — Заплачу с радостью!

— Вот как… С радостью…

Сморщенное лицо Гельмута искривилось словно от боли. Похоже, приступ жадности не заставил себя долго ждать.

— Я подумал, что маловато будет четыре серебрушки-то! — сдавленно произнёс он.

— Маловато? Ну, значит, в следующий раз следует просить больше, — я пожал плечами. — А теперь мне хотелось бы увидеть сестёр и забрать телегу и лошадь.

— Туда…

Гельмут пропустил меня во двор и махнул рукой в сторону хлева. Похоже, лошадь и телега ждали меня именно там.

— А девчата? — спросил я.

— Туда иди, — рявкнул старик. — И девки твои, и лошадь, и повозка — всё там.

— В смысле? — я прошёл по двору и распахнул скрипучие дверцы. — Ты хочешь сказать, что для моих сестёр не нашлось места в доме?

Тори и Эльза лежали в обнимку на куче соломы, положив под головы мешки с вещами. Они только-только проснулись и смотрели на меня ничего не понимающим взглядом.

Я повернулся лицом к старику, кое-как сдержав желание ударить его в нос. Тонкий, крючковатый, он буквально требовал приложить по нему кулаком.

— А чего? — Гельмут, который понял, что у меня поуменьшилось дружелюбия, сбавил обороты. — Про оплату договорённости не было, а даром только в хлеву…

— Думаешь, Хольд оценил бы такое гостеприимство?

— А что Хольд? — старик расплылся в ехидной улыбке. — Где он теперь? Нету его и, возможно, никогда уже не будет…

Похоже, здесь, в деревне, некоторые успели списать отшельника со счетов. Действительно, зачем быть благодарным тому, от кого больше нет пользы.

— Но я-то здесь.

— И что? Я тебя не боюсь! Я не шпана какая-нибудь, а старый и уважаемый человек! Только попробуй поднять на меня руку, и тогда… и тогда…

Не сумев придумать достойную кару, Гельмут грозно свёл брови — видимо, это должно было меня напугать. Впрочем, старикан зря старался. Захоти я навредить ему, и никто из местных даже не понял бы, по чьей вине вдруг скончался такой милый и отзывчивый человечек.

— Вот, — я бросил ему под ноги две серебряные монеты. — Твоя плата.

— Мы договорились на четыре серебрушки!

— Мои сёстры у тебя не останутся. Это плата за телегу и лошадь.

Гельмут быстро поднял деньги, оттряхнул их от пыли и крепко сжал в сухоньком кулачке.

— А за то, что они вчера наели, кто заплатит?

Я бросил на землю несколько медных монеток. Судя по тому, что старикан не попросил больше — этого было вполне достаточно.

На сборы сестричек ушло буквально несколько мгновений. Эльза и Тори радостно вскрикнули, когда узнали, что больше здесь не задержатся, быстро вытащили из волос редкие сухие стебли и подхватили мешки с вещами.

— Куда пойдём? — радостно спросила сонная Тори.

— Увидишь, — улыбнулся я.

Надеюсь, Дарен ещё не ушёл в кузню и согласится принять к себе новых жильцов. Вчера он предлагал обращаться за любой помощью, но кто знал, что она потребуется так быстро.

— Запрягай телегу, — сказал я Гельмуту. — Я скоро за ней приду.

— Обойдёшься.

Сморщенное лицо буквально лучилось удовольствием. Похоже, мерзкий старикан придумал какую-то гадость.

— Тебе заплачено, — напомнил я.

— За повозку и лошадь — да, а за сбрую — нет…

Вот оно что. Без сбруи и то и другое совершенно бесполезно.

— Сколько? — сразу спросил я. Препираться не имело никакого смысла, про упряжь действительно уговора не было.

Гельмут выдержал мхатовскую паузу, а затем радостно выдохнул:

— Один золотой!

Он взирал на меня взглядом победителя, решив, что является хозяином ситуации. Идиотское поведение. Назови Гельмут вменяемую цену — я бы плюнул и заплатил, чтобы не тратить зря время. Но теперь придётся искать упряжь где-нибудь в другом месте.

— Пойдёмте, девчата, — я приоткрыл калитку и выпустил сестёр.

— Стой! А сбруя?

— Оставь себе. Но даже не думай запрягать ею мою лошадь в мою повозку.

— Через три дня уговору конец!

— Разве? — ухмыльнулся я. — Про срок, как и про сбрую, никакого уговора не было. Поэтому лошадь и телега мои, пока я сам их тебе не верну.

— Что-о-о-о? — завопил побледневший как снег Гельмут. — Ну-ка погоди!

Я не стал слушать разъярённые вопли и просто захлопнул калитку перед его носом. Из-за красивого резного забора нам вслед полетели совсем некрасивые крики. Впрочем, мне было плевать.

До дома Дарена мы добрались быстро и без приключений.

— Гнида, — процедил кузнец, когда я коротко рассказал ему о произошедшем. — Ну и гнида этот Гельмут! Вчера, когда я их навещал, сёстры твои в доме были, Феликс, клянусь! Я бы их ни за что в хлеву со скотиной не оставил!

Дарен без вопросов согласился приютить Тори и Эльзу, но поручил размещение девчонок Есении, поскольку сам торопился в кузню. Красавица недавно проснулась, однако уже выглядела так, словно только-только посетила визажиста. Всё-таки молодость — это лучшая косметика, как ни крути.

Никаких денег с меня никто не просил, но я оставил три серебряных и горсть медных монет на столе.

— Зачем так много? — с удивлением спросила Есения. — И откуда у тебя столько?

— Побалуй девчат и себя сладостями, — ответил я на первый вопрос, проигнорировав второй.

— Да здесь всю деревню побаловать хватит!

— Всю не надо, — хмыкнул я и вышел на крыльцо.

Деревня просыпалась. Вразнобой «пели» петухи, стучали ставни, отовсюду слышались сонные голоса. Вряд ли мои «друзья» после ночных бдений встанут ни свет ни заря, но теперь нужно быть осторожнее — не хочется получить камнем по голове или дрыном по хребту.

Поднимающееся солнце подсвечивало вишнёвые деревья оранжевым светом. Красиво!

Я улыбнулся, быстро спустился по ступенькам, открыл скрипучую калитку… и чуть ли не нос к носу столкнулся с Гваром. Он мял в руках букетик полевых цветов, глядя на меня выпученными от удивления глазами.