Этот мир не выдержит меня (Том 1)

Глава 22

Что же, всё закончилось так, как мне было нужно. А ещё один враг — пусть даже мастер-чародей — вряд ли существенно затруднит и без того непростую жизнь. Мне в любом случае в самом ближайшем будущем придётся отправиться в Академию, оставив всех недоброжелателей позади, поэтому одним больше, одним меньше — невелика разница.

— Разговор окончен, — хмуро сообщил колдун. — Сейчас мы сопроводим вас в замок, где вам выделят комнату, в которой вы проведёте ночь.

Он развернулся, раздал короткие приказы своим подчинённым и поехал вперёд, взяв Риту на руки. Крепкий мужичок и умелый наездник — я бы так навряд ли сумел.

Рыцари демонстративно перегородили обратный путь, недвусмысленно намекая, что теперь у нас только одна дорога. Ну и ладно, мы всё равно не собирались бежать.

Беседа с мастером Вегайном явно не добавила Марку хорошего настроения. Он схватил недовольную Занозу под уздцы и буквально потащил её к замку — лошадке явно не улыбалось тянуть повозку в гору, но мнение непарнокопытных разведчика не интересовало.

Всадники не спеша последовали за нами.

— Что это за самоходные доспехи? — спросил я у Марка, указав на стойло, в котором спрятались железяки.

— Это не самоходные доспехи, — скривился тот. — Это дешёвая попытка подражать вольным баронам…

— А поподробнее?

— У каждого вольного барона есть гвардия, слыхал?

— Слыхал, — коротко ответил я.

О баронских гвардейцах действительно упоминала и Лэйла, и сами ветераны. Судя по их словам, это были весьма серьёзные бойцы.

— Многие слыхали, но далеко не все видели… А те, кто видел… Те, кто видел, либо не пережили встречу, либо на всю жизнь запомнили эту схватку.

— Опасные ребята?

— Очень, — Марк кивнул. — Только они совсем не ребята… Они вообще не люди, хотя некоторые и могут прикинуться человеком…

Разведчик тяжело сглотнул. Похоже, баронские гвардейцы попортили ему немало крови.

Темнота с каждой секундой становилась всё гуще и гуще. Мы ползли вверх по склону холма, оставляя позади ворота и стены, железные решётки и невысокие башенки… Я осматривал укрепления на подступах к графской обители весьма осторожно, чтобы не привлекать внимание рыцарей, которые вышагивали буквально в паре метров от нас.

В первую очередь меня интересовали скрытые посты и количество бойцов на стенах, однако другие особенности несения караульной службы тоже не остались без внимания. Порядок смены часовых, их маршруты, расположение помещений для отдыха, освещённость отдельных участков, а ещё многое-многое другое… Всё это обрабатывалось, анализировалось и откладывалось в памяти без какой-то особой цели — просто на всякий случай.

Подобные сведения, собранные профессионалом, никогда не бывают лишними: даже если не пригодятся самому — их всегда можно продать. Наверняка у графа полно любопытных «доброжелателей», готовых подкинуть наблюдательному человеку немного деньжат.

Разумеется, однократный осмотр не мог заменить полноценную разведку, но даже обрывочная информация лучше, чем совсем никакой. Так меня учили, и за долгие годы службы я неплохо усвоил уроки.

Марк, с головой ушедший в воспоминания, всё ещё молчал. Его лицо кривилось, словно от боли.

Можно было не лезть к нему, оставив разведчика наедине с прошлым, но сейчас не лучшее время, чтобы заигрывать с собственной памятью. Зачем ворошить пережитые беды, если у нас и в настоящем проблем хватает?

— Я не пойму, — мои губы растянулись в ехидной улыбке, — один из этих гвардейцев тебе любовь до гроба обещал, а потом бросил, воспользовавшись твоей доверчивостью?

Лучший способ избавить человека от грустных мыслей — это разозлить его.

— Нет, — рыкнул Марк. — Один гвардеец сперва на моих глазах вырезал целую деревню, а потом уничтожил почти половину нашей центурии…

— Бывает, — спокойно сказал я. — Ты если хочешь всплакнуть по поводу скоропостижной кончины крестьян и боевых товарищей, то не сдерживай себя. Наверняка они сразу же оживут, как только по твоим щекам покатятся первые слёзки…

Даже в темноте было заметно, как у Марка побелели костяшки пальцев, сжимавших поводья. Скорбь по погибшим ушла — её сменили злость и ярость. Что же, эти чувства куда продуктивнее, чем наматывание соплей на кулак.

Разведчик пару секунд пытался испепелить меня взглядом, но потом выдохнул и тряхнул головой. Похоже, он понял, чего я добивался.

— Успокоился? — спросил я

— Вполне, — Марк слегка поклонился. — Благодарю.

— Да не за что. Про гвардейцев-то расскажешь? Если они не люди, то кто?

— Духи, — ответил разведчик. — Духи стихий, заключённые в особую броню из призрачного металла…

— Это ещё что такое?

— Не знаю… И никто не знает, кроме самих вольных баронов. Собственно, они только потому до сих пор не попали под власть Империи, что владеют этой тайной… Только они знают, как приручить духа и как сделать броню, которая его удержит.

Любопытно. А Хольд про это даже не упоминал. По словам старика, имперские чародеи были круче самых крутых обрывов, и никто на всём континенте не мог с ними сравниться… А тут, получается, имелась целая область магического знания, в которой они ни ухом ни рылом.

Хотя всё это было очень странно. Как я понял, противостояние с баронами шло уже не одну сотню лет — неужели никто до сих пор так и не сумел выкрасть необходимые сведения?

— Бароны охраняют эту тайну надёжнее, чем собственные задницы, — сказал Марк, когда я поделился с ним возникшими сомнениями. — Лучшие разведчики, колдуны и авантюристы пытались узнать хоть что-нибудь, но всех поймали, обратили в рабство и прикончили на арене.

Там, где спасовали местные, свои умения могу опробовать я. Не скажу, что у меня был чёрный пояс по «промышленному» шпионажу, но кое-какой опыт в данной сфере имелся: однажды пришлось почти год работать в «службе безопасности» транснациональной корпорации, чтобы получить доступ к телу одного из её руководителей… Как бы то ни было, соваться к вольным баронам пока рано — я ещё не готов к столь серьёзным делам. Хотя идея, безусловно, перспективная — уверен, за подобную информацию можно получить куда больше десяти тысяч золотых, необходимых для оплаты обучения.

— И чем же эти гвардейцы так сильны? — спросил я.

— О, — разведчик невесело рассмеялся, — об этом можно говорить очень долго! Они все разные — у каждого барона свои духи и своя броня… Кто-то неуловимо быстр, кто-то невероятно живуч, кто-то даже владеет магией… Общее у всех одно: каждый стоит сотни обычных бойцов.

Интересно. Лэйла говорила, что люди из вольных баронств должны через несколько недель доставить Ворону какую-то призму, которую будут охранять сразу два гвардейца. Я собирался перехватить посылку, но теперь, после рассказа Марка, идти на такое мероприятие в одиночку чересчур опасно.

— А те доспехи, которые нас встречали? Они похожи на гвардейцев?

— Похожи… Как дурнушка на красавицу, — хмыкнул Марк, шёпотом добавив: — Нет, это просто металл, который подчиняется воле графа вил Кьера… Внутри нет стихийного духа, а броня самая обычная, точно такая же, как у любого рыцаря. Это големы, а не гвардейцы… Хотя и они опасны — в первую очередь из-за своей тупости…

Големы, гвардейцы, стихийные духи, призрачная броня… Магия вносила слишком много путаницы, в которой не разобраться без полноценного обучения. Моих разрозненных знаний недостаточно, чтобы выстроить цельную систему, но, думаю, гвардейцев можно сравнить с роботами, управляемыми полноценным искусственным интеллектом, а вот големы — это куда более примитивные «механизмы», которые подчинялись простейшим алгоритмам. И если первые, вероятно, были способны на импровизацию и, возможно, обладали неким подобием воли, то вторые — это всего лишь болванки, зажатые в тиски приказов.

Через полчаса мы добрались до самого замка. Что сказать, эта махина производила впечатление даже на меня — человека, побывавшего везде, где только можно. Серые стены, казавшиеся в темноте голубыми, словно вода или лёд; огромные ворота, в которые можно было въехать не только на лошади, но и на слоне; изящные башенки, устремлённые в чёрное небо как ракеты… А наверху, над всем этим великолепием, парил огромный «мыльный» пузырь, слегка светящийся и переливающийся десятком цветов. Боюсь представить, какие чувства испытывали здешние простолюдины, не видевшие в своей жизни ничего, кроме речки, леса и домов в три этажа. Не удивлюсь, если их, упавших в обморок от восторга, здесь укладывали штабелями.

После короткого досмотра нас проводили в комнату, выделенную по приказу Вегайна. Ничего особенного — комната как комната, которая вряд ли смогла бы конкурировать с паршивеньким номером в дешёвой придорожной гостинице моего мира. Ни телевизора, ни душа, ни даже бесплатного вай-фая — только деревянные кровати с матрацами, набитыми соломой, несколько табуретов и стол, с горящей масляной лампой посередине… В общем, обстановка небогатая, но я ожидал худшего: то ли колдун не стал размениваться на мелочную месть, то ли ничего более убогого в замке просто не нашлось.

— Оно того стоило? — спросил Марк, когда мы остались наедине.

— Ты о чём?

— О твоём умении заводить друзей. Мастер Вегайн не тот человек, который прощает обиды…

— Выбора не было, — я пожал плечами.

— Захотел привлечь внимание графа?

Я кивнул.

— Тогда ты, безусловно, добился своего, — ухмыльнулся Марк. — Теперь мастер Вегайн приложит все силы, чтобы граф не забыл о тебе. Правда, не уверен, что тебе это понравится…

Я снова пожал плечами. Если без конца трястись из-за возможных последствий, то никогда ничего не добьёшься. Есть цель, есть способы её достижения и есть цена, которую придётся заплатить. По-другому никак.

— Впрочем, дело твоё, — разведчик аккуратно положил кольчугу и шлем на грубый деревянный табурет, а затем добавил: — Мне нужно уйти на какое-то время…

— Зачем? Хочешь доложить обо мне инквизиторам?

— Нет, — хмыкнул Марк. — Здесь уже давненько не видели никого из их братии… Я собираюсь навестить ветеранов-легионеров, которые служат в замке — быть может, кто-то из них расскажет что-нибудь интересное. И к интенданту заодно зайду — сообщу о той шайке, с которой мы расправились… Чем быстрее он узнает, тем больше шансов получить хоть какую-то награду.

— Тогда не буду тебя задерживать, — спокойно ответил я.

Чего лишний раз нервничать? Скоро всё выяснится: если через пару-тройку часов сюда начнут ломиться нехорошие люди, жаждущие запечь дикого мага на углях — значит, Марк меня предал, а я совершил большую ошибку, когда спас его от смерти. Если же «кулинары» не объявятся, то либо Марк не чужд благодарности, либо он просто решил отложить предательство до лучших времён.

Разведчик долго смотрел на меня, словно хотел сказать что-то ещё, но не решился и пошёл к выходу. Однако, уже открыв дверь, он едва слышно произнёс:

— Я не выдам тебя ни инквизиции, ни графу… И дело не только в том, что ты спас мне жизнь — есть и другая причина.

— Какая? — спросил я.

— Расскажу, если переживём аудиенцию…

После этих слов Марк шагнул в тёмный коридор и захлопнул дверь.

Ну, нагнал таинственности, ничего не скажешь. Я присел на табурет, вытянув ноги — тяжёлый выдался денёк. Не знаю почему, но меня не особо заинтересовала та «другая» причина, о которой рассказал Марк. Если честно, меня сейчас вообще ничего не интересовало: ни возможная месть Вегайна, ни проблемы с инквизицией, ни предстоящая аудиенция у графа, ни даже судьба Хольда… Тревожный звоночек.

Я тряхнул головой. Нужно собраться. Апатия — это последствие психологической и физической усталости. Так бывает, когда тело, неготовое к серьёзному стрессу, всеми силами пытается превратиться в амёбу — ко всему безразличную и, главное, совершенно бездеятельную.

Лекарство от этой болезни ровно одно: отдых. В экстремальных ситуациях его можно заменить медитативными практиками, а в моём случае ещё и обращением к дару, хотя черпать силу из «океана» сегодня вряд ли стоит. Слишком уж мало времени прошло с прошлого раза, да и магическое «похмелье» завтра будет совсем не к месту.

Но медитация не повредит… Правда, сначала нужно привести себя в порядок: смыть дорожную грязь и переодеться.

Слева от двери за тяжёлой шторой нашлась бочка, наполненная водой. Рядом лежал деревянный ковш, а в полу чернели небольшие отверстия, из которых тянуло сыростью и плесенью — похоже, я ошибся, когда подумал, что здесь нет душа…

Шмотки, пропитанные потом, пылью и кровью, полетели на пол. Я зачерпнул воду и отважно вылил на себя первый ковш — что сказать, водичка весьма бодрила. Ещё немного, и она, наверное, перешла бы в другое агрегатное состояние.

От холода свело скулы, заломило виски, а кожа покрылась пупырышками размером с Эверест — никакого удовольствия от купания, но какие варианты? Бочку с горячей водой здесь поставить почему-то не удосужились.

Закончив гигиенические процедуры, я надел чистую одежду и вновь почувствовал себя человеком — холод взбодрил тело и разум. Теперь можно осмотреться.

Взгляд скользнул по убогой обстановке, не зацепив ничего нового, и остановился на узком окне — почти бойнице — сквозь которую дул прохладный ветерок. Вот и путь отхода на случай если меня попытаются схватить. Тесновато, конечно, но протиснуться можно — благо я пока не успел обзавестись ни жирком, ни чересчур развитой мускулатурой.

Осталось запереть дверь. Засов сухо скрипнул, но этого мне показалось мало: говорят, у параноиков ближе к ночи начинается обострение… В общем, за неимением лучшего в ход пошла тяжеленная кровать — я кое-как сдвинул её, упёршись ногами в стену, и дотолкал до дверного проёма. На этом приготовления к отдыху были закончены.

Я потушил фонарь и прилёг на жёсткий матрац, выбросив из головы все мысли и чувства. Вдох-выдох…

Тело налилось тяжестью, кровь будто бы загустела, а время замедлилось. Организм начал ускоренно восстанавливать силы.

«Океан» внутри меня был почти спокоен. Разовое применение магии, похоже, не сыграло большой роли, однако кое-какие изменения я всё-таки заметил: «вода» будто бы поменяла цвет, сделалась насыщеннее и ярче. Возможно, это связано с тем, что я стал лучше контролировать заклинание, когда сумел прицелиться в летящую стрелу, но, может быть, причина в ином: в возмущениях магнитного поля или в ретроградном Меркурии, или в какой-нибудь другой ерунде. Спросить, к сожалению, не у кого.

Расслабленные мышцы накапливали энергию, разум, погрузившийся в полную пустоту, отдыхал от впечатлений, тревог и переживаний, но внутри уже появился маленький грызущий червячок… Это была интуиция, подпитанная обострившимися чувствами. В коридоре кто-то есть, и этот кто-то пришёл ко мне.

Я открыл глаза, и в дверь сразу же постучали или, скорее, поскребли — очень осторожно, едва слышно, почти незаметно. Похоже, интуиция не подвела.

Топор, прислонённый к табурету, стоял рядом, а остальное оружие лежало на столе. Никто из людей графа даже не подумал забрать мой арсенал при осмотре — ко всему, что не могло стрелять, здесь относились исключительно толерантно.

Я беззвучно поднялся с кровати, подхватив топор. Кто стоит за дверью? Не знаю, но вряд ли это графские бойцы или инквизиторы — те не стали бы скрестись, предупреждая о своём визите, а уже выносили бы дверь. Мой же гость явно не хотел привлекать лишнего внимания…

— Кто? — шёпотом спросил я.

— Рита… — едва слышно донеслось в ответ.

Вот как? Что она здесь забыла? Это попытка запудрить мне голову, чтобы я добровольно открыл дверь, или девушка просто решила вечерком зайти по-соседски, чтобы попросить соли?

— Впусти меня, пожалуйста…

— Зачем?

— Мне нужно с тобой поговорить…

— Ты одна?

— Да…

— Может быть, поговорим завтра?

— Нет! Завтра будет поздно…

Марк всё ещё не вернулся, и это слегка напрягало. С другой стороны — Рита никак не связана с нашими делами, поэтому серьёзных оснований подозревать её в чём-либо нет. Да и какой смысл? Ну не впущу я сейчас девушку, и что? Если Рита там не одна, а в тёплой компании моих недоброжелателей, то вряд ли они просто плюнут и уйдут, когда я не открою дверь…

Лампа не горела, но сейчас темнота уже не казалась такой густой — глаза привыкли к недостатку освещения, да и луна, изредка мелькавшая в узком оконце, давала какой-то свет. Плюс «мыльный» пузырь сиял где-то под облаками. В общем, не темнота, а полумрак, который не станет помехой, если начнётся заварушка.

Бездействовать — глупо. Нужно отодвинуть кровать, но совсем чуть-чуть — так, чтобы только Рита могла протиснуться. Если за ней последует кто-нибудь ещё, то он не сумеет быстро проникнуть в помещение.

Доски пола противно скрипнули под тяжестью «роскошного» ложа. Я легонько стукнул топорищем по засову, и дверь приоткрылась, пропуская внутрь стройную фигурку… Рита была одна.

— Это зачем? — спросила она, задев стоявшую в проходе кровать.

— Чтобы меня во сне не украли, — я внимательно следил за девушкой, но ничего подозрительного не замечал. — Закрой, пожалуйста, дверь.

Рита без раздумий выполнила просьбу, задвинув скрипучий засов.

— Ты всегда встречаешь гостей с топором в руках?

— Не всегда. Иногда вместо топора я беру кинжал.

Девушка робко улыбнулась.

— Извини, если помешала, но я хотела бы сказать кое-что или, точнее, кое-что предложить…

Рита говорила негромко и неуверенно, будто бы не могла подобрать нужные слова. Её щёки слегка покраснели, а глаза пристально изучали пол под ногами.

Она была одета в длинную безразмерную рубашку. Белая ткань — тонкая и оттого полупрозрачная — практически светилась в темноте. Широченный ворот, в который даже Фольки легко просунул бы свою косматую башку, съехал на бок, обнажив хрупкое плечо.

— Проходи, — я прислонил топор к стене и указал на табурет. — Присаживайся. Не трон, конечно, но ничего лучше предложить не могу.

Сделав несколько шагов, Рита опустилась на стул и прикрыла колени ладонями — невесомая ткань натянулась, очертив линию бёдер. И целомудренно, и, одновременно, соблазнительно. Я с трудом отвёл взгляд от ног девушки.

Гормоны, будь они неладны, разжигали внутри такие желания, о которых не принято говорить в приличном обществе. Ни трудный день, ни поздний визит, ни даже ранение не могли повлиять на мой молодой организм. Природа требовала своего.

— Для начала… — Рита выдохнула, решившись начать разговор. — Для начала я хотела бы сказать спасибо. Ты спас меня… И если бы я не принадлежала графу, то моя жизнь стала бы твоей по праву…

— Мне и со своей-то жизнью едва-едва справиться удаётся. Не думаю, что тебе со мной было бы сильно лучше.

— Не говори так!

Голос девушки, ещё секунду назад робкий и неуверенный, зазвучал с таким жаром и с такой неподдельной болью, что я, стыдно признаться, даже слегка смутился. Приятно, чёрт побери, когда красавица предпочитает тебя, а не какого-то графа.

— Не говори так, — повторила она. — Ты добрый и смелый! С тобой, даже на поводке, я была бы счастлива…

По щеке Риты покатилась блестящая слеза.

— Ты меня совсем не знаешь, — поморщился я. Не люблю, когда девушки плачут. — И доброту мою ты сильно преувеличиваешь.

— Нет, знаю! Я ведь помню… Не всё, но кое-что! Я помню лес и костёр, помню твои глаза… Яркие и глубокие… Помню, как ты внимательно смотрел на меня…

— Да? — я насторожился. — А что ещё ты помнишь?

Воспоминания о моих глазах — это, конечно, очень романтично, но вдруг, кроме них, Рита видела что-нибудь ещё? Например, как я колдовал, когда Лэйла застала меня врасплох в лагере бандитов… Не хотелось бы, чтобы появился ещё один человек, который может рассказать обо мне инквизиции. Не думаю, что девушка станет делать это специально, но даже одно лишнее слово, произнесённое не в то время и не в том месте, способно всерьёз навредить мне.

— Да ничего определённого, — ответила Рита, взглянув мне прямо в глаза. — Только обрывки… И от этого мне ещё больнее!

— Почему? — спросил я, внимательно наблюдая за ней.

При вранье когнитивная нагрузка значительно увеличивается, что меняет поведение человека. Появляется излишняя суетливость или, наоборот, механическая топорность движений, а снизившаяся самоэпатия убирает из речи отсылки к собственным переживаниям. Лжецу трудно говорить о своих чувствах — ему доступен лишь весьма ограниченный набор эмоций, пока все душевные силы уходят на то, чтобы скрыть правду.

Рита вела себя совершенно иначе: расслабленная поза, открытый взгляд… Не думаю, что она врала. Ну или под маской несчастной красотки прятался настоящий гений обмана.

— Я хотела бы помнить о тебе больше, — Рита опустила голову. — Когда ты уйдёшь… Когда ты уйдёшь, со мной останутся только воспоминания и больше ничего…

По её плечам пробежала дрожь. Девушка пыталась сдержать слёзы, однако не смогла справиться с нахлынувшими переживаниями.

— Да перестань!

Я присел рядом, положив руку на её плечо. Рита закрыла лицо ладонями и прошептала:

— Не надо… Не хочу, чтобы ты запомнил меня заплаканной и некрасивой…

— Ты красивая, не говори ерунды.

— Ты действительно так думаешь?

— Конечно.

Рита убрала ладони от лица и посмотрела на меня блестящими от слёз глазами. Удивительно, но она и правда стала выглядеть только лучше — ни красноты на щеках, ни отёков. Сплошное очарование.

— Если ты считаешь меня красивой, — её голос задрожал от волнения, — то тогда прошу тебя… Прошу тебя, подари мне ещё одно воспоминание.

— Какое? — я не совсем понял, о чём идёт речь.

— Самое главное и самое большое… Я хочу помнить эту ночь… Хочу помнить нас…

Рита зажмурилась, словно решаясь на что-то, а затем подалась вперёд и прижалась своими губами к моим. Неумелый, но очень жадный поцелуй разом вымел из головы все лишние мысли и сомнения. Остался только жар в груди и горячая девичья кожа, прикрытая тонкой тканью.

— Я хочу быть твоей… — шептала Рита. — Пусть только одну ночь… Подари мне её, прошу!

Табурет улетел куда-то в сторону. Мы перемещались по комнате будто бы кружа в каком-то странном танце — крепко сжав друг друга в объятиях и без какой-либо системы. От стены к стене, мимо стола и до кровати.

— Возьми меня! — простонала Рита.

Широкий ворот рубахи съехал вперёд, представив взгляду небольшие округлые груди.

Я развернул Риту, повалил стройное тело на жёсткий матрас… а затем приставил чёрный кинжал, подхваченный со стола во время «танца», к её шее.

— Что ты делаешь? — сдавленно пропищала девушка.

— Дарю тебе незабываемое воспоминание. Ты ведь этого хотела?