Европейское дворянство XVI–XVII вв.: границы сословия

Немецкое дворянство в XVI в. ^{(Тамара Николаевна Таценко)}

XVI век был временем серьезных испытаний в истории немецкого дворянства, когда социальные и политические изменения в обществе потребовали от этого сословия большого напряжения сил, чтобы сохранить свое привилегированное положение. Хотя для XVI века характерна хорошая аграрная конъюнктура и сельскохозяйственные ренты имели тенденции к росту, требовались особые усилия и умения, чтобы перестроить рутинное дворянское хозяйство в соответствии с товарно-денежными отношениями времени. Это удавалось далеко не каждому. Дворянские хозяйства разорялись, их владельцы залезали в долги горожанам, наконец, теряли землю. Потере дворянских наделов способствовало и обычное для того времени вымирание целых дворянских родов, земельные наделы которых могли перейти в руки представителей иных сословий. С другой стороны, многочисленность мужского потомства приводила к излишнему дроблению земель, деградации дворянского хозяйства. Не менее тяжелым для дворянства было и значительное сокращение такой традиционной области профессиональной деятельности, как военная. Развитие военной техники существенно уменьшило значение кавалерии, и пехота наемных ландскнехтов стала вытеснять рыцарскую конницу. Совокупность вышеперечисленных обстоятельств породила взгляд, довольно широко распространенный в немецкой научной литературе, о том, что XVI век (и даже шире: примерно с середины XV в. и до Тридцатилетней войны) был периодом упадка немецкого дворянства[394]. Однако в работах последнего времени выражается мнение, что этот упадок носил все же ограниченный характер и представления о его глубине и повсеместном охвате преувеличены[395].

Тем не менее в новой ситуации дворянству не оставалось ничего другого, как либо заняться хозяйственной деятельностью, либо искать приложения своих сил в сферах управления территориального государства, которые как раз тогда переживали период своего становления. Часть дворянства нашла себе место в близкой по характеру к дворянскому ремеслу патрульной и конвойной службе, в начальствовании над отрядами наемников. Наиболее престижным, конечно же, было закрепиться в высших придворных кругах территориальной администрации. Но такая служба требовала от дворян несвойственных этому сословию в целом качеств: компетентности в вопросах управления и юриспруденции, опыта в финансовых делах, наконец, рассудительности, аккуратности и исполнительности. Возможности карьеры на этом пути зависели от наличия у претендента университетского образования, чаще всего юридического, а то и докторской степени. Серьезным конкурентом здесь в XVI в. стало для немецкого дворянства гораздо более энергичное и деятельное бюргерство. Оно настолько преуспело в сферах управления немецких территориальных государств, что это дало повод многим историкам называть XVI век веком бюргерства[396].

Однако, несмотря на выдвижение бюргерства в политическом плане и на его экономическую мощь, социальный статус дворянства оставался недосягаемо высоким. Его общественная значимость далеко превосходила все те ценности, которых можно было достичь в городе. Стремление оставить в неприкосновенности высокий социальный престиж дворянства перед лицом имущественного процветания бюргерства нашло свое выражение в многочисленных для XVI в. предписаниях о ношении платья (Kleiderordnungen), входивших в «Полицейские уставы» империи, а также многих территориальных государств. Так, Имперский полицейский устав 1530 года фиксирует разрешаемую стоимость пояса для купца в размере до 20 флоринов, для дворянина — до 200 флоринов, для представителя высшего титулованного дворянства — до 500 флоринов[397]. Соотношения стоимости очень выразительны[398], они прямо отражают разницу в социальном весе каждого из названных сословий, фиксируют внешнюю границу сословия.

Фактором, в сильнейшей степени отразившимся на судьбах немецкого дворянства XVI в., была Реформация. Ее события поставили многих из дворян перед выбором вероисповедания, проходившим иногда безболезненно, а иногда ставившим некоторых в оппозицию к территориальному государю, из которой не было другого выхода кроме как либо переходить в веру государя, либо эмигрировать.

К началу XVI в. уже окончательно сложилось типичное трехчленное деление немецкого дворянства: 1) князья, 2) высшее дворянство, включавшее и титулованную знать, но не имевшую княжеского достоинства, 3) низшее дворянство, которое в документах того времени часто называли просто рыцарями. Это понятие, в своем непосредственном значении — конный воин (Ritter — Reiter), как определение сословия могло относиться и ко всему дворянству в целом, выдавая его общее происхождение, и в этом смысле было равнозначно термину Adel (дворянство).

Несмотря на то, что многое объединяло все дворянство: изначально общее происхождение, передаваемые из поколения в поколение родовые земли, включенные в ленную иерархию, сословные привилегии, главным образом налоговые и судебные, наконец, право иметь гербы и титулы, границы между тремя названными группами дворянства в XVI в. становятся как никогда прочными. Каждая группа находит свое особое положение в системе властных структур в Германии, обладает особыми политическими правами и особым групповым самосознанием.

Князья (principes, Fürsten)[399], как самая могущественная сословная группа среди дворян, стали особенно заметными уже к концу XII в. Рядом императорских актов первой половины XIII в. им были даны существенные права территориального верховенства в их землях, по существу заложившие правовые основы территориальной государственности. Князья держали лены непосредственно от императора, так называемые имперские лены, и считались первыми после императора в империи (die Ersten am Reiche). Поэтому полный их титул был — имперские князья (Reichsfürsten). Достоинство имперских князей имели герцоги, маркграфы, ландграфы, а также некоторые графы. Характерно, что наряду со светскими князьями в число имперских князей входили духовные князья: архиепископы, епископы, имперские аббаты. По Вормсскому конкордату 1122 г. они считались ленниками империи, получая при введении в сан лен (так называемый Szepterlehen) из рук императора. Духовные имперские князья заседали в рейхстаге совместно со светским высшим титулованным дворянством, образуя одну общую коллегию. Из среды имперских князей выделялась их наиболее влиятельная и могущественная группа — курфюрсты, избиравшие императора и имевшие право соправления империей. Курфюрсты образовывали особую коллегию в рейхстаге. Это были семь совершенно определенных духовных и светских имперских князей: архиепископы Майнцский, Трирский, Кельнский, пфальцграф Рейнский, герцог Саксонский, маркграф Бранденбургский и король Чехии. Состав коллегии курфюрстов не менялся столетиями, членство в ней и титул курфюрста передавались по наследству, в случае с духовными курфюрстами этот титул оставался за соответствующим архиепископством. Сословие имперских князей в целом к XVI в. было весьма закрытым для достижения его извне; правом произведения в имперские князья обладал лишь император с согласия членов сословия. Титул имперского князя передавался по наследству. Духовные князья обладали этим титулом пожизненно. При освобождении же вакансии архиепископа или епископа нового кандидата избирали члены соответствующих соборных капитулов, и сам выбор был результатом борьбы влияний, оказывавшихся на протяжении десятилетий, а то и столетий на соборные капитулы определенными имперскими дворянскими родами и кланами. Это влияние осуществлялось путем пострижения в монахи и помещения в определенные церковные капитулы младших сыновей из семей высших имперских сословий, которые не могли претендовать на наследство. Таким образом не только препятствовали дроблению родовых земельных владений, но и преследовали цели контроля над духовными княжествами. В XVI в. в этом весьма преуспел княжеский клан маркграфов Бранденбургских из рода Гогенцоллернов, один из членов которого, Альбрехт, прославился в сане архиепископа Майнцского и курфюрста, другой, также Альбрехт, был магистром Немецкого ордена в Пруссии, впоследствии герцогом.

В XVI в. крупные представители сословия имперских князей далеко продвинулись по пути создания собственных территориальных государств, достигнув практически полного суверенитета над собственными владениями (Landeshoheit) и приобретя широкое признание в качестве государя (Landesherr). Наиболее выразительные примеры крепких территориальных государств в Германии XVI в. дают курфюршество Саксонское с государями из рода Веттинов и герцогство Баварское с государями из рода Виттельсбахов.

За князьями следовала сословная группа высшего дворянства, включавшая в себя графов и так называемых Freihe Herren (liberi barones). Последних по латинскому эквиваленту их названия в нашей историографии часто называют баронами. В титуле Freihe Herren отразилось происхождение этого сословия из свободных рыцарей-землевладельцев, так называемых Edelfreihe, в противоположность министериалам. Некогда, до того как князья выделились в особую сословную группу, ступив на путь автономного территориально — государственного развития, графы и бароны составляли с ними единое сословие высшего титулованного дворянства. Такое положение вещей оставило свой след в общей для духовных и светских князей, графов и баронов коллегии на рейхстагах. Графы и бароны были родовитым имперским дворянством и по знатности могли не уступать иным князьям, они были зачастую крупными землевладельцами, осуществляли в своих владениях низшую юрисдикцию. Однако им все же не хватало сил, чтобы стать в своих землях территориальными государями, как это удалось князьям. Часть графов и баронов, прежде всего в восточных и юго-восточных землях империи, не смогли противостоять натиску таких сильных территориальных государств, как Саксония, Бранденбург, эрцгерцогство Австрийское, признали над собой верховную власть территориального государя, сделались членами земельной сословной организации (landsässig) и представительствовали на ландтагах. Эта группа территориального дворянства всегда, правда, не упускала возможности напомнить территориальному государю о своей знатности и силе, вставая на пути тех или иных его централизаторских нововведений. Так, например, в курфюршестве Саксонском много хлопот государям доставляли в XVI в. бароны Ройсен (Reussen) и Шенбург (Schönburg)[400]. Весьма сильным оказалось в XVI в. сословие высшего дворянства в эрцгерцогстве Австрийском, а именно в Нижней Австрии. Располагаясь на широких просторах окраинных земель империи, оно не испытывало такого давления государя, как на иных более ограниченных территориях внутри империи. Особой консолидации высшего дворянства здесь способствовала и его приверженность новой вере в противоположность оставшимся верными католицизму государям из рода Габсбургов. Путем целенаправленной политики на протяжении нескольких десятилетий Габсбургам удалось к началу XVII в. подчинить себе дворянство Нижней Австрии, щедро раздавая высшие дворянские титулы католикам, принуждая иных вернуться в лоно старой веры, других, особенно непокорных, — эмигрировать. Именно это «прирученное» высшее дворянство стало основой для формирования придворной элиты в Вене. Подобные же тенденции перерождения высшей земской знати в придворную аристократию наблюдались к концу XVI в. и в таких территориальных государствах, как курфюршества Саксонское и Бранденбургское[401].

Сословие высшего дворянства на западе и юго-западе империи, где не сложилось таких сильных территориальных государств, сохранило свои имперские привилегии и вольности.

Низшее дворянство (Niederer Adel, Ritter) составляло самую многочисленную группу дворянства, решительно превосходившую своей численностью две предыдущие и наиболее резко уже в XVI в. от них отделенную. В противоположность князьям и высшей знати, ведшим свое происхождение от свободных землевладельцев, рыцари происходили от свободного и несвободного служилого люда, так называемых министериалов. Характерно, что это различие в происхождении уже отчетливо сознавалась современниками в XVI в. Именно такой отличительный признак между графами и баронами, с одной стороны, и рыцарством — с другой, приводит в своей «Баварской генеалогии» известный историк и знаток дворянских родов Баварии Вигулеус Хунд (1514–1580)[402]. Низшее дворянство в свою очередь подразделялось на имперских рыцарей (Reichsritter, Reichsrittertum) и на земских рыцарей, или дворянство, находившееся в юрисдикции территориального государя (landsässiger Ritter, landsässiger Adel). Поскольку имперские рыцари имели особый статус и привилегии, подлежали юрисдикции императора и освобождались от налогов, а также обладали ярко выраженным групповым самосознанием, то во многих случаях понятие «низшее дворянство» относилось главным образом к земскому рыцарству, другими словами, земскому дворянству. Выделение имперского рыцарства из общей массы низшего дворянства вообще характерно для дворянской публицистики XVI в.; то же относится и к «Уставам о ношении платья», фиксировавшим для рыцарства более дорогой наряд. Уже упоминавшийся Вигулеус Хунд также выделяет рыцарство в особую группу «дворянства турниров (Turnieradel)», отмежевывая его тем самым от действительно низшего дворянства, не посещавшего рыцарские турниры[403]. В реальных условиях середины XVI в. такой отличительный признак несомненно кажется несколько анахроничным, ибо сами турниры давно утратили прежнюю роль в повседневной жизни рыцарства. Тем показательнее, однако, выступает высокая оценка родовитым дворянством, к которому принадлежал Вигулеус Хунд, традиционных дворянских доблестей.

Имперские рыцари оставили заметный след в немецкой истории XVI в. Области их расселения начинались там, где северогерманская равнина плавно переходила в волнистые цепи высоких холмов северного Гессена и Нижней Франконии, они продолжались широкой дугой, охватывая Франконию, Швабию, Средний Рейн и Нижний Эльзас. Именно здесь находился район повышенной концентрации дворянства в империи. До сих пор эти местности Германии хранят зримые остатки тех времен: на диво часто встречающиеся развалины башен и замков на вершинах высоких холмов — родовые гнезда имперского рыцарства. Имперские рыцари не были богаты, и во враждебной им бюргерской публицистике часто можно встретить насмешки вроде той, что все имущество иных из этих спесивых господ заключалось в половине башни одряхлевшего замка. Имперские рыцари обладали высоким статусом ленников императора, были подсудны только императорскому суду, освобождались от имперских налогов, но вместе с тем не имели голоса в рейхстаге, хотя и постоянно добивались этого. Их в наибольшей степени коснулись кризисные явления в развитии дворянства конца XV — начала XVI в. Им было трудно найти себе применение в новых условиях, тем более что заняться сельским хозяйством мешало малоземелье и не особенно выигрышные природные условия (гористо-холмистые ландшафты). К тому же подобные дела не отвечали традиционным представлениям о подобающих их сословию занятиях. Найти себе применение на службе у территориального государя для них также было невозможно, ибо это были имперские рыцари, слишком гордившиеся своим привилегированным статусом и независимостью, чтобы унизиться до службы у территориального князя, которая к тому же требовала определенного образования. Занятия науками также продолжали рассматриваться в этих кругах как не соответствующие их сословию, хотя, конечно, здесь были исключения, и Ульрих фон Гуттен — яркое тому подтверждение. В целом же имперские рыцари оказались к началу XVI в. без определенных занятий, что направило их энергию в сторону распрей и междоусобиц, сопровождавшихся грабежами и мародерством. Достаточно вспомнить широко известную междоусобицу Геца фон Берлихенгена с Майнцем и Нюрнбергом в самом начале века или столь же нашумевшую настоящую войну Франца фон Зикингена в 20-х годах XVI в. с архиепископом Трирским. Эти разбойные походы, наводившие ужас на всех в империи, сделали фигуру рыцаря-грабителя одинаково презренной и ненавистной в глазах бюргерства и крестьян, а неискоренимую гордость рыцарства своим происхождением и военным ремеслом — объектом для издевательств и насмешек. Однако рыцарские междоусобицы породили и другую позднейшую поэтическую традицию изображения рыцарства, нашедшую отражение, в частности, у немецких романтиков. Эта традиция основывалась на кодексе чести рыцарства, сформировавшемся еще в эпоху Средневековья и бывшем в XVI в. одним из компонентов группового самосознания имперского рыцарства. По имперскому праву 1372 г. рыцарь «должен помогать бедным по справедливости и со всей настойчивостью, миролюбиво и по правде во всех вещах, он должен любить справедливость и сокрушать несправедливость, равно как и врагов императора и империи…»[404].

Ярко выраженное чувство корпоративизма проявлялось и в том, что имперские рыцари создавали закрытые сословные братства — рыцарские союзы. Самым известным из них был Союз щита св. Йоргена в Швабии. В XVI в. структура рыцарских союзов приобрела законченный характер, включив в себя три рыцарских союза: Швабии, Франконии и Рейна. Территориально каждый из этих округов подразделялся еще на несколько кантонов. В 1577 г. три названных рыцарских союза юго-западной Германии образовали общий союз имперских рыцарей (Corpus liberae et immediatae imperii nobilitatis), признанный императором. Во главе рыцарских союзов стояла генеральная директория. Имперское рыцарство не имело твердых обязательств перед империей, осуществляя ей лишь добровольную поддержку (Subsidium charitativum). Союзы имперского рыцарства были закрытыми сословными организациями с ярко выраженным корпоративным самосознанием их членов. Целый ряд сложившихся на протяжении веков правил служил сохранению нижней границы сословия имперских рыцарей, препятствовал принятию в его члены представителей низшего дворянства. Прежде всего, роды имперских рыцарей были вписаны в соответствующие списки-матрикулы вместе с перечнем их земельных владений. Последние имели статус именно рыцарских наделов, не должны были быть меньше установленного размера и не могли быть подчинены территориальным государем. Потеря или отчуждение рыцарского землевладения не влекли за собой потерю титула владельца. Стремление имперских рыцарей сохранить за собой сословные земли выразилось в установлении с 1609 г. права выкупа утраченных рыцарских наделов прежними владельцами или их потомками (retractus equestris). Чтобы быть принятым в члены имперского рыцарства, нужно было доказать дворянство в определенном числе поколений, иметь землевладение необходимого размера, а также получить большинство голосов рыцарей соответствующего рыцарского союза[405].

С помощью собственной сословной организации имперские рыцари отстаивали свои вольности и привилегии и добивались большего влияния в империи. Однако последнее не слишком удавалось. Достаточно повторить, что представительства в рейхстаге имперское рыцарство так и не добилось. Эта сословная группа была особо чувствительна в отношении незыблемости своих титулов, символов и знаков. Например, в Баварии в XV в. рыцари имели право помещать на своем гербе старинного образца шлем с решеткой (Spangenhelm), тогда как прочее низшее дворянство — шлем более простого вида, имеющий лишь узкую щель для глаз (Stechhelm). Настоящую борьбу и ожесточенные протесты рыцарства вызвало то, что в XVI в. баварские герцоги разрешили изображать шлем с решеткой на своих гербах и низшему дворянству[406]. Для эпохи, когда герб был символом правового и сословного статуса, этот вопрос не казался формальным.

В отличие от имперского рыцарства низшее земское дворянство было непосредственно подотчетно своему территориальному государю, заседало на ландтагах, где составляло отдельную коллегию рыцарей наряду с коллегией графов и баронов, а также прелатов, наконец, городов. Это дворянство в широких масштабах находило себе применение на службе своего государя. Оно в свою очередь подразделялось на старое, насчитывающее уже несколько дворянских поколений и бывшее таковым по крайней мере на протяжении предыдущего XV в., а также новое дворянство, аноблированное уже в XVI в. благодаря своим личным заслугам.

Для немецкого дворянства рассматриваемого периода характерны значительные локальные различия, которые складывались под влиянием многообразных факторов. К таковым относятся: фактор исторический, то есть о каких землях идет речь, коренных ли германских землях с уходящими в глубь веков политическими и культурными традициями, либо о сравнительно недавно колонизованных областях; важным фактором, далее, является природный; наконец, отметим фактор вовлеченности дворянства в структуры территориального государства.

Разумеется, местные особенности немецкого дворянства XVI в. определяются не только вышеназванными факторами. Этот вопрос требует еще многих конкретных локальных исследований. В общем плане можно выделить два крупных локальных типа немецкого дворянства для XVI в. Такая схема верна лишь с известными допусками и, конечно же, предполагает исключения.

Первый тип — независимое вольное дворянство коренных областей империи (западные и юго-западные земли: Рейн, Эльзас, Швабия, Франкония, отчасти Гессен), не подчиненное территориальному государю, но имеющее имперский статус и ярко выраженное сословное самосознание. Наиболее многочисленный отряд этого дворянства — имперское рыцарство, малоземельное и лихорадочно ищущее в XVI в. сферы применения своей деятельности. Указанные земли — несомненно район повышенной концентрации дворянства в империи. Это утверждение может быть подкреплено и тем обстоятельством, что именно здесь имело свои традиционные и главные владения и многочисленное имперское дворянство церкви: мощные рейнские архиепископства, славные своими национальными христианскими святынями епископства и аббатства Франконии и Гессена (Вюрцбург, Бамберг, Фульда).

Второй тип немецкого дворянства — это более свободно расселенное дворянство земель, приобретенных в процессе германской колонизации: Бранденбург, Саксония, Пруссия, окраинные восточные и юго-восточные владения Габсбургов в Австрии и Чехии. Обширные и плодородные земли в этих районах довольно рано обратили здесь взоры дворянства к занятиям сельским хозяйством. В XVI в. это уже стало основным полем деятельности здешнего дворянства и обусловило его богатство и экономическую независимость. Вместе с тем дворянство восточных и юго-восточных областей Германии было вовлечено в состав местных территориальных государств. Дворянские владения, как правило, составляли и судебно-территориальную единицу государства, суд и право в которой от имени государя вершил местный дворянин. Дворянство восточных и юго-восточных областей Германии не было отягощено многовековым грузом сословных традиций и поэтому меньше заботилось о сохранении или приобретении имперских привилегий, вполне довольствуясь членством в представительных учреждениях своего территориального государя.

Важной сферой деятельности немецкого дворянства второго типа становилась служба в государственных учреждениях. Наряду с Бранденбургом, Саксонией, эрцгерцогством Австрийским широкие слои дворянства привлекало себе на службу и такое сильное территориальное государство, как герцогство Баварское.

Немецкое общество XVI в. не отличалось социальной мобильностью. Точно так же и дворянство было замкнутым сословием как по отношению к желавшим проникнуть в него извне, так и по отношению к дворянам, стремившимся повысить свой социальный статус внутри сословия. Каждая из групп дворянства скорее имела тенденцию препятствовать проникновению новых членов, нежели способствовать их восхождению. Однако следует отметить, что границы сословия и его отдельных групп не были абсолютно непереходимыми, хотя преодолеть их бывало нелегко.

В отличие от других стран Европы, и прежде всего Англии, практически непреодолимая граница существовала в Германии между дворянством и крестьянством. Возвышение крестьянина до дворянина могло происходить здесь в редчайших случаях и только обходными путями — через город или военную службу. Понятно, что этот процесс длился в течение жизни нескольких поколений. Примечательно, что трудность такого социального возвышения особым образом отразилась в многочисленных народных сказках и легендах о крестьянском сыне, по волшебству в один миг становившемся вдруг королевичем или прекрасным герцогом.

Сословие, из рядов которого выходили те, кто стремился к социальному возвышению и на этом пути достигал аноблирования, — это бюргерство, очень часто его верхняя прослойка — патрициат. Разновидности их карьер, приводивших сначала к обогащению, а затем к аноблированию, вероятно, общие для многих европейских стран. Это были люди, которые благодаря своему образованию, опыту и талантам сумели сделаться настолько незаменимыми, чтобы даже нейтрализовать те прирожденные сословные преимущества, которыми обладали многие из их конкурентов при дворе государя, будь то император или территориальный князь.

Наиболее часто встречающийся тип карьеры — это карьера ученого юриста, нередко доктора обоих прав, римского и канонического, продвинувшегося от низшей до высших должностей в сфере управления территориального государства. Такой тип служащего преобладал при дворах князей. Служба могла быть более или менее удачной и, разумеется, далеко не всегда она влекла за собой аноблирование, но все же таких примеров получения дворянства очень много. Приведем один из них. Сын майсенского патриция Георгий Комерштадт начал свою карьеру в 1526 г. простым синдиком в Цвикау. После учебы в Лейпцигском университете он получил там в 1540 г. степень доктора права и затем выдвинулся в главные советники герцогов и курфюрстов Саксонских Альбертинской линии; впоследствии аноблирован[407].

Следует отметить, что деятельность обладавших степенью юристов в общественном мнении стран Западной Европы, в том числе и в Германии, стояла достаточно высоко уже в эпоху Средневековья. Так, один из самых авторитетных в Европе итальянских юристов Бартоло да Сассоферрато на основе анализа памятников римского права и современного ему феодального законодательства XIV в. пришел к выводу, что doctor legis после двадцати лет работы заслуживает графского титула[408]. Суждение Бартоло было настолько весомым, что теоретически имело силу закона, поэтому не удивительно, что уже в XIV в. в Германии широко распространяется мнение, что звание доктора обоих прав (doctor iuris utriusque) равноценно принадлежности к сословию низшего дворянства, рыцарей[409]. В общественном сознании doctores iuris воспринимались как рыцари права (milites legum). Такое положение вещей оставалось в силе и в XVI в. Показательно, что когда на Аугсбургском рейхстаге 1500 г. обсуждался состав имперского правления, то в числе квот, выделенных для представителей разных сословий, были 6 мест, которые отводились вместе «рыцарям и докторам», как бы поставленным, таким образом, на один общественный уровень[410].

Ученость и докторская степень в юриспруденции были, несомненно, фактором, облегчающим путь к дворянству того или иного выходца из бюргерства в управленческих сферах территориального государства, однако степень доктора права ни в коей мере не была гарантом аноблирования. Это подтверждают и некоторые новые исследования. Так, Максимилиан Ланциннер, исследовавший динамику аноблирования бюргерских советников на службе у герцогов Баварских в 1511–1598 гг., пришел к выводу, что динамика возвышения бюргерских советников не зависела от того, была ли у них ученая степень или нет[411].

Однако следует учитывать, что материал, который приводит М. Ланциннер, дает примеры социального возвышения в первую очередь герцогских советников из баварского патрициата, специальность которых составляли финансовые вопросы. Это второй тип социального возвышения. Действительно, служащие этого рода, как правило, не имели высшего образования, но их положение при дворе и влияние на государя, а соответственно и быстрота социального возвышения часто превосходили возможности советников-юристов с ученой степенью. Капиталом советников-финансистов были их опыт, умение и сноровка в ведении денежных дел, хозяйства территориального государства. Так, Штефан Шляйх из ремесленного бюргерского рода Ландсхута и Каспар Лерхенфельд из бюргерского рода Штраубинга стали крупными хозяйственными экспертами при дворе герцогов Баварских, им удалось существенно стабилизировать финансовую систему герцогства. Оба были аноблированы[412]. Эти достоинства опирались на деловой опыт многих поколений бюргерства и практически были вне конкуренции, так как служащие дворянского происхождения в учреждениях княжеской власти не обладали такого рода знаниями. Конкуренция же в области права со стороны дворянских отпрысков имелась, ведь наряду с сыновьями патрициата в юридических школах Италии и Германии во множестве учились и дети дворян. Могущество советников-финансистов было особенно действенным еще и потому, что они одновременно часто служили и кредиторами своих господ. Естественно росли и возможности социального возвышения. Самым ярким примером для XVI в. являются здесь Фуггеры, род которых в 1530 г. был возведен сразу в достоинство имперских графов.

Третий путь социального возвышения — это путь военной карьеры, когда дворянский титул давался за большие заслуги на руководящих военных постах особо отличившимся в битвах и войнах. Таким образом, например, был возведен в достоинство имперского рыцарства Себастиан Шертлин, известный главнокомандующий соединениями ландскнехтов на службе у Максимилиана I и Карла V. Шансы возвыситься именно на военной службе в XVI–XVII вв. имели тенденцию к росту, так как специализация военного дела, развитие артиллерии предполагали наличие профессионально подготовленных военных с определенными инженерными знаниями. Это была деятельность, по своему характеру имевшая много общего с ремеслом, в области которой продвигались главным образом люди бюргерского происхождения[413]. Особенно большие масштабы приняло аноблирование через военную службу в XVII в., в период Тридцатилетней войны[414].

Как правило, люди, возвышавшиеся из бюргерского сословия до дворянского, получали статус низшего дворянства, рыцарства. Редкие исключения, когда даровался один из высших дворянских титулов, всегда касались лиц в своем роде выдающихся, как, например, в случае с Фуггерами. Недавно аноблированные, продвинувшиеся по службе, воспринимались как люди новые, и уже у современников в XVI в. получили название «новое дворянство» (der neue Adel), или, как их называли при дворе герцогов Баварских, «герцогской милостью новые люди (homines novi von Herzogs Gnaden)». Уже упоминавшийся автор генеалогического сочинения Вигулеус Хунд, формулируя определение этой части дворянства, писал о «низшем новом дворянстве, (люди) из которого достигают этого сословия службой у государя, военными делами или другими честными способами (…den gemeynen neuwen Adel, deren so durch Herren Dienst, Krieg oder andere ehrliche Miti zu diesem Stand kommen)»[415].

Побудительной причиной повышения статуса внутри дворянского сословия от низшего дворянства к высшему были также заслуги перед государем и его благосклонность. Иначе происходило сословное возвышение дворянства в лоне церкви. Соборные капитулы в Германии (Domkapitel, Stifter) издавна формировались из соборных каноников только дворянского происхождения. Это были младшие сыновья дворянских родов, традиционно предназначавшиеся церкви, дабы не создавать угрозы раздробления наследственных владений. Определенные роды или группы дворянских родов контролировали известные церковные капитулы. Например, группы дворянских фамилий, близких дому Габсбургов, контролировали соборные капитулы Тироля, Брейсгау, Верхней Швабии; на Рейне существовали капитулы, опекавшиеся отдельными кланами имперского рыцарства, так называемого Stiftritterschaft. Вестфальское дворянство контролировало нижненемецкие соборные капитулы в Мюнстере, Падерборне, Хильдесхайме. Таким образом, теоретически любой каноник капитула, даже из рыцарства, то есть низшего дворянства, мог быть избран в епископы или архиепископы, иными словами, сразу приобрести статус имперского князя. Однако к XVI в., а скорее даже и раньше, церковные капитулы в Германии приобретают закрытый аристократический характер, туда допускаются члены семей лишь высшего титулованного дворянства, княжеских родов. Например, в Баварском герцогстве в это время уже запрещалось принимать в капитулы членов семей низшего дворянства[416]. Это существенно снижало социальную мобильность в среде дворянства церкви.

Вышеизложенное позволяет понять, почему историки употребляют применительно к немецкой церкви в средние века термин «дворянская церковь (Adelskirche)», имея в виду, конечно, не низшее духовенство, а значительные церковные капитулы[417]. Этот контроль дворянства над церковью оказался под угрозой вследствие Реформации. Дело даже не в том, что с уничтожением структур католической церкви на реформированных территориях, таких, например, как курфюршества Саксонское и Бранденбургское, аристократические дворянские роды теряли возможность пристраивать своих младших, остававшихся не у дел сыновей в церковные капитулы и монастыри, и тем самым обострялись демографические проблемы. Дворянство лишалось рычагов власти.

Новая, протестантская церковь была в значительно большей степени подчинена князьям. Ее дух был отнюдь не аристократическим, а главные деятели Реформации и новой церкви, такие, например, как Лютер и Меланхтон, были бюргерского происхождения.

В землях, оставшихся верными католицизму, высшие структуры церкви сохранили свой аристократический характер и сильно укрепились в процессе контрреформации, не в последнюю очередь путем восприятия через иезуитов образования несравненно более высокого уровня, нежели прежде. В масштабах всей Германии произошли некоторые изменения, касавшиеся перераспределения сфер влияния дворянских кланов на ряд церковных капитулов. Так, например, усилило свои позиции в северогерманских анклавах сохранившегося католицизма баварское дворянство. Каноники церковных капитулов Мюнстера, Падерборна, Хильдесхайма, чтобы укрепить свое нелегкое положение в протестантском окружении, старались избирать епископов из кандидатов, поставляемых группами титулованной баварской знати. Аналогичным образом возросло влияние близких Габсбургскому дому католических кланов высшего австрийского дворянства[418].

Каков же был сам процесс аноблирования, его формы? В Германии это был длительный процесс, растягивавшийся на годы и десятилетия, когда добивавшийся аноблирования постепенно как бы «собирал пакет» из правовых признаков дворянства. Дробность этих правовых признаков, вообще характерная для эпохи Средневековья и сохранявшаяся дальше, в Германии еще усиливалась тем обстоятельством, что здесь дарование отдельных привилегий дворянства исходило от двух уровней власти: императорской и территориальной. Интересно, что составные части «пакета» правовых признаков дворянства собирались претендентом в различной последовательности в зависимости от обстоятельств. При этом официальная и фактическая значимость, весомость этих отдельных правовых признаков дворянства часто не совпадали. Например, императорский диплом о дворянстве мог иметь для конкретного персонажа фактически меньшую значимость, чем пожалование ему частичных прав земского дворянства от его территориального государя.

В Германии право аноблирования традиционно было исключительным правом императора (jura reservata exclusiva), именно он даровал дворянство и герб, от его имени исходил дворянский диплом (Adelsbrief). Император, однако, мог делегировать свои права сословного возвышения, и это нашло свое выражение в создании еще в XIV в. института имперского придворного палатината (Amt der Hofpfalzgrafen, comites palatini). Лица, возведенные в достоинство пфальцграфа (разумеется, это были представители высшего титулованного дворянства), обладали правом аноблировать и повышать статус дворянина внутри сословия, а также легитимировать незаконнорожденных детей (Legitimation) и узаконивать в правах приемных детей (Adoption)[419]. Два последних правовых акта также служили важнейшим инструментом повышения сословного статуса дворянства и тоже обычно осуществлялись императором.

Территориальные государи в XVI в. формально еще не обладали правом аноблирования. Исключение делалось лишь для эрцгерцогов Австрийских, которые получили это право в 1453 г.[420], что не удивительно, если учесть их принадлежность к императорскому Габсбургскому дому. Только в XVII в. в Германии утверждается точка зрения, что наиболее могущественные из немецких территориальных государей — курфюрсты — имеют право возводить в дворянское достоинство[421]. Однако и раньше, в XVI в., государи наиболее могущественных территориальных княжеств, таких как герцогство Баварское, курфюршества Саксонское, Бранденбургское и пфальцграфство Рейнское, практически производили аноблирование. При этом они пользовались своим правом территориального верховенства по отношению к земскому дворянству своего княжества.

Первой, и основной составляющей «пакета» правовых признаков дворянства было дворянское землевладение. Именно с приобретения земли путем покупки или получения от государя в дар за заслуги начинался «путь в дворянство». Землевладение должно было иметь статус дворянского, и даже более конкретно — числиться за дворянством низшим (Rittergut) или высшим, например Grafschaft. Дальнейшие дворянские права, сразу или постепенно, но получались именно на основе этого дворянского землевладения. Например, Фуггеры получили графский титул значительное время спустя после того, как приобрели в собственность графство Кирхберг. До приобретения последнего они, правда, уже обладали дворянством. Главный советник герцогов и курфюрстов Саксонских Георг Комерштадт начал свой путь к дворянскому титулу с получения в дар рыцарского имения Калькройт на севере Саксонии[422]. Характерно, что многие выдвиженцы на службе у протестантских государей, как и Г. Комерштадт, были пожалованы имениями из состава земель, реквизированных князьями в процессе секуляризации церковных и монастырских владений.

Через некоторое время обладателю дворянской земли могло быть пожаловано государем право низшей юрисдикции в пределах этого землевладения, затем он мог быть внесен в списки земского дворянства (Landmatrikel, Landtafel). Каждое из этих прав могло жаловаться не сразу в полном объеме, а частично, с правом передачи по наследству или без такового. Попутно на каком-то этапе аноблировавшийся мог получить дворянский диплом от императора, и это могло быть раньше, нежели внесение в списки земского дворянства, и потому реально имело меньшее значение. Словом, вариации в последовательности получения дворянских правовых признаков и привилегий были очень различны. Нечего и говорить о том, что этот процесс чаще всего растягивался на несколько поколений. Приведем пример мюнхенской патрицианской фамилии Шренк, члены которой поколениями служили в сферах управления герцогства Баварского. В начале XVI в. Бартоломеус Шренк уже обладал дворянскими имениями Эгматинг и Нотцинг в Баварии. Его сыну Каспару Шренку было пожаловано право низшей юрисдикции в землях этих имений. Сыновья Каспара Бартоломеус и Каспар получили императорский диплом с пожалованием имперского дворянства. И только сыновья Каспара-второго Ганс и Кристоф (четвертое поколение) достигли полной интеграции в баварское дворянство, получив в 1595 г. неограниченное «право вольного дворянина (Edelmannsfreiheit)», для себя и потомков, то есть были включены баварскими герцогами в матрикулы земского дворянства[423].

Примерно так же, то есть с постепенным частичным делегированием отдельных правовых признаков, происходило продвижение наверх внутри дворянского сословия. В Габсбургских землях, например в Нижней Австрии, императорский жалованный диплом мог и предшествовать принятию в земское рыцарское сословие и следовать за ним. При возведении же в высшее дворянство здесь императорский диплом был обязателен. Можно предположить, что при аноблировании в земское дворянство императорский дворянский диплом имел меньшее значение в протестантских территориальных княжествах, находящихся в оппозиции к Габсбургам, таких как Саксония и Бранденбург. Здесь, вероятно, авторитет в таких делах всецело принадлежал князю.

Недавно аноблированные еще долго, часто на протяжении поколений, оставались чужаками в среде потомственного дворянства. Породниться путем браков со старым дворянством было делом более трудным, нежели добиться дворянского диплома. Новому дворянству приходилось заключать браки с себе подобными или даже снисходить до патрициата. Это способствовало консервации прослойки нового дворянства, что отчетливо наблюдалось, например, в Баварии. По-настоящему интегрироваться в дворянское сословие смогли только те роды, которым удавалось путем браков породниться со старым дворянством.

Внутрисословные границы достаточно строго соблюдались и между дворянскими кланами разной родовитости. Например, восточнопрусский род Дона в XVI в., стремясь проникнуть в круг самых знатных родов империи, хлопотал о выдаче одной из своих дочерей за представителя древнего графского дома Сольмс-Браунфельс; ему это удалось, но лишь со второго раза[424].

Мы располагаем только отрывочными сведениями о масштабах и ритмах аноблирования. Судя по тому, что возвышение советника бюргерского происхождения при дворах территориальных государей — это тема, очень волновавшая современников, и прежде всего само дворянство, аноблирование приняло заметные масштабы. Так, в Баварии с 1511 по 1598 г. дворянские привилегии в той или иной форме, полностью или частично были пожалованы 109 герцогским советникам бюргерского происхождения[425].

Исследователи отмечают резкий рост аноблирований и возвышений внутри дворянского сословия Нижней Австрии в период начиная с последней трети XVI в. и до начала Тридцатилетней войны. Это, по их наблюдениям, было связано как с демографическими, так и с политическими причинами. Так, с начала 80-х годов XVI в. по 1620 г. число рыцарских родов в Нижней Австрии уменьшилось со 198 до 128, что объясняется естественной высокой смертностью людей этого сословия, особенно вследствие войны с турками (1592–1606 гг.). В этот же период в сословие рыцарства было аноблировано 78 новых родов, из которых часть тоже вымерла, так что из существовавших к 1620 г. 128 рыцарских родов новое рыцарство было представлено только 51 родом[426]. На активное возвышение низшего дворянства в достоинство высшего дворянства — Herrenstand, помимо демографических причин, влияла сознательная политика Габсбургов по выдвижению в это сословие католического дворянства[427]. В общественном мнении современников осуждалась деятельность, не соответствующая дворянскому титулу. Так, Вигулеус Хунд в своей «Генеалогии» осуждал новое дворянство за занятие бюргерскими ремеслами и отмечал решительное превосходство в глазах всех наций тех дворян, которые занимаются своими традиционными делами[428]. Имеются сведения об австрийском дворянине Дитрихштайне, который посвятил себя торговле быками в широких масштабах, и осуждался за это товарищами по сословию[429]. Тем не менее немецкое дворянство в XVI в., и не только новое, уже в очень значительной своей части обратилось к предпринимательству в области сельского хозяйства и тесно связанным с ним отраслям производства. Прежде всего это касается районов восточнее Эльбы и юго-восточных земель Габсбургов, где были для этого особенно благоприятные природные условия. Своды территориального законодательства XVI в. пестрят статьями, призванными регулировать конкуренцию между городами и дворянством в области, например, пивоварения[430].

Можно предположить, что в такой ситуации деятельность, не свойственная статусу дворянства, хотя и осуждалась, но не имела следствием каких-то мер, ведущих к лишению дворянского титула. Соответствующие статьи известны нам только для более позднего немецкого законодательства XVIII в. По ним не соответствующей дворянскому званию деятельностью считалась поденная физическая работа или личное участие в мелочной торговле. Из-за этого можно было лишиться звания дворянина. Лишение дворянства могло производиться и на определенное время: на период занятия не соответствующей сословному статусу деятельностью[431].

Интересные тенденции наблюдаются в XVI в. в стиле поведения немецкого дворянства и в формах его самосознания. Соперничество с бюргерством не в последнюю очередь повлияло на повышение престижа ученых знаний, образования в среде дворянства. Не только молодые представители патрицианских родов, но и юные дворянские отпрыски во множестве отправляются для учебы в итальянские университеты и привозят оттуда гуманистические культурные идеалы, интерес к древности, знание новых и древних языков. Расширение языковых знаний при немецких дворах способствует интернационализации дворянской культуры. В Вене и Мюнхене появляются испанцы, нередкими гостями при дворах протестантских государей становятся французы и голландцы. Распространяется общий для европейского дворянства культурный идеал образованного, говорящего на нескольких языках учтивого дворянина, которому не чужды и поэзия древних, и стремление самому попробовать себя на литературном поприще.

Одновременно развивается и другая тенденция. С начала XVI в. при дворах государей начинает распространяться аффектированное культивирование средневековых рыцарских идеалов и турниров. Будучи существенно ущемленным в традиционной военной сфере своей деятельности, дворянство как бы стремится заполнить недостаток ее преувеличенным вниманием к фехтованию, владению искусством верховой езды, охоте. Такой стиль поведения был введен императором Максимилианом I и культивировался при его дворе, принимая почти театральные черты. Не случайно современники называли Максимилиана «последним рыцарем». К концу XVI в. в среде дворянства утверждается иной идеал образования, несколько потеснивший гуманистический. Он, правда, включал в себя знание языков, но значительное место отводил обучению танцам, фехтованию, верховой езде, этикету. Правда, дворянские юноши по-прежнему стремятся в Италию, но серьезная учеба в университетах превращается в формальный кавалерский тур с кратковременными остановками в Падуе, Болонье, Перудже и других университетских городах. Лучшим местом обучения юноши из дворянской семьи теперь считается двор государя, где он на протяжении многих лет учится занятиям, соответствующим его сословному положению, а также присматривается к искусству придворной карьеры. Таким образом вырабатывается новый идеал поведения дворянства, его самосознание, которые продолжают оставаться господствующими и в последующие века.

В XVI в. дворянству, несмотря на конкуренцию бюргерства, удалось сохранить свои ведущие позиции в высших структурах управления империи и территориальных государств, а к концу века даже усилить эти позиции. Определенную роль здесь сыграло то, что сословное самосознание бюргерства было слабо для того, чтобы хоть в какой-то степени приблизиться к тем ценностям, которые воплощались в высоком правовом и общественном положении дворянского сословия. Поэтому естественным стремлением выходцев из бюргерской среды стало стремление самим инкорпорироваться в это сословие, восприняв не только все его привилегии, но и характерное самосознание.