8 марта, понедельник
10:20. Пражский аэропорт. Бурзум молчаливо и мрачно курит один Salem за другим. Я тоже не разговорчив, после вчерашней ссоры чувствую себя, в буквальном смысле этого слова, выпотрошенным.
«Как же получается, что пустяковая обидка, кинутая то ли мной, то ли Бурзум, выросла в большую свару? – Размышлять неохота, но мысли сами, проворным десантным отрядом, лезут в черепную коробку. – Стоило ли мне уходить? Похоже, сознательно ее спровоцировал. Ведь ясно было, что не останется Бурзум одна, в злости метнется за мной в город, а гордость не даст следовать по пятам и… кто знает, чем и где все это закончится? Когда вернулся, оттаявший и пьяный, Бурзум не было. Маленький червячок снова ухватился за сердце. Вот тебе, идиот, знал же, предугадывал! Пошла, сука, крутить жопой в ночных полубардаках, сниматься каждому встреченному усатому славянину. Дрочишь от тоски в пустом номере гостиницы „Европа“, а твою девочку, может, уже который час натягивает кто-то большой и грузный, ебет в догги стайле на диване, кухонном столе или подоконнике. Сиди теперь, вытирай сопли. Хлопнул дверью, проторчал три часа в безжизненном баре, выжрал поллитра абсента? Что за результат? Ревность, опротивевший Staropramen под пошлый саундтрек местного MTV и саднящее, такое знакомое, но от этого не ставшее безболезненным, чувство глобальнейшего одиночества».
Ранним утром, собираясь на самолет, обнаружил вокруг шеи странную красноватую сыпь.
– Похоже на сифак, – авторитетно заявила Бурзум. – Суешь свой член всюду…
Я сел на измену, которая не покидала меня до самого Шереметьева.
16:50. Шереметьево-2. За все время полета мы не сказали друг другу и десятка слов. Бурзум продолжает курить. Я ловлю такси. В машине по-прежнему храним молчание. Только уже неподалеку от дома Бурзум вздыхает:
– Черт, я забыла в гостинице очки. Те, что ты купил мне, от Fendi.
Целую ее на прощанье. Губы холодны и безразличны.
17:30. Мосфильмовская улица. Кожно-венерологический диспансер № 12. Прямо с сумками вваливаюсь в кабинет врача.
– У меня сыпь какая-то, не посмотрите?
Врач, потертая жизнью женщина средних лет с остатками былой красоты на увядающем лице, улыбается:
– Значит, неплохо отдохнули, да?
19:10. Дома. Нельзя сказать, чтобы родственники были рады моему приезду. Во всяком случае, не жена. Старается выглядеть приветливо, но по настороженно-подозрительным взглядам, бросаемым украдкой, определяю, что Света не в духе.
– Что-нибудь не так? – спрашиваю.
Надо же, а я-то, оказывается, соскучился!
– Все в порядке. Нормально, – она отвечает тихо, мне практически приходится читать по губам, – все равно, даже когда ты в Москве…
– Что, когда я в Москве?
– Не важно.
– Ну как это не важно! Мы давно не виделись, я только приехал, и вот, какие-то непонятки! – растерянно пожимаю плечами. Мне всегда хорошо давалась этакая беспомощная растерянность. По-моему, она должна вызывать сострадание.
– Просто я не вижу разницы, здесь ты или где-нибудь вдали от дома. Ты все равно давно живешь вне нас. Сначала ты противопоставил себя социуму, обществу, которое ты презрительно называешь нормальным, теперь семье.
– Подожди, Света, во-первых, я и не думал никому себя противопоставлять. В противном случае я бы давно отдыхал в Кащенко.
– Так тебе там и место. Ты ведь давно уже сдвинулся. И сам знаешь из-за чего. Я думаю, у тебя необратимые процессы в психике.
– Почему?
– Из-за наркотиков. Ты очень изменился за последние два года. Конечно, наркотики присутствовали в твоей жизни и раньше, но сейчас, мне кажется, ты уже не можешь и нескольких дней прожить без изменения сознания.
– Ты привез мне подарок? – прерывает ее сын.
22:15. Набираю номер Бурзум.
– Это аллергия. Я был у доктора.
– Уже?!
– Ты же знаешь, меня парит неопределенность.
– Ну ты и трус, Мардук! – просто чувствую, как она улыбается. – А я уже думала – наградил меня, скотина.
– Интересно, почему это я? Ты что, святая?
Бурзум выдерживает благородную паузу.
– Знаешь, гадкий Мардук, мне хватает, что я, замужняя вообще-то женщина, тусуюсь с таким подозрительным типчиком, как ты.
– Ну и где же «замужняя вообще-то женщина» провела последнюю ночь?
– Это ты меня спрашиваешь, блядский Мардук?
– Я имею на это право.
– Вот и нет. Если кто и имеет, так эта мой муж. И, заметь, я его на хуй посылаю с такими вопросами. А тебя… – Бурзум осекается, понимая, что наговорила лишнего.
– А меня и подавно пошлешь, – продолжаю ее мысль.
– Ну… – Бурзум не находится, что сказать.
Я молча вешаю трубку. Бурзум перезванивает сразу:
– Черт, Мардук, не хочу с тобой сраться. Я всю ночь проторчала в этом идиотском баре напротив, все пила сливовицу и надеялась, что ты придешь…
– Сливовицу, – проникаюсь какой-то неслыханной нежностью («девочка, малышка моя!»).
– Ну да, – Бурзум примирительно вздыхает. – Не ругайся, пожалуйста. Я уже успела соскучиться.