43


Марсель начался, как любой большой европейский город: ангарные параллелепипеды, безликие новостройки. Дождь. На первом же светофоре, встав на красный, Губастый - я заметил - бросил быстрый взгляд в зеркальце (Мосол вроде по-прежнему дремал), как бы невзначай сполз кистями с руля, нырнул под полурасстегнутый флис и, слегка дернув плечами, сделал на животе обеими руками осторожное короткое движение, сопровождавшееся почти неслышным щелчком. Ничуть не меняя выражения лица, равнодушно глядя на дорогу (я сам косился в зеркальце), взялся снизу за баранку.

Я знал, что у него там за поясом. Ствол.

Он сейчас дослал патрон.

Я застыл на своем сиденье, не шевелясь, не производя ни звука, глядя на собственные колени, - полная прострация, разложение личности, коллапс. Нет меня.

Да и никто практически не шевелился - Мосол не просыпался, Губастый по-прежнему спокойно вел. Явно не в сторону центра - мы все крутили по довольно задрипанным окраинам, между складов и бензоколонок. С тихим звуком ходили «дворники».

Мосол вдруг что-то спросил, Губастый быстро ответил - вроде небережно, но я слышал, как напряжен его голос. Мосол внимательно осматривался - не вертя, однако, при этом головой: только глазами стрелял. На меня в том числе. Я уставился перед собой.

Они заговорили - я не очень распознал интонацию разговора: кажется, Губастый Мосла в чем-то убеждал. В чем-то маловажном. Костлявый вроде не очень возражал. На совсем небольшой скорости мы сворачивали, шлепая по лужам, из одного проулка с разбитым асфальтом в другой: краем глаза я заметил развалины с одной стороны и бетонный забор - с другой.

Потом Губастый сказал что-то еще, и мы остановились. И сейчас же, без малейшего промедления, Костлявый подался вперед, левой рукой схватил Губастого за подбородок, задирая его голову вверх и прижимая к подголовнику, а правой быстро провел «напарнику» горизонтально по горлу - все одним мягким, точным, аккуратным движением. Плечи Губастого подпрыгнули, он сильно толкнул всем телом спинку сиденья; в зеркальце я видел, как кровь широко вывалилась из разреза под его подбородком… И тотчас получил жуткий - как железным рельсом с размаху - удар в висок, бросивший меня на правую дверцу… и второй - не слабее, - и третий, четвертый, пятый, в ухо, в затылок… Костлявый молотил кулачищем, вбивая мою голову в угол между стеклом и передним сиденьем, словно желая расколоть, к черту, череп, загоняя меня в накатывающую тошную черную муть: глубже, глубже, все… иду ко дну, в клубящуюся взвесь… Я терял сознание - и я знал, что мне нельзя его терять, ни в коем случае НЕЛЬЗЯ!!! - и каким-то последним, чисто волевым, усилием держался… барахтался… рыпался…

У него не было времени - решив, что я отрубился, Мосол бросил меня (я остался, обмякнув, завалясь вперед-вбок, с окровавленной мордой), распахнул, судя по звуку, свою дверь, выскочил, захлопнул, открыл водительскую, быстро обшарил Губастого, стащил с сиденья наружу, прыгнул на его место сам, бухнул дверцей, рванул рычаг и газанул.

«Опель» взвизгнул шинами, сотрясся на колдобине, пошел, разгоняясь, тут же резко затормозил, круто повернул (перекатывалось что-то в заднем отсеке)… Голова моя дико кружилась, муть подкатывала прибойной волной, раз за разом, норовя сволочь на глубину… Я, стиснув зубы, выдираясь с тянущим усилием - словно из мокрого тяжелого мягкого песка (одну влипшую по середину голени ногу… другую… первая уже опять увязла - опять… и еще шаг назад…), - отступал, отступал, отступал… Отвалился на спинку, судорожно вдохнул-выдохнул, увидел между подголовниками глаза обернувшегося Мосла - и, нырнув вперед, подняв скованные руки, вломил ему левым локтем в рыло. Приподнялся, перебросил руки через его голову, резко подался назад: изо всех сил - изо вс-с-сех!! - давя левым предплечьем Мослу на горло, вминая его в сиденье (он был длинный, и голова его удобно торчала над спинкой), используя правую руку как рычаг - сейчас наручники даже помогали… Мосол оторвал кисти от руля, вцепился в мое предплечье - руль освобожденно крутнулся, машину повело, все вокруг стремительно - карусель - провернулось, подскочил откуда-то сбоку грязный оранжевый ковш контейнера для строительного мусора…

Гулко ахнуло, хрустя и разлетаясь, - меня с расплющенной, к черту, грудной клеткой перевернуло и вышвырнуло: разом отовсюду. Но, кажется, лишь на какие-то мгновения - я вдруг почувствовал, что запястья мои яростно дергают: Мосол освобождал голову. Освободил - висевший на нем я сполз в щель между сиденьями… Закинул на свое локоть, сипло дыша, подтяну-у-у-лся… Цветные амебы перед глазами. Ощущение - что ни одного целого ребра. Машина стояла - кажется, как-то криво; лобовое полностью утратило прозрачность: месиво трещин.

Мосол совладал с дверью, вывалился наружу. Тут же схватился за ручку задней, распахнул, сунулся в салон - рожа его, кривая сама по себе, была совершенно уже перекошена, «упавшая шторка» в глазах, «перо» в руке. Я развернулся на сиденье, подтягивая ноги (Костлявый молча, бешено протискивался в тесное пространство), ударил обеими - попал ему в грудь… пнул носком правой вверх, Мослу в подбородок, звучно прикладывая его затылком о крышу… и подошвами обеих - от себя, наружу.

Нож полетел на пол, Мосол - на асфальт. Борясь с тошнотой и головокружением, ворочая плечами (страшно мешала несвобода рук), я рванулся следом, к выходу. Мосол ошалело поднимался с земли, размазывая рукой по морде кровь. Я нагнулся, подобрал «перо», спустил на асфальт одну ногу. Другую. Меня шатнуло назад - я не упал только благодаря тому, что оперся спиной о машину.

Мосол был уже на ногах - его тоже мотало, взгляд абсолютно озверелый, рука, зацепившись, рвет что-то из кармана. Стиснув правой рукоять ножа, левой - правую, я шагнул к нему. Он выдрал наконец пистолет, сунул ствол мне в нос и нажал спуск.

Не нажал. Предохранитель… Думаю, Мосол так и не понял, в чем дело: обеими руками, что есть мочи - справа и снизу вверх, - я вбил ему лезвие под грудину. Аж приподнял его. Вырвал - и еще раз (лязгнул об асфальт пистолет). И еще - пока он не повалился…

Я оглянулся, снова сжимая челюсти и сам стараясь не рухнуть, - все по-прежнему ходило ходуном… «Опель» стоял одним колесом на тротуаре, зарывшись носом в контейнер: перед всмятку, капот дыбом, лужа под движком. Рядом по стене пяти-шестиэтажного старого дома поднимались строительные леса, завешанные зеленой сеткой, на другой стороне улицы за решетчатым забором - стройплощадка, котлован под фундамент. Ни тут ни там не было видно ни одного человека - пока…

Справа, откуда мы приехали, - нерегулируемый перекресток, рекламный суперщит, почти пустая стоянка (асфальтовое поле), на дальней его стороне - дома: не жилые, конторы какие-нибудь, пара магазинов. Совсем не столь уж необитаемые места (может, потому он и не стал сразу стрелять…).

Сматываться надо. Немедленно.

Я присел (башка, сука, кружится…) над Мосластым - тот еще слабо возил ногами… Перекантовал на спину, стал шарить по его карманам. Лопатник… Ч-черт, еще в собственный карман его - со скованными руками - поди запихай… Это что? Права - на хрен… Паспорта мои должны быть у него… или у Губастого остались?!

Я оглянулся - пока никого.

Ага - бумажка с телефонами и е-мейлами: хорошо, а то я забыл совсем о ней… Справа послышался звук мотора - из уличной перспективы к перекрестку шла легковушка. Дьявол. Где паспорта?! Безбожно мараясь в крови Мосластого, я искал чертовы паспорта… Да вот же они! Я встал (башка-а…). Красная легковушка приближалась.

Ключ от наручников!!

Валюсь на колени. Машина - на перекрестке. Сука, ключ где, блядина, где ключ, ключ?!. Нет ключа. Поднимаю голову: вишневый универсал повернул направо… так - тормозит… заметил разбитый «опель», естественно… Я, изогнувшись буквой зю, шипя от боли во всем теле, по новой влез одной кистью в карман спортивных штанов Мосластого. Я не доставал до дна - наручники мешали… Не доставал.

Вишневый «вольво» сдал назад, к перекрестку. Осторожно поддевая кончиками пальцев, я вытягивал подкладку кармана Мосластого. От боли темнело в глазах. Еще чуть… Чуть-чуть…

Судя по звуку, «вольво» постоял у перекрестка, потом развернулся и стал приближаться.

Есть!!!

Хромая, я побежал вдоль дома, не оглядываясь, слыша, как «вольво» тормозит рядом с «опелем», с трупом… Проковылял вдоль соседнего дома, свернул во двор: пустой, спасибо дождю. Следующий двор, переулок, мужик возится у грузовичка, на меня вроде не смотрит…

Скрестив руки на груди, пыхтя и тихо мучительно матерясь, ожидая в любой момент звука ментовской сирены, я хромал дворами, закоулками, пустырями, стоянками, стройками, промплощадками, через канавы и рельсы - огромная удача, что народу почти нигде не было (замечая кого-нибудь, я либо сворачивал, либо прятался)… В конце концов сквозь щель в воротах я пролез в какой-то полутемный гулкий складской ангар, протиснулся, никем не остановленный, между железными стеллажами с картонными коробками - так глубоко, как только смог, - осел на пол, привалившись к одному из этих стеллажей… Попытался отдышаться. Совладать с головокружением, тошнотой, неравномерным ш-ш-шорох-х-хом в ушах (cотрясение мозга - надеюсь, не сильное)…

Я чувствовал себя одним сплошным синяком. Ребра, интересно, все-таки сломаны? Нагнулся вперед, вбок - больно, здорово: но о чем конкретно это говорит, не понять. Весь в кровище: рожа - в своей, руки - в чужой… «Браслеты»… Куда я в таком виде попрусь?

Слава богу, район совершенно глухой. (Зачем он зарулил в эти места, Губастый?.. А чтоб без случайных свидетелей Мосла кончить. И труп по-тихому зашкерить…)

В отдалении послышались говорящие по-французски мужские голоса, звуки мотора - потом все стихло.

…Я вдруг вспомнил, как Мосол сунул мне в морду дуло. Тогда-то я ни испугаться, ни понять ни черта не успел - а сейчас сообразил: секунда меня спасла, секунда. Пистолет-то, кажется, был Губастого - значит, он отобрал его и поставил на предохранитель. А в последний момент - забыл снять. Секунда, господи… Я чувствовал, что меня трясет.

Повезло. Опять повезло. Могло не повезти… Это в конечном итоге все и решает, всегда: сколько ни дергайся, ни мудри, ни надрывайся, решает все - абсолютная случайность…

Меня трясло - я не мог совладать с собой - все сильнее и сильнее.


Загрузка...