Фамильные ценности

Глава 12

– Здравствуйте, девочки! Здравствуйте! – послышалось навстречу немного протяжно.

Голос был незнакомый. И комната незнакомая. Но у Зои мгновенно возникло чувство, что такое с ней уже случалось, причём не один раз: она переступает порог и окунается в праздник. Вспомнилось ясно-ясно: белоснежная скатерть с сияющими приборами… телевизор… и вот это – «Здравствуйте, девочки!» навстречу.

Ну конечно, то был праздник двенадцатого августа – Машкин день рождения! Он освещал всё лето с первых дней июня, словно путеводная звезда, и отблески этого сияющего дня сохранялись на небосводе до самого первого сентября. Кульминацией же праздника был накрытый белой скатертью стол с примостившимся на краю телевизором «Рекорд». В его притихшем экране торжественно отражались блестящие вилки, тарелки и маленькие детские кружечки «под хрусталь», а посередине величественно возвышались две громадные салатницы и блюдо с бутербродами: на каждом ломтике хлеба бело-жёлтый яичный овал, а поверх овала – две игрушечные рыбки кильки и весёлый зелёный хвостик петрушки. Нигде больше не ела Зоя таких бутербродов! По углам комнаты скромно жались присмиревшие атрибуты непраздничного времени: швейная машинка Машкиной мамы, по случаю дня рождения сложенная и прикрытая кружевной накидкой; папины газеты, которыми в обычные дни были завалены стол, комод и даже диван, ныне же собранные в аккуратные стопки; а все куклы, зайцы и разнокалиберная игрушечная посуда послушно замерли на подоконнике, рассаженные и разложенные по росту и ранжиру заботливой хозяйской рукой…

И вдруг четверть века спустя всё это воскресло! Телевизор (хотя и не «Рекорд», а «Эл-джи») деликатно пристроился на краю стола-тумбы, впритык к блюду с котлетами. Кресло, заваленное газетами и журналами, на сей раз отодвинулось в угол, прячась за шифоньер с тем самым зеркалом – в этом готова была поклясться Зоя! – перед которым в безлюдное дневное время перемеряны были все Машки-мамины наряды: и плиссированная синяя юбка, и ажурная кофточка, и белый шарф с шёлковой бахромой… И в довершение картины знакомая белобрысая кукла удивлённо таращила глаза с подоконника.

– Здравствуй… те, – сказала Зоя немного не своим голосом и прокашлялась.

За столом сидели… но нет, всё-таки не Машка и не Умница Галка, не Марик-акробат из третьего подъезда и не Славка Шут! Вместо них обнаружилась улыбающаяся пышноволосая красавица в блестящем платье, которая и поздоровалась с ними. «А где же Настя?» – вспомнила Зоя и на мгновение оторопела. И только в следующую минуту, когда кузина с белыми гвоздиками двинулась обнимать красавицу, она сообразила, что это сама Настя и есть.

На вид ей было года двадцать четыре – никак не больше. Лицо её Зоя, само собой, забыла начисто, да и Люси, судя по сдержанно-изумлённому выражению, тоже. Собственно говоря, красавица была, если вглядеться, не такая уж и красавица: ничего такого сногсшибательного, картинно-экранного в ней не замечалось – ни цыганского блеска в глазах, ни точёных бровей, ни пышно вздымающейся груди. Черты лица были скромненькие, брови светленькие, глаза голубенькие – этакая, в общем, среднерусская равнина. Но волосы, хоть и невзрачного пепельного оттенка, надо признать, рассыпались роскошными волнами и приходились как будто не по размеру миниатюрному телу – это-то, похоже, и придавало женщине хрупкий, обманчиво юный вид. И ещё ресницы – пушистые, девичьи.

– Спасибо! Спасибо! – говорила она нараспев, бережно принимая подарок и гвоздики и вновь взглядывая на гостей. Глаза её лучились и сияли. «Нет, всё-таки красавица! – уверилась Зоя. – И неужели сорок? И ничего она не лежит…»

Тем временем Настя позвала:

– Саша!

Тощая беленькая девчушка лет десяти (Танька? сама Машка? опять выпрыгнуло из глубин памяти – но нет, конечно же, никакая не Машка, а та самая девчушка, что открыла им дверь), скользнув между взрослыми, ловко перехватила у неё гвоздики и унесла, а через минуту водрузила их на подоконник в громадной керамической пивной кружке. Гвоздики грациозно прогнулись в разные стороны, как салют.

Настя спокойно кивнула, не пытаясь помочь ей. «Значит, всё-таки инвалид! Неизлечимо!» – грянуло в голове у Зои. Теперь-то она разглядела всё: и болезненную истончённость облика, и чуть заметные тени под глазами, и скорбно опущенные уголки маленького рта, как на иконах великомучениц, – это было заметно, когда она не улыбалась. И высокую подушку под спиной…

А голос у неё был всё-таки радостный.

– К столу! К столу! – шутливо приказала она. – Наедимся и напьёмся за все годы! – и ещё раз оглядела их, и всплеснула руками. – Девочки! Вы не представляете, как я рада вас видеть! Ничуть, ничуть не изменились! Даже похорошели, – лукаво поправилась она, чуть дольше задержавшись взглядом на Люси.

Да, какая-то магия присутствовала в этом голосе. Кузина улыбнулась в ответ и тоже посмотрела на Настю. Не часто доставался женщинам такой кузинин взгляд! Как же это ей удаётся? Пожалуй, дело в голосовом диапазоне, решила Зоя: одинаково свободно звучат и низкие тона, и верхи. Контральтовое меццо-сопрано?

И только теперь она её наконец-то узнала. Вспомнила по голосу.

Ну да, конечно – та самая блондинка с бронзовым загаром! И сквозь этот загар – горячий румянец на щеках! Андрей нёс её на руках, голубое платье стлалось следом, как облако…

А теперь – одна… Одинокая и по-прежнему юная красавица. Только кто же теперь – ТЕПЕРЬ! – носит её на руках? Работники СОБЕСа? Соседи по подъезду? Санитары в больнице?

И чья это девочка? Соседка? Или… может быть, дочь?

И главное – как, почему ЭТО ВСЁ могло случиться?

Но ничего такого нельзя было спросить. Как нельзя было не отвечать на её вопросы.

Настю интересовало, где работает Зоя. В музыкальной школе?! Как здорово! Играть на пианино – это же была самая заветная её мечта! Она смотрела на Зою с восторгом. Даже Люси уважительно притихла. Зоя вдруг ощутила слёзы у самых глаз. Сколько лет ей никто не говорил «Как здорово!», не смотрел с таким выражением? Не с детства ли? Или, может, с выпускного концерта в музыкальной школе, когда старенькая Нелли Павловна плакала, слушая Рахманинова?

– Да она лет с пяти всем по ушам ездила. Мечтала давать концерты! – поведала Люська.

– Ничего подобного! – возмутилась Зоя. – До третьего класса мечтала быть балериной.

Девочка хихикнула.

– Саша! – строго одёрнули её, и в дверях явилась высокая немолодая женщина со строгим лицом, в платье с брошью у плеча. «Бывший партийный работник!» – почему-то заключила Зоя с первого взгляда.

– Моя любимая тётя Лора! И любимая племянница Александра! – радостно представила их Настя.

Зоя смотрела во все глаза. Так значит, красавица была нисколько не одинокой, всеми покинутой! Значит, на самом деле её опекали вот эти две добрые феи – большая и маленькая. И они, по всему видно, чувствовали себя одной семьёй!

Люси тоже явно ощутила облегчение, потому что тут же принялась развлекать аудиторию: сообщила, что вчера наглая аптекарша вместо нормального лифтинга всучила ей – блин! – средство для отбеливания кожи. И она, как лох, взяла это средство, потому что фирма одна и та же и упаковки похожи!

Зоя делала ей страшные глаза – какой ещё лифтинг! блин! при больном человеке! – но та, как обычно, неслась закусив удила и чувствуя себя взрослой и умной, как в своей детсадовской группе.

Однако все приняли эту сагу близко к сердцу. Суровая тётя Лора изрекла негодующе: «Да там половина жуликов!» – и посоветовала немедленно обратиться в аптекоуправление. Саша по указанию Насти полезла в секретер и разыскала там здоровенный фолиант под названием «Всегда красивая», а уже сама Настя разыскала в нём раздел «Омолаживающие маски».

Люси тут же углубилась в чтение с видом студентки-заочницы за два часа до зачёта. Зоя тихо пнула её под столом ногой, но та и бровью не повела. Зато Настя, кажется, заметила и предложила Люси взять книгу почитать домой. На это Люська наконец-то среагировала: ловко втиснула книгу в свою сумку, потянулась, как разнежившаяся кошка, и высказалась в своём поощрительно-бесцеремонном духе: «Душевно у вас, девочки!» В ответ «девочки» радостно захихикали, и тётя Лора предложила добрым старушечьим голосом:

– А ну-ка, гости дорогие, наливаем! Пора уже! За встречу!

– За Настю! За именинницу! – в один голос поправили её Зоя и Люси.

И пять рук подняли крохотные рюмочки с какой-то наливкой, а пять пар глаз переглянулись с улыбкой. Было что-то особенно трогательное в том, что все руки – женские. «Как монахини в монастыре, – вдруг пришло Зое в голову. – Или как послушницы… Или затворницы? Или нет, сёстры… Да, точно! Вот именно – сёстры! Мы как будто одна семья!»

От такого неожиданного сравнения, а может, оттого, что на глаза опять попалась кукла, почему-то сами собой навернулись слёзы. Она поспешно опустила глаза и сделала глоток, но вкуса почувствовать не успела.