– Ка-а Лу-у! – пронзительно вскрикнула Инесса.
– Спрашивает – как там Люба? – перевела Машка. – Мамочка, ты кушай, кушай! Осторожно, потихонечку…
– Нормально, спасибо…
Машка равномерно подносила ложку ко рту Инессы, слегка скошенному набок. Старуха жевала с трудом, но упорно и серьёзно. Машка поправила ей съехавшую набок салфетку на груди.
– Ма-а ма-ма! Ма-а! – вскрикнула старуха, тыча пальцем Машке в плечо.
– «Мама», говорит! Говорит: я теперь её мама, а она – дочка, – объяснила Машка. И шутливо погрозила «дочке»: – Кушай, Инна, хорошо! А то конфетку не дам!
И она засмеялась. И старуха улыбнулась углом рта.
«Как можно над ЭТИМ шутить? Сумасшедшие, обе сумасшедшие… И Машка…» – мелькнуло у Зои.
Машка ловко подавала и уносила тарелки, рассказывала анекдоты про мужа – непризнанного гения-математика, вынужденного работать в колледже, и про дочкиных ухажёров. Между делом она успевала то причесать мать, то подвернуть рукав сорочки.
О том, чтобы поговорить с ней по душам, не могло быть и речи.
– А где наша красивая заколка, Инночка? Гости пришли, а ты не при параде! – весело спохватывалась Машка.
И старушка опять криво улыбалась и смотрела почти виновато.
«Ещё минут пять, и можно уйти… Скажу – мама просила что-нибудь купить…»
Но Машка заставила-таки Зою выпить чаю с печеньем. И выпытала-таки некоторые подробности о её жизни. А также о жизни Пашки, и школы искусств, и Флуха с Жекой, и джаз-кафе. А любознательная Инесса на правах больного человека запросто спросила:
– А-мух и-и-хла?
И пришлось отчитаться, что нет, замуж не вышла. После чего сам собой потянулся рассказ о встрече с Дмитрием, а заодно и о ссоре с мамой. На этом месте у Зои полились слёзы, и Инесса принялась утешать её, гладя по голове непарализованной рукой.
– Ну чего ревёшь? Всё ж у вас хорошо! Дима, говоришь? Димуля? – Машка наморщила лоб. – Не-а, не помню… А с мамой лучше помирись. Ну, скажи, что в ближайшее время свадьбу не планируешь… И чтоб она не нервничала, ты знаешь что? Организуй ей какой-нибудь сюрприз. У неё день рождения когда?
И она таинственно поманила Зою в другую комнату. Зоя послушно переступила через какие-то узлы. Машка скрипнула дверцей шкафа, зашуршала целлофаном.
– Это я Инессе готовлю! – торжественно объявила она, разворачивая свёрток. – У неё в феврале! Семьдесят один год…
Свёртком оказалась голубенькая футболка типа «унисекс для бедных», из тех, что осенью распродают на «толчке» по тридцать рублей штука.
На груди футболки были вышиты угловатые жёлтенькие цветочки, а посередине шла надпись красным мулине: «Always 17!!!»
Остановившиеся Зоины слёзы хлынули было по второму кругу. Но она изо всех сил вдохнула и задержала воздух, точно ныряльщик на предельной глубине. А отдышавшись, уверила:
– Машка, я поняла. Мама – это мама…