Глава 2

Отношения Зои с сыном напоминали русскую народную сказку «Журавль и цапля». А иногда сказку – «Лиса и журавль».

В те дни, когда она чувствовала глубокую душевную потребность излить душу, поделиться с ребёнком опытом жизненных проб и ошибок, Павлик обычно вспоминал о недоделанном чертеже и завтрашней контрольной по физике.

Зато в совершенно иные моменты – когда Зоя с Ирусей, например, принимались обсуждать по телефону преимущества бюстгальтера фасона «пуш-ап» перед моделью «балкончик» – он являлся в кухню точно на второй минуте разговора, деловито включал чайник и так тщательно расставлял на столе чашки, что язык не поворачивался выставить заботливого ребёнка за дверь.

На сей раз события развивались по первому сценарию.

– Павлик… Павлуша! – простонала Зоя в прихожей, с ненавистью стаскивая бесстыдно чавкающие старые унты.

Ответа не последовало. Однако расшвырянные по углам кроссовки засвидетельствовали наличие чада в родных стенах.

В первой комнате обнаружилась ещё одна примета его присутствия – школьная папка на полу, очевидно, брошенная в сторону стола. Не слишком озабоченный её судьбой хозяин расположился в спальне, заблокировав уши наушниками и погрузившись в иное звуковое измерение.

Когда в поле его зрения оказалось материнское лицо, он нехотя приподнял один из наушных аппаратов и молвил:

– Ну?

Тон и мелодический рисунок этого междометия явственно говорили: «Я терпелив. Но злоупотреблять этим качеством не следует».

– Пава… обворовали меня… – выдохнула Зоя и прислонилась к дверному косяку.

Слёзы наконец-то навернулись ей на глаза. Но она ещё сдерживалась, кусая губы.

Сын стянул аппараты с ушей, заботливо осмотрел их, осторожно возложил на грудь и, не выпуская из рук, перевёл глаза на мать. Лицо его не выражало ровным счётом ничего.

– Я говорю, обворовали меня, Павлик! Три тысячи с мелочью… весь кошелёк!

– Я понял.

Голос его был совершенно невозмутимым. Голубые глаза смотрели ясно и холодно.

Зоя привычно оторопела. Её сын временами представлялся ей сложнейшей системой вроде самообновляющейся компьютерной программы. Да что там – он был необъятной галактикой, где происходили рождения и взрывы звёзд, где неведомые планеты крутились вокруг своих солнц… И эта галактика, как показывали последние наблюдения, всё неудержимее удалялась от Зои.

– Вся моя премия, сынок!

– Я понял, понял. Премия в размере оклада… была. Но тебе ж не в первый раз, да? Пора привыкать.

Он издевался над ней?! Ну да, обворовали её не в первый раз. Было года два назад: пошли с ним вместе за спортивным костюмом, и ей разрезали сумку. Но при чём тут… И разве можно…

Яростным усилием она проглотила слёзы.

Повернулась и вышла.

После этого оставалось только плюхнуться на диван, с годами всё более напоминающий лодку – как формой, так и манерой скрипеть и покачиваться. Но именно здесь хранилось её тайное, невидимое и никому не ведомое оружие, её допотопный, с треснувшей линзой и помутневшим полем видимости телескоп, в который хотя и с трудом, но ещё можно было разглядеть основные галактические процессы. И она терпеливо наводила фокус, всматривалась, сопоставляла…

Так и есть: ещё одна коварная туманность мерцает в прошлом! Где-то в районе полузабытых детских разговоров: «А где Славин папа взял такую машину?» «А если б не старенькая баба Галя, где б мы сейчас жили?» Явление во вселенной нередкое, называется «материальный интерес»…

Ну да, жила в этой квартире когда-то Зоина бабушка Галя, папина мама. Между прочим, пожила – дай бог каждому! И, сама это понимая, говорила не без гордости: «В нашей РОДОВЕ и до ста доживали!» Хотя, конечно, такой судьбе не позавидуешь: пережить три войны – считая с финской! – родить пятерых, из которых выжили только двое… Да и из двоих папа не то что до ста не дожил, а и до семидесяти… Но умела баба Галя, это тоже правда, вести хозяйство, дом, крепко «держать» мужа – чтоб не запил и вообще не поддался бесчисленным жизненным соблазнам, а самое главное – умела экономить. Сначала просторный саманный дом, а потом вот эта квартира, называемая «новой» – её личная заслуга. Так что отчасти Пашка прав: если бы не баба Галя – не видать бы ей, Зое, никакой «двушки» как своих ушей.

Хотя, с другой стороны, разве мало людей получают квартиры по наследству?

Дальнейшие космические странствия приблизили Зою к знакомой планете под названием «школа». И явственно вспомнилось вдруг, как на последнем собрании классная руководительница потихоньку попросила ЗАДЕРЖАТЬСЯ… Душа у Зои от её вежливого голоска сразу ушла в пятки. И чего только не лезло в голову до конца собрания, пока другие родители допытывались об оценках, возмущались пиццами в буфете и сдавали деньги на ремонт! «Подрался… Нахамил учительнице… Не дай бог, стащил чужое… Мальчишка без отца… Говорят, кто дома спокойный – в школе как раз наоборот!»

К тому времени, как отбыла последняя мамаша, у Зои начался приступ неконтролируемого сердцебиения.

– Скажите откровенно, Зоя Никитична, у вас с сыном конфликт? – спросила руководительница безо всяких предисловий. И глаза её из-за стёкол очков профессионально-энергично полезли в самую душу.

– Э-э… в каком… смысле? – пролепетала Зоя.

– В житейском, – пояснила руководительница, – в самом будничном! Вообще, у вас часто случаются ссоры? Павлик когда-нибудь делится с вами мыслями, впечатлениями? Доверяет свои проблемы?

Зоя что-то промычала, чувствуя, что почти впала в ступор. Сейчас, сейчас грянет самое ужасное!

– Дело в том, – объяснила собеседница и зашуршала пачкой бумаг. – Да где же… Ага, вот!

Перед Зоиными глазами явился обрывок листочка в клеточку. На нём пестрели цифры и чёрточки.

– Это анкета. Эмоциональный фон подростка в отношениях с домашними. Видите отметки?

– Ну да… на зрение пока не жалуюсь, – не к месту похвалилась Зоя. На нервной почве речь её иногда совершала бесконтрольные зигзаги.

Учительские очки блеснули осуждающе.

– Так вот, – в голосе её зловеще лязгнули литавры, – Павлик очень низко оценивает ваши личностные качества! Обратите внимание – он ставит вам минусы практически по всем пунктам. Смотрите сами: пункт первый – честность. Прочерк! В смысле – минус! Видите, да? Второй: наличие собственного мнения – снова минус! Дальше – умение отстаивать свои взгляды… Организаторские способности… Динамика карьерного роста… Сплошные отрицательные оценки! Так обычно бывает при остром конфликте. Мы вообще-то, знаете, результаты опроса не афишируем, но в такой ситуации… в общем, я решила поставить вас в известность. Скажите, вы сами как-то можете это объяснить?

– Я? Да не знаю… никак, – пробормотала Зоя. Сердце продолжало частить. – Злой на меня был, наверно, за что-нибудь…

Неужто это и всё? И никакой катастрофы пока что не грянуло? И Павка, значит, никого не изувечил? Она всё ещё боялась поверить в это.

– Я вам честно скажу: ТАКОЙ оценки ни разу не встречала! Вы ведь, кажется, тоже педагог?

– Ну да… в музыкальной школе…

Зоя ещё раз недоумённо вгляделась в цифры и чёрточки. Цифры заканчивались пятнадцатью. А среди чёрточек притаились три крохотных плюса. За что же эти ей пожалованы, интересно? Но допытываться было как-то неудобно.

– …и, может быть, решите, какие меры принять, – закончила речь классная дама.

По её интонации чувствовалось, что вопрос исчерпан. Зоя спохватилась, поблагодарила, уверила поспешно:

– Да, конечно-конечно, обязательно…

И на всякий случай чуть помедлила у двери: может, всё-таки есть что-то другое?

– Только вы не расстраивайтесь! – по-своему истолковала её промедление учительница.

– Во всяком случае, вешаться не собираюсь, – искренне пообещала Зоя.

Сердце как будто успокаивалось.

А руководительница посмотрела на неё очень странно…

…И только теперь картина начала понемногу проясняться. Ещё некоторое время Зоя разглядывала её, а потом мысленно переместила фокус на своё собственное изображение. Она рассматривала его во всех возможных ракурсах: слева и справа, спереди и сзади, издали и вблизи. И, наконец, достигла максимальной полноты впечатления.

Она увидела тётку средних лет, в хорошем темпе приближающуюся к старости.

Унылую зануду, при виде которой у учеников скучнеют лица.

Бездарную фортепьянную барабанщицу, неизменно спотыкающуюся при переходе с триолей на шестнадцатые.

Жалкую родительницу, способную обеспечить единственного сына лишь регулярными нотациями…

Нет, у неё и в мыслях не было заикаться о той анкете. Да и что вообще говорится в подобных случаях? «Павлик, ты абсолютно не прав, у меня есть и характер, и своё мнение»? Или, может, «Погоди, сынок, ты ещё увидишь, на что способна твоя мать»?

Ха-ха… Обнять и плакать.

Значит, заслужила.

Значит, терпеть. Молчать. Выдавить только сухое: «Картошка на плите». Припасть к телевизору, к бразильскому сериалу, и к концу серии как-нибудь прийти в себя. А уж потом, чуть успокоившись, забыться долгим сном…

Между тем ночь припасла для неё свой коронный номер – бессонницу.

Среди ночи её холодными пальцами разбудил страх.

Ночные страхи отличались завидной изобретательностью. То сердце вдруг леденила боязнь стихийных бедствий (в особенности если за окном шёл дождь или снег), то мерещились, одна другой страшнее, болячки, подстерегавшие Павлика на почве нерегулярного питания, умственных перегрузок в школе и давнего сколиоза. А то вдруг лезли в голову страшные случаи из газет и криминальной телевизионной хроники…

В этот раз Зоя проснулась в абсолютной тишине. И буквально в тот же миг осознала, что как раз в тишине-то и таится главная опасность: дыхания Павлика НЕ БЫЛО СЛЫШНО!

В следующую минуту её подбросило на постели и перенесло к сыну. Так и есть: он спал на спине, время от времени как бы забывая дышать и потом внезапно резко всхрапывая. А ведь где-то она точно читала: такое вот всхрапывание – опаснейший симптом! Какая-то предрасположенность, она только не могла спросонья вспомнить, к чему именно – к инсульту или инфаркту? Какие-то проблемы с сосудами…

– Павлик! – испуганно потрясла она сына за плечо. – Павлик, дыши!

Тот как будто проснулся и даже приоткрыл на секунду глаза, но тут же снова закрыл и пробормотал:

– Не лезь!

Однако после этого перевернулся набок и всхрапывать перестал.

Зоя побрела обратно в постель…

Под самое утро она расслабилась и даже задремала. И даже успела увидеть сон про бабушку Анфису – что было довольно странно, потому что не виделись они лет семь, а то и все десять. Да, собственно говоря, и приходилась-то ей эта бабушка Анфиса не близкой роднёй – двоюродная сестра маминого папы, дедушки Сени, погибшего молодым в Отечественную войну. Правда, мама утверждала, что эта самая баба Анфиса привила ей любовь к музыке, потому что хорошо пела и вся семья её была «певучая», а уж потом, мол, любовь к музыке перешла по наследству и к Зое. Но сама Зоя ничего такого не помнила, так что даже опешила слегка, внезапно разглядев в дверном проёме смутно знакомую фигуру – статную, дородную. Бабушка Анфиса стояла на пороге как-то напряжённо, держась за дверной косяк и словно опасаясь сделать шаг в незнакомую комнату. И тут же Зою вдруг как током ударило: хороша внучатая племянница – ни разу старушку к себе не пригласила! Не съездила в гости, когда мама звала с собой! Хотя живёт бабушка – четыре часа на электричке, три на автобусе. Ну и что ж, что не одна, а с внуком? А если захворает или соскучится? Если ждёт не дождётся, пока хоть одна родственная душа о ней вспомнит?

Тогда-то, во сне, и прошиб Зою такой стыд, что осталось только бухнуться перед гостьей на колени и заголосить плаксиво:

– Баб-Анфиса! Вы простите меня, пожалуйста, ладно?! Ну заходите, заходите!

Но та стояла перед ней непривычно прямо, молчала и заходить не спешила. И смотрела на Зою тоже непривычно – сурово и придирчиво. Однако после отчаянной внучкиной мольбы, видно, всё-таки немного смягчилась и вымолвила наконец:

– Ладно уж… – потянула носом и определила: – Смотрю, борщ так и варишь – без затирки? Тебя мать разве не учила? Перед самым концом, как уже укроп бросать – старого сальца с чесноком на мелкую тёрку, и прокипятить!

– Пашка с салом не любит, противный такой стал, – пожаловалась Зоя, поднимаясь с колен. – Одни мобильники на уме! Купила ему весной – он потерял, а теперь то компьютер ему подай, то…

– Ты вот что, артистка, – перебила бабушка Анфиса и как-то презрительно скривила губы. – Ты давай наши сокровища ищи! Драгоценности!

При этих словах тёмные глаза её знакомо блеснули. По этому блеску чувствовалось, как хороша собой была когда-то баба Анфиса.

– Чего?! – изумилась Зоя и от неожиданности застыла в полусогнутом состоянии. – Какие… драгоценности?

– Какие ж ещё – фамильные! – сердито фыркнула гостья.

– А-а, фамильные… – вежливо протянула Зоя, смекнув, что старушка, видно, нажила проблемы с головой. Потому что, сколько она помнила, изо всех драгоценностей имелось у бабы Анфисы только чернёное серебряное кольцо с надписью «Спаси и сохрани».

Но чтобы хуже не рассердить бабушку, пришлось, не подавая виду, расспрашивать дальше:

– И где мне эти самые… ценности искать?

И тут противно захрипела петухом пластмассовая коробка-будильник.

Загрузка...