Фаворитка короля

ЭПИЛОГ

Когда Виндзор отбыл в Шербур, он до кончиков ногтей выглядел могущественным английским наместником: доспехи начищены до блеска, богато расшитый чепрак коня сверкает золотом, новый камзол и сапоги за версту указывают на высокое положение своего хозяина. Порт и хорошо укрепленный город Шербур Англия получила на выгодных условиях от Карла Наваррского[109], а должность коменданта сулила своему обладателю и почет, и немалые доходы. Я смотрела, как удаляются к горизонту его повозки и вьючные мулы, и не сомневалась, что Виндзору доставит немалое удовольствие трудная задача удерживать в узде новое владение Англии и взыскивать пошлины с тамошних купцов. В последние дни энергия так и бурлила в нем. После вынужденного возвращения из Ирландии жизнь казалась ему слишком пресной. Виндзор так же мало, как и я, подходил на роль сельского помещика.

А как же прелести домашнего очага — ведь можно было дожить в любви и согласии до глубокой старости?

Ни за что. Любовь у нас была настоящая, это она исцелила мою исстрадавшуюся душу. Но мы с ним оба были слишком независимы, чтобы полностью опереться друг на друга.

— Поезжайте со мной! — предложил он уже в одиннадцатом часу, когда кони нетерпеливо били копытами и приплясывали на месте от нетерпения. — Уложите быстренько вещи, и поедем в Шербур.

Его взгляд манил меня, голос звучал повелительно, сильные руки сжимали мои запястья. Клянусь Пресвятой Девой, я испытывала сильное искушение послушаться его. И все же…

— И что мне там делать? Сидеть в светелке и вышивать алтарный покров, пока вы разыгрываете из себя великого человека?

— Вы могли бы развлекать купцов и их женушек, побуждая их наполнять золотом английские сундуки.

Я вопросительно подняла брови.

— Можно ведь скупать имения в самом Шербуре и в его окрестностях.

Я покачала головой.

— Можно наряжаться в шелка и парчу, носить изумруды и играть роль леди де Виндзор просто для собственного удовольствия.

— Были у меня и шелка, и изумруды. В прошлой жизни.

— Другим женщинам такая жизнь понравилась бы. — Он торопился, но губы его очень соблазнительно касались моих висков, губ…

— Я — не другие женщины.

— Да, это правда. — Он криво улыбнулся. — За одно это я вас люблю. Ну что ж, оставайтесь и управляйте моими поместьями. — Он снова поцеловал меня, потом подхватил Джейн, поднял ее высоко-высоко. — Присмотри ради меня за госпожой своей матушкой. И не позволяй ей становиться слишком воинственной, коль кто-то замешкается с исполнением хозяйской воли.

Джейн хохотала, вертелась в его руках и не очень-то понимала полученные наставления. Джоанна, вдруг застеснявшись, спряталась за моими юбками, а Отважная не замедлила последовать ее примеру.

— Прощайте, моя Алиса.

— Счастливого пути, Вилл. Берегите себя.

С тем он и уехал.

Я рыдала в тиши своей спальни. Тихонько плакала в дальнем углу большого сарая, где никто не мог меня услышать. Откуда взялось столько слез, которые я проливала по одному неблагодарному мужчине? Я тосковала по нему. Ах, как я по нему тосковала! Слезы слепили меня, и я снова и снова повторяла: «Надо было поехать с ним вместе. Ты сама во всем виновата — кто мешал тебе поселиться по ту сторону Ла-Манша?» Формально угроза изгнания все еще висела надо мной: новый парламент пока еще не был созван и не мог, следовательно, пересмотреть мое дело, — однако Виндзор не сомневался в положительном решении, а пока я жила под его кровом, мне ровно ничего не грозило. Что с того, что мне нечем было бы там заняться, кроме как отдавать распоряжения по хозяйству, орудовать иглой да сплетничать с купчихами? Зато я была бы вместе с Виндзором.

«Он уехал! Он меня покинул! И как мне теперь жить без него? Кто меня утешит? А что я стану делать, если он меня вообще забудет?..»

— Пресвятая Дева! Как ты еще смеешь называть себя здравомыслящей женщиной! — одергивала я себя.

«А если я когда-нибудь не смогу вспомнить его лицо, его волосы?..»

«Но ведь ты прекрасно жила, пока он был в Ирландии. Хватит хныкать!»

И я принималась за работу, которая всегда и всем помогает отвлечься от дурных мыслей. Я поступила так, как захотела сама. Как бы я ни блаженствовала в обществе Виндзора, как бы сильно ни нуждалась в нем для того, чтобы чувствовать себя счастливой, жизнь супруги коменданта Шербура меня не привлекала, да и слишком велика была тяга к моим поместьям, все еще считавшимся конфискованными. Потому-то я и оставалась в Гейнсе со своими подраставшими дочерьми и с Отважной — теперь уже поседевшей, но по-прежнему гонявшейся в саду за кроликами, — а Виндзору писала длинные письма с изложением множества подробностей. Время от времени он на них отвечал, когда выдавалась свободная минутка.

И каждый раз я снова рыдала.

Его наезды домой приносили мне счастье. Для него путь был не так уж долог, но мне всегда казалось, что он приезжает слишком редко.

— Алиса! — Он сиял, как всегда. — Подите сюда, встречайте своего господина и повелителя.

— Не вижу ни господина, ни повелителя. — Я искоса посмотрела на него, почти как в ту самую первую нашу встречу, только теперь я сидела в седле, возвышаясь над Виндзором. Сердце колотилось так бешено, что я могла упасть с седла прямо к его ногам. — Мы разве знакомы?

Он оглушительно рассмеялся, и внизу живота у меня все запылало от нахлынувших желаний.

Я вернулась в Гейнс после объезда поместья: пришлось решать спор о меже, разгоревшийся между двумя твердолобыми арендаторами, — и застала дома обычный для приездов супруга беспорядок. Виндзор был в центре событий, распоряжаясь, куда вести лошадей, куда относить поклажу; увидев меня, он зашагал навстречу. На лице сияла та самая дьявольская улыбка, которая пробудила мое любопытство к нему давным-давно, при дворе Эдуарда.

— Мне сказали, что вы тут отправились воевать за мои интересы — против моих арендаторов. — Он протянул руки, и я соскользнула с седла в его объятия. — Любимая, драгоценная, невероятно воинственная жена.

Не обращая внимания на взиравших на нас с большим любопытством невольных свидетелей, я крепко обняла его. Он вернулся. Его объятия были могучими, знакомые теплые губы нежно приникали к моим. В этих объятиях мгновенно растаяла тягучая пустота, царившая в моей груди. Похоже было, он никогда не выпустит меня из своих рук, хотя я знала: наступит время — выпустит.

— Надолго, Вилл? — Только это имело для меня значение. Я прижималась к нему, положив голову на его плечо и позабыв от радости обо всем остальном.

— По меньшей мере на две-три недели, а то и больше. До Шербура же рукой подать. — Он отпустил меня и стал рыться в переметных сумах. — Всему свой черед. Вот что я вам привез.

Я сообразила, что стою и глупо улыбаюсь. Так приятно было видеть его снова! Подарок как таковой меня мало интересовал: самоцвет ли, пара ли перчаток, еще что-нибудь небольшого размера, что могло поместиться в переметной суме. Но я не угадала. Сияя улыбкой, Виндзор достал письмо и с изящным поклоном вручил его мне.

— Это вам, леди де Виндзор. Скромный клочок пергамента, изрядно истрепавшийся в дороге, зато имеющий огромную ценность.

Он хранил торжественное молчание, пока я разворачивала пергамент и разглаживала складки на сгибах. Я настороженно пробежала глазами текст, потом вернулась к началу, к изображению геральдической эмблемы и скреплявшей документ красной печати.

— Они сдались, Вилл! — Я даже задохнулась от волнения. — Наконец-то они с нами согласились!

Да, так и было — сверх всяких ожиданий. Мое изгнание отменялось — по всем правилам, с соблюдением формальностей, согласно закону. Мне даровалось прощение за нарушение распоряжения парламента, хотя этого преступления я в жизни не совершала.

— А вы сомневались? — спросил Виндзор, и его улыбка, словно луч солнца, согрела мне сердце.

— Да, еще как! Сомневалась, — ответила я, а голова шла кругом от радости.

— А вот я не сомневался, — заявил он со снисходительной самоуверенностью, к которой я уже привыкла за эти годы. — Я представляю для них слишком большую ценность, чтобы они могли позволить себе превратить меня во врага. Они же понимают, что в любую минуту я могу передумать, а тогда им придется отчаянно подыскивать нового коменданта. Ну-ну, не нужно плакать! — Он взял из моих рук пергамент, заткнул себе за пояс. — Слишком важный документ, чтобы размывать его текст неуместными слезами! Вы потеряли тогда письмо Гонта, уж эту бумагу мы не потеряем.

Я закрыла лицо руками, чувствуя неописуемое облегчение, и слезы потекли с новой силой. Виндзор ласково, но крепко взял меня за руки, отвел их в стороны.

— Ну, ваша беспокойная душа хоть немного довольна теперь?

— Немного. — Я сумела даже рассмеяться. — Спасибо вам, Вилл.

— Это еще не все. — Он немного помолчал, ожидая, когда полностью завладеет моим вниманием. — Вы получите назад свои владения, юридически признанные принадлежащими вам.

— Все? — Вот в это поверить я не могла.

Он покачал головой.

— Кроме тех поместий, которые подарил вам Эдуард. Их не вернут ни за что. Но те имения, которые вы приобрели вместе с Гризли, — вот они возвращаются вам.

— Их вполне хватит… — с трудом пробормотала я. — Это же великолепно! У меня снова будет Палленсвик…

— Они, впрочем, не совсем ваши… — проговорил Виндзор, ведя меня к дому.

Я замерла на месте.

— Как?

— Их возвращают мне — вашему супругу. — Увидев на моем лице крайнее замешательство, он залился таким громким смехом, что поселившиеся под крышей конюшни голуби тревожно забили крыльями и белой тучей поднялись в воздух.

— Чтоб их черти забрали! Я не согласна так…

— Я и не думал, что вы будете согласны.

— Но я…

— Лучшего решения вы не добьетесь, Алиса. Вы же знаете, что говорит закон. Все ваше имущество принадлежит мне. Но я — очень щедрый супруг. — Он снова посерьезнел, крепко сжимая мои руки, чтобы я не вздумала буянить: мои глаза горели огнем, и он это видел. — Я предоставляю вам полную свободу действий в ваших имениях. Все доходы от них — ваши, тратьте их на себя и своих детей.

— Какой вы щедрый!

— Даже чрезмерно! Неужели вы все еще недовольны, Алиса?

Я тихонько вздохнула, стараясь привести в порядок свои мысли. Испытывать удовлетворение — разумом, сердцем, душой — было мне не свойственно от природы. Не такова была моя натура. Разве не была я вечно непоседливой, беспокойной, стремящейся к невозможному — ради того, чтобы обеспечить безбедную жизнь себе и своим детям? Я никогда не была довольна своим местом в жизни. Я не пожелала оставаться всего лишь фрейлиной Филиппы, а стремление приобретать земельные владения стало у меня, как многие могут сказать, навязчивой идеей. Я же могла бы возразить, что это был способ борьбы за выживание в мире, который с одинаковой легкостью может вмиг осудить и уничтожить человека или же обогатить его и вознести к самым вершинам. Я изведала и взлеты, и падения, и теперь, оглядываясь назад, ни о том, ни о другом не жалела.

Прищурив глаза из-за яркого солнечного света, я оглядела свой дом. Конечно, не королевский дворец — но стены прочны, а земли вокруг плодородны. У меня было гораздо больше того, что признавал за мной закон, разве нет? В свое время я изведала высшую власть. Теперь же меня окружала горькая действительность, и простая честность вынуждала меня признать, что власти в моих руках уже никогда больше не будет. Я изо всех сил старалась смириться — даже с тем, что мои земли отныне были владением моего мужа. Женщина всегда зависит от мужчины, как бы ни хотелось ей с этим спорить, и если уж мне суждено зависеть от какого-либо мужчины, то пусть это будет Вильям де Виндзор.

Он стоял передо мной, наполняя своей энергией весь парадный двор, виски сверкали серебром в солнечном свете, а на губах играла обворожительная улыбка, которую я видела даже во сне. Кто бы мог подумать, что у имеющего столь дурную репутацию Виндзора улыбка окажется такой привлекательной? Но меня она очаровывала. И внезапно все мои давние стремления к недостижимому померкли. Ну, хотя бы на этот день.

— Так что? — спросил он и указал рукой на залитые солнцем стены. — Больше этого я ничего не мог для вас сделать, неблагодарная девчонка.

— Понимаю. Я очень признательна вам, — отозвалась я, взяла его за руку, и мы вместе шагнули через порог нашего дома. И я проговорила с улыбкой: — Я всем очень довольна.

Октябрь 2011