Фавориты – «темные лошадки» русской истории. От Малюты Скуратова до Лаврентия Берии

Благодаря мужскому правлению XIX век стал временем постепенного изживания фаворитизма в Российской империи. Ближайший доступ к монарху получали лица, в высокой степени обладавшие государственными способностями. Но первые государи этого века правили, во многом еще опираясь не на государственные институты, а на преданность окружавших их персон.

Тот человек, о котором мы сейчас расскажем, взял на себя ответственность за все те несуразные вещи, которые творились царским именем. Эта реакционная политика даже получила свое название по фамилии этого деятеля – «аракчеевщина». При всем этом сам Аракчеев ко многому из того, что нареклось этим именем, был лично совсем не причастен. А то полезное, что он сделал для России, истерлось из памяти современников и потомков под влиянием этой политики.

Характеристика Александра I

На время правления Александра I пришлась «гроза двенадцатого года» – самая большая опасность, угрожавшая существованию России со времен Смуты начала XVII века, Отечественная война 1812 года. Но Александр I как державный вождь триумфально выиграл ее, завершив вступлением русских войск в цитадель врага – Париж – и низвержением тирана целой Европы, Наполеона Бонапарта. Никогда еще ни до, ни после голос России не звучал так веско в международных делах, как первые годы после победы над Бонапартом.

Одной из причин следует, видимо, считать то, что Александр I был дурно воспитан как русский царь. Нет, дело не в отсутствии вежливости. Наоборот, все современники признавали исключительную тактичность, вежливость и галантность российского императора по отношению к любому собеседнику, будь он даже рядовой дворянин (а с более низкими сословиями царь и не общался). Дело именно в том, что как русский государь с таким воспитанием Александр I не был на своем месте, да он и сам это чувствовал.

Началось с того, что его бабушка Екатерина II, боясь, как бы ее внук не вырос таким же грубым солдафоном, как отец, изъяла юного Александра из-под влияния Павла и отдала на воспитание специально выписанному из Швейцарии Фредерику Сезару Лагарпу. Он был по убеждениям республиканец. Его даже удалили от русского двора за симпатии событиям Великой Французской революции. Можно представить себе полное несоответствие понятий: республиканец воспитывал человека, которому суждено было стать неограниченным в своей власти монархом Европы!

А впрочем, лучше всего об Александре I и эволюции его нрава и характера рассказывал великий русский историк Василий Ключевский в тех отрывках, которые по цензурным соображениям не вошли в его опубликованный при Николае II «Курс русской истории». «Александр I. Это был характер не особенно сложный, но довольно извилистый. Мысли и чувства, составлявшие его содержание, не отличались ни глубиной, ни обилием, но под давлением людей и обстоятельств они так разнообразно изгибались и перетасовывались, что нельзя было догадаться, как этот человек поступит в каждом данном случае». При этом историк дает важное замечание о способности Александра обманывать и самого себя, убеждая в том, что и он не чужд новым мыслям умного собеседника и давно имел такие же. Все это ему было нужно для поддержания самоуважения. Ключевский замечает, что Александр воспринял либеральные идеи Лагарпа, однако не смог их «переварить», поскольку они были не в его природе. Окруженный образованнейшими людьми своего времени, деятельными реформаторами, Александр воспринимал их идеи как свои. И самого себя считал даже республиканцем, приверженцем конституционных ограничений монархии. Но он слишком сильно держался за самодержавие и не был готов отказаться от него даже частично.

Вот в этот второй период его правой рукой, незаменимым сотрудником и сделался один Аракчеев.

Если же кто-то считает, что характеристика, данная Александру I Ключевским, незаслуженно резка и необъективна, то вот суждение белоэмигрантского военного историка, до мозга костей монархиста Антона Керсновского: «Могучий и яркий патриотический подъем незабвенной эпохи Двенадцатого года был угашен императором Александром, ставшим проявлять какую-то странную неприязнь ко всему национальному, русскому».

Не нужно быть глубоким мыслителем, чтобы в этом антипатриотизме государя не увидеть истоки тайных обществ и мотивы, выведшие цвет гвардейского офицерства в роковой день 14 декабря 1825 года на Сенатскую площадь…

До Аракчеева у Александра I были другие фавориты. Четыре года вплоть до 1812 царь тесно сотрудничал с Михаилом Сперанским – сыном сельского священника, дослужившегося до чина действительного тайного советника. Сперанский провел ряд реформ государственного управления и уже разрабатывал план учреждения в России выборной Государственной Думы. На этом этапе его настигла разгромная критика Карамзина. Придворный историк настойчиво обращал внимание на то, что Сперанский в своих реформах следует примеру революционной Франции и планирует ограничить права монарха. Александр I, готовившийся тогда к войне с французским императором, был вынужден отправить Сперанского в ссылку. Может быть, он сделал это с радостью, потому что проекты Сперанского начинали внушать самодержцу беспокойство. Впоследствии он простил его и вновь начал выдвигать на губернаторские посты, но Сперанский уже больше никогда не занял своего прежнего положения при дворе.

Вместе с тем в натуре Александра I было много загадочного. Кто скажет, почему именно в этот реакционный, аракчеевский период царствования он поручил своему соратнику первых лет правления – графу Николаю Новосильцеву – составить конституционный проект для России под названием «Уставная грамота Российской империи»? Зачем он был ему нужен, если бы он никогда не собирался вводить его в действие? Никто теперь не скажет.

Начало карьеры Аракчеева. Фаворит Павла

Аракчеевы долгое время были незаметным дворянским родом, владевшим поместьями в Новгородской и Тверской губерниях. Алексей Андреевич Аракчеев родился в 1769 году. Перед ним практически не стояло выбора, на какой стезе служить Отечеству, поскольку все его предки, о которых можно было вспомнить, были военными. Его отец, Андрей Андреевич Аракчеев, сумел устроить своего старшего сына в Артиллерийский кадетский корпус в Петербурге. В это время он познакомился с графом Николаем Ивановичем Салтыковым, воспитателем обоих старших сыновей наследника престола Павла Петровича.

Аракчеев сумел завоевать расположение Павла точным и быстрым исполнением всех поручений, неутомимостью, знанием военной дисциплины, умением подчинять себя установленному распорядку. Аракчеев умел исполнять не рассуждая. Павел был любителем муштры и фрунта ради них самих, и Аракчеев, тонко почувствовав эту черту характера своего державного повелителя, сделался не за страх, а за совесть таким же поклонником внешних признаков армейской дисциплины. Стоит ли говорить, что эта позиция лишала Аракчеева способности критически мыслить, но зато превращала его в превосходного и угодливого карьериста.

Итак, уже при Павле Аракчеев сумел сделаться одним из любимцев монарха. Зная о сравнительной бедности Аракчеева, Павел пожаловал ему две тысячи крепостных душ и даже предоставил право выбрать поместье. Аракчеев выбрал Грузино Новгородской губернии как находящееся недалеко от всех прочих родовых владений.

Карьера Алексея Аракчеева развивалась стремительно. В 1798 году он стал генерал-лейтенантом. В следующем году был назначен генерал-квартирмейстером Главного штаба (фактически начальник Генерального штаба в то время), получил Орден Иоанна Иерусалимского (новая награда, которую учредил и чрезвычайно высоко ценил Павел), а чуть позже в том же году – и графское достоинство. При этом Алексею Аракчееву не исполнилось еще и 30 лет!

Павел отличался непредсказуемостью своих решений и осенью 1799 года уволил Алексея и Андрея Аракчеевых со службы, правда, с подобающей их высоким чинам пенсией. Аракчеевы не были втянуты в дворцовый переворот, приведший к убийству Павла и воцарению его сына Александра. Но тот хорошо знал Алексея Аракчеева еще по прежней службе его отцу. В 1802 году Александр I снова призвал Аракчеева, назначив его председателем особой комиссии для преобразования русской артиллерии. Начинался самый плодотворный этап жизни Алексея Андреевича.

Организация русской артиллерии. Военный министр

Комиссия под председательством Аракчеева, одним из членов которой был сын цирюльника и любимца Павла I, грузинского невольника, освобожденного от турок, граф Александр Кутайсов, выработала единый оптимальный стандарт русских полевых пушек разного калибра. Эту систему с тех пор прозвали аракчеевской.

В 1803 году Алексей Аракчеев был назначен инспектором всей артиллерии русской армии и командиром лейб-гвардии артиллерийского батальона. В 1805 году ему пришлось единственный раз в жизни поучаствовать в полевой кампании. В несчастной битве под Аустерлицем ему дали под начальство пехотную дивизию. Здесь Аракчеев был ранен.

В 1807 году Аракчееву присвоили звание генерала рода войск – генерал от артиллерии. Выше был только чин генерал-фельдмаршала. В январе следующего года его назначили министром военных сухопутных сил. На этом посту Аракчеев произвел реорганизацию русской артиллерии. Один из методов упрочения артиллерийской мощи русской армии Аракчеев видел в ее централизации и отделении от прочих сухопутных войск с тем, чтобы в войне можно было насыщать артиллерией любые нуждающиеся в этом части армии. Еще до битвы при Аустерлице, будучи генерал-инспектором артиллерии, он сформировал 13 артиллерийских полков (11 пеших и два конных) двухбатальонного состава. После первой войны с Наполеоном Аракчеев распределил русскую артиллерию по 23 артиллерийским бригадам. Позднее, уже после Заграничного похода, плодом дальнейших реформ Аракчеева станут артиллерийские дивизии – по одной на пехотный корпус. Аракчеев также отделил инженерные войска от артиллерийских.

Так писал писал о нем уже упомянутый нами Антон Керсновский.

Без преувеличения можно сказать, что реформы Аракчеева помогли русской армии выстоять и победить в Отечественную войну 1812 года.

К числу аракчеевских нововведений относилось введение обязательного отдания чести военнослужащими, причем салют первоначально производился левой рукой.

Но занятия в военном министерстве не отвлекали Аракчеева от руководства войсками. В 1808–1809 годах Аракчеев выступает в роли главнокомандующего русской армией в успешно проведенной войне со Швецией, итогом которой стало завоевание всей Финляндии.

После этого в связи с учреждением нового высшего органа управления – Государственного Совета – Аракчеев был отставлен с поста военного министра с тем, чтобы занять в нем должность председателя департамента военных дел. При этом он сохранил право участвовать в заседаниях Комитета министров.

В годину Отечественной войны и Заграничного похода

Буквально на следующий день после вторжения Гранд-армии Наполеона Бонапарта в Россию, 14 июня 1812 года Александр I назначил Аракчеева кем-то вроде своего личного секретаря по военным делам. В этот период царь, незадолго до того отправивший в ссылку своего давнего сотрудника Сперанского, очень нуждался в близком соратнике. Аракчеев с его отсутствием собственного мнения, казалось, идеально подходил на роль нового фаворита. С этого момента начинается безраздельное преобладание Аракчеева при дворе.

Сам он не заблуждался относительно своей роли и без ложной скромности писал впоследствии, что «с оного числа вся французская война шла через мои руки, все тайные повеления, донесения и собственноручные повеления государя».

Личные качества Аракчеева делали его идеальным исполнителем самых щекотливых поручений императора и в то же время надежным хранителем любых государственных тайн. Он не делал секрета из мотивов своей службы: Аракчеев служил царям, а не России. «Что мне до Отечества!» – вырвалось у него как-то раз в грозном 1812 году.

Когда войска Наполеона заняли Москву, Аракчеев разделял мнение большинства окружения Александра I, желавшее скорейшего мирного соглашения с оккупантом в ущерб интересам России. Надо отдать должное твердости характера царя – тогда он еще не потерял способности слышать голос и чувствовать настроение всей России. Император говорил, что не пойдет на мир с Наполеоном, пока его армия находится в пределах России, даже если для этого придется ехать в Сибирь и питаться одной картошкой. Он сдержал свое слово, правда, бежать в Сибирь ему не пришлось, а Аракчеев как вернейший слуга государя во всем послушно исполнял его волю.

Главной заботой Аракчеева во время Отечественной войны было формирование армейских резервов и снабжение армии продовольствием. С этими задачами он справился если не блестяще (особенно со второй), то, во всяком случае, вполне сносно. Многие другие на его месте были бы явно хуже. Это возвело доверие Александра I к Аракчееву в высшую степень.

В 1814 году, возвратясь из освобожденного от тирана Парижа, Александр I раздавал чины и награды большому кругу лиц. Он предложил и Аракчееву высшее воинское звание – генерал-фельдмаршала. Тот отказался, ссылаясь на то, что сам он в военных подвигах не участвовал, неприятеля перед собой не гнал. Александр был в восторге от такого скромного подчиненного. Это дополнительно укрепило его доверие к Аракчееву. Царь не собирался отпускать от себя графа и после войны.

«Правая рука» императора

Александру не удалось прельстить неподкупного Аракчеева высшим воинским званием. Тогда он подарил графу свой портрет, украшенный бриллиантами, а его мать Елизавету Андреевну, урожденную Ветлицкую (1750–1820), пожаловал придворным званием статс-дамы. Но Алексей Аракчеев отклонил милость в отношении его матери. Портрет же принял, но украшавшие его драгоценные камни отослал назад императору.

Позднее Аракчеев говорил придворным об этом случае как о единственном, когда он провинился перед своей матерью: «Она прогневалась бы на меня, если бы узнала, что я лишил ее сего отличия».

Александр I не забывал и о братьях Алексея Андреевича. Генерал-майор Андрей Аракчеев, средний из трех братьев, уволенный Павлом, был в 1804 году снова принят на службу, занимал разные посты, участвовал в русско-шведской войне, был комендантом Киева, воевал против Бонапарта в составе 3-й армии Тормасова и в 1814 году внезапно скончался. Младший из братьев, Петр Андреевич Аракчеев, перед Отечественной войной получил звание полковника, был офицером для особых поручений при генерале Багратионе, участвовал в Бородинском сражении и Заграничном походе, в 1816 году получил чин генерал-майора.

Должность, которую Аракчеев занимал с 1812 года, называлась «управляющий собственной Его императорского величества канцелярии». В 1816 году он был, в дополнение к этому, назначен докладчиком императору по делам Комитета министров и Государственного Совета, а также снова председателем Военного департамента Государственного Совета. Таким образом, по совокупности занимаемых постов Аракчеев стал первым лицом в империи после самого императора.

В 1821 году Александр I учредил Сибирский комитет для рассмотрения доклада Сперанского, только что назначенного генерал-губернатором Сибири, о реорганизации управления этой обширнейшей восточной окраиной России. В обсуждении подлежащих комитету вопросов Аракчеев вовсе не проявлял себя каким-то «крепостником» и «держимордой», высказывал здравые и толерантные суждения.

Примерно в то же время Александр I поручил Аракчееву подготовить секретный проект об освобождении крепостных крестьян. Мы уже говорили, что и во второй период своего царствования, после победы над Бонапартом, царь не оставил своего либерального прожектерства, присущего ему ранее. Графу Новосильцеву он поручил выработать проект русской конституции, а Аракчееву вот – план освобождения крестьян. Казалось бы, нельзя были найти более неподходящего исполнителя для такого дела! Но Александр I знал, что именно как исполнитель Аракчеев – персона отменная. И тот блестяще справился с порученным делом.

Примечательно, что Аракчеев чутьем понял: русских крестьян надо освобождать только сразу с землей. При попытке их безземельного освобождения (как раз такое в 1816–1819 годах предприняли по просьбам местных помещиков в Лифляндии и Эстляндии) может случиться такая пугачевщина, что империя рухнет. И Аракчеев составил план одаривания освобождаемых крестьян наделами по две десятины (десятина – это почти целый гектар) пахотной земли с правом выкупить больше.

Неизвестно, что собирался предпринять Александр I со своими проектами конституции и отмены крепостного права, если бы прожил и процарствовал дольше. В реальности – увы! – все эти начинания были произведены слишком поздно, чтобы спасти Российскую империю от неизбежного системного кризиса. Освобождение крестьян было предпринято только через 40 лет, а созыв законодательного собрания – через 85 лет.

Но что примечательно в проекте Аракчеева: предлагавшийся им минимальный крестьянский надел при освобождении в точности соответствовал наделу, предлагавшемуся Никитой Муравьевым – одним из членов тайного революционного общества, подготовившего восстание декабристов, в его проекте российской «Конституции»! Управляющий собственной императорской канцелярией и диссидент мыслили практически одинаково, разрабатывая планы будущего государственного устройства! Это показывает, конечно, что в ту пору обе эти линии общественной мысли – охранительная и преобразовательная – еще не разошлись непримиримо. Между ними еще возможно было согласие, если бы Александр I сам, по своей инициативе, не прервал контакты с обществом.

А Аракчеев не был, как некоторые думали, «жестоким крепостником» в своей сущности. Он всего лишь исполнял затеи и предначертания своего государя. Это особенно ярко проявилось в самом одиозном мероприятии Аракчеева, из-за которого вся вторая половина царствования Александра I получила название «аракчеевщины».

Создание военных поселений

«Одинокий в семье, которой, собственно, у него и не было, – так пишет военный историк Российской империи Антон Керсновский об Аракчееве, – одинокий в обществе, где все его ненавидели предвзятой ненавистью, Аракчеев имел на этом свете три привязанности. Во-первых, служба, бывшая для него основой и целью существования. Во-вторых, артиллерия – родной его род оружия, над которым он так много и столь плодотворно трудился. В-третьих – и эта привязанность была главной – государь. Его благодетель император Павел соединил их руки в памятный ноябрьский день 1796 года, и его „будьте друзьями!“ стало для Аракчеева законом всей жизни.

И Аракчеев положил свою душу за царственного друга. Никогда никакой монарх не имел более жертвенно преданного слуги, чем был этот преданный без лести. Жертва Сусанина была велика. Но жертва Аракчеева куда больше – он отдал за царя не только жизнь, но самую душу, обрек свое имя на проклятие потомства, принимая на себя всю теневую сторону царствования Александра, отводя на свою голову все проклятия, которые иначе поразили бы Благословенного [так прозвали Александра I]. Наглядный тому пример – военные поселения, идею которых все обычно приписывают Аракчееву, тогда как он был совершенно противоположных взглядов на эту затею и взялся за нее лишь проводя непреклонную волю монарха».

Еще до Отечественной войны Александр I, изыскивая способы повысить мощь русской армии, заинтересовался системой прусских преобразований, осуществленной тамошним военным министром Шарнхорстом. Там солдат не отрывался от родных мест, оставался связанным с бытом и дешево обходился казне. Эту прусскую идею было решено реализовать в русских условиях, и в 1810 году в Климовичском уезде Могилевской губернии был помещен Елецкий мушкетерский полк. Крестьяне из деревень, отведенных для военных поселений, были отправлены куда-то в Новороссию, и большинство их погибло в дороге. Начавшаяся вскоре война с Бонапартом помешала немедленному продолжению этого опыта.

После Заграничного похода идея военных поселений всецело завладела Александром I. Он не обратил внимания на то, что прусский солдат ландвера[19] служил не 25 лет, как русский крепостной рекрут, а всего два месяца в году, остальные десять месяцев оставаясь обычным крестьянином. Царь желал, чтобы крестьяне отдельных деревень были переведены в разряд военных поселян и служили, как солдаты, всю жизнь, при этом не переставая еще и пахать землю. Александра I очень манила возможность перевести этим армию на полное самообеспечение и прекратить довольствовать ее из казны.

На сей раз было решено коренное население тех деревень, где помещались солдаты, не выселять, а влить в состав военных поселений, военизировать их. В 1817 году в Новгородской губернии – в поместьях Аракчеева и в нескольких казенных деревнях – разместился целый гренадерский корпус в составе 18 пехотных полков и трех артиллерийских бригад.

Одновременно на территориях современных Белоруссии и Украины были размещены в военных поселениях еще шесть пехотных полков и четыре кавалерийские дивизии. Местные жители также распределялись по поселенным батальонам и эскадронам, обязываясь, таким образом, комплектовать их обученный резерв. Государство брало на себя подготовку к службе и содержание детей военных поселенцев. В семь лет мальчиков забирали в батальоны кантонистов, где учили счету, грамоте и начальной военной подготовке. В 12 лет кантонистов отпускали помогать родителям по хозяйству, а в 18 лет забривали в рекруты. По истечении 25 лет службы тех, кто оставался жив, переводили в разряд инвалидов все в том же военном поселении.

Жизнь поселенных войск и осолдаченного населения сделалась невыносимой. Тяжелые земляные работы, сооружения казарм и других казенных зданий, осушение болот, постройка мостов, дорог, плотин в сырой и нездоровой местности добавились к обычным крестьянским тяготам, истощали людей, способствуя высокой заболеваемости и смертности. К концу царствования Александра I смертность в большинстве округов военных поселений превысила рождаемость. День военного поселенца был расписан до каждой минуты, повседневная жизнь его семьи регламентирована в мельчайших подробностях, вплоть до обязательных правил при кормлении грудью детей, мытья полов в определенные часы и приготовления одной и той же еды во всех домах. За малейшее отклонение от предписанного регламента следовали суровые наказания в виде прогонки через строй и битья шпицрутенами. В отношениях начальников с подчиненными господствовал полный произвол, вплоть до женитьбы и выдачи замуж по жребию.

Все работы в поселениях, полевые или домашние, проводились только по приказанию начальства. Офицеры, ничего не смыслившие в сельском хозяйстве, отводили душу в строевых учениях. От зари до зари затянутые в мундиры и штиблеты бритые мужики тянули носки на плацу, а сено тем временем мокло под дождем и хлеб осыпался на корню. Хозяйства новгородских и могилевских крестьян, и так небогатые, пришли из-за военных поселений в полный упадок.

Рота военных поселенцев занимала 60 домов, выстроенных в ряд по одному образцу. Нижний этаж занимало четыре семьи поселенцев – по две на каждую половину дома – имевшие общие хозяйства. Перед домами проходила шоссированная улица, по которой, однако, разрешалось ездить только начальству да проходить пешим. Повозки поселенцев на главную улицу не допускались.

Вообще в военных поселениях все было устроено напоказ. Аракчеев обращал внимание только на внешнюю сторону. Дома содержались в образцовом порядке, но печи на кухнях запрещалось топить, дабы частым употреблением оных не портить. Дороги поражали благоустроенностью, но по ним запрещалось ездить. Мосты были сколочены на диво как хорошо, но простым людям предписывалось объезжать их вброд. Обходя дома новгородских поселенцев, император Александр умилялся их благополучию, видя в каждой избе на столе жареного поросенка. Он не подозревал, что этого поросенка задворками переносили из дома в дом по пути государя, тогда как сами поселенцы уже которую неделю сидели на пустых щах.

Сразу же по учреждении поселений и насильственной ломке русского крестьянского быта на казарменно-прусский образец властям пришлось усмирять волнения военизированных крестьян. Эти волнения часто переходили в открытый бунт, памятный жестокой расправой над его участниками. Всем запомнились «Ясеневская кампания» – усмирение новгородских раскольников, записанных в военные поселенцы, или «Чугуевская бойня» 1819 года, когда шпицрутенами было засечено насмерть 70 участников протестов.

Если идея военных поселений не принадлежала Аракчееву, то ее реализация со всеми ее «прелестями» как самого уродливого произведения российского крепостничества по праву должна считаться его личным достижением.

«Аракчеевщина»

Скабрезная эпиграмма о «всей России притеснителе» от молодого Александра Пушкина ходила в то время об Аракчееве. В последней строке под злобным оскорблением подразумевалась любовница Аракчеева, речь о которой впереди.

Перед Аракчеевым, зная о его особых отношениях с царем, трепетали все сановники. Отчасти это вызывалось и личными качествами графа. Он, будучи сам непоколебимо честен, был непримирим к взяточничеству и везде, где мог добраться до явных случаев коррупции, безжалостно ее искоренял. Так что негативный общественный шум об Аракчееве создавали частенько те, у кого рыльце было в пушку.

Но все одиозные явления последнего десятилетия царствования Александра I, даже те, к которым Аракчеев по долгу службы был совершенно непричастен, начали связывать с его именем. А таких явлений, надо признаться, было немало. Ключевский обращает внимание на деятельность некого Магницкого. Как член Главного управления училищ при Министерстве просвещения, он был направлен в Казанский университет в качестве ревизора. Заключение бойкого Магницкого было суровым – университет должен быть разрушен публично. Поскольку только так можно было избавиться от главного порока вольнодумства. Инструкция Магницкого для исправления учреждения была образцом педантичности. Особенно досталось преподаванию философии и истории, которым устанавливались самые жесткие рамки. А быт студентов превращал университет в монашеский орден с его худшими проявлениями – наказаниями, доносами и лицемерием.

Как видим, совсем не Аракчеев был инициатором всех этих нововведений. Но его имя уже реяло над троном, и его считали виновником накрывающего страну мракобесия. Отчасти такой взгляд был безусловно справедлив. Нахождение такого лица, как Аракчеев, на правах особо приближенного к императору, облегчало любые реакционные и обскурантистские новшества, инициатором которых был сам император. Однако общественное мнение, согласно уже упомянутому высказыванию Керсновского, тщательно оберегая Александра I, приписывало их его фавориту.

Но на одну сферу – на армию – воздействие любителя фрунта и муштры Аракчеева было непосредственным, хотя и здесь оно подкреплялось таким же отношением Александра I.

«Мелочная служба», по выражению Керсновского, поразила русскую армию насквозь, начиная от командования и заканчивая последним рекрутом. Муштра, имитация бурной деятельности, педантизм в отношении мундиров – форменный формализм – как тяжелая болезнь забирала у войска саму жизнь.

Семья Аракчеева. Кровавый инцидент в селе Грузино

«Аракчеева упрекают, – писал Керсновский, в целом положительно настроенный к нему, – и не без основания, в жестокости. <…> Граф был груб и даже чрезвычайно груб, был мелочен и педантичен, но все это как раз считалось в Гатчине атрибутами „истинного службиста”. Он обращал внимание главным образом на показную сторону, но ведь, по гатчинским воззрениям, показная сторона – формализм – являлась именно основой всего военного дела <…> Все эти гатчинские воззрения разделялись, и притом в гораздо сильнейшей степени, императором Александром».

Свою грубость и жестокость Аракчеев даже непроизвольно переносил за пределы армии, на гражданскую жизнь.

На трех братьях Аракчеевых прервался старинный род. Андрей Андреевич Аракчеев не успел жениться. Петр Андреевич был женат, но детей не имел. Алексей Андреевич женился в 1806 году, но вскоре разошелся со своей женой. Видимо, развод был гражданский. Аракчеев больше не венчался, а жил с крестьянкой принадлежащего ему села Грузино – Настасьей Шумской, которой присвоил фамилию Минкина и сделал своей экономкой и домоправительницей.

Настасья Шумская всей своей жизнью доказала, что потенциальных Салтычих было еще больше в крестьянском сословии России, просто им не давали воли в большинстве случаев. Любовница графа обожала истязать дворовых людей, отданных Аракчеевым в полное ее распоряжение. Особенно Настасья повадилась пытать дворовую девку Прасковью, ревнуя к ее красоте. Она прижигала ее щипцами для завивки волос и вырывала целые куски мяса из лица.

Однажды Прасковье удалось вырваться от мучительницы и прибежать к брату. Тот, недолго думая, зарезал графскую пассию кухонным ножом.

Расправа, которой руководил один из подчиненных Аракчеева – генерал Клейнмихель – была страшной, но в духе Аракчеева и самодержавной системы. Брата Прасковьи и еще двух крестьян забили кнутом насмерть. Били всех по принципу круговой поруки. Беременная Дарья Константинова была приговорена к 95 ударам кнута. Местный земский исправник попытался было отменить для нее наказание, но сам был посажен за решетку. Ни в чем не повинная и находившаяся далеко от места убийства женщина чудом осталась жива после этого наказания, но у нее случился выкидыш.

Удовлетворив свое чувство мести, Аракчеев вскоре узнал о кончине императора Александра I и о мятеже офицеров в Петербурге. Шел 1825 год.

Конец жизни

У вступившего на трон Николая I уже был свой сформированный двор, и Аракчеев пришелся не к месту. Он уволился в отставку с сохранением членства в Государственном Совете с причитающимся содержанием и отправился путешествовать за границу. Вернувшись на родину, он сделал распоряжения относительно имущества. Поскольку наследника он не имел, Аракчеев завещал свою недвижимость Новгородскому кадетскому корпусу, 300 тысяч рублей – для воспитания в этом корпусе бедных дворян Новгородской и Тверской губерний. Еще 50 тысяч он положил в банк, с тем чтобы они вместе с процентами стали наградой тому, кто напишет лучшую историю царствования Александра I. Поскольку приз был рассчитан на 100 лет, до 1925 года, капитал оказался конфискованным большевиками.

На 65-м году жизни граф скончался в своем имении Грузино, глядя на портрет своего царственного друга и благодетеля. Негативный фон вокруг его имени перевесил в памяти соотечественников все его деяния на благо отечества.