Князь Александр Данилович Меншиков: правая рука Петра Великого

Кто не знает слов Александра Пушкина из поэмы «Полтава»? «Счастья баловень безродный, полудержавный властелин». В этих словах выражено все: и низкое для всех происхождение Александра Даниловича Меншикова, и его внезапное возвышение, и, наконец, его положение в России, ведь при Петре I Меншиков был властелином чуть ли не половины всей страны.

О Меншикове можно сказать едва ли не больше дурного, чем хорошего. Неграмотный (только к концу жизни он научился подписывать свое имя) и при этом один из крупнейших воров и казнокрадов в истории России. Но, наверное, не зря сказал о нем сам Петр Великий после смерти своего давнего соратника Лефорта: «Одна рука у меня осталась, да и вороватая». Хоть вороватая, но все-таки рука самого царя.

Мы собираемся познакомить вас с этим противоречивым человеком.

Тайна происхождения

Безродным Пушкин назвал Меншикова, опираясь на ходившие в народе слухи о его происхождении.

Историк XIX века Николай Костомаров, активно собиравший эти слухи и издавший на их материале «Русскую историю в жизнеописаниях главных ее деятелей», изложил такой анекдот о возвышении Меншикова.

Меншиков в детстве торговал в Москве пирожками вразнос. Отсюда следует, что он был либо сыном небогатого торговца, либо просто купеческим приказчиком. Как-то раз со своими пирожками он зашел на двор Франца Лефорта – имевшего тогда серьезное влияние среди московских иноземцев. Меншиков, как это было в обычае у московских торговцев, часто шутил и балагурил, чтобы увеличить продажу. Выходки мальчика понравились и Лефорту. Швейцарец купил у Меншикова все пирожки и велел ему прийти наутро уже без товара.

Так Меншиков был взят в камердинеры к человеку, ставшему в дальнейшем одним из первых приближенных молодого Петра I. Та история, которую рассказал Костомаров, должна была произойти еще до того, как Петр взял в свои руки бразды правления. Он тогда находился еще в тени своей сестры Софьи, правившей от имени своих братьев. Но Лефорт, будучи почти на 17 лет старше Петра, уже стал крупным военным специалистом на службе московских государей. У Петра же, взявшего власть, Лефорт сразу оказался одним из близких и доверенных лиц. Он не только занимал военные должности, но и знакомил молодого царя с западным образом жизни. В особенности же, как писал историк Василий Ключевский, «был неизменный товарищ за бутылкой».

В доме у Лефорта, где собиралось московское западное и прозападное общество, молодой царь, скорее всего, и познакомился с Меншиковым.

Где Петр I впервые увидел Меншикова, сомнений мало. Но насчет истории с пирожками, которую знал еще Пушкин, есть подозрения: не выдумка ли это врагов Меншикова из русской знати, которые постоянно в глаза укоряли фаворита царя его низким происхождением.

Так, князь Борис Куракин, оставивший записки об этом времени и его людях, писал, что «Меншиков был происхождения самого подлого, ниже шляхетства». Шляхетство – это дворянство. Следовательно, Меншиков был ниже дворянина по тем понятиям, только и всего. Правда, уже в те годы Меншиков придумал себе происхождение от литовских или белорусских шляхтичей. Но подкрепить свою родословную он ничем не мог.

Итак, из тех отрывков, которые известны о происхождении Меншикова, он не был дворянином и вполне мог происходить из литовских беженцев, которых после войны 1654–1667 годов между Московским государством и Речью Посполитой немало скопилось в Москве. Некоторые из них, не будучи дворянами, уже и раньше занимали посты в российском государственном управлении. Так, Павел Шафиров, смоленский еврей, принял православие, поселился в Москве и, зная иностранные языки, сделался толмачом Посольского приказа. А его родственник Петр Шафиров стал уже подьячим, дьяком, а при Петре I – одним из первых дипломатов.

Мог ли Александр Меншиков тоже происходить из семьи крещеного литовского еврея, отец которого выдвинулся на русской службе, но не так высоко, как Павел Шафиров? Ничто как будто не противоречит этой гипотезе.

Но историк Сергей Соловьев излагает иную версию знакомства Александра Меншикова с царем. По ней выходит, что отец Александра Меншикова – Данило – попал в Преображенский полк Петра. «Официальный акт – жалованная грамота на княжеское достоинство Меншикову – говорит совершенно справедливо, что родитель Александра Данилова служил в гвардии. Но при этом мы не имеем никакого права не допускать известия, что сын потешного конюха, который долго не назывался иначе как Алексашка, торговал пирогами, ибо все эти мелкие служилые люди и сами, как только могли, и дети их промышляли разными промыслами»[7].

Следовательно, по Соловьеву выходит, что сначала Петр познакомился с Данилой Меншиковым, а потом (и благодаря этому) с его сыном. Вот только Преображенский полк был сформирован, уже когда Петр получил полноту власти, а с Александром Меншиковым он познакомился в 15 лет, тремя годами ранее. Выходит, не потому Алексашка стал другом Петра, что отец Данила служил в потешном полку, а наоборот: Данила был зачислен в этот полк потому, что с его сыном уже был знаком молодой Петр.

Истоки дружбы с царем

Итак, как познакомились царь Петр и безродный Меншиков, мы уже знаем. Вряд ли Меншиков как паж и камердинер мог участвовать в тех попойках, которые устраивал его хозяин Лефорт. Скорее всего, он оставался там в качестве прислуги. Но, судя по его легкому нраву, он мог забавлять знатных гостей смешными выходками. Весьма вероятно, что так царь и обратил внимание на веселого шута.

А шуты в те времена часто привлекали внимание знатных особ своими едкими шутками и остроумными поступками. Мы знаем истории таких шутов у монархов. Но их содержали и знатные особы – такие вот, как, например, Лефорт. Что-то такое в поведении Меншикова поразило царя, и он мог попросить Лефорта уступить ему на время такого шута, а потом и совсем отдать его.

Известно, что первая должность, которую Меншиков в свои 14 лет (царь был всего на полтора года старше) занял у царя, была должность денщика.

Стало быть, Петр взял остроумного, веселого, развязного Меншикова себе в услужение. Здесь тоже не было разрыва с традицией. Известно, что московские цари назначали себе в спальники (то есть на должность человека, который был обязан греть царскую постель в прямом смысле) самых незнатных дворян, которые им чем-либо понравились. Например, молодой Иван Грозный взял к себе так Алексея Адашева, который, к тому же, оказался и недюжинных способностей к государственным делам. То, что Иван Грозный взял дворянина, а Петр I – совсем незнатную особу, демонстрирует только то, что у Петра I, посещавшего Немецкую слободу, был иной выбор, из представителей других сословий.

Почти всю страну сильно поражало возвышение Меншикова. Но для Петра Великого возвышать людей «из грязи в князи» вообще было характерно. Кроме того, давайте представим то положение, в котором оказался юный царь. Всевластие старшей сестры практически лишало его надежды когда-нибудь воспользоваться своим титулом. А в том возрасте, в каком он находился, очень большую роль играет юношеская дружба, причем мотивы зачастую иррациональны и уж конечно отвергают всякие сословные традиции.

Итак, уже в 1687 году Меншиков оказался в ближайшем окружении юного царя и разделял все его забавы, вроде потешных полков. Тем более что они ему были по вкусу. Впоследствии эти занятия сделают Меншикова одним из крупнейших российских полководцев.

Расправа со стрельцами

В 1689 году царевна Софья была устранена, и Петр мог развернуться на просторе власти. Меншиков всегда был рядом с ним. В 1696 году он участвовал в Азовском походе. «Там он и получил офицерский чин, – писал Костомаров, – хотя ничем не ознаменовал себя в военных действиях»[8].

В 1697 году Меншиков отправился с царем в «Великое посольство». Костомаров передает анекдот, что перед отъездом царь побывал на пирушке у Лефорта, и кто-то из гостей хотел убить царя. Меншиков узнал о заговоре от дочерей одного из его участников и предупредил Петра. Об умысле на жизнь государя в этот период сообщает и Соловьев, более тщательный в источниках, но он ничего не сообщает о роли Меншикова.

Впервые московский царь выезжал за границу и должен был пробыть там больше года. Царю самому хотелось поглядеть на то, как изготовляются западные диковины, а может, и самому поучиться. Из обучения, кроме бесполезного махания топором на верфях Англии и Голландии, ничего не вышло, а в общественно-политические идеи, в то, как осуществляется управление и судопроизводство на Западе, Петр не имел желания и способности вникать. Но Меншиков еще в России выучился немного по-немецки и по-голландски (конечно, устно), всюду сопровождал царя и угождал ему.

Узнав о новом восстании стрельцов, царь поспешил назад в Москву. Правда, к моменту его прибытия бунт был уже подавлен: человек 150 из восставших нескольких тысяч было отобрано и казнено. Но Петру показалось этого мало. Он приказал возобновить следствие и выносить максимально жестокие приговоры. Царь лично участвовал в казнях стрельцов и приказывал своим приближенным делать то же самое.

Он даже собственноручно отрубил головы пятерым стрельцам. «В Преображенском происходили кровавые упражнения, – писал историк Сергей Соловьев. – Здесь 17 октября приближенные царя рубили головы стрельцам: князь Ромодановский отсек четыре головы; Голицын, по неуменью рубить, увеличил муки доставшегося ему несчастного; любимец Петра Алексашка Меншиков хвалился, что обезглавил двадцать человек; полковник Преображенского полка Блюмберг и Лефорт отказались от упражнений, говоря, что в их землях этого не водится. Петр смотрел на дело, сидя на лошади, и сердился, что некоторые бояре принимались за дело трепетными руками».

Итак, в этой кровавой расправе Меншиков был рядом с государем и еще хвалился тем, что проявляет особую жестокость и рвение (неизвестно, не прихвастнул ли он). Надо думать, не от злобы на стрельцов, а от страха перед самим царем. А вообще Меншиков сделался в ту пору незаменим Петру в смысле успокоения его психики и удержания от еще больших неистовств. Еще до казней Петр как-то вспылил на генералиссимуса Шеина. Зотов и Ромодановский стали защищать Шеина, тогда царь бросился и на них. Еще неизвестно, чем бы это закончилось, если бы Меншиков не успокоил Петра, сообщает Соловьев.

Вообще Меншиков в ту пору сделался уже особенно приближенным к царю человеком. На первое место его поставила случившаяся в 1699 году смерть Лефорта.

Незаменимый Петру человек

Почти все царствование Петра прошло под знаком Северной войны, вначале неудачной, потом победной. Меньшиков в это время неотлучно находится при царе. Пока что его личность не могла проявиться, он в полном смысле был «государевым слугой».

Сергей Соловьев так писал про Меншикова:

«Наружность фаворита была очень замечательна: он был высокого роста, хорошо сложен, худощав, с приятными чертами лица, с очень живыми глазами; любил одеваться великолепно и, главное, что особенно поражало иностранцев, был очень опрятен, качество редкое еще тогда между русскими. Но не одною наружностью мог он держаться в приближении: люди внимательные и беспристрастные признали в нем большую проницательность, удивлялись необыкновенной ясности речи, отражавшей ясность мысли, ловкости, с какою умел обделать всякое дело, искусству выбирать людей. Так являлся Меншиков своею светлою стороной; обратимся к темной <…>.

Выхваченный снизу вверх, Меншиков расправил свои силы на широком просторе; силы эти, разумеется, выказались в захвате почестей, богатства; разнуздание при тогдашних общественных условиях, при этом кружившем голову перевороте, при этом сильном движении произошло быстро. Мы увидим, что Меншиков ни перед чем не остановится».

Но Петру, притом что он иногда бил Меншикова, и очень крепко, тот был незаменим. Алексашка после смерти Лефорта занял его место рядом с Петром. Но вместе с высоким положением от Лефорта Меншиков унаследовал зависть и ненависть петровского окружения, противников самого царя и всех его преобразований. Меншиков при других обстоятельствах мог стать громоотводом для Петра в том общем недовольстве, которым сопровождались его преобразования. Однако дело в том, что для выполнения такой задачи Меншикову, как нам кажется, не хватало личного зла. Он, как почти любой русский человек, не подвергшийся дурному воспитанию, был добр по натуре. Этим, кстати, нередко пользовались, хлопоча через него о смягчении царского гнева.

Не был он чужд и для простого народа. И как знать, может быть, вспышки царского гнева на Меншикова вызывались не столько его воровством, сколько беззастенчивым поведением. Выполняя задачи Петра, желавшего перелицевать всю России, Александр Данилович не думал, как его действия будут восприниматься русским народом. Помимо выполнения поручений Петра, Меньшиков немало положил себе в карман. Подумаешь, казнокрад! Да как выразился еще один «птенец гнезда Петрова», видный делец его преобразований, генерал-прокурор Павел Ягужинский: «Разве ваше величество хотите царствовать один, без слуг и без подданных? Мы все воруем, только один больше и приметнее другого». Эти слова Ягужинский сказал в ответ на проект указа Петра о смертной казни за любое казнокрадство, независимо от суммы. И Ягужинский спас всех от страшной царской кары только тем, что вызвал смех Петра, а не пробудил в нем доброту. В воровстве нет личной злобы человека. Впрочем, мы еще увидим, как проявлялось это качество у Меншикова.

Знакомство с будущей царицей

Есть легенда, что Екатерину Скавронскую в дом Петра ввел именно Меншиков. Вот что об этом рассказывал Костомаров.

Когда в 1702 году фельдмаршал Шереметев взял Мариенбург, в число пленных попали пастор Глюк и его воспитанница или служанка Марта. Шереметев отдал Марту жене полковника Балька в услужение, а от нее девушка попала к Меншикову, который подарил ее своей жене, уже имевшей в услужении ливонских и шведских пленниц. Марта очаровала супругу Александра Даниловича.

Между тем Петр постоянно требовал присутствия Меншикова возле себя, призывая графа на все свои торжества. Проводя одно из таких торжеств в доме любимца, Петр и увидел Марту. К тому времени Петр уже расстался с Анной Монс, которая ему изменила. Царь взял девушку к себе, она перешла в православие и нареклась Екатериной Алексеевной (отчество было дано по имени крестного отца – царевича Алексея). Екатерина покорила сердце Петра своим легким нравом, безропотным подчинением. Она в полной мере осознавала свое рабское положение при дворе и не позволяла себе ревности. В итоге даже амурные похождения царя прекратились, и Екатерина заняла в сердце государя место единственной. Пожалуй, Петр никого не подпускал так близко к своему сердцу, как Екатерину. За исключением Меншикова.

К этой версии имеются существенные добавления. Например, что, несмотря на женитьбу, Меншиков до того, как Марту заметил Петр, находился с ней в интимной связи. Кстати, такая легенда обыграна в классическом фильме «Петр Первый», снимавшемся под личным контролем Сталина. Есть и рассказ, что Меншиков, которому понравилась Марта, сам купил ее, как рабыню, у фельдмаршала Шереметева. Наконец, в формировании особой привязанности Петра к Екатерине видят успокаивающее действие рук Екатерины, которая своими ласками могла снимать часто донимавшие царя мигрени и психические припадки ярости и в этом качестве заменила собою Меншикова (и эта версия присутствует в одном из фильмов). Но, как бы там ни было, именно Меншиков сыграл решающую роль в возникновении этой связи.

Известно, что впоследствии оба – Меншиков и Екатерина – очень благоволили друг к другу. Царица часто заступалась перед царем за Меншикова. Алексашка сыграл решающую роль в возведении Екатерины на престол после смерти Петра. Екатерина же, став самодержицей, осыпала его всевозможными титулами и почестями. Возможно, что роль в этом играла их старая мимолетная любовь, обратившаяся с годами в стойкую симпатию.

Военачальник

На Северную войну Меншиков отправлялся уже военачальником. Можно с уверенностью сказать: при лучшем монархе, при большем преследовании им казнокрадства Меншиков реализовал бы все свои таланты в военной сфере и стал бы превосходным полководцем, может, одним из лучших в истории России. Впрочем, он и так был неплохим военачальником для своего времени и для той войны, в которой участвовал. Причем его таланты пригодились как на суше, так и на море.

В 1702 году при взятии Нотебурга (Шлиссельбург) он своевременно подоспел со свежими силами к князю Михаилу Голицыну-старшему, начавшему штурм крепости. Весной 1703 года он участвовал в осаде и взятии Ниеншанца – города при впадении Охты в Неву, чуть выше позднее основанного Санкт-Петербурга. 7 мая 1703 года там же произошла морская баталия между тремя десятками гребных лодок с посаженными на них солдатами Преображенского и Семеновского полков и двумя шведскими кораблями «Гедан» и «Астрильд», пришедшими на помощь гарнизону Ниеншанца, но опоздавшими. Меншиков предводительствовал атакой и взял оба шведских судна на абордаж. За эту победу Петр пожаловал Меншикова именной медалью с выбитой надписью «Небываемое бывает». Кроме того, Меншиков и сам Петр стали кавалерами Ордена Андрея Первозванного.

Эти победы положили начало основанию Санкт-Петербурга, а Меншиков был назначен первым генерал-губернатором Ингерманландии. Но недолго ему пришлось заниматься ее мирным устроением: длившаяся война снова призвала его в войска в качестве командира нового Ингерманландского полка. Была завоевана Нарва, что смыло позор разгрома 1700 года.

В этих победах Меншиков с блеском проявил выделенные позднее Суворовым качества русского полководческого искусства: глазомер, быстроту, натиск. Позже Петр назначил Меншикова начальником всей русской кавалерии. Большое войско собралось на территории современной Белоруссии, принадлежавшей на тот момент Речи Посполитой. Меншиков произвел смотр подшефной ему части войск в Полоцке, по сообщению Костомарова, устроил погром униатской церкви, утопив священников в Двине за их сношения со шведами.

В 1706 году русская армия попала в окружение под Гродно, причем Меншиков со значительной частью кавалерии избежал окружения. Командующий армией шотландец Георг Огильви жаловался Петру на Меншикова, что тот, отойдя от крепости, бездействует. По словам же Меншикова, ему было не под силу с одной кавалерией прорвать кольцо блокады. Он мог только действовать по шведским тылам и время от времени осуществлять сообщение с крепостью. В завязавшейся переписке Меншиков честил Огильви разными поносными выражениями. Меншиков вообще не жаловал иностранных военачальников на русской службе, и до конца войны еще троим из них пришлось уйти в отставку по его инициативе. Петр, конечно, принял сторону своего любимца, и Огильви был вынужден покинуть Россию.

Меншиков, конечно, не был трусом, и даже нерешительность не числилась среди его качеств. Это он блестяще доказал осенью 1706 года. 18 октября под Калишем русско-польско-саксонская армия встретилась с армией шведов и их ставленника на польском троне. В победе решающую роль сыграла безоглядная атака драгун Меншикова. В плен был взят сам шведский главнокомандующий Мардефельт.

Петр I пожаловал Меншикова княжеским титулом и обращением «Ваша светлость». Это был первый случай, когда русский царь даровал титул князя. Всегда принадлежность к княжескому достоинству определялась происхождением. Петр с Меншиковым разрушили эту традицию. Правда, чтобы придать новым пожалованиям вид легитимности, царь еще двумя годами раньше выхлопотал княжеский титул для Меншикова у императора «Священной Римской империи», который в глазах Западной Европы традиционно обладал правом даровать княжеский титул.

Для русской армии 1707 и 1708 годы прошли в тяжелых боях с армией шведского короля Карла XII на территориях, которые сегодня входят в состав Польши и Белоруссии. Явился победитель русских под Нарвой, разгромив также Данию, Польшу и Саксонию. Россия осталась без союзников, одна. Петр считал положение очень тяжелым, почти безнадежным. Он пытался примириться с Карлом, обещая ему возвращение всех шведских владений в Ливонии и в придачу древний русский город Псков, только бы Карл оставил за Россией устье Невы с только что основанным Санкт-Петербургом. Петр ставил «окно в Европу» превыше всех своих завоеваний, выше даже многих старых владений. Но Карл, рассчитывая разбить русских наголову, был непреклонен.

На этом фоне непрерывного отступления и частых неудач было только одно светлое пятно. 28 сентября 1708 года русские разбили связной корпус шведов под командой Левенгаупта под деревней Лесной в Белоруссии. Меншиков также сыграл тут видную роль со своим корпусом. И вдруг совершилось непредвиденное. Карл вместо движения на Москву внезапно повернул на Украину. Кстати, если бы он продолжал двигаться на Москву, то корпус Левенгаупта соединился бы с армией Карла. Но почему-то король внезапно резко изменил направление своего движения.

Гадать пришлось недолго. Ответ вскоре пришел сам.

Разгром Украины

Малороссийский гетман Иван Мазепа двадцать лет верой и правдой служил русским царям. Петр I сам в 1700 году пожаловал его Орденом Андрея Первозванного – гетман стал вторым по счету кавалером этого первого Ордена Российского государства.

Время от времени в Москву шли доносы на Мазепу. Но в Москве их считали внушенными исключительно личной злобой доносчиков. Впрочем, до поры Мазепа, очевидно, действительно не имел никаких намерений к измене.

Положение поменялось с приближением войск Карла XII. Мазепа решил, что военное счастье – не на стороне России. А раз так, надо помочь будущему победителю, который не преминет наградить своего союзника независимостью от Москвы.

Мазепа совершенно точно с 1707 года стал тайно сноситься с окружением шведского короля. Теперь же он обещал ему зимний отдых на Украине, припасы и десятки тысяч запорожских казаков. Карл, недолго думая, повернул с Московской дороги на Украину.

Мазепа приглашал короля в столицу гетманства – крепость Батурин, где уже сосредоточил необходимые припасы. Но для верности решил выехать Карлу навстречу. В Батурине остался верный гетману гарнизон.

В ставке Петра долго не хотели верить известиям об измене гетмана. Наконец, когда все признаки ее были уже налицо, царь поручил Меншикову опасную спецоперацию – овладеть Батурином. С фронта был снят драгунский корпус князя в 15–20 тысяч человек, которому были приданы пять тысяч пехотинцев.

С такими силами было опасно пробиваться через страну, охваченную восстанием. К счастью, казаки не спешили примкнуть к своему гетману в его пути за королем. Многие казачьи полковники и старшины сохранили верность России. Одним из них был стародубский полковник Иван Скоропадский. Его позиция сыграла решающую роль в подавлении измены Мазепы. Полковничий уряд Скоропадского находился как раз между царской ставкой, фронтом войны со шведами и Батурином. Скоропадский сам выделил казаков в помощь Меншикову.

Подойдя к Батурину, Меншиков предъявил ультиматум о сдаче. Видя, что переговорами казаки стремятся только выиграть время, он отдал приказ о штурме крепости. Штурму помогли перебежчики, показавшие, где можно незамеченными взобраться на стену. Несмотря на это, ожесточенный бой шел весь день 2 ноября. Изменники дрались насмерть, зная, что пощады им не будет. При этом Меншиков еще и отдал приказ убивать всех «изменников» без различия пола и возраста. А накануне в Батурин сердюки[9] Мазепы согнали жителей посада, приказав им сжечь свои дома. Погибло много мирных людей.

Когда возможности для сопротивления были исчерпаны, небольшой отряд казаков сдался в плен. Рядовых Меншиков приказал повесить тут же, более знатных отослал царю на торжественную казнь. Вслед за этим князь приказал поджечь все дома в Батурине и запретил жителям выходить из города. Всех, кто пытался бежать, расстреливали. Таким образом, гетманская резиденция была сожжена, и в пламени погибли многие жители, так как спастись на улице в таком пожаре было нелегко. Так описывает историк Костомаров в работе «Мазепа». Это событие украинские историки называют «бойней» или «резней» в Батурине.

Гетманы еще назначались по инерции около полувека, но они уже не представляли никакой потенциальной опасности для России. Так Меншиков покарал Украину за измену ее гетмана. Некоторые казаки отправились вместе с Мазепой и вместе с ним ушли и с родины.

Полтавская победа

Мало кто знает, что в ходе самого Полтавского сражения Петр отстранил своего любимца от командования. Случилось это так.

Брезжил ранний рассвет долгого летнего дня 8 июля 1709 года. Но еще до рассвета, в ночной мгле, тишину нарушили пушечные выстрелы. Это русские дозоры заметили построение шведов в колонны, и пушкари начали обстреливать эти колонны. Внезапность была нарушена, план шведской атаки тоже.

Все-таки шведы с запозданием атаковали русские редуты и взяли два из них. Тогда на помощь редутам Меншиков двинул всю свою кавалерию. Атака шведов была расстроена.

Петр приказал кавалерии отойти. Меншиков отказал, резонно возразив царю, что отход русской кавалерии на виду у вражеской опасен. Кавалерия должна прикрываться пехотой. Но царь не предоставил пехоту для прикрытия отхода и вместо этого отозвал Меншикова, приказав принять командование кавалерией Боуру[10].

Случилось то, что предсказывал Меншиков. Русская кавалерия подверглась преследованию шведской, понесла большие потери и отошла за линию редутов, которую русская армия потеряла. Сражение стало развертываться благоприятно для шведов.

Русскую армию спасло то обстоятельство, что шведы потеряли ориентацию при боях за редуты. В результате генерал Шлиппенбах заблудился и попал в плен к русской кавалерии.

Тогда Петр, сам не зная толком, где находится шведская армия, начал выводить свою для решительного сражения. Он-таки вернул Меншикова в строй, но отдал ему не всю кавалерию, а только левого фланга. На правом фланге ею командовал Боур.

Дальнейшие перипетии Полтавской битвы подробно (хотя и изрядно противоречиво) описаны в многочисленной литературе. Атака кавалерии Меншикова во фланг атакующей шведской пехоте хотя и заставила противника понести потери, но не расстроила его наступление. Оно оказалось наиболее сильным именно на левом фланге русской армии, и с ним справилась вторая линия пехоты, тогда как правый фланг русской армии вообще не успел вступить в бой и принял участие только в преследовании, когда вся шведская армия, увлекаемая своим отступающим правым флангом, побежала.

Вечером 28 июня, пируя со своими вельможами и пленными шведскими генералами, Петр заметил рядом с собой также пирующего Меншикова и поинтересовался, а как же преследование остатков шведской армии. Меншиков понял, что от него требовалось. С неохотой отставив кубок, он пустился в погоню за Карлом. Но из-за запоздания только 29 июня Меншикову удалось настичь шведскую армию, причем королю и гетману Мазепе удалось переправиться через Днепр. Остальные шведы, числом около 16 тысяч людей всякого чина, сдались на милость победителя. Если бы и им было на чем переправляться, ушла бы бóльшая часть из них.

Северная война продлилась еще 12 лет, хотя могла бы окончиться в один день пленением короля Карла. С Карлом ушел и Мазепа, унося свою голову от плахи и с собой – богатую казну Войска Запорожского.

Гражданский губернатор

Меншиков еще поучаствовал в военных действиях. В 1711–1714 годах он возглавлял русскую армию, посланную Петром в Северную Германию на помощь новым союзникам: Пруссии и Дании. Он взял, в частности, крепость Штеттин, где комендантом был отец будущей русской императрицы Екатерины II.

Но Меншикова все меньше тянуло на фронт. Он хотел проедать и пропивать многочисленные богатства, которыми наградил его Петр. После 1715 года он уже активно не участвовал в военных действиях, сосредоточившись в основном на управлении Санкт-Петербургом. Именно тогда, по окончании активной фазы Северной войны, новая русская столица стала превращаться в регулярно устроенный город, в котором и Петр, и Меншиков (неизвестно, кто больше) хотели видеть Новый Амстердам.

Управление на таком посту в те времена было простым. Все дела по строительству и благоустройству были отданы на откуп техническим специалистам. Только знай давай им общие задачи. Но прежде всего – не забывать самих себя. Усадьба светлейшего князя протянулась через половину Васильевского острова. Ее ядром был дворец, и поныне носящий имя его первого владельца. В 40 верстах от Петербурга Меншиков положил начало Ораниенбаумскому дворцово-парковому ансамблю. Интересно, что дом, подаренный ему царем в Москве, сделался резиденцией жены графа Дарьи Меншиковой – она не любила новой столицы с ее сырым климатом.

В разных местах воздвигались замки Меншикова. По количеству крепостных душ, которыми он владел (а это было главным мерилом богатства в крепостнической России), бывший пирожник сделался вторым человеком в стране после самого царя.

Разумеется, Меншиков был членом всех новоучрежденных Петром правительственных органов, но управленческими заботами в них особо не утруждался. Государственное управление при Петре велось через тяп-ляп, как блестяще показал в четвертой части своего бессмертного «Курса русской истории» Василий Ключевский.

Гораздо важнее было поддерживать свое важное положение через интриги и угодничество царю. Меншиков одним из первых понял, что Петр хочет избавиться от своего сына от первой жены – Алексея, надеясь, что у него вырастет сын от Екатерины. Лишнего наследника надо было убрать, и Петр сделал это не церемонясь. На акте о смертном приговоре царевичу Алексею, составленному уже постфактум (по слухам царевич был запытан до смерти), первой после царской стоит подпись светлейшего князя.

Кстати, это было беспардонной попыткой Меншикова вернуть себе пошатнувшееся доверие государя. Петр знал, что Меншиков обкрадывает казну, но впервые о масштабах такого воровства стал догадываться довольно поздно.

Казнокрад

О масштабах казнокрадства светлейшего князя ходили легенды. Но и авторитетные историки могли подтвердить некоторые факты. Однако царь все прощал любимцу. Как сообщает Костомаров, в 1715 году в отношении Меншикова, Брюса и Апраксина началось расследование злоупотреблений. И несмотря на выявленные факты казнокрадства, долг за Меншиковым был прощен. Но и Александр Данилович умело использовал случай, чтобы показать царю свою преданность. Светлейший князь пожертвовал провиант из своих имений на нужды русского войска в Финляндии. Чем заслужил благодарность царя.

В 1719 году царь разрешил князю присутствовать на суде по всякого рода злоупотреблениям. В числе обвиняемых числился и сам любимец Петра. Однако государь истребовал с него большого штрафа в размере 100 000 червонцев, чем и ограничился. Да еще и пригласил на попойку как ни в чем не бывало.

В 1723 году Меншиков немало способствовал опале и ссылке фактического руководителя внешней политики России, умного дипломата Петра Шафирова. Над Шафировым только на эшафоте зачитали царский указ о снисхождении. С падением Шафирова власть Меншикова, казалось, сделалась беспредельной. Но светлейший любимец государев опять потерял осторожность.

Костомаров пишет об этом так: «В продолжение многих лет он до крайности бесцеремонно употреблял казенное достояние в свою пользу, покупал за казенный счет в свой Васильевско-Островский дворец мебель, всякую домашнюю рухлядь, содержал за казенный счет своих лошадей и прислугу и позволял своим клевретам разные злоупотребления, прикрываемые его покровительством. Открылись за ним какие-то противозаконные поступки по управлению Кроншлотом. Петр отнял у него выгодный табачный откуп, звание псковского наместника, подаренные ему в Малороссии имения Мазепы, и, кроме того, Меншиков заплатил 200 000 рублей штрафу. Современники говорят, что Петр, вдобавок, отколотил его собственноручно палкой и несколько времени после того не допускал к себе на глаза; но влияние Екатерины опять пособило временщику». Причину последней царской немилости, постигшей Меншикова в 1724 году и стоившей ему должности столичного генерал-губернатора, историк приписывает уже испортившемуся перед смертью личному характеру Петра. Впрочем, на своем смертном одре первый российский император простил своего верного слугу.

О масштабах казнокрадства Меншикова идут споры. Ключевский писал, ссылаясь не на источник, а на такой же исторический материал, будто Меншиков переправил в зарубежные банки «не один миллион рублей». Публицист Иван Солоневич в середине ХХ века писал о четырех миллионах рублей, будто бы помещенных Меншиковым в иностранные банки. Однако французский вице-адмирал на русской службе Вильбоа писал в своих изданных в Париже воспоминаниях, что при аресте Меншикова в 1727 году «нашли, что у него находились значительные суммы в банках Амстердама и Венеции… Полагали, что сии капиталы простирались более чем на полмиллиона рублей».

Более полумиллиона, но до миллиона все же не доходило, иначе бы Вильбоа так и написал. Однако украденное у страны достояние направлялось Меншиковым не только в заграничные банки. Большинство капиталов оставалось на родине и вкладывалось в дома, в предметы роскошной обстановки, в красивые вещи, одним словом – в то, что сейчас зовется памятниками культуры и предметами антиквариата. Конечно, в то время это были кражи – прежде всего, у населения России. Но как отнестись к ним сейчас? Ведь тот же Меншиковский дворец – замечательный архитектурный образец русского классицизма. А все сервизы, часы и прочий антиквариат остались в России и пополнили ее культурный фонд. Можно сказать, что Меншиков, ценя красивые вещи, способствовал развитию эстетического уровня своей родины. Конечно, все эти вещи тоже покупались за границей, заказывались у иностранных мастеров.

Наконец, нельзя не сказать о том, что, став богатейшим латифундистом[11] России, Меншиков спасал от преследований, от пытки и смерти тысячи людей, бежавших к нему в надежде, что сильный и богатый «боярин» не выдаст полиции. Это не были преступники в нашем понимании. Это были старообрядцы, а также просто бежавшие от непосильного налогового и крепостнического гнета, от трудной, непонятной и опасной работы на верфях и прочих «петровских стройках», от рекрутских наборов. Многим тысячам простых русских людей Меншиков одним своим положением богатейшего вельможи спас жизни в условиях жесточайшего репрессивного режима. За это история когда-нибудь скажет ему «спасибо».

Последние годы жизни. Судьба детей

Когда Петр Великий лежал на смертном одре, Меншиков с преданными ему лично гвардейскими офицерами оформили транзит власти, совершенно небывалый ранее в России. Корону унаследовала царская вдова – Екатерина, большая личная подруга Меншикова. За это она, ставшая единоличной русской самодержицей, осыпала Меншикова небывалыми знаками могущества. За короткий срок он стал первоприсутствующим сенатором, первым членом Верховного Тайного совета, президентом Военной коллегии (военным министром), санкт-петербургским генерал-губернатором (во второй раз). Эти должности сосредоточили в руках Меншикова огромный масштаб власти. Он стал фактическим правителем империи.

Могуществу Меншикова поначалу не нанесла ущерба и смерть Екатерины в 1727 году. Верховный Тайный совет дал 11-летнему императору Петру II (сыну несчастного царевича Алексея) указ о назначении Меншикова генералиссимусом всех военных сил империи. Меншиков хотел женить императора на своей старшей 15-летней дочери Марии.

Но здоровье всесильного временщика пошатнулось. Он все чаще болел. А интриги не прекращались ни на миг. Встав после одного из приступов болезни, он с удивлением узнал, что император собирается жениться на 17-летней Екатерине Долгоруковой. Это означало возвышение семьи князей Долгоруковых, подготовленное с помощью графа Андрея Остермана, воспитателя молодого монарха. 7 сентября 1727 года у Меншикова было отнято военное командование. На следующий день его обвинили в государственной измене и сослали в его имение Раненбург рядом с Липецком.

То было началом конца. Весной следующего года было велено конфисковать все имения Меншикова, а его самого с семьей сослать в далекий Березов в Приобье. Жена Меншикова умерла по дороге.

В Березове прошли последние месяцы жизни Александра Меншикова, окруженного тремя детьми-подростками. Мрачная безысходность этого существования блестяще выражена в известной картине Василия Сурикова. В Березове разразилась эпидемия оспы, жертвами которой стали старик Меншиков и его старшая дочь Мария. Остались только сын и еще одна дочь, которых Александр Меншиков назвал в честь себя.

Но солнце снова взошло и над этой несчастной семьей. В 1730 году от той же оспы умер и юный царь Петр II. Новая императрица Анна Иоанновна разрешила детям Меншикова вернуться в Петербург и вступить в службу: Александру – в гвардейскую, Александре – в придворную. Но конфискованные имения им возвращены не были.

Основным мотивом Анны Иоанновны было желание вернуть заграничные капиталы старшего Меншикова. Банки соглашались отдать их только законным наследникам. Но новая императрица не хотела выпустить их из своих рук. Поэтому она выдала Александру Меншикову замуж за брата своего фаворита Иоганна Бирона – Густава. Возвращенные средства были переданы Меншиковой в приданое навязанному ей мужу. А всего через четыре года Александра умерла.

Александр Александрович Меншиков долго служил отечеству. В последние годы жизни он все еще хлопотал о возвращении того имущества, которое не было передано в приданое за его сестрой Густаву Бирону.

Загрузка...