Каковы государи, таковы и их фавориты. Неудивительно, что после Разумовского, который жил только в свое удовольствие и не имел никакой полезной государственной работы при императрице Елизавете Петровне, тоже не обременявшей себя политическими делами и заботами, фаворитом следующей государыни – Екатерины II – длительное время был человек умный, талантливый, энергичный и сделавший немало полезного для Российской империи. Григорий Александрович Потемкин сохранил свое влияние на государственные дела даже после того, как ветреная императрица изменила ему с очередным любовником. Это определялось не только талантами Потемкина, но и тем, что умная, несмотря на неверность характера, государыня вплоть до самой его кончины продолжала оценивать его выше любого другого сановника империи.
Говоря о фаворите, мы, как обычно, должны сперва подробно рассказать о его державном покровителе.
Принцесса Ангальт-Цербстская София-Августа-Фредерика, более известная в истории под именем Екатерины II, силой заняла русский престол и 34 года – рекорд среди русских монархов после Ивана Грозного – совершенно незаконно удерживала его под собой, не имея ни капли крови династии Романовых и вообще ни капли русской крови. Все эти 34 года в честь узурпаторши воскуряли придворный фимиам, а потом вплоть до 80-х годов следующего, XIX века Россия выплачивала колоссальный внешний долг, сделанный ею.
Софья-Аугуста-Фредерика была просватана императрицей Елизаветой Петровной за наследника русского престола, внука Петра Великого по линии одной из его дочерей, Анны, голштинского герцога Карла-Петера-Ульриха, которого в России после принятия им православия нарекли Петром Федоровичем. Софию-Августу, приехавшую в Россию, заново перекрестили и прозвали Екатериной Алексеевной.
Брак между ними не задался. Будущий император сначала тяготился обязанностями мужа, а потом начал приударять за придворными дамами. Его жена не осталась в долгу и довольно быстро нашла себе утешение то с одним, то с другим любовником. Тем не менее, рожденный ею будущий наследник престола Павел Петрович, по всей видимости, действительно был зачат законным мужем.
Екатерина очень быстро усвоила скрытность, лицемерие и показную сентиментальность двора Елизаветы Петровны, изучила искусство политической интриги. Во время Семилетней войны она пользовалась благосклонностью английских послов, передавая им все секретные сведения о русской политике и русских войсках, которые только могла выведать (эти сведения сразу переправлялись прусскому королю Фридриху II, который воевал с Россией), и получала взамен звонкие золотые червонцы. Дело в том, что великой княгине Екатерине очень не хватало денег, отпускаемых на ее содержание (30 тысяч рублей в год), и она, как многие при русском дворе, пристрастилась к азартной карточной игре. Там она чаще проигрывала, чем выигрывала, а полученные от Англии больше 100 тысяч рублей помогли оплатить карточные долги великой княгини.
Принимавшая участие в придворной интриге, имевшей целью отстранить Петра Федоровича от наследования трона и заменить его малолетним Павлом, великая княгиня сумела отвертеться. Канцлер Бестужев, организатор заговора, успел сжечь компрометирующие принцессу письма (хотя сам впоследствии был приговорен к смертной казни, которую в итоге заменили пожизненной ссылкой). Екатерина Алексеевна не смогла упросить государыню отпустить ее домой, но и сурового наказания она избежала.
День восшествия на престол ее мужа Петра III стал для Екатерины днем начала самых больших тревог. Петр не считал нужным скрывать свои амурные похождения с придворной дамой, графиней Елизаветой Воронцовой. Он откровенно говорил, что свою жену, Екатерину, отправит в монастырь, а сам женится на Воронцовой. Екатерина решила, что пришло время действовать.
Ее замыслам помогло то, что Петр III был донельзя легкомыслен в вопросах внешней политики и вел себя совсем не так, как подобало главе великой державы. Он заключил мирный договор с прусским королем Фридрихом Великим, которого боготворил, и без всякой компенсации отдал ему завоеванную кровью русских солдат Восточную Пруссию. Это вызвало взрыв возмущения в русском дворянстве, особенно в офицерстве.
По счастливому стечению обстоятельств любовником Екатерины на тот момент был гвардейский офицер Григорий Орлов. Он был хорош не только тем, что ублажал императрицу в постели, но еще и тем, что у него было пять братьев – тоже гвардейских офицеров, причем пользовавшихся в гвардии авторитетом отчаянных игроков и авантюристов. Короче, Орловым не составляло труда обработать гвардейские полки, стоявшие в Петербурге и окрестностях, в нужном духе.
В 1762 году, в годовщину Полтавской битвы, Екатерина совершила государственный переворот и объявила себя императрицей Екатериной II. Армия и народ тут же ей присягнули, Петр III отрекся от трона. Однако новая повелительница России, видимо, ожидала от него тайных козней, поэтому вскоре содержавшийся под домашним арестом в Ропше бывший император был убит кем-то из братьев Орловых. То, что убийство не вызвало никакого возмущения со стороны Екатерины, показывает, что Екатерина если и не давала прямых указаний убить Петра III, то не давала и указаний противоположных, а именно – беречь державного пленника.
Переступив через труп своего мужа на пути к трону, Екатерина вскорости решила участь еще одного августейшего соперника. Это был внучатый племянник царицы Анны Иоанновны Иван Антонович, получивший трон двух месяцев от роду, а спустя год и месяц свергнутый Елизаветой Петровной. С тех пор Иван не видел над своей головой ничего, кроме сводов темниц. Повзрослев, он каким-то образом узнал, что имеет права на императорскую корону. Елизавета Петровна распорядилась перевезти его из заключения в Холмогорах в глухую темницу Шлиссельбургской крепости. Екатерина, после вступления на престол, направила его тюремщикам инструкцию, где значилось: убить при попытке освобождения.
Эта попытка не заставила себя долго ждать. В 1764 году считавший себя неудачником на службе подпоручик Василий Мирович решил возвести Ивана Антоновича на престол и получить себе от него великие почести. Попытка освобождения была предпринята так нелепо, что многие историки до сих пор сомневаются: не была ли она подстроена Екатериной II так искусно, что ее исполнитель сам об этом не знал? Как бы то ни было, все свершилось успешно для новой самодержицы: Иван, чья вина состояла только в том, что он был правнуком старшего брата Петра Великого, царя Ивана V, был убит сразу, при первых же выстрелах, а Мирович затем казнен в Петербурге. Столица, 20 лет при Елизавете Петровне не видевшая смертных казней, ужаснулась, но ей еще предстояло привыкнуть к казням при новой императрице.
Дважды цареубийца стала трижды узурпаторшей, потому что до самой своей смерти не отдавала власть сыну Павлу, имевшему как правнук Петра Великого все права на трон. Более того, Екатерина брала власть не только своим именем, но и именем восьмилетнего наследника престола Павла Петровича. По всем российским обычаям Екатерина могла быть не более как регентшей до его совершеннолетия. Но, почувствовав вкус власти над огромной и безмолвной страной, немецкая принцесса решила ни с кем ею не делиться, даже с родным сыном.
Придворные льстецы и историографы изобразили 34-летнее царствование Екатерины II как самое успешное время России в XVIII веке. За это время Россия не знала неудач в войнах и присоединила к себе обширные и населенные территории на юге и западе. В ту пору только этим измерялся успех великой державы. Однако бросим взгляд на внутреннюю политику Екатерины II, на то, как при ней управлялась держава Российская.
Однажды к императрице сумели пробиться два крестьянина и подать прямо в ее руки челобитную. Она содержала жалобу на подмосковную помещицу Дарью Салтыкову, которая для собственного удовольствия убивала своих крепостных самым жестоким образом.
Государыня пока собиралась прослыть милостивой, а потому велела начать следствие. За шесть лет были собраны доказательства по меньшей мере 38 жестоких убийств, совершенных по приказу Дарьи Салтыковой (а некоторые – и собственноручно ею). Еще несколько десятков случаев остались недоказанными, но весьма вероятными убийствами. В 1768 году Сенат приговорил Салтыкову к исключению из дворянского сословия и пожизненному заключению.
Это был беспрецедентный случай в истории России, но он не имел продолжения в виде подобных же процессов. Первое, что решила сделать Екатерина II, как только следствие подошло к концу, – запретила крепостным крестьянам приносить жалобы на своих помещиков лично в руки императрице. Виновные в этом наказывались кнутом и пожизненной каторгой.
Причем указ был составлен именно так: запрещалось подавать челобитные императрице, но не запрещалось жаловаться в нижестоящие судебные инстанции. Однако чтение этого указа по церквам было нарочно поставлено так, чтобы крестьяне его восприняли «как надо»: нельзя жаловаться на своих помещиков вообще.
Ничто так ярко не характеризует Екатерину II, как эта ее реакция на дело Салтычихи: императрица просто не желала знать о подобных инцидентах.
Екатерина отлично понимала, что таких Салтычих на просторах России – десятки. Но помещики – опора царского трона. А потому она не могла допустить, чтобы дело Салтычихи стало прецедентом.
История сохранила имена некоторых ставших известными общественности (а сколько осталось неизвестных?) крепостников-истязателей. Одним из них был помещик Пензенского наместничества Николай Струйский. Соседям-помещикам он был известен как библиофил и поэт, но те, кто узнал его поближе, говорили, что он устраивает в своем имении охоту на дворовых людей. Он приказывал им раздеваться и бегать голыми, а сам в них стрелял из ружья. Но самым изуверским изобретением поэта Струйского был «инквизиционный процесс». Струйский придумывал своему крестьянину какое-нибудь преступление, потом уводил его в подвал, полный орудий пыток, и там, изощренно истязая, принуждал сознаться в выдуманном преступлении. На этом трагикомедия не заканчивалась: Струйский устраивал «суд», на котором сам произносил и обвинительные, и оправдательные речи за крестьянина, а потом назначал наказание. У него была подробная смета наказаний, где один удар плетью приравнивался к 170 ударам розог. Следовало назначенное судом «наказание», и крестьянин мог считать себя счастливым, если барская потеха оставила его в живых.
Очень показательно, что Струйский буквально боготворил Екатерину II. Когда императрица умерла, Струйского от огорчения разбил удар, и он вскоре умер.
Другая «просвещенная» помещица – княгиня Александра Козловская – секла всех дворовых людей, кто попадался ей на глаза.
Ольга Константиновна Маврогени, по первому мужу – Струкова, по второму – Брискорн, настолько прославилась своей жестокостью, что удостоилась прозвища «Курской Салтычихи». Она благополучно умерла своей смертью уже при императоре Николае I. Примечательно, что кровожадных помещиц было больше, чем таковых помещиков.
Граф и генерал-фельдмаршал Михаил Каменский, герой многих войн, при Александре I доживал свой век в своем имении. Он настолько достал крепостных своими притеснениями, что один из них не выдержал и зарубил его топором. Никто не сознался в убийстве, и по принципу круговой поруки все село – больше 300 человек – было отправлено на вечную сибирскую ссылку. Но старший сын убитого Сергей (младший – Николай – стал одним из лучших полководцев русской армии и рано погиб на войне) недалеко ушел от своего отца. Он устроил у себя в деревне театр из крепостных артистов. Девушки из театра помимо актерской игры несли повинность в качестве наложниц в гареме своего господина.
Повторяем: это только отдельные случаи из десятков, ставших известными общественности. При этом виновные подвергались максимум общественному порицанию.
Неудивительно, что при Екатерине II вспыхнуло одно из крупнейших восстаний крестьян против крепостнического гнета – восстание под предводительством Емельяна Пугачева. Его и четверых его соратников казнили в Москве – теперь уже первопрестольная могла «насладиться» зрелищем, от которого отвыкла за годы правления Елизаветы Петровны.
Очень показательными для Екатерины II стали и другие ее решения по крестьянскому вопросу. Так, в 1771 году она запретила продавать крепостных на аукционах с молотка. Ничто ярче не высвечивает всевластие дворян и бессилие против них российских монархов, как полное игнорирование этого закона. В 1792 году императрица снова обратилась к изданному ей двадцатью годами ранее закону: почему он не выполняется? Однако существенных подвижек в сторону ослабления крепостной зависимости не было.
У русских помещиков было в обычае выгонять своих дворовых на улицу, когда те по старости или по болезни не могли выполнять свои прежние обязанности. При этом помещик давал дворовому человеку вольную. Екатерина, ничуть не желая прекратить или ограничить этот жестокий обычай, издала указ, обязывающий помещика только брать с изгоняемого на голодную смерть человека расписку в том, что тот против этого не возражает.
В том же 1775 году, когда был казнен Пугачев, Екатерина II издала Указ «Об уничтожении Запорожской сечи и о причислении оной к Новороссийской губернии», раздражавшую императрицу самим фактом своего полуавтономного существования, благоденствия и процветания без помещиков. В 1783 году Екатерина запретила крестьянам Украины переход с одного участка земли на другой, «прикрепив» их, как были прикреплены крестьяне Великороссии, и стала раздавать населенные украинцами земли в собственность своим приближенным и любимцам. Герой нашего повествования – Потемкин – тоже получил на Украине немало тысяч десятин земли и крепостных душ.
Вот так и было в царствование Екатерины II: с одной стороны – игра в либерализм на публику (преимущественно иностранную), переписка с французскими просветителями, сентиментальные слезы; с другой стороны, когда дело касалось практической политики, – жестокое крепостничество, взгляд на русский народ как на орудие достижения великодержавных целей и средство умножения благосостояния помещичьего класса. При этом, что касается внешней политики, Екатерине II нельзя отказать в целеустремленности и преследовании российских государственных интересов, как они понимались всем дворянским сословием в то время. Недаром Екатерина II нередко писала о себе, что у нее «мужской ум», и порой с плохо скрытым чувством превосходства называла себя «мужчиной в юбке».
Талантливым проводником этой политики Екатерины был Григорий Потемкин, к которому мы теперь и обращаемся.
Григорий Александрович Потемкин родился, скорее всего, в 1739 году, хотя возможен разброс между 1736 и 1742 годами. В любом случае, он был существенно младше своей державной покровительницы и тайной жены, родившейся в 1729 году. По мере старения Екатерина II выбирала любовников все моложе и моложе, под конец – даже таких, которые по возрасту годились ей во внуки! Первоначально ничто не говорило о том, что Гриць (так звала его мама) сможет сделать блестящую карьеру. Он происходил из мелкопоместных смоленских дворян, его предки никогда не отличались знатностью и богатством. Его родство с Петром Потемкиным, служившим дипломатом при царях Алексее Михайловиче и Федоре Алексеевиче, не доказано. Григорий рано лишился отца, что, как отмечает его биограф Александр Брикнер, скорее, послужило мальчику на пользу, так как Александр Васильевич Потемкин был домашним тираном. Его мать, Дарья Васильевна, урожденная Кондырева, не мешала мальчику заниматься самообразованием. Впоследствии, когда Потемкин вошел в фавор у императрицы, она сделалась придворной статс-дамой, и все отмечали ее природный ум и мягкость характера.
В юности Гриша Потемкин нередко хвалился тем, что станет либо министром, либо архиереем. Как было заведено у дворян в то время, военную службу он проходил заочно, правда, в отличие от пушкинского Гринева, не с самого рождения. В 1755 году он был записан рейтаром конной гвардии и поступил в только что основанный Московский университет. Потемкину нравилось учиться, свои чины в гвардии он получал автоматически, а сам все больше втягивался в изучение наук, что повлияло на характер его мышления, сделало его строгим и системным. На первом курсе Потемкин был удостоен золотой медали за успехи в учебе, и в числе лучших 12 студентов был представлен императрице Елизавете Петровне. Однако Потемкин все больше уходил в самообразование, игнорируя университетский курс, и в 1761 году был исключен из университета «за нехождение» на занятия. К этому времени его произвели в вахмистры конной гвардии.
В короткое царствование Петра III Потемкин был взят ординарцем к голштинскому принцу Георгу. В силу своего низкого положения он не принимал активного участия в государственном перевороте. Однако в первые же после этого дни сумел обратить на себя внимание новой самодержицы. По легенде, он довольно быстро примкнул к побеждающей стороне, и 30 июня, когда Екатерина II направлялась в Петергоф для ареста своего мужа, оказался в ее свите. На его счастье, он услышал, что государыня хотела бы иметь темляк на своей шпаге. Недолго думая, он сорвал свой темляк и, догнав на лошади императрицу, вручил ей это украшение. Затем, как он утверждал, он якобы долго не мог повернуть свою лошадь и потому ехал рядом с императрицей.
Екатерине понравился этот молодой унтер-офицер. Поскольку государыня в это время считала нужным раздать побольше милостей максимально возможному числу людей, она вскоре подписала приказ о награждении, где среди награждаемых лиц значился и Потемкин. Ему императрица жаловала чин подпоручика гвардии (это в те времена примерно соответствовало армейскому лейтенанту) и придворное звание камергера, а также десять тысяч рублей. Правда, с выполнением приказа, как часто случается в России, случилась заминка, и Потемкин стал лишь камер-юнкером при дворе императрицы. Звание камергера он получит только в 1768 году.
Потемкин не упускал ни малейшего случая, чтобы обратить на себя внимание Екатерины. Зная, что императрица падка на красивых молодых людей, он, вероятно, уже в то время поставил себе целью «попасть в случай», как назывался адюльтер монаршей особы женского пола. Почти сразу же это вызвало ревность братьев Орловых и особенно Григория Орлова, бывшего тогда любовником императрицы. Поговаривали, что избиение палками, которое однажды учинили Потемкину Орловы, стоило ему одного ослепшего глаза. Не отрицая факта избиения, укажем на другую версию частичной потери зрения Потемкиным: у него воспалился глаз, а будущий князь вместо врача обратился к какому-то знахарю, от примочек которого глаз и ослеп. Впрочем, это не портило внешности Потемкина.
Но поначалу карьера двигалась медленно. Только в 1765 году его сделали поручиком гвардии. Позже в связи с назначением камергером Потемкина по указу императрицы отчислили из гвардии как человека, состоящего при дворе.
Однако он рвался в действующую армию, которая тогда вела очередную войну с Турцией. Он обратился к Екатерине с личным письмом, в котором просил назначения его на фронт, и получил таковое. Произведенный в армейские генерал-майоры, Потемкин стремился произвести впечатление в любом сражении, чем заслужил похвалу тогдашнего главнокомандующего Петра Румянцева в особом письме к императрице.
Зимой 1770/71 года Потемкин прибыл на побывку в Петербург. В ходе этого посещения столицы ему удалось добиться аудиенции у Екатерины, где он успешно испросил дозволения лично писать ей. Императрица охотно дала согласие.
Потемкин возвратился в действующую армию, где продолжал свои подвиги. Оттуда он писал Екатерине внешне деловые послания и однажды получил от нее весьма милостивый и дружелюбный ответ.
Военные действия практически закончились, наступил черед мирных переговоров. В январе 1774 года Потемкин возвратился в Петербург, намереваясь добиться назначения на придворную должность генерал-адъютанта. Эта должность давала право личного доклада государыне. О ее значении говорит то, что сам Суворов был удостоен ее только перед смертью. Но Потемкин получил ее уже сейчас. Отношения между ним и Екатериной входили в новый этап.
Екатерина все больше тяготилась прежним фаворитом, Григорием Орловым. Он предъявлял совершенно непомерные претензии – жениться на государыне законным браком. Учитывая, что Екатерина была еще в таком возрасте, что могла рожать детей, это грозило сменой династии. Орлов и не скрывал, что у него в планах сделать наследником престола своего сына от Екатерины, буде таковой случится, а законного цесаревича Павла от наследования трона отстранить. Мало того, что Екатерине это совсем не нравилось, такого возвышения одной, причем неродовитой фамилии не приняла бы российская знать, и дело могло обернуться еще одним государственным переворотом, а Екатерине это все стоило бы трона. Именно тогда она направила к графу Алексею Разумовскому свое доверенное лицо, графа Михаила Воронцова, с целью выяснить обстоятельства тайного венчания Разумовского с императрицей Елизаветой Петровной. Как мы уже знаем, Разумовский отказался говорить с Воронцовым на эту тему и на его глазах сжег какие-то документы, которые до этого бережно хранил. Все это позволило Екатерине легко отвергнуть домогательства Орлова.
Став генерал-адъютантом, Потемкин дежурил во дворце чаще кого бы то ни было, а через некоторое время занял покои в Царскосельском и Зимнем дворцах рядом с покоями императрицы. Как-то раз, когда Потемкин поднимался по лестнице, навстречу ему спускался граф Григорий Орлов. На простой вопрос-приветствие Потемкина «Что нового при дворе?» граф очень остроумно ответил: «Ничего нового, кроме того, что вы поднимаетесь, а я спускаюсь».
Впрочем, Григорий Орлов не мог винить одного Потемкина в утрате своего прежнего положения при Екатерине. Еще в 1772 году императрица завела себе нового любовника – Александра Васильчикова, и именно его, а не Орлова непосредственно сменил в этой функции Потемкин.
Многие историки считают, что в том же 1774 или в самом начале 1775 года Потемкин и Екатерина тайно обвенчались, подобно Разумовскому и Елизавете. В эту тайну были посвящены только проводивший обряд духовник императрицы отец Иван Панфилов и трое доверенных придворных. Одним из условий брачного соглашения было то, что дети не могут претендовать на российскую корону. Поводом к скорейшему венчанию могло послужить то, что Екатерина была уже беременна ребенком от Потемкина.
Этим ребенком была, как считается, Елизавета, которой дали фамилию Темкина. Она родилась 13 июля 1775 года и прожила долгую, почти 70-летнюю жизнь. Потемкин добился дворянского достоинства для своей дочери у Екатерины и отдал ее на попечение своему племяннику Александру Самойлову – одному из посвященных в тайну. Темкина, выданная замуж за Ивана Калагеорги, родила ему десять детей.
Впрочем, версия о материнстве Екатерины у Темкиной остается, хотя и самой вероятной, но не доказанной. Не исключено, что матерью была одна из придворных дам Екатерины II, до которых Потемкин был очень охоч.
Интимная жизнь императрицы и Потемкина продолжалась недолго. Уже в конце 1776 года Потемкина в его главной функции заменил его ровесник Петр Завадовский. Ирония судьбы заключается в том, что Потемкин сам представил Екатерине этого сановника. Впрочем, здесь мог крыться и расчет. По одной из версий Потемкин сам познакомил Завадовского с императрицей. Он понимал, что императрица сделана из такого теста, что не может долго хранить верность одному мужчине. И решил, что преемники в царицыной постели будут проходить через его фильтр. Таким образом он обезоруживал все интриги, которые могли бы вестись против него с этой стороны. Однако существует версия о том, что Завадовский предал своего покровителя и попытался устроить интригу, в результате чего меньше чем через год был смещен усилиями Потемкина и уволен от двора.
Екатерина, со своей стороны, оценила ум и деликатность своего морганатического мужа. Каковы бы ни были ее дальнейшие увлечения, в государственных делах она всегда советовалась с Потемкиным, который сохранил право доклада у нее в любое время суток. Их переписка дышит взаимными чувствами уважения и признательности. Так бурная любовь переросла в прочную дружбу императрицы и ее вернейшего сановника.
Уже став генерал-адъютантом, Потемкин сделался вторым человеком в России после самой императрицы. Эту перемену раньше всех оценили иностранные дипломаты, аккредитованные при петербургском дворе. К нему стали обращаться за милостями, с просьбами повлиять на мнение и решения государыни. Сам же Потемкин приобретал волей императрицы новые титулы и звания, а также населенные имения с крепостными душами.
В 1775 году Екатерина возвела Потемкина в наследственное графское достоинство Российской империи. В следующем году она выхлопотала для него у императора Иосифа II диплом на княжеский титул. Таким образом Потемкин был светлейшим князем не Российской, а Священной Римской, то есть надгосударственного союза во главе с Германской империей. Для венского двора продажа таких дипломов была, вообще-то, прибыльным бизнесом.
Потемкин в годы своего максимального фавора оказывал непосредственное влияние на государственные дела. Особенное внимание он уделял завоеванному при его участии краю, которому дали название Новороссии. После разгрома восстания Пугачева в 1775 году он убедил Екатерину, что Запорожская Сечь представляет собой такую же потенциальную угрозу, какой были яицкие казаки. Войска генерала Текели, возвращавшиеся с театра военных действий, внезапно напали на Запорожскую сечь и полностью ее разрушили. Те казаки, которые не оказывали сопротивления, были вместе с семьями переселены на новую границу России на Северном Кавказе – на реку Кубань, где образовали Черноморское казачье войско, полностью подчиненное царским властям (впоследствии влилось в состав Кубанского казачьего войска).
Потемкин вообще был одержим идеей все рубежи Российской империи охранять казаками. С этой целью вскоре после 1775 года в Новороссии были созданы казачьи войска – из эмигрантов, покинувших пределы Османской империи и поселившихся в России, а также из представителей соответствующих национальностей, уже живших в новых пределах Российской империи. Все эти затеи оказались мертворожденными, равно как и попытка Потемкина создать Еврейское казачье войско, мобилизовав для этой цели евреев из недавно присоединенных к России белорусских земель.
Потемкин провел самое полезное из своих мероприятий. Он удешевил и упростил армейское обмундирование. Раздражение у него вызывали европейские моды: косички, пудрение волос, завивание их в букли. Потемкин совершенно справедливо решил, что это не солдатское дело – заниматься таким сложным, почти дамским туалетом, и ввел стрижку волос для солдат, чем избавил их и от ненужных занятий, и от вшей. Солдаты даже сочиняли песенки, в которых прославляли Потемкина за это решение. Суворов также поддерживал новые меры.
Кроме того, Потемкин ввел другую униформу – значительно более свободную и удобную для солдат. В потемкинской форме русская армия одерживала свои блистательные победы над турками и над поляками в последние годы царствования Екатерины II. К сожалению, после смерти императрицы ее сын Павел снова ввел в русской армии форму по прусскому образцу и косички.
В 1783 году императрица назначила Потемкина генерал-губернатором Екатеринославской губернии. На этом посту князь лоббировал скорейшую аннексию и ликвидацию всего Крымского ханства, что и было сделано без пролития крови Суворовым в том же году. В ознаменование столь славного события Потемкина возвели в звание генерал-фельдмаршала и назначили, в дополнение к прежним должностям, Таврическим генерал-губернатором. Позже в ведение Потемкина была передана также Харьковская губерния. Будучи еще раньше назначенным генерал-губернатором в Саратов, Астрахань и Азов, князь сделался полномочным правителем всего огромного юга Российской империи. В том же году к его фамилии было присоединено почетное прозвище: Потемкин-Таврический.
Особенное внимание Потемкин уделял вновь присоединенным областям. Он справедливо считал, что только их ускоренная колонизация поможет закрепить их за Россией. Однако цели, поставленные Потемкиным, редко соответствовали средствам.
Так, начав застраивать Екатеринослав, он наметил план строительства университета, который должен был стать важнейшим образовательным центром всего юга России, а также план купольной соборной церкви, превосходящей своими размерами собор святого Петра в Риме. Но университет не был основан в Екатеринославе вплоть до конца Российской империи (Новороссийский университет появился во второй половине XIX века в Одессе), а на месте строительной площадки собора возникла только маленькая церковь, фундамент же послужил лишь основанием для ее ограды.
Потемкин уверенно занимался освоением новых земель (а особенно средств, отпущенных на их освоение) и сознательно вел дело к новой войне с Турцией, находя в этом полную поддержку государыни. Потемкина можно считать соавтором «греческого проекта», согласно которому из двух родившихся к тому времени внуков Екатерины, сыновей Павла Петровича, старшему, Александру, предназначалась Российская империя, а второму, Константину, предстояло стать царем освобожденного от турок Константинополя.
Но в освоении Новороссии Потемкин мало отличал действительные потребности от желания произвести впечатление на государыню. Григория Потемкина по праву считают создателем русского Черноморского военного флота. Во время путешествия Екатерины II в Новороссию и Крым в Севастопольской бухте императрицу приветствовали салютом из всех орудий три линейных корабля и двенадцать фрегатов – первенцы русского кораблестроения на Черном море. Однако современники отмечали серьезные упущения еще при строительстве этих кораблей, которые были сколочены из сырого леса и, когда дошло до дела, в большинстве своем оказались непригодными для ведения боевых операций.
В 1787 году Екатерина II возымела желание совершить очередное путешествие по своей империи, в частности – посетить Малороссию и недавно завоеванную Новороссию. Потемкин загодя тщательно готовился к посещению императрицей края, вверенного его управлению. Особенно он старался превзойти показным блеском генерал-губернатора соседней Малороссии – Румянцева. И это ему удалось.
Екатерина не скрывала восхищения от того, что увидела в Новороссии. Прекрасные видом воинские части, флот, населенные деревни с благополучными крестьянами… Императрица и Потемкин со свитами ехали по Днепру в специально построенных галерах, посетили Кременчуг, Екатеринослав, Херсон, а оттуда проследовали в Крым. Всюду русскую государыню встречали толпы разряженного и довольного своей жизнью народа. На Днепре это были переселенные сюда малороссийские крестьяне, в Тавриде – местные татары, про которых Екатерине в Петербурге говорили, что они весьма недовольны присоединением к России. Императрица отмечала вздорность слухов, которые ей передавали в столице о правлении Потемкина, и заключила, что Новороссия – прекрасно управляемый край.
Вместе с Екатериной путешествовали высокопоставленные иностранные гости – австрийский император Иосиф II и австрийский принц де Линь. К запискам Иосифа относится миф о потемкинских деревнях – будто Потемкин выстраивал на пути императрицы показные, бутафорские деревни, состоявшие из одних нарядных фасадов изб, обращенных на единственную улицу, по которой ехала Екатерина.
В таком нарочито утрированном виде анекдот о потемкинских деревнях исторически, конечно, вздорен. Но кое-какое очковтирательство иноземные гости, и не только они, отметили.
Принц де Линь в своих записках сам опровергает сей анекдот, но замечает, что на пути «встречались города без улиц, улицы без домов, дома без крыш, без дверей и без окон»[16]. Екатерине показывали лишь казенные помещения. Она не прогуливалась пешком и потому видела меньше, чем некоторые из ее спутников. Русский историк, современник Екатерины князь Михаил Щербатов так высказался по поводу путешествия императрицы на юг: «Монархиня видела и не видала, и засвидетельствование и похвалы ее суть тщетны, самым действием научающие монархов не хвалить того, чего совершенно сами не знают».
О бутафорском характере колонизации Новороссии, предпринятой Потемкиным, свидетельствует судьба всех тех деревень, которые он показывал Екатерине: ни одна из них не сохранилась. Людей в них согнали для вида, а потом, когда императрица уехала, водворили на старое место жительства. Если бы колонизация шла успешно, не пришлось бы потом Александру I привлекать в Херсонскую и Таврическую губернии колонистов из Германии, как это сделала сама Екатерина в Нижнем Поволжье. В этих действиях отчетливо выявлялся характер тогдашнего российского государства: вместо того чтобы дать свободу освоения родной страны своему народу, предпочитали привлекать на жительство иностранцев.
Дешевизна рабского труда, бесправие крепостных крестьян позволяли Потемкину проделывать все эти фокусы. Австрийские император и принц изумлялись, что из-за падения уровня воды их галеры тянули не лошади, которых в Новороссии не хватало, а люди: солдаты и крестьяне. Впрочем, российский правящий класс бережнее относился к лошадям, чем к людям низшего сословия.
Так что потемкинские деревни – это миф, но очковтирательство Потемкина во время путешествия Екатерины в Новороссию – реальность, легко сошедшая с рук ее инициатору и даже заслужившая премногую похвалу императрицы.
Потемкин всю жизнь пользовался благосклонностью и вниманием женщин и, даже потеряв личный интерес Екатерины, не остался внакладе.
Наиболее известны его отношения с племянницами – дочерями его сестры Елены, по мужу Энгельгардт. Девочки в самом нежном возрасте были переданы на попечение Потемкину и его матери после смерти его сестры. Светлейший князь несколько лет усиленно «просвещал» их. Добившись того, что племянницы, по его мнению, могли доставить любую усладу своему будущему мужу, он выдавал их замуж. Детей от таких «просвещенческих опытов» не рождалось.
«Способ, каким князь Потемкин покровительствует своим племянницам, даст вам понятие о состоянии нравов в России», – писал на родину французский посланник Даниэль де Корберон[17].
Из шести племянниц Потемкина такую «инициацию» у своего дяди прошли три: Александра, будущая Браницкая, Варвара, будущая Голицына, и Екатерина, будущая Скавронская.
Законных детей у Потемкина не было. Единственным его ребенком считают уже упоминавшуюся Елизавету Темкину, которая была дочерью не то самой Екатерины II, не то какой-нибудь придворной дамы.
В 1787 году началась новая война с Турцией, планы которой Потемкин лелеял уже давно. Но поначалу русские войска терпели неудачи: турки отбили атаки на крепость Очаков. Потемкин пришел в самое унылое состояние духа и в письмах к Екатерине намекал на возможность самоубийства или ухода в монастырь. Твердому духу его державной подруги следует приписать то обстоятельство, что Потемкин в конце концов преодолел свой душевный кризис. Хотя до самого конца войны он так и не смог действовать решительно и мешал делать это своим подчиненным генералу Суворову и морскому капитану Ушакову.
Возможно, что уже сказывалась болезнь печени, развившаяся у Потемкина из-за неумеренного потребления изысканных блюд и вин. Тем не менее, когда Суворов в декабре 1790 года взял Измаил, Потемкин устремился в Петербург – получать почести за эту победу Суворова.
Там Потемкину не понравилось, что императрица завела роман с Платоном Зубовым – молодым человеком на 38 лет моложе государыни. Дело было не в возрастной разнице, а в том, что Потемкин чрезвычайно низко оценивал Зубова, в чем был совершенно прав. За годы фаворитизма Зубова армия и управление в России дошли до состояния полнейшего распада. Сам же он был легкомысленным, беспринципным и жестоким человеком, что впоследствии и доказал, участвуя в хладнокровном убийстве императора Павла. Но если Потемкину раньше удалось свалить таких фаворитов императрицы, как Завадовский, Семен Зорич и Иван Римский-Корсаков, то с Зубовым такая интрига не удалась. Потемкин удалился на юг – вести переговоры с Турцией.
Мирный договор уже был почти подготовлен. Стоит только сожалеть, что в награду за все военные победы России Потемкин удовлетворился лишь полоской земли между Южным Бугом и Днестром, где вскоре была основана Одесса. Но в разгар мирных переговоров усилилась болезнь Потемкина. Как пишут, это была «желчная горячка» – очевидно, острый холецистит. Потемкин хотел, чтобы его отвезли в полюбившуюся ему Тавриду, но в самом начале пути он скончался 5 октября 1791 года.
Потемкин благодаря фавору императрицы стал самым богатым человеком в России. Размер состояния тогда определялся числом рабов, находившихся в собственности, а Потемкин владел десятками тысяч душ крестьян в Великороссии и на Украине. Его полный титул в начале 1780-х годов почти не уступал размером полному титулованию российских монархов:
«Ея Императорского Величества Самодержицы Всероссийской, Великомилостивой Государыни моей генерал-аншеф, Главнокомандующий сухопутными Ея Императорского величества Войсками в Крыму и Южных Российской империи губерниях расположенных, флотами, плавающими в Черном, Азовском и Каспийском морях, всею легкой конницей, Донским войском и всеми иррегулярными, Государственной Военной Коллегии Вице-Президент, Екатеринославский, Астраханский, Саратовский генерал-губернатор, Ея Величества генерал-адъютант, Действующий Камергер, Кавалергардского Корпуса поручик, Лейб-Гвардии Преображенского полка подполковник, Новотроицкого Кирасирского полка Шеф, над войсками генерал-инспектор, и орденов Российских Св. Андрея Первозванного, Св. Александра Невского, Военного Св. Великомученика Георгия и Св. равноапостольного князя Владимира – больших крестов, Королевско-Прусского – Чёрного орла, Датского – Слона, Шведского – Серафима, Польского – Белого орла и Св. Станислава и Великокняжеского Голстинского – Св. Анны – кавалер, Граф Григорей Александрович Потемкин Таврический Священныя Римския империи князь»[18].
Потемкин был больше льстивый царедворец, чем государственный организатор, что вполне естественно для фаворитизма, особенно когда монарх – женщина. Однако он значительно превосходил по своим способностям всех фаворитов прежних времен, о которых мы уже рассказали, и больше них сделал полезного для России. Уму и вкусу Екатерины II следует приписать то счастливое обстоятельство, что в друзья всей жизни она выбрала далеко не худшего из российских вельмож.