Ферзи

День первый

Родившийся над холодным северным морем в объятьях неприступных нагих скал ветер жадно впивался в разгорячённую, изнывающую после недели палящего солнца землю. Его стремительный поток нёсся по равнине сокрушительными порывами, мириадами сквозняков скользил меж зданий городов, вяз в кронах рощ и будоражил гладь озёр. Не ждавшая его появления природа растерянно сжималась и замирала, впитывая столь долгожданную прохладу и трепеща перед неумолимой мощью. Стремительный и могучий, он, как оголодавший пёс, рвал свои невидимые цепи, несясь к богатому на живность югу. А следом за ночью его загула услужливо семенило очередное утро. Чуть более холодное, чуть более ненастное, но такое же обыденное. Лишь что-то неуловимое, больше похожее на тихий трепет, не предвещало этому утру ничего хорошего.

Сероватые небеса ещё не тронутые робким предрассветным румянцем грузно обвисали полным влагой брюхом, в любую секунду готовые разродиться мелкой изморосью. Их непомерная рыхлая масса сумерками стекала по стволам деревьев, распыляясь в мелкий влажный туман, столь чуждый для этого времени года. Сквозь его мутноватую зыбкость неровными тенями проступали очертания голых, наспех белёных стен, чей вид невольно напоминал о заброшенных после Чёрного понедельника городах-призраках. Казалось, в любой момент из-за неясных стволов деревьев может выглянуть мутант, или из-за поворота покажется стая одичавших собак-людоедов, или сероватая дымка дёрнется облаком остаточной энергии и набросится на несчастную жертву, изменяя её ткани и разум. В тишине пустой площадки перед ступницей раздавалось угрожающее потрескивание и шипение старого приёмного артефакта. По нити чародейской паутины, на которую он был настроен, ещё не передавали никаких новостей, но отчего-то создавалось ощущение, будто загадочный кто-то на том конце импульса хрипло стонет и скрежещет ногтями по металлу. Его судорожным стенаниям вторило унылое поскрипывание подвесных табличек с полустёртыми названиями рейсов, да сонный посвист ветра в молодых тополях, что небольшой рощицей отделяли ступницу от жилого квартала. Меж стволов залегала тьма, тщательно смешанная с туманной взвесью, а в её недрах уже скалили клыки оголодавшие мутанты.

Резкий порыв ветра сорвал со стенда пообтрепавшееся объявление и, яростно набросившись на ни в чём не повинную бумагу, погнал мимо ряда скамеек. Возле крайней, в облаке пара, выдуваемого из щели в трубе обогревающей установки, виднелась стройная женская фигурка. Ни короткие, едва прикрывающие плечи волосы, ни грубые штаны, ни тяжёлый, явно великоватый шарпан не могли никого обмануть. Девушка зябко ёжилась под порывами ветра, но ближе подходить не решалась, лелея ущемлённую гордость. Под самой щелью в луже собственной мочи валялся не отошедший от приступа угробец, и его соседство не было для неё сколь-нибудь желанным. От твари нещадно разило, а горячий воздух лишь усиливал амбре.

— Кирасавица-а-а, — невнятно из-за выбитых зубов протянул угробец, похабненько хихикнув.

Девушка непроизвольно вздрогнула. Не то, чтобы определение твари ей совсем не подходило, она определённо была мила, хоть и выглядела слегка болезненной из-за бледной кожи и угрюмых теней под глазами. Правильные, хоть и слишком волевые для девушки черты лица, вполне гармонировали между собой, создавая образ если не ослепительно красивой, то вполне симпатичной особы. Портили его разве что тёмно-зелёные, почти чёрные глаза. Слишком умным было их выражение, что, как известно, в мужском представлении дам совершенно не красит. Взгляд юной (это условие является наиболее важным) девушки должен быть ясным, весёлым, восторженно-влюблённым и незамутнённо-чистым, чтобы не отвлекать внимания от молодой кожи, подтянутой фигуры и интригующего наряда. Эта же особа взирала на окружающих с таким выражением, будто примеривалась, как удобнее штопором выковырять собеседнику глаз. Впрочем, угробьца такой взгляд даже не покоробил, ввиду отсутствия разума и самоуважения.

— А как тя звать? — не унималось существо, пытаясь подняться на ноги и познакомиться поближе.

Тяжело вздохнув, девушка поспешила покинуть зону случайного отопления и в который раз пожалела, что вместе с разумом заражение не повреждало речевой аппарат. Угробьцев она не переносила на дух, несмотря на то, что была не хуже других просвещена о возможности любого человека деградировать до подобного состояния. У неё даже не получалось на манер нынешней молодёжи потешаться над их ужимками и кривляньями. Для подобного эти существа были ей слишком отвратительны.

— Во те цаца! Ужо и нос воротит, краля крашена! Подумаешь…

Что вещал ещё угробец, девушка уже не слышала, поскольку предусмотрительно отошла на другой конец площадки. Со стороны создавалось впечатление, что её трясёт от холода и лёгкого испуга, ведь не всегда угробьцы были так безобидны, как это хотели преподнести представители власти. И, слава Триликому, что впечатление было именно таким, так как судорожно сжимавшие предплечья пальцы начало сводить от прилившей к коже энергии.

«Спокойно, дорогая, держим себя в руках, — не переставая, повторяла про себя девушка, упрямо игнорируя всплывающие в памяти заклятья. — Помни про смертную казнь для некромантов. Помни про смертную казнь».

Неприглядная правда её метаний заключалась в том, что девушка до дрожи хотела разделаться с грязной, паразитирующей тварью, посмевшей обратиться к потомственной ратишанке, да ещё в такой непочтительной форме. Острый, хотя и не лишённый многоногих обитателей ум уже выстраивал десятки запрещённых заклятий, преобразованных из обычных тенеглядских заклинаний и формул. Частичное расширение — позволяет разорвать тело посредством нарушения ауры. Усмирение — глубокий летаргический сон с постепенным отмиранием души. Выветривание — действие по…

Блондинка жалостливо взглянула в неосвещённое окно ступницы, где в небольшом зале ожидания скопилось десятка два сонных и озлобленных горожан, не особо желающих ждать свою ступу на пронизывающем ветру. Девушка же, напротив, не жаждала влиться в их хмурый коллектив, чтобы досиживать оставшееся время в душном, пропитанном запахами пота, пива и солёных блинцов общественном гробу. Большие скопления простого народа, отличающиеся высоким уровнем альтернативной культуры, всегда действовали на неё удручающе, но в данном случае, наверняка, помогли бы справиться с подступающим раздражением и раздраконенной паранойей. Чародейка уже мысленно подготовила себя к походу в реалии малобюджетных транспортных служб.

— Яританна Чаронит!! — возмущённо гаркнули над самым ухом, отчего несчастная жертва чужих голосовых связок невольно подпрыгнула. — Какого рожна, я тебя спрашиваю, ты торчишь здесь, когда я жду тебя там!?!

Голос Алеандр Валент, хоть никогда и не отличался выдающейся силой, мог при особых стараниях звучать резче пожарной сигналки, и травница этим беззастенчиво пользовалась. Сейчас маленькая травница язвительно кривила губы в подобии улыбки и воинственно поблёскивала глазами из-под густой чёлки. Выглядеть грозной у неё никогда особенно не получалось, отчасти из-за невысокого роста и субтильной фигурки, отчасти из-за слишком мягких и невыразительных черт лица, но в основном из-за покладистого, не склонного к длительным конфликтам характера. Хоть Алеандр и умудрялась ворчать на всё вокруг, по пять раз на дню кидаться в перебранки и с упрямством вола игнорировать чужие советы, к серьёзному противостоянию или потасовкам склонности всё же не имела, ограничиваясь глубокой обидой или предусмотрительным игнорированием.

— А ты в «там» к кассе подходила? — не убоявшись травницкого гнева, Танка плотнее запахнула полы шарпана. — Там было миленькое такое объявление, что все телепортационные линии перекрыты в связи с какой-то аварией под Завельем.

— Так надо было меня там и подождать!

— Я там двадцать минут ждала! Тебе стало бы легче, найди ты околевшую меня под перевалочным пунктом?

— Вместо этого ты предпочла околеть под ступницей! Поздравляю!

Если Валент и можно было назвать ранней пташкой, то этим несчастным пернатым была убившаяся об дуб сова, считающая себя птеродактилем. Во всяком случае, на мир она смотрела так же добро и ласково. На пробегающих мимо мышей не набрасывалась и то хорошо, потому что в хмуром настроении тихая и кроткая Эл запросто могла вспомнить о почётном звании Травителя года.

— Зато я уже купила билеты и вычла стоимость твоего из того долга за стоимость провианта, так что разницу отдам уже на месте, аки мне это окружение очень не нравится, — примирительно улыбнулась духовник, не желая продолжать конфликт.

— Угум, окружение явно не ахти, — согласно кивнула травница, недовольно покосившись на ползущего в сторону рощи угробьца.

Замечание по поводу денег было благополучно опущено, ибо экстренные утренние сборы как-то не предусматривали таких мелочей, как оговорённый заранее паёк, деньги для подстраховки, листы для конспектов и прочие малозначительные для травницы детали. Её вчера куда больше волновало недоделанное панно из сухофруктов для их маленькой семейной гостиной, транслируемый по шару заграничный сериал о шпионке-Бетси, стенания Маниры по новому поставщику тканей и неудобные парадные туфли. Эл даже не стала идти переворачивать сушащиеся на чердаке травы, сославшись на приступ депрессивной меланхолии. Признать подвигом стоило уже то, что девушка нашла в себе моральные силы подняться в такую рань и прилететь в Смиргород. Не без пинка заботливого родителя, конечно, но уже что-то.

Сверху раздался скрежет приёмного артефакта и неприятные скрипы, будто усиливающий звук механизм пытался откашляться от голубиного помёта, сотрясая при этом всю крышу. Сквозь треск и шипение прорвался профессионально-гнусавый голос позёвывающего диспетчера:

— Ступа, следующая до…

Куда следует ступа, услышать подмастерьям второй ступени было не суждено. Небольшая, но очень настойчивая толпа, едва не снеся с петель двери ступницы, ринулась на штурм старенького лётсредства, словно грешники к неохраняемому выходу из пекла. Впереди общепризнанным авангардом неслись почётные, разумеется, глубоко больные и немощные старушки, волокущие на себе настоящие баулы с продуктами, сельхозинвентарём и прочим хламом. Изредка вперёд них пыталась прорваться тройка амбалистых трудяг с натянутыми на макушки шапками, которые держались только за уши и отсутствие интеллекта. Основа и надежда страны, как любил повторять в публичных выступлениях Светлый князь, с переменным успехом уворачивалась от бабкиных сумок и беспрестанно матюгалась. За ними с упорством таранного орудия неслись женщины такого же рабочего класса и соответственного словарного запаса. Многие из них волокли за руку разновозрастных отпрысков, полусонных, но умудряющихся даже в таком состоянии капризничать и хулиганить. Несколько мужчин постарше, прокуренных, сонных и тоже не особенно любезных, бежали следом, готовые при возможности отбиться силой, но просто не успевающие столкнуться с более расторопными конкурентами. Завершал погоню пьяноватый старичок самого затрапезного вида, никак не желающий переходить в надлежащее состояние угробьца, поэтому, оставаясь по факту человеком, не слишком отличался от валявшегося под ступницей существа.

Не успела Эл даже возмутиться бесцеремонностью и откровенным хамством, оттолкнувшей её в сторону старухи, как Танка схватила компаньонку за руку и поволокла вместе со всеми. В отличие от подруги, у духовника в подобных ситуациях включался мутировавший охотничий инстинкт и она, не осознавая себя частью толпы, тем не менее, стремилась её возглавить, а лучше расколоть и обвести вокруг пальца. Особенно если на кону стояло что-нибудь стоящее, по мнению Чаронит. Впрочем, в этот раз девушка вела себя подозрительно спокойно: не подныривала под руки, не наступала на ноги и даже не пыталась особенно запугать конкурентов своим профессиональным взглядом. Если бы толкотня была чуточку меньше, Валент непременно бы этому удивилась, но сейчас главной задачей стало не распрощаться с сумкой и сохранить в целости все шлейки.

— Уф! Приземлились! — с облегчением и затаённой гордостью в голосе выдохнула Танка, протаскивая травницу на отвоёванные с боем места.

Травница рассыпаться в благодарностях не спешила, хмуро рассматривая свежий след чужого протектора на ткани светлых летних туфелек, слишком опрометчиво натянутых сегодня, как видно, исключительно впопыхах. Несколько болезненных тычков, один шлепок по заду и вдавившийся в синяк локоть соседа никак не добавили ей любви к окружающей обстановке.

— Ты не волнуйся, — попыталась улыбнуться Яританна, ёжась от пронизывающего до костей сквозняка, что ловко орудовал сквозь щели в боковых стенках ступы.

Давно ободранный брезент со следами жизнедеятельности дорвавшихся до чернил подростков и раньше не особенно справлялся со своей защитной задачей и на больших скоростях лишь добавлял к постукиванию старого механизма дополнительное похлопывание. От тумана же он раскрыл весь потенциал своей грошовой натуры и оплыл по тощим деревяшкам лоскутами лягушачьей кожи. Духовник несколько раз брезгливо тыкнула в такой «оплывок» пальцем и с омерзением заложила между собой и стенкой тощенький рюкзак.

— И долго нам ещё? — с угрожающей, просто сочащейся убийственным раздражением интонацией прожженной старой девы поинтересовалась травница, в который раз снимая с плеча чужую сумку и отпихивая собственной чёй-то зад от лица.

— Минут пятнадцать-двадцать.

— Скажи мне, гений мысли, — пропыхтела Эл, мстительно наступив на ногу соседу в попытке отомстить за собственную обувь, — на кой ляд мне нужно было полчаса добираться до Смиргорода, столько же торчать в ожидании транспорта и пятнадцать минут лететь в этом дурневозе, если Корени от нас находятся всего в получасе лёта?

— Ага, — меланхолично кивнула Танка, — вот только ступы с ту сторону не летают, твой разлюбезный братец скоростную метлу нам сделать не удосужится, а на твоей разломайке, хорошо если до межевого камня доберёшься.

— Не такая уж она и разломайка, — всерьёз обиделась за свою старую любимую метёлку травница, нахохлившись, как маленькая амбарная мышь. — Между прочим, такие модели выпускались ещё…

Длительную и наверняка чрезвычайно познавательную лекцию об истории отечественного мётлостроения, изобилующую лирическими отступлениями на тему стиля, технических показателей и парочки бородатых анекдотов, Яританна с чистой совестью пропустила мимо ушей. Сбив с компаньонки угрюмо-ненавистнический настрой, она посчитала свою миссию по спасению окружающих выполненной и, натянув на голову полу шарпана, погрузилась в спасительную дрёму.

Звучала музыка. Тяжёлые глухие удары барабана, отсчитывали нудный монотонный ритм затухающего сердца. Тянули высокую нестерпимо длинную ноту трубы. Печально и удручающе агонизировала дюжина скрипок. И лишь одна, неизвестно как затесавшаяся в их коллектив свирель выдала звонкий задорный перелив, но тут же испуганно затихла и потянула общую плаксивую песнь без начала и конца. Не так следовало звучать этому траурному маршу. Ему бы лететь, подобно боевому грифону, гордо и звонко, славить почившего во цвете лет человека во всём его величии и силе. Громыхал бы боевым кличем тугой барабан, разжигая в крови азарт и благоговейный трепет, что смешивали бы восторг и ужас. Пронзительно и браво пели бы трубы подобием радости, что дарил человек при жизни. И лишь одинокая свирель нежнейшими трелями вливала бы в их мелодию лёгкую чистую грусть утраты и хранимую в сердцах собравшихся любовь к погибшему. Чтобы запомнили его таким: бравым, мощным и не сломленным; чтобы в душе каждого услышавшего отпечатывалось его имя, чтобы трепетали в предвкушенье небесные кущи! И мчалась бы последняя хвалебная песнь, великая, каким был и сам человек.

Да и оркестр был военным, в конце концов.

Вот только музыку заказывала безутешная вдова по себе и для себя. Поэтому инструменты рыдали в подобии воплей убитой горем женщины, а не призыва уходящего в последний бой мужчины. И эта мелодия не доставляла удовольствия никому, за исключением, пожалуй, самой вдовы и её ближайшей наперсницы и по совместительству секретарши усопшего. Женщины двигались сразу же за гробом, бережно и торжественно поддерживаемом плечами шести рослых миловидных стражников из почётного княжеского караула. Эти холёные юноши, что отбирались из числа всех жителей княжества едва ли не с геометрической линейкой, да огромная вязанка цветов — вот и всё, что Светлый князь сподобился выделить на прощание с бывшим Главой Замка Мастеров.

Лично явиться на торжественное погребение Калина Ататаевич не решился, под влиянием очередного приступа паранойи и мании преследования. Впрочем, вероятность того, что все его опасения оправданны была велика как никогда. Опасные шепотки, уже полгода бередившие покой разнообразных кулуаров, от княжеской резиденции, до любого, даже самого дешевого клуба, всё больше крепли, обрастая пугающими, иногда просто шокирующими подробностями. То тут, то там бесследно исчезали люди. Тихо и незаметно освобождались места простых служащих, заменяясь такими же простыми, безликими и ненужными законопослушными гражданами. Чуть громче и скандальней растворялись в тени лица знатные и популярные, чьё отсутствие неизменно бередило чародейскую паутину, вызывало резонанс в культурном и окультуриваемом мире и волновало серую безликую массу простых обывателей. Самопровозглашенные звёзды искрились, чадили, вспыхивали в бессмысленном сопротивлении, но послушно впитывались тенью. Не слишком-то велик выбор. Будь ты хоть простым дворником, хоть старшим министром, если того пожелает Светлый князь, ты станешь человеком тени или земли. Что ж, коль подходить с такой стороны, то определённый выбор всё же наличествовал.

Теперь же шепоток столичных сплетников сочился сладким ядом. Глава Замка Мастеров, получивший за безукоризненную службу ратишанство, с младых ногтей обретавшийся в шпионском корпусе, сперва Царском, а после отделения, в княжеском, считавшийся лучшим Мастером-Боя последнего десятилетия, мёртв. Сошёл с арены аккурат после вводимых Светлым князем реформ Академии Замка Мастеров. Погиб, когда по Новокривью одна за другой начали появляться зоны аномалий, а городские сумасшедшие на все голоса тянули песнь про Комету и пришествие Кровавого Князя. Был убит в момент значительного ослабевания власти служителей Триликого над умами и душами простых носителей большого и малого золота. Был убит. Пусть свидетели клялись, дорожные службы божились, а поисковиковый духовник разводил руками. Никто особенно не сомневался, что имело место убийство. И не столь важно было жадной публике, как мог погибнуть столь высококлассный чародей. Единственным острым и самым пикантным моментом был вопрос: кто именно пожелал устранить неудобного Мастера и не объединилось ли для этого несколько злопыхателей. Поскольку точных врагов молва и общественное мнение ещё не вычленили, то на торжественные похороны явились все. Кто просто отдать последний знак уважения выдающемуся чародею, кто поглазеть на окружающих и всласть насытится свежайшими новостями, кто просто покрасоваться, шагая внушительной толпой через всё Новокривье с оркестром, цветами и льющимся из жезлов иллюзорным огнём.

Альжбетта Важич не могла их разочаровать. Со всем присущим энтузиазмом и вкусом эта женщина подходила ко всему, даже к похоронам собственного мужа. Проплакав около трёх часов и пролежав в глубоком истерическом обмороке где-то с четверть, она быстро взяла себя в руки, осознав, что ни муж, ни сыновья, ни беременная невестка не спешат бросаться к ней на помощь. Приготовления проходили в ужасной спешке, основной причиной которой являлась сама уважаемая вдова. Со скоростью гоночной метлы металась она по городу, сея хаос и оглушая рыданиями. Вопросами, связанными с опознанием, транспортировкой и подготовкой тела, занималась Анэтта Ризова на правах лучшей подруги почтенной вдовы и наиболее подкованной в бюрократических дрязгах из всего окружения. Альжбетта практически не могла найти в её делах недочётов, во многом потому что была несведуща в документообороте, во многом из-за легкого трепета перед очень цепкой и деятельной старой приятельницей. За оповещение родных и знакомых, подписание счетов, выслушивание соболезнований, пожеланий и предложений была добровольно-принудительно посажена безотказная Дилия. Её тихий всегда подрагивающий в нерешительности голосок и мягкий почти детский почерк как нельзя лучше подходили для этой ответственной и монотонной миссии. К её работе у вдовы претензий находилось намного больше, но, к счастью для невестки, их бурное выражение проходило только в краткие моменты появления в доме Альжбетты. А за последние два дня дома госпожа Важич появлялась не часто, массово врываясь в различные магазины и стаскивая под крышу особняка, всё необходимое для действительно стоящих, в её понимании, похорон. Действо просто обязано было быть помпезным и захватывающим.

Хоронили Главу Замка Мастеров в закрытом гробу.

Огромная пузатая конструкция, больше напоминающая выкидыш грузовой ступы, чем положенный по этикету гроб, была основной причиной всех проблем и перипетий, если не считать таковой, находящееся в ней тело. Сперва, за экстренное изготовление непонятного ящика не пожелал взяться ни один гробовщик в городе, даже при упоминании именитого чародея. После, единственного экстравагантного ваятеля домовин, что от скуки и безденежья согласился рискнуть собственным гильдейским знаком, никак не хотели пускать в корпус дознавателей для снятия мерок. Выданные служителем морга параметры совершенно не складывались у несчастного в сколь-нибудь приемлемую модель, за исключением полноценной пирамиды, решающей загвоздку с интригующе выступающими частями. Но здесь против была уже сама вдова, с воплями требуя обычный человеческий гроб. Мастеру, как человеку несведущему в обстоятельствах смерти Главы, этот упор на человечность казался особенно странным. Чтобы получившаяся конструкция не развалилась от качки или случайного порыва ветра крышку обмотали массивными цепями, хоть и весьма успешно декорированными под ленты и венки. От чего расползшиеся слухи становились только пикантнее.

Все недостатки гроба с лихвой компенсировались внешним видом самой вдовы. Аккуратно и очень горестно рыдающая женщина была подчёркнуто изящна, хрупка и ранима, хоть и считала купленное невестной дизайнерское платье полной безвкусицей. Одеть же что-то в соответствии со своими предпочтениями не позволял жёсткий дресс-код мероприятия, поэтому эксцентричной Альжбетте Важич ничего не оставалось, как только отыгрываться на огромной безумной шляпке с длинными крашеными перьями и крупными ленточными цветами. На её фоне, шедшая чуть поодаль Дилия казалась бедной родственницей или скорбящей прислугой. Первое подвернувшееся под руку платье нелепо смотрелось на слишком изменившейся фигуре, обвисая на плечах и так туго натягиваясь на круглом животе, что, казалось, вот-вот разорвётся. Небольшая чёрная шляпка чудом держалась на затылке, а отёкшие лодыжки едва помещались в модельные туфли. Да и выглядела молодая женщина на диво паршиво. Изумительной красавицей она никогда не считалась, а посеревшая кожа, красные опухшие глаза и распухший нос отнюдь не прибавили ей шарма.

Даже не этот вид был столь скандален для окружающих, сколь отсутствие её мужа. Среди родственников, обильно набившихся в траурную процессию, можно было найти кого угодно, даже троюродных братьев по линии своевременно скончавшихся первых жён бывших мужей матери чародея и неожиданно обретшихся сводных тётей. Не было там только старшего сына и наследника Артэмия Важича. Его отсутствие в кое-то веке было замечено. Не просто замечено: оно стало очередной сенсацией похорон! Ходили слухи, что молодого чародея видели улетающим из столицы. Кто-то клялся, что Ихвор самолично отравил любимого папочку за место в Совете. Кто-то верил, что сыночек богатого папеньки ушёл в запой после защиты мастерской ступени. Кому-то не давала покоя подозрительная лужа крови у стены главного здания Замка, что коварно не желала уничтожаться из-за обилия заклятий целой бригады поисковиков. Только домыслы оставались домыслами, а молодую беременную женщину под руку вёл деверь.

Об этом персонаже удивительного похоронного действия стоило бы сказать отдельно, да и воспринимался он как-то обособленно от всего шествия. Тех, кто ожидал увидеть золотого мальчика, гордость и отраду семейства Важич, что, несмотря на всю свою великовозрастную придурь и подчас шокирующую бестолковость, всеми признавался самым перспективным боевым чародеем своего поколения, постигло ужасное разочарование. В идущем рядом со вдовой человеке можно было узнать кого угодно, но только не сияющего, полного жизни и спеси юношу. Толи чёрный цвет строгого костюма настолько ему не шёл, толи хмурая погода сделала своё дело, только выглядел молодой человек бледным и истощённым. Чётче проступили на похудевшем лице белые нити былых шрамов, заострившиеся черты приобрели какую-то хищную матёрость, а золотистые звериные глаза смотрели на окружающих с непередаваемым выражением мясника-социопата. Свежий шрам на лбу наполовину закрывали неприлично отросшие чёрные волосы, а детский заживляющий крем, в свою очередь, справлялся с лиловыми следами от рассасывающихся синяков и опухшей рассечённой губой. Подобно мифическому герою, прорвавшемуся сквозь межмирье, вышагивал он вслед за гробом родителя, глядя по сторонам решительно и хмуро. Правая рука, согнутая в локте, держалась в петле поверх тяжёлого, шитого золотом пиджака на подобие старинного джеркина. Левая — покоилась на набалдашнике простой дубовой трости. Более внимательным зрителям было видно, что младший Мастер-Боя слаб и едва заметно прихрамывает. А самые любознательные и сведущие могли отметить очертания странного оружия, прикреплённого к его бедру. Уже то, что Араон Важич на похороны отца не взял с собой ни меча и ни заговорённого клинка, было прогрессом, аки после возвращения чародей слишком явно проявлял признаки паранойи.

Впрочем, возможный психический срыв молодого чародея никого бы не удивил. Почти любой боевой чародей, приникший к энергетической карте, мог быть свидетелем весьма подозрительных вспышек в северо-западном районе и настоящего фейерверка возле Гади. Фейерверка мощного, многополярного и откровенно пугающего. Из всех вспышек и аур, отображаемых артефактами, опознанию поддавалась только аура младшего Важича, что пугало ещё больше, поскольку все Мастера и практически все подмастерья давно стояли на обязательном учёте в Замке. Соперники же младшего Мастера-Боя так и остались никем не узнаны. Правду, остались посмертно. Уж это-то смог определить любой чародей даже без выездов на место схватки, но предъявлять обвинения нарушителю кодекса никто не спешил. Связываться с парнем, едва окончившим Академию Замка Мастеров, что в одиночку разобрался с десятком более опытных чародеев, оставшись живым, относительно здоровым и даже не иссушенным, идиотов как-то не находилось. Умники даже предпочли бы перевести вину за гибель Главы Замка на излишне даровитую молодёжь, что своим мощным резервом заставляет почтенных мэтров из Совета попусту волноваться. Только, к сожалению, доказать это не было никакой возможности из-за явных транспортных несуразиц. Уж слишком далеко друг от друга находились два района этих происшествий.

— Арни, постой! — плаксиво и немного капризно вцепилась в руку сына Альжбетта, плечом оттеснив невестку и состроив самое умилительное выражение лица, всегда безотказно действующее на домочадцев. — Неужели ты уже уходишь? Как ты можешь так бросить нас одних!?!

— Ты не одна, с тобой ещё полторы сотни активноскорбящих, — резче, чем хотелось бы, бросил молодой человек, одёргивая руку.

Он не был столь спесив и уж точно никогда не грубил родной матери, памятуя об изощрённой мстительности её натуры и определённых нормах приличия. Просто, несмотря на регенерацию, несколько подпитывающих артефактов и совершенно чудодейственную мазь от Травителя года, раны оставались ранами, и десять длинных ногтей, впившихся в свежий шов, удовольствия не приносили. Говорить о тяжести своих повреждений чародей не решился даже самым близким, наученный принеприятнейшим эпизодом с предательством тётки.

— Как ты можешь так говорить!?! — всё трепетное дрожание в голосе вдовы моментально исчезло, сменившись здоровым возмущением. — Мы с Дилькой…

— Вот и замечательно! — натянуто, но достаточно широко улыбнулся матери Араон, терпеливо пытаясь высвободить покалеченную конечность. — У тебя есть Дилия, у Дилии есть ты, а у меня есть дела. Госпожа Ризова, принесите последние отчёты по Станишкам в мой кабинет.

— Какой кабинет? — незаменимая, по словам Альжбетты и своему собственному глубокому убеждению, секретарша мгновенно навострила уши.

Высокая, прекрасно сохранившая былую красоту шатенка, чем-то неуловимо напоминала лису, не то своим слегка вытянутым носом, не то феноменальной жизненной изворотливостью, столь необходимой в этом мире одиноким женщинам.

— В мой, госпожа Ризова, в мой, — со вздохом младший Мастер-Боя вытянул из-под ворота знак Главы Замка Мастеров.

Под ошарашенными взглядами окружающих Араон Важич, или уже, в соответствии с приличиями, Араон Артэмьевич чинно двинулся по направлению к административному зданию Замка. Люди смотрели ему вслед, сражённые столь дерзким поступком и терялись в смеси догадок и опасений. Ведь не каждый день происходит самопровозглашение Главы единственной чародейской организации в княжестве. Становилось немного жутко от той уверенности, с которой была узурпирована власть преобразившимся чародеем, что наталкивало на неприятные мысли о резко возросшей силе младшего Важича. Определённо, по мнению собравшихся, похороны бывшего Главы Замка Мастеров прошли приинтереснейшим образом.

В то время, как всем почётным собранием строились предположенья о причинах и основаниях такого возмутительного шага, Араон Важич уверенно шагал к новому месту работы, подгоняемый жгучей злостью, жаждой мщения и короткой, но весьма любезной запиской с требованием выкупа.

— Дамочка, — прозвучал над самым ухом грубоватый от явного пристрастия к папиросам женский голос.

Алеандр голос не вспомнила и открывать глаза не стала, поудобнее зарывшись в одеяло и отбрыкнувшись от его обладательницы ногой.

— Дамочка, вставайте, — в плечо что-то крепко впилось и так затрясло, что едва не оторвало несчастную руку от ключицы.

Травница извернулась и попыталась пнуть прицельнее, чтобы неурочный будильник замолчал наверняка, но ногу изловили в полёте и резко дёрнули в сторону, отчего кровать под девушкой резко исчезла, сменившись чем-то жёстким и влажным.

— Просыпайся, дурища, — уже не сдерживаясь на лишние расшаркивания, гаркнула тощая тётка, в стандартной форме управляющих ступой. — Приехали.

Девушка рассеянно потёрла затёкшую в неудобной позе шею и попыталась окончательно проснуться. Грязный, не чищенный, наверное, ещё со времён своего создания пол общественной ступы, уже начал давать о себе знать, проступая подозрительной влажностью сквозь ткань лёгких летних брюк. Эл мимо воли порадовалась, что во сне укрылась подолом старого-доброго ардака вместо одеяла и теперь могла прикрыть позорные следы тесного общения с полом на собственном заду. Травница вполголоса ругнулась и, держась за поясницу, перетянула многострадальное тело обратно на сидение и протяжно выдохнула. Прерванный на самом интересном месте сон всё ещё крепко держал свою пленницу, и, по ощущениям Валент, сейчас где-то поблизости единорог с огромным самострелом крался за её скальпом по наущению одноглазого дракона. Девушка ещё раз тряхнула головой, отгоняя навязчивое видение татуированного рога своего реликтового убийцы, и огляделась. Что-то в этом и без того не самом счастливом утре окончательно пошло не так.

— Танка, — охрипшим голосом позвала подругу травница. — Объясни мне, что это за радость…

Непонятный ком из одежды и сумок, в котором узнать живое существо можно было только по предварительной договорённости, заворочался и начал рассыпаться. Сперва вывалились две ноги в странной едва опознаваемой обуви, потом упала на пол одна из сумок и, словно на механической пружинке, появилась белёсая голова. Сонное, опухшее лицо с отпечатками всех складок и неровностей медленно повернулось к товарке, потом также медленно отвернулось в противоположную сторону:

— Ох, задери меня упырь…

Яританна мгновенно проснулась. Даже не так: глаза её распахнулись автоматически, тело встрепенулось, а сознание обрело пронзительную ясность: за бортом были не хорошо знакомые Корени и даже не привычная с детства ступница Смиргорода. Старая весьма потрёпанная и добитая почти до неприличного состояния ступа приютилась на обочине пригородной дороги, настолько изобилующей ямами и рытвинами, что больше напоминала аттракцион «Оторвись рессора». По сторонам от неё, боязливо сжавшись боками, вытянули свои кирпичные морды старые слегка покосившиеся домики. Старомодные одно-двухэтажные мастодонты с продолговатыми глазами-окнами флегматично следили за редкими пешеходами и, казалось, дремали, подобно утомлённым жизнью старикам. Некогда бревенчатых и стройных, их обложили ярким красным кирпичом и камнями, спаяв между собой сплошной стеной, что едва не свешивалась на проезжую часть, здорово притесняя пешеходов. За этим жилым забором не оставалось места ни старомодным фонарям, на тяжёлых литых ногах, ни милым провинциальным клумбам с пышными сорняками, ни ровным прямоугольникам бордюра, зато ничего не мешало располагаться горкам мусора и живописным помойным лужам. От этого улочка меньше всего напоминала старый город западных стран, приближаясь по атмосфере скорее к царской глубинке, бездарно отстроенной в середине прошлого века. На ней совершенно не ощущалось дыхания лета ни в проблесках лучей, ни в ароматах, ни в звуках. Жалкая плешка травы, умудрившаяся каким-то образом выжить на этой улочке, и та выглядела весьма задохленько.

Яританна потрясла головой, но картинка никуда не делась. Она попыталась незаметно ущипнуть за бедро себя, или лучше соседку, но напоролась на такой тяжёлый взгляд травницы, что моментально отдёрнула руку от чужой конечности.

— На выход! На выход, дамочки! — снова заорала неприятная женщина, забавно окая на манер клубных дам. — Не до обеда же из-за вас тут простаивать.

Алеандр ловко подскочила и ринулась к отделению с артефактом, откуда доносился недовольный голос женщины.

— Э-э-э, — замялась травница, пытаясь подобрать обращение, поскольку называть это создание девушкой язык не поворачивался, а за «женщину» на неё вполне могли обидеться. — А мы, собственно, где?

— В Кривске, — грубовато огрызнулась управляющая.

— В Кривске? — ошарашено и как-то потерянно прошептала Валент, хватаясь за сердце.

— В Кривске!?! — сзади радостно и лишь чуть-чуть удивлённо вскрикнула подоспевшая с вещами Танка.

— Но как же так… — не поддалась радостному настрою подруги травница. — Как мы сюда попали?

— На ступе…! — уже откровенно злилась женщина, от чего её худое лицо становилось ещё более непривлекательным.

— Триликий, это же Кривск… — продолжала повторять, как заведённая, духовник, поправляя на плечах шлейки рюкзака и застёгивая бесконечные маленькие пуговички на шарпане.

— Постойте-ка, как мы попали в Кривск, если ступа должна была лететь в сторону Кореней? — пытливо прищурилась Эл, словно подозревая управляющую ступы в целенаправленном захвате заложников и вывозе за пределы городских управных земель.

— А я почём знаю? — вскричала неприятная женщина, очень угрожающе выходя из-за своего рабочего места и продолжая так же нелепо окать. — Дуры потому что! Расписание смотреть нужно! Ща все пригородные на дальние маршруты перебросили, чтоб разгрузиться из-за закрытой телепортации. Куда вы, курицы, заехали не моя проблема!

— Как же здорово всё совпало… — расплылась в улыбке Чаронит, притом было не понятно, чего в этой улыбке больше привычной лёгкой придури, приближающегося бздика или плотоядного оскала.

— А когда обратный рейс? — из-за хрупкой, почти эфемерной надежды голос травницы, казалось, трепетал.

— А я почём знаю?

— Но ведь… — растерянно начала Эл.

Подбирающееся слезливо-просительное настроение бездарно порушила духовник, властно схватив компаньонку под руку и вытолкав из ступы. Травница попыталась возмущаться, но Танка уже волокла её вниз по улице.

— Пошли, пока ещё полную стоимость билета возвращать не заставили, — настроение Чаронит было настолько приподнятым, что мимо воли расположение духа травницы устремилось к нулю.

Их эмоциональное состояние вообще довольно редко совпадало, что не могло не радовать окружающих. Ведь, если неминуемое случалось, компактная катастрофа локального уровня становилась неотвратимой.

— Всё, Эл, взбодрись! — Яританна, казалось, не замечала хмурого взгляда травницы и едва не пританцовывала от удовольствия. — Это же когда нам ещё выпадет такая возможность! В последний раз я была в Кривске, когда ещё училась в приходской школе и нас вывозили на экскурсию.

Пара подмастерьев неторопливо двинулась прочь из этого унылого тупика вниз по разбитой весьма запущенной улочке к шумному, несмотря на будний день центру города.

— Вот уж не думала, что ратишанские детки учатся в приходских школах, — не скрывая скептицызма, хмыкнула травница.

Духовник в ответ оскорблено поджала губы, но энтузиазма не утратила:

— Вот такой я уникум. Из той поездки я мало что помню, потому что меня в ступе укачало. Как здорово посетить снова Кривск! И, обратила внимание, насколько получилось символично? Приближение Кометы, знаменующей падение древнего княжества и посещение Кривска! Кривск ведь один из древнейших городов не только в нашем княжестве, но на всём пространстве этого равнинного плато…

— Ой, кто бы мог подумать, — ворчливо передёрнула плечами Эл.

— Не бухти — кожа испортится. Так вот, Кривс сам по себе городок не ахти, я бы сказала, вообще отсталый, поскольку образовывался вокруг в княжеского замка, а с его разграблением после захвата Царством, так и вовсе захирел. Заметь, кстати, герб Кривска сохранился прежним: на нём алая звезда с перевёрнутой луной на чёрном фоне. Немного изменены геральдические знаки, но я, прям, горжусь такой устойчивостью. Скажи, ты ощущаешь, глубину исторического духа?

В этот миг из проулка выбежал небольшой рыжий поросёнок и с визгами понёсся в сторону ступницы. За ним появилась ватага перемазанных по самые уши мальчишек, что с улюлюканьем и свистом погнала свою добычу дальше, влетая во все мало-мальски пригодные лужи и переворачивая мусорные контейнеры.

— Ну да, уже ощущаю, — недовольно скривилась травница, обходя новообразовавшийся завал из давно прокисших объедков.

— Признаю, городок — срамь. Как и любой другой, не обласканный вниманием высоких чинов и активным субсидированием. Знаешь, что главное в Кривске? Конечно же Кривский замок!! — духовник от избытка чувств даже подпрыгнула, как маленький ребёнок. — Классно, да? Это поистине легендарное сооружение появилось раньше самого Кривска, княжества Словинец, да и многих других государственных образований в этом регионе. Предположительно, замок был заложен в период противостояния Поозёрска с орденом чернокнижников, как одно из оборонительных сооружений того времени. Помнишь Дамиянов пояс — систему замков и крепостей призванную сдерживать агрессию западных соседей? Кривский замок был его венцом!

Алеандр покаянно закатила глаза и мысленно прокляла того мерзкого диспетчера, что не мог отправить их ступу в какую-нибудь более глухую и менее историческую дыру, а лучше вообще говорить быстрее и разборчивее.

— В отличие от стандартного строения крепостей того периода, — упоённо продолжала Яританна, — эта находится не на возвышенности, хоть ты могла заметить, что холмов здесь предостаточно. Вероятнее всего, это вызвано стихийной принадлежностью хозяев крепости того времени. Если не ошибаюсь, это были князья Род и Пересвет, что после образования Трухлеца перебрались южнее и согнали с удобного места нальшанских князей. К слову, эти безземельные нольшане так здорово вломошили тогдашним восточным князькам, что значительно позже организовались в Царство.

Травница постаралась абстрагироваться от эмоционального трёпа подруги и начала мысленно перебирать большой словарь ядовитых трав. Семья её матери ещё до отделения Словонищ иммигрировала сюда из Царства, и любые националистические выпады духовника сильно ранили Валент, хоть та и старалась этого не показывать. Вместо этого девушка стала просматривать листовки и афиши, развешанные по стенам домов.

— Наибольшего расцвета замок достиг, как ты и сама догадалась, при знаменитом Кровавом Князе. Крив устроил здесь свою резиденцию, а позже перенёс столицу, чтобы поиздеваться над кузеном. Ты же знаешь эту историю?

— А то, — обречённо пробормотала Эл.

— Как ты знаешь, у Дамияна было два сына, которые решили править вместе. Ну, это правило соправления у некромантов, когда два политика и чародея дополняют друг друга. И правили они замечательно, только вот старший бывал невоздержан в связях. Ой, да в то время о воздержании вообще, на мой взгляд, особенно не задумывались. Так вот официальных и неофициальных наследников у него набралось много и все они славно перегрызлись между собой после смерти отца. В Лисьвении до сих пор находят блуждающие аномалии от чародейских экспериментов этих князьков. Естественно, о соправителе-дяде и его законном сыне Криве никто из них не задумывался и в расчет брать не желал. Так вот победитель, он же сын седьмой жены и небезызвестный Родагост, назначил дядюшке и двоюродному брату встречу в этом замке, чтобы, так сказать, представиться по всем правилам. В итоге представился дядюшка. Его задушили в пыточной камере главной башни, когда пытались заставить подтвердить передачу власти с помощью специальной чародейской печати. Следующим по списку Родогоста был Крив, но тому удалось сбежать из плена. Его жена (тоже некромантка) была женщиной сообразительной и смелой. Ей удалось вымолить последнюю встречу с мужем и протащить в камеру зомби, замаскированного под служанку. В то время гендерные различия были настолько внушительными, что никому в голову не пришло, что из камеры вместо служанки может выйти переодетый Крив. Зато на следующей же сессии пыток палача и несостоявшегося узурпатора знатно покусали! Ты же в курсе, что Родогост так и вошёл в историю под кличкой Рябой оттого, что вовремя не успел обеззаразить оставленные зомби раны?

От Алеандр подтверждения не требовалось. Травница стоически сносила очередной прилив красноречия подруги, перейдя со словаря трав к списку аббревиатур алхимических составов.

— Отсидевшись в замке шурина в Городне, кстати, именно Ворожей стал после его побратимом и соправителем, Крив очень ловко избавился от дряхлого Полянского князя с помощью удалённой некромантии и, пока властолюбивый кузен лез к соседям женихаться к единственной наследнице, надёжно обосновался в Кривском замке, объявив его столицей княжества. Потом было много всякой кровавой фигни: несколько битв с Родогостом, освобождение Ускраины от диких племён, пару сражений с царством, изгнание ковена высших демонов. К слову, здесь же Крива и должны были короновать, но корона так и осела в Полянии, потому что к тому времени князь уже был предательски убит. Хм… Я уже говорила, что очень подозрительно нас послали с это летней практикой именно в Корени? Неподалёку от них была последняя битва, и где-то там должны лежать останки Крива. Кстати, убили его тоже очень интересно. Полностью защищённый от ядов и чар правитель не рассчитал, возможность обычных стальных иголок. Один из его командиров был не по годам амбициозен и обидчив. Желая взобраться повыше, он сватался к дочери Ворожея, но получил от ворот поворот в весьма радикальной форме. Желая добиться своего любой ценой, он пошёл на сговор с Царскими прихвостнями и закрепил по краю княжеских лат специальные стальные иголки. Когда благодаря предательству на лагерь посреди ночи напала вражеская армия, Крив не успел проверить обмундирование и спешно ринулся в бой. Не сложно догадаться, что при первом же достаточно мощном ударе ему просто прошило насквозь обе руки. Считай, оторвало под весом меча и чародейского жезла. Не думаю, что посреди битвы это очень приятно… Нда… О чём это я?

— Действительно, о чём?

Вопросу Алеандр суждено было остаться риторическим. Подмастерья неспешно пробирались сквозь толпу на площади, устроенную несколькими караванами, очевидно, также застрявшими здесь из-за проблем с транспортом. Верные своему образу, торгаши и купцы громко ругались, активно спорили и очень эмоционально возмущались, пытаясь разместить свои повозки лошадей и наёмных рабочих на тех убогих пятачках, что удалось отбить у хитрых конкурентов, голубей и местных зевак, довольных таким неожиданным наплывом гостей. Без закрытия телепортационных линий и, как следствие, перегрузки обычных дорог вообразить Кривск наполненным туристами было просто невозможно. Кроме того знаменательного тупика, краснокирпичными были ещё две узкие улочки, что нелепыми отростками уходили в разные стороны от площади и, видимо, также завершались совершенно непривлекательной глухой стеной. На трёх других — дома тоже едва ли отличались особым разнообразием цвета, разве что некоторые из домов оставались деревянными, а часть стыдливо прятала своё нутро под штукатуркой. Для провинциального городка здесь было вопиюще мало зелени, сумасшедших старушек в окружении котов и той упоительной размеренности, что мимо воли зачаровывает любого своим неброским умиротворением. Не было старых не раз ломаных деревьев, полных мелкого сора кустов или нелепых скамеек. Не стояли возле лотков стрекотливые кумушки, не прохаживались чинно местные лавочники. Скорее уж Кривск напоминал среднего пошиба посёлок, неожиданно вытянувшийся домами во вторые этажи. Притом посёлок явно старый и умирающий, таким безжизненным и унылым выглядели его укутанные запустением улицы и дворы. Травницу окружающий пейзаж вгонял в глубокое беспросветное уныние.

Танка, не замечая явных недостатков городка, продолжала упоённо восхвалять исторические выверты обожаемого замка, очень сосредоточенно следуя одним ей известным маршрутом. Алеандр оставалось только надеяться, что идут они именно по маршруту, а не по наитию.

— Сам по себе замок напоминает скорее небольшой городок, окружённый непреступной стеной, ширина которой настолько велика, что по ней вполне могут разъехаться два латных всадника. Никогда, кстати, не понимала, какого демона эти всадники на крепостной стене забыли, но считать принято именно так. Вот, эта монументальная стена была трапециевидной формы с двумя громадными башнями-концентраторами на западном и восточном углах. В одной были жилые помещения, в другой — лаборатории, хранилища и тюрьма. Внутри же находился большой пруд, склады, казарма и несколько других зданий, в том числе и святилище древних богов, хотя вера в Триликого в тот период уже была доминантной. Представляешь, если там проводились запрещённые ритуалы?

— Да, да уже всю фантазию напрягла…

— Дождаться не могу, когда его увижу! — личико духовника сияло, как новенький самовар. — За этим поворотом будет спуск и…

Голос Яританны оборвался на высокой ноте, неприятно зависнув недосказанностью прямо над головой.

За поворотом действительно был спуск. Вот только больше ничего не было. Глубокий древний ров, выложенный заговорными камнями и боевыми кольями, безбожно зарос, сравнявшись с дорогой. Старый хлам, сорняки и мусор заняли место поверженных врагов. Из заговорных камней осталась лишь зачарованная галька да редкие обломки, которыми побрезговали рачительные местные хозяева. Исхудавшие стены вздымались вверх от силы метра на три, изобилуя осыпями и провалами, учинёнными отнюдь не временем или вражескими снарядами. Тощая, словно обглоданная каменная кладка в ширину местами не достигала и локтя. Подножье её, жадно облепленное бурьяном, едва заметно сужалось в местах наиболее удобных для выворачивания камней. Ещё можно было заметить могучие валуны, лежавшие в основании твердыни, что долго и тщательно собирались по округе и завозились с каменистого севера. На многих из них щедрой рукой человека-прямосвинячьего красовались попытки вляпывания в историю ничего не значащих убогих имен. Торчащая из стены бутыль из-под самогона казалась жестокой насмешкой над былой мощью. Башни сохранились едва ли лучше. Тощая и здорово потрёпанная восточная полупустой коробкой словно пряталась в объятьях осыпающихся стен, уходя вглубь дворика и там же расползаясь щербатыми дырами с редкими остатками лестниц. Западной повезло немного больше, и высота её держалась в районе метров пяти. Выступавшая за периметр башня строилась с расчётом на многочисленных врагов и против мирного, но чрезвычайно хамского населения продержалась лучше. Наверху даже оставались места, где стены хранили былую толщину и радовали глаз редкими красными кирпичами. По крайней мере, вопрос странной застройки Кривска решался сам собой. Двор тоже не слишком воодушевлял, больше напоминая наскоро расчищенную свалку, чем историческое наследие древней архитектуры. От внутренних построек не осталось и следа, погребя даже скромные квадраты фундамента под буйством сорных трав и последствий активных возлияний. Бывшее святилище угадывалось лишь по унылому раскрошившемуся валуну старого алтаря, а чудодейственный пруд сжался до скромного пятака влаги в окружении вечного болотца.

— Мне очень жаль…. наверное, — покаянно проговорила Алеандр, кладя руку на поникшие плечи подруги, но краем сознания понимая, что именно такого пейзажа тайно жаждала на протяжении всей нудной лекции.

— Всё равно, — тряхнула своей светлой головкой духовник и решительно направилась через заросший ров к сохранившейся башне.

Девушка скинула у подножья стены рюкзак, размяла плечи и ринулась на приступ древней башни, послужившей местом последнего пристанища отца Кровавого Князя. Ветер трепал распущенные волосы, глаза блестели от азарта и маниакальной радости. Было что-то в её фигуре угрожающее, властное и одновременно забавное. Вероятно, от того, что лазать по руинам Танка не умела, да и особенной ловкостью никогда не отличалась. После нескольких неудачных попыток прокопаться к лестнице или подтянуться к чудом уцелевшей балке, казавшихся опытной травнице и лучшей добытчице ингредиентов на своём потоке нелепым кривлянием, девушка громко фыркнула и, подойдя к разлому стены, начала карабкаться прямо по осыпи. Мелкие камни и остатки раствора, стянутые корешками трав и мха, норовили ускользнуть из-под ног, увлекая за собой отважную покорительницу. В некоторых особенно хлипких местах участки стены откровенно раскачивало под порывами ветра. Скользкие от наростов валуны сопротивлялись вторжению, царапая до крови нежные пальцы, так толком и не зажившие после недавних скитаний. Замок покорению сопротивлялся из последних своих сил, очевидно, предсмертных. Эл с удивлением проводила подругу взглядом и, скинув к общей куче свои вещи, бросилась следом.

Слегка запыхавшаяся, но крайне довольная собой духовник забралась на высшую точку башни и, выпрямившись в полный рост, с видом варвара-завоевателя, оглядела просторы. Высоты она слегка побаивалась, но отчего-то вид с древних руин буквально опьянял.

— Камни земные и ветер, что рвётся со скал, да несёт своё слово! — во всю мощь лёгких (а лёгкие у Яританны были неслабые) прокричала девушка, простирая вверх руки. — Чистые воды, всё в свете пронзающие, да жаркое пламя, движенье дающее! Силою света, с небес приходящего, волею тьмы, все родящей и благостной, вам возвещаю, что кровью моею вызвано было рода наследие! Зрите, земные, то я возвещаю!

От притока воодушевления духовник не удержалась и сделала шаг вперёд, толи забыв, что воздух не её стихия, толи банально оступившись. Травница только и успела, что заметить ухнувшую куда-то вниз светлую макушку Танки.

Слабо осознавая, что делает, Чаронит попыталась зацепиться в полёте за часть перекрытия, но твердыня подгадала удобный момент для мести и словно нарочно с треском сломалась. Девушка с визгом пролетела дальше, неловко пытаясь погасить инерцию торможением о влажную ото мха поверхность. Подкосившиеся ноги тормозить отказались, наглейшим образом опрокинув хозяйку на спину и лишь увеличив этим скорость полёта. Естественный коридор из обрушившихся стен, межкомнатных перегородок и мусора неизвестного происхождения, ловко вихляя, проволок неудавшуюся захватчицу несколько пролётов и услужливо впечатал в стену. Стена сдавленно «ухнула» и щедро вывалила на девушку ком чего-то пахнущего сыростью и тленом.

Едва избавившись от прыгавших в глазах искр, Яританна с сожалением активизировала ночное зрение и принялась выпутываться из подарочков Кривского замка. Адреналин в крови бурлил и чувство маленького сабантуя, что было свойственно даже рассудительной и добропорядочной (большую часть суток) девушке, поднимали настрой и заставляли сдавленно хихикать. Ни явное запустение, ни мерзостная даже для тенеглядов обстановка, ни собственная не слишком мягкая поездка, ни боль в ушибленной ноге не могли сбить искреннюю радость от маленькой, но всё-таки подлянки для будущих любителей халявных стройматериалов. Стряхнув с головы куски какой-то пакли, истлевшую тряпку и несколько хрупких костей, Яританна уставилась на небольшой отбитый кусок лепнины.

«Странно, — подумала девушка, — по ощущениям в копчике, я должна была бы находиться в темнице или, на худой конец, складском погребе. Так что же здесь делает элемент декора? Вроде в то время украшать всё в подряд было не принято. Или это уже привнесение периода первой Царской экспансии? Что же это за материал? Какой-то странный у него фон, пульсирующий. Неужели возле артефактов лежал? Может это деталь от вмурованного накопителя?»

— Эй, ты там живая? — крикнула раскрасневшаяся от волнения Алеандр, свешиваясь в образовавшийся проём, но не решаясь повторить экстремальный спуск.

— По большей части! — радостно гаркнула в ответ Танка.

— Видимо, ты именно для этого на верхотуру и карабкалась, — Эл слегка ворчливо начала отповедь, подавая руку подруге, — чтобы проорать на стене строчки из «Песни про пропадшего» и окончательно доломать историческое наследие.

— Ой, да не бухти ты! — только отмахнулась девушка, засовывая в карман шарпана свою ценную находку. — Было же здорово! Я вот, даже сувинирчик на память откопала!

— Лучше бы лазать научилась, археолог доморощенный! Я тебе скажу…

Что хотела сказать мудрая не по годам девушка, осталось загадкой, потому что глубокая и густая, как сама могила, тьма руин неожиданно разразилась сочным ругательством, а в глубине непроглядного прохода мелькнул отблеск факела. В заброшенной и явно необитаемой башне этот свет был настолько пугающ, что заставил похолодеть даже духовника.

— Её моё, — тихонько проскулила Алеандр.

— Тикаем! — решительно скомандовала Танка, понимая, что с места выступления нужно скрываться в особо спешном порядке.

— …, - не сдержал возгласа мужчина, когда с потолка свалился пыточный крюк, интуитивно и профессионально выискав на ботинке единственное не подбитое серебряными пластинами место.

Ловко прикрыв от летящего следом мусора единственный хлипкий источник света, мужчина стоически переждал маленький обвал и лишь потом неловко переступил с ноги на ногу, буквально ощущая, как распухает отбитый палец.

Неимоверно хотелось пнуть треклятый крюк, запустить в стену опостылевший, чадящий факел и врубить приличный светляк, но чародей привычно подавил в себе эти недостойные порывы. Будучи весьма опытным в своём деле, он рано уяснил, что путём к поражению может стать любая отличительная черта, будь то порок, увлечение, привычка или маленькая слабость. И не столь принципиально: выделяетесь вы пристрастием к поеданию человечины или обыкновенной гневливостью. Сыграть можно абсолютно на всём. А потому, он постарался сделать себя неуязвимым. В конце концов, значительно легче следить за ситуацией, когда противник может сыграть только на твоей невыразительности.

К тому же, факел, пусть и дрянной, удалось раздобыть лишь в единичном экземпляре. Про те манипуляции, к которым пришлось прибегнуть, чтобы добыть злосчастные искры и заставить промасленную тряпку нехотя загореться, мужчина предпочитал даже не вспоминать во избежание кошмаров. Наложенное на ауру и резерв дополнительное ограничение, безусловно, спасали его от вездесущих ищеек Замка, но стесняли так, что хотелось выть от отчаянья. Подобно купленным на размер меньше необходимого новеньким лакированным туфлям на торжественном приёме, когда терпеть нет сил, снять нет возможности, а ещё необходимо легко танцевать и всем улыбаться. В обычной жизни, насколько его жизнь вообще можно было назвать обычной, этот человек с подобной задачей справлялся без особого напряжения и мучений, легко компенсируя большим запасом артефактов временные неудобства со своей неспособностью к чарам. Лишившись же всех благ цивилизации и мелких, приятных сердцу мелочей, он с неприятным для себя замешательством отметил, что здорово отвык от жизни простого населения в диких условиях. Это открытие порядком обескуражило такого уверенного в своей тактике человека и одновременно изрядно развеселило. Веселье скорее было нервным и не имело ничего общего с его неожиданной изнеженностью или свалившимся на ногу крюком из пыточной.

Старое подземелье Кривского замка вообще не особенно располагало к хорошему настроению. Хотя, по убеждению собственному и тех немногих, что имели честь быть введенными в его ближайшие планы, личностью он был, несомненно, тёмной и пугающей, но всей его мрачности не хватало, чтобы сравниться с, казалось бы, вечным тоннелем.

Всё началось ещё в Войнуше с долгих и утомительных раскопок в архивах открытых и не очень, в поисках необходимых карт и мемуаров, продолжилось уже в Городне за каким-то паучьим поиском и стягиванием всех уцелевших чёрных книг, раз уж искусство некромантии оказалось погребённым вместе со своими носителями, и практически благополучно завершилось под стенами резиденции величайшего некроманта древности. Да чего и говорить, всё, начиная от назначения в Словонищи, до не слишком удачной поездки в Новокривье было приурочено к единственной цели — оказаться в этом легендарном месте. Тот факт, что в процессе был уничтожен главный противник и неплохой, в принципе, человек, не слишком его огорчил, хотя и порядком шокировал. Было бы удивительно не получить шок, когда на твоих глазах ведущего чародея княжества и без трёх минут твоего убийцу впаивает в старого козла на молекулярном уровне. Вероятно, именно из-за неуместных переживаний тёмной по всем статьям личности пришлось потратить практически весь день на поиски заветного хода.

Как такового второго выхода из подземелья в этом замке по задумке зодчих не существовало, и вышедших в утиль заключённых просто спускали вниз по отводящей трубе для отходов. Эта-то труба, столь долго разыскиваемая по всем чертежам и записям, и была единственным подступом к погребённому под руинами башни подземелью. Проникнуть в здание ратуши, что, как оказалось на проверку, ранее было точкой сбора и выпаривания гумуса, взломать несколько панелей и найти в бывшем отстойнике необходимую трубу, было проще, чем на протяжении нескольких дней разбирать завалы на глазах у десятков зевак. Куда сложнее оказалось пробраться по трубе к вожделенному лазу, поскольку система отводов строилась мастерами и включала столько ответвлений и поворотов, что остаток ночи пришлось потратить на одни только блуждания по заброшенной, но от этого не менее отвратной канализации. В борьбе с клаустрофобией, усталостью и постоянным натиском неблагоприятного энергетического фона он методично и упорно обшаривал древние трубы, пока не натолкнулся на изъёденную ржавчиной кованую решётку. Поднять её без использования чар тоже оказалось делом не из лёгких. С трудом дотянувшись до ломаного края и перевалившись на грязный пыльный и отвратительно смрадный пол былой пыточной и иногда лаборатории, он мог наконец-то перевести дух. Действительно расслабился позволил себе слегка перекусить, легкомысленно забывая о возможных смертоносных спорах и обрывках заклятий. Но длилось это легкомыслие ровно до того момента, как мужчина с громоздким факелом вышел из небольшой некогда обитой металлом комнатушки и обнаружил новый лабиринт. Древние создатели замков никогда не скупились на тюрьмы и пыточные, благо потенциальных жильцов для этих лабиринтов всегда было в избытке.

Поэтому совершенно неудивительно, что к тому моменту, как в конце коридора с пронзительным женским визгом обрушился пололок, впустив поток пьянящего своей чистотой воздуха, и на него свалился массивный почти не пострадавший от времени крюк, мужчина находился в состоянии между яростью и отчаяньем. Обычно ровной, скупой на эмоции натуре чародея такие выверты были не характерны, но не многие вообще смогли бы сохранить присутствие духа после стольких поисков. Метр за метром, камеру за камерой прощупывал он намётанным глазом в поисках того самого заветного ориентира, что буквально калёным железом был выжжен в его памяти за годы долгих кропотливых исследований. Каждую стену нужно было хорошенько рассмотреть на наличие остаточных чар, проверить уровень содержание инфернальных примесей, простучать и прощупать, сдавленно костеря замковых чародеев, из-за которых пришлось отказаться от любого использования чар. Само сокрытие ауры не слишком ущемляло его чувств, став привычным с детства фоном жизни, но невозможность сотворения заклятий просто выматывала.

Заметив его, источник визга, едва различимый в проёме, спешно и очень предусмотрительно ретировался, буквально втянувшись в дыру в низком потолке. Из дыры просачивался бледный свет, выписывая замысловатые узоры на грязных стенах и покрытом мусором полу. Не успевшая толком осесть пыль роилась в воздухе, готовая жадно вцепиться в любую подходящую жертву и радостно задушить, забившись в любые поры. Пристроив в щели ненавистный факел, мужчина осторожно заглянул в новообразовавшийся проём и, не обнаружив визгливых туристов, облегчённо размял затёкшие руки. По его подсчётам, если только время и захватчики не постарались исковеркать былые проёмы, на первом этаже темниц оставалось проверить каких-то пять-шесть подходящих стен. По сравнению с тремя подземными этажами это было действительно плёвое дело. То, что злосчастная стена могла находиться в наземной части башни, которая благополучно сдалась под напором вандалов, для сохранения смысла жизни было решено не учитывать.

Чародей привычным жестом надрезал ладонь по успевшей слегка затянуться с момента последней проверки линии и, не переживая о почти неизбежном заражении крови, приложил руку с массивным перстнем к грязной осклизлой стене. Сперва камень отреагировал как обычно: холодно и бесстрастно лизнул кожу вязкой плесенью и неприятно обдал холодом. Мужчина уже хотел в который раз протереть надрез смоченным в спирте платком и отправиться к следующей стене покаяния, как поверхность неуверенно дрогнула. Тонкие, поблёкшие под слоем вековой грязи линии-ручейки золотой паутиной разбежались по камню, подсвечивая пятна плесени и густые рощи мха. С лёгкими искрами выпаривалась над ними скопившаяся влага, и радостное потрескивание быстро напитало разрушенную камеру. От охватившей душу радости и предвкушения хотелось кричать, прыгать и с глубоким наслаждением посылать несколько поколений предков по длинному инфернальному списку, но тёмная личность позволил себе лишь вздохнуть с облегчением и заправить обратно под пояс потайную метательную пластинку. Он всё-таки нашёл место гибели Кейтуса, отца Кровавого Князя, пусть это ни казалось невозможным.

Долго и дотошно вымеряв позу для создания необходимого резонанса, что в условиях разрухи и запустения было совсем не просто, мужчина простёр покрытые кровавыми разводами руки и низким специально поставленным голосом начал зачитывать текст древнего заклятья, тщательно следя за интонациями и отзвуками:

— Камни земные и ветер, что рвётся со скал, да несёт своё слово! Чистые воды, всё в свете пронзающие, да жаркое пламя, движенье дающее! Силою света, с небес приходящего, волею тьмы, все родящей и благостной, вам возвещаю, что кровью моею вызвано было рода наследие!

Призванные реликты стихий, хранящиеся в стене, должны были прийти в действие и начать трансформацию. Сочетание основных деятелей, запрещённое с момента уничтожения некромантии, должно было катализировать расплетание запрета, а частицы его крови окончательно сломать печать. Должны были, но ничего не случилось.

Чародей прокашлялся, смочил горло, чтобы удалить из голоса появившиеся от пыли хрипы, и громко повторил заклятье, для верности порезав и вторую руку. Реакция злосчастной стены осталась прежней. Мужчина сменил позу — стена держалась. Ускорил прочтение — не помогло. Повторил весь текст на старомагнарском — золотые линии померкли. Имитировал произношение синхронизируя мысленную трансляцию с тактом сердечного ритма — ситуация не изменилась. Выписал текст прямо на камне сцеженной в порыве альтруизма собственной кровью — свечение исчезло окончательно.

Захотелось бухнуться на колени, зарыдать и побиться головой о стену, проклиная жестокость древних чародеев, но он серьёзно сомневался, что от этого проклятье проникнется сочувствием к страждущему и откроет тайник, удерживавший даже Родогоста.

— Определённо, — с сарказмом и толикой горечи проговорил чародей, — меня и здесь не любят.

Позволив скопившемуся разочарованию секундную поблажку, мужчина подхватил ставший ненужным факел и силой запустил в непробиваемую стену. Огонь, игриво мигнув, скрылся под потолком, высветив мягким сиянием небольшую продолговатую нишу.

— Хм? — задумчиво протянул чародей и с ловкостью, что в лишённой атлетичности фигуре даже не угадывалась, взобрался по стене.

После длительного осмотра вожделенного тайника, его простукивания, ощупывания и едва не обнюхивания, ещё более потемневшая, раздражённая и агрессивная личность поправила завязки на плаще, надела перчатки и с наигранной обречённостью выдохнула:

— Туристы…

— Да, Вестланна Ивдженовна!… Нет, Вестлана Ивдженовна! — звонко отрапортовала Яританна в не слишком новый, но весьма добротный болтун. — Так точно!

От её звонкого окрика мирно гуляющая поодаль парочка подростков испуганно дёрнулась, хорошо ещё, что не осенила себя защитным знаменем.

— Да знаю я, что раздолбайка, — заканючила она уже совсем другим голосом. — Но кто же мог подумать?… Ладно, ладно! Я могла подумать, потому что мой уровень интеллекта выше прожиточного минимума, но ведь инстинкт…. Нет, матушка, так далеко мой инстинкт ещё не заходил…. Конечно, мы уже посмотрели цены…. Да я скорее удушусь! Вы представляете, какие это накрутки? Да от такой инфляции люди начнут на тот свет в очередь записываться! Я за такую сумму могу в Царство и обратно в лучшей телепортационной капсуле скататься и ещё останется на чаёк и плюшку!… Не думаю, что у нас на это есть средства…. Ага, я маленькая жмотяра, но должен же быть в этом испорченном потребительством мире кто-то пусть и буквально поддерживающий заповедь Триликого…. Не, я серьёзно…. Спасибо, не стоит. Я справлюсь, Вы же знаете…. Спасибо. Пока.

Девушка подрагивающим пальцем заблокировала болтун и сунула артефакт обратно в рюкзак. Танка была бледной, её всё ещё ощутимо потряхивало, а на лбу выступили капельки пота. Лёгкий, нарочито весёлый тон разговора дался ей отнюдь не просто и потребовал колоссальных усилий. Её мать всегда отличалась изумительным чутьём, и ввести её в заблуждение было задачей сравнимой с покорением безвоздушного пространства в дубовой бочке. Вероятно, сейчас Вестлана Чаронит аккурат решала для себя, во что вляпалась её единственная дочурка: угробила общественную ступу или потратила все прихваченные с собой деньги на книги и свитки, дорвавшись до какой-нибудь распродажи. Не исключено, конечно, что женщина и просто отправилась на кухню сделать себе травяной чай и сварганить лёгкий салатик. Как показала жизнь, нервы у вдовы бывшего шпиона тоже были изумительными.

— Каждый раз удивляюсь, как ты с матерью разговариваешь, — растерянно покачала головой Эл, отсчитывая капельки успокоительного.

— Нормально я разговариваю! — огрызнулась духовник.

— Ну да, — кривовато хмыкнула травница. — Как на плацу перед ефрейтором. Не хватает только униформы и меча, для полноты картины. Притом для твоей матери смело заказывай двуручник, для натуральности. А что это за тон!?! Вы! Словно чужие люди!

— Вежливое обращение не указывает на отсутствие гармоничных отношений, а лишь подчёркивает уважение к личности, — тоном чопорной гувернантки отрапортовала Чаронит, прикладываясь к протянутой травницей фляжке. — Не думаю, что уместно критиковать пусть и устаревшие ратишанские обычаи, особенно если их не придерживаешься. Ты же не хочешь, чтобы я долго и нудно вещала о всём том, что мне кажется неправильным или абсурдным в твоём семействе.

Алеандр лишь обиженно поджала губы, как делала это обычно, если к её, безусловно, правильным и ценным замечаниям не прислушивались. Тем не менее, девушка промолчала и вовсе не из-за опасений услышать правду. Нет, свою семью с некой погрешностью она всё же считала идеальным вариантом и эталоном взаимоотношений. Только при определённом настрое с Танки вполне могло статься всерьёз начать лекцию о здоровых нравах. Мало того, что при постоянном общении с духами речь и интонации у неё были поставлены, а словарный запас готов вылиться в энциклопедию, так и вещать данная особа могла часами, не затыкаясь и даже особенно не меняя темы.

— И что она сказала? — предпочла быстро перевести разговор Эл.

— Да то же, что и твоя, — только отмахнулась подруга, впрочем, не слишком досадуя. — Что мы редкостные дурынды, что дополнительных рейсов, действительно, не назначили, и ужин на меня готовить не будут.

— Моя мама так не говорила!

— Ага, она сразу конкретизировала, кто дурёха, а кто виноват. Суть же от этого не меняется.

Яританна вытянула из рюкзака тщательно обёрнутые ломти белого хлеба, прослоённые маслом и сыром, и без внешних колебаний протянула половину товарищу по несчастью. За время, прошедшее с завтрака, булка основательно пропиталась, прогрелась, приобретя тот самый неповторимо нежный и насыщенный вкус сливок и сдобы. У Алеандр он неизменно ассоциировался с походами в лес и той нехитрой ссобойкой, что поутру собирала ей заспанная кухарка. Не было ничего вкуснее, чем после длительных блужданий по свежему воздуху, присесть на прогретой солнцем полянке и неторопливо подкрепиться таким вот хлебом с маслом. Нежный, насыщенный и сытный, впитав из сумки всё многообразие запахов, он казался лучшим деликатесом тогда и сейчас. Сейчас, пожалуй, даже больше, потому что от голода уже начинало подводить живот, а в ногах разливалась неприятная слабость.

Осторожно отламывая маленькие кусочки хлеба и с наслаждением смакуя каждый, Яританна сосредоточено пялилась куда-то между домами, до побелевших костяшек сжимая в руке фляжку с успокоительным. Такое состояние подруги не просто настораживало травницу, но начинало откровенно нервировать, от чего она уже дважды давилась нехитрым обедом.

— Тан, сделай лицо попроще, — девушка не с первого раза вырвала из тонких ратишанских пальчиков фляжку и, нервно отхлебнув, положила подальше. — Такое ощущение, что убить кого-то готовишься.

Чаронит дёрнулась, как от удара, и ещё больше напряглась:

— Что? Так заметно?

— Э-э-э, я как бы пошутить пыталась. Не думаю, что в тебе так сходу некромантку опознаешь. Ой, прости! Просто, у тебя даже для духовника взгляд больно тяжёлый. Страшно как-то становится…

— Так лучше? — духовник слегка округлила глаза и широко улыбнулась, оголяя остренькие клыки, от чего её выражение лица из просто мрачного стало придурковато-пугающим.

— Так ты на клубную девочку с лёгким расстройством психики смахиваешь. Лучше старайся просто не думать. Когда ты не думаешь, то внешность как-то приятнее становится.

В ответ Танка лишь демонстративно фыркнула, но обилие улыбки поубавила. Замечание подруги лишь больше раздраконило те нехорошие ощущения, что уже несколько дней мучили её подозрительную натуру. Прекрасно понимая, что Араону сейчас совсем не выгодно сдавать её Совету инквизиторов или загонять в острог за убийство тётки, она, тем не менее, в любом прохожем не переставала видеть врага и коварного наушника, что, безусловно, распознает в ней новообразовавшуюся некромантку и первым делом донесёт в Замок. Хоть после инцидента с сумасшедшей Госпожой Травницей девушка ни разу не активизировала некромантских заклятий, ощущение опасности не покидало её светлую головку, делая ещё более дёрганой и подозрительной.

— Совсем забыла спросить, — поинтересовалась невзначай Эл, отрывая духовника от составления нового плана, на этот раз по маскировке не только своих способностей, но и общего образа, — как ты от синевы на коже избавилась? Я же так и не успела тебе антидот от той мази сварганить, да и рецепта точного для его составления не нашла в конспектах.

— Баня, — тяжело вздохнула вечная подопытная будущей великой травницы.

— Так просто? — не поверила своим ушам Алеандр, придирчиво вертя перед глазами лишь слегка голубоватой конечностью.

— Пять часов… и растирания мочалом….

Повисло неприятное молчание в честь великого подвига одного слабого изнеженного организма во имя возвращения былой красоты и человекообразного вида. Конкретно Алеандр недавний эффект от сочетания собственных мазей, проявившийся на коже духовника в виде искусной имитации трупных пятен и оголённых костей, нравился больше и обещал стать сенсацией в Чижином бору. Она даже предвкушала ажиотаж и внимание коллег к собственной случайной разработке, но предложить повтор подчас весьма агрессивной подруге не решилась.

Яританна вынула из кармана свою недавнюю находку, почти позабытую в суматохе свалившихся на их плечи проблем, и придирчиво обтёрла о штанину. Кусок неизвестно каким образом оказавшейся в темнице лепнины выглядел странно и весьма подозрительно. При ближайшем рассмотрении под слоем хрупкого известкового раствора и плинфы можно было отделить тусклую, исцарапанную поверхность сердцевины. Словно нежное донце цветка в ещё не распустившемся бутоне. Танка осторожно попыталась обстучать об угол скамьи непознаваемое нечто, но от первого же удара конструкция со щелчком развалилась. Девушка едва успела подхватить разлетевшиеся осколки и тут же вздрогнула от неприятного ощущения постороннего взгляда. Не найдя в толпе шумных и понурых торговцев его обладателя, девушка неловко разжала кулак. В ладони уютно устроилась большая желтоватая капля, стремящаяся по форме к треугольному конусу и заканчивающаяся на конце подобием игольного ушка. Мутный, исцарапанный и откровенно неприятный камень, отчего-то показался девушке очень близким, необходимым и ценным. Ценным до такой степени, что первым порывом было бежать и спрятаться подальше от посторонних взглядов. Притом желание рождалось как-то само собой, в кое то веке не связываясь с жадностью или домовитостью.

«Очень мне всё это не нравится, — подумала духовник, ещё раз настороженно осматривая окрестности, пока сама ловко нанизывала новую подвеску к остальной своей коллекции. — Ну не может в темнице лепнина янтарём инкрустироваться, даже низкокачественным или искусственным! В темнице вообще лепнины быть не должно, там же не ратишей привечают. Хотя, конечно, может, и было пару камер для высокопоставленных особ, так их же первым делом и растащили на сувиниры довольные жизнью селяне. Не, я бы непременно растащила, коли до сокровищницы и хозяйских покоев царские мародеры не допустили бы. Тут что-то другое…. А ведь он же откуда-то с тряпьём и костьми свалился. Может, сразу же у того мертвеца был. Как-то слишком борзо для заключённого янтарь в камере держать. Может, он при осаде сбежать пытался и его там удачно забыли на пару веков? Ой, что я мучаюсь! Я же духовник. Когда его дух за своим скарбом явится, тогда и поговорим!»

Словно услышав её мысли, порыв холодного ветра метнулся к перевязанному шейным платком горлу и нетерпеливо дёрнул пополнившуюся связку талисманов.

— Ладно, — Яританна поднялась с лавки, одёрнула воротник и забросила на плечо потрёпанный жизнью рюкзак, — план действий таков. Ищем любой идущий на Смиргород караван и всеми правдами и неправдами навязываемся к ним в попутчики под любым предлогом вплоть до частного помешательства, родов и тайной проверки, аки денег на такое безобразие с этими общественными ступами у меня нет. И не будет! Даже не умоляй! Тем более, ещё не факт, что места будут. Сегодня ищем ночлег, возможно, снимаем комнату на бюджетном постоялом дворе. А с завтрашнего утра отправляемся в путь. И, умоляю, не отвлекаемся на всякие праздники, ярмарки, кустики и тому подобное.

— Как просто у тебя всё получается, — проворчала травница, нехотя поднимаясь следом.

— Не переживай, Эл! Прорвёмся! — с наигранной бодростью улыбнулась Танка, задним числом лишь отмечая, что предчувствия у неё снова не радужные.

Одетый в некогда чёрный плащ и весьма дорогой заграничный костюм мужчина на улицах Кривска, несмотря на целое столпотворение купцов, смотрелся дико и весьма подозрительно. Длинные ноги почти до колена были измазаны в подсохшей рыжеватой грязи, с покрытых пылью и трухой плеч свисали гроздья паутины, а затхлый сырой аромат, тянущийся за мрачной фигурой густым шлейфом, отдавал древним склепом и запустением. От мужчины веяло силой, мрачностью и лёгким раздражением, что пугало больше иной ярости. Лишь ощутив отголосок его тщательно сдерживаемых эмоций, люди неосознанно старались отойти от него подальше, растекаясь перед высокой фигурой и основательно мешая затеряться в толпе. И это тоже лишь подогревало раздражение, готовое прорвать тщательно наложенные щиты порывом неконтролируемой сырой силы.

Мужчина с нажимом провёл ладонью по лицу, словно стирая накопившееся напряжение, и тут же скривился от прикосновения грубой ткани к только успевшей зажить ране. Зато от боли сразу прояснилось в голове, и сдавливаемый усталостью мозг принялся за работу, если не с прежней скоростью, то уж точно усерднее, чем у большинства на этой площади. Быстро просчитав варианты, он слегка приоткрыл щит, едва искажая собственную ауру, чуть пригнулся и даже начал едва заметно прихрамывать, благо, отбитый палец этому только способствовал. Довершало представление постное выражение лощёного бюрократа на непримечательном лице, впрочем, почти не скрывающее холодного взгляда блёклых глаз. И вот уже инквизиторская ищейка, снующая в толпе по своим малоприятным делам, двигалась среди караванщиков, цепко вглядываясь в лица и подмечая любую небрежно оброненную фразу. Его вид и мрачность отпугивала обычных трудяг ничуть не меньше, чем образ странного незнакомца в чёрном, но мирное население уже не шарахалось в стороны и не цеплялось подозрительными взглядами, привычно отводя глаза.

Тёмная личность лишь довольно хмыкнул. Они всё правильно делали. Правильно, что не испытывали бурного желания лишний раз попадаться на глаза инквизитору, вышедшему на охоту. Правильно, что не разбегались перед княжеским служакой, очень предусмотрительно предоставляя возможность затереться с тень повозки или баула, словно пронырливого человека и не было вовсе. И очень-очень правильно, что предпочитали не запоминать невыразительное помятое лицо, что изредка мелькало в тени капюшона.

Осторожно обогнув несколько обследованных ранее возков, он устало привалился спиной к тканевому боку телеги и в который раз тщетно возжелал хорошего горячего обеда, чистой воды и большого настоящего сна. Уставший организм попытался немедленно воплотить мечты хозяина в жизнь, но мужчина с усилием заставил себя собраться. Прикинув примерную скорость коротковолнового поискового импульса и время прихода отката, он уже приготовился рискнуть, посылая заклятье, чтобы постепенно прочесать этот жалкий городишко, как чутьё заставило замереть и обернуться.

В шагах ста от него на старой обшарпанной скамейке сидели две неприметные девчонки, с аппетитом уплетая собственные запасы. Одна из них, что выглядела чуть более потрепанной, вынула ту самую заветную столь желанную печать, что стоила ему не одной бессонной ночи, загубленной карьеры и внушительных финансовых растрат, и, безрассудно замахнувшись, ударила об сидение…

Тёмный чародей на миг даже закрыл глаза, ощущая острую боль в области миокарда, но ничего не произошло. Проход в инфернальный мир не раскрылся жужжащей воронкой, не схлопнулись со скрипом все его барьеры, не высадился посреди площади космический десант из отряда инопланетных боевых чародеев, не поднялся из своей могилы Кейтус, чтобы лично отпинать воров и мародёров, и даже энергетический фон не всколыхнулся. Мужчина осторожно приоткрыл один глаз: девчонки, собрав тощенькие пожитки, уже двинулись по одной из улочек.

— Очаровательно. Оча-рова-тель-но, — натянув пониже капюшон, самопровозглашенный инквизитор двинулся следом.

— Фу-у-у-у, Тан! Что это за гадость!?! — с отвращением воскликнула девушка, демонстративно зажимая пальчиками свой маленький носик.

Будучи травницей с приличным экспериментальным опытом и широкими взглядами на качество и состояние ингредиентов, Алеандр Валент не отличалась особой привередливостью и большинство специфических запахов сносила стоически, что, впрочем, не мешало ей с чувством собственного достоинства демонстрировать при необходимости глубокое возмущение. Вообще-то она относила себя к людям искренним и достаточно тактичным в общении, стараясь лишний раз в беседу не вмешиваться, но зачастую прямолинейность побеждала воспитание.

— Это не гадость! — возмутилась в ответ Танка, делая самое царственное из имевшихся в наличии выражение лица. — Это лапти!

— То-то я думала, какую ты гадость на ногах целый день таскала, а это, оказывается, лапти! — продолжала посмеиваться Эл, но ехидности в голосе поубавила, опасаясь, чтобы в неё не прилетело этими самыми лаптями.

Духовник продолжила невозмутимо разматывать неумело скреплённую портянку, только что не насвистывала солдатский мотивчик, аки просто не умела этого делать. Она тщательно пыталась скрыть смущение, под лёгкой небрежностью, но тут же запуталась в полотне и едва не вывихнула лодыжку. Ткань натужно затрещала, из последних сил пытаясь не расползтись.

— Да, лапти! — не выдержала внимательного взгляда компаньонки Яританна, начиная откровенно злиться. — А что, по-твоему, я должна была ехать на место практики в парадных туфлях на шпильке или сразу в сапогах? У меня всего одни приличные сандалии на лето!

— Ой, я тебя умоляю! — наигранно изумилась травница. — Да твои приличные сандалии уже давно на ладан дышат!

— Вот именно! И я не намерена им кислород перекрывать!

Девушка встряхнула головой, отчего косовато отросшие пряди лишь ещё больше перекрыли обзор, и попыталась надуться. Однако, не обладая подходящей внешностью, плюнула на сие неблагодарное занятие и принялась за вторую ногу.

После долгих изматывающих блужданий по небольшому, но богатому на всякие переулки и дворики Кривску икры нещадно ныли, а излишне перетянутые тряпьём лодыжки от недостатка крови распухли и покраснели. Физическая подготовка духовника всегда оставляла желать лучшего. И если особой любовью к силовым нагрузкам и командным играм наставник по физ. подготовке так и не смог её заразить, то талантами к бегу, плаванью и прыжкам щедро обделила уже сама природа. Возможно, результат и получился весьма женственным и миловидным, но это никак не утешало в повседневной жизни небогатой горожанки. Глядя на потуги несчастной и весьма профессионально определив общее состояние её организма, Алеандр милостиво поумерила свой пыл.

— Ла-а-адно. Давай сюда свою гадость, — не обращая внимания на слабые попытки протеста, девушка решительно отобрала у подруги лыковое недоразумение и брезгливо поставила перед собой. — Какое жалкое, душераздирающее зрелище! Ты хоть знаешь, что подобные выкидыши сапожного искусства рассчитаны на эксплуатацию, не превышающую семи часов в среднем режиме нагрузки? Надо же… как ещё прямо на ногах не развалились… Хотя вон дырка намечается уже. Ух, какое интересное плетение? Я бы даже сказала, необычное. Сама что ли делала?

— Ближе к делу, — нахмурила угольные бровцы духовник.

— Ещё раз так буркнешь — действительно решу, что сама плела. Хотя ты бы, несомненно, сделала высокие крепления, несколько дополнительных прослоек и на апофеоз, встроенные метательные дротики, чтоб уж не без дела позориться. Эй, эй!! Утюг полож!

Придирчивым взглядом Эл проследила за тем, как Чаролит с трудом возвращает на место железного монстра. Старый, вероятно, вековой давности утюг, что не блистал новизной уже на момент создания разглаживающих артефактов, напоминал скорее помесь небольшой бронированной ступы с аллигатором, и весил практически как половозрелая особь этого монстра. Сверху его устилал толстый, успевший загустеть от влажности слой пыли с редкими вкраплениями дохлых мух и мышиного помёта. Впрочем, это было основным украшением и лейтмотивом всего помещения, так что воспринималось нормально даже чересчур брезгливой подчас Танкой.

— Вот и хорошо, вот и умница, — с улыбкой заворковала Алеандр в излюбленной манере всех целителей. — Руки потом спиртом протри лучше, чтоб заразу какую не подцепить…. Так о чём это я? А я всё про то! Короче, твоя обувка — хлам! Ты не протянешь в ней больше и дня! Это я могу тебе гарантировать даже невооружённым взглядом. «И что же нам делать?» — спросишь ты…. Эй, чего накуксилась как мышь? Живо спрашивай! Так вот. Я знаю ответ! Новое, уникальное зелье, созданное и разработанное по рецепту молодой, но уже подающей большие надежды травницы, прекрасно зарекомендовавшее себя в единственном, пока, испытании. Общеукрепляющий био-лимитарный уно-пропиленовый ионизированный настой! Или сокращённо: ОБЛУПИН! Облупин не только способствует сохранению целостности целлюлозных структур, преобразовывая синтетическое состояние ряда элементов и связей, путём встраивания собственных частиц, он также активно препятствует прению, отталкивает грязь и обеззараживает внутреннюю поверхность, что крайне…

— Просто признайся, что у тебя на этот раз не наалхимичелось, — скептично хмыкнула духовник.

— Ой, ладно! Подумаешь, гуанна искусственная из земляного масла не получилась, не бери в голову. Зато глянь, что за штукень! Я тогда деду Апанасу хотела сделать растягивающуюся заплату на сапоги, но ничего не вышло. Дыра, как была, так и осталась, но, заметь, уже пятый год обувке сносу нет! И никаких жалоб.

Яританна рассеянно подумала, что несчастный сторож просто боится лишний раз жаловаться, чтобы энергичная дочурка управляющего в сердцах не извела последнее. Не то, чтобы Эл была столь уж бездарна в своём деле. Напротив, в травничестве девушка завидно выделялась и чутьём, и нетривиальным подходом, и умением совмещать методики. Вот только ни одно из перечисленных достоинств не спасало её подопытных при работе подмастерья с алхимическими реагентами. Самым нейтральным и даже предпочтительным, в какой-то степени, было просто отсутствие желаемого результата, но были прецеденты и полномасштабных взрывов со всеми спецэффектами.

— Гордись! — травница вскинула свой острый подбородок. — Тебе выпала великая честь поучаствовать в создании истории отечественной алхимической мысли. Эта новая разработка перевернёт жизнь простых обывателей!

— Эл, солнце моё, может, по-хорошему разойдёмся? — заискивающе глянула на компаньонку Танка. — После твоего последнего изобретения я вообще ходила с окраской а-ля старый-старый зомби.

Валент только злобно глянула на подругу и по совместительству самый близкий, удобный и дешёвый экспериментальный материал, вынула из своей травницкой сумки плоский бутылёк и щедрою рукой сыпанула на экспроприированную обувку. В воздух поднялось облачко желтоватой пыли, и маленькую душную комнатку сразу же заволокло непередаваемым ароматом горклого бараньего жира. Девушки синхронно скривились.

— Ну, побочные эффекты, я ещё не все изучила, — небрежно пожала плечами Алеандр, стараясь не обращать внимания на внутренний голос, что просто вопил о передозировке.

— Ну да, ну да, одним из таких эффектов будет обширная гангрена у подопытного?

— Не иронизируй! — вяло огрызнулась травница, вешая заметно потяжелевшие и потемневшие лапти, с которых продолжал сыпаться экспериментальный порошок, на черенок стоящих возле двери старых потрескавшихся грабель. — Я тебе зуб даю, что ничего у тебя не отвалится! За раз отвалиться может только от кислоты, заклятья или нежити. Сейчас отвисится, проветрится и только в бой!

— Не обуем, так врагов закидаем, — кислым голосом протянула Танка.

— Я ими сейчас тебя закидаю! — Валент серьёзно обиделась на отсутствие экспериментаторского энтузиазма у подруги. — И вообще, нужно поддерживать отечественное зельеварение!

Удалиться в противоположный угол с видом поруганной добродетели, дабы одним своим образом вызывать у недостойных угрызения совести у неё не получилось, по причине крайне стеснённых бытовых условий и отсутствия противоположного угла как такового. Самый дальний от Танки находился аккурат под злосчастными граблями, вокруг которых уже насыпалась небольшая горка начавшего слегка искриться порошка.

По уверениям той же Танки, жаловаться им было решительно не на что, поскольку какая-никакая крыша над головами присутствовала, как и слабый неуверенный намёк на комфорт, представленный одним, едва влезшим в комнатушку тюфяком и двумя тарелками невразумительной тыквенной каши. Всё остальное вполне могло расцениваться, как жизненные трудности во имя закалки характера и сохранения скудных финансов.

Чердачок, гордо именуемый хозяином на западный манер мансардой, располагался аккурат над кухней, точнее тем убожеством, что предполагалось помывочными чанами, а ныне же без должного надзора и крепкой хозяйской руки превратилось в первоклассный отстойник. Посему не следовало особо удивляться ядрёному аромату, пропитавшему каждую доску и гвоздик нелепого скошенного помещеньица. Его-то и за склад признать было совестно. Только жадный мужичонка, с тяжёлыми обвисшими щеками, потными руками и на удивление круглым брюшком, какими-то неведомыми путями приходившийся роднёй местному градоправителю (это как пить дать в мелких городках Словонищ другие долго доходные места и не держали), оказался излишне жаден до жилой площади и, изрезав второй этаж, как не снилось и диким оркам, оставил лишь совсем негодящий для сдачи скошенный гробик. В него с явного попустительства прислуги стекались все потоки негодящего хлама, миграционные маршруты почтенных грызунов и пути паломников-тараканов, ищущих последнее пристанище. Иссохшие трупы верных призванию членистоногих полноценными могильниками устилали углы и полки, в местах скопления паутины образуя настоящие гроздья. Небольшой комод, приваленный к торцу под ноклоном в градусов тридцать-сорок, почти полностью перекрывал маленькое незастеклённое окошко и печально щерился отбитыми полками, как старый каторжанин. Возле него вырастала гора треснувших черепков, старых ламп, скалок, ломаных стульев, лишь слегка огибая центральную проплешину, двумя волнами заходя на стены. Единственным плюсом был массивный каминный короб, обмазанный рыжевато-бурой глиной. От него ещё веяло жаром и каким-то небрежным, пыльным, но очень наивным уютом. Уставшие за день мытарств девушки попеременно прикладывали к нему ноющие пятки. Только плюс этот был настолько незначительным на фоне общих экстремальных условий, что даже Чаронит предпочитала на него не упирать.

Посверлив друг дружку для острастки серьёзными взглядами и не найдя пристойного повода для примирения или новой ссоры, подмастерья принялись за нехитрый ужин.

— Триликий, — тяжко выдохнула Танка, заметно покачнувшись на выуженной их хлама трёхногой табуретке, — это почти также мерзко, как рыбные котлеты в Замке. Не удивлюсь, если кости попадаться начнут.

— Здесь ключевое слово почти! — назидательным тоном поправила подругу Эл, без особенных потуг отправляя в рот вторую ложку желтоватого студенистого варева. — Вкуса особого, конечно, нет, но и консистенция не соплевидная. Здесь главное приноровиться и думать о вечном.

Травница смело заглотила очередную ложку, стараясь особенно не гримасничать, перекатывая во рту жёсткие сырые комочки и редкие пригарки. То ли ввиду призвания, то ли сама по себе, но к овощам и прочей растительности она питала большую гастрономическую привязанность и с чистым сердцем прощала им возможные огрехи готовки, считая, что изжить полезность даров природы сложнее, чем просто испортить. Духовник, не разделявшая её убеждений и пристрастий, лишь невольно кривилась в попытке договориться с собственным желудком, отчаянно требовавшим мяса. Девушка дважды вяло прокрутила ложкой слишком жидкую для каши, но катастрофически недотягивающую до супа субстанцию, проследила траекторию всплытия комочков и слегка брезгливо принюхалась. На её усмотрение от смеси пахло сыростью, землёй и кабачками, овощем, безусловно, универсальным, но безвкусным и оттого презираемым. Травница умудрялась обонять в поданной на ужин субстанции тыкву, мёд и эстрагон, но скромным труженикам подземелий такие ароматические изыски оставались недоступны.

— Хватит! Я не настолько отчаялась, чтобы покончить с жизнью так не эстетично! — не выдержала Яританна, вскакивая с места, от чего доходящий стул тут же развалился.

— Шмотри на мир хилосохки! — Эл заставила себя проглотить особо неприятный уголёк, вроде бы не совсем растительного происхождения. — Тьфу, дрянь какая…. Всё, что не убивает нас, делает сильнее. Тебя же, скажу по чести, ещё ни одной пищей не убивало. Наглую оккупацию нужника я пару раз фиксировала, а остальное как-то проходило без эксцессов. Так что не выкаблучивайся и ешь, что есть.

Алеандр хотела добавить ещё что-нибудь мотивирующее, лишь бы не всплыло отсутствие в её сумках оговорённого заранее провианта, но говорить было уже некому. Духовник перед любым действием имела склонность долго колебаться, но, окончательно решив или поддавшись Великому Бздику, была непреклонна и до отвратительного последовательна. Из небольшого коридорчика раздалось характерное дребезжание старой жестяной этажерки, брязганье не угодившей Чаронит миски, и Танка, гордо захлопнув за собой дверь, уже обтирала руки о порванную хозяйскую юбку, торчащую из кучи хлама. Вид у девушки при этом был донельзя торжественный и героический.

— Малайца! — поспешила спустить подругу с небес на землю Эл. — Так держать! Сейчас тому борову станет обидно-обидно и он немедленно выдаст нам нормальную комнату и чистосердечно повинится за все сальные намёки, что отпускал при регистрации.

— Вот только не начинай, Эл! — раздражённо зашипела девушка, опускаясь на пол и осторожно прижимаясь к более обтёртому боку печного короба. — И без тебя тошно.

— То-то тебе нормально было, когда нас этот гадёныш глазами раздевал! Вот уж никогда не думала, что в качестве куска мяса представляю такое захватывающее зрелище! — не унималась травница, не сильно щадя своё и Танкино самолюбие. — У меня до сих пор пятки холодеют, как вспомню! И как по-твоему, оно того стоило?

Словно в насмешку за стеной кто-то с писком шлёпнулся с опорной балки и, продолжая попискивать, закопался в кучу хлама. Алеандр выразительно скосила глаза и с вопросительным видом подняла бровь. Духовник ответила на пантомиму лишь глухим вздохом, полным усталости и едва сдерживаемого раздражения.

— От! — победоносно осклабилась Эл. — А ты ещё и лыбилась, как контуженная на всю голову жертва клубной пропаганды. Что тебе стоило сделать лицо попроще? С твоим типажом нужно вообще пустынных наёмников пародировать, чтобы за адекватную личность сходить, а ещё лучше маскироваться как-нибудь. Да этот аморальный по всей окружности скряга до сих пор думает, что ты с ним заигрывала!

— Я, кажется, просила не начинать…

— А я не начинаю! Я продолжаю! И, косу даю на отсечение, что этот масляноглазый самец бабуина тоже был бы не против продолжить! Не знаю, как тебя, но меня такая перспектива нисколько не радует. А что касается тебя, о великая укротительница общественных ступ и знаток всех маршрутов, то я…

— Можешь проваливать! — холодно и от того ещё более угрожающе проговорила Танка, даже не поворачивая головы. — Денег у тебя всё равно с собой нет, так что вместо ограбления тебя на ночных улицах города может ждать захватывающее приключение со многими неизвестными, начиная от пьяного сброда и катаржников, заканчивая стайкой каких-нибудь культистов-чернокнижников, вроде наших старых знакомых. В лучшем случае, я всегда смогу поднять твой дух, чтобы ты лично объясняла своему семейству, что тебе не нравилось как на тебя глядел один староватый хозяин дешёвого трактира. Как думаешь, мне удастся стребовать с них оплату за твою поездку на ступе и проживание здесь, если уж ты сама не сподобилась взять с собой хоть какой-то необходимый запас?

Травница от такого заявления едва не втянула в себя ложку с остатками каши и громко закашлялась. Лицо её раскраснелось, из глаз брызнули слёзы. С толикой снисхождения Чаронит постучала компаньонку по спине. С трудом протолкнув в себя пищу, Алеандр хрипло вдохнула воздух и через силу практически восхитилась:

— Ну, ты и стерва…

— А что ты хотела? Чтобы я посыпала голову пеплом и прямо здесь разрыдалась, что спать нам приходится едва ли не в свинарнике?

— Я хочу другую комнату, — по-детски проворчала девушка и отставила свою тарелку подальше к двери.

— О! Так, может, ты прямо сейчас поднимешься и пойдёшь её искать в этом треклятом городе. Уверена, любой держатель приличного постоялого двора, да и просто хороший малый с удобной квартиркой с радостью примет нищих подмастерьев, разогнав предварительно очередь из двух-трёх купцов и трёх-четырёх обеспеченных караванщиков! Так и вижу, что их впечатлят твои большие грустные глаза и честнейшие заверения в искреннем благородстве и богатом внутреннем мире. О нет! Постойте-ка! Мы, кажется, это уже пробовали! Не так ли, госпожа травница?

— Язва, — буркнула себе под нос Эл, укладываясь на тюфяк, и злобно добавила: — трофическая.

— Ага, с последующим распространением, — без особой обиды согласилась духовник и постаралась поудобнее примоститься как можно дальше от полных обитателями гор хлама.

Бледненький дрожащий светляк, из последних сил поддерживаемый Валент в допустимых размерах, начал, подмигивая, затухать, погружая мансардный гроб в пугающую, полную шорохов и теней дрёму. Вместе с бледным светом уличных светляков, зажжённых, видать, исключительно ради богатых гостей, в щель окна просачивались привычные звуки ночного города, далёкий лай собак и брань не желающих угомониться постояльцев.

— Как думаешь, в этом тюфяке много вшей? — не выдержав гнетущей тишины, что неожиданно стала почти пугающей, Танка осторожно тронула за плечо казавшуюся спящей травницу.

— Вытравлю, — сонно отмахнулась Эл.

— Как бы после кормёжки в таких условиях глисты не завелись, — продолжала рассуждать девушка, сама не зная, отчего появилось нехорошее предчувствие.

— Выведу, — голос травницы был почти неразличим.

— В такой грязи инфекцию подцепить можно…

— Вылечу…

— Да и кроме хозяина здесь куча пьяных постояльцев…

— А вот дверь подпереть не помешает!

Моментально избавившись от налёта дрёмы, Алеандр ловко подскочила на ноги и опрометью бросилась к дверям. Но привычных ручек коварнейшим образом не оказалось, и пришлось срочно искать, чем подпереть дверь. Как назло, во всей куче хлама ничего приличного сразу не попалось, и девушка использовала многострадальные грабли прямо вместе с осыпающимися порошком лаптями. Для этого их пришлось основательно упереть в косяк в надежде, что старая деревяшка если, не задержит непрошенных гостей, то хоть наделает много шума.

— Ну, как-то так, — довольно отряхнула руки от остатков порошка Эл.

Он стоял у переулка уже битый час и, подобно последнему идиоту, пялился в арочный проём. Ещё, казалось, совсем недавно начинавшие сгущаться сумерки уже успели натечь из подворотен и жадно облепить углы и стены зданий. Неловкие, уродливые новостройки, заполонившие окраины столицы и доползшие почти до Чижиного Бора, на фоне вычерненного неба не смотрелись так жалко и нелепо. Их резкие угловатые крыши тонули в месиве туч, а фундаменты плотно укутывала настоящая ночная мгла. Редкие уличные светляки разбрасывали мутные жёлтые, синие и лиловые пятна по стенам, почти не задевая своей милостью грешную землю с выбоинами в брусчатке, мусорными кучами, бродячими животными, угробьцами и мертвяками, окончательно избавиться от которых было задачей практически невыполнимой. Из домов доносился гул ужинавших семейств, пивные звенели пьяненьким многоголосьем и редкими всхлипываниями самопальных инструментов, из дворов доносились переливы мата и лишь улочки да переулки оставались тихими и незаметными. В районах, подобных этому улочки всегда особенно пронзительны в своей тишине.

Араон Важич жадно впитывал эту тишину всем своим естеством, стараясь запомнить каждый её оттенок. Он по-прежнему недоумевал, что побудило его так безрассудно явиться на эту встречу, ещё и лично, тем более без охраны. Не хотелось предполагать, что недавние события с неудачным похищением ничему его не научили. Напротив, он вынес из них, как минимум, два глубоких ранения, повреждённое колено и, вероятно, лёгкую контузию. К проявлениям последней чародей предпочёл бы отнести и сегодняшнюю эскападу. Ещё мог назвать это гордостью самого перспективного молодого чародея, которого ещё в ученичестве прочили в Старшие Мастера, хоть и не предполагали, что он, перепрыгнув это звание, наряду с остальными ступенями, станет Главой Совета. Можно, заменить гордость уверенностью бывалого боевого чародея, что начал знакомство с нечистью, раньше, чем проснулся дар. Мог Араон отнести порыв к чувствам горящего жаждой мщения сына, чьего отца безжалостно заманили в ловушку, чтобы убрать с игрового поля столь честную и несломимую фигуру. Даже, покопавшись в себе, смог бы обнаружить братскую симпатию и чувство справедливости, ведь Ихвор был схвачен исключительно из-за его удачного спасения. Порыв к действию, веру в торжество правды и добра, собственный прогрессирующий кретинизм… Но всё-таки привела его сюда исключительно профессиональная интуиция. Искренне полагая себя человеком рациональным, прогрессивным и лишённым всяких предрассудков, Араон Важич не верил в интуицию и древний мистицизм, вернувшиеся в моду чар в последние пару лет под влиянием западных магов. На все события в своей жизни он старался смотреть одинаково ровно и действовать, доверяясь профессиональным навыкам, инстинктам и обширным знаниям в своей области. Вот только, в любой другой области он, к своему стыду, был не слишком сведущ, серьёзно собираясь связать свою жизнь исключительно с уничтожением монстров. Ввязывание в политические интриги, отлов заговорщиков и управление Замком в его ближайшие планы на будущее никогда не входило. Именно поэтому Новый Глава Замка Мастеров предпочёл считать свой вечерний поход в воровской район проявлением не интуиции, а редкостного для взрослого мужчины идиотизма.

Нависавший над поломанной скамьёй светляк последний раз отчаянно мигнул и, выпустив струйку сероватого дыма, сдулся. Трансформированное заранее зрение не уловило особой разницы, разве что отправило извещение в мозг, что для обычного человека освещение ухудшилось. Спустя какое-то время из-за угла выглянул худощавый лохматый парень с жидкой заплетённой в десяток разномастных косичек бородёнкой и нелепой, натянутой поверх грязных патл косынкой. Чудак воровато оглядел улицу и поморщился, не скрывая досады, после чиркнул о сапог спичкой и жадно закурил. Арн почувствовал, как засосало под ложечкой без очередной сигаретки, и решил действовать. Риск ошибиться, конечно, был, но он показался не таким уж ужасным в сравнении с ожиданием в тени грязного подъезда.

Одним плавным движением боевик перетёк за угол и, бесшумно перебежав улицу, возник за плечом парня. Вблизи стало ясно, что сладковатый аромат дымка молодому чародею явно не мерещился, и небрежный свёрток в не успевших почернеть от травы зубах не имеет ничего общего с заморским табаком. Перед ним стоял очередной великовозрастный балбес, что от избытка свободного времени и родительских денег растрачивал свою жизнь на поиски великих и наиглубочайших смыслов в танцах иллюзорных бабочек над тлеющей самокруткой. Арн уже собирался отпустить мелкого наркомана с миром, как заметил на его растянутой рубашке большое чернильное пятно с словно срезанным краем. Очевидно, именно его продолжение он имел счастье получить на листке с запиской о выкупе. Чародей лишь невольно поморщился от того, как измельчали заговорщики в сравнении с теми, что отлавливали его по всему Озёрному краю.

— Ну что, дождался? — весьма учтиво поинтересовался Глава Замка Мастеров, легко хлопнув по плечу вымогателя.

Вопреки ожиданиям парень не испугался, не отпрыгнул с воплями, из окон не повыскакивали его сообщники и даже не изменилась частота вспыхивания самокрутки.

— А-а-а, братэлла, — протянул странным хрипловато-писклявым голосом паренёк.

Либо самокрутка столь быстро подействовала, либо стоявший перед ним был идиотом по жизни, но более радостной улыбки при своём появлении Араон Важич не видел даже у мамы.

— Я сёння пустой! Нить-нить, — повёл костистыми плечами бородатый укурыш и от досады дёрнул за одну из косиц. — Тут э-э-э только для себя тяжечка осталась. Хошь? Не? Ты, чё? Я ж как от сердца отрываю…

— Где мой брат!?! — без лишних предисловий (с подобным существом вообще разговаривать было бессмысленно) Арн, точно соизмеряя силы, оттолкнул вымогателя так, чтобы убогий лишь слегка треснулся затылком, но не сильно покалечился.

— Ай-яй! — как-то растерянно и будто бы удивлённо вскрикнул бородач, хватаясь за голову. — Ты чё? Ты вообще как? А где тот, старый, что папка? Он ж у нас самый богатый, да?

За толчком последовал удар в живот, и Арн на миг подумал, что после похорон и разбора бесконечных бумаг в приёмной ему аккурат и не хватало такого доступного способа выпустить пар. Продолжить избиение было, конечно, заманчиво, но не стоило сбрасывать со счетов потенциального информатора. Ударив ещё разок исключительно для разминки, чародей встряхнул за шкирку поскуливающего наркомана, заставляя выпрямиться, и легонько придавил локтём тощую шею.

— Где? — Арн даже не стало особенно напрягать голоса.

— Ты, чё, дурак совсем, — обиженно шмыгнул разбитым носом паренёк, — серп с собою таскаешь…

Важич не повёлся на провокацию. На его широком, шитым серебром кушаке действительно болтался простой крестьянский серп с обмотанной цепью рукояткой. Ради собственного спокойствия мужчина решил считать собственноручно заточенную железку своим счастливым талисманом, поскольку старенький излучатель в последней стычке пал смертью храбрых, да и снимать сложное многоуровневое плетение чар с цепи в последние дни было как-то недосуг. Возможно, со стороны такое «украшение» и казалось более чем экстравагантным, но репутация нового Главы была спорной в любом случае. Проходя по главному зданию Замка, он уже успел наглядеться на нервно шарахающийся мелкий чиновничий люд, но благожелательности это не прибавляло.

— Где? — в этот раз Мастер добавил в голос побольше угрозы.

— Э-э-э, братишка, не злися! — казалось, задохлого парня его тон совершенно не пронял. — От злости нервические клетки гибнут совсем. Вот совсем берут так и гибнут…

— Ну? — Арн сильнее надавил на трясущуюся шею, окончательно теряя зачатки терпения.

— Эй-ей! Полегче! — впервые проявил отчётливую эмоцию бородач, озлобленно сощурившись, и практически ловко вынул из кармана неказистый медальон. — Я ж и обидеться могу. Совсем могу!

Вырвавшийся из дурманного плена паренёк с выражением превосходства на помятом лице решительно придавил отстающую пружину артефакта и в ожидании уставился поверх плеча Араона на затянутую тьмой стену. Обострённый заклятием слух уловил характерное перещёлкивание механизмов и скрежет противящегося воздействию элемента. Потворствующий чарам материал, почуяв вычлененное артефактором «сердце», послушно стягивался в предзаданную форму. Чуть медленнее, чем делали то последние модели, но куда быстрее, чем смог бы себе позволить землистый холлем базовой комплектации. Утяжелённая каркасная структура, разогревающаяся на два процента быстрее поглотительная коробка, регенерационная переменная, близкая к одной восемьдесят пятой, функционал трансляционных передач — всё это было чрезвычайно важно и, безусловно, должно было учитываться любым Мастером-Боя перед столкновением с враждебно активизированным артефактом модернизированного типа, только вот рефлексы…

Свободной рукой схватив край цепи, Араон Важич, не глядя, метнул проверенный не раз серп. Звонко щёлкнула в суставе ещё не обрётшая былой гибкости рука. Скрипнуло не закончившее формирование существо, схватившее в канальный узел самозатачивающееся лезвие. Вымогатель округлившимися от ужаса глазами смотрел, как оседает набором бесполезных механизмов и постепенно растворяется в пространстве ещё мгновение назад казавшийся непобедимым холлем. Не меняя выражения лица, чародей снова дёрнул запястьем — и влекомомое цепью оружие, просвистев в воздухе, впилось меж кирпичей в пяди от уха вытянувшегося по струнке тела. Важич поморщился: он не желал устраивать таких спецэффектов, но треклятая рана не давала забыть о себе (рука продолжала плохо подчиняться) и делала его ещё более раздражительным.

— Мне повторить? — наматывая на запястье цепь, предельно светским тоном уточнил молодой чародей.

Наркоман несколько раз совершенно бездумно хлопнул глазами и неожиданно пронзительно завизжал нервным фальцетом, едва не заставив Важича отшатнуться. На его вопль тут же открылось небольшое окошко на уровне коленей и высунулась взъерошенная женская головка.

— Что ты разорался, придурок? Говорила же тебе… — ещё детским хоть и приобрётшим лёгкую хрипотцу от сигарет голоском проорало появившееся из стены чудо, но, разглядев диспозицию, нервно дёрнулось и затихло.

Перехватив вымогателя за бороду, Араон присел на корточки, от чего бородач просто рухнул лицом наземь, и с лёгкой улыбкой обратился к остолбеневшей девице:

— Продолжай, дорогуша.

Вероятно, после этого ему стоило бы ожидать ещё около получаса столь же бессмысленных разбирательств, поскольку огромные глаза малолетней крикуньи не отражали даже тени интелекта, но за её спиной показался ещё один паренёк и, бесцеремонно отпихнув напарницу в сторону, с преувеличенной радостью протянул в приветствии руку:

— А господин Важич, я думал, что Вас убили! Замечательно сохранились, скажу я Вам, для своих-то лет!

— Идиоты, — обречённо выдохнул чародей, формируя на ладони боевой светляк. — Что вы знаете о местонахождении моего брата?

Словно зачарованные глядели малолетние преступники на переливающийся и вспыхивающий огненный шар, не будучи в силах выдавить из себя и полслова. Даже слегка отошедший от воздействия дурмана бородач позабыл о своих травмах и заворожено следил за живыми всполохами разрушительного пламени, лишь изредка хлюпая разбитым носом. Чародей едва смог подавить стон разочарования и задумался, не швырнуть ли созданный светляк внутрь этого притона для профилактики распространения заразы. Он без лишних церемоний впихнул внутрь тощего укурыша, знатно наподдав ногой, и примерился с зарядом, как изнутри послышался слабый, до боли знакомый голос:

— А ты в своём репертуаре, Арни…

Любой здравомыслящий Мастер да и простой обыватель в подобной ситуации наверняка поостерёгся от опрометчивых поступков, только Араон Важич был истиным сыном своего отца, а, может, просто не слишком предусмотрительным по натуре человеком. Втянув в ауру приготовленный светляк, он не долго раздумывая прыгнул внутрь.

Полуподвальное помещение встретило появление нового Главы Замка Мастеров гробовым молчанием и печальным постукиванием ставень. Это было не столь удивительно. Вряд ли в него ранее вламывались через окно, предварительно небольшим энергетическим выбросом расшвыряв к стенам обитателей и мебель, а после, технично перекатившись по полу, активизировали мощный полог тишины. Чародей и сам в лёгкой оторопи посматривал на чесное собрание. Кроме троих малолетних похитителей и их предполагаемой жертвы в небольшой тёмной комнатушке бы лишь худой, измождённый старик, что сейчас без сознания валялся под покосившимся шкафом, и толстая, видать, беременная кошка. Животное в полном обалдении замерло на кровати, так и не убрав задранной вверх для помыва лапы. В небольшой, видавшей виды буржуйке печально треснул брикет торфа. Этот звук словно послужил спусковым механизмом. Закряхтел, бессвязно ругаясь, бородатый чудак в попытках выползти из-под кухонного стола. Девица с окончательно растрепавшейся причёской тонко запричитала над изгвазданным платьицем, на котором оказалась полная миска свежеприправленного салата. Хмуро растирал поясницу высокий интеллигентного вида юноша с назревающим на скуле синяком.

— А чего этот придурок с серпом припёрся? — без былой приветливости уточнил он у своего неухоженного товарища.

Ответа Арн дожидаться не стал. Расценив собравшееся общестко как весьма ничтожное и не заслуживающее особого внимания в плане возможной опасности, он развернулся и спокойно направился к старенькой пружинной кровати, не спеша убирать трансформацию, от чего выглядел откровенно дико. Впрочем, лежавшего на кровати мужчину это совершенно не пугало и, казалось, даже забавляло, вызывая на бледном, осунувшемся лице слабую улыбку.

Ихвор. Сбежавший, убитый, убивший, предавший, спившийся и просто призабытый в пылу всеобщего траура, Ихвор был плох. Светлая кожа с лёгким неуверенным налётом исключительно городского загара приобрела синюшный оттенок и местами шелушилась почти лишаистыми пятнами. Глаза покраснели и воспалились, выдавая явную нехватку сна своего обладателя. Суставы на руках шишковато вздулись, а тугие повязки, закрывающие тело практически до шеи говорили сами за себя. Больной лежал на тощенькой, щерящейся остюками подушке и зябко пытался прикрыть голые плечи краем лоскутного пледа. Плед был явно короток, отчего с другого края пёстрого, грубо смётанного полотнища постоянно норовила оголиться сухая ступня. Ихвора явно знобило и мужчина очень трогательно пытался как можно незаметнее поджать босую пятку.

Хмуро оглядев старшего брата, Араон Важич заправил на пояс свой новый талисман и осторожно, чтобы своим весом не опрокинуть кажущуюся хлипкой конструкцию, присел на край кровати.

— Папу убили, — стараясь не упускать из виду любопытно прислушивающийся молодняк, максимально спокойно проговорил Глава Совета. — Два дня назад. Медведь.

Спокойно говорить он, конечно, пытался, но рычание в голосе проскользнуло.

— Нужно поговорить, — хмуро кивнул головой старший Важич.

— Шкеты, брысь! — гаркнул своим коронным командирским тоном боевой чародей.

Неудавшиеся вымогатели послушно поднялись и, выстроившись цепочкой, двинулись к выходу. Парни подхватили под руки не очунявшего толком старика и шустро шмыгнули за дверь. Девушка же, позабыв, казалось, о загубленном платье, бросила на кровать многозначительный взгляд и плавно покачивая бёдрами грациозно удалилась. Арн оценил не по годам ладную фигуру, свежесть и отсутствие интеллекта на миловидном лице и невольно нахмурился ещё сильнее. Мастер-Боя повернулся к брату, решив предоставить выяснение проблем с возможным адъюльтером самим супругам, и начал тяжёлый разговор:

— Вот теперь поговорим…

Последний огонёк в окне медленно, словно нехотя потух. Даже не так. Он медленно начал гаснуть специально измываясь над изнывающим в ожидании мужчиной. Хотя ночь не была особенно тёплой, по карманам у него с лихвой набиралось денег на уютную комнату и полноценный ужин на каком-нибудь приличном постоялом дворе, а за последние три часа ограбить его попытались уже дважды, тёмная личность с упорством, достойным древних воителей, продолжал наблюдать за дешёвеньким трактиром на углу. Постоянно поражаясь собственной выдержке, он вёл своих жертв от дома к дому, от каравана к каравану, умело следуя тени и не привлекая особого внимамия. Хотелось послать гипнотическую волну, чтобы одна из них просто оставила на скамейке найденную безделицу и утянула подружку подальше. И сделать так при определённом напряжении было бы относительно несложно, и следов бы на самих девчонках практически не осталось, да и те выветрились за день-другой. Вот только для этого было необходимо приоткрыть защиту и сплести чары. Да проще было выйти на главную площадь Новокривья, размахивая красно-белым флагом, и торжественно послать князя-батюшку по всем известному маршруту. Как в первом, так и во втором случае его ожидало бы не слишком приятное знакомство с Араоном Важичем. Как чародей догадывался, именно этот юный гений первым и ухватился за освободившийся пост. Досье же, собранное на надежду и отраду благородного семейства едва ли ни с его первоно светляка, совершенно не вдохновляло на близкое знакомство и приватные встречи.

Мужчина осторожно помассировал кисть, которую уже начинало сводить судорогой от напряжения. Удерживать на весу готувую в любой момент захлопнуться крышку распашного короба над общим залом не было бы особой проблемой, если б не приходилось при этом висеть на карнизе ближайшего дома и постоянно следить за улицей. Какие-никакие стражники в этом захолустье всё же имелись, да и сигналки на дверях устанавливают даже в некоторых сёлах, так что рисковать не хотелось. Чародей давно начал подозревать у себя паранойю. В основном это помогало по жизни, не раз предостерегая его от щекотливых и откровенно патовых ситуаций, правду, в данный момент грозило скорее замечательным растяжением связок. Выждав положенное время, чтоб даже самые нервные постояльцы благополучно затихли, мужчина в чёрном одеянии бесшумно перебрался с карниза на скат крыши и осторожно втиснулся в отверстие, что столь неразумно было забыто на ночь. Пришлось некоторое время повисеть на потолочной балке, пока глаза привыкали к столь скудному освещению. После он, бесшумно спрыгнув, осторожно обогнул хозяйскую стойку и принялся искать книгу учёта.

Заветная книга ни в какую не желала находиться. Привычные места радовали слоем пыли и крошками на слизкой от жира поверхности. Пол, столы и стойка могли предложить только редкие горки немытой посуды. В двух тайниках наскребалось с десяток крупных монет, бутылка дорогого портвейна, дамская цепочка и замечательный почти свежий бутерброд с салом и тёртым хреном. Тёмная личность, однако, так просто отступать не желал, поскольку наобум шататься из комнаты в комнату, не имея возможности запустить поисковика, вызывало ещё меньше энтузиазма. Каким бы захудалым ни был трактир, но даже в нём должны отмечать постояльцев, хотя бы для того, чтобы точно знать, с кого стребовать деньги за поломанные стулья. Только, видимо, хозяин этого заведения был настолько хитроумен, что скрывал учётные записи не только от постояльцев, но даже от штата работников.

Мысленно пройдясь по особенностям родословной нерадивого владельца трактира, мужчина уверенно двинулся в сторону хозяйских комнат, поскольку ещё днём отметил стандартную планировку здания. После трёх едва не перевёрнутых стульев и одного торчащего в столешнице гвоздя, впившегося в руку, идея проверять все подряд комнаты показалась ему не такой уж безрассудной. Во всяком случае, вероятность перебудить всех постояльцев была примерна такой же, как при блуждании по этому лабиринту общего зала. Когда дверь к хозяйским покоям была уже близко, а здравый смысл прокладывал наиболее логистически верный маршрут по жилой части, раздался отчётливый звук шагов.

Человек был грузным, страдал гипертонией и очень старался идти беззвучно, хотя шарканье тапок для тренированного уха было прекрасно различимо. Блики света в дверных щелях выдавали не слишком внушительный рост несущего свечку и его изрядную жадность, ведь портативные светляки в камнях продавались на каждом углу. Отчаянно сдерживаемое дыхание, частые остановки и торопливые шажки подсказывали чародею, что старый плут покинул свою тёплую комнату отнюдь не воды попить. Взломщик ловко скользнул к стене и затаился возле двери, всматриваясь, как огонёк свечи медленно приближается, слегка раскачиваясь в такт переваливания тела. Каковы же были удивление и ужас в глазах трактирщика, когда неожиданно перед ним из темноты вынырнула высокая фигура в чёрном. Свет неуверенно выхватил в проёме капюшона бледное, покрытое свежими шрамами лицо и, словно испугавшись чего-то, потух.

— Две девушки, светленькая и рыженькая, — голос из темноты звучал вкрадчиво и очень проникновенно, проникал он до самых печёнок и так качественно вымораживал нутро, что дрожащее нечто, оставшееся под человеческой оболочкой, как правило, лишалось последних остатков воли.

С трудом заставив себя проглотить ком в горле, трактирщик испуганно проблеял, забыв даже о собственной картавости:

— Второй этаж… последняя дверь по коридору… там задвижки нет…

— Правильный ответ, — чародей снисходительно улыбнулся и одним нажатием на сонную артерию позволил толстяку скользнуть в омут долгожданного забытья.

«Как удивительно своевременно», — немного рассеянно заметил про себя мужчина, пристраивая раскупоренную бутылку в руку трактирщика. Он уже отволок толстяка под стойку и, активно сбрызнул вином из заначки.

Не без брезгливости отерев пальцы о край плаща, чародей уверенно двинулся к лестнице. Благо, с реквизированной свечкой сделать это было значительно проще, да и подобные блуждания, видимо, для самого хозяина трактира были не внове, поэтому и недолжны были вызывать лишних подозрений у соседей иль постояльцев. Тем не менее, поднявшись на второй этаж, свет погасить ему всё-таки пришлось. Всё необходимое он рассмотреть успел. Узенький коридор шёл предельно прямо, заканчиваясь небольшой лесенкой ступени на три. Под десятком не слишком внушающих доверия дверей не было половиков или выставленных на чистку сапог, лишь у последней жались заполненная хламом этажерка и несколько стульев. Насколько позволял определить закрытый фон, ни одного приличного заклятья, ловушки или оповещателя по коридору не наблюдалось. Даже с поправкой на прохудившиеся половицы преодолеть такое испытание проблемой не было. Чародей переложил огарок свечи в карман и осторожно двинулся вперёд, стараясь как можно грамотнее переносить вес с носка на пятку, хотя упавший в подземелье крюк при каждом шаге напоминал о себе ноющей болью.

Заветная дверь немного возвышалась над остальными. При желании в этом можно было усмотреть нечто символическое, но поразительное чутьё чародея в этот раз отчего-то позорно промолчало. Мужчина прислушался: из-за дверей доносилось какое-то невнятное бормотание. Низкий женский голос загадочно вещал с таким чувством, что казался вытащенным из спектакля. В нём то проступала легкая болезненная хрипотца, то чистые высокие переливы, то тяжёлые, полные боли и ужаса вздохи, то суматошные испуганные вскрики. Казалось, это не просто набор звуков, а чудесная, полная скрытого смысла песнь, заставляющая душу остро реагировать на каждый звук, искать и жаждать скрытую мелодию. Лишённый такта, мелодичности и размеренности странный напев практически зачаровывал своей неуловимой чувственностью и жутковатой инфернальностью. Бессмысленный набор бреда чем-то отдавал старомагнарским. Когда же чародей попытался разобрать слова, почувствовал, как на затылке шевелятся оставшиеся волосы. Неизвестный голос читал жертвенную песнь для вызова демона, сильно искажённую, с грубейшими ошибками, но, несомненно, некромантскую! Мужчина неверяще тряхнул головой. Представить, что редкий, утерянный со времён гонений на древних чародеев заговор мог быть известен какой-то левой девчонке, было сродни отрицанию существования чар и магии. Наваждение женского голоса растаяло, и бессмысленные слова снова стали бессмысленными.

Чародей взялся за дверную ручку и потянул на себя. Он старался двигаться как можно мягче, но петли оказались не смазанными. Понадобилось сделать рывок. Дверь неожиданно шумно поддалась. В то же мгновение что-то тяжёлое прицельно ударило в голову, моментально расцветив всё перед глазами новыми красками. Следом в него врезался какой-то тяжёлый предмет, осыпав неизвестным вонючим крошевом, разъедающим глаза и кожу. Едва подавив болезненный возглас, мужчина попятился, совершенно упустив из вида последнюю ступеньку. Многострадальная нога сразу же подвела: тело неловко повело вбок. Пытаясь оттереть глаза от едкого состава, чародей почувствовал, что начинает заваливаться на спину и ничего не может противопоставить. В последней надежде он попытался схватиться хоть за что-нибудь, но под рукой лишь неприятно чвякнула какая-то холодная и осклизлая субстанция. Не вынесшая удара этажерка с грохотом схлопулась над ним, радостно обрушив десяток-другой поломанных полок и припечатав для надёжности какой-то миской.

Мужчина настороженно замер, прекрасно понимая, что эдакого грохота не слышали разве что в соседних домах. Нестерпимо захотелось выругаться, но вместо этого он лишь слегка напрягся, ожидая закономерной реакции. Постояльцы на шум выбегать не спешили и, судя по доносившемуся из-за некоторых дверей храпу, находились не в той кондиции, чтобы куда-то ползти. Пробормотав благодарственную самому себе, аки в Триликого уже давно не верил, чародей с замиранием сердца обратился к непроглядной темноте желанного проёма. Колдовской голос, звучащий из вязкой тьмы песнью коварных алконостов, смолк, и тут же в комнате вспыхнули ярким, пронзительно-зелёным светом два ужасные глаза…

Быстрее, чем сам успел сообразить, мужчина ногой захлопнул дверку, отсекая себя от постороннего взгляда.

«Вот тебе и забрал без лишнего шума и пыли», — саркастично подумал чародей, осторожно выбираясь из-под завала и сдирая с головы насадившуюся подобно шлему миску. Её мерзкое содержимое тут же растеклось по плечам и лицу, слегка шипя в местах соприкосновения с неизвестным порошком. Мужчина не без труда поднялся на ноги, начертал на перекладинах ближайших дверей руну Сна зарядом на час и, стараясь лишний раз не касаться стен, побрёл вниз. Ещё совсем свежие следы от вырванной по-живому бороды под слоем неизвестной дряни просто горели огнём. Глаза постоянно слезились, смазывая и без того не слишком чёткие в темноте очертания и линии лестницы и общего зала.

Полнейший провал предпринятой операции был очевиден и без лишних комментариев. Кем бы ни оказались две незатейливые на первый взгляд туристки, встречу с нежданными гостями они явно предвидели и успели подготовиться. Прикинув расклад, чародей предпочёл относить принятые меры на счёт принепреятнейшего хозяина трактира. Это не только обнадёживало его, но и казалось наиболее реальным. Нельзя сказать, что личность тёмную и непременно злокозненную такое положение дел удовлетворило. Напротив, он был чрезвычайно собою недоволен. Проявлялось это лишь в лёгкой небрежности движений и попустительстве к посторонним шумам. В конце концов, после столь знаменательного падения этажерки, ворчание разбуженных постояльцев не так уж и значимо мешало его планам. В планах была попытка вернуться к опасной двери через часок-другой, когда волнения улягутся, и бдение у лестницы, чтобы предусмотрительным девицам не удалось тайком улизнуть.

По памяти спустившись к хозяйской подсобке, что в своё время оказалась столь щедра на монеты, мужчина с тяжёлым сердцем зажёг свечу, вылил в самый чистый из обнаруженных тазиков воду из рукомойника, разделся до пояса и осторожно, боясь снять вместе с кожей и мышцы, попытался промыть лицо и шею от едкой массы. Странная, пахнущая тыквой и лоем субстанция на воду реагировала отрицательно и добровольно смываться не желала. Неведомый реагент в ней быстро впитывался в кожу, вызывая у чародея самые мрачные и пугающие подозрения. При всей своей осведомлённости вещества с подобными свойствами он вспомнить никак не мог.

Вероятно, именно ввиду крайнего удивления и хаотичных попыток разобраться с возможными антидотами, среди шума заново укладывающихся спать людей мужчина и не выделил приближающихся шагов. Лишь в последний момент острое предчувствие заставило его резко распрямиться над тазом. Вот только обернуться и метнуть в вызвавший беспокойство объект выхваченную из-за пряжки ремня бритвенно острую пластинку он не успел. Свет померк и лишённое сознания тело начало опускаться на немытый пол.

Алеандр резко проснулась, пытаясь унять неистово колотящееся от ужаса сердце. С полминуты она пыталась сообразить, что собственно прервало её сон: Танкино жутковатое бухтение от кратовой печати, впившийся в запястье клоп, собственный сон с толпой умрунов, жутко смахивающих на трактирщика-извращенца, или громкий грохот за дверью. От мысли, что старый боров мог прийти по их души, травница даже похолодела. Перспектива насилия пугала и отвращала настолько, что идеи рождались самые драматические от спасения девичьей чести путём самоубийства собственным атаном, до героического сожжения трактира вместе со всеми постояльцами. Почему трактир должен быть непременно сожжён, когда её стихия — вода, а Чаронит и с землёй через раз управляется, в этот момент Эл внятно объяснить не смогла бы. Девушка осторожно протянула руку и попыталась разбудить продолжающую бормотать подругу.

Точный тычок под рёбра возымел эффект. Чаронит резко вздёрнулась и села, широко распахнув светящиеся после сна глаза.

— Освещение убавь, — недовольно шикнула на блондинку Эл.

Яританна послушно свернула заклятие ночного зрения, что при любой резкой побудке у неё, как духовника, включалось автоматически. Она сама не была в восторге от таких закидонов собственной ауры, считая это ужасно расточительным, но ничего не могла поделать.

— Там кто-то есть, — доверительно прошептала травница, счастливая, что бодрствует не в одиночку.

— Точно? — хрипло поинтересовалась Танка, удивившись тому, как с вечера сел голос.

— Точно! Кто-то к нам ломился!

Валент в доказательство зажгла небольшой светляк, сделавший своим голубоватым светом обстановку только мрачнее. Маленький исцарапанный пальчик травницы упрямо показывал на дверь. Дрожал он при этом неимоверно, но Эл предпочитала списывать эту дрожь на жажду мщения. Глянув в указанном направлении, Танка и сама заметно содрогнулась. Хоть не слишком внушительная дверь и оставалась закрытой, на ней появились подозрительные следы ОБЛУПИНА, а черенок сломанных граблей оказался вдавленным в косяк, словно его тоже захлопнули. Представив, с какой силой должны были ударить, Яританна заметно побледнела.

— Видишь? — не без толики гордости зашептала травница, выбираясь из самодельного кокона, образовавшегося из общего тюфяка в процессе обычных ночных метаний.

— Что же делать? — Танка неуверенно схватилась за полы шарпана, словно ища в нём защиту.

Она даже не удосужилась скрыть страх и нервозность. Вызваны они были не столько весьма неприятными догадками по поводу мерзкого трактирщика, сколько ещё более неприятными мыслями относительно службы княжеских инквизиторов, очень интересующихся недавними событиями.

— Что делать? Что делать? — воинственно подскочила Эл, глядя на откровенно перетрусившую подругу, и подхватила половину пострадавших грабель. — Мстить! В рамках меры допустимой самообороны так его отсамооборонить, чтобы и обороняться больше было не от чего!

В серых глазах травницы зажегся воинственный огонёк предков, требовавший выдирать глаза и выбивать зубы при поползновении на собственные органы лица, в рамках талиона. Ободрённая подобным примером Яританна поднялась тоже и выудила из горы хлама плоскую длинную лопаску от старенькой прялки, перехватив за расщепленную ножку. Гордо и отчаянно встали они плечом к плечу, крепко сжимая своё грозное оружие. На этом запал, вполне, мог бы и заглохнуть, если б что-то подозрительно не зашевелилось в коридоре и не стало удаляться в сторону лестницы.

Подбадривая друг дружку кивками и подмигиванием, гордые иринии местного разлива выглянули за дверь, предварительно несколько раз тыкнув в коридор граблями.

— Я же говорила, что этими лаптями только врагов бить, — довольно прошептала Яританна, подбирая с пола знатно отяжелевшую обувку и придирчиво взвешивая на вытянутой руке.

— Не отвлекайся! — Эл раздражённо отобрала у подруги лапоть и отбросила обратно в кучу хлама.

Снаряд рухнул знатно, с причитающимися спецэффектами, подняв облако пыли и проломив несколько тонких досок. Духовник позволила себе презрительно хмыкнуть и выудить обувь обратно, чтобы рискуя пятками тут же обуться. Возможный алхимический ожог казался ей менее опасным, чем определённая встреча с многочисленными гвоздями, занозами и нечистотами, коими изобиловали местные полы.

— И всё-таки мне кажется… — осторожно начала духовник, поправив на плече тяжёлую лапаску.

— Так осени себя знаком Триликого! — тихонько фыркнула Эл, пробираясь через завал к ступенькам. — И вообще, не сбивай меня с боевого настроя! В конце концов, кому из нас двоих больше надо!?!

— Вот и я о том же, — тяжело вздохнула блондинка.

Спускаться было отчаянно неудобно. Небольшой светляк практически потух, клочком света путаясь где-то в растрёпанной рыжей косе хозяйки, и освещал разве что сломанные грабли да самые кончики розоватых ушей травницы. Лестница была крутой и не радовала перилами. Незакреплённые лапти норовили соскользнуть с ноги, откровенно пугая своей тяжестью и несгибаемостью. Из комнат доносились недовольные голоса постояльцев, и Танка серьёзно подозревала, что, выгляни кто из них, причину шума и козлов отпущения долго искать не стали бы. Алеандр резко затормозила на последней ступеньке, от чего задумавшаяся духовник едва не сшибла товарку.

— Как думаешь, — настороженно поинтересовалась травница, обращаясь к подруге, — бить лучше тыльной стороной или той, что с зубьями.

Растерявшаяся Чаронит на подобное заявление лишь удивлённо хлопнула ресницами. Девушка с присущей ей меркантильностью представила объём возможных выплат откупных при наличии серьёзных повреждений у одного конкретного индивидуума, длительность разбирательств со стражей с учётом связей потерпевшего, возможные задержки с выплатами и даже условную судимость при особо неблагоприятном стечении обстоятельств.

— Вот и я думаю, что зубцами надёжнее будет, — кивнула сама себе Алеандр. — Пошли, я вижу свет в конце туннеля.

Тусклый, явно естественный свет исходил из небольшого помещения, откуда доносились плеск воды и еде слышное фырканье. Тембр казался ниже ожидаемого, что уже прилично настораживало. Обогнав Валент, духовник поспешила первой выглянуть из-за поворота, чтобы в случае необходимости первой же и убежать, но от неожиданности не смогла даже сдвинуться с места. В свете дешёвенькой свечи стоял высокий полуголый мужчина, худой настолько, что трактирщика пришлось бы засунуть в гладильный пресс, для достижения подобного эффекта. Мужчина наклонился, и на бледной, почти синюшной коже спины проступили узлы мышц, пятна синяков и несколько застарелых шрамов. Рядом небрежно сброшенные валялись тёмные верхние одежды в подтёках отвергнутой каши. У Чаронит практически не оставалось сомнений относительно принадлежности данного субъекта. Чёрные одежды княжеских инквизиторских ищеек были хорошо знакомы любым жителям Словонищ ещё со времён Императорских репрессий. От ужаса девушке захотелось заскулить и сжаться в комочек. Травница же поудобнее перехватила обломок граблей и уверенно двинулась к подсобке, свято веря в то, что, справившись с вурдалаком, способна одолеть любого зверя. Она даже исподволь жаждала новых подвигов, приближающих её к боевым чародеям, и представляла себя первым целителем-нежитеборцем. Гонимая собственным тщеславным порывом, она не заметила изменений в состоянии подруги.

В миг представив, что их ждёт за нападение на княжеского инквизитора, Яританна рванула наперерез травнице и в смятении не нашла ничего лучше, чем треснуть начавшего распрямляться мужчину, зажатой в руках лопаской. Не желающая оставаться в стороне от веселья Алеандр от всей души ещё и наподдала в удачно оттопыренный зад. Тут же захлопнув дверь за падающим под стол телом, девушка ловко сунула между ручек оставшиеся без дела грабли и не слишком умело наложила простенькое закрывающее заклятье.

— Ну? Справедливость восторжествовала? — тряхнула нечёсаной головой Эл, от чего её светляк неповоротливо выскользнул из волос девушки и отлетел локтя на четыре.

— Э-э-э, — не сразу нашлась с ответом Яританна, продолжая пялиться на подсобку с закрытым инквизитором, — видимо?