День третий

Где-то высоко, в кронах утопленных в ночьной тьме деревьев закричала птица. Её высокий пронзительный голос прорвался сквозь неспокойную дрёму торгового лагеря, пронимая до самых печёнок.

— Ну и чего ей не спиться? — ворчливо прокоментировала звук Алеандр Валент. — Если охотишься, зачем выдавать себя? Если охотятся на тебя, то нужно же иметь хоть каплю совести, чтобы не нервировать своих соседей по лесу. Совсем обнаглели эти пернатые.

Увы, её тираду никто не стремился поддерживать. Лагерь, погружённый в настороженную тишину, замер в сонном бездействии, позабыв о героической спасительнице. Прямо на возках, укутавшись в покрывала и пледы расположились хозяева небьющихся и не слишком деликатных товаров, оградив себя и от сырости, и от непрошенных многоногих гостей. Их менее удачливые, но не в пример более зажиточные коллеги, что не рискнули пресовать дорогие вещи собственными телесами, от товаров тоже далеко не отходили, расстелив подстилки и попоны прямо возле своих телег, хоть со стороны это и прилично смахивало на лежбище сторожевый псов. Наёмным рабочим и охранникам, которым, тихо негадуя, пришлось в кое-то веки действительно отрабатывать свои деньги, послелили у костров и по периметру, сделав одновременно заслон и от хищников и от искр. Неуспокоенными призраками слонялись теперь они от лежанки к лежанке, позёвывая и тихо сетуя на несправедливость жизни. Возможно, бравые и не очень молодцы и оставили бы пустое занятие, рассевшись тесным кружком у своего костерка, что находился близ импровизированной коновязи, только сообщение о нападении нечисти на беззащитных женщин настолько взбудоражило почтенных торговцев, что грозило вылиться в объявление вооружённой осады. По счастью, чародейкам удалось убедить разволновавшихся глав семейств, что конкретно этот вид нечисти, столь скоропалительно выдуманный духовником на месте разбирательств, панически боится света и пока никому ничем не угрожает. Общего волнения и шума это не уняло, но меры предосторожности заметно снизило, позволив охранникам отдыхать хотя бы по очереди.

Раздосадованные дамы, которым пришлось позорно стерпеть диктат ненавистных столичных подмастерьев, получали хоть какую-то моральную компенсацию, заливаясь горючими, но хорошо отрепетированными слезами на широкой мужской груди. В зависимости от выбранной роли и привычной манеры поведения, неуравновешенные торговки либо слёзно причитали, подробно описывая напавшего монстра (от некоторых подробностей кровь стыла даже у Яританны, повидавшей нечисть на своём факультете), либо смело и нахально описывали собственную храбрость перед лицом опасности. Сперва Алеандр ещё как-то пыталась корректировать их показания для поддержания хотя бы видимости правдоподобной картины, но быстро оставила эту затею, как совершенно бесперспективную. Судя по всему, члены семейств умели просеивать сыпавшийся из их прекрасных половин информационный вздор и заявления о «метровых клыках» или «за хвост как крутану» пропускали мимо ушей. Точно так же, как оставались без внимания кристально прозрачные намёки голодной Чаронит о хлебе насущном для героинь и спасительниц. Её печальные вздохи и весьма красноречивое нытьё смогло принести только горечь, разочарование и одну на двоих миску поскрёбышей с остатками старой солонины.

Наконец-то дурная кричалка затихла. Лесная мгла снова наполнилась привычными шорохами и вдохами, словно единый организм, измученный и старый, охал и причитал над тяжёлой судьбой. Алеандр тоже тяжело вздохнула. Лёжа на одолженном у одного из возниц потнике, что удушающе вонял лошадьми и старым стойлом, девушка безотчетно пялилась в ночное небо, ловя себя на совершенно безумных мыслях, о количестве звёзд, их соотношении с центром Вселенной, влиянии этого соотношения на развитие личности и здоровье одного совершенно потрясающего боевого чародея. Думать об этом не хотелось совсем, поскольку ни звёзды, ни её бывший пациент в картину мира молодой, амбициозной, а, главное, принципиально добродетельной и высокоморальной травницы, собиравшейся возглавить кафедру при Академии Замка Мастеров, не вписывались. Она, конечно, могла отнести подобные мысли к запоздалым навязчивым идеям, что подчас появляются в состоянии наркотического опьянения, но и сама прекрасно знала, что период их возможного возникновения прошёл три часа назад и её здоровые и крепкие нервы уже успели заблокировать непрошеные реакции.

— Это определённо, не имеет никакого смысла! — недовольно проворчала травница, когда непоседливое воображение сложило из звёзд вместо соцветия сирени гремучую гидру, и сползла вниз по потнику, почёсывая поясницу о выступивший через тонкую прослойку камень. — Вот лежим мы сейчас здесь, нарабатываем ревматизм и всячески разлагаемся, что морально, что физически. Кстати, каша мне их совсем не понравилась! Это же надо было столько жира, да и не досмотрели совсем. А соль? Я, конечно, понимаю, что мужчины любят крепкие ощущения, но после такой порции соли, даже речки не хватит напиться. Я уже чувствую, как корчится в конвульсиях моя несчастная печень. Слышишь? Я говорю, мы тут прозябаем совсем, пока неизвестные бандиты, а, может, и целая организация строят коварные планы по уничтожению Арна. Эй! — девушка раздражённо пнула коленкой лежавшую рядом подругу, — Я тут с тобой разговариваю! Тан, я к тебе обращаюсь!

Соседка не отреагировала. Яританна, уже давно оказавшаяся сдвинутой на самый край потника крепко спала. Хотя в здоровье подобного сна, лично травница очень сомневалась. Духовник была чрезвычайно напряжена, словно её выставили перед эшафотом: прямые почти одервеневшие ноги; яростно сцепленные на рюкзаке пальцы, хмурое выражение лица. Казалось, стоит коснуться хотя бы боковой пряжки на хилых тряпичных боках, как хозяйка проснётся и насмерть загрызёт обидчика.

— Вот ты спишь-спишь, никого не трогаешь, а потом раз, и всё… конец света. И главное, ведь могла же что-нибудь сделать. Не занаю… там создать какое-нибудь заклятье, предотвращающее его, или принести в жертву какого-нибудь наследника древнего тёмного рода, чтобы отвратить конец. Можно было бы сделать величайшее открытие, отправиться в удивительное путешесткие, пуститься в блуд, в конце концов. Да сделать можно было бы что угодно! А ты спишь… Вот так просто спишь и… Тан? Ты что на самом деле спишь?

Алеандр приподнялась на локте и недоверчиво потыкала в духовника пальцем, но бледное тело отреагировало лишь бессвязным мычанием. При других обстоятельствах травница непременно приложила бы все возможные усилия, чтобы добиться поставленной цели и испортить ночёвку ближнему своему. Не раз, когда в её уютном флигеле гостили подруги из Замка, несчастным девушкам, даже после длительной поездки удавалось заснуть только под утро, коскольку творческий процесс и жизненная активность хозяйки возрастали аккурат к полуночи. Засыпать раньше этого срока юной Валент, что так непредусмотрительно выбрала себе стезю, требующую постоянных ранних побудок, удавалось только после крайнего перенапряжения или приличной дозы успокоительной настойки, желательно тёплой и алкоголесодержащей. Теперь же девушке не спалось. Получивший свою дозу сна за время дневной поездки организм окончательно сбился с графика и на данный момент не поддался бы даже сонным чарам и стопке успокоительного. Существовал ещё вариант точного удара по затылку, но его имеющая опыт в лечении травница даже не рассматривала.

— Опять ты спишь! — практически обиделась девушка и в очередной попытке справиться с безделием забросила ноги поперёк тела духовника. — Вот скажи, кто из нас двоих тенегляд? Тебе же по определению положенно тяготеть к ночи, шляться в темноте и просто блаженствовать от всякой неприятной обстановки. Или ты так своеобразно радуешься, что мы опять застряли в глухом холодном и мрачном лесу? Э-э-эй, что правда радуешься? Меня, кажется, все игнорируют. Интересно, если сейчас пойти в чащу, волки тоже меня проигнорируют, царственно удалившись прочь?

Тяжело вздохнув, Валент перевалилась на живот и принялась перебирать высунувшиеся в дыру на потнике травинки. Идти знакомиться с бодорствующими охранниками ей не хотелось. Прогрессирующая скука ещё не успела пересилить инстинкт самосохранения, который настоятельно советовал лишний раз не привлекать внимания незнакомых мужчин, пребывающих в раздражённом и порядком подвыпившем состоянии.

— Тан! Та-а-а-ан! — Эл капризно задёргала ногами, но духовник не вняла её крику души. — Что за чёрная неблагодарность!?! Вот так всегда, так всегда. Когда нуждаешься в человеке, он жестокосердно… спит…

Травница неловко села и с искренней, практически осязаемой неприязнью взглянула на крепко спящую товарку. Бурые, нечесаные волосы закрывали её целиком, от макушки до бёдер, превращая в небольшой самодвижущийся стог. Собственное мысленное сравнение настолько не пришлось по вкусу Алеандр, что девушка в тот же миг бросилась на поиск гребешка, но поскольку и днём-то не всегда могла сориентироваться в собственной сумке, оставила бесполезное занятие.

— Вот меня сейчас запросто примут за кикимору или то страхомордие, что бабы описывали, убьют, а ты спишь… — печально пожаловалась белёсой макушке расстроенная девушка и в сердцах пихнула подругу в плечо сильнее обычного.

Вялое тело медленно, с какой-то угрожающей размеренностью накренилось на бок и так же ровно перевернулось лицом вниз. Эл затаила дыхание, в ожидании бурных воплей духовника по поводу такой хамской побудки, но ничего не произошло. Только конвульсивно дрыгнулись вытянутые ноги, да слегка сместилось туловище, чтобы горячолюбимый рюкзак покоился под животом, а не упирался в грудь. Окончательно надежды травницы на компанию развеялись, когда снизу, в районе лица Чаронит, раздался храп.

— Ну и ладно! — преувеличенно бодро вскочила травница и тут же со всего маху влетела в невидимую преграду, отбросившую её на шаг назад. — Ну и падла!?!

Оттопыренный зад к её упрёку остался безучастен. Если перед сном Эл ещё с сомнениям отнеслась к тем манипуляциям, что маниакальная Танка проделывала вокруг их лежанки, то сейчас на собственном лбу осознала всю глубину тенеглядского коварства. Хотя знания блондинки, решившей серьёзно заняться охранными чарами лет пять назад и по неизвестным причинам оставившей новое увлечение спустя полтора месяца, и не позволяли ей создать полноценный ровный контур, что по форме не напоминал бы перееханную телегой лягушку, замкнуть купол её всё-таки удалось. Валент досадливо поджала губы и мысленно порадовалась, что Чаронит никто не учил проводить по контуру разряды чар, самовозгорающиеся линии или вплетённые заклятья. Сама травница мастером по установке защиты никогда не была, да особенно в этом и не нуждалась, пользуясь готовыми артефактами, но общение с настоящим боевым чародеем не прошло для неё совсем безрезультатно. Нащупав поблизости большую еловую шишку, всё ещё смолистую и туго закрытую, травница воровато подсунула её к наиболее ровному краю контура и с помощью трёх нехитрых манипуляций перезамкнула дугу. Чары с лёгким пощёлкиванием, которого вообще-то быть не должно было, схлопнулись, заставив моментально раскрыться все чешуйки.

— Вот он аромат свободы! — торжественно прошептала Эл, когда чуткий нюх уловил запах немытых сапог, оставленных неподалёку одним из охранников.

Неимоверных усилий воли стоило травнице не хихикать, пока она, осторожно придерживая двумя палочками, запихивала злополучную шишку в задний карман Чаронит. Как правило, Алеандр не отличалась особой злобливостью и не стремилась умышленно вредить окружающим, заставляя некоторых мучиться исключительно от природной непредусмотрительности. Сейчас же юной травницей владело желание мстить. Она ещё точно не знала за что, но была уверенна в необходимости мести. Приладив получше свою маленькую ловушку и даже очень услужливо развернув её активным концом вверх, Эл обтёрла вспотевшие ладошки о штаны и с чувством выполненного долга повернулась на другой бок, чтобы крепко заснуть.

* * *

Ветер наконец-то стих. Холодный и чрезвычайно пронырливый он умудрялся виться даже меж стволов деревьев, жадно впиваясь во влажную кожу, словно преследуя своего хозяина. У чародеев, чьей родной стихией был воздух, ветер, сквозняки и простуды являлись настоящим наваждением. По счастью, для других стихий такая навязчивость была не характерна, и водные не спешили тонуть, чародеев земли не засасывало в грядки, а вокруг огненных не бесновались камины. Правду, мрачно шатающемуся по лесу чародею от этого было не легче. Несмотря на плотный плащ и добротную рубашку, он успел основательно озябнуть, и даже постоянное блуждание вокруг стоянки торговцев не помогало избавиться от подступающего холода.

С трудом, но приходилось признать, что причиной его состояния была отнюдь не погода. Недавно избавившийся от коварной отравы организм так и не успел до конца восстановить силы, и теперь его единственной, жгучей потребностью было отключиться в каком-нибудь укромном месте пролежать в беспамятстве до того момента, как сможет вновь обрести полный контроль над телом. По счастью, революционные настроения в животе наконец-то были подавлены в связи с отсутствием народных масс, но мужчина всё ещё разумно опасался приближаться к лагерю слишком близко, чтобы не рисковать с возможными ароматами. Но ни усталость, ни последствия отравления, так не расшатывали его самоконтроль, как недавний феерический провал. Хотя, будучи личностью тёмной и не слишком принципиальной, он научился худо-бедно справляться с различными препонами на своём пути, неудачи, подобно любому представителю рода мужского, воспринимал болезненно. Тем более неудачи, задевающие его гордость и чувство собственного достоинства. Мелькнувшие на мгновение тёплые чувства к намеченным жертвам успели ослабнуть и вернуться к слегка презрительному безразличию, сдобренному толикой раздражения. Для пользы дела печать должна не просто исчезнуть, а исчезнуть так, чтобы о её существовании не было упомянуто ни в некрологах, ни в самом захудалом письмеце или разговоре. Кому, как ни ему, было известно, куда рано или поздно попадает вся информация.

Удостоверившись, что всё затихло и выбранный им лежак обделён вниманием, чародей неслышно подошёл к краю стоянки. Какой-то мальчишечий бесшабашный порыв подталкивал его сейчас напустить оцепенение на всех присутствующих и в клубах дыма от взметнувшихся костров подобно демону выйти из тьмы. Быстро справившись с тягой порисоваться, что досталась ему от кутилы-отца и изредка всё-таки давала о себе знать подобными порывами, мужчина опустился на четвереньки и осторожно, придерживаясь теней, что так обильно плодил слабый свет, подполз к самозваным чародейкам.

Вблизи девушки выглядели иначе: более мягкими и невинными. Даже рыжая фурия, чьими стараниями он едва не попал в лапы ищеек, показалась ему весьма приятной. Свернувшись калачиком на ворохе собственных волос, она кротко улыбалась и трогательно сопела маленьким носиком в выскользнувший из-под щеки кулачок. И хотя желание сжать её худенькую шейку со всем возможным чувством и пылом, пока маленькое тело не перестанет трепыхаться, никуда не делось, он решил даже отложить обыск «сумасшедшей травницы» на потом. Содержимое её сумки было уже хорошо знакомо чародею, а личный обыск в таких расстроенных чувствах мог сильно повредить задумке, поэтому он благоразумно переключился на её спутницу. Первым, что бросалось в глаза, был задранный кверху зад весьма приятной формы, обтянутый старыми, выцветшими штанами. Их задний карман как-то неестественно топорщился и выглядел едва ли не более вызывающе, чем сама поза. Поклажа с вещами, оказавшаяся худым бесформенным рюкзачком, покоилась под животом, надёжно удерживаемая с боков обеими руками. При попытке осторожного извлечения вожделенной добычи послышался глухой рык. Чародей тут же отдёрнул руку и настороженно огляделся по сторонам, но не обнаружил источника и решил, что, вероятно, ослышался. Он снова осторожно потянул за край — рык повторился, но в этот раз в нём, кроме недовольства, слышалась явная угроза. Желание экспериментировать дальше как-то поубавилось. Хотя он не мог определить наличие защитных чар, да и собак поблизости не наблюдалось, от старой доброй сигналки был не застрахован никто. Он также серьёзно сомневался, что не ошибся и звук исходил действительно из выгнувшейся девицы, а не какого-нибудь привязанного фантома. На всякий случай, отодвинувшись подальше, чародей осторожно протянул к подозрительному рюкзаку руку и максимально тихо попытался диагностировать наличие артефакта. Что бы ни носила в своих пожитках светловолосая девица, прокопаться сквозь хаос их оболочек оказалось на удивление не просто.

«Странно, — подумала тёмная личность, не обнаружив ничего, кроме дешёвенького болтуна и нескольких лёгких болеутоляющих. — Зачем вообще тогда защита нужна? Слишком уж это подозрительно».

Рыжая, что так тихо и послушненько лежала рядом, вдруг встрепенулась и с громким стоном перевалилась на живот, едва не заставив напряжённого чародея встретить микроинфаркт. Злобно глянув в её сторону, но воздержавшись от плевка, мужчина свернул чары и тщательно затёр следы. До последнего не хотелось верить, что печать утеряна из-за безалаберности малолетних «туристок». Слишком ценна была она и, попав в неподходящие руки, могла навсегда закрыть ему любой путь к задуманному.

Совершенно некстати активизировавшаяся охрана, что решила вдруг проявить дотошность и профессионализм, заставила чародея опасливо отползти обратно. Мужчина едва не поморщился, врезавшись в темноте ушибленной ногой в ствол дерева. Интуиция настойчиво подсказывала ему, что сегодня — день, не подходящий для изъятия печати, и не его вообще, притом по определению и притом с самого утра. Благоразумие настойчиво советовало ему отлежаться где-нибудь оставшиеся ночные часы и попытать счастье завтра при более удобных обстоятельствах, но неизвестный предмет, оттопыривающий задний карман блондиночки, не отпускал взгляд, не давая спокойно уйти.

«Нет, этого просто не может быть, — скептично скривился чародей при мысли, что древний артефакт могли так небрежно таскать, подобно дешёвой безделушке. — Абсурдно, просто абсурдно».

Тем не менее, когда трое охранников, закончив обход, заняли свои места у костра, мужчина вернулся к лежаку девушек и осторожно, практически не дыша, запустил руку в вожделенный карман. Руку тут же неприятно оцарапало чем-то холодным и липким.

«Да бред какой-то!» — едва удержался от вскрика чародей: в заднем кармане девчонка носила шишку.

Раздосадованный на себя за неуместное любопытство, он развернулся, чтобы последовать совету своей интуиции, как резкий рывок буквально дёрнул его обратно, едва не опрокинув на «туристку». Рука из кармана не вынималась. Холодные покалывающие иголочки пробегали по раздражённой коже, предупреждая об усилении заклятья и впитывании его через многочисленные ссадины. Чародей повторил рывок. Боль скрутила запястье, обратив всю приложенную силу в давление. Потревоженная движением девушка недовольно заворчала и дрыгнула ногами. Её рыжая товарка в ответ перевернулась на спину и громко вздохнула. Охранники, мающиеся от безделья, насторожились. Мужчина попытался вытянуть руку плавно, не касаясь злополучной, напитанной чарами шишки. Пройдя несколько сантиметров, кисть, словно привязанная резинкой, вернулась в первичное состояние, в придачу припечатав чужую ягодицу. Возмущённое сопение сменилось многообещающим рычанием, разбудившим чуткую и уже глубоко ненавидимую чародеем травницу. Один из охранников пьяновато прикрикнул на разволновавшихся лошадей. Рыжая, бормоча ругательства, начала подниматься. Не слишком заботясь об осторожности, мужчина яростно задёргался, стремясь поскорее скрыться. Определившееся обычным контуром заклятье держало неожиданно сильно. Девица уже практически села. С толикой отчаянья чародей упёрся свободной рукой с другое полушарие девичьего зада, понимая, что ещё чуть-чуть и побоища не избежать, и рванул со всей силой. В выбитом пальце что-то щёлкнуло и кисть выскользнула из капкана.

Сидя за телегой, чей недальновидный хозяин предпочёл товару уют и тепло какой-то молодки, чародей, бессильно кусая губы, изнывал от боли в заново выбитом пальце и с ненавистью следил, как травница, не открывая глаз, потягивается и тяжело переваливается поперёк спутницы. Эта идиллическая картинка ночёвки для него означала, что в момент окончательного изъятия печати одна из «туристок» может совершенно случайно скончаться. Скорее всего.

* * *

Утро началось не с чашечки кофе, не слишком любимого и почитаемого духовником за терпкий и приторный вкус и откровенно презираемого травницей ввиду профессиональной этики. Не был его началом и крик петуха, неотъемлемый для деревни и маленьких городков. Даже не хлопанье дверей и гудение старых канализационных труб за стенкой, так часто будившие будущих чародеев, коим не посчастливилось иметь в столице свой дом или добросердечных родственников. Алеандр, к примеру, проснулась от вопля над самым ухом, а Яритана от чувствительного тычка под рёбра. Точнее сначала Яританна проснулась от точного попадания под рёбра узкого носочка красных лакированных полусапожек одной из излишне обидчивых торговок, что, видимо, не получила вечером полагающуюся долю утешений, а уж потом подскочила сладостно посапывающая рядом Эл.

— Что случилось? Где пожар? — попыталась быстро разобраться в ситуации травница, но перед ней был только спешно сворачивающийся лагерь, да скрючившаяся на земле Танка.

Благородный гнев, копившийся ещё с бессонной ночи, что даже во сне заставил её гоняться за наставницей по прикладному садоводству с секатором и тяпкой, моментально схлынул, стоило её взгляду наткнуться на вызывающе ощетинившийся мелким сором ком волос на плече.

— Ну сколько можно!?! — с тяжёлым, полным мучения стоном возвела она свои большие серые глаза к небу, но ответа так и не добилась.

Не дождавшись положенных по закону жанра комментариев от тяжело и очень-очень неохотно поднимающейся Чаронит, Алеандр попыталась разобраться со своеволием своей гордости и отрады самостоятельно. Её стоны, вопли и проклятья как нельзя лучше подходили для аккомпанемента к трагическому действию, разворачивающемуся поблизости. Сама Яританна не могла выдавить из себя даже тонкого писка, боясь лишний раз потревожить ноющие мышцы. С детства обладая здоровым и крепким сном, она была лишена тех маленьких и весьма спорных радостей пробуждения, как отлёжанные конечности или затёкшие в неправильном положении мышцы, и просто не успела выработать в себе соответствующего к ним отношения. Теперь же вся гамма эмоций обрушилась на несчастную девушку, мстя за годы спокойного сна. Казалось, каждая мышца от затылка и до лодыжек успела покрыться налётом раздражённых нервов и сейчас нещадно болела, прокручиваясь вокруг своей оси от любого неумелого движения или резкого звука. Разогнуться в таком состоянии показалось Чаронит изощрённой пыткой, но ярко представленная картина себя, ползущей вслед за обозом, моментально примирила её с необходимостью экзекуции.

— Ну почему? — трагически схватилась за голову Валент, негодуя и попутно выуживая из причёски сухую ветку. — Почему со мной всегда так? Я же их всегда со специальными бальзамами промываю, специальные настойки втираю, а они всё равно спутываются!

— А завязывать их на ночь не пробовала? — хрипловато уточнила духовник, прекрасно понимая, что, не добившись ответной реплики, Эл либо продолжит повторять одно и тоже, либо пустится в пространные рассуждения, изобилующие подробностями, лирическими отступлениями и ценными замечаниями, что в итоге всё равно сведутся к изначальному вопросу.

Алеандр воззрилась на подругу с таким укором, будто та предложила ей законсервировать на зиму родную бабушку.

— Постоянное напряжение ослабляет волосы! Они становятся тусклыми и выпадают! — в искреннем возмущении всплеснула она руками, от чего на редкозубом потрёпанном жизнью гребешке остался неприкаянный клок волос.

На такой веский аргумент Чаронит даже не нашлась, что ответить и, совершенно растерявшись, просто кивнула, так как это было менее болезненно, чем пожать плечами. Но даже это движение заставило что-то в позвоночнике, на уровне лопаток подозрительно хрустнуть.

— Чего расселись тут, столичные? — пронзительно громко вскрикнула над головой пышнотелая красавица из местных, что так неодобрительно смотрела на старенький потник, что мимо воли возникало желание поясно поклониться благодетельнице за великое одолжение. — Или уже не собираетесь ехать?

Воздержаться от положенных комментариев стоило невообразимых трудов. Хотя всем своим видом дамочка и нарывалась на отменную взбучку, буквально источая агрессивные флюиды. Желала она просто поскандалить или составила более хитроумный план для расправы, ей пришлось остаться ни с чем, поскольку Алеандр скандалить была не склонна по своей натуре, а Яритана — по состоянию здоровья. Спокойно и даже слишком технично поднявшись и с преувеличенным благоговением вручив грозной хозяйке её столь ценные пастельные принадлежности, подмастерья послушно поплелись к возку с тканями. Не то, чтобы им было просто обязательно ехать вместе с немного раздражительным хмурым типом, постоянно следящим, чтобы товар лишний раз не задели, просто с ним было значительно мягче, да и, чего греха таить, безопаснее в ситуации с женской местью. Хмурыми же сегодня утром и так были все, включая даже лошадей, чьи морды отдавали налётом той вечной скорби, столь характерной животным-работягам, что редко знавали ласку своих хозяев. Работники, не выспавшиеся и злые, не слишком церемонились с ними, не спеша пускать в ход кулаки исключительно из опасения перед гневом хозяев скотины. Гнева у торговцев, чьи товары за ночь успели раскопошить вездесущие белки и еноты, а, может, и охранники (кто ж признается?), было в избытке. Никто особенно не ликовал по поводу промедления и к политесам был не склонен. И, как подсказывал опыт, в подобных ситуациях наилучшим козлом отпущения для всех собравшихся стали бы навязавшиеся столичные чародейки, допусти они хоть лишний чих.

— Что лежит в моём кармане? — недоумённо нахмурилась Чаронит, когда девушки уже сгрузили свои тощенькие сумки на возок и собрались отправиться следом, пока нервных хозяин не успел отвертеться.

— Вопрос попахивает риторизмом, — небрежно бросила Алеандр, сама же жадно впилась глазами в подругу, до дрожи в коленках предвкушая развитие собственной шалости, поскольку сама едва ли могла представить до конца все последствия изменения рисунка защитного контура.

Духовник запустила руку в задний карман и с некоторой заминкой вытянула обратно, под сопровождение громкого разочарованного вздоха Валент. Бросив на спутницу подозрительный взгляд, Танка осторожно разжала кулак, но Эл уже взяла себя в руки и выдавать себя больше, чем это уже получилось, не собиралась, старательно делая невинное лицо.

— Что за детские выходки, — проворчала блондинка, недовольно отшвыривая в сторону липкую шишку, которая лишь углубила разочарование Валент, даже не засверкав и не взорвавшись. — И откуда это кольцо?

Танка осторожно поднесла к глазам грубый мужской перстень, снятый ранее с подброшенной шишки, и недоверчиво потыкала в него пальцем.

— Убери! Убери его сейчас же! — испуганно вскрикнула травница и попыталась выбить кольцо, что оказалось не так уж и легко, поскольку всё, что попадало в цепкие пальцы Чаронит, вырвать обратно было непросто. — Спрячь немедленно! Если его сейчас увидят… и откуда ты только его сволокла!?!

— Глупости, — резко, даже, пожалуй, чересчур резко ответила Яританна, отдёргивая подальше от травницы руку с нежданной находкой. — Я понятия не имею, как оно оказалось в моём кармане, и твои инсинуации в мой адрес мне откровенно неприятны!

В первый момент Алеандр даже слегка испугалась: в состоянии крайнего раздражения Яританна, побаивающаяся применять силу, чтобы не схлопотать сдачи, вполне могла покалечить ближнего своего исключительно от избытка эмоций. Обиженно поджав губы, травница тряхнула головой и со всем возможным достоинством взгромоздилась на тюки, проигнорировав, как Чаронит, так и странный полувздох-полувсхлип откуда-то из-под поклажи.

— Страшненькое какое-то, — очень правдоподобно изобразив безразличие, заметила Алеандр, когда Яританна без особого изящества взгромоздилась рядом и принялась рассматривать свою недавнюю находку.

Кольцо оказалось неправдоподобно тяжёлым, массивным и неудобным, даже для мужской руки. Литую основу перевивало несколько плохо обработанных полос потёртого металла, свивающихся на слегка приплюснутой стороне в абстрактное изображение скалящегося зверя. Несмотря на приличное состояние и отсутствие явных следов разрушения, выглядело оно всё-таки безвкусно и грубо. Лишь две глубокие царапины свидетельствовали о том, что его вообще когда-то надевали. Тем не менее, было в нём что-то отталкивающее и привлекающее одновременно, как в ископаемых артефактах, что сочетают в себе наивную примитивность и неуловимую возвышенность.

— Как духовник и дипломированный эксперт, могу точно заявить, что на этом перстне лежит родовое проклятье! — нарочито громко продекламировала Чаронит. — Скорее всего, безденежья или безбрачия. До конца определюсь в лаборатории.

— Что ты творишь? — раздражённо зашипела Алеандр, едва сдерживаясь, чтобы не стукнуть подругу, что упорно не желала прятать компрометирующую находку. — Хочешь, чтобы нам ещё и воровство приписали, а потом всем скопом сдали страже, приписав все дорожные издержки и порчу?

— Напротив, — хищно улыбнулась девушка, самодовольно привешивая слишком массивный для себя перстень на шнурок к остальным своим походным «сокровищам». — Теперь если за ним кто и подойдёт, то только настоящий хозяин и то, не факт. Какому авантюристу или пройдохе захочется ради мелкой мести с проклятьем связываться?

— Вот, я иногда думаю, — медленно и как-то настороженно протянула Эл, неосознанно отодвигаясь от ликующей подруги, — не накладывает ли общение с духами всяких шарлатанов отпечаток на личности будущих духовидцев?

Потенциальная преступница, чей взгляд в момент придумывания каверз не слишком отличался от взгляда одержимых, лишь самодовольно задрала подбородок и как-то совсем недобро улыбнулась.

* * *

— Да вы, уважаемый Старший Мастер, — хам! — громогласно вскричал невысокий, страдающий хронической отдышкой представитель Оракулов, от чего его второй подбородок, кажущийся сосредоточием презентабельности и густого баса, возмущённо всколыхнулся.

Переполнявшее его негодование находило выход в обильном липком поте, выступавшем сквозь морщины на лбу. Когда капли собирались вместе, готовые дорожками сбежать по одутловатым щекам, почтенный Мастер выуживал из расшитого пурпурным бисером нагрудного кармана невообразимых размеров платок и торопливо промакивал влагу, не забывая по привычке мажорной юности щегольски отставлять пухленький мизинец. Если же господин Кущин нервничал особенно сильно, его руки начинали слегка трястись, и часто случалось так, что батистовый платок возвращался не на положенное место, а в любой попавшийся карман, будь то свой или чужой. Не раз после заседаний Совета кто-нибудь из почтенных Старших Мастеров обнаруживал в своих пиджаках и камзолах лишние предметы. В этот раз Дилеону Паулиговичу рука отказала значительно неудачнее, опустив неизменный платок прямо в чашку с заблаговременно поданным успокоительным настоем.

Волновался почтенный мэтр, получивший свою должность в наследство от талантливой и беспринципной мамаши, бывшей на протяжении пяти лет ещё и царской фавориткой, не столь безосновательно. Каким бы ни был обсуждаемый вопрос, при желании его всегда можно было свести к вечному как мир тезису «нас оракулы не предупредили», после чего следовала бы череда бесконечных разбирательств относительно дополнительного финансирования и трёх растянутых до невозможного программ развития малых и средних гадальных организаций. Вечные, передаваемые от поколений к поколению чиновничьи вопросы, ответов на которые у скромного Мастера с недвижимостью за границей не было.

— Я - хам? — подскочил в своей излюбленной импульсивной манере Старший Мастер-Накопитель, которому было адресовано обвинение.

По специфике своей специализации он должен был бы выделяться спокойствием, размеренностью и некоторой меланхоличностью, позволяющей худо-бедно справляться с бесконечной монотонностью однообразных символов и почти нефункционирующих формул и заклятий. Даже его внешность вся серовато-непрезентабельная идеально подходила для данного рода занятий. Среднего роста, средней комплекции и того среднего непередаваемого возраста, что наступает у мужчин в лет сорок-сорок пять и длиться до второго обширного инфаркта, он обладал невыразительными чертами лица, припорошёнными сединой редкими волосами и большими слегка мутноватыми глазами ведомой на убой коровы. Однако стоило этому невыразительному созданию открыть рот, сияя ослепительным блеском фарфоровых зубов, как все окружающие попадали под раздачу вне зависимости от степени своей вовлеченности. В эти моменты Атон Сигурдович, добропорядочный семьянин, преданный блюститель прав чародеев, патриот и по всем отчётам чрезвычайно ответственный налогоплательщик, преображался. Согнутая от длительного сидения за столом спина распрямлялась, щуплая грудь по-петушиному выгибалась колесом, от чего сероватая кожа на шее натягивалась, заостряя черты лица неприятной гримасой. Резкий, словно ломающийся голос вообще казался прикреплённым извне, и при повышении тона едва не травмировал слушателей. В случае, когда этого не делал голос, Старший Мастер вполне мог восполнить эффект за счёт своей активной жестикуляции. Как правило, поэтому вступать в перепалки с ним добровольно никто не рвался, поддерживая его представления о собственной значимости.

— Да как Вы, прости меня Триликий, почтенный человек, — не унимался господин Гикайло, перегибаясь через круглый стол, будто собираясь выпрыгнуть из своего серого костюма, — только осмелились сквозь весь свой холестерин произнести это!?!

— В-вы, — Кущин, всегда болезненно относящийся к своему внешнему виду и чрезвычайно любящий некогда прекрасные черты своего лица, даже покраснел от возмущения. — Вы, сударь, не только хам, но и форменный невежда!

— Я защитил три диссертации и получил Старшего Мастера без помощи высокопоставленных родственников! — горделиво тряхнул тщательно уложенной шевелюрой Атон Сигурдович, не став, однако, упоминать, что в связи с отсутствием должного количества специалистов в избранной области, сие не составило ему особого труда. — Из-под моего пера вышло пять полноценных научных работ! Если я и форменный невежда, то вы, батенька, бесформенный!

— Да как вы… — несчастный, болезненно интеллигентный Мастер-Оракул едва не задохнулся толи от шока, толи от излишне узкого щегольского нашейного платка.

— А давайте, мы прекратим орать и сойдёмся на том, что вы два старых пердуна? — невозмутимым тоном внесла конструктивное предложение Мастер-Иллюзор, выудив из серебряного портсигара длинную тонкую сигаретку, и манерно прикурила от собственного объятого пламенем пальца.

Пожалуй, никого из собравшихся такое предложение особенно и не удивило, поскольку госпожа Ломахова всегда славилась тем, что не скупилась на определения и не заморачивала свою голову подбором мягких выражений и вежливых эпитетов. После оглушительного успеха в Землях заходящего солнца и получения звания почётного наставника в Хеманской Высшей Школе Магии она вообще не полагала себя обязанной к каким-либо политесам с коллегами и подчинёнными, что, впрочем, нисколько не мешало ей вмешиваться в дела посторонних, одаривая каждого встречного своей непомерной мудростью и жизненным опытом. Увы, жизненный опыт и пристрастие к табаку, а, может, и другим радостям лихой юности (здесь все возможные свидетели благоразумно молчали), не преминули отразиться на её внешности, не только заставив выглядеть на свой возраст, но и всячески его подчеркнув. Безусловно, она всё ещё оставалось высокой и грациозной; её одежда, хоть и отличалась некоторой пестротой, была модной и дорогой, а копна пышных крашенных под орех кудрей, всегда соответствовала модным тенденциям. Только глубокие морщины не пожелали щадить желтоватую кожу, а былая стройность успела превратиться в болезненную худобу. От чего все украшения и модные туалеты смотрелись только более удручающими.

— Вероятно, с возрастом дурные манеры у людей только усугубляются, — небрежно заметил сидящий напротив неё Мастер-Артефактор, придав своему голосу примирительную мягкость и доброжелательность.

Если судить по моментально сузившимся глазам Тавенлины Руйевны, её приятный баритон в заблуждение не ввёл и нужная информация цели достигла. Пожалуй, Моран Ивасович был в данном собрании, да и, чего прибедняться, во всём Замке, единственным достаточно смелым и безрассудным человеком, рискующим отпускать признанной чародейке намёки на далеко не юный возраст. На то почтенный Старший Мастер имел свои веские причины. Во-первых, будучи её ровесником и однокашником мужчина выглядел лет на десять-пятнадцать моложе. Лёгкая благородная седина едва задевала виски, высокий лоб практически не вмещал морщин, а изящные ратишанские черты лица не утратили свою твёрдость и гармоничность. Разве что атлетичная и статная фигура слегка округлилась и приобрела зрелую и солидную дородность потомственного вельможи. Во-вторых, несмотря на совместный почин академической карьеры, чины и регалии давались ему не в пример легче и быстрее, не давая скапливаться в душе и теле желчи тяжёлого жизненного опыта. Острый ум и лёгкость характера, сдобренные изрядным количеством юношеского обаяния, хитрости и интриг, позволяли ему без особых эмоциональных или физических усилий взбираться по карьерной лестнице. По сути Моран Ивасович представлял собой тот счастливый образчик руководителя, что невидим, неслышим и практически неуловим, при этом пребывает всегда в снисходительно-серьёзном расположении духа, не позволяющем излишне раздражать окружающих. Да и, в-третьих, хоть эту тему и не принято было обсуждать вслух, но в курсе были даже уборщики, что первые браки Старших Мастеров поразительным образом совпали. А пять лет совместного проживания, как известно, даром не проходят.

Не прошли они так просто и для четы Ломаховых, во всяком случае, сигаретка между пальчиков Тавенлины Руйевны до первого не появлялась.

— Ну, не всем же молодиться за счёт нимфеток, — хрипловатым прокуренным голосом рассмеялась Мастер-Иллюзор и демонстративно отсалютовала в сторону Тришковой, что удостоилась сомнительной чести быть номером вторым в списке из пяти официальных жён Морана Ивасовича.

В отличие от своей предшественницы Назаида Зумакиевна афишировать свой не слишком удавшийся брак, проскрипевший с большим натягом восемь лет постоянных битв за территорию возле успешного молодого карьериста, не спешила, строго придерживаясь образа благовоспитанной и добродетельной дамы. Строгие, чрезвычайно классические и по-своему утончённые костюмы неброских тонов, скромные украшения и неизменная, словно приросшая к изящной голове, высокая причёска стали её визитной карточкой в тот миг, как на брачном договоре высохли чернила. Даже взгляд голубых проницательных глаз, всегда отдавал праведным пониманием с толикой горькой укоризны, как у жреца Триликого, проповедующего в публичном доме. Бледное, ухоженное лицо редко выражало какие-либо эмоции, сохраняя строгий и слегка отрешённый вид. Изредка на нём появлялась улыбка, безусловно, красивая, но чересчур прохладная для того чтобы казаться искренней. Взгляд чародейки теплел, только обращаясь к дочери, оставшейся от единственного зарегистрированного государством, храмом и сплетнями союза и позволившей в своё время сохранить необходимые связи и внушительные алименты на своё содержание. В общем и целом, Тришкова всегда держалась с видом наиболее благоприятно подходящим статусу уважаемой разведённой дамы и Старшего Мастера-Чтеца. Хоть время не пощадило и её, выбелив волосы и порядком исковеркав некогда прекрасную фигуру, достоинство в этом вопросе Назаида Зумакиевна сохраняла, не в пример лучше бывшей соперницы.

— Хотя, что это я говорю? — Ломахова выпустила струйку лилового дыма, тут же обратившегося крупным мотыльком. — Какие могут быть нимфетки в этой Лачуге Сухостоя?

— Уважаемая, Тавенлина Руйевна, мы все понимаем вашу глубокую душевную драму, — тихо, с вечной интонацией лёгкого испуга подал голос Мастер-Диагност, слегка приподнимаясь со своего места, — но, будьте любезны, не оскорбляйте присутствующих здесь дам!

— А не себя ли вы, дражайший, имеете в виду? — не смог оставаться вдали от разговора Атон Сигурдович, твёрдо намеривавшийся сегодня скандалить, вне зависимости от того, какой повод и кто оппонент.

— Н-нет, — заикаясь и краснея даже сквозь густую курчавую бороду пролепетал оторопевший от такого поворота событий Лексард Милахиевич.

По тому, как резко побледнело его длинное, узкое лицо, обрамлённое всё ещё густыми каштановыми волосами, что делали его похожим на одно из канонических изображения Триликого, становилось понятно, что именно к Триликому почтенный Старший Мастер сейчас и отправится. Дрожащими руками Бересеенко вытащил из-под длинной, заменяющей ему пиджак мантией свой извечный псюхер и жадно присосался к горлышку. Его тонкие узловатые пальцы, унизанные кольцами-артефактами, начали синеть, как случалось каждый раз во время приступов.

«А приступы всё чаще и чаще…» — отстранённо заметил про себя Глава Совета Замка Мастеров, рассеянно вглядываясь в лица присутствующих и искренне недоумевая, что он сам здесь забыл.

Закрытое заседание Совета длилось уже чуть более часа, а конструктивный диалог на изначальную тему продвигаться не спешил. Начавшийся сухим изложением фактов, заранее составленных рачительной и просто незаменимой Анэттой Ризовой и подкорректированных уже лично Араоном Важичем, что в последнее время заметил у себя болезненную подозрительность, даже к собственным письменным принадлежностям, доклад постепенно сходил на нет ввиду полного игнорирования публикой. Именитые и солидные чародей, добивавшиеся нынешнего положения не один десяток лет, просто не могли себе представить, как можно серьёзно относиться к призывам хмурого мальчишки, годящегося им в сыновья, а в отдельных случаях и во внуки. Уже входя в комнату, они одаривали его немного раздражёнными, полными скрытого негодования и неприятия взглядами, игнорировали положенный по протоколу тон, фамильярно называя его «Арни» или «молодой человек» и снисходительно улыбались. Неимоверного труда стоило уже хотя бы привлечь их внимание за столом, когда все, словно на дружеских посиделках принялись обсуждать общих знакомых, погоду и домашних любимцев. В том же, что доклад был прочитан полностью, была заслуга исключительно натренированного командирского горла и скудности имеющейся информации. В строгой предельно воинской манере он больше напоминал рапорт мелкого рядового перед большим начальством, от чего Арну становилось чрезвычайно неудобно. Ожидая вполне уместного неприятия, агрессии или даже качественного скандала, что был бы вполне объясним в связи с самовольным захватом власти, он всё-таки оказался морально не готов к скрытой вражде и негласному бойкоту. Стоило молодому Мастеру завершить речь и предложить обсудить сложившуюся ситуацию, как собрание начало превращаться в фарс. Люди ещё недавно знакомые ему по комментариям и насмешкам отца, влиятельные и успешные, взошедшие на вершину своей карьеры и буквально управляющие княжеством (насколько позволял сиятельный Калина) вели себя как завсегдатаи среднего пошиба пивнушки, разве что не швырялись огрызками и не вытирали руки об лавки.

«Хотя до этого не так уж и далеко», — пронеслось в голове у Важича, когда взволнованный колким замечанием Мастера-Алхимика, старика весьма едкого и желчного, как свои растворы, Кущин машинально выудил свой платок из чашки и принялся промакивать пот, оставляя на лице зеленовато-бурые рогозы.

Никого особенно не взволновали результаты отчётов наблюдателей на границе, указывающие на повышение энергетической активности, данные о проверке лояльности населения и чародеев не вызвали интереса, список требований князя по ужесточению мер контроля приняли как обычное явление, вопрос о гибели Бывшего Главы вообще проигнорировали, немало взбесив молодого человека. Всего неизрасходованного за двадцать с лишним лет терпения стоило ему, чтобы не перейти на конструктивную ругань, выбивая из этих безразличных снобов положенное рвение или хотя бы здравое волнение в вопросах безопасности самой державы, но он поостерегся. Совершенно неожиданно, так как собственный нрав не слишком располагал к таким умозаключениям, он осознал, что тёткины планы могли быть не такими уж и заоблачными, а вполне даже конкретными и точно направленными при условии, что в Совете обретался её единомышленник. Новый Глава Совета Замка Мастеров впервые попытался вглядеться в собравшихся, как в потенциальных врагов и даже содрогнулся толи от запоздалого страха, толи от извращённого охотничьего азарта.

Возможно, сообщников даже несколько. Араон ощутил, как привычно сжалось нутро в ожидании доброй схватки, когда он, наконец, вычислит предателей и порвёт на мелкие шматки в пыточной, выбивая местонахождение штаба и непосредственно Медведя.

Если только в сговоре не все… Эта мысль сразу же остудила горячего молодого человека, оторвав от солнечных, немного детских фантазий с участием игл, ножей и специализированных артефактов. Молодой Глава Совета постарался унять дрожь в пальцах и начинающую сочиться силу вот-вот готовую излиться огненными вспышками или целым пожарищем. Поэтому после неудавшегося выступления просто опустился в своё громадное кожаное кресло и принялся ждать, небрежно подперев кулаком скулу.

Как-то сам собой начавшийся вполне мирно и практически дружелюбно балаган постепенно перерос в неплохую заварушку с выяснением личностей. Прибегать к физическим мерам никто не спешил, ввиду высокого статуса, неплохого воспитания и некрепкого здоровья. Можно было резонно предположить, что, живи эти люди под одной крышей, как то делали придворные министры, каждый второй сегодня вечером обнаружил бы в чашечке чаю полчашечки яда, а на подушке пару тройку качественных проклятий.

— И вы, конечно же, полагаете, что наиболее подходящей фигуры нам и не сыскать? — предельно вежливо и учтиво уточнил Ориджаев, неприятно растягивая свои тонкие губы в улыбке.

Оставалось только поражаться тому, как некоторым людям не идёт улыбаться. Среднего роста слегка поседевший и успевший сгорбиться, Мирут Тмириевич представлял собой того самого замечательного мудрого старичка из восточных сказок, который неизменно помогал героям за какую-нибудь непосильную плату. Вокруг чёрных, узких глаз рассыпались добрые морщины, жидковатая побитая сединой борода свисала до пояса, умный проницательный взгляд располагал к себе, но стоило ему только улыбнуться…. Неизвестно, как дела обстояли в молодые годы, но теперь улыбка просто обезображивала Мастера-Составителя: все морщины собирались вместе, сжимаясь кривыми щупальцами старого кальмара и словно стирая и без того не слишком большие глаза; сухие губы бледнели; за ними резко выступали мелкие островатые зубы и болезненные желтоватые дёсны. В одно мгновение вместо мудрого старца перед вами оказывался, злобный дуй, притом преображение всегда происходило так неожиданно, что собеседник невольно пугался. Молодому чародею совершенно некстати вспомнилась их первая встреча, когда совсем маленький пятилетний мальчик попытался с помощью украденного из отцовской оружейной клинка избавиться от злостной нечисти, прикинувшейся другом семьи. Араон Важич тяжело вздохнул: трудно, чтобы тебя воспринимали всерьёз, когда знают тебя дольше, чем ты сам себя помнишь.

«А ведь кто-то из них вполне мог нанять наёмного убийцу», — совершенно неожиданно для самого себя подумал Арн, и, возможно, впервые его мысли отвлеклись от проблемы заговора и смерти отца к вещам более обыденным и насущным, таким как собственная безопасность и здоровье брата.

Хотя нападение на Ихвора и было совершено до смерти отца, а, следовательно, могло быть делом рук пособников тётки, но окончательно сбрасывать со счетов вариант старой доброй борьбы за власть всё-таки не стоило. Как ни абсурдно с житейской точки зрения, в вопросах продвижения и захвата сфер влияния удалять всех кровных наследников и возможных претендентов было наиболее осмотрительно, чтобы сыновья не успели захватить место отца. Ведь именно это и произошло со званием Главы Совета, к превеликому сожалению присутствующих Старших Мастеров…

Араон медленно поднялся. Хотя он и не старался вслушиваться в перепалку почтенных Старших Мастеров, затеянную исключительно с низменными целями мелкого вредительства или в желании вызвать его на грубость и скомпрометировать окончательно, хорошая боевая подготовка не давала окружающим голосам раздаваться за столом без внимания. Не слишком осознавая, он всё же следил за развитием беседы и, когда намёки и высказывания стали приближаться к опасной черте, поспешил закончить фарс прежде, чем ограниченные правилами совета Мастера не пришли окольными путями к единственной волнующей их умы и сердца теме, а именно: смене власти.

— Господа! — для пущей убедительности голос пришлось усилить чарами и понизить на пол-октавы.

В зале воцарилась тишина, нервная и немного настороженная. Сливки чародейского сообщества, признанные достойнейшими представителями своей стези с толикой здоровой опаски взирали со своих мест на грозную фигуру самого перспективного молодого чародея своего поколения, на чьей груди жестокой насмешкой смотрелся знак Главы. Все замерли, памятуя о резне близ Смиргорода и не спеша на практике узнавать, насколько виноваты были нападавшие. Хотя безумие нового Главы и было бы им чрезвычайно сподручно, рисковать ради этого собственным благополучием никто не желал. На мгновение Важич даже захотел, чтобы над столом пролетела муха и её жужжание как-то развеяло атмосферу, хоть крик старого ворона и подходил на эту роль лучше. Молодой человек просто кожей чувствовал, как на его лбу мысленно вырисовывают мишень. От того, что подобный взгляд принадлежит человеку, а не нежити становилось только хуже. Арн ощутил, как болезненно потянуло швы, в ногах разлилась неприятная слабость, а ладони предательски вспотели. Чародей с ужасом осознал, что вот-вот начнёт заваливаться, как глухой стук вывел его из ступора. Почтенный Мастер-Нежитевод рассеяно потирал переносицу: высокий с резкими залысинами лоб обещал вскорости порадовать окружающих знатным синяком или даже шишкой.

— Да, да, совершенно с вами согласен, уважаемый, — очень серьёзно и даже как-то торжественно покивал головой пойманный с поличным Простилин, нащупал сбившиеся от удара на самое темечко очки и с самым благонравным видом водрузил их на место.

Равелий Дилеонович вообще выделялся как среди Старших Мастеров, так и среди коллег чрезвычайной флегматичностью, граничащей с бесконечным безразличием и скукой, если дело не касалось его любимых монстров или вересковой водки. Вот и теперь, он убрал с плеча невидимую пылинку, ещё раз потёр переносицу и, подперев кулаком голову, казалось, снова заснул с самым интеллигентным видом, пользуясь тем, что за тонированными стёклами очков было тяжело различить, закрыты ли глаза.

— Если вам нечего сказать по существу вопроса, то объявляю заседание закрытым! — холодно отчеканил Глава Совета всё тем же пугающим тоном, но в душе искренне радуясь, что голос не задрожал и по требованиям протокола трижды ударил церемониальным жезлом.

Медальон вспыхнул, отмечая официальное закрытие собрания.

Араон Важич, бессовестно пользуясь своим преимуществом в возрасте и физической подготовке, со всей возможной проворностью поспешил скрыться за дверью, чтобы не слышать возмущённых выкриков и не словить какое-нибудь шальное проклятье.

«Да, — тихо выдохнул молодой человек, когда удалось быстро ретироваться в первый попавшийся кабинет и, заблокировав плечами дверь, переждать, пока почтенные мэтры соизволят разойтись, — на этих либералов никакой тирании не хватает».

* * *

— Не попала!

— Попала!

Голоса в подлеске звучали особенно звонко. Под стенами славной Селецы — города не слишком большого, но зато сохранившего замечательные каменные укрепления — нынче было чрезвычайно многолюдно. Единственным уголком спокойствия оказался небольшой запущенный садик, плавно переходящий в лесопарковую зону и мусорную свалку одновременно.

— А я говорю, что не попала!

— Точно?

— Точно не попала!

— Так ведь, всё-таки точно!

— И всё-таки не попала!

Одичавшая акация тесно сплеталась с частой порослью старых, запущенных яблонь. Царапучие плети ежевики капризно хватались за ветки, заплетая пробелы и образуя, чрезвычайно удобные лагуны для скапливания отходов человеческого общества и жизнедеятельности. Дотошный и не лишённый брезгливости взгляд вполне мог выцепить среди поднявшегося бурьяна горки битых бутылок, грязные черепки, оставшиеся от угробьских лежбищ тряпки и выпаленные отходами бытового чародейства буроватые маслянистые лужи. Меж тем до злачного состояния этому пустырю было ещё далековато, да и шум пропускного пункта, надолго задержавшего торговую процессию на подступи к вожделенному рынку сюда практически не доносился. Хотя и шумели раздосадованные таким убыточным простоем торговцы, и скандалили знатно.

— Попала!

— Не попала, не попала!

— Ладно, ладно. Ты не попала, а я попала.

— Та-а-ан! — в голосе травницы, уютно прислонившейся к успевшим слегка нагреться камням городской стены, послышалось не только обычное тягучее возмущение, но и самая настоящая угроза.

В конце концов, на кону стояло не так уж и мало: целый малосольный огурец, приближающийся по размерам к небольшому поросёнку. Конечно, проще было его разделить по-братски, разломав хрустящую, остро пахнущую рассолом мякоть, но обеим эта идея отчего-то на душу не ложилась, хотя и приходила в голову. И без того скудный завтрак, едва ли не угрозами и шантажом выбитый у скомпрометировавшей себя торговки, состоял из половины буханки чёрного, слегка подкисшего хлеба, небольшого кулька солёного творожного сыра и двух ломтей сушеного мяса. Поэтому совершенно случайно прихваченный из бочонка огурец стал не только неплохим подспорьем для голодных желудков, но и настоящей, пусть и сомнительной, моральной компенсацией за явное пренебрежение. Ныне компенсация, лежала на небольшом носовом платке огурцом раздора и всем своим видом разжигала огонёк соперничества между подмастерьями.

— Всё, ладно! — примирительно вскинула руки сидевшая на перевёрнутом ящике Танка. — Давай ещё один заход.

Подобрав с вытоптанного от вездесущих длинношеих одуванчиков пяточка по камню, тщательно сравнив их во избежание произвола и встав на исходную отметку, девушки швырнули снаряды в густые заросли. Один, отскочив от ствола, пронёсся в пугающей близости от желтоватого, словно скрученного из старого тряпья улья, второй — так и пролетел в кусты, исторгнув из них странный звук, напоминающий шипение.

— Ага! — самодовольно вскинула подбородок Алеандр, становясь в героическую позу наиболее подходящую для триумфального момента.

— Что, ага? — проворчала Чаронит, позу, впрочем, не меняя. — Я же попала.

— Какое попала? Он же мимо пролетел! — казалось, Валент вот-вот перейдёт на качественный крик и рукоприкладство, как в детских потасовках, когда официальный победитель становился неважным уже на второй минуте драки.

— А, может, я изначально в кусты целилась?

— А, может, мне тебе в глаз дать? — тут же прищурилась травница и очень подозрительно начала растирать костяшки пальцев, если раньше она отличалась не слишком воинственным характером, то общение с боевым чародеем пробудило в её душе почти неконтролируемую потребность к выплёскиванию агрессии на всё и вся, некстати попавшееся под руку.

Духовник коварнейшим образом сорвала её планы, просто пожав плечами и с независимым видом вернувшись на прежнее место к остаткам хлеба. Завернув скудный паёк и тщательно запрятав его в рюкзаке, девушка села на ящик и принялась переплетать свои куцые косицы, намеренно игнорируя упоение компаньонки своей долгожданной победой. Когда терпеть нарочитое облизывание пальцев, причмокивание и громкие вздохи стало невыносимо, она вытащила из-под ворота связку сувениров и снова попыталась примерить кольцо.

— Знаешь что? — Яританна проверила крепость шнупка и, словно вновь почувствовав на себе чей-то недобрый взгляд, поспешила запихать свои скарбы обратно. — Появившееся кольцо, если только у тебя не слишком извращённое чувство юмора, штука весьма подозрительная. Однако меня больше беспокоит, куда делся защитный барьер, я предполагала, что эти стервы могут быть весьма изобретательны и потому немного поэкспериментировала с линиями, а в итоге получила новенький синяк на теле. Но вот, палец даю на отсечение, что эта падла должна была хоть пенделя словить, если не приличного кандратия. Значит, барьер кто-то дезактивировал. Но, признайся, весьма абсурдно выглядит теория, что кто-то пойдёт на такие ухищрения только, чтобы подбросить мне дешёвое никому не нужное кольцо и шишку. Может, это артефакт какой или следилка, а я по своему скудоумию просто не понимаю, как его активизировать?

Алеандр как собиралась впиться с вожделенный огурец, так и застыла с раскрытым ртом и слегка выпученными глазами, толи настолько шокированная предположениями подруги, толи просто не в силах захлопнуть намертво заклинившую в неудобном положении челюсть.

— Не помню, правда, ни одного прецедента, чтобы на скромную персону среднестатистического обывателя артефакты сыпались. Но и не мог же защитный контур так конденсироваться из-за какой-нибудь магнитной аномалии!?! Во всяком случае, не в такую же кривулину!?!

В голосе духовника прозвучала обида на собственное заклинательское мастерство. Блондинка даже неосознанно надула губки, мысленно пытаясь представить, где же нужно было так опростоволоситься, чтобы контур замкнуло не обычным широким ободком с гравировкой, а эдаким Левиафаном ювелирного производства и насколько в этом приняла участие замеченная ранее аномалия.

— Ты, мать, — сказала Эл, наконец, справившись с протестом собственного организма и с лёгким, весьма настораживающим щелчком сомкнуть зубы, — кажись, совсем параноиком становишься. Какие артефакты, какая конденсация? Может, ещё незарегистрированные источники силы приплетёшь или вмешательство неземного разума? Сама где-нибудь стянула втихомолку и благополучно забыла. Оно у тебя в кармане вообще месяц валяться могло.

Танка благоразумно умолчала, что перед поездкой в такие далёкие и кажущиеся нереальными (теперь-то) Корени одежду простирывала, а до этого она полгода как валялась на чердаке вместе с остальным старым хламьём. Нагнетать обстановку не хотелось, не смотря на то, что частые отсылки компаньонки к гипертрофированной домовитости, которую сама духовник называла здоровым практицизмом, начинали всё чаще носить оскорбительный для потомственной ратишанки характер. Ругаться с Валент по этому поводу было обременительно, да и бессмысленно. Чувствительная и склонная к блужданиям в тонких материях правильного и неправильного, Алеандр без зазрений совести клала на алтарь великого и вечного самосовершенствования в рамках высокой морали банальное ежеминутное общение с ближними своими. Все намёки на необходимость большего такта, а иногда и откровенные жалобы действовали от силы месяц: поскольку трёп с друзьями и знакомыми — дело преходящее, а великая цель — это навсегда.

— Меня больше волнуют недавние события, — печаль в голосе у травницы получилась очень натуральной, поскольку и второй конец трофея в рот не помещался, — Как-то неспокойно на душе. Вот, не поверишь, будто идея какая навязчивая, что без нас он не справится. Может, съездим к нему, узнаем, как лечение проходит?

В ответ духовник очень скептично ухмыльнулась, давая понять, что манёвр с переводом темы не остался не замеченным. Но морально устойчивая, а подчас и вовсе непробиваемая в своём упорстве, Валент не прореагировала на обличение.

— Нет, правда, ведь это мой пациент и я должна довести его до конца, сняв последние повязки и торжественно объявив о выздоровлении, а не какой-то чужой дядя! — девушка досадливо постучала огурцом об руку, будто от этого он уменьшился бы в размерах, но лишь измазалась в терпком соке.

— До ручки ты его доведёшь, с таким усердием, — заметила Танка, заправляя за ухо светлый локон, что никак не желал вплетаться в причёску.

Валент демонстративно вздёрнула подбородок и принялась стучать огурцом с новой силой. После третьего удара страдалец не выдержал и треснул, разбрызгивая вязкий остро пахнущий сок и толстые семена. Ардак, штаны и рукав рубашки теперь покрывали маслянистые быстро расплывающиеся пятна. Чаронит смотрела, как травница пытается избавиться от следов, ощущая себя вполне отомщённой за проигрыш в пари.

— И вовсе я не усердствую, — сердито пропыхтела рассерженным ёжиком Эл, глядя на лишь увеличившиеся пятна. — Я, может быть, вообще к этому слишком легко отношусь. Да-да, я не горжусь этим, но мне совершенно всё равно: как идёт заживление и не пошло ли распространение инфекции в связи с близким контактом с нежитью. Хотя в этом случае и необходимо проводить многоуровневую чистку с последующей дезинфекцией всей площади, а я совсем не уверенна, что не знакомый с историей болезни целитель сможет нормально с этим справиться, учитывая ряд специфических реакций…

— Всё, всё — замахала руками Яританна, стараясь скрыть проскальзывающий в голосе сарказм, — я прониклась твоими взглядами на жизнь и уверовала в профессиональную непогрешимость. Теперь ешь давай, пока очередь на воротах не пропустили, а то мне не улыбается отдельную пошлину платить.

— Ты только о деньгах и думаешь! — возмутилась травница, запуская пальчики в раскрывшуюся мякоть, напрочь забыв про толпы злокозненных вирусов и бактерий, вольготно расположившихся на немытых руках.

— Их у меня нет, вот только думать и остаётся, — беспечно пожала плечами духовник, в который раз оглядываясь на едва виднеющиеся за поворотом повозки.

— Если всё время повторять, что денег нет, то их больше не станет, — глубокомысленно заметила Эл, не слишком спеша отправлять в рот вторую щепоть огуречной мякоти. — Лучше думай о позитиве. Заклинатель из тебя, конечно, не атхи, но самоубеждение-то всегда действует! Сядь как-нибудь вечерком и постарайся визуализировать себе какие-никакие деньги в кошельке.

— Лучше я себе красный диплом свизуализирую и неплохое распределение в какой-нибудь Задрапищенск младшим смотрителем на реликтовое кладбище.

— А чего не главой кафедры или сразу в Совет? — усмехнулась травница, свято веруя подобно остальным однокашникам, что пределом счастья её напористой и стервозной подруги является карьерный рост, богатство и неограниченная власть в одном конкретном государстве.

Во всяком случае, все надежды на построение такого будущего юная Чаронит подавала с младых ногтей, чем несказанно пугала друзей и знакомых, всерьёз переживающих за родное княжество. Видеть бразды правления державой или даже отдельно взятым факультетом в изящных, но весьма цепких ручках Чаронит страшились все. Они, конечно, признавали, что талантов и знаний ей вполне хватит, чтобы довести до ума и не такой бедлам, подлатать дисциплину, почистить кадры, но вот становиться свидетелями установления тотальной диктатуры, что была одно время в Царстве или драконьих мер, что недавно развернул правящий клан в королевстве Гинпарус, где казнокрадов казнили на месте, почему-то не хотели. Как истинные носители словонищского менталитета, порядком искорёженного за годы царской власти, они жаждали порядка, дисциплины и стабильности, но, желательно, сразу и, желательно, без своего участия. Предположительный узурпатор власти и просто личность не самая привлекательная, лишь пожала плечами:

— Думаю ТЕПЕРЬ представители Совета мне особенно обрадуются. Нет, лучше уж я на кладбище добровольно смотрителем, чем принудительно квартирантом.

Эл одобрительно всхрюкнула, поскольку смеяться, когда твои зубы намертво увязли в огуречной кожуре, было очень неудобно. Девушка дёрнулась раз другой, но овощ серьёзно собрался отомстить за собственное избиение путём уродования челюсти. Алеандр дёрнула головой, и лишь с третьей попытки смогла оторваться от столь упоительного приза.

— Вот вечно у тебя с огурцами так, ни себе поесть, ни честному человеку стибрить, — неодобрительно покачала головой травница и очень осторожно стала ощупывать ноющие дёсны. — Нужно же было умудриться такую дрянь найти!

Раздосадованная Валент, не долго думая, сгребла в пригоршню всё содержимое прорассолившегося платочка и с чувством зашвырнула в глубь сада. Рыхлый неоднородный свёрток обладал не лучшими аэродинамическими свойствами и вместо того, чтобы, растрясая своё огуречное нутро, смачно впечататься в шершавый ствол и там же закрепиться неровной кляксой, он не долетел до нужной ветки пядь-полторы, аккурат столько, чтобы хватило до осиного гнезда. Перевёрнутая кубышка опасливо качнулась и даже хрустнула. Заметившая этот манёвр Танка, дожидаться развития событий не стала и со ставшим легендарным криком «Тикаем!» ломанулась к воротам, не обращая внимания даже на заросли дикой малины.

* * *

После первого удара мужчина был слегка удивлён и весьма раздосадован, ведь нисколько не отдохнувшее за ночь тело после дополнительной проутюжки под тюками с тканью и чьими-то излишне откормленными задницами напоминало сплошной сгусток нервов и квинтэссенцию святого Хрыма. Он вообще не мог до конца взять в толк, откуда во фруктовом саду могли взяться летающие предметы, ощущаемые, к тому же, как полноценные камни. Это место он выбрал, как самое тихое и спокойное для корректировки планов, разработки стратегии и, чего греха таить, зализывания собственной гордости. Та была попрана так жестоко и внушительно, что боль во всём позвоночнике напоминала мученья змеи, намотавшейся на колесо телеги, а многострадальный желудок, закончив с перевариванием самого себя, принялся за близлежащие органы. С того самого момента, как обоз стал и непомерный груз на спине, несколько раз подпрыгнув, с ворчанием и возмущением всё-таки уменьшился, он только и мог себе позволить, что лежать плашмя на земле и дышать полной грудью, радуясь ровной поверхности под едва не раздробившимися лопатками. Благо в столь запущенном месте валяющийся в траве мужик ни для кого не выглядел подозрительно, да и тяготы пути несколько поистрепали его заграничные одежды, приблизив к словонищским аналогам.

Второй удар, пришедшийся в живот, насторожил куда больше. Не столько тем, что повторился (к тому времени мужчина уже успел определить источник летающих предметов и слегка успокоился), сколько поведением собственного организма, обычно к боли весьма терпимого, но в этот раз буквально прибитого. Вытаскивать рубашку из-под пояса, чтобы проверить себя на наличие повреждений, было лень. Не меняя позы, мужчина продолжал удобно лежать в облюбованных кустиках, почти наслаждаясь неимоверным бредом, который несли его нынешние цели. Легкомысленные туристки, что, несмотря ни на очевидные пробелы в образовании, действительно оказались выкормышами Замка Мастеров, самозабвенно лаялись за какую-то провизию, создавая замечательный фон для размышлений, хотя порядком поистрепавшаяся интуиция и молила о спасении путём немедленной эвакуации. Не верить ей причин не было, но и следовать её настойчивым пожеланиям как-то не тянуло. Пытаясь припомнить всё, что он когда-либо слышал о Селеце и заодно соотнести окружающую городок стену с известными ему укреплениями, чародей пытался решить, настолько ли ему нужно проникнуть в город, насколько это было неосуществимо. Лазы были везде, да и просто перебраться, через двухметровую стенку при должной сноровке не составляло особого труда, только быть застигнутым стражей или, ещё лучше, ищейками прямо посреди процесса проникновения в нынешнем состоянии организма совсем не хотелось. Ехать же на прежнем месте, с которого-то и выбраться удалось с большим трудом, казалось полнейшим безумием. Он даже красочно представлял, как будет в случае обнаружения доказывать досмотрщикам, что он, дескать, — инквизитор, а здесь просто отдохнуть прилёг. Мужчина позволил себе улыбнуться, найдя подобные рассуждения забавными.

Третий камень прилетел нежданно, прямо посреди трудоёмкого процесса составления формулы одноразовой молекулярной личины и вроде закончившейся примирением беседы самозваных чародеек. Чародей еле-еле успел прикрыть лицо ладонью и тут же едва не взвыл от боли, когда камушек пришёлся аккурат по разбитому пальцу. Сцепив зубы и призывая на криворукую падлу все возможные кары, чародей подполз поближе к стволу дерева, прижимая раненую конечность к животу, и только сейчас заметил произошедшие изменения. От тихого, пробирающего до глубины нутра ужаса мужчина едва не задохнулся. Родового перстня не было…. Посиневший, лишившийся чувствительности и слегка одеревеневший палец был, а кольца не было. Будь чародей постарше, а обстановка поспокойнее, он наверняка схватился бы за сердце. Условия же позволяли только вцепиться в бороду, но и этой маленькой радости он оказался лишён после недавней аварии.

Мужчина припомнил все места, где мог оказаться столь дорогой сердцу символ, но ни одно, в сложившихся обстоятельствах, не радовало. Как-то сами собой нашлись виноватые и сформировался план мести. Быстро выглянув из своего укрытия и тут же спрятавшись обратно, чародей почувствовал необратимое желание грызть кору, выдирать корни и размахивать поваленными стволами, одним словом, — демонстрировать крайнюю степень раздражения и неконтролируемого беснования. Ярость клокотала в груди, едва не заглушая урчание голодного желудка, а красная пелена на миг заслонила глаза. Любому, даже последнему головорезу из устья реки Рикон, простить ношение родового перстня было проще, чем одной маленькой блондинистой дуре, чей карман едва не лишил его руки, а возможно и более ощутимых частей тела. Символ его свободы, надежды и борьбы, висел сейчас вместе с какими-то костями, камушками и дешёвыми побрякушками, с каждым мигом всё точнее определяя дальнейшее развитие событий для двух конкретных недоучек. Конечно, рядом находится пункт досмотра, множество стражников и стекло отображало приближение ищеек, но чёткая последовательность действий уже сформировалась в сознании. Осторожно подняться, обойти с теневой стороны, чтобы не выдавать раньше времени своего присутствия, один удар в висок, шаг к следующей и свернуть голову. Да-да, именно, свернуть одну рыжую головку сумасшедшей травнице-садистке, что не гнушается алмазной пылью и не следит за правильным хранением собственных демонских порошков. Нет, слишком много риска. Рыжая выглядит весьма крепкой и здоровой и может наделать шума. Бегать же за ней в нынешнем состоянии задумка не самая гениальная. Мужчина беззвучно вздохнул, понимая, что исключительно физические меры так же неприемлемы, как и только чародейское решение, сочетать же их, не привлекая интерес растревоженных ищеек и издёрганных служак, так просто вряд ли бы получилось. Единственным возможным выходом было подождать ночи, спокойно подобраться к вещам и забрать всё и сразу, хоть это после двух неудачных попыток уже и отдавало навязчивой идеей.

«Да, какого мракобеса я здесь развожу шифровки!?! — даже слегка удивился чародей, поддавшись общему агрессивному настрою. — Как будто до них ни одной девицы на пустыре убитой не находили!?! Заберу вещи, а поглумиться и парочка местных угробьцев сможет, когда проспится».

Столь простое, а, главное, желанное решение чрезвычайно подняло ему настроение. Мужчина улыбнулся и осторожно потянулся к пластинке в поясе. Решено было сделать два броска, а уже после поспешить и расширить рану, до состояния ножевой. В этом плане оставались шероховатости, но бесцельное мотание настолько утомило чародея, что он готов был рискнуть. Тем временем девушки уже начали собираться. Мужчина осторожно подобрался, занимая наиболее удобную позицию, как над головой в кроне деревьев что-то чвякнуло и, стоило ему замахнуться, раздался пронзительный женский вопль:

— Тикаем!!!

Рефлекторно, ещё не успев сообразить, кому предназначался крик блондинки, чародей отскочил от ствола, припадая к земле. Туристки с несвойственной изнеженным девушкам живостью улепётывали в сторону ворот.

— Что за… — беззвучно, одними губами собирался выругаться несостоявшийся убийца.

Тягучая тёплая капля упала на лицо. Затем другая, третья. Гул, принимаемый за фон приближающейся мигрени, нарастал. Мужчина с лёгким запозданием запрокинул голову…

Чудо, проклятие или высшие покровители помогли уставшему телу отскочить вовремя, и рухнувший с ветки улей пролетел мимо, глухо ударившись оземь и треснув как перезрелый арбуз. Тёмное сухое нутро, осыпаясь пергаментными краями, явило свету своё чёрно-жёлтое, взволнованное содержимое, которому, по большому счёту, было всё равно виновен в падении их жилья близстоящий или просто в сторонке стоял. Моментально набросив на голову плащ и надёжно укрыв лицо и шею, мужчина опрометью бросился бежать, правду в противоположную от девиц сторону, здраво полагая, что в таком виде его с инквизитором уж точно не спутают.

Разъярённый рой нёсся следом. Мерзкие насекомые облепили тело, протискивались сквозь складки ткани, норовя забраться в нос и уши. Кожу вспаривали острые жала. Треклятые заросли не спешили расступаться, цепляясь за одежду, путаясь в ногах и лишь продлевая агонию. Мужчина бежал, прыгал, уворачивался, стараясь лишний раз даже не дёрнуть корпусом, покрытым сплошной жужжащей массой. Дыхание сбилось, воздуха не хватало, предательская слабость стягивала суставы. Трепещущая послушная стихия приносила отрывочные известия о близкой воде, что манила нелепыми надеждами на спасение. Близко, совсем близко. Уже был слышен шум, галдящей ребятни и крикливых женщин. Стремительно опухающие веки не давали как следует рассмотреть путь. Оставалось только надеяться, что слух его не подводит. Сделав последний рывок, мужчина разбежался, оттолкнулся и нырнул, болезненно ожидая почти закономерного удара о камни или кого-то из местных жителей. Вместо этого воспаленной кожи коснулась вода, опаляя холодом и некстати возвращая чувствительность. Воздушный пузырь рванулся вперёд, исполняя приказ хозяина стихии.

— И какого рожна я сразу не попробовал просто сгустить воздух? — задумчиво прошлёпал стремительно распухающими губами чародей, сколупывая с руки вызывающе торчащее жало.

Замутнённый неровный пузырь, медленно покачиваясь в поднятой тине и мусоре, опускался на дно, заботливо спасая своего владельца от незаслуженной мести. С поверхности доносились визги и крики, попавших в немилость свидетелей его ныряния, что тщетно пытались повторить его подвиг, спасаясь от агрессоров под слоем воды, но стоило хоть одной голове подняться над поверхностью за глотком спасительного воздуха, как её тут же атаковала вся чёрно-жёлтая армада. Удары речного течения массажировали уставшую спину, ниточки пузырьков справно подпитывали надёжный кокон, пока чародей методично освобождал пострадавшую, болезненно разгладившуюся кожу от следов незаконного вторжения. Его светлый, хоть и слегка подпорченный буйством неуместных эмоций ум уже переделывал, созданный ранее план, снабжая его дополнительными деталями и нюансами. Теперь перерезанное на пустыре горло выходило не такой уж и плохой участью. Мужчина злобно улыбнулся, насколько позволяло взбугрившееся лицо, и мстительно раздавил о край пузыря выуженную из-за пазухи осу.

* * *

— Пи-ишги-и! Пиошги-и-и! Коя-а-ачие пиошги-и! Наледай — асгубай! — глубоким слегка басовитым, но от этого не менее исковерканным голосом кричала грузная румяная торговка.

Крупная женщина, с лихо выбивающимися из-под яркой косынки накрученными и тщательно надранными кудрями, служила возле своего лотка с пышущими жаром румяными пирожками лучшей рекламой. Яркая, улыбчивая, весёлая, она просто представляла собой образец здорового питания и счастья в жизни. Одно как-то смущало, что проходивших мимо потенциальных покупателей, что слышащих её зазывания нечаянных жертв здоровых лёгких: уж очень странный выговор дамы при странно перекошенной, словно сдавленной улыбке.

— Лы-ы-ыпа! Сфе-ехая лы-ыпа! Сфехее только ф лешке! — бурно размахивал руками щупленький торговец с живыми хитрыми глазами-щёлками.

Этот подозрительный тип, несмотря на поднявшееся солнце и духоту, был по самую макушку замотан шарфом из-под которого торчали только большой блестящий нос и кончики красных, почти малиновых ушей. Слегка хромая вокруг своего прилавка, заваленного зачарованным льдом и сверкающими рыбьими тушками, он с таким жаром предлагал всем желающим свой товар, что из-за своей маскировки казался торговцем наркотиками или контрабандистом. Может поэтому, а может и из-за подозрительного запаха, желающих обзавестись килограммом другим даров отечественных водоёмов было немного. Лишь изредка какая матрона снисходительно заглядывала под навес, чтобы уложить в свою корзинку окунька-другого и тут же поспешить домой к надёжному леднику или печи, да въедливые старики приходили важно тыкнуть пальцем в чешуйчатый бок, чтобы поругаться с темпераментным хозяином в подозрительной маскировке.

— Тебе не кажется, — понизив голос, спросила Алеандр, наблюдая за тем, как странный торговец охаживает первой попавшейся рыбиной излишне доходного до ругани и брюзжания мужичка, — что сегодня как-то слишком много носителей местной эритемы на квадратный метр?

Духовник растерянно пожала плечами, стараясь не слишком искусственно выказывать удивление. Она, конечно, сомневалась, что нападение ос кто-либо сможет связать с их поспешным присоединением к обозу, но рисковать всё же не стоило. И без того несчастные (а таких, действительно, в этом районе рынка оказалось не так уж и мало), чьи лица, руки и плечи украшали волдыри и красные пятна, были нервными и злыми. Постоянно ругаясь, почёсываясь и тяжко ноя, они тлеющими углями подогревали толпу. Уставшие от шума и пестроты, измученные постоянным хождением и торгом, покупатели и сами не лучились радушием и добрым расположением, особенно если не успели вовремя прихватить рюмку-другую ядрёной настойки или имели глупость вытащиться на ярмарку сразу всем семейством.

— Лучший медок! Сам и лезет в роток! — даже как-то печально, без особого энтузиазма кричал сухонький дедок.

Подперев рукой морщинистую щёку, он сидел за прилавком, обмахиваясь широкополой соломенной шляпой. Радостно блестела на солнце янтарная жидкость в небольших порционных скляночках. Манило густым коричневатым блеском содержимое больших глиняных кувшинов. Завлекали дурманящим ароматом плитки засахаренного мёда с клюквой и орехами, что любовно отжали в форме зверей и птиц. Настоящими крутыми горами высились запаянные заклятьем полные соты, отбрасывая причудливую, пропитанную солнцем и теплом вязь на прилавок и лицо старого пасечника. На сероватой льняной скатёрке с забавными длинными кутасиками в круглых лотках покоились горки цветастых шариков из прополиса, маточного молочка и топлёного воска. Имелись даже не столь распространённые вне столицы небольшие камушки-пугалки, заговоренные отгонять насекомых от ценного товара. Несмотря на все ухищрения, спросу особого не наблюдалось. Прохожие обходили лоток стороной, едва ли не загибая крюк, чтоб ненароком не задеть угол. Некоторые недовольно и даже озлобленно ворчали, бросая на старичка испепеляющие взгляды. Большинство же просто игнорировало, предпочитая заворачивать к другим сладостям. Может, покрытые волдырями и пятнами люди так отрицательно влиянии на спрос, а может, то, что на самом торговце не было ни укуса. Танке совершенно неожиданно стало его жалко.

— Да смотри куда прёшься! — гаркнул проходивший мимо мужик, ещё и так зацепил духовника, что ту от неожиданности развернуло на сто восемьдесят градусов и едва не впечатало в прилавок с детскими игрушками.

— У! Быдлота бородатая! — едва не упавшая травница злобно погрозила кулаком в широкую спину грубияна.

— Что вякнула, ведьмота? — агрессивно настроенный громила не преминул развернуться, чтобы научить уму-разуму попавшуюся под горячую руку девчонку.

Эл коротко взвизгнула и бодро припустила вдоль лотков, ловко маневрируя между покупателями, с гордостью и завидной сноровкой демонстрируя подмётки своих дорогих, но уже весьма потрёпанных туфель. Яританна было метнулась следом, но бездарно отстала на первом же десятке метров.

Если, чем и удобны были подобные ярмарки, так тем, что потеряться в них было проще простого. У одной только Танки дважды пытались потерять кошелёк, а на третий раз даже получили именного подзатыльника от неудавшейся жертвы. Бесконечные спины, пошатывающиеся в едином, каком-то неуловимом и пугающем ритме, пёстрые в своём убогом провинциальном однообразии и бесконечно одинаковые своими попытками выделиться из толпы. Раздающиеся со всех сторон крики зазывал, ругань подвыпивших покупателей, вопли носящихся меж ними чумазой ребятни. Душащая смесь не сочетаемых и совершенно уродующих друг дружку запахов, что, казалось, просто липли к одежде и волосам, настолько были убийственными. И спины, спины, спины…

— Э-э-э-эл! — бессильно кричала духовник в шумную ярмарочную людскую смесь, окончательно увязнув в толпе, как расплавленном дёгте. — Эли-и-и! Вале-е-ент! Мать твою, женщину!

Порядком осипнув, девушка могла только мысленно ругаться, отпугивая народ грозным выражением лица и яростно расталкивая на своём пути преграды пощуплее. В её светлой головке уже начинали зарождаться радующие сердце, но, увы, совершенно противозаконные идеи моментального, а, главное, эффективного очищения пути. Бездыханные тела ровными рядами улёгшиеся под прилавки, разбегающиеся в панике людишки, чьи вопли услаждают слух, воющие от ужаса псы и волны истекающей чёрной силы, надёжно укрывающие от мерзости человеческих сборищ. Правду, Чаронит искренне сомневалась, что её скромных способностей и весьма ограниченного резерва хватит на такой эффект. Скорее уж получился небольшой невразумительный пшик и сероватое вонючее облачко, что заставило бы отшатнуться может бабку-другую из тех, что понабожнее да попугливее. Так что приходилось пробиваться своими силами. А силы были явно не равны…

— Ну, Валент! — хрипела себе под нос Танка, хотя ранее и не имела такой вредной привычки. — Догоню — пожалеешь, что вообще бегать научилась! Ану, стой!

Коварная травница внемлить голосу разума не собиралась. То тут то там мелькала её буроватая головка, пролетал между телами край потрёпанного ардака, скрывалась за тентом едва не волокущаяся по земле травницкая сумка. Скорости и прыти перепуганной девицы, что оставила далеко позади и странного субъекта, и лоток с мёдом, и собственную компаньонку, оставалось только позавидовать. Она успевала раствориться в людской массе прежде, чем взгляд утомлённой и порядком взбешённой Яританны успевал сфокусироваться на знакомой фигуре.

— Валент! Стоять! Убью паршивку! Меня подожди! — из последних сил рявкнула духовник, когда неуловимый образ наконец-то выглянул из-за чьей-то телеги и как ни в чём не бывало неспешно и степенно двинулся вниз по улице.

Едва переводя сбившееся дыхание, Чаронит устремилась за ней, стараясь наскрести остатки самолюбия и не хвататься за случайных прохожих, как за удобную опору. Всё же физическая подготовка скромных работников склепов и руин всегда оставляла желать лучшего, а конкретно этот духовник предпочитал ещё в придачу и симулировать на занятиях по физподготовке. С каждым новым шагом, что отдавался режущей болью под рёбрами, в ней всё больше зрела злость и конденсировалась жажда крови. И вот, когда желание немедленно поругаться с бессердечной и недальновидной беглянкой, явно издевавшейся над своей более хилой подругой, переросло даже боль в трясущихся коленках и потребность лечь на мостовую и испустить дух, Валент испуганно вскрикнула. Огромный бандитского вида детина, с косым шрамом поперёк морды (лицом это странное произведение природы назвать язык не поворачивался), зажав девушке рот и намотав косу на кулак уже волок травницу в подворотню.

Яританна, конечно, жаждала крови, но не столь буквально и без третьих лиц. Пока светлый и местами претендующий на гениальность разум отключился, блуждая в чертогах нелепейших и ужасающих предположений, загнанный туда обычным ступором, ноги самовольно понесли не соображающую девушку следом за бандитом.

Очередной архитектурный аппендикс представлял собой скорее небольшой сельский дворик, чем городскую постройку. Огороженный редким забором из явно ворованного штакетника, он перекрывал подход к трём заморенным собственной нелепостью двухэтажным домишкам самого убого вида. Старый, как мир, покосившийся и изрядно заляпанный нужник, который, очевидно, уже лет десять как предпочитали использовать снаружи, а не изнутри. Полупустая засыпанная золой и сажей дровница. Самодельный низенький свинарник, из которого торчали лапы околевшего угробьца. И странная парочка, казавшаяся здесь до удивления нелепой. В тот миг, как только Чаронит отошла от потрясения и, наконец, смогла осознать происходящее в полном объёме, она сделала сразу два противоречивых открытия. Первое: пугающего вида мужик, что был совсем неплохо одет по местным меркам и даже выглядел не слишком грязным и запущенным, грабить, насиловать или похищать захваченную жертву не спешил, казалось, получая удовольствие от процесса медленного удушения бедняжки собственной косой. Второе: девица упрямо вырывающаяся, царапающаяся и брыкающаяся была Яританне совершенно незнакома. Духовник даже на миг смутилась, почувствовав себя явно лишней в конкретном преступлении.

Упорная девчонка, что вблизи уже не столько и походила на потерявшуюся Валент, умудрилась увернуться и впиться зубами в запястье душителя. Мужик взвыл. Толи зубы у жертвы оказались острее положенных, толи кусала она с особым чувством, только добыча была тут же отпущена. Девушка, коротко вскрикивая, бросилась к ближайшей двери и принялась неистово молотить кулаками, умоляя помочь или впустить. Мужчина же продолжил стоять на прежнем месте и как-то недоумённо пялиться на истерекующую. Казалось, несостоявшийся убийца и сам пребывал в недоумении, как она здесь оказалась и что с ней делать, поняв собственную ошибку. Впрочем, с мыслями собрался он быстро и, ругнувшись на какую-то рыжую падлу, решился, видимо, случайную жертву добить.

Яританна Чаронит никогда не отличалась особенно геройским складом характера. Несколько раз качественно получив сдачу, она навсегда зареклась лезть на рожон и рисковать своей единственной и горячо любимой шкуркой. Теперь же она буквально разрывалась. Сильный ратишанский дух, доставшийся от отца, требовал прийти на помощь, спасти или хотя бы принять участие в возможном спасении, здравомыслие же купцов по материнской линии настойчиво намекало, что было бы неплохо уносить из нехорошего переулка ноги, пока сама не попала под раздачу. Совершенно обезумевшая от страха жертва уже тихо скулила, не в силах поверить в ужас происходящего с собой. Убийца, вынув из-за пояса короткий клинок, показавшийся духовнику подозрительно знакомым ещё по истории с пособниками Госпожи Травницы, двинулся к сжавшейся в комок несчастной.

И тут Танка завопила…

Она сама не до конца понимала, что делает, поскольку охваченный паникой разум выуживал из памяти исключительно некромантские формулы и заклятья самого разрушительного действия, что за одно только своё написание могли привести автора на костёр. Вопль получился знатный, почти оглушающий (парочка мышей уж точно скончались на месте от инфаркта), мужик вздрогнул всем телом и стремительно обернулся.

— Ты! — неожиданно зарычал бандит.

В глазах его было столько ненависти, что последние крохи рассудка растворялись в ней, сменяясь откровенным помешательством. В этот миг Чаронит отчётливо осознала, что её сейчас будут убивать и скорее всего с особой жестокостью. Страх же перед насилием, особенно насилием над собой требовал немедленного умерщвления возможной угрозы. Перед глазами мелькали чёрные нити самоформирующихся заклятий, что внушали ещё больший ужас, нежели расчехлённый клинок. Её парализовало, тёмная сила клубилась у запястий готовая сорваться на всё живое на своём пути. Яританна не могла даже пошевелиться. Тело оказалось неожиданно тяжёлым, руки не слушались, а колени были готовы в любой момент подогнуться. Она чувствовала, как предательская тяга, запретная и порочная, наполняет знанием, тянет силы и готовится породить чары. Воля и разум, ещё сдерживающие это подгоняемое ужасом стремление, ослабевали по мере того, как убийца, кривовато ухмыляясь, приближался к ней.

«Абзац», — тоскливо подумала девушка, глядя в безумные глаза бандита.

— Да что ты творишь!?! — раздался над самым ухом победным воплем такой знакомый голос. — А-а-а!!!

Последний вопль был явно лишним, поскольку выскочившая из-за угла Алеандр, размахивающая над головой пестиком от маслобойки, зрелище, конечно, впечатляющее, но эффективное исключительно в ситуации неожиданного нападения. Слегка обескураженный мужчина от удара уклонился и даже очень сноровисто перехватил страшное оружие женской мести, выдрав оное из рук бесстрашной воительницы. Травница, в свою очередь, не сбавляя скорости, и громкости побежала дальше, уже исключительно из страха, поскольку самоубийцей, несмотря ни на что не была. Неведомо, чем так не нравились бандиту рыжеволосые, но носящуюся и громкоголосую жертву он предпочёл удобно замершей в отупении блондинке. Позабыв о клинке и виртуозно матерясь, мужик погнался за девчонкой, стремясь непременно голыми руками прервать её существование.

Валент уходить в небытие не спешила. Девушка прыгала, уклонялась и изворачивалась, как заправский боевик, умудряясь по ходу борьбы ещё и швыряться в обидчика всем, что попадалось под руку. Омбал ругался, отбивался и безумно упорствовал, подавляя силой и выносливостью. После третьего круга почёта по огороженному дворику убийство начало попахивать фарсом. Особенно впечатлял синхронный прыжок через свинарник. Невольные зрители переглянулись с толикой уважения и удивления. Изначальная жертва продолжала жаться в уголке, круглыми от ужаса глазами наблюдая за забегом и лишь уклоняясь с дороги безумной парочки. Яританна так и стояла истуканом в калитке, силясь вспомнить хоть одно более менее пригодное заклинание, не уничтожающее всё на своём пути. Неизвестно, сколько ещё длилось бы затянувшееся убийство, учитывая то, то на стороне травницы была ловкость и страх, а на стороне мужика упрямство и забытый клинок, если бы не зашевелился пятый участник…

— Етить вашу мать… и через… да… за… всех! — невнятным, но зато очень громким и рассерженным голосом крикнул восставший из глубин помойной лужи угробец и, не особенно разбираясь в ситуации (разобраться в ней он не мог анатомически, ввиду атрафирования части мозга), опустил тяжелый пестик маслобойки на первого попавшегося под руку.

Не ожидавший такой подлянки убийца, споткнулся и упал на одно колено прямо под ноги безмозглой опустившейся твари. Та аки давно утратила остатки человечности и здравого смысла принялась беспорядочно лупить подвернувшееся тело, перемежёвывая ругательства совсем уж бессмысленными бормотаниями и стенаниями. Растерявшаяся от такого нежданного вмешательства Алеандр застыла неподалёку, не зная, кому спешить на помощь: взбесившейся с перепою твари добивать душегубца, или разумному человеку, подвергшемуся нападению. Синеватый вонючий угробец уже качественно входил в раж, переходя в состояние бесконтрольного буйства; а с учётом, что при бытии человеком, он был весьма крупным и даже впечатляющим, угроза представала нешуточная.

— Девочки, бежимте отседа, — тихим подрагивающим голоском пропищала неизвестная девица и по стеночке принялась выбираться из переулка.

Её благоразумному совету поспешила последовать Алеандр, едва удержавшись от порыва самолично попинать обидчика. Танка продолжала стоять на месте: в безумной каше некромантских заклятий, тёмных чар и сцен собственного публичного сожжения наконец-то сформировалось вполне пригодное заклинание ловчей сети, и теперь девушка заторможено пыталась сообразить, что с первичным клубком чар делать.

— Гарик! — хриплый бабский голос с визгливыми стариковскими нотками, раздался из-за заколоченных ставень левого убогого домишки. — Проспался уже, скотина ты эдакая! Заткни пашчу! Место! Я сказала МЕСТО!!! Ужо, я тебе…

Разбушевавшаяся тварь в момент сникла, выпустила из лап пестик и, сутулившись, на четвереньках поползла обратно в свинарник, обиженно поскуливая и ворча. Из-за стены уже слышался грохот переворачиваемой мебели и звон бьющейся тары. Очевидно, обладательница голоса спешила на расправу. Эл раздражённо сцапала подругу за рукав шарпана и поторопилась выволочь из странного переулка.

— Ты это видела? — медленно, словно под гипнозом, проговорила Яританна, продолжая оглядываться на нехороший просвет между домами, казавшийся сейчас просто тёмной дырой. — Они же угробьца как сторожевого пса используют…

— Да я… я… я тебя так использую! Живого места не останется! — завопила травница так, что несколько прохожих в испуге отшатнулись от странной троицы.

Девушки сидели прямо на земле, не обращая внимания на грязь и дым от передвижной жаровни, что поблизости установили ушлые продавцы просроченного мяса для шашлыков. Две невысокие смутно похожие длинноволосые девицы в одинаковых ардаках и старых повыцветших рубашках синхронно жались к стволу корявенького каштана, как застигнутые ливнем кошки. Обе мелко дрожали и пытались отдышаться, почти синхронно потирая синяки и ушибы. Только при близком рассмотрении становилось заметно, что одна значительно смуглее, большеглазей и потрёпанней, а другая щеголяла россыпью ярких веснушек, более насыщенной рыжинкой в волосах и была на лет пять младше своей моложавой товарки.

— Да…да я… — продолжала как заведённая повторять Алеандр, потрясая кулаком почему-то не в сторону переулка или духовника, а глядя на торговца разливным пивом, заставляя его многочисленных клиентов давиться и спотыкаться. — Да какого хвоща тебя вообще в этот притон потянуло? Жить надоело!?! Сдохнуть хочется!?! Это я мигом это я всегда пожалуйста.

Чаронит, сидевшая чуточку поодаль от этой парочки, не отреагировала, продолжая прижимать к груди свой худой рюкзачок и жевать слегка посиневшую губу. Зато активизировалась вторая. Мертвецкая бледность начала сходить, сменяясь крупными болезненными красными пятнами, туповатое выражение загнанного животного отходило на второй план, даже руки перестали трястись. Девочка даже через силу попыталась улыбнуться:

— С-спасибо бо…

— Чем ты вообще думала!?! Я, главное, спасаюсь тут, жизни не жалею, а ты… — проигнорировала её жалкие попытки к налаживанию контакта Эл, поворачивая туловище к подруге, но продолжая жестикулировать слегка в сторону. — Куда ты смотрела!?! Мы же этому дядьке грифона под видом медвежанины впарили!!!

— Меня Тавой зовут, — скромно и ещё более растерянно попыталась улыбнуться случайная жертва непродуманной мести, от чего разница между девушками только усилилась.

— Он же из тех самых орнитологов!!! Понимаешь!!! — травница перешла с возмущённого крика на заговорческий шёпот, который в её исполнении звучал как-то особенно зловеще. — Он же из этих! Тех самых! Совсем тех! Ты его шмотки видела? Ойечки! Нужно срочно сообщить Арну!

Валент встала на четвереньки и, переползая на другую сторону каштана, в приступе «травницкой трясучки» принялась мучить полуразрядившийся болтун, яростно сжимая ни в чём неповинный артефакт и истово тряся. Выражение лица — серьёзное, взгляд — сосредоточенный. Если бы дешёвая модель болтуна могла передавать не только звук, но и изображение, несчастного абонента запросто мог хватить удар.

— А вы покушать не хотите? — предприняла последнюю попытку обратить на себя внимание героинь Тава, проникновенно заглядывая в лицо духовнику, как чуть более спокойной и адекватной.

Танка вскинула голову и пристально уставилась на девушку. Эл замолчала и высунулась из-за ствола. В глазах обеих были алчность и голод.

* * *

«Так… Алхимик, Иллюзор и Чтец… — тщательно выводил в своей мысленной чёрной книжечке Глава Совета Замка Мастеров, с садистским удовольствием представляя в деталях лица называемых. — Ага, и на каком основании? Может, Накопитель и Составитель? Не-е-е, конечно может и они, но кривая рожа ещё не аргумент для инквизиторов».

Новый Глава Замка Мастеров сидел за своим рабочим столом, усердно изображая бурную деятельность. Готовые погрести молодого человека горы хлама, по стечению обстоятельств оказавшегося важной документацией, служили прекрасным фоном для его страданий и прикрытием для хулительных надписей, не сводящихся со столешницы ни одним заклятьем. В этих наносах уже успели потеряться знак Главы, церемониальный жезл и подляцкое самопишущее перо Чаронит. Сам Араон Важич, конечно, предпочёл бы чахнуть в более комфортных условиях, например: на диванчике в коридоре, или на площадке для тренировок. Думалось, ему, во всяком случае, в таких неформальных местах не в пример лучше, только для окружающих факта мыслительного процесса первого человека в чародейском сообществе было явно недостаточно, нужно ещё и соответствующее представление.

— Ах, Араон Артэмьевич, — непривычно высоким голосом тянула Анетта Ризова, — как же Вы плохо выглядите! Такой бледный стали! Так похудели! Не бережёте себя совсем! Даже, кажется, седеть начали, а ведь Вы всегда поздоровее Вашего брата были!

С самого утра, а точнее с того момента, как всем стало известно о покушении (увы, сторож отличался чрезмерной болтливостью и успел разнести весть раньше, чем его самолично заткнул самопровозглашённый Глава) сметливая Анэтта Ризова, что наводила страх на половину местных чиновников и практически всех служащих низшего звена, неожиданно переквалифицировалась в заботливую наседку. Она практически не отходила от своего молодого начальника, а воркующие нотки в её обычно строгом и бесцветном голосе начинали откровенно пугать.

«А сколько у нас, собственно, есть вариантов? — молодой человек откинулся на спинку стула и очень пожалел, что не может в дополнение ещё и ноги на стол забросить, сделай чародей так и миролюбивый настрой Ризовой моментально сменился бы на агрессивно-воинственный. — Если исходить из того, что в Совете продажных от одного до шести, то возможных сочетаний… Так нужно вспомнить формулу. Как же выглядит эта формула… Что-то весьма простое… на дробь похоже… там первый знак за общее число, второй за число для совпадений… или наоборот? Или вообще не так? Задери меня упырь!!! Какая тварь эту высшую математику только выдумывала!?!»

Раздосадованный мужчина ударил кулаком по столу, обрушив одну из башенок бумажных отчётов, которые тут же разлетелись по кабинету, припечатав напоследок хозяина покоившейся на вершине папкой. Арн только недовольно скривился, аки привычно тянуть в рот разодранную костяшку пальца при посторонних было как-то несолидно.

— Может быть, я окно прикрою? Вас же здесь просквозит обязательно! — метнулась через кабинет расторопная женщина, ловко маневрируя между отчётами и архивными делами. — Сидите в таком неподобающем виде! Ладно, я, привычная, но господин Иглицын уже не знает, куда деваться! Ведь так передавать не положено!

Очевидно, Иглицын думал также. Во всяком случае, на его тщательно выбритом, хотя и изрядно потрёпанном лице застыло выражение вежливого отвращения, которое возникает у вышколенного дворецкого при виде гадящей на парадный ковёр любимой собаки хозяина. И вроде придушил бы сволочь, да должность не позволяет. Дилеону Святитовичу должность не позволяла и так смотреть на своего Главу, но с такими мелочами приходилось мириться, поскольку так просто снимать с поста Старшего Мастера-Боя без созыва представителей отделения было уже как-то слишком. Впрочем, старого чародея вполне можно было понять: после Артэмия Важича, он был первым Мастером-Боя на отделении и здраво полагал в случае чего занять место своего начальника в Совете, а уж никак не прислуживать его младшему сыну-самодуру.

— Глава! — несчастного едва не перекосило от этого слова, казалось, мужчину сейчас вырвет. — Представители Совета требуют ответить на запрос в пятой форме с обязательными картосхемами на предмет заявленных претензий при передвижении группы.

Араон Артэмьевич провернулся на кресле, пытаясь уйти из-под перекрещивающихся пристальных взглядов, не теряя достаточно вдумчивого выражения лица, и уткнулся носом в приколотые прямо к стене графики энергетических скачков общего фона.

«А с какой это радости я вообще решил, что от двух до шести? Может, их больше? Может, папа вообще единственным на всю ватагу адекватный был? А может тут никто не в курсе! Э-э-э, нет, это я, пожалуй, загнул. По рожам же видно, что в курсе!…! Нельзя же их расчленить только по подозрению, да личному недоверию. Нельзя… а жаль…»

Неожиданно карта сменилась встревоженным лицом Анэтты:

— Кофейка, может, сварганить, Араон Артэмьевич? Как вы любите, с зефиром. Мне аккурат поставили замечательный лумбийский кофе. Ваш папенька, помнится, его очень уважал. Попробуйте, а то во всех этих навороченных кофейнях неизвестно что подают.

Иглицын забегать вперёд не стал, но ближе подошёл и, судя по звукам, с любопытством изучал разложенные на столе бумаги. Делал он это, конечно, со всем возможным достоинством и, наверняка, сейчас чрезвычайно косил и старался нечаянно сдвинуть ещё что-нибудь из уже прочитанного. Не дождавшись вразумительного ответа, Ризова побежала к себе за порцией кофе, конечно, далеко не лумбийского, зато горячего и своевременного. Задетый её крутым бедром Старший Мастер отшатнулся и обрушил на себя вторую башенку отчётов.

— Необходимо подтвердить проведённые в трупярне опознания тел Ваших подопечных, — всё тем же невозмутимым тоном продолжил перечислять он, ползая возле стола на коленках и собирая редкие документы, — и дать официальные объяснения, поскольку Главе не пристало иметь на своём счету подобные инциденты.

Дилеон разогнулся, сжимая в каждой руке по документу, в совершенной растерянности, как сочетаются между собой списки проваливших выпускные экзамены в Академии и координаты поставщиков серой специализированной материи. Очевидно, сочетание презрения, гордости, удивления и подозрительности на его длинноватом, не слишком интеллигентном лице окончательно оконцелярившегося чародея выглядело настолько необычно, что не выдержал даже безучастно сидящий в углу Воронцов. Грозный бывший чернокнижник с едва сдерживаемым раздражением отложил в сторону подшивку княжеских указов относительно распределения молодых чародеев и резко поднялся:

— Арн! Чтоб твой отец в гробу ворочался! Какого… ты распустил Совет!?! Ты хоть понимаешь, какими последствиями это грозит, если кто-нибудь из этого сухостоя нажалуется князю!?!

Новый Глава Замка Мастеров продолжал рассматривать график, будто это было единственным залогом выживания человечества, а заодно и сохранения хотя бы призрачного спокойствия.

«Если не отправлять в пыточную, то что? Отправить туда их Старших Мастеров из помощников? — Арн тяжело вздохнул. — Тоже не вариант. Двух-трёх ещё за казнокрадство и превышение полномочий запру, но со всеми же не сладишь? Ещё не факт, что нужных запру, да и не в курсе они могут быть всех внутренних перипетий своих Советников…»

К всеобщему счастью зарождающуюся нравоучительную, а, возможно, в перспективе и членовредительную тираду прервало бодренькое звяканье чашек на подносе, сопровождавшее появление Ризовой. Никто особого ликования по поводу её возвращения не выказал, но обычно более понятливую Анэтту это не смутило.

— А может, Вам обед прямо сюда принести? — расплылась в широкой и даже вполне себе красивой улыбке секретарша, настойчиво пододвигая начальнику пышущую паром литровую кружку с густым ароматным варевом. — В нашей обеденной сегодня говяжий бульон с расстегаями, тушеная редька в мясной подливе, яичные чипсы и тыквенный пирог! Если хотите, могу с повара вчерашних маринованных маслят с картошечкой наскрести.

Раздосадованный тем, что к приходу женщины так и не успел подняться и привести себя в надлежащий вид, Иглицын недовольно нахмурился и продолжил рапорт с такой неудобной позиции, будто так и было задумано, а он терпит выходки малолетнего идиота:

— К приезду княжеской проверки отделение Нежитеводства подготовило выступление специально выведенных монстров вегетативного типа и Вам, как Главе, необходимо присутствовать на открытии сезона выставки.

Неизвестно чем (хоть догадаться было не так уж и сложно), настолько не нравился Воронцову Иглицын, только было заметно, что находиться в его обществе старому чародею до зубного скрежета неприятно. Говоря по чести, уважаемому и внушающему трепет Лелю Мисакиевичу вообще крайне редко кто-либо приходился по нраву или просто не слишком раздражал. Мастер-Накопитель слегка брезгливо одёрнул воротник своего чёрного пиджака:

— Ты хоть удосужился выяснить, кто послал убийцу или тебе нечисть совсем мозги отшибла? Такое ощущение, что меня одного беспокоит твоя безопасность.

Воронцов тяжело вздохнул, пытаясь сдержать крепкое словцо, и бросив последний, весьма неприязненный взгляд на слегка расплескавшийся кофе, вышел из кабинета. Ожидалось, что недовольный Мастер хлопнет дверью, но он её вполне цивилизованно притворил, что вызвало неподдельный ужас. Деликатного Воронцова со времён его появления в Академии видеть ещё не приходилось.

«Пыточная, конечно, хорошо, — Араон и сам невольно вздрогнул от тихого щелчка, но виду не подал и смысли не сбился, — только не самолично же с ними висеть. У меня ещё с пяток отчётов не прочитано. Демон задери этих треклятых чинуш! С ними же совершенно невозможно иметь дело! Как можно в таком бардаке ещё и в чём-то разбираться!?!»

Дилеон быстро отошёл от потрясения. Как ни крути, а Воронцова побаивались не только из-за его тёмного прошлого, но и за вздорный весьма мстительный характер, но Старший Мастер-Боя не был бы Старшим, если бы не мог держать себя в руках. Поднявшись на ноги и невозмутимо отряхнув колени, он продолжил свой устный отчёт, больше напоминающий личный выговор, не изменяя первичному голосу и выражению лица:

— К ежегодным смотрам Мастеров-Боя необходимо выставить десятку лучших бойцов и поскольку Вы из графика точно выпадаете утверждение Редольфа Шматкевского на Ваше место необходимо провести через всех Старших Мастеров отделения, поскольку они могут выдвинуть другую кандидатуру.

Неизвестно какую кандидатуру захотело бы предложить честное собрание (если судить по выражению лица Иглицына, то и кардинально отличную), только в этот момент прикрытая было дверь с грохотом отворилась, и в кабинет, сияя всем своим великолепием, вломилась госпожа Важич. Из траурного на почтенной вдове была только тёмная сетчатая вуаль, ныне лихо откинутая на маленькую причудливую шляпку, и большая бесформенная сумка по последнему воплю привередливой моды. Несмотря на экстравагантность, вид Альжбетта Важич умудрялась поддерживать торжественно-печальный с налётом благородного горя и естественного отчаянья. Даже бледная опухшая от слёз и недосыпа Дилия, которую почтенная вдова буквально волокла за собой за руку, не слишком портила общий вид.

— Где ты пропадал? — с порога закричала несчастная вдова и по совместительству мать нового Главы, не скупясь на силу голоса и яркость выражения эмоций. — Почему я должна страдать в одиночестве в эти тяжёлые для всех дни, когда мой единственный оставшийся сын прохлаждается демон знает где? Как ты мог бросить меня одну? А если бы у меня от горя разорвалось сердце? А если бы на дом напали разбойники? А ты всё в своём Замке отсиживаешься! Вон Атри всё сидел… и досиделся….

В этом месте Альжбетта отпустила, наконец, несчастную невестку и разразилась потоком бессвязных и безудержных рыданий, рухнув в единственное незанятое кресло.

— А больше ничего не хотите? — Ризова впервые на памяти присутствующих проигнорировала стенания своей сердечной подруги и вновь обратилась к замершему в кресле чародею. — Тут же не далеко за лавочником послать. Вон Вы какой потрёпанный. Может, какого зелья выпьете или хоть артефакт нацепите, а то выходцем из Подмирного Пекла выглядите.

«Ихвора бы сюда… — печально думал молодой человек, с болезненной настороженностью ощущая присутствии посторонних в комнате и с трудом подавляя растущее раздражение. — Он так любит все эти бумаженции, бюрократические расшаркивания и закидоны. Он бы уже всех пощипал на подходе… Н-да, а пощипали-то его и пощипали так знатно. Поэтому, видать, и пощипали, что слишком хорошо в этом супе плавал. Может, его всё-таки вытянуть на свет? Счастливое возвращение блудного сына? Э-э-э, нет. Пользы с крысиное ухо, а пафосу наведёт на три должности вперёд, карьерист проклятый! Пусть мозговое полушарие пока в безопасности отлежится…»

— Чего молчишь? — прервала рыдания несчастная вдова и гневно уставилась на затылок непослушного чада. — Не смей игнорировать мать, когда я тут вся плачу! Совсем распустился в своём Совете! Никакого уважения! У тебя недавно отец умер, а ты сидишь здесь как ни в чём не бывало! Как ты мог забыть про свою семью! Я тебя спрашиваю!

С последним криком Альжбетта Важич резко вскочила на ноги и с завидной резвостью и пылом рванула спинку хозяйского кресла, разворачивая его к себе вместе с сидящим в нём боевым чародеем. Как ни крути, а более четверти века в законном браке с практикующим Мастером-Боя не прошли бесследно для и без того не слишком робкой особы.

— Ох, Араон Артэмьевич! — тут же вскричала Анэтта, даже руками всплеснув от избытка чувств. — Отдохнули бы лучше! Совсем замаялись, бедненький, с этими Советниками старыми. А ведь опять толком не выспались. Не бережёте Вы себя, совсем не бережёте!

Выглядел молодой человек действительно жалко и даже слегка убого, если учитывать, что парадный пиджак валялся где-то на полу, а рубашку не меняли ещё с времён просветительной попойки. Измученное болезнью, недосыпом и постоянным неврозом лицо посерело, чернота под глазами углубилась похоронной маской, а покрасневшие глаза могли вызвать приступ острой зависти у бешеного вурдалака.

— Вот и я о том же! — приободрилась госпожа Важич, вернув себе хоть и опосредованную поддержку своей давней товарки. — Ребёнка нужно срочно вернуть в семью! В уют и благодать родного дома! Даже если он будет сопротивляться! Это же уму непостижимо, бросить нас ради каких-то там бумажек… и вообще…

«Мрак! — тяжело подумал Арн, глядя на воодушевлённое лицо матери и из последних сил пытаясь игнорировать накаляющуюся обстановку. — Пока это болезный будет отлёживаться, мне же одному всё разгребать! Я ведь тоже не слишком здоровый тут! С утра же рёбра ноют, а регенерация едва не в минус ушла. Тут ещё и убийцы… Как просто всё было с умрунами и вурдалаками! Теперь ещё и думай, как в живых этого придурка оставить, чтобы обезвредить нанимателя или нанимателей…»

Из раздумий его вырвал совсем уж хамский тычок под рёбра, пришедшийся аккурат по затянувшемуся разрезу. Согнувшись от боли, Арн едва подавил стон, чтобы окончательно не выдавать своё состояние.

— Ты вообще слышишь, что я тебе говорю!?! Ты обязан немедленно жениться на Дильке!!! Я не потерплю, чтоб моя внучка сиротой родилась!?! Ты меня понял? — в порыве чувств Альжбетта Важич трясла за плечи своё великовозрастное чадо, но натолкнувшись на тяжёлый взгляд золотистых с хищно вытянувшимся зрачком глаз, осеклась и даже руки отпустила.

— Так, — Араон медленно, но оттого ещё более внушительно поднялся со своего места и вальяжно опёрся о заваленный бумагами стол. — Давайте сразу проясним ряд моментов. Этот кабинет принадлежит Главе Совета Замка Мастеров? — кивки получились с запозданием и вразнобой. — Я являюсь временным Главой Замка Мастеров, на установленный традицией полугодовой срок? — кивки вышли значительно слаженнее, видимо, из-за угрозы в голосе. — Как какого хрена вы все здесь забыли без моего разрешения и непосредственного вызова!?!

Первым сообразил Иглицын, всё же недаром он был боевиком и умел разбираться в энергетических плетениях и течении потоков силы, что сейчас начинали клубиться вокруг молодого Мастера настоящими маленькими торнадо. Впрочем, в дверях его вполне ловко обогнала Альжбетта Важич, совершенно не имеющая чародейских способностей, но зато не стремящаяся сохранить чинный и самодостаточный вид, заменив его глубокой обидой и приближающейся истерикой. Дольше всех в кабинете задержалась Анэтта Ризова, испокон веков считавшая этот кабинет своей законной территорией и теперь пытавшаяся переварить обиду так, чтобы новое начальство в приступе самодурства не попросило с хлебного места и смогло проникнуться виной за собственную несправедливость. Не прониклось. Взгляд был всё таким же диким и суровым, и неумолимой секретарше пришлось ретироваться к себе.

— Алло! — раздражённо рявкнул чародей, выхватывая из заднего кармана давно дребезжащий болтун и продолжая сверлить недобрым взглядом дверь, за которой притаился рассыльный.

— Арн! Арн! Скорей сюда! Тут эти из орнитологов! Ну, с плащами по лесу! Страшный такой и мясо брать не хотел! А-а-а-рн! Ты представляешь, они на нас, а…

Артефакт в руке Мастера опасно затрещал…

* * *

— и вот почуял тогда старый Крив, что смерть его близонько… — хорошо поставленным, хотя и слегка надломленным от старости и нехватки нескольких зубов голосом тянул старик свою очередную байку.

В полумраке небольшой задней комнатки было тепло и уютно. Закатный пионовый свет косыми лучами процеживался в узкое длинное окно над потолком, что раньше, вероятно, служило просто воздуховодом или было плодом стараний недобросовестных строителей. В закатных полнах сказочными парусами трепетали слишком длинные для этого оконца кружевные занавески. Их движения, подвластные сквознякам и порывам ветра, притягивали взгляд и наводили дрёму, что вдоволь плескалась в богатой на ароматы густой духоте. В ней сплетались и доносящийся с заднего двора кисловато-пряный душок, и насыщенный, смолистый запах кедра, витающий над свежей стружкой, устилавшей угол стола и край добротной самодельной лавки, и непередаваемый дух старых пыльных половиков и матрасов, создающий какой-то неуловимый уют. Из небольшого давно расколупанного бочонка с облезлыми, покрытыми детскими художествами боками сладко тянуло квашеной капустой с яблоками и клюквой. Жар большой, покрытой серебристой краской плиты разносил аромат соснового дымка и подгоревшего на поде жира. Однако самым насыщенным был запах свежей сдобы. Крепкий, волнующий, он разносился по комнате, поднимаясь от румяной надтреснувшей корочки тончайшими нитями, заботливо обволакивал каждый уголок, забиваясь в каждую щёлку. Казалось, им пахнет большой широкий стол, чья поверхность была любовно застлана самодельными ткаными полотенцами; и крепкая массивная лестница с толстопузыми редкими балясинами, и бесчисленные ленточки и обережки, забавными гроздьями свисающие с белёных потолочных балок. Некоторые птички, выполненные с особой тщательностью и любовью, висели так низко, что почти задевали рыжую макушку суетящейся возле плиты девушки. Свисающие с их крыльев бубенчики задорно позвякивали стоило юной хозяйке пронестись мимо, от чего каждое движение наполнялось какой-то особой торжественностью.

— Де-е-еда, — весело протянула Тавелина, церемониально сгружая на ручник новую порцию круглых ржаных колобков и щедро посыпая их тёртым тмином и перцем. — Ну, какая смерть может к некроманту явиться!?! На эдакую пакость только марры и слетятся.

— Всё-то ты знаешь, егоза, — беззлобно проворчал старик, дёрнув пробегающую мимо внучку за кончик растрепавшейся косы, от чего девчонка только заливисто расхохоталась.

Тавелина, звавшаяся по недостатку лет просто Тавкой, была дочкой мастерового с портняжной улицы и даже обучалась пару лет в Академии Замка, пока не была отчислена по недостатку резерва. О чём нисколько не сожалела, насмотревшись вдоволь на чародейство во время экскурсии в музей Нежитеведенья. Тем не менее, определённую моральную устойчивость и даже некую чародейскую солидарность девушка приобрела и достаточно быстро отошла от потрясения, особенно когда представилась возможность в красках расписать эпическую битву. Живописала девочка со вкусом. Изображение событий проходило от разных лиц, было насыщенно деталями, подробностями и преувеличениями. Вылетевшая на помощь, Валент вообще представала эдакой дикой воительницей или крылатой спутницей древнего бога войны. Если судить по лукавому прищуру подслеповатых стариковских глаз и добродушному подхихикиванию, показывались подобные концерты с завидной регулярностью, и старик вполне закономерно решил, что и в этот раз на его непоседу-внучку всего лишь напал какой-нибудь вор, а старшие товарки его прогнали.

Наблюдая за этой сценой, Алеандр Валент неодобрительно хмыкнула. Она вовсе не была сторонницей строгого и прохладного отношения в семье, хоть в её собственной шутки и забавы, как правило, носили оскорбительный или соревновательный характер. Девушке даже нравились лёгкие поддразнивания в беседе, переходящие порою в дружеские потасовки и швыряние едой. Она любила весёлые компании и шумные игры. Да чего уж там! Не отказывалась травница и от возлияний в кругу друзей, рискуя прикладываться как к бокалу, так и самокрутке. К досаде, предлагать подобное дружащей со «змеюкой», усердной в учёбе и хорошо воспитанной Валент особо не спешили, от чего девушка часто чувствовала себя лишённой неизменных радостей студенческой юности. Так что кем-кем, а чопорной она себя не считала. Просто терпеть не могла, когда какая-то малолетка, с гордостью именовавшая свои волосы рыжими (тогда как сама Эл считала свой оттенок золотисто-каштановым), крутилась на первом плане в совершенно нелепом ардаке, ещё и перетягивала на себя всё внимание, будто именно она спасла всех троих в переулке от грабителя! Чистосердечно поклясться, что именно её геройское вмешательство избавило всех от злодея, Валент тоже не могла, но не преминула вспомнить, что без неё победоносного пестика у угробьца не оказалось бы.

— Продолжайте, пожалуйста, — нетерпеливо с лёгкими нотками раздражения и неприязни поспешила расстроить семейную идиллию Алеандр.

Девушка сидела на высокой лавке аккурат неподалёку от горы стружек и пальцем составляла из них различные узоры. Сидеть так было хорошо и уютно, словно вся обстановка от тепла большой плиты, до шероховатости свежевыструганной ложки были созданы только для того, чтобы дарить человеку чувство безопасности и неги. Приятная, умиротворяющая тяжесть в желудке настраивала на философский лад, заставляя мысли течь медленнее, а подбиравшуюся со спины дрёму сгущаться бархатным шлейфом. Упрямая травница самоотверженно боролась со сном в слабой, но такой живучей надежде полакомиться свежеиспечёнными праздничными хлебцами, которыми родителям Тавы в этом году выпала честь одаривать новопосвящённых послушников местного храма. Негромко сопящая в уголке Чаронит сопротивляться соблазну не стала и после обеда, реквизировав валявшийся на перилах вязаный крючком плед, гусеницей-листовёрткой скрутилась на старом продавленном кресле.

— И поняв, что придёт скоро конец его бесчинствам, — продолжил старик, подкрутив роскошные рыжеватые от табака усы, — приказал Крив генералам своим (а было их сорок сороков от грозного Ворожея, до Сосны-предателя) собрать все богатства у честных людей награбленные, да отправить в болота чвыровские, чтоб не достались сокровища никому. Да вот незадача, правила тогда при Царе Царица-Провидица — баба хитрая, да завистливая. Захотелось ей себе всё золото забрать, что на чужих землях хранилось-то, послала она своих молодцев колдунов-ветрогонов, что злобою и силою особы были, перехватить скарб да в своё Царствие доставить. Наши-то думали, что тайно едуть вот малым отрядом и двигали, а когда окружили их захватчики-грабители, то и отпор дать не могли. А тогда аккурат Средница была, ночь стояла лунная, особая. Ну, мужики наши поняли, что всё равно им жизни не дадут, так хоть золотишко вражине не достанется и вызвали лешака местного. Тот все богатства Крива глубоко под землю уволок и надёжно запрятал. Обозлились колдуны-ветрогоны, вырезали охранников смелых наголо, место то с землёй сровняли, а золота так найти и не смогли. Только и лешему сокровища людские без надобности, вот каждую Средницу вылазит он вместе с прочей нечистью из норы своей поганой, да ищет по лесу человека крови местной, чтоб уж точно не с Царства выползло, чтоб, стало быть, наследство передать. Говорят, что сокровища эти невиданны да неслыханны…

— Да неужели? — искренне заинтересовалась Валент, хоть в отличие от подруги манил её больше не аромат призрачной прибыли, а романтика народных гуляний.

Сколько раз слышала девушка от брата и кузин, как весело проходит летняя Средница в деревне, как зажигают высокие, лижущие небеса костры, как выкатывают на поляну бочки спелого пива, как собираются молодки на гадания, да устраивают купания в реке, как блуждают по лесу парочки, разыскивая призрачные клады. Почему-то вспоминать, что по статистике на эту ночь выпадали самые массовые случаи стычек с нечистью, юной чародейке совершенно не хотелось. Ей хотелось приключений, праздника и веселья, что грозная родня запрещала слишком шебуршной девчонке.

— Ой! Да, да! — весело захлопала в ладоши жизнерадостная Тавка, легко проворачиваясь на носочках и едва не рассыпая плошку с душистым перцем. — Все наши идут! Мы всегда сначала со старшими на поляне гуляем, песни поём, танцуем, через костёр прыгаем, а потом уже в бывший графский сад бежим лешего искать, чтоб сокровища добыть. А там и попугать можно, и вина выпить, и в игры разные поиграть, а рассвет встречать со старого склепа просто сам Триликий велел!

— Графский сад? — Алеандр картинно изогнула бровь, стараясь за любопытством скрыть жгучую зависть к своей невольной копии и сопернице.

— Ага, — ничего не подозревающая потенциальная жертва банальной женской ревности простодушно тряхнула длинной чёлкой. — Тут лет сто назад поместье графа какого-то было так только часть сада да фамильная усыпальница и осталась, остальное, вун, наши предки растащили…

— Как нехорошо на старого человека наговаривать? — в притворном возмущении сдвинул кустистые брови старик и даже затопал ногами. — Граф этот, Узкотопов, сюда Царём был прислан, чтобы сокровища искать да местных разгонять. Да где тебе наш родной лешак этому злыдню столградскому кривий клад открывать будет? Вот сидели они на нашей земле, сидели, народ почём зря гнобили, а как у них там власть сменилася, так и возвращаться некуда стало. С горя-беды запил наш граф да так основательно, что после его смерти и растаскивать особо нечего было.

— Ага! — обвинительно тыкнула в деда пальцем девочка. — Я же говорила, что растащили!

— Ах ты, Тавка-козявка!

Дальнейшую шутливую перепалку, сдобренную копошением и заливистым хихиканьем юной хозяйки, Валент проигнорировала. Девушка решительно направилась к расслабившейся подруге. В одной рыжей, а точнее золотисто-каштановой, головке уже зрел план, сдобренный доброй толикой нездорового авантюризма, легкомыслия и упрямства.

— Та-а-ан, — шёпотом для создания необходимого ощущения протянула травница, осторожно потрясая за плечо блондинку, — ты это слышала? Это же реальный шанс откопать сокровища! Тан! Танка! Ты меня слушаешь или где? Я говорю, есть шанс халявные деньги получить, а ты здесь в медведя играешь! Та-а-а-ан! Это вообще-то ты должна была первая среагировать! Танка!

— Если продолжишь трясти, я за себя не ручаюсь, — Яританна отозвалась спокойным, совершенно лишённым налёта сонливости голосом, всё также не открывая глаз.

— Если проснулась, так чего разлёживаешься? — недовольно проворчала Эл, отползая в сторонку.

— Я думала…

А думы юной чародейки и, по всем признакам, всё-таки начинающей некромантки были далеко не радостные. Сейчас она могла бы спокойно анализировать случившуюся драку, собственные вышедшие из-под контроля силы и странную тёмную тягу. Могла припоминать всплывавшие в сознание запрещённые заклятья, что тесно переплетясь со знаниями тенеглядскими, меж тем тянули свою пугающую силу из другого источника. Могла даже мучиться угрызениями совести, по какому-нибудь подходящему поводу, благо, умный человек с хорошей памятью всегда за собой парочку грешков заметит. Только мысли потомственной ратишанки были проще и утилитарнее и касались материй не столь нравственно насыщенных, и в каком-то смысле и вовсе не совсем благопристойных. Девушка думала о наглости и бестактности. Точнее о том насколько наглым будет попытка напроситься на ночёвку в сложившейся ситуации, если они и без того обедали и ужинали за счёт принимающей и условно пострадавшей стороны без каких-либо попыток к возмещению затрат. Если старик, лишившийся ещё десять лет назад возможности обходиться без специальной трости больше десяти шагов, и был готов внемлить возбуждённому лепету внучки, жаждя хоть какого-то развлечения и компании в своей безрадостной встрече праздника, то вот её родители и старшие братья, что сейчас активно помогали в подготовке храма, могли оказаться далеко не столь радушными. Очень слабо верилось, что кто-то может прийти в восторг от перспективы оставить в своём доме неизвестно кого, да ещё за честное и благородное «спасибо». Но и уходить было решительно некуда.

«Ну за какие прегрешения мне в этом году так не везёт с практикой? Вроде же и в растратах замечена не была, и училась прилежно, и матери помогала, и даже особенно не сквернословила… Чем я так не угодила высшему равновесию? — мысленно взмолилась Чаронит, представляя, сколько еще предстоит добираться до дома и мучиться с проклятым отчётом. — Мы можем попытаться добраться до Смиргорода с теми же купцами. Тут расстояние от силы день езды тихим сапом, но что-то подсказывает мне, что они попытаются извернуться и нас прокинуть, аки езда пойдёт по более многолюдным местам, да и здесь можно нанять парней попрофессиональнее. Тем более, что торговцы наверняка задержатся на пару дней. Опять-таки их женский коллектив меня сильно смущает. Искать другой караван сейчас слишком накладно, да и с учётом всяких тёмных личностей мелькать на рынке не слишком разумно. Вывод? Самим идти, что ли? Опять!?! С другой стороны, когда мы одни шли, то всё как раз нормально и было. Значит, будем уходить. Ноги болеть опять будут…. Ну, у меня-то есть мои бронебойные лапти! Эл, конечно, жалко…. Хотя вру: совсем не жалко! Нефиг было деньги дома забывать: добрались бы на наёмной карете или хоть ночевали прилично! Решено. Будем уходить. Пока все возлияния массовые устраивают да разврату придаются, пьяниц, грабителей и угробьцев бояться не стоит: все на главной поляне торчать будут. Куда страшнее подвыпившие честные горожане, но от них ещё можно попытаться уйти потёмками. Потёмки… Угробец мне в печёнку! Сегодня же Средница и кроме пьяных работяг шататься по округе ещё и не более вменяемая нечисть будет! Хотя, их же потянет к людям, и если быстро разорвать дистанцию… Глупо, ой как глупо…»

— Всё! — решительно стряхнула с себя оковы напускного сна и вполне себе реального пледа Яританна. — Мы идём!

Прерванная на середине своей пламенной речи по защите кладов и необходимости их изъятия по всем правилам хорошего тона и местных традиций, Алеандр недоумённо хлопнула глазами и подавилась очередным описанием несметных сокровищ.

— Что уже? — недоверчиво протянула травница, серьёзно полагая, что Танку искренне не переваривающую любые народные гуляния придётся уговаривать часа два.

— А чего ждать? — с просто пугающей весёлостью Чаронит набросила на плечи лямки рюкзака, поправила растрепавшиеся косицы и мило улыбнулась, не обнажая клыков.

— Так рано ж ещё, — удивлённо взглянула на неё маленькая хозяйка, став поразительно похожей по выражению лица на стоявшую неподалёку травницу. — Когда совсем солнце сядет огненная процессия в храм начнётся. Потом ещё гуляния, а только тогда уж за кладом идти…

— Действительно, Тан, — подхватилась Валент, — мы же не знаем, где именно искать! Сходим со всеми, подождём, а уж потом и лешака ловить. Нам же с ними справляться не впервой.

Робкая надежда в больших серых глазах Алеандр смешивалась с недоверием и какой-то чрезмерной искренностью, что уже само по себе вызывало подозрения. Такое пронзительно честное и маниакально милое выражение лица у травницы было как-то внове.

— Может, потому и клад найти не могли, что всей гурьбой ходили, — не сдавала позиций духовник, пристально следя за изменением настроения компаньонки, и пытаясь разобраться, к чему именно относилась такая радость. — Дед же — тварь нежная, психически ранимая, вот и отлёживался где-нибудь в обмороке, пока местные с факелами маршировали, как инквизиторы на построении. А мы будем умнее, заранее придём, мирно с лесным дедом поговорим. Мы же умеем договариваться с нечистью?

Последнюю фразу девушка произнесла с нажимом, напоминая своей боевой товарке не только о недавнем пленении болотного деда, но и способе, которым он был пойман. Выражение лица Валент тут же изменилось, улыбка померкла, взгляд как-то затравленно забегал по комнате, пальцы принялись теребить кончик косы.

— Так, всё, — Танка не стала ждать финала душевных метаний травницы и направилась к выходу. — Большое спасибо за гостеприимство. Желаю весёлой Средницы.

— Страшна ты, мать, — хохотнул старик, наблюдая, как Валент недовольно сгребла свои сумки и, ворча под нос что-то хулительное, поплелась на выход.

— Тем и живём, — скромненько улыбнулась на прощание Чаронит и осторожно притворила за собой дверь.

* * *

— …! — ёмко, зло, на пределе звука, когда низкие частоты пробирают до костей.

В сумерках повреждённое зрение серьёзно подводило. Опухшие веки позволяли кое-как приоткрывать ноющие от напряжения глаза, но в узкие щели проникало слишком мало света, чтобы в танце теней и очертаний чётко выделить отдельные фигуры. Приходилось действовать по памяти. Измученная стенаниями и собственными воплями интуиция тихо корчилась в агонии, выбрасывая в сознание лишь бессвязные всполохи боли. Ему было всё равно.

— Да чтоб тебя!

Крепкая сучковатая палка под давлением треснула, уменьшаясь вдвое, от чего он едва не кувыркнулся через себя, опасно покачнувшись на подрагивающих ногах. Проводимая линия не прервалась, оставляя надежду на правильность плетения, но стала заметно толще, затребовав дополнительных сил. Ещё одна трещина в щите, через которую начинает тянуть энергию. Силу, что так яростно и неистово давит на стенки, грозя снести барьеры единым потоком, щедро выплеснуться в мир и затопить недовведенный контур, чтобы прямо сейчас… несмотря ни на что… достигнуть… поглотить… уничтожить…

— …, - он попытался отдышаться от импульса отдачи после выравнивания линии и, немного подумав, добавил: — … их!

В обычной жизни он бранную речь презирал, считая ниже своего достоинства вербально деградировать из-за каких-то внешних обстоятельств. Его не трогали собственные неудачи, не сломило общество неотёсанных наёмников, не изменили в своё время сверстники. Теперь деградация же шла в удвоенном темпе, услужливо повышая обороты с каждым новым прострелом в застуженной спине.

— Упырище!

В этот раз термин относился, как ни парадоксально, не к двум печально известным подмастерьям, отличающимся зверской живучестью и демоническим везениям, а к одному конкретному мужику, которому не удалось справиться с простейшей на первый взгляд работёнкой. Ведь как всё замечательно складывалось! И переулок удобный был, и за общим гамом криков бы не заметили, и искать в такой толчее ещё долго не хватились бы, и не вызывая подозрений изъять печать получилось бы просто замечательно. Так нужно было ещё умудриться такого дурака свалять! И это один из капитанов оперативных групп! Не удержавшись, мужчина зарычал, не имея возможности по-другому выпустить скопившуюся ярость. Рык вышел тихим низким и очень царапучим, мгновенно сковав простые человеческие связки, не приспособленные для инфернальных частот. Скованное неведомой хренью лицо моментально свело судорогой, перекинувшейся с челюсти на скулы и шею. Буянить сразу расхотелось.

Чародей с прежним слегка безумным усердием принялся за работу. Линия накладывалась на линию, выплетая строго выверенный, но кажущийся абсолютно бессистемным узор. Медленно, словно постепенно накаляясь, загорались внутренним светом узловые сплетения, угрожающе мигая переполняющей их силой. Тёмная, припорошённая чарами внешняя поверхность их вызывала из земли тихое шипение. Следовало спешить, пока собственная сила не вступила в резонанс с силой высвобождаемой древним рисунком.

— …, - капелька пота сорвалась со лба и с шипением сгинула в зарождающейся воронке.

Преодолевая сопротивление потока, линия с глухим щелчком тяжело замкнулась, гася собственное свечение и стирая все случайные шероховатости. Мужчина с чрезвычайным трудом разогнулся и стёр тыльной стороной ладони предательскую влагу, едва не погубившую всю затею. Однако было мало просто создать контур, не привлекая к себе лишнего внимания ищеек и не слишком тревожа и без того нестабильный на Средницы фон, нужно было задать параметры. Никогда, даже методично выводя из себя наставников, он не получал такого удовольствия от собственной безнаказанности. Слепки аур, сделанные скорее по привычке, нежели с долгосрочным расчетом, полетели в ещё совсем слабую, но многообещающую тьму. Её туманная взвесь бурлила внутри запрещённого рисунка, попеременно вспыхивая голубыми и зелёными искрами. Мужчина расплылся в вымученной улыбке.

— Замечательно, — хрипел он, забывая о конспирации и здравом смысле. — Лучше не придумаешь! Чудесная Средница о сорока монстров! Никто и не подумает искать виновных в нападении Твари в такую ночь! Никаких следов! Никаких улик! Никаких возможностей опознать кого-нибудь из убитых и покалеченных! О-о-о, как это мне нравится! Замечательно!

Если бы ещё вызов Твари при поддержании полных щитов не требовал таких усилий, он даже, наплевав на самоуважение и ноющую спину, бросился б плясать джигу вокруг активизированного контура.

— Стоит только им…

Чародей осёкся, заметив или скорее уловив хорошо поставленным и крайне необходимым в условиях подпольной деятельности чутьём, появление других участников ритуала. Далеко, у самой кромки заброшенного сада, хлопнула боковая створка запертых до начала торжественного шествия ворот, и в воздухе заметно запахло озоном. Впервые у матёрого чародея, помотавшегося на своём веку в компаниях самых различных отморозков, не нашлось подходящего эпитета к ситуации. Он дважды бессильно открыл-закрыл рот, непроизвольно потянулся потеребить бесславно почившую бороду и со всех сил бросился наутёк, пока обнаружившая свою цель Тварь не принялась бездумно крушить всё вокруг себя.

* * *

Массивные створки, кажущиеся надёжной опорой и оградой на случай вторжения потенциального неприятеля (на самом-то деле Словонищи уж больше полувека никому и даром нужны не были) поддались на удивление легко, коротким скрипом возвещая о стойкости границ и невозможности пресечения потока контрабанды. Существовала вероятность, что такая халатность со стороны стражников допускалась только во время Средницы, но она была такой слабой и нежизнеспособной, а тропка прямо от этой створки в сад такой протоптанной…

Общественная свалка, по какому-то нелепому стечению обстоятельств именуемая садом, в ночном варианте выглядела ещё более отталкивающе. Возбуждённое ликование ожидающей торжеств толпы, что постепенно нарастало в городе и глухим, вибрирующим гулом проникало сквозь стены, попав под своды корявых и одичавших деревьев, казалось, поглощалось без остатка. Зажжённые на стене не к месту предусмотрительными стражами факелы, нещадно искрящие от пропитанных солями тряпок, высвечивали прилегающий сад праздничными вспышками. Глубокие и чересчур поспешные из-за облепивших небо туч, сумерки самодельной иллюминацией не разгонялись. Напротив, их хмурая сыроватая рыхлость дождливого сезона подобно старой потрёпанной губке вбирала в себя выжелченные капли тёплого искусственного света, разнося по порам-дорожкам дряхлеющих посадок. Старый, оплывший тёмным густым кустарником и ладными кучками мусора сад надвигался на стены Селецы словно трёхсотлетняя черепаха на покрытый мхом валун. Его грузное, дряхлеющее тело расплылось по периметру города, щедро огибая его сразу с трёх сторон в замысловатых, но неуловимо хищных объятьях. Тяжёлый массив развернувшейся в полную силу листвы и старых, похожих на высушенные кости веток, что уже не один год пережидали зимы, паразитами сплетясь со своими живыми побратимами, бугристым панцирем покрывал сумеречного мастодонта, надёжно защищая от любых посягательств с блёклого, лишённого солнца небосклона. Под сенью этого покрова царила мгла. Мгла густая, тяжёлая и зыбкая, сотканная из сквозняков и теней, мечущихся в сердце пугающего сада. Просачивающийся в неё свет факелов лишь усугублял непроглядную муть, выцветшими пятнами вырывая корявые, изуродованные тела выродившихся без людской заботы деревьев. В зыбких лучах их сморщенная раковыми узлами да глубокими трещинами кора посмертными масками оживляла лесных духов Средницы. Провалы тёмных ломаных суков внимательно следили с бурых неприветливых лиц приближающейся чащи за новыми участницами предстоящего действа.

Девушки, скользнувшие в пятно света, замерли, неосознанно прижимаясь к грязной заплёванной стене и друг другу, как застигнутые за погромом мыши. Если изначально их настроения и были различны, то постепенно сравнивались, грозя слиться в одно печально-упадническое с элементами нездорового трагизма.

— Та-а-а-ан, — тихонько, но от того и менее проникновенно протянула в своей излюбленной манере травница, подёргав духовника за рукав шарпана, — боязно мне как-то…

Словно издали пыхнуло потоком дикой, какой-то необузданной силы, растрепав девичьи волосы и обдав холодным, колючим ощущением опасности.

— Я, конечно, понимаю Средница, ночь смены чародейских полюсов и высвобождения от ряда первичных запретов… — Алеандр неосознанно пятилась к такой надёжной и совершенно не пугающей створке ворот, — но это же как-то совсем невесело выглядит!

— Хи-хи-хи, — деланно и слишком отчётливо рассмеялась духовник, стараясь скрыть от компаньонки то, что, кажется, недавно приобрела замечательную никтофобию. — Как же ты собиралась Средницу праздновать тогда, если и за ворота выйти боишься? Ведь недавно вообще намеривалась ринуться босой в сорочке и венке.

— Зато с топором! — огрызнулась, не удержавшись, девица, но тут же снова затихла, подавленная какой-то слишком нехорошей темнотой графского сада. — Серьёзно, Тан, пошли обратно. Вернёмся со всеми, как нормальные люди…

— Н-неужели, клад расхотела? — почти не дрожащим голосом поинтересовалась Чаронит, с упрямством профессионального самоубийцы продвигаясь вдоль стены к тому месту, где проложенная народом тропка, наконец, выныривала из мусорки и устремлялась в сад.

Алеандр послушно, но без налёта былого энтузиазма тянулась следом, сжимая в руках, вместо безотказного топора, собственную косу.

— Знаешь, — голос её стал тоньше и тоже начал подрагивать, — что-то мне кажется, что в таких зарослях лесной дед и сам мог запросто тех охранников схарчить. А ночью не приемников ищет, а на продолжение обеда напрашивается…

Похожие мысли при взгляде на нависающие над тропкой корявые ветки приходили в голову и Чаронит. При этом девушка могла даже поспорить, что усыпальница нечистого на руку графа уже давно раскупорена или повреждена настолько, что плохо обработанным трупам удалось всплыть к самой поверхности и славно облучить мёртвой силой всё произрастающее на ней, изуродовав привычные формы. Хуже могло быть только в случае затопления, когда мёртвая сила растворялась в воде и умудрялась через испарения ещё и здорово гадить ближним и дальним соседям. И всё же… даже для духовника её здесь было слишком много. Притом сила, несмотря на всю свою органичность и дикость казалась какой-то неправильной, словно пульсирующей. От этого становилось действительно жутко.

Дрожащая от собственных ощущений и переживаний Яританна, из последних сил пыталась следовать своему, пусть не слишком идеальному, но отчего-то очень дорогому сердцу плану побега. Ступая по бугристой, изобилующей корнями и рытвинами дорожке, ведущей аккурат к мосту у выхода на тракт к Смиргороду, девушка ощущала себя героиней старой сказки про двух сироток, которых жестокая мачеха выгнала ночью в лес, где жила злая чернокнижница. И пусть этот запущенный сад не кишел вурдалаками, и вместо страшного домика из заварного крема в его глубине располагался близкий и знакомый склеп, Яританна отчаянно трусила, стараясь далеко не вырываться вперёд и следить за едва заметной тенью бредущей сзади травницы. Как обычно с приливом страха и паники накатило вдохновение, увы, забыв прихватить с собою музыкальный слух.

— Замо-о-о-олча-али в страхе да-а-аже птицы, — вполголоса тянула девушка, так чудовищно фальшивя, что восстановить изначальный мотив не представлялось возможным, — подни-и-и-имался-а-а колдовской ту-у-у-уман, выполза-а-а-али из моги-и-и-ил убийцы…

— Заткнись!!! — взревела бешеным изюбром обладающая тонким слухом и изысканным музыкальным вкусом Алеандр и, стянув с ноги ненавистную туфлю, от всех щедрот души заехала подруге по белёсой макушке.

Тонкая некогда изящная и красивая туфелька пружинисто отскочила от духовника и скрылась в ближайших кустах, мелькнув на прощанье размытой тенью.

— Танка, если я ещё раз услышу от тебя эти мартовские вопли пьяных троглодитов, я за себя не ручаюсь!!!

Мало того, что столь желаемые и долгожданные гуляния, коими несчастная жертва хорошего воспитания буквально бредила с детства, срывались ко всем раскорякам, так ещё и под аккомпанемент очередной извращённой тенеглядской песенки в исполнении ушибленного на всю голову ревуна.

— Так! Я больше никуда не пойду! Шляться одним в потёмках — бредовая идея! Мы в одиночку никого не найдём! Мы даже не знаем, как этот лесной дед выглядит! Они же вымерли давно к чирьям собачьим…

— Вот и замечательно, — постаралась улыбнуться Танка так, чтобы не клацали зубы. — Пройдём этой тропинкой до развилки. Там поворот на Смиргород и с четверть сотни километров до дома. Не так уж и далеко. Это же не с Чвыра идти…

— Ах, ты ж… — от удивления даже выругалась благопристойная и чрезвычайно интеллигентная травница, которой даже в голову не пришло, что в этой затее могли лукавить двое. — Так ты изначально и задумывала, да? Я же могу и в город вернуться.

Чаронит пожала плечами, хоть в сумерках этого было и не заметить.

— Тебя же первый встречный инквизитор загребёт, — устало, но здорово скрывая злость, проговорила Алеандр, прикидывая прямо сейчас кинуться на подругу вырывать патлы или подождать более освещённого места, что виднеется в сотне метров дальше по дороге.

— На пытках я буду до последнего стоять на том, что именно ты делами и словом склоняла мою чистую душу к чернокнижию и обучала запретным заклятьям, — беззлобно хохотнула Танка, хотя внутренне содрогнулась от ужаса и едва не швырнула в рыжую язву первым пришедшим на ум заклятьем.

— Ты!!! — едва не вскипела от правого возмущения травница. — Ты!!! Да ты, да тебе!!! Да ну тебя!!!

Эл раздосадовано махнула рукой на любительницу жестоких шуток и полезла в кусты за неудобной, но единственной обувью. Ругаться уже не хотелось, хотелось рвать и метать, но как-то отстранённо, без огонька что ли.

Ворча себе под нос и вспоминая выражения, что слышала от одного пьяного грума, девушка попыталась дотянуться до едва различимой туфли, но под руку попалось что-то холодное и влажное. Хоть к лягушкам Эл и была равнодушна, но руку инстинктивно отдёрнула. Во время следующей попытки ей таки удалось нащупать злополучную обувь. Девушка даже начала обуваться, как неожиданно прочувствовала всю неправильность сложившейся ситуации. Особенно то, что лягушка превышала размером футбольный мяч и эманировала чистой силой. Медленно, очень медленно (иначе в незнакомых кустах просто не получилось бы) Валент подняла голову, подслеповато разглядывая плотную завесу мрака, словно отторгающую даже такой ничтожный свет. Что-то в ней было совершенно неправильное. Будто в картине пальцем растёрли часть красок, не удосужившись восстановить повреждения. Это невнятное пятно ещё можно было списать на игры резко ухудшившегося зрения (такое для травников и алхимиков, увы, не редкость), только оно внутри словно двигалось, затягивая в себя более слабые тени деревьев. От странной субстанции исходили настоящие волны тёмного холода. Травница, не отрывая взгляда от странного явления, попыталась отползти, вызвав тем самым в глубине нечта недовольное урчание.

— Что это-о-о — ошарашено и, кажется, слегка зачарованно выдохнула Валент, ощущая, как холод медленно поднимается вверх по голени.

— Д-д-д… — заикаясь, попыталась выдавить из себя едва дышащая от страха Яританна.

— Дымка? — попробовала уточнить Валент.

— Д-д-д…

— Дух? (уже с большей надеждой, ведь с тенеглядом под боком никакие духи особенно и не страшны).

— Д-д-д…

— Демон? (надежду в голосе сменил панический ужас и намёк на готовую молитву).

— Д-д-д…

— Дед Лесной!?! — кажется, все эмоции привычно слились в истерику.

— Д-Д-ДРАПАЕМ!!! — голосом инициированной баньши заверещала Танка, отчего странная субстанция, начавшая уже протягивать жгуты-струйки к так предусмотрительно предоставленному телу, отшатнулась, снесённая звуковой волной.

Эл оказалась более визгоустойчивой и успела не только вскочить на ноги, но и вцепиться в похолодевшую ручку визжащей подруги. Они так и побежали: прихрамывающая на отмороженную ногу травница, на ходу осеняющая себя знаками Триликого и нескольких известных языческих божков стразу (притом делала это она с душой и размахом, захватывая благодатью всё, попадающееся на своём пути); продолжающая кричать духовник, старающаяся при этом не терять из виду удаляющуюся вбок тропку, и странная дымка, отмершая от потрясения и скользящая следом с упорством низкокачественного зомби. Сущность клубилась, текла меж деревьями, цепляясь за ветки и стволы. Грязными хлопьями рвала собственный бесформенный саван, вновь соединяясь, стоило обрывкам стечь на землю. Бестелесное, неуловимое, несущееся настигающей и вездесущей мглою, оно оставляло вполне себе материальные заломы на попадающихся ветках, хотя и делало это, не производя ни звука. Просто тень, смертоносная и крайне агрессивная…

— Что ты там бормочешь? — крикнула почти не запыхавшаяся Эл, очередной раз ловко огибая выросшее из темноты дерево.

Едва не врезавшаяся в ствол Танка судорожно вцепилась в кору, мечтая сдохнуть прямо здесь, в родной стихии, и прохрипела:

— Т-только не бойся, ничего не бойся. Это, кажется, верещун. Они не слишком быстрые. Главное ничего не бояться.

— А чего надо бояться? — нахмурилась вынужденная также остановиться Валент и недовольно обернулась.

Нечисть, кем бы она там ни была, медленно волоклась следом, наращивая массу и становясь всё отчётливее в темноте этого проклятого сада. Пятно обтекало в какую-то неясную форму, почти искрясь в глубине собственной дымки, совершенно не пугая своим видом бравую победительницу вурдалаков и посрамительницу умрунов.

— Это же не Бабайка! — нервно хохотнула Эл, пытаясь разрядить обстановку всеобщей паники.

— Срамь… — мрачно прокомментировала её шуточки Чаронит и с низкого старта рванула вглубь сада, продолжая вполголоса ругаться: заклятий против верещунов она не знала и даже не была уверенна, что такие существуют.

— Постой! — не ожидавшая такой подлости от подруги Валент смогла нагнать ту только посте третьего круга, ибо Танка и без того плохо ориентировалась в дикой природе, испуганная же Танка, как оказалась, не ориентировалась в ней вообще. — Да что я такого сказала?

— Это верещун! — как заведённая повторяла духовник. — Верщун! Он сейчас в твоего Бабайку превратится и убабаит нас досмерти!!!

— Твою мать, — выдохнула девушка и снова оглянулась.

Таинственный верещун значительно ускорился и уплотнился, обтекая массивной четвероногой тварью с крупными когтистыми лапами. Он уже не полз следом, а бежал. Пока просто бежал, не переходя на скачки и кульбиты, но в его способности к ним сомневаться не приходилось. Чумными наростами над холкой поднимались пузыри-бугры, внутри которых сияли ядовитые зелёные огоньки, принимаемые древними за горящие болотные газы. Казалось, сама тварь горела изнутри. Бугры росли, зрели, сияли, чтобы взорваться, выпуская наружу облако искр и тяжёлые одноглазые головы. В демоническом сиянии круглых, слегка утопленных в черепе мигалок отчётливо видны были длинные острые и тонкие зубы, которыми буквально щетинились лягушачьи пасти. Тварь содрогнулась всем своим немалым телом, запрокинула обе головы и гневно взревела, заставляя старый графский сад содрогнуться до основания. Мощной звуковой волной девушек опрокинуло наземь, и Танка краем сознания успела отметить, что, кажется, ей только что отомстили за недавний визг.

— Вот честно, — слегка обиженно пыхтела Валент, отдирая подругу от земли, — мой Бабайка таким страшным не был!!!

— Как ты меня обнадёжила, — саркастично прошипела Чаронит: в том, что заклятий против Бабаек вообще никогда не было, она могла поручиться любимым чучелом совы.

Тварь дожидаться мозгового штурма не стала и, проявляя чудеса ловкости, просто прыгнула, стараясь каждой пастью достать по человеку. Танку спасло лишь то, что она так и не успела подняться на ноги: мощный удар лапой, пришедшийся в пяди от её бока отбросил лёгкое тело под брюхо материализовавшемуся верещуну, в то время как пасти осталось лишь позорно давиться землёю и мхом. Духовник, бледнее марры и почти отошедшая ей от шока, затаилась, остро желая провалиться под землю, но опасаясь рухнуть прямо в подпорченный временем склеп. Валент пришлось хуже. Девице удалось увернуться от основного удара, но частые, скрещивающиеся зубы успели вцепиться в подол ардака. Эл даже сразу не сообразила, что произошло, когда её, словно пушинку, оторвало от земли, расплющив о ряд холодных и липких зубов. Зубы столкновение вынесли; ткань — нет. Не приученная к полётам девица в экстремальном порядке осваивала навыки белки-летяги, пикируя куда-то за голову неведомой твари. Тёмный лес нёсся навстречу, девушка визжала. Первые две ветки, попавшиеся на пути Алеандр, были снесены, как несущественные, третья, оказавшаяся стволом дикой алычи, прервала триумфальный полёт, пребольно врезавшись в живот несостоявшейся авиаторше. Эл глухо охнула, ощутив себя шашлыком. Монстр воспринимал её примерно также, поскольку подбираясь к замершей на ветке девушке, щедро орошал слюной траву и собственную мощную грудь. Прячущаяся между его лап Танка с маниакальным упорством ползла следом, не издавая посторонних звуков и почти не оттопыривая зад. Вряд ли хоть кто-нибудь из княжеских или имперских армейских тренеров придумал более действенный способ обучения пластунскому мастерству.

— Боженька! Родненький! Спаси меня!!! — завопила Алеандр, видя приближающуюся сразу с двух сторон ствола монтриозно-зубастую смерть.

Неизвестно, как планировал спасти свою верную последовательницу Триликий, Яританна Чаронит же, серьёзно полагавшая себя следующей, просто вцепилась зубами в ближайшую лапу. Тварь не завопила и не околела на месте, но ей всё же пришлось отвлечься, чтобы стряхнуть с себя бешеную человечку, чем и воспользовалась травница, смело ткнув в ближайший глаз обломанной в полёте веткой. Монстр взвыл и в приступе ярости запрыгал на месте. Очевидно, глаза у него всё же были болевой точкой.

Позже Алеандр Валент так и не сможет разумно объяснить, как ей удалось спрыгнуть с алычи и увернуться от беснующейся туши монстра, но на пригорок девушки взбежали одновременно и столь же синхронно рухнули вниз.

— Хряксь! — отозвался задавленный некто из-под трепыхающихся в панике тел.

Некто был крайне недоволен, рычал, ругался и пробовал подвывать в надежде выбраться, только ушлая травница, не отошедшая до конца от первого полёта, вцепилась в разумное существо не хуже клеща. Чаронит, перепуганная встречей с другим верещуном (кто ж этих реликтовых знает?), попыталась отползти и тут же пребольно врезалась лопатками в вывернутый кирпич. Сзади оказалась полуразобранная старая кладка, скрывающая массивную, явно цельнолитую дверь.

— Да чтоб вас… — полупридушено прохрипел мужчина (коли судить по голосу и фигуре) и начал подниматься прямо вместе с болтающейся поперёк туловища девицей.

Договорить он не успел. Быстро пришедший в себя монстр, что яростно бросился вдогонку за излишне ретивыми жертвами, не сбавляя скорости пролетел над головами, скрывшись где-то над кронами и судя по грохоту, приземлившись не слишком удачно. Смачно матюгнувшись, мужчина принялся яростно шарить по земле, пытаясь попутно стряхнуть со спины нежелательный балласт.

— А-а-а что вы тут делаете? — от растерянности не нашлась с более умным вопросом Танка, глядя, как незнакомец, найдя-таки связку кривых отмычек, с удвоенным остервенением завозился в замке.

— Картошку копаю! — огрызнулся мужчина, явно выходя из себя, но не спеша остервенело колотить в дверь или пинать кирпичи.

— Так ты — вор! — с удивлением, слегка заторможенным из-за шока, констатировала сваленная наземь Эл.

— …, - зашипел незнакомец, не особо радуясь компании.

Грохот в месте приземления твари повторился, и, судя по нарастанию шума, забывчивостью агрессивная скотина не страдала. Замок щёлкнул, но разительных изменений не произошло. Мужчина неистово затряс дверь, и девушки от всей души присоединились к его потугам, больше мешая и сковывая движения.

— Да отцепитесь вы! — рыкнул вор, поднимая руку с зажатыми отмычками на непрошенную помощницу.

Тут тварь взревела снова. То был не просто рык торжества и скрытой издёвки, нацеленный на заявление о себе. Нет! Одноглазый «Бабайка» орал от боли, ярости, ненависти и жажды расправы, немедленной кровавой, жестокой, выплёскивая свою боль, злобу и жажду. Заледеневшее, казалось, трио просто снесло вместе с дверью внутрь холма и проволоча по длинной узкой лестнице, впечатало в другую преграду.

— Да…, что же это такое!?! — рычал незнакомец, что кряхтя от боли, методично взламывал следующею дверь.

— Это Бабайка! — тоном великого мудреца, снизошедшего с вершин мироздания к простым смертным, изрекла Яританна и попыталась скончаться прямо на выломанной двери у ног ошалевшего от такого заявления мужика.

Тот от неожиданности едва отмычки не уронил, издав непередаваемый звук, напоминающий одновременно приступ асфиксии и кашля.

— Только это неправильный Бабайка, — поспешила успокоить его добросердечная Алеандр, которой полёт по лестнице не особенно навредил, аки летела она верхом на своих близких. — Совсем неправильный.

Наверху лестницы, что казалась теперь блёклым расплывающимся пятном, в которое едва закрадывались обрывки света, вспыхнул монструозный фонарь. Второй, весьма блеклый и мигающий после встречи с веткой, маячил где-то сзади не имея возможности протиснуться внутрь узковатого лаза. Тварь подалась вперёд, но пролезть не смогла и, взревев, бессильно ударилась плечами в каменную кладку. По тому, как на головы полетела земля, можно было заключить, что холмику жить осталось не так уж и долго.

— Ты главное не бойся, — едва не захмелевшая от бурлящего в крови адреналина травница сочувственно погладила случайную жертву по коленке. — Ничего не бойся. И даже не думай, о чём можешь бояться.

— Ясно, — лаконично отозвался вор, но девичьи руки от своей конечности отцепить пытался слишком поспешно, с нотками надвигающейся истерии.

— Ты не понимаешь, это извращун! — истерика, очевидно, была двусторонней, поскольку травницу начала бить крупная дрожь, а впившиеся в мужскую штанину пальцы буквально одеревенели. — Он считывает твои страхи и воплощает их, жутко извратив и страшно надругавшись!

В голосе травницы прозвучала такая смертельная обида за собственный кошмар детства, что девушка не удержалась и громко захохотала, привалившись к неизвестной, но тёплой и надёжной конечности всем корпусом. Привалилась, видимо, слишком отчаянно, поскольку ногу вырывать больше не пробовали, но шипели от боли очень реалистично.

— А-а ты на кого подумал? — едва выдавила из себя Эл, утирая грязным кулачком выступившие слёзы.

— Э-э-э — совсем стушевался незнакомец, едва не выпадая в прострацию, — Страж Гробниц?

Танка, на чьей спине и разворачивалось драматическое действие по приватизации чужих конечностей, лишь пренебрежительно фыркнула:

— Стражи Гробниц, молодой человек, это змееподобная нежить, создаваемая в прошлых веках при закупоривании богатых усыпальниц. Теперь подобные ритуалы относятся к разряду запрещённых из-за своей ненаправленности и неустойчивости. Один такой Стаж, не чувствующий боли и голода, способен разобраться с десятком-другим профессиональных копателей. Да эта монстрила пострашнее бешеного холлема!

Удары снаружи вдруг затихли, и в освободившийся проём скользнул лучик выглянувшей из-за туч луны, высеребрив неровную каменную кладку и глинобитные ступени. Зрелище можно было назвать завораживающим и даже эпическим, если бы не сопровождалось странными булькающими звуками, в которых раз за разом проскальзывало подозрительное шипение. В проходе снова появилась голова твари, но уже с двумя светящимися, слегка вытянувшимися к затылку глазами и длинными кожистыми отростками по бокам, свисающими до самого порога.

— Всё, — тяжко проговорила Чаронит и перестала дёргаться под пятой точкой компаньонки, — можете начинать меня убивать.

Алеандр Валент коротко вскрикнула и, едва не выбив суставы и себе, и парню, принялась колотить в дверь, что хоть и начала сдвигаться, но делала это крайне медленно. Впервые на своей памяти она не пришла в восторг от возможности так близко пообщаться с обладателями редких ингредиентов для зелий, за которые можно родную тётю удавить. Тяжёлая почти окаменевшая от сырости и времени древесина, здорово скреплённая неучтенными испарениями нехороших покойников, шла с трудом, плохо поддаваясь даже двойному напору. Умирающая на двери Танка только постанывала и вполголоса обзывала себя самыми нехорошими словами. Толку от неё не было решительно никакого. Впрочем, не пыталась петь, — уже полбеды.

Верещун у входа стенал и бился, пока с не менее отвратительными звуками изменялось его массивное тело. При каждом резком звуке с окутанного мглою потолка летела земля, и мелки камни, скатываясь по стенам, выстукивали замысловатый мотив на ступенях и куске метала. Для полноты картины не хватало только жидкого земляного огня стекающего по стенам жилами-ручьями и вспыхивающего после каждого удара. Во всяком случае, такую арьерсцену для собственной смерти Чаронит предпочла бы больше, чем бесславная гибель в душном сыром, слабоосвещенном коридоре под центнером другим живого веса Стража, когда тот в погоне за её более подвижными товарищами просто проползёт по случайной преграде. Неожиданно Яританне стало отчаянно жалко себя, она даже пару раз всхлипнула, не отрывая лба от поверхности двери. Ей не хотелось так позорно умирать под брюхом разожравшегося полоза. Для начала ей вообще не хотелось умирать…

— Ы-ы-ы-ы, — бессильно тянула она, не в силах сдвинуться с места, и глухая вибрация двери усиливала порыв девичьей души, разнося этот вой по коридору.

Прощающуюся с жизнью подняли в четыре руки, грубовато запихнули внутрь душного, лишённого света мешка, и попытались закрыть ход, но коварный механизм после открытия не только не потерял свою жёсткость, но и вовсе отказался работать, оставив злополучную дверь открытой наполовину. Вор, отличавшийся удивительной последовательностью, а, может, и просто маниакальным упрямством, продолжал давить на дверь, упёршись ногами в какой-то камень, скорее всего, каменный саркофаг. Бравая травница, назначившая саму себя потенциальной героиней и спасительницей, металась из стороны в сторону, пытаясь организовать на месте оборону достойную имени Араона Важича, но за неимением боевого чародея, оружия и банального освещения, только бессильно пыхтела и ругалась, натыкаясь на невидимые в темноте предметы.

— Танк, посвети! — крикнула, вошедшая в раж травница тихонечко сидящей прямо у дверного проёма девушке.

Духовник тяжело вздохнула, решив, что перед смертью не начаруешься, и осторожно приоткрыла резерв, активизируя своё ночное зрение. То ли природная жадность до силы сыграла с ней злую шутку, то ли пропитанный трупными миазмами фон исказил базовые умения любого тенегляда, то ли испуг сделал своё чёрное дело, только неправильное ночное зрение Чаронит, что и раньше представлялось зрелищем не для слабонервных, вместо того чтобы просто растечься зеленоваными слабыми лучами, вспыхнуло ядовитым, почти ослепляющим ореолом вокруг трансформировавшихся глаз. Не подготовленный морально и психически к таким выступлениям вор испуганно вскрикнул и рухнул на пол, совершенно невежливо пялясь на невиданное чудо чародейской природы. Более устойчивая травница лишь сдавленно всхрюкнула, подавив желание расхохотаться от такого нелепого вида щепетильной блондинки, и проворно прикрыла ей глаза рукой.

— Так, товарищи, что делать будем? — рыжая воительница смело заглянула в щель дверного проёма, чтобы узреть обрывок собственного ардака колышущийся в змеиной пасти, пока та втискивается в слишком узкий лаз.

— Ы-ы-ы? — попыталась поделиться своим виденьем ситуации Яританна, рассеянно мигнув глазами.

Змее в коридоре чем-то этот звук не понравился, и она заметно активизировалась, скребя огромными боками по каменным стенкам. Тут уж в себя пришёл и незадачливый мужчина, кому не посчастливилось (видимо, от рождения) столкнуться с цветом Академии Замка Мастеров. Он достаточно ловко поднялся на конечности (почему-то сразу четыре) и подполз к всё ещё слегка мигающей очами духовнику.

— Дамы! Действуем так! — не теряя уверенности даже в таком двусмысленном положении, вор весьма бесцеремонно схватил блондинку за подбородок, обводя её странным взором помещение, словно ручным фонариком. — Ты (свободной рукой он указал на подобравшуюся травницу) сейчас подойдешь к во-он той плите и заберёшься на неё. А мы сюда.

Он резко, даже стремительно перехватил деморализованную девушку поперёк туловища и поволок в противоположном направлении, распихивая ногой попадавшийся на пути мусор. Достигнув стены, вор помедлил какой-то миг, потом, будто вспомнив, выстучал на камнях один ему понятный ритм и буквально зашвырнул в открывающийся проём свою добычу, ловко скользнув следом.

Удар обо что-то жёсткое, мелкое и металлическое с последующим сползанием по нём слегка привёл Яританну в чувства. Особенно девушке не понравился подозрительный шелест под задом множества мелких сыпучих бляшек и обвившее лодыжку что-то холодное и склизкое. Изредка тело ощущало и другие поверхности, что наводило на мысли о неоднородности странной насыпи. Когда скольжение закончилось, а ноги упёрлись в твёрдую поверхность, девушка медленно зачерпнула из невидимой кучи пригоршню бляшек. Вес и форма, хоть и были слегка непривычны патологически бедному подмастерью, но не определить в них монеты она всё же не смогла. Совсем вышедшее из-под контроля заклятье создавало лишь множество вспышек света, не давая толком разобраться в обстановке и Танка усилием воли всё же предпочла погасить ночное зрение к неудовольствию предприимчивого типа. Очистившийся от паники разум вернулся к природной подозрительности. Яританна медленно поднялась на ноги, сбросила рюкзак и, осторожно отцепив от ноги связку бусин, поудобнее перехватила своё единственное оружие. Звуки возни, шипения и криков, доносящиеся из узкого проёма отнюдь не добавляли ей благости.

— Хм, я же говорил, что Страж Гробниц! — видимо, почувствовав что-то неладное, вор попытался разрядить обстановку.

— Да не уж-то? — полным яда голосом поинтересовалась блондинка, заставив своего соседа по убежищу отступить назад. — Древняя, значит, гробница. Самого Крива сокровища?

— Ага, — в голосе собеседника настороженности не было, но это не понравилось Яританне ещё больше.

— Ну-ну, — хмыкнула девушка, не раскрывая того, что опознала вполне себе современную чеканку. — И что теперь?

— Теперь? — в голосе из темноты прозвучало удивление. — Э-э-э, её будут жрать, а мы здесь отсидимся, может, и не тронут.

Девушка ударила на звук раньше, чем сообразила, что делает, и сильнее, чем могла себе позволить в более осознанном состоянии. Раздался глухой щелчок, и духовник, не слишком беспокоясь о последствиях, полезла обратно, упираясь ногами в толи упавшего, толи просто согнувшегося от боли мужчину. Разбитые пальцы саднили, добавляя здоровой спортивной злости. Её привёл в бешенство вовсе не жестокий план спасения. На трезвую голову она и сама понимала, что подчас лучший способ избавиться от нечисти — скормить ей кого-нибудь из ближних и по-тихому пристукнуть, пока та будет жрать. Она даже верила, что и сама способна предложить нечто подобное. Её возмутил сам факт постороннего принятия решения и то, как её прихватили собой на запасной вариант в качестве сухпайка. Пренебрежения к своей особе духовник не переносила. Хотя со стороны её порыв сильно попахивал идиотическим героизмом.

В полнейшей темноте сражение бравой неподозревающей о своей миссии жертвы с громадной нечистью казалось ещё ужаснее. Со всех сторон неслись шорохи и хрипы, отражающиеся от стен невнятным эхом, сбивавшим с толку и пугавшим до дрожи в поджилках. Несколько раз духовнику казалось, что рядом прокручивалось кольцо невидимого Стража, обдавая инфернальным холодом. Криков травницы было не слышно. Возможно, девушка успела сорвать голос, или пыталась прятаться, затаившись в каком-нибудь углу (что-что, а лазать и протискиваться в щели поднаторевшая в добыче ингредиентов травница хорошо умела), или уже спокойно переваривалась. Представлять, что хриплое пыхтение, доносящееся, кажется, отовсюду, принадлежало бездонному желудку нечисти, было омерзительно и страшно, но других звуков окружающая темнота не пропускала. Скрепив сердце, девушка активизировала не слишком удачное в сегодняшнем исполнении ночное зрение, предусмотрительно прикрыв голову полой шарпана, чтобы хоть как-то замаскировать вынужденное свечение.

Картинка перед ней открылась безрадостная, если не сказать откровенно пугающая. Очевидно, усыпальница оказалась значительно больше, чем можно было ожидать от провинциального ставленника. Стены её терялись в темноте или складках мешающейся одежды, а потолок, некогда покрытый лепниной и изящной резьбой, насквозь пророс корнями, мхом и плесенью. Настоящей шахматной доской на протяжении всего пола шли ровные однотипные ряды массивных каменных саркофагов. Многие из них были расколоты ударами в пылу недавней битвы. Время, нищета или корыстные гробокопатели лишили их приличествующих барельефов, выполнив один из посулов Триликого о всеобщем равенстве после смерти. В единственном заметном для Танки углу, аккурат между статуей плачущей марры и треснувшей каменной плитой с длинной эпитафией, подперев ногой тяжёлый одиннадцати рожковый канделябр на манер бердыша, так чтобы острые пики для насадки свечей смотрели прямо в морду обидчику, стояла запыхавшаяся, но преисполненная храбростью Валент. Над ней, раздувая потрёпанный и местами даже пробитый капюшон, нависала мутировавшая змеища непонятного вида. Сзади её морду было тяжело рассмотреть, да и светящиеся глаза стали очень блёклыми, но покрытое жилами и струпьём тело не давало принять это за обычного Стража. Змея не спешила нападать, даже остроконечным концом хвоста в обломках саркофага шевелила как-то вяло, она выжидательно смотрела на свою жертву, та в свою очередь таращилась на Стража. Оставалось под вопросом, кто из этих двоих пытался загипнотизировать другого, но в хриплом дыхании травницы едва уловимо слышались слова заговора на подчинение. Уверенная в том, что боевые товарищи вот - вот придут на помощь, девушка из последних сил отвлекала редкостную тварь, не подозревая, что по плану этих самых товарищей, должна была тварь насыщать.

Яританна инстинктивно принялась шарить в ближайшем саркофаге, оказавшемся, на её удачу, также расколотым. На меч или супер-крутой артефакт девушка не рассчитывала, но богатый жизненный опыт подсказывал, что при нужной сноровке и берцовой костью можно хорошо уработать. Об отвращении, антисанитарии и крови текущей по пальцам из разбитых костяшек духовник старалась не думать.

— Боэлис в помощь, хозяюшка! — голос, скрипучий, наполненный гулом мрачных переходов и завыванием морозных ветров, с ненормальной радостью, даже энтузиазмом раздался над левым плечом начинающей мородёрки, оторвав от поиска оружия.

Верещун и Алеандр сразу же разорвали зрительный контакт и одновременно повернулись на шум. Девушке даже пришлось грубовато потеснить канделябром своего противника, чтобы не загораживал обзор, и тот почему-то позволил ей это. Подсвеченная со спины бледно-голубым светом явно инфернального происхождения, Чаронит готова была провалиться на месте от такого пристального внимания. Однако вместо этого она повернулась на негнущихся ногах и, с трудом растянув в приветливой улыбке губы, как её и учили на практикуме, собралась поприветствовать гостя. Но толи учили её плохо, толи внешний вид собеседника был слегка нестандартным, только улыбка походила на перекошенный оскал.

— Тёмной Средницы, — почти дружелюбно, хоть и слегка заторможено поприветствовала призрака духовник. — Кровавой охоты Вам.

Невысокий, ростом с Танку, старик, облачённый в дорогие парадные доспехи и слегка помятый бархатный берет, что уже порядком истлел и местами отошёл от личины вместе с плотью и волосами, тяжело опирался на двуручный меч, изукрашенный драгоценными камнями и потому не годный ни на что, кроме службы в качестве подпорки своему престарелому владельцу. Сияющий, серовато-стальной с благородным голубым отливом призрак при жизни был весьма атлетичен и не слишком дурён собой, хотя прожитые годы и оголённая смертью челюсть в купе с маленьким сифилитическим носом изрядно портили картину. Алые, подобные догорающим углям глаза не особенно впечатлили тенегляда, хоть и сделали лицо вольно гуляющего призрака просто отвратительным.

— Да какая тут охота, душенька? — иронично ухмыльнулся старик, быстро раскусив непрофессионализм стоящего перед ним духовника и опустив почтительный тон. — Уже лет двести, как никто не заходит, на праздник не зовёт, кровью не кормит. А ведь молодцы мои застоялись.

— Э-э-э, ну тык э-э-э, — очень многомудро и, главное, связно выдавила из себя деморализованная Яританна, тыкая пальцем куда-то в сторону, но так и не имея возможности попасть в нечисть.

Состояние её было понятно. Девушка появления и одного призрака не ожидала, чего уж тут говорить о том, как позади старика из темноты из струек инфернального газа начали один за другим оформляться другие мужчины, вооружённые на манер различных эпох и званий, но отличающиеся таким же тлеющим взглядом и особо «нежным» выражением разлагающихся лиц. Танка, конечно, понимала, что мало кто будет рад, когда из-за неправильно раскупоренной усыпальницы тлеть начинает не только физическое, но посмертное тело, но от этого понимания легче не становилось. Видя её замешательство от нахлынувшего страха и сочувствия, призрачный старик только хмыкнул:

— Демонюка, значит, низшего предлагаешь на эту ночку погонять? Молодой ещё, не обученный, тут охоты на час другой. А что сама не хочешь? Ну да Род с тобой, нам веселее будет. Гей-це-э-э-э!!!

— Гей-це-э-э-э!!! — дружно взревело призрачное братство, потрясая над разваливающимися головами церемониальным оружием.

Слегка оглушённая их рёвом девушка едва успела пригнуться, когда над ней с гиканьем и улюлюканьем заядлых загонщиков пронеслись, роняя ошмётки своих белёсых последов, все покойники этого печально заброшенного склепа. Трубно взревела неведомая тварь, бросаясь навстречу новым жертвам. От поднятого гвалта, давно перешедшего на ультразвук, закладывало уши и лед поднимался по венам, сковывая члены. Танка испуганно закрыла руками голову и, сжавшись в комок, отчаянно тряслась на холодном промёрзшем от тёмной силы полу. Рядом островком такого дорогого тепла прижимался бок переползшей в поисках защиты Валент. Она ещё пробовала что-то кричать, растормошить, позвать единственного духовника на всю округу, но блондинка сжимала голову так крепко, что слышала лишь шумкрови в собственных ушах. Тьма вокруг нарастала, сыпались камни, пол дрожал, тёмная пряная сила, разлитая в воздухе, клубилась и искрилась, готовая, подобно грозовой туче разразиться гроздями молний.

— Дурищи, портняжные!!! — зарычало над самым ухом, так знакомо, мило и надёжно, как раз как любил рычать Важич в приступах гнева.

Вот только Важич не имел привычки при этом хвататься за что ни попади и волочь в неизвестном направлении. Травницу ухватили за волосы, плотно намотав косу на кулак, Яританну, за неимением обильной растительности, прихватили за шкирку, больно зажав и без того настрадавшуюся кожу.

— Курицы! Шлёнды дурные! — почти орал, не скрывая досады и злости вор, которому пришлось, уклоняясь от носящихся над головой радостно гикающих призраков и значительно более материального щёлкающего раздвоившемся на радостях хвостом змея, чтобы отволочь обратно попавших в поле боевых действий девчонок.

Волок быстро и уклонялся профессионально, что показывало либо недюжинную силу вкупе с завидным опытом, либо плещущийся через все края адреналин. Второе было более вероятным, потому что опытный боец в процессе волочения материть демонов, призраков, людей и строителей гробниц не станет, и уж тем более пинать попадающийся по пути змеиный бок или плевать в призрака. Последний, кстати, серьёзно обиделся, обозвав спасителя подмастерьев «подлым лепром». На это заявление вор только многозначительно взрыкнул не хуже той самой нечисти и продолжил своё освободительное шествие.

— Ух, даже полегчало как-то, — хрипло выдохнул мужчина, когда щель потайного лаза со скрипом стянулась за его спиной, отрубая невыносимый гвалт битвы и вместе с ним поток отменной брани. — Это же надо было додуматься мёртвую гвардию вытащить на крови…

— Ух, ты! — наконец Танка смогла разобрать что-то из слов пыхтящей Алеандр, поскольку предыдущая тирада, очевидно, была не самой цензурной и относилась к вопросу собственных волос и кастрирования козлов щелево-заборным методом и произносилась с такой скоростью и тональностью, что слегка приглохнувшая духовник не смогла разобраться. — А где это нас сгрузануло? Сокровищница?

— Ага, — недовольно и почему-то шёпотом подтвердила её опасения Яританна, уже второй раз принимаясь спускаться по горке монет, — самого Крива денежки.

— Правда? — искренне и очень воодушевлённо вскрикнула травница, только что на месте не запрыгала и не принялась хлопать в ладоши, аки продолжала руками массировать едва чудом сохранившийся на прежнем месте скальп.

На это полное энтузиазма замечание вор промолчал, лишь рассеянно хлюпнул носом, и в этом хлюпе было полно разочарования и укора. По всей видимости, от дам ожидали горячей и бурной благодарности за спасение. Яританна, проведя рукой по шее и обнаружив открывшуюся от чрезмерного натяжения рану на глотке, хотела его поблагодарить даже очень, особенно ногами и незабвенным канделябром. Но руки тряслись слишком сильно и промазать мимо поскудных воровских глазёнок не хотелось.

— Эл, солнце моё, у тебя в запасах успокоительное не сохранилось? — умирающим голосом, что был не столь уж и наигранным, поинтересовалась Чаронит. — Может, от сердца что-нибудь посильнее?

— Микстур с собой не захватила, только пару корней. Пойдёт? — по памяти нашарив в своей незаменимой сумке нужный (а может и не очень, кто там в темноте разбираться станет) корешок, Валент ткнула им в источник звука. — А тебе зачем, всё же обошлось?

— А вот, когда адреналин спадёт, тогда и посмотрим, — нравоучительно заявила блондинка, запихивая за щёку столь необходимую траву. — Может, ещё из этого кошелька и выбраться не сможем, пока сам хозяин не заявится.

Хмыкать, фыркать или каким-либо другим образом выражать свой скепсис Валент не стала. После недавней и воистину эпической битвы с неведомой тварью, которая, по словам мёртвого дядьки, оказалась ещё и низшим демоном, девушка пребывала в таком приподнятом настроении, что не хотела омрачать упоительную бегущую по венам эйфорию даже капелькой благоразумия. Она уже представляла, как при встрече в красках будет рассказывать Арну о том, как один на один вышла против настоящего демона, а он будет багроветь от зависти и восхищаться первым в истории Боевым Лекарем. А если ещё и кровный трофей продемонстрировать. Девушка расплылась в довольной улыбке, позволяя себе забыть о ряде почти несущественных мелочей, в виде продолжающейся за спиной бойни, собственных повреждений, совершенно незнакомого мужика подозрительных намерений, и предаться сладостным мечтаниям о славе и почёте.

— Ах да, — Алеандр сложила пальцы в нужную позицию, только сейчас вспоминая, что она, собственно, чародейка и не обязана страдать от нехватки света.

Блёкло-голубой с буроватыми разводами светляк весьма скромных габаритов завис над головами, открывая картину одновременно впечатляющую и безрадостную. Небольшой в диаметре, круто уходящий вверх колодец, был выложен отполированными до блеска кирпичами и служил своим прежним хозяевам далеко не лестницей. В пустой, гулкой темноте терялись очертания потолка, навивая совершенно унылые мысли о земляных ямах, в которых из спокон веков держали приговорённых к смерти и особо гнусных пленников. Гора презренного злата, тщательно смешанная с выполненной в лучших традициях прошлых веков утварью, храмовой атрибутикой и оружием уходила куда-то в землю, создавая полнейшее ощущение бесконечности, замкнутой на этой полоске реальности. В рамках этой полоски горьковатый застоявшийся воздух слегка разгонялся образовавшимся сквозняком, вызывая настоящие плесневые поветрия. Возле его источника в виде узкой щели меж кирпичей, в которой, не зная наверняка, опознать потайной ход было просто невозможно, обессилено привалившись спиною к стене, полулежал измождённый общением с элитой княжества вор.

— Ну и страши-и-илище, — невольно протянула Алеандр, подходя ближе к своему случайному спасителю.

— На себя посмотри, — вяло огрызнулся вор, грязной виртуозно изорванной тряпкой зажимая кровоточащий нос и болезненно морщась.

Выглядел молодой мужчина действительно страшно. Высокий, по детски астеничный торс прикрывала какая-то драная безрукавка самого завалящего толка, изобилующая подозрительными пятнами и разводами. Штаны выглядели чуть лучше, но из-за общей помятости этого было почти незаметно. Грязные, покрытые ссадинами ноги утопали в золотой горке, как речном песке, что, хвала Триликому, спасало тонкие женские души от жестокой реальности мужской гигиены. Впрочем, созерцания не более чистых рук, замотанных едва не окаменелыми от грязи лохмотьями, компенсировало незаметность ног с лихвой. Их застарелый, потрёпанный вид наталкивал на неприятные мысли о том, что ругательство призрака было далеко не так безосновательно. Худые лишённые приятной зрелой бугристости руки покрывали неестественно проступившие иссиня-чёрные вены, переползая на длинную шею. Грязные, виснущие сосульками патлы надёжно закрывали лицо, поразительно оголяя затылок и часть виска. Надеяться, что под этой завесой находится что-то более приятное глазу, не приходилось: и без того было видно, что этому субъекту, как и многим другим жителям Селецы не посчастливилось сегодня утром повстречаться с разгневанным полосатым взводом. И, хотя Алеандр и сама понимала, что без приличной ванны, после сражения с монстром, да лазанья по старым захоронениям выглядит не нежной дебютанткой на весеннем княжеском балу, отчего-то сильно обиделась на его замечание.

— Да ты сам лишь в претенденты на угробьца гож, — запальчиво дёрнула подбородком травница, вспоминая, что ругаться не хорошо, но очень приятно, особенно, когда побить в ответ тебя не могут. — Танк, скажи! Та-а-ан, а что ты делаешь?

Девушка только сейчас заинтересовалась состоянием малахольной подруги, что доверчиво жевала не опознанный даже самой травницей корень и особых признаков для беспокойства не подавала. Меж тем Яританна успела относительно прийти в себя (дёргающийся глаз и глуповатая ухмылка не в счёт), поправить разорванный ворот рубашки, перевязать шейным платком кровоточащее горло и теперь упоённо перекладывала свои скудные скарбы. Валент подошла ближе, просто не веря собственным глазам и серьёзно подозревая, что корешок оказался изгваздан в «звёздной пыли», иначе пробуждение неуместной хозяйственности одной отдельно взятой блондинки объясняться не могло. Вор тоже заинтересовался происходящим и любопытно подполз к чародейкам, заглядывая через плечо, за что едва снова не схлопотал по носу, на этот раз от Алеандр. Яританна очень старательно утрамбовала на дно крепкую тряпку, скрепила стенки и швы заклятьем прочности, на что ей пришлось значительно расщедриться на энергию, а это уже говорило о многом. Валент лишь недоумённо пожала плечами.

— Танка, а с тобой всё нормально? — травница осторожно тронула за плечо подругу. — Ты головой не ударялась?

— Может, её призрак зацепил? — предложил свою версию парень, стараясь, впрочем, держаться подальше от двух эмоционально неустойчивых особ.

— Может, верещун был ядовитым? Я точно видела, как она его за ногу цапнула.

— И тот не отравился? — искренне удивился вор, за что заработал два противоречивых взгляда: недовольный духовника и признательный травницы.

— Так, господа исктели-гробокопатели, — прервала поток предположений Яританна, — самое время заняться мородёрством!

На гору чужого нечестно нажитого имущества торжественно легла, честно выстраданная, в двух местах прогрызенная мышами скатерть с вышитыми гербами Кривска.

Загрузка...