День пятый

Над маленькой, уютно спрятавшейся от излишне ретивых сборщиков налогов и княжеских контролёров деревней занимался рассвет. По макушкам величественных сосен скользили вялые лучи солнца, блёклые от облачной мути, что сырой плёнкой застилала небо. Сонные лучики поглаживали коньки покатых, словно вросших в стволы крыш, рассеянно ласкали соломенную кровлю, огибая гордые, но унизительно одинокие колодцы. На маленьких, отвоёванных у леса и его прожорливых обитателей огородиках нежнейшей росой вспыхивали тщедушные кустики помидоров и скромно шелестела сочными листьями картофельная ботва. Прохладный, немного вязкий от влажности воздух неловко подрагивал от танца длинных теней и солнечного света, продолжая настороженно бояться возвращения ночи и её обитателей. Трепетная тишина рассвета лишь изредка нарушалась нетерпеливым мычанием готовых к утренней дойке коров, редким хлопаньем ставень у наиболее рачительных хозяек. Это нисколько не разрушало идиллию, напротив, придавало ей живости и наивного очарования томного деревенского утра, которым так любят умиляться не обременённые хозяйством городские внучата, ссылаемые на лето к бабушкам. Вот так бы и лежать, нежась в пробивающихся сквозь кружевную занавеску утренних лучах, добирая остатки просыпанного в воздухе сна и лелея разомлевшее на солнышке тело, пока сладкие дрожжевые ароматы с кухни не поманят тёплым хлебом и кружкой парного молока с мёдом и черникой. И всё бы замечательно, если бы не…

— ВИ-И-ИЛЬ!!!

Истошный женский вопль заставил дребезжать ставни и испуганно ржать лошадей. Шедшая от колодца немолодая женщина потрясённо присела, расплёскивая воду и роняя с коромысла жестяные вёдра. Надрывно заорал перепуганный спросонья младенец на другом конце деревни.

— Сво-о-олочь!

Рыжий бойцовский петух благодаря драчливости и лисам оставшийся единственным в этом «луче» подавился собственным утренним кличем, позорно свалившись с плетня.

— Убью, паршивца! — рёв раздался совсем рядом и был, хоть и не таким громким, как прежде, но более информативным.

Лютовать с утра пораньше изволила Госпожа Ведьма, как местные успели окрестить рыжую чародейку после вчерашнего забега: уж больно схоже девчонка верещала да проклятьями сыпала. Молоденькая травница, что путешествовала с братом и кузиной, казалось, не желала довольствоваться вчерашним скандалом и требовала продолжения набегов. Несчастный староста уже начинал сожалеть, что позволил этой компании заночевать в деревне. Не стоила пара коров такой нервотрёпки, ой, как не стоила.

Грозная Госпожа Ведьма, она же Травительница года, она же будущая заведующая кафедры, стояла на самом краю сеновала, уперев в бока маленькие кулачки, и от раздражения только пыхтела и поджимала пальцы на ногах. Вся отчаянно-напряжённая фигура слегка дрожала, готовая толи сорваться в немедленный бег, толи рухнуть от переизбытка адреналина. Побелевшие от гнева губы были плотно сжаты, носик сморщен в боевом угаре. Большие серые глаза воинственно блестели из-под встрёпанной чёлки. На всё, что было выше чёлки, лучше было не смотреть. Шикарные рыжевато-каштановые кудри, гордость и отрада молодой чародейки, на чей уход уходила треть всех травяных сборов, ныне представляли собой зрелище невообразимое и пугающее. Надранные и спутавшиеся локоны по утрам и ранее не являли собой верха парикмахерского искусства, ныне же ими вполне можно было довести до разрыва сердца служащих небольшого столичного салона. Свежайшее местами даже слегка сыроватое сено неровным слоем укрывало качественный колтун, вперемешку с прелой иглицей и кусками толчёной побелки. В отдельные лихо торчащие из колтуна пряди искусно и старательно были вплетены куски заячьей шкуры, куриные перья и затёртые ремешки старой упряжи, раскачивающиеся при каждом движении и лупящие по плечам и спине. Из центра конструкции торчала вмотанная осевая спица оставшаяся от празднования Средницы и посему пёстро украшенная подкопченными у костра лентами. Венчала же сие произведение искусств намертво примотанная взлохмаченными прядями конская подкова. Сверкающие благородной яростью глаза чародейки при этом казались частью композиции.

Девушка утробно рычала и едва не лупила себя в грудь, здраво опасаясь, что получившийся в таком случае звук не будет достаточно устрашающим.

— Кто это сделал!?! В последний раз спрашиваю, кто это сделал!?!

— Чего разоралась? — недовольно откликнулся снаружи Виль и, стянув рубашку, принялся умываться над отстойником, громко отфыркиваясь и щедро разбрызгивая казённую воду.

— Ты!!! — зашипела травница.

Объект приложения силы во имя свершения священной мести был определён, и Валент, издав боевой клич, бросилась её прилагать. Приставной лестницы на месте не оказалось, лишний раз утверждая в правильности догадок. Но дух мщения оказался неудержим, и спрыгнул просто так, едва не проломив подножку, глухо выругавшись и ушибив босые пятки о злосчастную лестницу, коварно замаскированную потником. На безалаберно входящего в овин вора налетел клубок нервов, волос и брани и принялся беспорядочно бить руками и ногами, куда дотягивался.

— Ах ты!!! Упыряка!!! Скалозуб!!! Монстрила!!! — кричала девушка, наобум молотя маленькими кулачками и жмуря глаза от страха перед собственной грозностью.

— Ай! Рыжая? Ой! Ты чего? — попытался отбиваться от маленькой фурии парень, безуспешно закрываясь крышкой от бочки.

— Да как тебе совести хватило? Как у тебя рука поднялась? Да чтоб у тебя больше вообще ничего не поднималось!

— Что случилось? Чего… Ой!

— Наклонись, я те сейчас все глазёнки повыцарапываю, каланча долбонутая! — мстительница вцепилась в крышку, стараясь одновременно отнять защиту и пнуть под нею что-нибудь стратегически важное.

— Фу! Место! — рявкнул не в шутку испуганный Виль и спешно ретировался за дверь, оставив агрессору положенный трофей, и уже более смело поинтересовался из-за двери: — А с башккой-то чё?

— А-А-А!!! — в стену полетела отвоёванная крышка. — Убью, гада!!! — травница самоотверженно бросилась на дверь, но снаружи её уже чем-то подпёрли.

— Не я это, — кричал вор, видя, как сотрясается хлипкая преграда.

— Врёт он всё! — неуверенно вякнули из-под балки.

— Ага! — развернулась на пятках мстительница и с не меньшим упорством ринулась за новым врагом, не особо заморачиваясь выяснением личности.

С ловкостью, присущей скорее нечисти да боевым чародеям, вскарабкалась она обратно, напрочь забыв о поваленной лестнице. Вид взрыкивающего, подтягивающегося на пальцах нечта настолько впечатлил неловкого советчика, что нечисть, тоненько взвизгнув, попыталась зарыться в сено. Однако Алеандр была шустрее и, подхватив заправленные под крышу вилы, с демоническим хохотом отправила их следом, лихо проворачивая черенок. После трёх-четырёх слепых ударов мелкий зверёныш с писком выкатился наружу и взлетел на балку, скуля в страхе перед неадекватной девицей. Девица вскарабкалась следом, не так изящно, зато не выпустила из руки грозного оружия. Балансируя не струганном бревне, согнутая в три погибели Эл злобно ухмыльнулась, поигрывая вилами на манер боевого топора:

— Ну, вот и расплата твоя, нежить!

Нечисть, которую заочно отправили на тот свет, испуганно пискнула и в порыве отчаянья попыталась укусить незащищённую лодыжку, за что была безжалостно пнута. Худенькое тельце от преданного ускорения перелетело на другую балку, глядя на разбушевавшуюся покруглевшими до размера блюдец глазами.

— А ну вернись, паскуда! — вскричала Эл, пытаясь достать вилами, забившуюся в угол животинку.

— За что? — пискнули из соломы звенящим, как храмовые колокольчики, голоском.

— Ага! — повторила свой боевой клич травница.

Травница попыталась грациозно слететь с балки, чтобы захватить пленных уж наверняка, но позорно запуталась вилами в крыше и рухнула плашмя, благо под низом всё равно было сено. На этом бы её благородный порыв и заглох, но мерзкий голосок несостоявшегося «языка» посмел нервно хохотнуть из своего угла. В девице открылось второе дыхание. Хрипя и пробуксовывая локтями и коленками, Алеандр рванула за неясной тенью, словно за редчайшим ингредиентом, что наставник заказал ещё полгода назад, а экзамен завтра. Нечисть, всякого повидавшая на своём веку, к ползущей по-пластунски и злобно скалящейся молоденькой девице была морально не готова и не на шутку перепугалась, когда ей на встречу потянулись загребущие ручки со словами: «Иди ко мне, мой червячок!».

— Кто, кто это сделал!?! — остервенело трясла полуобморочную тушку девица.

Несчастный овинный, который и сам не понял, как смог попасться в собственных владениях, извивался, хрипел, плакал и отчаянно осенял себя знаком Триликого, клянясь в своей невиновности, но выдать ничего более вразумительного из-за передавленной шеи уже не мог. Тонкие лапки беспомощно сучили по воздуху, мохнатая ежинная мордочка кривилась в спазмах от собственных клятв.

— Н-н-н… — похрипывала нечисть, толи пытаясь сдать сообщников, толи клянясь в непричастности.

— Не ты значит? Поклянись, нечистый, на самом святом поклянись! — девушка встряхнула мелюзгу за грудки и ткнула в морду выуженный из-под рубахи узелок с петушинником.

Пленник только беззвучно охнул, закатил глаза и попытался скончаться разрывом сердца. Раздосадовано отшвырнув от себя обморочную тушку, Алеандр тряхнула головой под предательское позвякивание подковы и тяжело вздохнула:

— Этот всё. Тогда за следующего.

Прятавшийся на балке смертник тонко заголосил, окончательно распугивая притихших было коров.

— Эл, что происходит? — широко зевая, поинтересовалась вылезающая из сена духовник и, сняв с головы, озадаченно повертела в руках распластавшуюся тушку замученной нечисти.

— Эти, — девушка обижено тыкнула пальцем в свежую добычу, — мне все волосы спутали, и… и…

— Это вообще-то овинник, — сонная Танка осторожно отложила в сторонку полуживое тельце, — а там, если не ошибаюсь, баган, они могут сена в трусы напихать или молоко с вымя сцедить. По волосам у нас домовые специализируются.

— Да? — недоверчиво глянула на подругу травница и в который раз пожалела, что в школьные годы никогда не интересовалась нежитеводством.

Баган ловко соскочил с балки и с воплем «Спасительница наша!!!» кинулся на шею ошарашенной блондинке, смачно целуя влажным рыльцем в ухо и макушку. Пока девушка пыталась прийти в себя от подобных заявок (всё же духовники считались чародеями, весьма враждебными домашней нечисти), а несчастный свидетель, заливаясь слезами, жаловался на сумасшедших ведьм и просил не допускать бесчинств, Алеандр выдернула из крыши позабытые вилы, нервно сдула с лица чёлку и воинственно двинулась к краю сеновала.

— Ну, Виль, ну зараза! Точно прибью, — тут девушка вспомнила о забаррикадированных дверях и благоразумно добавила: — когда-нибудь.

* * *

Бывают места, в которых раннее утро определённо можно назвать замечательным, даже для самых закоренелых в пристрастии к кровати и подушке любителей долгого сна. Как хорошо бывает раннее утро в горах, бодрящее свежее, несущее тепло и радость даже в промёрзший за ночь спальник с рассеявшимися заклятьями подогрева, когда новый день манит возможностью размять мышцы, гоняя застоявшуюся кровь. Как прекрасна ранняя побудка в небольших постоялых дворах Земель заходящего солнца, когда можно, высунувшись по пояс в окно наблюдать за пробуждением совершенно незнакомого городка и, первым добираясь до буфета, долго выбирать самые аппетитные кусочки закусок на завтрак. Чудесна ранняя побудка в доме новой любовницы, когда в теле борется сытая нега и здоровый азарт, подгоняющий к поспешному и наиболее эффективному бегству от случайных свидетелей, нежелательных родственников или оброгаченных мужей. Приятно раннее пробуждение в лесу под пение неугомонных птиц. Замечательно просыпаться в открытой мансарде. Да мало ли таких мест, где первые солнечные лучи воспринимаются божественным даром даже для самого измождённого тела? Где свежесть и прохлада будоражат кровь и заряжают новыми силами, а первые робкие звуки услаждают слух…

Так вот южное крыло центральной Новокривской лечебницы, расположенной неподалёку от главного здания Замка Мастеров таким местом как раз таки и не было. Ни его чахлый невразумительный садик для прогулок больных, что очень жизнеутверждающе выходил на опечатанное городское кладбище и дешёвенькое маленькое святилище Триликому; ни большой специализированный бассейн, что находился на подземном этаже и посему регулярно подтапливался грунтовыми водами; ни блок с персональными покоями, рассчитанными на высокородных и богатых постояльцев, не могли улучшить общего впечатления. Да, в каждой палате, вместо узких и жёстких коек располагалась большая комфортабельная кровать с зачарованными подушками, небольшой вместительный ледник и шар-уловитель, выполненный на западный манер не круглым, а слегка приплюснутым, чтобы удобнее было крепить на стене или потолке. Да, младший персонал для обслуживания таких постояльцев выбирался не только по уровню компетенции, но и внешним данным, чтобы подпитывать эстетические чувства и скрашивать по договорённости досуг. Да, целители были только самые проверенные, некоторые уже давно наблюдали за семейством Главы Замка Мастеров и имели многочисленные стычки с их младшим наследником. Вот только Араону Артэмьевичу Важичу от этого было не легче. После ужасной ночи, проведённой в личной лаборатории своего иногда любимого братца, сначала над реактивами в попытках разобраться с пометками и провести дегустацию, а после над специальным тазом в противоположных порывах и заковыристых проклятьях, его вообще мало что могло обрадовать. Разве только то, что после появления маман (как только умудрилась в запертую чарами лабораторию проникнуть?) с очередными претензиями и далеко идущими матримониальными планами, его, скорчившегося в луже с рвотными массами, всё-таки обнаружили, отмыли и на скоростной ступе доставили в заботливые руки их семейного лекаря. Последнего от такого ночного подарка далеко не радостно перекосило и даже, кажется, проняло на нервный тик. Глава, признаться, тоже был не в восторге и в перерыве между приступами пытался ругаться с ненавистными целителями, отбиваться от вспомогательных чар и безуспешно препятствовать общему осмотру.

Сейчас молодой человек лежал в персональных покоях, бездумно буравя взглядом выбеленный потолок с тонкой резной лепниной. Если бы без приложения резерва взгляд имел какую - либо силу, всем этим нелепым финтифлюшкам пришёл бы быстрый и мучительный конец. Сжечь же всё к чирьям собачьим, призвав стихию, не получилось бы технически: от любого напряжения снова начинало рвать, но за неимением пищи, исключительно желчью и неизвестной синей массой. Араону было плохо. Нет, ему было отчаянно паршиво, что даже слегка хотелось удавиться или удавить всех целителей, начиная с премерзкого старикашки, что мучил его своими осмотрами ещё в детстве, а теперь долго и ехидно смеялся с оставленного на плече кружевного шва. Хоть это произведение искусств не нравилось и самому боевому чародею, неожиданно стало обидно.

— Что значит «не сейчас»? — орал из болтуна разгневанный голосок незабвенной травницы.

Несчастный, потрёпанный жизнью артефакт прыгал по столу, выбивая дробь, что нервировала хуже молотков гробовщика. От переизбытка эмоций абонента болтун отчаянно фонил, срываясь на хрипы и посвисты, вызывая практически зубной скрежет.

— Аля, послушай… — усталым, надломленным голосом попытался урезонить бушующую собеседницу Важич.

— Сколько раз я просила не называть меня Алей!?! — испорченный артефакт выдал непередаваемый звук больше похожий на писк, и неожиданно напомнивший об очередной истерике Альжбетты Важич, которая обязательно последует в часиков десять, когда несчастную вдову допустят в покои «умирающего» сына.

— Хорошо, — покладисто согласился молодой человек, немало удивив сидящего рядом на кушетке лекаря, — Эл, я…

Но собеседница не стала дослушивать, выпалив на одном дыхании:

— Как можно выбраться из сарая?

Пожилой лекарь, солидный дяденька с выпирающим брюшком, заметной проплешиной под специальной повязкой и вечной профессиональной апатией во взгляде, от неожиданности подскочил, выронив свёрток с историей болезни своего вечного и почти ненавистного пациента.

— Тебе не кажется, что сейчас это немного не актуально? — Арн опасливо покосился на Иваса Перотовича, разумно не доверяя такому свидетелю.

— А что может быть более актуально, когда мы в этом самом сарае и заперты!?! — не пожелала сменить тему Алеандр. — Мы уже пробовали долбиться в двери, отрывать планки и перелазить в коровник, но там тоже заперто. Местная нечисть на контакт не идёт. Не идёшь же, свиное рыло? — поинтересовалась девица у кого-то третьего, вызвав на заднем фоне неразборчивый писк. — Вот. Точнее идёт, но с той стороны упорствует вазила в сговоре с банником и домовым. Представь, Арн, тут целый заповедник этих мохнатиков с целой губернии, наверное, собирали. Иной раз на деревню с двух домовых не наберёшь, а тут в каждом третьем дворе по целой своре.

Возбуждение девушки было настолько бурным, что подпрыгивающий болтун благополучно рухнул со столешницы и теперь скакал где-то под кроватью. Гриценко, недовольно помявшись, с кряхтением отправился на добычу сбежавшего артефакта. Конечно, по высокому статусу и почтенному возрасту ползать на карачках уважающему себя лекарю не дозволялось и даже могло быть расценено, как унижение, но не заставлять же это делать едва пришедшего в себя пациента со старыми травмами и непонятными симптомами.

— Причём тут нечисть? — вполголоса поинтересовался старый лекарь, протягивая пациенту дребезжащий болтун.

— Нечисть, как оказалось, тут не причём, — не обратила внимания на смену собеседника Эл. — Я даже извинилась, честно-честно.

— Аля… — тяжело проговорил Важич, в голосе его слышалась обречённость опытного гувернёра перед строптивым ратишем.

— Ты мне просто скажи, как боевик травнику, что делать! — попыталась взять деловой тон девица, наверняка ещё и нахмурилась для большей серьёзности. — На таран нам с Танкой (Ай, не дери так!) сил не хватит, а подкоп делать нечем. Только сразу не предлагай поджечь стены, там снаружи ещё селян с детьми полно. У меня и без того нехорошие ощущения, что нам сейчас импровизированный костёр инквизиции устроят, попритихли гады…

— Надеются, что ты сама концы отдала, — послышался со стороны голос Чаронит, заставив парня непроизвольно поморщится от приобретённой после ранения хрипоты. — Больше не орёшь и проклятьями не сыпешь.

— А вот тебе и не мешало бы разок кого-нибудь проклясть для профилактики, — тут же накинулась на подругу травница. — Тенегляд ты или где?

Важич с лёгким запозданием ощутил, как покрывается мурашками и волосы встают дыбом. Зная этих двоих вполне можно предположить, что снаружи их действительно обложили княжеские инквизиторы вкупе с заговорщиками и несколькими местными почитателями Змея за какое-нибудь кровное оскорбление. Знаками приказав лекарю выметаться из покоев, чародей едва дождался, когда захлопнется дверь и заорал в артефакт не своим от гнева голосом:

— Какие инквизиторы? Какое проклятье? Во что вы опять вляпались там?

— Ни во что мы не вляпывались, что за беспочвенные претензии? — как ни в чём не бывало возмутилась девица. — Когда это мы вляпывались? Я ещё могу сказать, что нам не везло, это да. Но чтобы было умышленно? И не верь, если скажут, что мы нарочно, тогда Воронцова подорвали! Это было случайно, и вообще не мы, и ты же понимаешь…

— Заткнись! — рявкнул не успевший успокоиться мужчина.

— Что? — на этот раз заорала уже травница, заставляя артефакт выдать долгий писк на уровне ультразвука. — Ты меня затыкать будешь? Так ты для этого вызывал, чтобы обидеть меня в лучших чувствах? Танка, кончай с подкопом, сейчас по болтуну будем заклинание передавать!

— Да дай ты мне хоть слово сказать! — рычал в трубку Мастер-Боя.

— Ой, ну и пожалуйста, — оскорблено фыркнула девица и едва было не отключила по привычке болтун. — Кто тебе мешает?

— Ты! — чародея буквально начинало трясти, когда не было возможности видеть эту малолетнюю язву воочию.

— Я!?! — в голосе травницы было неподдельное недоумение. — Да ты…

— Что за грёбанное зелье правды было в твоей книжке? — поспешил прервать выходящий на новый виток вечный спор нежной конституции Алеандр с рационализмом боевика. — Давай быстрее, мне никак противоядие к нему составить не могут.

Важич тщательно продумывал эту фразу, примерно представляя, на какие мозоли лучше давить помешанной на своём искусстве травнице. Он здраво ожидал участия и лекарского сюсюканья над «бедным, несчастным, любимым пациентом», негодования на некомпетентность коллег с вычурными матюгами или долгой и невыносимо нудной лекции, но никак не дикого хохота, сотрясшего даже его покои.

— Пф. Тан, ты слышала? — заливисто хохотала Валент, считавшаяся раньше приятной и располагающей к себе особой, слышались попискивания хихикающей рядом нечисти, что боевика просто добивало. — Ой, не могу, ха-ха-ха. Вот дурак, хи-хи-хи! Это ж надо? Ха-ха-ха…

— Кончай ржать! — рявкнул своим лучшим командирским тоном Арн. — Сама говорила, что рецепт там верный!

Болтун просто зашёлся мелким отвратительным хихиканьем. Чародей досадливо скрипнул зубами, мечтая придушить одну не в меру легкомысленную рыжую травницу и радуясь лишь тому, что удалось выпроводить Гриценко, и тот не стал свидетелем этого унизительного фарса. Ведь мелкая просто знала о своей безнаказанности и во всю упивалась такой ситуацией. Чародей не сдержался, слегка поджёг занавеску на окне и тут же поспешил потушить радостно вспыхнувшее пламя, ощутив слабый рвотный порыв. Но до нового приступа или качественного пожара дело так и не дошло, потому что ржач прекратился.

— Ты серьёзно всё по стиху делал, убогий? — примирительно поинтересовалась Алеандр, пытаясь подавить в голосе слишком снисходительную интонацию. — Это же поэзия, аллегория! Там как говорилось? «И выйдет ложь из уст поганых, покинув тело обжитое…» Ты чего реально решил, что после этого тебе будут резать правду-манку направо и налево? Ой, наивный вьюноша! Зачем такие ухищрения, если можно напоить объект или на основе звёздной пыли намутить с успокоительным чаёк на манер княжеских дознавателей. Слышал о таком, что на допросах преступникам вливают? После него не отвертишься, даже если очень соврать захочешь.

Едва обретённое Мастером-Боя спокойствие и равновесие полетело коту под хвост, вместе с одной из многочисленных подушек, запущенной в окно и неудачно забившей небольшую форточку.

— Короче, мать твою! — рявкнул Араон. — По тексту давай, какой антидот делать!!!

— Не ругайся, не порть ауру! — нравоучительно поправила его девица. — Что за манеры…

— Ты знаешь этот состав? — тяжело выдохнул молодой человек, покорно принимая на свои плечи такую безголовую знакомую, как кару Триликого за какие-то поднакопившиеся прегрешения.

— А то! — не без гордости фыркнула Эл. — Я разок такое на Паулиге пробовала после очередной попойки. Как его рвало, как рвало, зато палёный самогон вышел даже тот, что успел впитаться в линфу и подкожный жир! Так что радуйся! Прочистка суперическая будет! Все яды и токсины выведет, на раз! Ну, может, на два или три, но выведет точно, если раньше от обезвоживания не ляснется твой подопытный. Ты его водой обильно пои и несколько укрепляющих заклятий. Сам очуняет. Когда организм жить хочет он и не такое переваривает!

— Аля… — печально попытался перебить собеседницу чародей.

— А так я ещё не рассказала, кого мы по дороге встретили….

Этого уже Глава Совета Замка Мастеров перенести не смог и прервал связь, так терзавшую его нежный слух. На миг в покоях установилась благодатная тишина, позволившая насладиться и звуком, работающих артефактов, и шарканьем ног из коридора. Важич даже позволил себе активизировать боевой режим, для усиления обмена веществ. Он прекрасно понимал, что блаженство вечным не бывает и уже через час в его покои набегут целители всех мастей, чиновники, писаки. У дверей цепным псом будет расхаживать Иглицын, проклиная своё новое начальство и рьяно отгоняя всех левых посетителей. В окна будут заглядывать любопытствующие. В покои прорываться различные курьеры с отчётами, представители князя, истерикующая мать…

Блаженство отдыхающего от тягот власти чародея было разрушено самым вульгарным образом. Арн даже по привычке схватился за лежащий неподалёку кинжал. Урчание повторилось, при том исходило явно не из его желудка, поскольку пустота и вакуум, как известно, безмолвны. Преодолевая порывы собственного организма, Мастер свил простейшую воздушную петлю, перехватив на манер кнута, таким не только можно предметы двигать, но и неплохо отходить противника на расстоянии, а при сноровке и везении даже убить. Важич неслышно вздохнул, сожалея, что убить в его положении, скорее всего, никого не получится.

— Эй, ты, да я к тебе обращаюсь, не делай вид, что испарился! — прикрикнул Глава, стараясь добавить в голос уверенности и дружелюбного легкомыслия. — Иди сюда, не тушуйся, ничего не сделаю.

Вероятно, прячущийся был наивным идиотом, раз после своего обнаружения не попытался затаиться или скрыться, а послушно засеменил к госпитализированному чародею. Дверь, ведущая в совмещённый сан блок, персональных покоев приоткрылась. Не получив моментальной реакции, неизвестно какой, но явно не вдохновляющей, начинающий шпион (профессионал уже бы дома чаёк попивал) потоптался в проёме и испуганно выглянул. Большая курчавая голова с модной ныне у клубных барышень причёской, и маленькой белой шапочкой младшего обслуживающего персонала лечебниц, показалась чем-то знакомой. Арн вглядывался в перепуганное уже не такое детское из-за слоя косметики личико, пытаясь вспомнить замершую нагадившим котёнком девушку. Миловидная брюнетка комкала кружевной передник и бросала на хмурого парня кокетливые взгляды. Именно взгляд послужил основной зацепкой, заставив прослойки памяти наконец-то слипнуться в нужном порядке.

Араон Артемьевич Важич по долгу службы и в силу воспитания всегда был добропорядочным гражданином, презирающим преступную культуру, но сейчас довольно осклабился, расплываясь в самой хищной улыбке:

— Подойди, лапушка, одно дело есть…

* * *

Яританна смотрела вдаль, пусть эта даль и была представлена противоположной стеной. Взгляд девушки был отрешён и печален, как того и требовал образ глубоко скорбящей. Взлохмаченные ото сна волосы, стянутые лентой, создавали намёк на отчаянье, общая потёртость, да что там говорить, откровенная немытость одежды выдавала столь лелеемую нынешней золотой молодёжью моду на творческое пренебрежение сирым миром, а широкие, ярко выдающиеся на фоне бледной кожи чёрные круги под глазами намекали на скорбь и тонкую душевную организацию. В общей сложности, выглядела духовник после бессонной ночи жалко и потрёпанно, но на нужный образ это действовало только положительно. Она ещё заставила себя сесть в соответствующую, по современным представлениям, скорбящую позу и добавить помятому лицу необходимое выражение. Подобный образ почти всегда действовал безотказно в моменты, когда необходимо было просто подумать, а не участвовать в окружающей действительности. Можно было и без него отрешиться от происходящего, немного невежливо пропуская мимо ушей потоки ненужной информации, но интуиция подсказывала, что в этот раз это не сработает.

Интуиция была права. Алеандр Валент пребывала в таком взвинченном состоянии, что любая попытка игнорирования вполне могла стоить слушателю конечностей. Травница уже растратила кровожадный запал и по овину не металась подобно раненой нечисти, а тихонько сидела на приступке, размазывая по щёкам скупые слёзы и ощущая себя безмерно оскорблённой. Глубокая обида на злобу и коварство лицемерного вора разъедала её изнутри без возможности самолично отпинать предателя или лучше посмотреть, как его пинает кто-то более сильный. В придачу к этому оскорблению добавилось благородное негодование на жестокосердного, чёрствого и совершенно невоспитанного Арна, не желавшего посочувствовать несчастной девушке и только задурившего голову своими зельями. Приближающиеся женские дни усугубили ситуацию, заставив предпочитающую немые страдания травницу всхлипывать и бессвязно жаловаться на грубых мужчин крутящейся поблизости нечисти. Покрытый буроватым пушком баган в рваных штанишках и красивом кожаном подойнике сочувственно гладил страдающую по коленке, преданно заглядывая в глаза и пискляво поддакивал, пока мелкий овинный ловкими коготками разбирал свалявшиеся волосы и заплетал их в косицы. Вообще-то овинные искусством ухода за гривами не отличались, не в их компетенции, но этот, видать, настолько проникся уважением к грозной воительнице, что срочно начал освоение чуждых навыков ради своего спокойствия и сохранности. Высвобожденные пряди любовно переплетались в тоненькие косички с добавлением выуженных из сена сухих цветов и разноцветных ниток. И чем горше становились причитания, тем быстрее работали маленькие крючковатые, как у ящерицы лапки, словно несчастный смертельно боялся вызвать огонь на себя. Разумеется, в такой ситуации роль пассивного слушателя превращалась в роль потенциальной жертвы. В состоянии же мучительного созерцания духовника не трогали, полагая, что девушка страдает наравне с травницей, только в невербальной форме.

Страдала Яританна действительно, но, в основном, от головной боли и сосущего голода, что из лёгкого второстепенного ощущения утончённой ратишанки перерос в навязчивое желание. Устроить подкоп чародею земли не составило бы особого труда, и Яританна бы уже могла резвиться на свободе, вот только не видела в этом ни радости, ни смысла. Где располагается Лученец на просторах обширных западных лесов она представляла очень смутно не только ввиду врождённого топографического кретинизма, но и отсутствия всякого интереса и любви к географии и землемерным дисциплинам. Соответственно и прокладка маршрута казалась не более простой и осуществимой, чем прокладка телепортационных линий по территории диких орков в брачный период. Для пущей убедительности в трагичности ситуации под рукой отсутствовал горячо любимый рюкзак, заполненные не менее дорогими сердцу ворованными монетами. И Триликий с этим золотом! Оплакав утерянный в панике свёрток, Чаронит, посыпая голову пеплом, в мыслях признала, что деньги ей достались не совсем честно и избавляться от них нужно быстро и грамотно, чтобы не привлекать неудач к своей и без того не радужной карме. Потеря денег оказалась болезненна, но вполне допустима, но рюкзак… Отсутствие рюкзака ранило сильнее вурдолачьих когтей, аки покупался он с тех жалких подачек, что звались в этом княжестве ученической стипендией и стоил равносильно двум неделям полноценного питания.

Сжимая в бледной руке чудом забытый в кармане шарпана болтун тем, спасённый от похищения коварным Снежевым вместе с остальным добром, чародейка мысленно молилась о том, чтобы собственноручно залатанное днище не выдержало тягот богатства и расползлось по швам, желательно посреди какого-нибудь города, а лучше прямо на глазах у стражников или ищеек. От таких мыслей на лице появлялась мечтательная улыбка. Чаронит не считала себя жестокой и подобный захват добычи предполагала изначально, но рюкзака простить не могла.

— А ведь я ещё не успела рассказать ему про зомби, — хныкала травница, поправляя ленточные завязки на уже готовых косицах.

— А Вы и зомби видели!?! — покивал маленькой головой мохнатый интриган, очень натурально удивившись.

Танка резко подскочила, словно среагировав на замечание, но выслушивать душераздирающую историю про лукавого духовника, что хотел уморить в лесу несчастную травницу, а после скормить полуразложившемуся монстру не стала, а отошла в дальний угол овина, маскируясь рыданиями.

При введении кода, бледные пальчики слегка подрагивали: девушка очень не любила общаться по болтуну с незнакомыми или важными лицами, чувствуя волнение и странную неловкость. Общаться же с лицами знакомыми настолько и в таком качестве, она не любила ещё больше, но выбора не было. Кода Иринмы Гедионовны, их основной наставницы по историческому нежитеводству Яританна наизусть не знала, чего уж говорить о кодах заведующего кафедрой или ответственного инквизитора. Вообще-то, связываться в таких случаях необходимо даже не с ними, а напрямую с местными представителями стражи или инквизиции, но Чаронит несмотря ни на что набрала именно этот код.

— Нет, — прокуренный до неприятной скрипучести голос, которым можно запросто запугивать маленьких детей, сразу отозвался на вызов, заставив не ожидавшую такой скорости девушку нервно шарахнуться.

— Лель Мисакиевич? — холодным, почти ледяным от страха и волнения тоном уточнила Танка, хотя спутать обладателя голоса можно было только с вековым умертвием. — Вас беспокоит Чаронит с факультета Нежитеводства, вы у нас курируете практику.

— И?

Она, в принципе, ожидала такого равнодушно-агрессивного ответа, но всё равно поморщилась: может, Воронцов и был прекрасным наставником и настоящим профи в своём деле, но более мерзкого типа нужно было ещё поискать.

— Вчера около полуночи в районе деревни Лученец, что неподалёку от Селецы был обнаружен неучтенный зомби непрофессионального производства, что может быть опасным с учётом общего повышения негативного чародейского фона. Возможен разрыв фона или нарушение печатей на одном из царских хранилищ. Прошу направить на ликвидацию и расследование боевиков, простите, Мастеров-Боя.

Воронцов недовольно что-то проворчал, послышался шелест, треск, звук падения и снова шелестение бумаг, ворчание, и наконец он спросил:

— А вы там, как оказались?

— Потерялись, — слабенько проблеяла девушка, теряя всю свою хвалёную холодность и спокойствие.

— Как? — уточнил чародей, при этом Танка даже почувствовала, как её из списка примерных подмастерьев перетаскивают в тетрадь позора.

— Как-то…

— Отчёт через неделю! — безэмоционально вынес вердикт человеческой глупости куратор и прервал связь.

Яританна стояла, как громом поражённая, и с присущей ей заторможенностью осознавала, что справедливость и гражданская ответственность совершенно не стоят переноса срока по сдаче отчёта, даже при возможности спасения чьей-то жизни. С учётом того, что отчёт придётся сдавать Воронцову, приходило понимание, что даже спасение собственной жизни того не стоило.

Девушка с опаской оглянулась на компаньонку, практически ощущая, как с усекновенной бледной тушки будет сдирать кожу ненавидящая бумажную работу травница. Эл, видимо, о чём-то догадалась по затравленному взгляду духовника и воинственно нахмурилась, смахивая с колен пригревшуюся нечисть.

— Та-а-ан? — с угрозой протянула Валент, встряхивая почти полностью затянутой в косички шевелюрой.

От допроса с пристрастием враз побледневшую до лёгкой синевы девушку спас скрип отодвигающейся планки. От стены, что была завешана инвентарём разной степени потрёпанности, отошла, казалось бы, вросшая в дерево трехколесная тачка, приоткрывая внушающую уважение щель.

— Ну? Чего встали? — как ни в чём не бывало поинтересовалась, просунувшаяся в щель голова вора. — Я уже всё подготовил, шевелите булками.

Проглотив под неожиданно тяжёлым взглядом Снежева зародившийся список проклятий с пометками и дополнениями, Валент резво вскочила на ноги и первой рванула к открывающемуся выходу, подгоняемая желанием покинуть опостылевший овин и впиться ногтями в наглые серые глаза. На попытки невысокой девицы дотянуться к ненавистному лицу проходимец только ехидно скалился и уворачивался. Опрокинутое зелье, время, а, может, и метко прилетевший горшок благотворно повлияли на внешность молодого человека, убрав (правду, очень избирательно) аллергические отёки, отчего лицо всё ещё казалось рыхлым и нездоровым, но уже не уродливым. Зеленоватые пряди рваной стрижки почти растворились в естественном золотистом, и, о чудо, полностью открылся левый глаз.

— А теперь за мной и тихо! — шикнул на разбесившуюся травницу Виль, как только Танке удалось с трудом протиснуться сквозь лазейку, и, подхватив обеих под руки, оперативно поволок в лес, поминутно оглядываясь на собравшуюся у ворот сарая толпу селян.

Сопротивлявшаяся первое время Алеандр быстро сдалась под напором собственноручно искалеченного пациента и лишь вполголоса читала отповедь оному за возмутительное поведение со старшими, чародеями и, в конце концов, девушками. Яританна замедляла движение без лишних претензий просто одной своей физической подготовкой. Витавшие где-то поблизости и нервирующие интуицию подозрения после разговора с куратором только начали оформляться в полноценное предчувствие, терзая слабенький дар оракула несчастной блондинки. Виль высоких материй не ощущал и постоянно требовательно дёргал за руку застывающую в раздумьях девушку.

После трёх поворотов заросли расступились, являя путникам полузаросшую лесную тропинку, бывшую некогда, лет десять назад, вполне приемлемой просёлочной дорогой, но оперативно заброшенную с изменением системы податей за ненадобностью. Остатки прессованного песка безрезультатно сражались с вездесущими сорняками и любопытными побегами молодых деревьев, норовивших запустить свои корни в давно облюбованное пространство, столь коварно отобранного у леса двуногими. С одной стороны на вожделенные метры покушалась парочка крепеньких ёлочек с россыпью ещё совсем тонких сосенок на почтительном расстоянии, с другой — подбирались дубки и тонкая удивительно изящная в своей юности рябинка. Символическим водоразделом между ними лежал изломанный в последнюю бурю ствол одной из прародительниц молодых сосен. К его нижнему суку, массивному и причудливо искривлённому были привязаны две кобылки неброской мышастой масти, что наиболее распространена в этом регионе. Несмотря на свою нестатность и явную нехватку благородных кровей, животинки были весьма ухоженными и даже красивыми в своей непритязательности. Они то и дело переминались с ноги на ногу, настороженно оглядываясь по сторонам и чутко подёргивая мохнатыми ушами.

— Теперь слушаем тихо, действуем быстро! — непривычным приказным тоном скомандовал Виль, ушло проверяя крепления на привязанных к одному из сёдел общих пожитках. — У меня есть еда, перекусим по дороге, сейчас быстро благодарим меня, садимся в седло и уматываем.

— Ого! — радостно завопила обожающая лошадей травница и порывисто повисла на шее коренастой кобылки, норовя одновременно потрепать и чмокнуть свою неразделённую любовь. — Где ты их только достал? Какие красавцы!

Красавицы восторга в свой адрес не поняли и едва не дали дёру, когда пропахшее нечистью нечто с длиннющими змеями на голове попыталось обнять сразу обеих.

— Рыжик, я что просил? — сурово прикрикнул вор, успокаивая шокированных животных подачками виде диких яблок.

— Меня зовут Алеандр, — моментально ощетинилась девчонка, что за раздобытых коней была готова простить Снежеву не только позорное сидение в овине, но и часть испорченной причёски. — Эл, если желаешь. И никак иначе, каланча линялая!

— Ладно, ладно! — Виль поспешил согласиться с гораздой до пререканий травницей и, подхватив её под мышки, попытался закинуть в седло.

Девушка ловко извернулась и зависла, упираясь ногами в луку.

— Постой, ты их купил? — дотошно поинтересовалась она, свешивая голову аккурат к лицу парня.

— Это принципиально? — скрипнул тот зубами, стремительно багровея от усилий: держать на вытянутых руках взрослую буянящую девицу оказалось не так уж и просто.

— Конечно! — патетично вскинула руки Эл, ещё больше прогибаясь в спине, благо изумительная растяжка позволяла и не такое.

— Тогда да, — категорично заявил Снежев, одним рывком впихивая в седло строптивицу.

— Вместе с обувью? — ехидненько уточнила Валент, свешиваясь под брюхо и демонстративно тыкая пальцем в обмотку из грязного тряпья, поверх которой были прикреплены растоптанные ветхие лапти.

— В нагрузку дали, с расчётом на зимний период! — огрызнулся в ответ молодой человек, принимаясь регулировать стремя, под невысокую наездницу.

Не слишком обрадованная перспективой поездки на краденом животном Эл демонстративно хмурилась, не забывая, впрочем, нежно поглаживать крепкую шею своей мохнатой красавицы и довольно урчать. В родном поместье лошадей всегда было достаточно, и ездить верхом дочь управляющего научилась раньше, чем управлять метлой, чем втайне гордилась перед своими факультетскими подружками, взиравшими на копытное во время обязательных тренировок с благоговейным ужасом. Девушка умела скакать, переходить на иноходь, преодолевать препятствия и, даже делать простейшие трюки из арсенала ускраинских кентаров, вот только отец, мать и, в особенности, благовоспитанная до омерзения тётка под страхом порки запрещали ей кататься не в дамском седле. Поэтому не стоило удивляться, что травница стремилась к лошадям при любой возможности.

Если же судить по морде самой лошади, она предпочла б более традиционные пристрастия у одной, конкретно взятой девицы. Заметив это, вор успокаивающее похлопал осчастливленную по бабкам, намекая, что он с этой особой мучается уже больше суток. Обойдя композицию их композицию и поправив сбрую на другой коняшке, парень неожиданно замер, не обнаружив в районе видимости второй девицы.

Яританна стояла на том же месте, где и была оставлена ретивыми спутниками, бросившимися на штурм уведённых прямо из-под носа у взбудораженных селян лошадей. Девушка по возможности гордо и независимо скрестила на груди бледные ручки и старалась придать лицу невозмутимую отстранённость, полагающуюся благородным ратишанкам. Удавалось это из рук вон плохо, потому что резкая бледность и подрагивающая губа, портили всё впечатление.

— Ярита, ты чего встала? — уже начал раздражаться вор, едва не надорвавшийся на предыдущих уговорах. — Залезай быстрее. И так время потеряли.

От грозного окрика духовник испуганно вздрогнула, но подавила малодушный порыв и упрямо задрала подбородок:

— Я на этом не поеду!

Не имея возможности ярче выразить, переполняющие её эмоции, девушка отвернулась, буквально упираясь носом в сосновый ствол.

— Ты чего? — от такого яростного отпора Снежев слегка опешил.

По наивности вор полагал, что с расчетливой и временами пугающе ушлой блондинкой, что ради собственной выгоды могла не только Родину продать, но и сдать оную в аренду, при этом дважды перезаложив в различных ломбардах, разбирательств с краденными лошадьми не возникнет. Сейчас же этот оплот расчётливости стоял с видом почётного караула у мумии Великого Вождя, тормозя отъезд и ставя под угрозу всё предприятие.

— Охолотни, подруга, — дружелюбно хохотнула чрезвычайно довольная жизнью Алеандр. — Вор дело говорит: нам ехать скорее нужно, раз уж лошади обуты.

От её замечания молодой человек только неприязненно поморщился, передёрнул плечами и решительно направился к упрямице с видом угрожающим и кровожадным. Девушка спиной почувствовала его низменные намеренья, но сбежать не успела: парень уже волок её к лошадям, почти до синяков сжимая нежное предплечье.

— Я уже сказала. Нет, — тихим, но от того ещё более угрожающим голосом зашипела бледная гадюка, стряхивая с себя чужую руку.

— Таночка, ну ты чего сразу в позу становишься? — капризно надула губки травница и недоумённо захлопала глазами, стараясь по возможности обесценить предмет спора, чтобы снизить для подруги значимость победы. — Неужели не понимаешь, что ты со своим рюкзаком ещё дня три к Смиргороду волочься будешь, а ещё стражники, теневые лорды, ищейки там всякие нехорошие. Неужто выгоды не видишь?

Аргумент к выгоде в случае с Чаронит всегда был самым уместным и действенным, и поднаторевшая в спорах с подругой, которая без выгоды для себя ни в одном из предприятий или экспериментов участвовать не соглашалась, Алеандр хорошо научилась его применять. Вот только в данном случае результат был нулевым, даже скорее отрицательным, поскольку упрямая девушка только нахмурилась.

— Да, кстати о рюкзаке… — Танка расторопно подскочила к всаднице и принялась распутывать верёвки со своей горячо любимой заначки.

Сначала была немая сцена, во время которой и Виль, и Эл замерли в потрясении, глядя, как блондинка, шипя и ругаясь, практически отдирает свой распухший рюкзак от седла. В следующий миг среагировали оба: вор, обхватив отчаянно брыкающуюся девицу за талию, пытался оттянуть Танку от общей на его взгляд добычи, в то время, как Алеандр с криком активно помогала сверху, пинаясь и щипля за цепкие ручонки.

— А-а-а, отпусти меня!!! Немедленно убери руки!!! А-а-а!!! — истерично завопила девица, как только совместными усилиями была отцеплена от кровных пожиток, и пару раз попыталась укусить несанкционированные конечности на своём теле.

— Ты что белены объелась? — совсем оторопел вор, после второго удачного укуса и перебросил извивающуюся девицу через плечо, надеясь, что там кусать она просто побрезгует.

— Танка, ну, не психуй ты так! — раздражённо прикрикнула на подругу травница, заново закрепляя те узлы, что духовник всё-таки успела развязать. — На лошадях определённо будет быстрее и удобнее. Лошадь — это же универсальное и наиболее доступное транспортное средство для среднестатистического жителя княжества, не отягощённого чародейскими связями! Одна лошадь способна…

— А-а-а-а!!! — заорала Яританна пуще прежнего и несколько раз протестующе стукнулась лбом в мужскую поясницу.

Терпение Виля и без того показывающее сегодня завидные результаты наконец-то иссякло, прервавшись цветистым и поражающим своим многообразием посылом и весьма бесцеремонным швырянием скандалистки на обочину. Вор раздражённо сощурился, становясь из просто страшного откровенно пугающим, схватил девицу за плечи, резко поставил на ноги и пару раз основательно тряхнул.

— Мы. Едем. Верхом, — раздельно и так убедительно проговорил молодой человек, что от безосновательного страха съёжились не только травница и лошади, но, казалось, даже листва на ближайших деревьях.

— Я. Не сдвинусь. С. Этого. Места, — в тон ему отчеканила Яританна, хотя по глазам было заметно, что угрозой прониклись и даже зауважали, впрочем, общего решительного выражения лица это никак не изменило.

— Ну, и хрен с тобой, волшебная палочка!!! — вор выпустил из захвата девичьи плечи.

Ни слова не говоря, он отцепил лошадей, перекинул поводья притихшей от страха травнице и, легко вскочив в седло, пустил коней слегка хромающей из-за обмотки рысью.

— Ты не переживай, — похлопала парня по плечу, нагнавшая его Алеандр. — Она сейчас увидит, что мы уезжаем, подуется минут пять и следом пойдёт. Она ж своё добро в могилу уволочёт.

Яританна же так и осталась посреди дороги, наблюдая, как за поворотом скрываются давнишняя товарка, случайный знакомый и всё её недавно появившееся состояние, за исключением почти разрядившегося болтуна. Девушка была растерянна и порядком подавлена и лишь поэтому не спешила рыдать и биться в истерике.

«Хорошо пошли, упырь мне в дядьки. Синхронно так, слаженно» — немного отстранённо подумала девушка, глядя на четыре цепочки следов от лаптей оставшихся в рыхловатой земле.

Следы казались немного странными, слишком тяжёлыми, будто сквозь лес прорывалась сборная по гиревому спорту под предводительством чемпиона по саммари, при этом все они припадали на пятки и слегка косолапили. Тому могли подивиться, но подозревать под толстяками лошадей никто б не додумался, хотя лично её бы порядком смутила ширина шага у этих лапотников.

«Мило, нет, невероятно мило. Теперь если кто из деревни и догадается искать лошадей здесь, то обнаружит только меня, и придётся упорно доказывать, что конину оприходовали саммаристы-интервенты вместе с моими названными кузенами и пожитками».

Представив эту ситуацию, духовник отломала от поваленного ствола суховатую ветку, понимая, что бить её будут долго и совсем неплохо будет иметь возможность отбиваться хотя бы первые пару минут. Взвесив на руке предложенное оружие, девушка благоразумно отложила его подальше: да не обратится сук против сломавшего его. Вероятно Чаронит, не отошедшая до конца от подобного самоуправства со стороны презренной черни, ещё не осознала всю печальность сложившейся ситуации, поскольку всё ещё пялилась на дорогу и даже, в какой-то степени восхищалась находчивостью вора. Ей бы заменить следы подков лаптями в голову точно не пришло.

«Сообразительный-то он, может, сообразительный, но мог увести и что-нибудь более ценное, козу, например, или десяток кур. Их по дороге хоть съесть можно, чтобы провиантом не озадачиваться. Тоже мне коней стащил! Пф! Сколько в них проку без знания маршрута. Может, через лес и быстрее добираться будет, но об этом они, конечно, не думают. Куда там! Нужно же на конях, чтобы пантов побольше».

Если бы сейчас Яританну спросили, отчего она так несправедлива к несчастным четвероногим, она вряд ли смогла бы сформулировать собственные ощущения. Просто приближение к лошади никак на неё не влияло, позволяя даже иногда гладить по мохнатой морде, угощать сахаром и ездить в телеге. Но стоило той оказаться без оглобель, как необъяснимый страх вгрызался в позвоночник, заставляя предательски дрожать коленки и напрочь отключая мыслительные центры. Скачущая же лошадь и (не приведи Триликий!) лошадь с седоком вызывали в будущей чародейке реакции непредсказуемые и подчас откровенно опасные для себя и окружающих. Бывали ситуации, когда девушку парализовал страх, иногда она бросалась наутёк, не разбирая дороги, редко, вскрикивая, хваталась за прохожих, один раз даже прокляла всадника, и тот через неделю сломал шею на гоночной метле.

О последнем, впрочем, она знала только с чужих слов. Чаронит не помнила своей первой встречи с лошадью, когда на юбилее сына градоправителя разгулявшаяся молодёжь решила пронестись ветерком по Смиргороду. Тогда малыши, ускользнувшие из-под не слишком уж рьяной опеки тётки, беззаботно бежали домой смотреть ремонт, меряя высокими сапожками все окрестные лужи и не особенно глядя по сторонам в тихом переулке. Пятилетней девочке, вырвавшейся вперёд забега, практически удалось увернуться, упав в кусты и расцарапав до крови ладошки, трёхлетнему же малышу, бежавшему следом за сестрой и попискивающему от натуги, повезло меньше. Пятеро подвыпивших гуляк даже не остановились, и было слишком поздно, что-то делать, когда трясущаяся от страха малышка приволокла на порог грязное тельце. Несказанно радовавшаяся первому за годы супружества полноценному ремонту женщина так и сползла без чувств по свежеокрашенной стене, её всегда быстрый на расправу супруг в порыве чувств знатно выдер ремнём безалаберное чадо, допустившее смерть брата. После были разбирательства, в которых поседевшая мать насмерть разругалась с невесткой, что не позаботилась лично уложить племянников спать, враз постаревший отец пытался пробиться к градоправителю, а после возвращения долго пил, вплоть до известия о гибели недавнего юбиляра от падения с гоночной метлы, но этого Яританна Чаронит тоже не помнила. Маленькая девочка то и братика, такого же зеленоглазого и белокурого, знала только по рассказам родителей. Зато в памяти остались странные видения молотивших воздух огромных копыт, горькой пыли и иррациональный страх перед лошадьми, чьих оснований юная духовник не помнила и не желала понимать. Она всегда старалась доверять интуиции, что настоятельно советовала держаться подальше от всадников и лишний раз не копаться в детских воспоминаниях.

Сейчас к Чаронит в полной мере протянула свои загребущие лапы истерика, лишающая возможности связно мыслить, действовать и как-то реагировать. В такие моменты ей всегда становилось трудно дышать и кожа покрывалась холодным липким потом, который не стекал, а словно пропитывал одежду и волосы. Глупое сердце, не заботясь о собственной сохранности, начинало отчаянно гнать кровь, то замирая до холодка в конечностях, то бросаясь в бешеную скачку, вырывающую почти кипящий кислород. Застигнутое врасплох коварным предательством тело начинало трястись в нервном ознобе, скукоживаться и запойно икать. Силы стремительно покидали несчастную и в этот момент, как правило, накатывала жесточайшая апатия. Подтянув к груди коленки, девушка даже всплакнула, хотя зрителей поблизости не было и получение эмоционального отклика не предвиделось. От слёз моментально заболела голова, начал распухать нос и предательски першить горло, зато постепенно заработали мозги, словно через слёзные каналы спустило излишки тормозного эликсира.

«Вдох-выдох, вдох-выдох. Сейчас оперативно берём себя в руки, пока кто-нибудь другой не взял. Не думаем о маньяках, не засоряем эфир! Берём себя в руки и думаем о плане. О да!!! О плане! За два дня можно создать неплохую почти перевариваемую бюрократическую кашу. Если сейчас связаться и попросить маму, она мне сможет набросать костяк стандартного бланка, даже такой извращённой формы. Можно тряхнуть Нэл на парочку цитат из трактатов, в этом она мастер. Не перешлёт, так продиктует. Уже семьдесят процентов работы будет. Проблема будет с точными цифрами. Ладно. В крайнем случае, возьму из головы, хоть это и мерзко. О да, отчёт у меня будет. Вот только остальным об этом знать не обязательно. Могу же я просто забыть предупредить о такой малости? Меня забудут тут, я забуду об отчёте. Интересно, что страшнее: смерть от истощения или долгая пытка на сдаче практики в исполнении Воронцова? Так, стоп! О чём я думаю? О мести! Но это после…»

Яританна, пошатываясь, вернулась к обочине, подбирая отвергнутый ранее сук, оценив перспективность приобретения в расчёте на долгую дорогу.

— Вот тебе Танка и Средницы полдень! — злобно хмыкнула девушка, поправляя на шее грязный до состояния половой тряпки платок. Ходить в нём было противно, но и светить резаным горлом совершенно не хотелось.

После истерики идеи у Чаронит обычно возникали весьма безумные и сумасбродные, порою даже откровенно противозаконные, но, как ни странно, удивительно эффективные. Несколькими ударами бронебойных лаптей превратив приглянувшийся сук в подобие боевого посоха и вдоволь пофантазировав о том, как будет избивать им встречных бандитов, девушка расправила плечи и со всей возможной гордостью стала на повороте, набираясь боевого духа для следующего решения.

«Ну, в плане оружия я достигла своего максимума обороноспособности. В случае крайней необходимости буду швырять лапти для алхимической и психологической дезориентации условного противника. Осталась самая малость: определить маршрут. Что у нас есть? Лес, мох, пеньки и лужи. А чего у нас нет? Мозгов у нас нет! Чего рассусоливаться? Нужно идти на северо-восток, а там на месте определимся какой иск предъявлять. У нас есть деревья, на деревьях мох, а мох с какой стороны? — на этом вопросе духовник немного растерялась, судорожно вспоминая обязательные занятия по выживанию в экстремальных условиях, но вспоминались почему-то истории про пьяного медведя, обнаружившего заначку каких-то туристов. — Так. Мыслим логически. На севере всегда холоднее, а на юге жарче, с востока больше солнца, а с запада тени. А мох у нас что любит? Сырость и тень. Вот и точненько!»

Довольная собственной сообразительностью девушка горделиво вскинула голову и целеустремлённо двинулась в путь. Двинулась, правду, аккурат на юго-запад, но это её не особенно смутило, поскольку травоведенье, пожалуй, было единственным предметом, в котором она разбиралась хуже, чем в алхимии.

Самодовольство длилось ровно с полверсты, пока жажда и голод не заставили сбавить темп, скромно сократив размах с «да я уже вечером дома спать буду» до «придётся тащиться по ночи», а после и вовсе «надеюсь на деревьях спать удобно». Хвалёная выносливость, заставлявшая девушку часто идти наравне с более подготовленными и сильными спутниками, при отсутствии компании работать отказывалась, будучи замешанной более на упрямстве и чувстве превосходства. Для полноты ощущений вернулась почти забытая в круговерти событий боль в ноге. Духовнику оставалось только морщиться и уже не столь наигранно опираться на самодельный посох, посылая редкие проклятия универсуму, чтобы тот уж сам разбирался, кто и в какой степени виноват. Убрать повязку, чтобы рассмотреть, во что превратился чернильный нарыв, она малодушно боялась, успокаивая себя тем, что после появления способностей к некромантии ей даже от гангрены хуже не будет. Пройдя ещё десяток шагов, она прислонила к кусту палку и принялась растирать сведённую судорогой икру, попутно рассуждая о целительной силе денег. Ведь пока у неё за спиной был её полненький рюкзачок, травмированная конечность особых хлопот не доставляла.

Стремительно нарастающий топот копыт, заставил девушку замереть испуганным тушканчиком, ожидающим столкновения с днищем ступы. Неожиданное появление позади всадника, едва не вызвав череду микро инсультов, буквально пригвоздило к земле. Танка попыталась кричать, но горло не издало ни звука, даже когда за талию подхватили чьи-то руки.

— Дура!! Кретинка упрямая!!! — не скупясь на выражения, орал взбешённый Виль, разворачивая уже «разутую» кобылку. — Какого демона ты сюда попёрлась? Так сложно было постоять, где оставили, эмансипатка бешеная? Ты на всю голову больная?

Молодой человек, что не на шутку перепугался, не обнаружив на месте оставленной девушки, в сердцах тряхнул за плечи подозрительно притихшую пропажу:

— Эй, Яра, я к тебе обращаюсь! Яра? Ох, Триликий мне в дядьки…

Перекинутая поперёк седла девица была в глубоком обмороке.

* * *

— Ну, что вы, любезный, Касам Ивдженович! Как можно отказываться? — с едва скрываемой радостью и мелким почти заискивающим подрагиванием звучал старческий голос и, отражаясь от стеклянных шкафов, заставленных коллекционным хрусталём, разносился по огромному, пышно украшенному кабинету.

Касам Ивдженович сегодня был чрезвычайно щедр и благодушен. На его широком волевом лице, чья волевая составляющая выражалась не только в мощном лбе, густых бровях и квадратном подбородке, но и крепких благородно обвисающих щеках, сияла простая, открытая улыбка, заставляя пухлые губы непривычно растягиваться, оголяя крепкие такие же крупные зубы. В господине Майтозине вообще всё было исключительно крупным и дородным, начиная от широкой слегка потянутой жирком шеи и нависающего над ремнём колыхающегося при движении чрева, заканчивая полными округлыми ногами с расшлепанными ластообразными ступнями в добротных летних ботинках с изящными вензельками на серебряных пряжках. Строгие и простые костюмы, превозносимые показателем близости к простым служащим, и небрежно наброшенная на плечи мантия неизменно казались на нём нелепыми и неуместными, как бы тщательно ни были подобранны и сколько бы ни стояли услуги портных. Что чрезвычайно раздражало уважаемого Касама Ивдженовича, полагавшего себя человеком исключительного вкуса.

Расположившись в глубоком кожаном кресле, мужчина постукивал толстенькими, унизанными перстнями пальцами по столешнице, лениво перебирая дорогие, привезённые явно из Земель заходящего солнца шоколадные конфеты в синей тонкостенной вазочке. От его манипуляций в ритме бравого марша подпрыгивали тонконогие бокалы и слегка дребезжал наполненный марочным вином графин. Щедрая длань хозяина кабинета доставила также на рабочий стол нарезку из вяленых кальмаров с золотистыми, хрустящими перепелиными крылышками, литровую пиалу маринованного имбиря, обжаренные в кипящем масле куски дыни и глубокую, почти исполинскую миску варенной картошки, сдобренной шкварками и луком.

Такое приятное во всех отношениях настроение Майтозина посещало не часто и знаменовало собой события действительно выдающиеся или судьбоносные, чем без зазрения совести старались пользоваться многочисленные помощники. В обычные дни Старший Мастер-Целитель был с подчинёнными оправданно крут и регламентировано строг.

— Может штофа стаканчик для аперитива, Владомир Адриевич? — хитро прищурился Майтозин, от чего его щёки словно нехотя подрагивали, наплывая на невыразительные блёклые глаза.

— Может, и штофа, — его сотрапезник непроизвольно оглянулся по сторонам, словно ища нежелательных свидетелей и, убедившись в отсутствии оных, поспешно закивал: — Почему бы и не штофа, раз такое дело? Да, да, непременно штофа! Как же без него обойтись?

Господин Чушеевский, ощущавший себя в этом чрезмерно помпезном кабинете немного неловко в своём потрёпанном старомодном костюме и измятой, давно утратившей свои отличительные черты мантии. В такие моменты лепетал часто и быстро, будто имел лимит на время говорения и старался любой ценой уложиться в отведённые сроки. Неизвестно, неблагодарное призвание духовника или исключительно интеллигентное происхождение послужили появлению у него такой манеры речия, но въелась она в уважаемого чародея накрепко. А уж с учётом тихого, весьма высокого голоса не оставляла равнодушной никого, особенно, когда любивший устраивать хмельные оратории Мастер вжимал в худые плечи свою округлую лысоватую голову и принимался активно жестикулировать, не отрывая локтей от боков. При этом высокий мужчина сильно сутулился и постоянно качался вперёд, как синтинский болванчик, вызывая у слушателей неосознанную агрессию.

Внешность же Владомира Адриевича вызывала скорее печаль и сожаление по бездарно загубленному генофонду. Былая выдающаяся красота, доставшаяся от смелого смешения кровей гостей княжества и мелких ратишей, слишком рано начала увядать под давлением морщин на рыхловатой неравномерно прихваченной солнцем коже, мутноватого взгляда уже не таких больших и пронзительных чёрных глаз и яркой сеточки раздувшихся сосудов, с головой выдающих тщательно скрываемые склонности и пристрастия Старшего Мастера-Духовника.

Во многом, причиной нынешней встречи чародеев за одним столом послужили аккурат его былой внешний вид и нынешние увлечения. Исключительно благодаря нетривиальной красоте нищий младший Мастер Чушеевский приглянулся засидевшейся (а местами и залежавшейся) в девках любимой доченьке из крайне обеспеченного семейства царских приказчиков, возжелавшей себе в мужья парня лет эдак на пять-десять младше её самой и заставившей папеньку протолкнуть своего избранника по карьерной лестнице. Родне послушный и, главное, благодарный человек на дополнительном посту оказался выгоден, от чего тихим сапом, не привлекая внимания, карьера Владомира Адриевича шла в гору, что бы он ни делал. Открывшаяся же парочкой лет после счастливого брака любовь к огненному змию и всяким его производным послужила причиной необычной и практически искренней дружбы между немолодым уже и всё ещё респектабельным (при определённых натяжках) Чушеевским и племянником его жены, достопочтенным господином Майтозиным. Пост, достаток и крепкая привычка надёжно держали в тёплых семейных объятьях Владомира Адриевича, но Касам Ивдженович в таких вопросах предпочитал перестраховываться, разумно полагая личную привязанность лишнего голоса в Совете более надёжной. Да и милейшая привычка Чушеевского, обычно весьма молчаливого и замкнутого, под хмельком становиться чрезвычайно словоохотливым и щедрым до обещаний и сплетен, чрезвычайно помогала молодому карьеристу в непростых делах Совета Мастеров.

— Штофа так штофа, — довольно крякнул Мастер-Целитель, отодвигая дорогое вино на другой край столешницы для более веского повода и значимых гостей.

— Вот, что я вам скажу, Касам Ивдженович, хороший Вы, выдающийся человек, — лепетал дальний родич, спешно наполняя из бутылки винные бокалы, проигнорировав специально поставленные небольшие рюмки. — Как на духу это вам говорю, и все подтвердят! Точное дело, что, кроме Вас то, пожалуй, и некому будет, да и кто потягаться решит! Верное дело говорю, любезный, скоро услышим мы хорошую весть. А разве-то Вы не заслужили? Заслужили! Да кого ни спроси, всякий подтвердит и я не побоюсь этого слова, человек шесть аккурат за Вас станут, а с десяти-то оставшихся и довольно того будет. Да и делов-то! Делов…

Чушеевский, продолжая ворчать под нос, своё вечное «делов-то», потянулся за бокалом, задевая рукавами мантии блюдо с кальмарами. От нетерпения сухая, покрытая морщинами и пятнами рука непрестанно подрагивала, орошая россыпью капель из переполненного бокала красиво выложенную закуску и полировку дорогого стола. Глядя на его поспешность Мастер-Целитель только снисходительно улыбался, поглаживая себя по ряду перламутровых пуговиц дерзко выпирающих на животе.

— Ещё ничего не решено, — попытался изобразить скромную улыбку Касам Ивдженович, но, в то время как лицо его несвойственно искривлялось, блеск глаз свидетельствовал об обратном.

— Ах, полно-то Вам скромничать, — неловко хохотнул Чушеевский и попытался отмахнуться от собеседника бокалом. — Кого ж ещё-то, кроме Вас? Да, почитай-то ещё при жизни почтенного, обласкай Триликий его душу, Старшего Важича, Вас на его приемника прочились, так что делов-то. Пригубим же, любезный, за нового Главу Совета!!!

— За Главу, — довольно крякнув, потянулся рюмкой к бокалу родственника Майтозин.

Правду чоканья, призванного возвестить о радостном событии, так и не состоялось, поскольку взбудораженные криком из приёмной мужчины резко дёрнулись, промахиваясь мимо намеченной цели. Крик не унимался.

— Что там случилось? — рявкнул Майтозин, недовольно пытаясь затереть с ткани дорогого пиджака пятно от расплескавшегося штофа.

— Касам Ивдженович, я пыталась… — в двери буквально ввалилась ладненькая белокурая секретарша Дараечка, раскрасневшаяся и взлохмаченная, словно неслась с передовой, волоча на плечах парочку ефрейторов.

Договорить ей не дали, вышибив вместе с тяжёлыми створками дубовых дверей. Девушка по инерции сделала пару шагов и, зацепившись длинными каблуками за ковёр, рухнула на пол. В дверной проём влетела темноволосая женщина с огромной шляпой в виде чёрной птицы и воинственно взмахнула над головой кружевным дамским зонтиком, словно пират саблей. Невысокая крупная фигурка, затянутая в платье тактического оттенка «вырви глаз» с редкими вкраплениями чего-то не опознаваемо чёрного немного терялась на фоне высоких дверей и столь излюбленной Майтозиным крупной мебели, но внушала определённый трепет. На миг нахальная визитёрша застыла на месте, словно любуясь произведённым эффектом, но тут же рванулась к столу не прекращая размахивать зонтом.

— Ах вы, мерзавцы бессовестные! Изуверы замковые! — истерично кричала женщина, от чего шляпа-птица забавно подпрыгивала и, казалось, билась в предсмертных конвульсиях.

От вида надвигающейся фурии Майтозин, чрезвычайно не любивший постороннего давления, невольно передёрнулся:

— Попрошу посторонних покинуть помещение!

Гаркнул Мастер знатно, даже коллекция хрусталя жалобно задрожала на своих подставках, но эксцентричная дамочка лишь самовольно фыркнула, поправив якобы случайно выбившийся из причёски завиток.

— Слышишь, цитра? Вали от папика! — визитёрша грубовато пихнула зонтом в пышную попку всё ещё сидевшую на полу Дараечку и, с гордым видом переступив поверженное тело, направилась к столу. — Дай взрослым людям поговорить серьёзно!

— Гражданочка, что вы себе позволяете? — Касам Ивждженович грозно свёл кустистые брови, разом утрачивая наносную благостность и преображаясь в сурового руководителя.

— Это я-то гражданочка? — взвизгнула эпатажная особа. — Это я что себе позволяю? Это что вы себе позволяете, бухари доморощенные!

— Дамочка, попрошу вас не оскорблять… — начал угрожающе подниматься со своего места Чушеевский, но тут же получил зонтом по спине.

— Я тебя ещё не оскорбляла, плесень склепная, — зашипела разъярённая женщина, неприятно сузив золотые, как у диких кошек глаза, — вот помру тогда оскорблять и буду!

— Извольте представиться! — надрывно и от того как-то жалко и забито вскрикнул Мастер-Духовник, выворачиваясь из-под женского оружия.

Дамочка зонт убрала и даже слегка попятилась в притворном ужасе, правду выражение лица выражало скорее скепсис:

— Некромант что ли?

От такого предположения несчастный Владомир Адриевич едва не задохнулся, нервно схватившись за ворот слегка затасканной рубашки. Ввиду появления где-то в княжестве настоящего некроманта любое оскорбление тенеглада подобным образом отдавало ароматом очистительного костерка. Представитель духовников и без таких намёков собирался уйти в запой, как только разрешится вопрос с Главой.

— По какому делу тут важных людей отвлекают? — приосанился Майтозин, угрожающе упирая свои пухловатые кулаки в край стола и ещё больше хмурясь, от чего его лицо приобрело выражение бойцового бульдога, а блёклые глаза заполнились едва сдерживаемой яростью.

— Отвлекают? — насмешливо ухмыльнулась женщина, глумливо ткнув затянутым в кружевную перчатку пальчиком в сползшего с тарелки кальмара. — От закуски что ли? Да как у вас желудки не позакручивались, пока там мой сынка помирает, ироды? Как у вас глотки-то не позакупоривало? — запричитала высоким голосом скандалистка, почти оглушив присутствующих. — Да чтоб вас прорвало, окаянных!!! Чтоб вам ваша закуска из ушей вылезла, траглодиты!!! И не смотри так на часы: охрана не набежит! Совсем советь потеряли!

Касам Ивдженович начал медленно подниматься со своего места, сверкая покрасневшими от гнева глазами. Он тщательно следовал регламенту, чтил порядок и особо уважал чинопочитание, поэтому сейчас был близок к убийству. Если бы не вероятность того, что дамочка окажется отставным боевиком или просто сильным чародеем, имеющим возможность дать сдачу, страдающему отдышкой и позабывшему добрую половину разрушительных заклятий Старшему Мастеру-Целителю, Майтозин бы непременно проучил мерзавку, но здравомыслие и определённая трусливость позволили только рявкнуть посильнее:

— Так, покинь помещение! По какому праву вообще сюда пришла!?!

— По какому праву? — возмущённо вскричала дамочка, встряхнув над головою зонт. — А вы по какому праву здесь пьянку разводите, пока ваш Глава умирает? Празднуете, собаки неблагодарные? Когда моего мужа убивали, тоже праздновали? Может, танцы устраивали? Или оргию всем Советом?

— Да что В-вы себе позволяете!?! — истерично взвизгнул немного оправившийся от оскорбления Чушеевский и тоже неуверенно попытался подняться, хотя в ситуации с разъярённой женщиной разница в росте вовсе не делала его внушительнее.

— О-о-о, я ещё и не такое позволю! — угрожающе зашипела женщина, бесстрашно становясь в позу перед грозными чародеями. — Думаете, с Арном было сложно? Это со мной будет сложно! Я Вам устрою Чёрную Мессу!!! Вы у меня все под инквизицию ляжете!!!

Женщина продолжала кричать, размахивать маленькими кулачками и топать обутой в дорогую туфельку ножкой, словно собиралась волной своего негодования разрушить стены Замка. Первая волна потрясения, вызванная бесцеремонным вмешательством в запланированное застолье, прошла, заставив Майтозина слегка успокоиться и, проникнувшись осознанием собственной значимости в рамках персонального кабинета, сменить просто злой тон, на раздражённо-снисходительный, действующий на слушателей куда эффективнее.

— Дамочка, — немного грубовато Касам Ивдженович встряхнул у лица фурии своей увешанной перстнями дланью, — если не можете сказать ничего по существу, замолкните и выйдите! Устроили здесь проходной двор!

В ответ Мастер едва не получил по вытянутой руке пресловутым зонтом, вовремя отдёрнув конечность. Женщина подошла ближе и тяжёло уперлась кулаками в столешницу:

— То есть вы ничего не планируете делать? Будете сидеть и жопы отжирать, пока Глава Совета Мастеров при смерти?

— Ты специалист? — не скрывая угрозы, гаркнул хозяин кабинета. — Может, знахарка? Разбираешься в лечении? Нет? Вот и проваливай отсюда!

По мановению руки чародея, красный ковёр дрогнул и скатался к выходу вместе с визитёршей и ошарашенной таким развитием событий секретаршей. У самих дверей, впрочем, боевая единица в пёстром наряде из плена вырвалась.

— Я этого так не оставлю! — вскричала скандалистка пытаясь подобраться к чужому столу сквозь заходящееся волнами полотно крутящегося под ногами ковра.

— Да кто ты такая? — презрительно ухмыльнулся Майтозин уже порядком выведенный из себя безобразной склокой. — Как ты позволяешь со Старшим Мастером разговаривать!?!

— Я!?! — теперь уже дама была смертельно оскорблена, до глубины души и кончиков перьев на своей чудной шляпке. — Я главная женщина в этом грёбаном Замке! Я мать Главы!

— Ой, делов-то, — как-то отстранённо заметил Чушеевский, поднимая незаслуженно забытый бокал, — сегодня один Глава, завтра другой…

Реакция озлобленной особы не заставила себя долго ждать. С воинственным криком степных орков дамочка перепрыгнула своевольный ковёр, выбив острыми каблучками кусочки паркета, и, подскочив к столу, со всей дури шмякнула об голову «святотатца» первый попавшийся под руки графин. От столкновения с высоким благородным челом Старшего Мастера-Духовника хрустальное произведение искусств не разбилось вдребезги, а лишь печально дзынькнуло, оставив в руке несчастной вдовы изящную дужку. Сосуд тоже на голове жертвы материнского гнева долго не задержался, слетев на стол и щедро орошая всё в радиусе двух-трёх метров дорогущим вином и мелкими осколками. Изрядная жадность, что нет-нет, а и всплывала в душе Майтозина над расчётливостью и самодовольством, вцепилась в глотку, едва не вызвав приступ удушья, при виде того, как в коллекционном напитке нагло плавают перепелиные крылья. В этот момент впервые в истории Замка Мастеров могло состояться убийство не-чародея с помощью кастрюли с варённой картошкой, во всяком случае, именно это отчётливо читалось сейчас в глазах Мастера-Целителя.

— О-о-о, какое оживление, не при духовнике будет сказано, — раздался из дверей низкий отчаянно прокуренный голос незабвенной (даже при большом желании) Тавелины Руйевны.

Чародейка стояла, небрежно придерживая носком туфельки бьющийся в истерике ковёр и потягивая длинную дамскую сигаретку через мундштук. Высокая худая фигура была затянута в винного цвета брючный костюм, что на фоне развернувшихся баталий выглядело весьма драматично. Госпожа Важич обернулась к ней, не выпуская из рук отбитую дужку, и подозрительно сощурилась, очевидно, учуяв конкурентку по скандальности.

— А ведь, поговаривают, Главу Совета отравили, — скучающим и каким-то слишком светским тоном заметила Мастер-Иллюзор, будто на её глазах только что не попытались убить Старшего-Мастера графином. — И яд, между прочим, растительного происхождения был.

Одарив притихших мужчин тяжёлым убийственным взглядом, от которого хотелось немедленно провалиться сквозь землю, визитёрша круто развернулась на каблуках и со скоростью, свершено не свойственной её комплекции вылетела в коридор. Для пущей схожести с ведьмой не хватало только коровьего хвоста и когтей.

— Кабинет Заломич на третьем этаже! — услужливо крикнула вдогонку чародейка.

По доносящимся из коридора проклятьям и ругани было слышно, что к её совету прислушались.

— Фух, — Чушеевский смахнул грязноватым кружевным платком со лба винные рогозы и нервно хихикнул. — Любезнейшая, Вы, почитай-то, спасли нас си непременно!

— Не обольщайся, — Тавелина Руйевна выпустила витиеватую струйку дыма, сложившуюся в ворону. — Просто я эту стерву, Заломич, не терплю больше, чем двух подхалимов среднего пошиба. Лучше бы уж на её месте Шкудрук сидела, та хоть тварь и не особо маскируется, без всяких жеманств и слащавых улыбочек.

Мастер-Иллюзор передёрнула плечами и гордо удалилась вглубь коридора, вероятно, понаблюдать за расправой над соперницей, удачно уведшей недавно княжеский гранд.

* * *

— А она вообще живая или уже в умертвие окукливается? — с толикой опаски поинтересовался Снежев, дважды тыкнув в спину сжавшейся Чаронит ободранным пальцем.

— А кто этих духовников разберёт, — философски пожала плечами Алаендр, пытаясь закутаться в обрывки изодранного ардака от промозглого слишком холодного для середины лета ветра. — Помниться, она как-то говорила, что лошадей боится, но не до такой же степени.

Девушка демонстративно фыркнула, сдувая с глаз рваную чёлку и те немногие пряди, что не попали в косы. Поведение подруги детства, что всегда представляла собой незыблемый столб чопорного спокойствия, начинало откровенно бесить травницу. Тенегляд по основным признакам в сознание пришла, но вот свидетельств разумности очухавшегося тела, увы, не было. Яританна не открывала глаз, не говорила и, казалось, практически не дышала. Она больше не болталась поперёк седла, подобно заложникам северных варваров, а практически цивилизованно сидела спереди вора. Вот только это «практически» крайне смущало, поскольку ошалевшая от страха девушка судорожно обнимала худого паренька руками и ногами, впиваясь онемевшими пальцами в ворот стянутой у ищеек рубашки и не поднимая лица от чужого плеча. Дрожать и плакать Танка перестала быстро, примерно минут через десять после своего триумфального переворачивания, но вот дрожала и пыхтела загнанным медведем до сих пор. Доносившиеся от неё звуки чрезвычайно напрягали травницу и не только, потому что напоминали о двусторонней пневмонии у заядлого астматика-гипертоника.

— Давай уже поедем побыстрее, а то подо мной уже кобыла засыпает, — заканючила Валент, делая большие щенячьи глазки.

Девушка не для того договаривалась с собственной совестью, принимая ворованное, чтобы плестись со скоростью пешехода, пренебрегая возможностью освежить свои навыки в конкуре.

— А ты не боишься, что это, — парень ещё раз невежливо ткнул в бок своего новоявленного симбиота, глумливо поглядывая на Валент, — снова не впадёт в истерику?

Травница печально вздохнула, понимая обоснованность подобных опасений.

— Ну вот, в чём смысл, было красть, лошадей, чтобы плестись со скоростью пешехода? Мы к ночи до твоего постоялого двора доберёмся или под ёлочкой ночевать будем, как те зайки? — недовольно проворчала девушка, прекрасно понимая, что реально увеличить скорость передвижения можно только, сбросив блондинистый балласт в придорожные кусты. — Давай, я сейчас съезжу вперёд, посмотрю как там и что, а потом вы нагоните или я уже вернусь? Можно?

— А подружку свою мне в залог оставляешь? — мерзко ухмыльнулся вор, едва не вызвав у травницы непроизвольный выброс сырой силы.

Только желание нормально покататься и полная уверенность в том, что Яританна даже в таком состоянии способна накостылять тощему пареньку, остановили её от длительной лекции по поводу нравов современной молодёжи на фоне отстающего развития детей мужского пола. Алеандр радостно пригнулась к лошадиной шее, сдавила пятками податливые бока и, не удержавшись, присвистнула.

Рабочая животина, не знавшая хитростей профессиональных скакунов, после удара в бок собиралась обернуться к зарвавшемуся всаднику, но пронзительный свист в самое ухо зародил в душе коняшки настоящий неподдельный страх. Рванувшись прочь, простая труженица незаконно распаханных среди княжеского леса полей лихо понесла по дороге на зависть гоночным мётлам. Радостная девушка лишь восторженно повизгивала, привычно выгибаясь в спине для погашения резонанса. Лучше лошадиной рыси для неё был только галоп (только не в исполнении иноходцев!), а лучше карьер, но ожидать последнего от груженой добычей флегматичной лошадки не приходилось. Алеандр радовалась холодному ветру в лицо, тяжело перекатывающимся мышцам разгорячённой кобылы, чувству свободы и полёта, что не могла подарить ни одна техника. Пролетающие над головой ветви, посвист ветра в волосах, тяжёлое дыхание скакуна и бег, бег, бег…. Всё это безумно нравилось маленькой травнице, приводило в восторг, заставляло чувствовать себя как никогда живой. Ровно до того момента, как на дорогу прямо под копыта разгорячённой кобылы вывалилось что-то.

Перепуганная лошадь взвилась на дыбы, воинственно засучив в воздухе передними копытами. Валент попыталась, развернуть её, но что-то снова подпрыгнуло, метя в конское брюхо. Деревенская трудяжка, визгливо заржав, подпрыгнула, подобно громадному зайцу, знатно поддавая задними копытами неведомого врага. Алеандр в панике попыталась вцепиться в луку седла, как-то разом позабыв весь свой недюжинный опыт, и заголосила во всё горло, стараясь если не успокоить животное, то хотя бы его перекричать. Вой на спине совершенно дезориентировал лошадь, и животина из последних сил рванула обратно, не обращая уже внимания ни на седока, ни на нападавшего, ни на то, что спасается по густо заросшей деревьями обочине. Первые две ветки Эл ещё успела разглядеть, впиваясь в седло и свешиваясь к подозрительно звенящему рюкзаку, но нечто, столь напугавшее лошадь, не отставало. Снедаемая любопытством девушка обернулась…, чтобы схватить затылком третью.

Удар выбил опытную, но так и не закрепившую толком стремена наездницу из седла, лишь по счастливой случайности не лишив сознания и целостности черепной коробки. Коротко взвизгнув, девушка попыталась сгруппироваться, чтобы не встретиться с землёй в позе раздавленной лягушки, но просвистевшее у лица копыто, как-то затмило навыки и инстинкты и само приземление прошло мимо её сознания. Только свист, удар и боль, выбивающая дух из лёгких.

— Мать моя женщина… — прохрипела Эл, пытаясь сфокусировать взгляд, когда темнота начала сменяться первыми расплывчатыми образами.

— Булмэ-э-э-э? — раздался над головой, совершенно невообразимый булькающий звук.

— Не-е-е, — растерянно потрясла головой девушка, в надежде избавиться от сотрясения с его аудиальными последствиями.

— Блэ-э-э-э, — раздалось угрожающе: кажется, галлюцинация решала бороться до последнего и щедро мазанула по лицу гнилой рогожей.

Алеандр испуганно распахнула глаза и подавилась собственным воплем, глухо закашлявшись. Над ней склонилась большая, лобастая башка племенного козла самой бандитской наружности и невообразимой степени запущенности, если судить по зеленовато-бурой шерсти и белёсым мутным глазам. Слепой козёл тянул свою прилично пованивающую морду к человеческому лицу, то и дело опасно поворачивая острые рожки. Нервно хохотнув из-за собственной мнительности, девушка попыталась отмахнуться от надоедливой скотины, что упорно лезла нюхаться, но ладонь не долетела до козлиной морды буквально пядь. Вполне достаточно, чтобы крепкие желтушные зубы с начавшимся проявляться характерным чернильно-красным узором лишь слегка защипнули кожу, не оторвав вожделенной плоти. Эл с удивлением воззрилась на свеженькую ссадину, от чего едва не пропустила укус в неосторожно открытую шею. Козёл выдавил из себя хриплый звук, нелепо намекающий на рычание, белёсые глаза дрогнули, выкатив из-за век подёрнутые красным сиянием вытянутые козьи зрачки.

— М-м-мамочка-а-а, — едва выдавила из себя травница и захотела позорно свалиться в обморок, но щерящаяся, опасно приближающаяся пасть неадекватного козла быстро разуверила её в поползновениях.

Вспомнив свои былые подвиги, (для обычного травника с её везением дожить до девятнадцати уже само по себе геройство) Валент попыталась сгруппироваться и ударом бешенного зайца отшвырнуть зарвавшегося зомбяка, но ноги неожиданно подвели, впустую скользнув по вспученному брюху. Девушка, скрюченная в три погибели, оказалась прижата к земле неподъёмной мёртвой тушей, которая, ко всему прочему, ещё и выгибала тощую шею, стараясь прихватить зубами свежее мясцо. Эл только и оставалось, что, прикрыв руками голову, сжаться поплотнее, радуясь своим компактным габаритам да поскуливать имитируя голодного, но очень забитого вурдалака. Зомби такой вурдалак нисколько не впечатлил и даже не раззадорил. Козлу, что и при жизни не отличался нежным характером, быстро надоело пытаться выудить из-под себя пощипанную, но не сломленную добычу, и он с удивительной для себя ловкостью отскочил в сторону, тут же пытаясь тяпнуть жертву, но и юная Валент не упустила момент, рванувшись подальше. Правду подняться на ноги капитально не успевала и потому удирала на четвереньках, но от здорового страха и чувства самосохранения припустила не хуже собственной кобылы.

— Мамочки, мамочки, мамочки, — паниковала Алеандр, мечась из стороны в сторону, с переменным успехом уворачиваясь от вражеской пасти.

Девушка хрипела и рыдала от отчаянья, но ни подняться, ни добраться до спасительных деревьев не могла. Коварная тварь постоянно мешалась, сбивая с намеченного курса и просто выматывая несчастную травницу. Будь на месте козла любой другой зверь, тем более хищник, ей наверняка было бы несдобровать, но остатки мышечной памяти через раз подталкивали зомби пускать в ход не зубы, а рога. Получить в зад было больно и обидно, но не так опасно, даже полезно в плане придачи скорости.

— Какого демона!?! — закричали издали таким знакомым и неожиданно прекрасным голосом Снежева, что добрался-таки на помощь своей целительнице (сволочь медлительная).

— Вилечка-а-а-а, — жалобно заскулила Алеандр и бросилась навстречу заступнику, не жалея колен и ладоней.

Резкий рывок за волосы прервал эпический заполз бравой травницы, буквально опрокинув девушку навзничь. Вереща и извиваясь всем телом, Алеандр попыталась вывернуться, но зомби не позволял даже как следует вздохнуть, придавив передними копытами корпус и с ужасающей методичностью жуя захваченные косы. Девушка уже только испуганно всхлипывала, глядя на неустанно приближающуюся к лицу пасть, представляя себя первой в истории чародейкой съеденной сумасшедшим козлом. Когда перед глазами Валент уже замаячила унизительная эпитафия на небольшой гранитной плите, что-то просвистело над головой, заставив сволочного козла отчаянно захрипеть и разжать зубы.

— Эт…эт-то б-был козёл, — испуганно заикаясь и словно оправдываясь, пролепетала Эл, глядя на корчащуюся в судорогах тварь с глубоко вошедшими в черепушку зубьями шипастой северянской короны, и, немного отдышавшись для особо непонятливых, рискнувших усомниться в силе и способностях амбициозной травницы, пояснила: — зомби-козёл.

— Не зомби, а зомбезиум — менторским тоном пояснила дотошная Чаронит, так и не оторвав лица от плеча вора. — Хаотичная эманация, негативного вектора второй или третьей степени опасности в отсутствии естественных подавителей. Первый признак зарождающегося прорыва или образования колонии умрунов. Возможны также последствия…

Лекцию по образованию мерзких плотоядных монстров, излагаемую заунывным почти загробным голосом, Валент решительно пропустила мимо ушей, с кряхтением и стонами поднимаясь на ноги и рассеянно приводя в порядок одежду и пожёванные, но почти не пострадавшие косицы. Помогать ей в этом никто не спешил, что порядком раздражало юную героиню. Победа над монстром, по её глубокому убеждению, должна была сопровождаться если не слёзным восторгом и горячей благодарностью со стороны зрителей, то хотя бы словами сочувствия и похвалой. Виль же даже с коня не удосужился слезть, скованный не желавшей отцепляться или открывать глаза Танкой. Вор лишь успокоительно поглаживал по шее нервно вздрагивающую кобылу, и пытался затянуть плотнее горловину спешно распотрошённого духовницкого рюгзака. Мелкая предательница, так бессовестно бросившая всадницу на растерзание нежити, жалась к боку товарки и подозрительно всхрапывала, не доверяя больше опасной дороге и ненадёжной новой хозяйке. Хоть глаза и уши пугливой скотины и были наспех завязаны старой воровской рубахой, коняшке хватало и обоняния, чтобы не испытывать желания находиться близ поля боя.

Так и не дождавшись полагающейся реакции, Валент досадливо тряхнула обслюнявленной гривой и с независимым видом поковыляла к поверженному врагу.

— Н-да, знатный зомбяка, прям король зомбей — хохотнула она, стараясь избавиться от предательской дрожи в голосе и серьёзно задумываясь, о пользе подобных ингредиентов в травницком искусстве.

По всему получалось, что разделывать подозрительный труп придётся именно ей, а делать это, когда всё тело по ощущениям напоминает большой синяк, а ладони сплошь покрыты разной глубины ссадинами, ой как не хотелось. Прикинув перспективы нытья ради помощи сомнительного парня, едва ли умелого в препарировании нечисти, девушка со вздохом смирилась с тем, что прекрасный набор предположительных ингредиентов останется невостребованным.

— Меня вот что удивляет, — подал голос Виль, когда травница с большим трудом водрузила своё бренное тело обратно в седло, и принялась шерудить в своей сумке в поисках средств первой помощи. — Зачем вам корона сдалась? Ведь и обычные украшения так просто не реализуешь без посредников, а тут такая, мягко говоря, экзотика.

Алеандр отвлеклась на миг от поливания покусанной ладони бледно-розовым составом с резким тошнотворным запахом и с неприязнью взглянула на отрешившуюся от мира подругу.

— Меня вот больше интересует: что корона делала в её рюкзаке, когда я точно помню, что укладывала её в свой узел.

Дальше путь продолжался в печальном и даже каком-то торжественном молчании, едва нарушаемом стуком копыт да позвякиванием столь бесцеремонно распотрошенной поклажи. Однако оно никого особенно не смущало, было необходимым и практически уютным в их исполнении. Виль, пригревшись в своей тонкой ворованной рубашке у горячего женского тела, совсем разомлел, поддавшись уговорам сонных духов, и тихонько дремал, раскачиваясь в такт размеренной лошадиной поступи. Изредка молодой человек приподнимал голову от женского плеча и настороженно осматривал окрестности пристальным значительно расширившимся после схождения отёка взглядом. Правда, бдительности ему хватало ненадолго, и упрямая дремота вновь опутывала вора своими чарами.

Алеандр Валент тоже было не до разговоров. В её бурой взлохмаченной после битвы головке, лишившейся-таки, как показал последний пересчёт, половины одной височной косицы, шёл непростой мыслительный процесс, где истцом выступало высокое призвание травника и целителя, требовавшее во имя науки непременно провести замеры и зафиксировать все стадии изменения повреждения, а ответчиком единым фронтом выступили здравомыслие, страх и неприятие компетентности возможного окружения. С одной стороны, девушке очень хотелось проследить, как будет развиваться заражение от слюны зомбезиума, сравнить его с изученными данными по укусам зомби и, возможно, даже разработать вакцину от подобного заражения, лишний раз доказав собственные выдающиеся способности. С другой — жертвовать рабочей правой рукой, которую и после вакцины, скорее всего, придётся ампутировать, не очень-то и хотелось. Да и всегда существовал риск, что никто из коллег-подмастерьев её вовремя не откачает после не слишком успешных попыток, погубив тем самым на корню все выдающиеся и не очень способности. Поэтому юная травница отчаянно морщила нос, кусала губы и едва не плакала, но счищала с разорванной ладони выступивший после обработки первичным индикатором яд в маленькую керамическую минзурку, успокаивая себя тем, что дома можно будет поэкспериментировать на крысах или, на худой конец, одной из кузин, выдав за «позорную хворь». От качки левая рука, не столь умелая и ловкая, то и дело давила сильнее необходимого бередя рану и всё больше склоняя «присяжных заседателей» в сторону истца. Безумно хотелось поныть на тяжесть бытия маме, Танке, а ещё лучше Арну, но травница героически терпела.

Чем занималась Чаронит, оставалось большой загадкой. Возможно, она снова отрубилась, впадая в паническое оцепенение, или следила из-за мужского плеча за уплывающими вдаль пейзажами, только после замечания о типе нежити других признаков здравости ума чародейка не подавала. Лишь время от времени откуда-то сбоку до Валент доносились обрывочные фразочки из очередной садистской песенки.

Постоялый двор показался внезапно, разбойником вынырнув из дубовой рощи и перегородив собой дорогу, не оставляя путникам и купцам другого выхода кроме как задержаться на его услужливо раскинувшейся делянке. Высокий частокол с прикреплёнными коровьими черепами стилизованный под эпоху диких племен создавал гнетущее даже немного зловещее впечатление. Из-за остро заточенных колей выглядывали тёмные крыши с резными подчас весьма устрашающими коньками, словно дикая свора из нежитеводческих псарен, следившая за незадачливыми гостями. Кривые сучковатые истуканы, неумело выкромсанные из гниловатых колод, бдительно встречали приезжих, злобно щуря провалы глаз, подобно языческим тотемам. Казалось, в любой момент тяжёлые ворота с неимоверным скрипом разойдутся и на волю вырвется Дикая охота, сметая всё на своём пути.

Вблизи, впрочем, всё выглядело немного прозаичнее, чем показалось Эл на первый взгляд. Выбитая до состояния камня дорога, петляя между истёртыми, уже порядком трухлявыми скульптурами местных умельцев, что в отличие от древних богов поливались не кровью, а, в лучшем случае, бродячими собаками, вела к простым плетёным воротам на полторы кареты. Ужасные колья оказались на половину стёртыми и достаточно тонкими, защищая исключительно от лесного зверья, да и черепа за исключением одного-двух были керамическими. Монстры на крышах в большинстве своём оказались безобидными, но очень неумело выполненными конями, а незатейливая музыка и гудение человеческих голосов и вовсе вызывали ощущение уюта.

«Стойбище Рода», как исхитрился назвать это место его хозяин, представляло собой застройку не вполне обычную, но вполне себе нормальную для укрепления какого-нибудь кочующего племени. Проходящая прямо через постоялый двор дорога г-образно изгибалась, отделяя друг от друга дорогую и дешёвую зоны. Шесть длинных невыразительных бараков для общей ночёвки с просторными задними рядами для телег и крытыми коновязями с какой-то укоризной взирали на два аккуратных двухэтажных домика с белёными печными трубами. Причина крылась в большом, стоящем между ними доме хозяина постоялого двора и прилегающей к нему славной харчевне, что являлась местом паломничества постояльцев в основном не обустроенных плитами бараков. В центре же, почти перекрывая дорогу, располагался помост для заезжих актёров, жаждущих сорвать копейку на развлечении пьяноватой толпы. Грубую сцену огораживали крепкие перила в половину человеческого роста. Очевидно для того, чтобы «ликование» толпы не утопило незадачливого балагура.

Кто из власть имущих согласился закрыть глаза на такое самоуправство, как перегораживание крупной дороги вопреки всем правилам и нормам, осталось большой и дурно пахнущей тайной. Находились недовольные, что писали жалобы и отправляли инспекторов, но жалобы шли, инспектора ходили, а «Стойбище» оставалось на прежнем месте. Поначалу, бывало, народные мстители из Березняков ещё поднимались на карательные погромы во имя справедливости и экологии. Деревенских вполне можно было понять: им исполнение нормативов было необходимо постольку поскольку, а вот прибыль от остающихся на постой купцов была значительной и неплохо подкармливала местных. После же двух трёх «душевных» разговоров представителей стражи с наиболее активными мстителями и одного найденного по весне трупа все как-то успокоились и смирились. Мужичьё из Березняков потянулось к новому шинкарю за стопочкой успокоительного. Кто более ушлый, наладил поставку овощей и яиц, да и девки погулящей нашли, так сказать, своё призвание, постоянно ошиваясь близ щедрых заезжих гостей.

Сегодня для любителей лёгкой поживы был не богатый улов. Пятничный вечер вообще привлекал многих под радушную кровлю «Стойбища Рода», только большинство путешественников предпочитало пережидать пару дней после Средницы прежде, чем пускаться в долгий путь, чтобы ненароком не нарваться на какую-нибудь недобредшую до своей норы нежить. Оставалось уповать только на местное население, неизменно подтягивающееся на огонёк перед законными выходными. Небольшой караван на три возка уже оккупировал один барак и спешно занимал лучшие места для поклажи, оглашая окрестности руганью и криками. Им активно вторила парочка отчаянно вцепившихся друг в друга молодчиков не поделивших коновязь, но не сильно расстроившихся по этому поводу, а скорее обрадовавшись причине для доброй потасовки. Хозяин парней, большой усатый мастер средних лет, без опознавательных нашивок на блёклой летней куртке, только посмеивался, потягивая из кружки пиво. Другие подмастерья весело галдели, подзуживая собратьев; видать, такие склоки у них были не впервой.

— Уютненько, — хмыкнула Алеандр, когда в пылу драки одному из забияк на голову одели торбу с овсом. — Надеюсь, мы здесь нормально поесть сможем. С Танкиных шашлыков нормально не ела. Вторая неделя ненаправленного питания; ещё чуть-чуть и здравствуй гастрит.

— Вот и возрадуйся, у тебя, наконец, появится постоянный пациент, — гаденько улыбнулся в ответ Виль, от чего девушку невольно передёрнуло.

— Знаешь, Виль, — травница тяжело вздохнула, — у тебя, если когда-нибудь появится девушка, лучше не улыбайся ей, вообще не улыбайся, а ещё лучше притворись немым. Так хоть какой-то шанс на личную жизнь останется.

Отбрехаться вору не дал шустрый конопатый мальчишка, подскочивший перенимать лошадей. По взгляду паренька было ясно, какого невысокого мнения он о новых гостях и что, будь его воля, прислуживать таким голодранцам его б и калачом не заманили.

— Так, шкет, лицо попроще! — прикрикнул Виль, для пущей острастки, будто одного его изуродованного лица не хватало.

Самозваный грум практически устрашился, для мальчишек его возраста это уже было достижением. Увы, помимо него устрашиться смогли все присутствующие во дворе; драчливые подмастерья даже расцепиться забыли, так и стояли, ухватив друг друга за рубашки. От такого внимания Алеандр невольно поёжилась и попыталась грозным взглядом поумерить их любопытство; грозность взгляда оказалась весьма посредственной, но любопытные отвернулись и сами, не особенно заинтересовавшись потрёпанной компанией.

— Пойду закажу столик? — всё ещё немного нервно сказала Эл и легко, будто несколькими часами ранее не попадала в потасовку с зомби, соскочила с лошади. — На тебя как на мужика брать или нормального человека. Ты не смотри так, я серьёзно. Практика показывает, что мужик жрёт в полтора раза больше. У меня только глаза на лоб лезут, когда за Стасом наблюдаю. Он только о чём-нибудь задумается и всё, считай, половина кладовой опустела.

— Лучше сразу комнату заказывай, — Виль с ухмылкой следил за тем, с какой осторожностью мальчишка пытался стянуть с головы лошади самодельную повязку. — Что-то мне подсказывает, что перед тем как снова затаскивать её в седло, лучше хорошенько отдохнуть или миром всё это не кончится.

— А давай, я сейчас возьму заказ и мы прямо в седле перекусим?

— То есть ты хочешь сделать меня инвалидом вполне осознанно и расчётливо, — уточнил вор с такой интонацией, что Валент не оставалось ничего, кроме как, отвязать тяжеленный, практически неподъёмный рюкзак и побрести к главному дому, поминутно оглядываясь и недовольно пыхтя.

Торговаться, продавать и покупать, как и любая травница, она умела и любила, выручая в особо удачные дни неплохие барыши, обеспечивающие хлебом в «голодное время» между стипендиями. Вот только эта любовь совершенно не распространялась на договоры и всякого рода сделки. Заполнять бланки, подписывать документы, навязывая себе мороку с лишней ответственностью, она не то что бы панически боялась, скорее, здраво недолюбливала, зная о куче возможных проблем. Поэтому не было ничего удивительного в том, что восторгов травница не испытывала и неприятный момент всячески оттягивала.

Виль отследил её шествие до самых дверей и лишь потом попытался отцепить от себя так и не возжелавшую активных действий духовника. Попытка провалилась с треском. Трещала под бледными девичьими пальчиками ворованная рубашка. Снежев тяжело вздохнул, обменявшись с ребёнком понимающими взглядами, и попытался спуститься так, представив себя сильно беременным. Неспокойное «дитятко» лишь недовольно запыхтело в худую шею и, кажется, невнятно прокляло обоих спутников. От двойного веса стремя натужно затрещало, грозя в любой момент подвести.

— Да ты её об землю жахни! — азартно подсказал мальчишка, с каким-то садистским удовольствием наблюдающий за их мучениями.

— Думаешь, в царевну превратится? — хмыкнул Виль, уже который раз примеряясь удобнее перекинуть ногу.

— Думаю, падать мягче будет, — задрал конопатый нос мелкий стервец.

«Головой об стену жахни — может воспитание проявится», — подумала про себя духовник, но предусмотрительно промолчала. Самой слазить с ужасной четвероногой скотины ей было страшно, а перенимать попавшую в затруднительное положение барышню никто не спешил.

Со второй попытки, до предела напрягая связки на руках, Вилю всё-таки удалось стать на грешную землю обеими ногами и даже ни разу не зацепить своей ношей ни седла, ни лошади.

— Ну всё, Ярита, хватит, слезай, — непривычно мягким и от того не внушающим доверия голосом заворковал парень, поглаживая девушку по волосам и словно невзначай сильнее придавливая её голову к своему плечу.

«Придушить хочет, сволочь», — догадалась Танка и с усилием воли попыталась разжать конечности. Затёкшее тело не желало повиноваться, неохотно идя на контакт с немного отошедшим от испуга мозгом. В итоге, отцепиться девушке удалось, но в левой руке остался обрывок воротника.

— А теперь слушай меня, припадочная! — совсем тихо рыкнул вор, от чего табун испуганных мурашек пробежал по телу, скрывшись в районе пяток, волоча сердце на буксире. — Ещё одна такая выходка и с нами поедет твой бледный призрак, не мешая передвижению и не привлекая лишнего внимания. Надеюсь, уяснила?

Танка испуганно закивала, не жалея затёкшей шеи. Изменения в спутнике девушку очень настораживали, если не сказать, пугали. К проявлениям мужской агрессии она была не очень привычна и не умела вовремя реагировать. Но в растерянность её привела не угроза, и даже не осознание того, что вор, на чём бы он ни специализировался, всё же криминальный элемент и далеко не лучшая компания для благовоспитанной ратишанки, а выражение глаз. Отчего-то при взгляде на них, верилось не только в угрозу убийства, но и во второе пришествие Крива. Виль уже давно ушёл контролировать съём комнат и отлавливать излишне энергичную травницу, а Яританна всё до конца не могла прийти в себя. Какое-то неприятное, холодное и словно липкое предчувствие поднималось в душе, заставляя дрожать и терять остатки уверенности. Тревога заставила позабыть о пережитом ужасе, о боли в ноге, что по ощущениям не просто гнила, а настоящим образом деревенела. Всё враз отошло на второй план. Каждый звук, каждое действие и человек в округе начинали раздражать её нежное, но так до конца и не сформировавшееся оракульское чутьё. Что-то приближалось, что-то более значимое, чем просто разрыв энергетического поля и даже стадо умрунов по главе с вурдалаком.

«Как я только докатилась до такого, — печально подумала девушка, непроизвольно сжимая в руке связку добытых в местах боевой славы трофеев и несколько успокаиваясь, — общаться с потенциальными пользователями казематов и рабочими княжеских каторг. И в придачу ещё позволять собой командовать, будто мелкая шестёрка. Предки, наверное, боки истёрли в гробах, ворочаясь. А ведь будь на моём месте мужчина или чародей с большим резервом или хоть каким-то талантом, всё было бы по-другому. Он бы уже провёл исследование, отослал бы в Замок отчёт, возможно, этот отчёт даже прочитали бы…. Хотя кого я обманываю? Чтобы у нас что-либо читали? Пока кого-нибудь достаточно богатого или влиятельного за зад не припечёт, они и не обратят внимания, а тут я со своими пророчествами чего-то хочу. Но как же это не вовремя! Как не вовремя! Если бы с нами был Арн, ещё можно было бы попытаться что-то доказать или проверить, а тут…»

Что было «тут», додумать девушка не успела: чья-то громадная рука со вкусом прошлась по девичьему заду, больно прихватив за ягодицу. Чаронит испуганно замерла, не веря до конца в происходящее. За всё время проживания в столице, ни в шумном полном бесшабашных будущих чародеев общежитии, ни в общественных ступах, ни в черьвих норах, она ни разу не становилась объектом чьих-нибудь домогательств. То ли позднее взросление, лишь недавно округлившее фигуру и выровнявшее кожу, то ли слишком серьёзный и откровенно стервозный характер, то ли неуловимая мрачная аура делали её такой непривлекательной на пике разгула гормонов, только пятая точка духовника оказалась облапанной впервые, обескуражив не хуже поездки на лошади.

— В харчевню пришла, красавица, — вероятно игривым, по его собственному мнению голосом пробасил здоровый детина с широкой щербиной в зубах. — Угостить чем-нибудь?

При этом самозваный ухажёр так похабно улыбнулся, будто угощение сосредотачивалось в его штанах. Яританна немного заторможено повернулась к нему и попыталась рассмотреть потенциального смертника: желание убивать, подпитанное некромантской тягой, разворачивалось в ней, подобно кольцам плети. Наглец оказался весьма рослым и довольно крупным в плечах, хоть мышцами заядлого грузчика и не бугрился. То, что с Танкой, они в одной возрастной категории, легко читалось по большим немного детским и не отягощённым интеллектом глазам. Там же были бесшабашность, похоть и пара кружек креплёного пива, делающие молодчика практически неуязвимым. Но что особенно не понравилось Чаронит, так это огонёк силы и неплохого потенциала, не скрываемые и ничем не маскируемые. Что-то подсказывало девушке, что с её везением, перед ней окажется не милый чтец и даже не банальный накопитель. Неприятный, дёргающий страх перед неминуемым членовредительством притушил всякое желание драться. Танка прикусила губу, в волнении пытаясь придумать, как выкрутиться из щекотливой ситуации и не огрести в процессе по морде.

— Чё нравлюсь? — самодовольно хмыкнул вероятный боевик, выпячивая немаленькую грудь и нагло зажимая девичью талию.

Яританна едва подавила самоубийственный порыв плюнуть в предоставленную рожу и для начала попыталась отцепить чужие пальцы, что до боли впились вбок.

— Чё ерепенишься? — возмутился детина, жмякая жертву уже открыто и не размениваясь на напускную галантность. — Вот ещё, недотрогу из себя строит! Думаешь, у нас денег нет? Да сколько ты стоишь? Тоже мне краса нашлась! Сама тяганая, рожа бледная, а туда же ломаться!

— А, может, ей чернявые больше нравятся! — задорно подскочил с другого бока худосочный паренёк шальной наружности и попытался приобнять с другой стороны.

Тут Яританна основательно перепугалась, признавая в новом кавалере счастливо обворованного на пару порций шашлыка любителя клубничной наливки. По степени опьянения он не слишком отставал от щербатого детины и до женского тела стремился не менее активно. Отбиваться от ищеек, даже пьяных, даже нарушающих законы, в их княжестве было опасно для жизни. Девушка в экстренном порядке попыталась вспомнить какое-нибудь мало-мальски полезное заклятье, не сильно воняющее некромантией и непочтительностью к представителям власти, но в голове от паники крутился только заговор от поноса и заклинание непромокайки.

— Эт чё это? — серьёзно обиделся первый претендент на чистую и вечную любовь за пару медяков. — Я сам видел, как она тут с каким-то облезлым дрыщом обжималась!

— Вот именно дрыщом! — нагло расхохотался в лицо весьма упитанному собрату ищейка.

Лапа на боку стиснулась сильнее, практически вжимаясь в межрёберные щели короткими пальцами. Ещё чуть-чуть, казалось, и тать начнёт прощупывать печень. Танка болезненно скривилась, но не рискнула даже пищать, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Пока никто из молодчиков не делал поползновений на девичью грудь, предмет тайной гордости и постоянной головной боли для весьма фигуристой чародейки, она могла терпеть. В конце концов, дядя Ивас при встрече со всех щедрот своей завистливой и мелочной душонки и не так норовил обнять «дорогую» племянницу. Эти хотя бы не щипали до синяков под видом ласкового подтрунивания и не трясли за щёки.

«А если сейчас попробовать поднырнуть под руки, вывернувшись из шарпана и дать дёру?» — с затаённой надеждой подумала девушка, но вынуждена была от гениального плана отказаться. Бегала она слабовато и от двух даже пьяных боевиков не удрала бы ни в жизнь; её извечное невезение грозило привлечь к попытке бегства оставшихся четырёх ищеек, да и оставлять в руках татей добротный практически новый шарпан не хотелось категорически. Яританна попыталась отстраниться от слишком наглых объятий, но тут же наткнулась на руку чернявого.

— Да я ей сейчас покажу, что значит настоящий мужик, вмиг вкусы поменяет! — щербатый уже практически рычал, видать проблема веса была для него весьма болезненной.

— В монастырь уйдёт что ли? — задиристый молодчик перехватил облюбованную тушку в опасной близости от девичьей груди и по-хозяйски огладил стройный бочок. — Да от такого зрелища не только в монастырь, можно сразу к Триликому записываться в ряды великомучеников.

— Ах, ты глиста раскорячья! — ощерился первый поклонник, перехватывая свободной рукой за грудки собрата.

Чернявый явно нарывался на добрую драку и не собирался этого скрывать, если судить по наглому и весьма довольному выражению небритого лица. Видать, слава недавно боровшихся у коновязи мальчишек не давала покоя его подвыпившей душе и бурлящей молодецкой удали, буквально взывая к повтору на более профессиональном уровне. До светлой идеи разделить подвернувшуюся девицу по-братски, а то и употребить совместно ему не хватало ещё кружки полторы, и Яританне оставалось надеяться, что подобные светлые мысли не посетят голову более пьяного детины.

— А ты у нас только по раскорякам и гож? — не стал молчать любитель шашлыка.

«Божечки, — девушка, задыхаясь в тисках из двух отчаянно воняющих пивом боевых петухов, возвела очи к солнцу, хотя и не особо верила в помощь Триликого одному из своих опосредованных конкурентов, — пусть эти дурни сейчас начнут мордобой! Пожалуйста! Я даже согласна, если пару раз и мне прилетит, лишь бы отвлеклись и лишь бы не по лицу!»

Девушка была на гране паники и смертоубийства, если убить в попытке самообороны этих двоих, что уже само по себе было не простой задачей, то проще было бы сжечь постоялый двор целиком, чем потом в княжеских застенках объяснять, чем тебе не понравилось пьяные знаки внимание и требования в оказании интимных услуг. На миг припомнился чёрный огонь на урочище близ Станишек, но как повторить его она не смогла бы сейчас вспомнить даже на пытках у инквизиторов.

— Поговори тут у меня! — щербатый ослабил руку на девичьем боку, переключившись на сослуживца.

— А то что?

«Врежь ему! Врежь! Врежь!» — как мантру повторяла про себя духовник, готовая уверовать в силу молитв.

— А то ща… — хватка на рёбрах совсем исчезла и карающая длань уже пошла на замах.

Танка взволнованно затаила дыхание, ожидая момента, когда сможет безнаказанно слинять с поля разворачивающейся драмы. От волнения у неё подрагивали ноги и тело, казалось, окаменело, от чего удары сердца раздавались как в пустом кувшине. Ещё чуть-чуть, немного… можно и не сильно ударить, лишь бы чернявый отцепился, а там она заставит себя сдвинуться с места…. Неожиданно чьи-то руки обхватили сзади, выдёргивая из ненавистных объятий. Танка бессильно дёрнула в воздухе ногами и испуганно затихла, поминая нехорошими словами коварного Триликого, ухитрившегося и здесь подгадить скромному тенегляду.

— И чё здесь случилось? — гаркнул над головой Виль, нисколько не устрашившись ни количества, ни подготовки парней, ни силы, буквально веявшей от этой парочки за версту. — Какие-то проблемы, мальчики? Так валите их решать за ворота и баб в свои разборки не втравливайте!

Уже второй раз за непродолжительный срок всё внимание обитателей «Стойбища» обратилось на долговязого и сильно потрёпанного рыжеватого блондина в нелепом тряпье. В этот раз народ реагировал более активно, радостно подтягиваясь к месту событий, раз уж актёры и скоморохи сегодня не спешили с выступлениями. Расцепившиеся ищейки, хотя, вероятно, они были под прикрытием и передвигались тайно, раз прятали форменные рубашки и не спешили щеголять княжескими знаками, слаженно повернулись к общему врагу и смерили наглеца уничижительными взглядами. В ответ вор лишь поудобнее перехватил девушку, нарочито пройдясь рукой по груди, чем вызвал ещё больший ажиотаж у публики. После такого желание побить рыжего оборвыша появилось даже у выглянувших из трактира подавальщиц. Танка лишь горестно прикрыла глаза, понимая, что теперь её не спасёт даже давешняя армия призраков, и жечь постоялый двор всё-таки придётся, благо золота в рюкзаке хватит, чтобы пару лет успешно скрываться где-нибудь в Царстве. В том, что вора сейчас побьют, а её попытаются уволочь, как трофей, никто из собравшихся не сомневался. Хотя нет, сомневался, иначе Снежев должен был страдать токсоплазмозом, чтобы лезть с претензиями к таким субъектам. Допустим, силу Снежев, не будучи чародеем, мог и не разобрать, но это никак не отменяло того, что любой из пьяных забияк выглядел на фоне доходящего вора настоящим атлетом, если не сказать полубогом. Казалось, этого не замечал только сам Виль.

— Что тут происходит? — шепнула Танке на ухо тихонько прокравшаяся меж зевак Алеандр, опасливо поглядывая на боевиков.

— Идиотизм, — печально вздохнула потенциальная добыча.

Виль неторопливо выпустил из рук изрядно помятую девицу и задвинул обеих спутниц за свою не слишком надёжную спину. Любопытная травница тут же попыталась выглянуть обратно, но схлопотала по лбу от вора и демонстративно насупилась.

— И какого… вам тут нарисовались? — бесстрашно, что лишний раз подтверждало предположение Танки о диагнозе, подошёл вплотную к пьяноватым ищейкам Снежев. — Что зубы лишние или дерьма накопилось?

— Это я ща тебе дерьмо повыколачиваю… угробьский! — тут же полез вперёд щербатый, умудряясь грозно смотреть сверху вниз на неожиданного заступника, хоть и не доставал вору и до носа.

— Бабам слова не давали, кобелёк столичный, — злобно улыбнулся Виль, неприятно растягивая в зверином оскале тонкие губы. — Бери свою кралю и шуруй отседва.

— Откуда ты, такой борзый, взялся? — брюнет невольно нахмурился и попытался обойти сослуживца, выпячивая менее впечатляющую, но вполне себе развитую грудь. — Совсем страх потерял или не видишь, что перед тобой уважаемые чародеи?

— И кого здесь уважать? — Виль насмешливо смерил взглядом ищейку, особенно задержавшись на грязном подоле, повязанной на бёдрах куртки и увешенной оберегами шее. — Сынульку какого-нибудь вшивого лавочника или мастерового, которому посчастливилось в Замок пропихнуться? Что ты о себе возомнил? Думаешь, нацепил побрякушек, как шваль портовая, и уже власть?

От такого выверта молодой и, пожалуй, действительно слегка чванливый парень, что даже для чародея одевался с излишней претензией на ратишанство, порядком обалдел. Точнее был ошарашен, но с таким выражением лица, будто, заходя в столовую, попал в отстойник для личинок гнистов.

— Это ты, пожалуй, слишком круто, — доверительно зашептала травница, решившая прийти на помощь боевому товарищу и новому пациенту. — У тёмненького резерв больше нашего.

— Эл, у любого боевика резерв больше нашего, притом вместе взятого, — так же шёпотом поправила её Яританна.

Девушка была крайне недовольна происходящим и уже несколько раз пыталась незаметно оттащить нежданного народного мстителя от столичных любителей дармовых девок. Виль же, как зачарованный, с места не двигался и на насмешливые замечания собравшихся зевак (очень здравые, между прочим, замечания) по поводу явного неравенства сил не реагировал, даже более чем прозрачный намёк на специализацию чародея просвистел мимо его ушей с неровными следами от вынутых давно серёг.

— Чего здесь столпились? — пророкотал густым басом, буквально влетевший в толпу великан, ловко подхватывая за воротники пьяных ищеек. Хотя ростом новый участник баталии и не особо превосходил долговязого Снежева, вор на его фоне как-то совершенно терялся, будучи раза в два, а то и в три мельче в кости.

— Опа, уже налакаться успели, собаки!?! — не то разозлился, не то удивился мужчина, явно не ожидавший от этих двоих такого ядрёного духа. — Пойдёмте-ка, проспитесь, жрали лесные.

Здоровяк, так же опознанный Яританной с того случая в лесу, добро, как-то по-отечески улыбнулся собравшимся, словно извиняясь за неразумных чад, пожал мощными плечами и практически без усилий потянул обоих к ближайшему бараку.

— Вот и правильно, мужик, — мерзко улыбнулся Виль с какой-то снисходительно-покровительственной интонацией, которую и детки в приходских школах на второй год уже переносить не могли, — забирай своих щенков, чтоб знали своё место. Растявкались….

— Ты кого… назвал…? — вывернулся из-под «отеческой» лапищи более вспыльчивый и охочий до сор брюнет, скалясь не хуже самого вора.

Яританна только тяжело вздохнула, закатила глаза и побрела к дому хозяина харчевни. Сзади раздавалась уже откровенная брань, превосходящая по вывертам царских надзирателей, и девушка понимала, что жители Березняков в этот пятничный вечер всё же получат такое желаемое развлечение.

* * *

Шествие медленно и торжественно двигалось к помосту, вычерчивая вокруг деревянной постройки замысловатые круги, восходящие своим символизмом к временам глубокой и беспросветной дикости. Двух противников, умудрившихся всеми правдами и неправдами доругаться до официального мордобоя, несмотря на всё недовольство шкафоподобного начальства, слабые попытки воззваний к миру и разуму со стороны более трезвых товарищей чародея и провокации местных на славное всеобщее махалово, медленно сводили, словно породистых петухов. За каждым бойцом, переругиваясь и покрикивая, тянулся шлейф из сторонников, сочувствующих и тех, кто всё таки не оставлял желания сойтись под шумок стенка на стенку. Среди брани и претензий, доносящихся с вражеских лагерей, уже начинали слышаться редкие пьяноватые частушки, а хозяйские мальчишки вовсю сновали меж разгорячённой толпы, собирая ставки на стихийном тотализаторе. Несколько особо ушлых березенских баб голосно рыдали, почему они это делали, оставалось загадкой для прочих собравшихся, но этот вой здорово оттенял напряжённость момента.

Как на взгляд Алеандр Валент, это представление для бедных вообще здорово отдавало поминками. Вот двух покойничков под завывания заказных плакальщиц торжественно волокут на погост в окружении родственников и приятелей; тщательно разделившись ещё на выходе из села, чтобы ненароком не накормить на поминках скорбящих конкурирующего лагеря. Кружат они возле разрытых могил, пытаясь в подпитии разобраться, где чья и по возможности не сильно затоптать чужие надгробья. Не хватало только служителя Триликого в церемониальной накидке, что стоял бы на бочке или чьём-нибудь позабытом надгробье и подобно дирижёру руководил бы разворачивающимся процессом. Впрочем, с его ролью неплохо справлялся сам хозяин «Стойбища» нерушимой скалою возвышавшийся посреди помоста и активно подбадривающий народ на зависть любому ярмарочному зазывале.

— Виль, Ви-и-и-иль, — тихонечко ныла девушка, испуганно вцепившись в пояс драных штанов, поскольку до плеч не дотягивалась, — может не надо? Давай тихонечко смоемся. Он же чародей, серьёзно чародей. Тем более пьяный на всю голову. Мы же и трезвые не особо адекватные. Боевикам же вообще все мозги отшибают, они через раз понимают, что вокруг творится. Его же хоть о камень бей, ничего не будет. Задумайся, тебе же ещё жить и жить, в перспективе, конечно…

Тем временем противников вынесли на погост, точнее привели на помост, разведя по разным углам импровизированного ринга, но сути происходящего это не меняло. Темноволосый чародей, после профилактических затрещин от своего грозного начальства слегка подрастерявший общий градус опьянения, держался уверенно, но уже не столь вызывающе. Сделав несколько полагающихся кругов, парень неторопливо, словно танцор, развязал походную куртку, демонстрируя низко сидящий широкий пояс, увешанный мелкими пластинками заговорных оберегов. Также без спешки передал пояс подбежавшему сотоварищу, вытянул мятую, но порядком дорогую рубашку, стащил с ног высокие, практически новые сапоги и остался пред честной публикой в одних штанах. Немногие собравшиеся девицы одобрительно засвистели, выражая радость от такого зрелища. А посмотреть действительно было на что. Молодой человек оказался на диво хорош: несмотря на худобу, мышцы красиво сплетались в правильный, активно навязываемый модой образ, замечательно оттеняясь ровным загаром и крупной, немного вычурной татуировкой из обережных рун. Выглядел боевик, несмотря на свою юность и лёгкую похмельную потрёпанность внушительно.

Ещё раз покосившись на лихого столичного чародея Алеандр сильнее вцепилась в пояс названного братца:

— Ви-и-иль, я, конечно, не оракул, но что-то мне боязно, если не сказать сцикотно. У меня осталось не так много трав, чтобы с того света тебя вытаскивать.

— Просто не вертись под ногами, — невозмутимо проговорил Виль, стряхивая с себя руки назойливой травницы.

Вор с каким-то демонским холоднокровием стянул через голову чужую рубашку, благо ворот всё равно был уже бездарно порван, и передал её растерянной Эл, ловко взгромоздясь на помост. От узких, неимоверно грязных ступней до встрёпанной рыжеватой макушки зрелище из себя Снежев представлял весьма убогое. Немного радовало травницу и вселяло надежду наличие у бледного, покрытого красными пятнами солнечных ожогов тела скромной, но всё же имеющейся мускулатуры. Худое, щедро изукрашенное синяками и шрамами тело напоминало анатомическое пособие или нагайку, так туго обтягивала кожа переплетённые яркими венами мышцы. От этого изрядно пострадавшее от встречи с двумя несдержанными подмастерьями лицо казалось даже немного жутковатым. Вид напрочь портила болтающаяся на шее косичка из некогда розовых ленточек самого девчачьего толка.

— Ты это, — немного замялась девушка, невольно сравнивая двух бойцов, — сигнализируй если что. Я их выбросом бахну, сделаю вид, что со страху…

В ответ её смерили таким выразительным взглядом, что Валент предпочла затеряться в толпе от греха подальше.

Сходиться начали не сразу. Сперва хозяин постоялого двора выволок откуда-то крепкий литой колокол на длинной г-образной ноге, толкнул небольшую речь относительно ставок и с торжественным видом ударил по нему набалдашником собственной костяной трости. Чародей, которого объявили, как Котовского, приблизился первым. Не ожидая особого отпора от необученного деревенского паренька, что и до драки выглядел «обними и плачь», он без лишних политесов замахнулся, метя сразу в голову. Виль отклонился, может, не слишком ловко, на самом излёте, изрядно пошатнувшись, но от длинного удара дальней рукой ушёл. Котовский взрыкнул, раздосадованный промахом и пошёл напролом, сыпля короткими прямыми ударами в голову и грудь, как заядлый клубный боксёр, кем он, скорее всего, и являлся. Вору оставалось только пятиться в попытках не оказаться нокаутированным в первые же минуты боя. Несколько ударов по корпусу всё же перепало, не заставив вора согнуться, но неплохо пошатнув в позициях.

Всерьёз обеспокоенная Алеандр, наплевав на гордость и страх, попыталась подобраться ближе к рингу, расталкивая галдящих зевак и безжалостно оттаптывая ноги особо хамованым и крикливым. Несколько раз чужие локти проходились и по её щуплым бокам, но тут уж в дело шли острые девичьи коленки и непревзойдённое замковое упорство, позволявшее ученикам пробиваться в бесконечных очередях в столовую. Валент поднырнув под рукой у своего последнего препятствия, почти впечаталась носом в перегородку, даже забыв как следует возмутиться по поводу хамского удара в спину.

— Мать моя женщина, — только и смогла пробормотать девушка, глядя на то, как чародей с азартом и неким садистским удовольствием избивает зажатого вместо оградой и треклятым колоколом парня.

Вот Котовский сделал ложный выпад, играя на публику, что алчно потирала руки предчувствуя наживу и криками подбадривала на расправу, едва не визжа: Mortor по древнему обычаю. Как и было задумано, вор рефлекторно дёрнулся в сторону, где резкий удар снизу явно поставленный и неоднократно отточенный настиг его челюсть с мерзких похрустывающим звуком. Худое тело до этого весьма неплохо уворачивающееся, как подломленное, рухнуло на грязные доски.

— Вии-и-иль, — взвизгнула Эл, разом заглушая вопли толпы и даже рычание дракона, если бы они ещё вымерли до этого момента, — Не вздумай дохнуть!

Девушка, забыв об оставленной в комнате травницкой сумке, резво подскочила на помост, несясь к упавшему, как умрун на свежую кровь.

— Куда? — её ловко перехватили за талию и сдёрнули обратно, прижимая к мощной груди, как взбесившуюся кошку.

— Но там же, там… — залепетала растерявшаяся Алеандр, бессильно дрыгая ногами в воздухе. — Его же убьют!

— Ничего ему не сделается, — даже слишком миролюбиво проворковал, подхвативший её мужик, только что по голове не погладил, как дитя неразумное.

Он оказался прав, хотя, пожалуй, кроме него об этом мог догадаться только сам Снежев и то путём диагностирования организма. Валент только ахнула, когда вор исхитрился ловко, почти по-змеиному выскользнул из-под добивающего удара. Котовский слегка ошарашенно глянул на собственный рассаженный в кровь кулак, но быстро сориентировался, разворачиваясь к противнику и принимая стойку. Виль неловко стёр с подбородка кровь, проверил сохранность зубов и насмешливо сплюнул, словно это он, а не его только что знатно поколотили.

— Видишь, — зашептали над ухом обескураженной травницы, — ничего не случилось. Он приценивался. Опыт точно есть, пусть и не мастеровой. Блоки ставил умело, а вот последний позорно пропустил, устал с непривычки, доходяга.

Алеандр недовольно оглянулась на держащего. Не сказать, что её сильно нервировали чужие руки на талии, но как все невысокие, лишнее напоминание о своём неказистом росте она не переносила. Высокий просто огромный мужчина, пытавшийся ранее оттащить двух пьяноватых чародеев, задорно подмигнул своей ноше и указал пальцем на дерущихся:

— Смотри, какая стойка динамичная. Сейчас в подвижную оборону опять уйдёт.

Неизвестный чародей (другой бы их так таскать не решился бы) оказался прав: Виль попыток нападать не предпринимал, только разок отвесил противнику качественного пенделя для поддержания азарта. Котовский и без того был готов рвать и метать. Не до конца сошедший хмель, не позволял оценить противника, а неудачная расправа, бесила ущемлённое самолюбие кулачного бойца. Чародей уже не пытался рисоваться точными и грамотно поставленными ударами, он стремился бить и бить на пике силы.

— Он, он же его нахрапом сейчас размажет!

— Вряд ли, — странный чародей посадил девушку на край помоста, предусмотрительно придерживая за плечи, волнуясь то ли за её сохранность, то ли за безопасность борцов. — Они почти в одной весовой категории, хотя физическая подготовка разнится. Твой дружок порасторопнее и злее будет.

Валент непонимающе нахмурилась: что-то явной злости в Виле, который за всё это время ударил соперника раза два-три, она не заметила. Вот от противника ярость исходила отчётливая, только что искры не сыпались. Видимо, парень всё же не к огненным относился.

— Глянь, как угол чует! — вполне искренне восхитился мужчина и с азартом заорал: — Бей его, балбеса!

Виль, словно послушав его, извернулся из-под удара и крепко приложил Котовского по почкам, щедро размазывая по красивому корпусу собственную и чужую кровь с обмотанных тряпкой кулаков. Молодой человек болезненно дёрнулся и бездарно смазал следующий удар.

— Ты вообще на чьей стороне? — подозрительно прищурилась Эл, прожигая собеседника очень серьёзным, по её мнению, взглядом.

— На учительской, — хмыкнул одному ему понятной шутке чародей. — У меня этот обормот на летней практике приписан.

— А ничего, что практика у боевиков уже неделю как закончилась? — не унималась Алеандр, понимая, что паранойя духовника оказалась на диво заразной.

— А ничего, что у тебя моя рубашка? — парировал мужчина, мгновенно растеряв всё своё панибратство.

Эл почувствовала, как холодеют пятки и медленно поднимаются дыбом все неучтённые волоски вплоть до бровей. Девичье сердце пропустило несколько ударов, несказанно впечатлившись масштабами открывшихся проблем, а совесть принялась бешено перебирать все прегрешения, начиная с воровства конфет в приходской школе. Вот уже бурная фантазия начала вырисовывать картинки скорой расправы, холодного предварительного узилища и непременных пыток. Память ещё не подсказала, за что её будут пытать (князю не должно быть дела, кто ворует у казнокрадов), но примерный список пыток и способов восстановления после них для травницы был уже ориентировочно определён. Бледная, как сопля призрака, Валент посильнее прижала к груди форменную рубашку.

— Ага, — пришибленно кивнула девушка, а потом, резко вскочив на ноги, попыталась перелезть через ограждение, вопя во всю мощность лёгких: — Ви-и-иль, не бей его! Он ищейский выкормыш!

Попытавшийся было удержать её чародей удивлённо охнул и даже отшатнулся, когда его в сердцах постарались пнуть отчаянно грязной туфлей. Толпа, напротив, начала буянить сильнее, на этот раз предрекая расправу представителю закона и порядка. При этом предлагала столь активно, что некоторые, по примеру бравой травницы, попытались взобраться на помост и только ушлый хозяин постоялого двора, сдерживал их благородный порыв, не желая терять деньги на тотализаторе. От такого напора ограждение опасно заскрипело, заставив бойцов, игнорировавших доселе шум толпы, невольно расцепиться.

— Какого…, - недовольно взрыкнул Котовский, круто разворачиваясь в сторону огалдевшей публики, пылая праведным негодованием и жаждой отыграться за слишком юркого и наглого противника.

Не успел чародей переключиться на первого попавшегося доброхота, которым, наверняка, оказался бы рефери, как единственный стоявший на расстоянии удара, как Виль выпростал вперёд руку, сгребая в охапку чёрный кудри, и рванул на себя, щедро впечатывая в переносицу противника основание ладони. Удар был настолько стремительным и мощным, что зрители, казалось, услышали щелчок ломающейся шеи. Котовский только встрепенулся, закатил глаза и бесчувственно осел под ноги противнику. Стоило Снежеву выпустить из рук заготовку на скальп, как тело чародея глухо ударилось о помост, изломавшись нелепой оболочкой.

Алеандр Валент с каким-то глубоким практически звериным ужасом поняла, что неизвестный чародей был прав: Снежев действительно злее.

Толпа изумлённо замерла, прервав свой свободоносный прорыв, кто где стоял — некоторые так и зависли, верхом на перегородке. Кто-то из задних рядов истошно заголосил о том, что «сокола сгубили в цвете лет», не особенно разбираясь, какого именно оприходовали, но убиваясь весьма эмоционально и искренне. Хозяин постоялого двора здорово сбледнул, утратив на лоснящемся лице даже сеточку расширившихся от частых возлияний сосудов. Видать, до последнего ставил на спутника господина ищейки и метил приобрести гуж, не вызвав негодования у представителя высших властей. Листок с пометками в его толстых пальцах мелко задрожал, а мощный лоб мгновенно покрылся липким потом. О столь бессрочной гибели молодого чародея так сильно не сожалел бы, наверное, даже глава отдела по распределению выпускников в Академии Замка.

— …, ну чего столпились!?! — закричал молодой, поразительно похожий на Котовского парень, безжалостно расшвыряв с дороги зрителей, и кинулся осматривать проигравшего. — Живой, кажется…. Эй, Рав живо тащи восстановительное из НЗ-шки!

Вместе с куратором и тремя относительно трезвыми одногруппниками самый адекватный, по мнению юной травницы, парень принялся смачивать губы бесчувственного собрата дорогущим эликсиром, попутно сканируя его дурную башку обще диагностическим артефактом, пока всё ещё пьяноватый крепыш, развязавший весь скандал, ругаясь и щедро раздавая тумаки, разгонял любопытную толпу. Верная своему призванию, Валент уже собиралась, презрев страх и здравый смысл, броситься на помощь в поднятии больного, прекрасно понимая, что запросто может отхватить от раздосадованных мужчин и за себя, и за Виля. Девушка даже осенила себя знаком Триликого, на всякий случай, но её ловко перехватили за плечи.

— Ну что, осмотришь боевые ранения рыцаря без страха и упрёка? — с напускной весёлостью, сквозь которую пробивались усталость и боль, проговорил Снежев, демонстрируя разбитые кулаки в убогой обмотке.

Девушка в ответ только хмыкнула и, приобняв для опоры не особо сопротивляющегося парня, медленно, чтобы не бередить возможные внутренние разрывы, направилась к снятому домику.

— Чего молчишь? — не унимался Виль, в котором после драки явно забродил азарт и сейчас просто бурлил жаждой общения. — Признайся, много на мне выиграла?

Вор запрокинул голову и зычно рассмеялся, быстро перейдя на сдавленный кашель и хрипы. У поддерживающей его Алеандр густо пылало лицо и багровели кострами виднеющиеся из-под косы кончики ушей. Хорошо воспитанная и считающая себя весьма тактичной и чрезвычайно нравственной девушка была до глубины души смущена такими вопросами со стороны спутника. И вовсе не потому, что выиграла навскидку монет двадцать на собственном пациенте и боевом товарище, здесь Эл считала себя в праве поступать сообразно другим зрителям, и ставить законные три монеты, оставшиеся на сдачу за съём жилья. Смущало её, что на том же тотализаторе целая дюжина серебра оказалась бездарно проигранной.

* * *

Как правило, в семействе Важич в столь ранний час ужины не проводились. Для этого подходили густые чернильные сумерки, когда по улицам «Золотого поселения» зажигались старомодные золотистые фонари, а рачительные слуги затаскивали в подвалы садовую мебель от редких, но весьма ушлых воров. Тогда в большой столовой открывали окованный бронзой буфет, доставая дорогую надаренную не годами, а десятилетиями посуду, фруктовый хлеб, слегка заветренный без необходимых заклятий, и всевозможные вазочки со сластями. Маленькие, зачарованные на мягкое винное свечение огоньки, всплывали из своих ниш, зависая над длинным, устланным белоснежной, казалось, даже похрустывающей скатертью столом картой звёздного неба. Кухарка, закончив с украшением блюд, должна была непременно сама подойти и ударить в небольшой, но зычный гонг, торжественно приглашая хозяев к столу. Как правило, на этом торжественность семейной трапезы и заканчивалась, поскольку к тому времени, как хозяйка вальяжно спускалась из будуара, благоухая розовой водой, её муж и шебуршной младший сын уже успевали спешно и совершенно некультурно перехватить что-нибудь со стола и унестись обратно, а старший сын, зачастую, ещё раньше уволакивал свою порцию в кабинет или сразу в лабораторию. Как бы ни расстраивалась госпожа Важич, полученное ратишанство сказалось на устое их дома весьма вычурным образом, не затронув столпов, но здорово поправив общий фасад уважаемого семейства.

Сегодня, впрочем, сердце безутешной вдовы в кое-то веке могло радоваться тихому семейному ужину, соответствующему всем столь тщательно преподносим в благородном обществе канонам. Была и вычурная сервировка, и тихие невидимые слуги, создаваемые специальными встроенными в стены столовой артефактами, стоившими небольшое состояние бывшему Главе Совета, даже музыка присутствовала, хотя вопли приличествующей скрипки не выносила и сама Альжбетта, не говоря уже о других домочадцах. Для такой роскоши, правду, пришлось собрать на стол куда раньше положенного срока, соответствующего открытию элитарных клубов, но с этим вполне можно было смириться, как и с тем, что заказанный ужин оказался ещё не готов и приходилось душиться оставшейся с обеда отварной говядиной с тушёными в сливках грибами и парочкой обжаренных на костре баклажанов. Вино также не успели заказать из подвалов, сделав семейный ужин совсем уж благонравным. Однако все лишения стоили того, чтобы усадить за стол вечно отсутствующее чадо, уже почти неделю довольствующееся неразумными перекусами вне родных стен.

— Почему ты так рано вернулся? — заботливо уточнила Альжбетта Важич, склоняя на бок аккуратную головку и лучезарно улыбаясь, так и источая материнскую любовь и ласку на сидящего во главе стола сына.

Араон Артэмьевич её восторженного настроя относительно «тихого семейного вечера» совершенно не разделял, с радостью бы предпочтя ему копание в успевшей заново нарасти горе отчётов: подложных и истинных. Дела в Замке обстояли настолько паршиво, что если бы не желание отомстить убийцам отца и природное маниакальное упрямство, юноша определённо предпочёл бы сложить с себя полномочия и уйти работать на погосты хоть обычным стражником. Прямолинейная и порядком вспыльчивая натура молодого чародея задыхалась в паутине подковёрных интриг и хитросплетении утончённого этикета, требуя немедленно разобраться с виновными раз и навсегда. Мастер чувствовал, как стремительно теряет связь с реальностью, уносясь по течению бурлящего потока в кем-то уже любовно вырытом и исправленном русле. Даже будучи пешкой в игре хитроумной тётки и её приспешников, раненый и лишённый средств воздействия он чувствовал больший простор для манёвров, был кураж, вера в собственные силы, лёгкий налёт вседозволенности. В окружении условностей, политесов и бесконечных оговорок, когда за каждым шагом могильными гулями следят толпы «доброжелателей», а непосильная, раздутая до невероятных размеров ответственность не позволяет, даже мелких житейских вольностей, молодой человек с ужасом ощущал, как вязнет и деревенеет наподобие тех жалких марионеток из детского театра. Ярость и сила клокотали в душе, не имея возможности вырваться из-под тугой размалеванной маски, грозя разорвать навязанное духу тело или изойти на пар, оставив пустую оболочку. Араон постарался отогнать подальше упаднические мысли и покорно ждать утра, когда Ихвору предстояло прислать ему предложенный Алей составчик.

— Я уточняла, — продолжала журить безолаберного наследника уважаемая и глубоко несчастная вдова, подкладывая себе в тарелку наименее раскисшие куски мяса, — тебе необходимо ещё дня два пробыть в лечебнице, пока не будет точно установлен состав яда! Совсем не думаешь о последствиях! Я так переживала! Так переживала!

— Я знаю, — непривычно холодно ответил молодой человек, которого начали порядком утомлять бесконечные пляски возле своей персоны. — Я слышал, как ты переживала. Все пациенты слышали. Вроде один банкир даже из элефонского сна вышел.

— Что ты такое говоришь? — искренне возмутилась женщина, хватаясь за сердце и даже слегка подпрыгивая на месте. — Как можно быть таким бесчувственным? Я так переживала за тебя! У меня едва сердце не разорвалось! До сих пор, как вспомню, что-то заходится… Кошмар! Все эти пробирочки, скляночки, иглы, как вспомню, как тебя рожала…

Долгую и невероятно слезливую историю своего появления на свет Мастер-Боя слышал нередко и в разных, подобающих случаю вариациях. Она не особенно отличалась от истории рождения старшего брата, что зачитывалась уже Ихвору и была столь же наполнена муками и трагизмом. Арн подцепил на вилку совершенно неаппетитный, после недавнего отравления тушеный маслёнок и в который раз принялся продумывать вступительную речь для завтрашнего Совета, обещавшего ввиду недавнего роспуска, разгрома кабинета Главы и нескольких нападений быть особенно жарким.

— Ах, — госпожа Важич всплеснула пухлыми ручками, привлекая внимание собравшихся и заставляя вяло ковыряющуюся в своей тарелке невестку и вовсе выронить прибор, — Арти, всегда говорил, что я слишком чувствительная для таких разговоров.

— Именно поэтому ты напала на двух Старших мастеров и разгромила кабинет третьего? — словно между делом поинтересовался чародей у разошедшейся родительницы. — Безусловно, на это способна только очень слабая женщина.

— Этой кикиморы не было на месте — что мне оставалось делать? — на миг выйдя из образа страдающей матери семейства, совсем по-мещански огрызнулась Альжбетта, вздорно фыркнув. — Не передёргивай! Речь идёт о здоровье моего любимого сына! Единственного, попрошу заметить! Я что должна терпеть? Я не желаю, чтобы здоровью моего мальчика что-нибудь угрожало! В конце концов, он Глава Совета!

— Вот именно, Глава, — едва не зарычал Араон, с угрожающим стуком опуская на столешницу внушительный кулак и почти не морщась от боли в раненой руке. — И ты своим поведением дискредитируешь меня перед остальными представителями. Мой авторитет не особо высок и без истеричной дуэньи.

— Как ты с матерью разговариваешь? — перешла на визг почтенная госпожа Важич, яростно сверкая глазами и добавляя в голос прошибающую даже каменные стены слезливость. — Чёрная неблагодарность! Какой позор! И это мой сын!?! Моя единственная кровиночка!

— Прошу прощения, — тихонько и как-то неуверенно подала голос всегда тихая и немногословная женщина, неловко прерывая пламенную речь разбушевавшейся свекрови, — разве Ихвора искать не будут?

Дилия с надеждой посмотрела на деверя, не смея на пример Альжбетты поднимать волнующую тему более остро и пытаясь донести степень своего страдания и беспокойства исключительно силой взгляда. Араон, пожалуй, даже ощутил бы перед ней определённую неловкость, если бы наперекор сложившейся в доме традиции, попытался увидеть в невестке более волевую и цельную личность. Волоокая, покорная и всепрощающая Дилия в своей кротости и мимолётном жеманстве вызывала в нём неосознанную неприязнь, граничащую с лёгкой брезгливостью даже в сложившейся ситуации.

— Вот правильно! — не пожелала сбавить оборотов излишне энергичная в желании выговориться женщина, не удосужившись даже повернуться к невестке. — Подумал бы о Дильке! Она же беременна! Ей нельзя волноваться! Подумать только! Моя бедная внученька скоро родиться, а в доме такой бардак! Не подготовлена игровая, не собран штат повитух, не выбрана родовая. А ты ничего не делаешь!

— Я должен всем этим заниматься? — хмуро уточнил Мастер, уже который раз пожалев, что не пошёл отлёживаться в разгромленный кабинет на остатки распотрошенного дивана.

— А кто ещё!?! — эмоционально подскочила со стула госпожа Важич. — Ты её отец!

— Н-да? — удивлённо изогнул бровь молодой человек, основательно теряясь в вопросах генеалогии и крайне слабо представляя на больную голову, кого из трёх присутствующих в столовой женщин ему только что пришлось удочерить.

— Не делай такое лицо, Арни! — подбоченилась грозная блюстительница прав нерождённых младенцев, становясь на удивление похожей на сына, когда тот отчитывал мелких посыльных. — Ты прекрасно понимаешь, что я не позволю своей внучке родиться сиротой! Ты женишься на Дильке и сделаешь её порядочной женщиной! Я уже отнесла в храм ваши личные карточки и договорилась со служителем Триликого насчёт прошлого брака, так что на следующей неделе…

У ошарашенной такой «счастливой» новостью невестки очередной раз выпала из рук вилка и отскочив от столешницы вонзилась в длинноворсный ковёр. Под её совершенно немелодичный звон со своего места поднялся и молодой чародей, угрожающей громадой нависая над полупустым столом.

— Ты можешь хоть сама на ней жениться, если снова договоришься! — совершенно непочтительно гаркнул Араон и, коротко кивнув побледневшей Дилии, покинул столовую.

Растерянная и сообразившая, что явно перегнула палку, Альжбетта Важич ещё что-то причитала ему вслед, захлёбываясь в слезах и, кажется, упала в обморок, но Главе Замка Мастеров сейчас не было до её переживаний особого дела. Парочка проглоченных грибов и ломоть хлеба неприятно скребли по стенкам пострадавшего от зелья желудка, намекая на возможность нового приступа, а клокочущее в груди раздражение требовало срочно что-нибудь разгромить. В прежние времена Арн непременно бы запустил парочку боевых светляков в каменных атлантов у лестницы, благо они и не такие заклинания переживали во время буйной юности младшего Важича. Теперь же приходилось сдерживать неуместные порывы, разбираться с последствиями которых пришлось бы так же самому.

— Господин Маршалок? — деловито и, пожалуй, немного грубо уточнил молодой человек, активизируя специальный, припрятанный в отцовских тайниках болтун, когда дверь его комнаты плотно затворилась, набрасывая встроенный полог тишины. — У меня есть для вас интереснейшее предложение…

* * *

Крупные тяжёлые капли, выстывшие в небе почти до состояния града, с зычным, громоподобным стуком ударялись о крыши домов, выбивали дробь из стеленных деревом и сланцем порогов, угрожая повредить не укрытые ставнями окна. Их чёрные угрюмые вместилища рыхлыми чревами, задавившие звёзды и робкие блики луны, нависали над самой кромкой леса, отекая своими краями на крестьянские поля, подобно моровой язве. Далеко, на самом краю горизонта, ещё проглядывали слабые созвездия, неловко означая на беспросветном небосклоне ненужные спящим стороны света. Но и их скромные блики стремительно тухли, поглощаемые массой надвигающихся туч, что гнались с севера бездушными злыми ветрами, несущими холод и запах моря.

Тёмная мужская фигура, стоящая на помосте казалась эпицентром нарождающейся бури, её гневным прародителем и мрачным властелином. Будто в холодной темноте грозовых туч метались тёмные заклятья, спущенные с цепей чернокнижником, жаждущим мщенья. Яростный ветер бросался в спину, то завывая в лесу диким зверем, то покорно скуля меж бараков за плотным забором. Мужчина бесстрашно стоял перед ним, не поддаваясь ни угрозам, ни мольбам безумной стихии. Нет, мужчина не любил бурю и не был поклонником ураганных ветров. Просто ветер любил его, и с этим ничего нельзя было поделать, как невозможно было объяснить сумасшедшему, что другие мир вокруг видят иначе. Холодный дождь немилосердно бил по плечам и спине, наслаждаясь возможностью выместить собственную ярость на удобно подвернувшемся живом теле. Мазохистом полночный путник не был, но нападки погоды терпел стоически. Не из нужды перед кровом или дорогой, нет. Он ждал, и ожидание его было окрашено в цвета, что могли бы смело поспорить с надвигающейся бурей.

Опустившись на колени, чародей оторвал от доски помоста небольшую, окрашенную так и не отмывшейся кровью щепку и принялся крутить её меж тонких пальцев, пропитывая силой, сочащейся сквозь щели в приоткрытой защите.

— Иди ко мне, птенчик, — мысленно проговорил чародей, формируя из собственной силы и остатков крови тёмный зов.

Спустя мгновенье дверь одного из зданий с грохотом распахнулась и из тёплого, слабо подсвеченного лучиной нутра под росчерки не по-летнему злого дождя ступил человек. Двигался он неловко, туго, словно через силу заставляя сокращаться непокорные мышцы. Ни дождь, ни ветер не замедляли его странного шествия. Пожалуй, его запросто можно было принять за зомби, и сторонний наблюдатель, тем паче не-чародей, так непременно и поступил бы, уже оглашая округу испуганными воплями. Но мёртвым идущий мужчина всё-таки не был. Горячая, бьющаяся в теле кровь, что омывала каждый член, крепко держала власть над плотью, ведя навстречу заклинателю и господину. И, если бы кто-нибудь, рискнул и смог сквозь ночную мглу как следует присмотреться, то, наверняка, бы обратил внимание на крепко закрытые глаза и ровное дыхание молодого мужчины.

Придирчиво оглядев дело рук своих, чародей легко соскочил с помоста, едва не оскользнувшись на успевшей образоваться грязи. К воротам постоялого двора он шёл уже значительно осторожнее, тщательно выбирая путь, почти прощупывая каждый след ногою и очень жалея о неприемлемости левитации в сложившихся обстоятельствах. Тёмная личность (на заклятия крови, прописываемые в запретных книгах способны только очень злокозненные особы) не боялся сбить концентрацию и потерять новоприобретённого раба, послушно бредущего следом. На него даже не оглядывались, зная, что зачарованному повредить весьма проблематично. Больше чародей боялся подвернуть в темноте ногу или, споткнувшись о какой-нибудь мусор, благо его на здешнем дворе было в изобилии, расшибить голову и бездарнейшим образом загубить дело всей своей жизни.

— Стоять, — всё так же, не размыкая губ, чтобы не срывать зазря связки в попытках перекричать нарождающуюся бурю, приказал чародей, сжимая в кулаке заветную щепку.

За забором уже стояла лошадь, испуганно прижимаясь к частоколу. Ненастье пробуждало в ней тёмные, вложенные на уровне инстинктов страхи, застилающие все наносные признаки одомашненности, ведущие прочь от человеческого жилья, в ночь, под власть природы и естественного отбора. Под грубой шкурой раз за разом прокатывались волны крупной дрожи.

— Вот…, - в сердцах выругался чародей, за последние пару дней изрядно отошедший от собственных воззрений на чистоту речи и замаравший народным лексиконом и без того не блещущую чистотой карму.

Два других коня, выманенных из стойла и примотанных рядом с этой перепуганной клячей, оставили после себя лишь обрывки узды и глубокие рытвины в земле, мелочно бросив товарку на растерзание. Чародей недовольно сощурился, подавив недостойный порыв наслать на трусливых тварей стаю обитавших неподалёку раскоряк, и резко обернулся к зачарованному. Проколов послушно протянутую руку ржавым, подобранным, наверное, ещё в Кривске гвоздём, мужчина принялся выводить руны на шее испуганно храпящей и пытающейся вывернуться скотины. Кровавый рисунок вместо того, чтобы размываться на влажной шкуре, лишь ярко вспыхивал иссиня-чёрным и шипел в тех местах, где ударялись дождевые капли. По мере того, как расплетался узор, истёртый из памяти многих накопителей, животное затихало. Испуганные, широко распахнутые глаза заполнялись чернотой и кровью. Покрытые пеной удила дымились и плавились от выступающего сквозь поры яда. Мощное, напитанное тёмной силой тело дрожало, едва вмещая в себя чужую волю.

Первая вспышка притянутой тучами молнии огненной трещиной пронеслась над крышами, вырывая из темноты перекошенные в притворном блеске фигуры.

— Началось, — не сдержался от улыбки чародей, делая знак действовать своей игрушке.

Заклятый неловко сделал три шага вперёд и бесстрашно упёрся окровавленной рукой между глаз пышущему тьмой монстру. Первый треск пронёсся по верхушкам деревьев, словно завязнув в лесной чаще, но вторая волна поднялась от земли, скользя меж стволов, и рванулась в гущу туч, разбиваясь оглушительным грохотом, выколотившим небосклон до самой изнанки. Чародей предусмотрительно прищурился, спасая глаза от яркой, спорящей с молнией вспышкой воплощаемого заклятья, и не смог сдержать недовольства. Если сопутствующий окончательному замыканию шум замаскировать удалось, то над световым эффектом предстояло ещё работать и работать. Чародей очень не любил всяческие недоработки, но сейчас в заклятиях выбирать не приходилось, особенно когда качаешь силу из другого чародея, затирая следы собственного вмешательства.

— И это кто бы мог подумать, что я так напортачу с базовым вектором? — слегка подрастерялся мужчина, глядя на вырастающих, словно выжатых из тьмы лошадей с горящими болотными огнями провалами глаз.

Украшавшие частокол конские черепа, оказавшиеся, к великому удивлению, вполне себе настоящими, почти полностью обросли нечестивой плотью, лишь в редких разрывах блестя желтоватой, обветренной костью. Их обладатели, смахивающие на лошадей очень отдалённо, настолько, чтобы вызывать здоровую панику, бездумно пялились на господина и хозяина. Демонические твари, смешавшие ауры животных, людей и нежити, нещадно эманировали тьмой даже сквозь встроенные щиты. В их окружении по-прежнему стоял заклятый, чуть-чуть пошатываясь от слабости и отката. Ещё немного, казалось, и человек сам отправится на свидание с Марой, влившись в тёмное стадо.

— На место, — мысленно скомандовал чародей, начиная серьёзно переживать за безопасность заклятого объекта, уж очень плотоядно смотрели на свежий филей получившиеся твари.

Стоило качающейся и скользящей в грязи фигуре скрыться в проёме ворот, как проклятый табун, врезаясь острыми копытами в землю, сорвался с места. Беззвучной, смазанной тенью, брызжущей, переливающейся через край тьмой, неслись мёртвые скакуны сквозь потоки воды и разряды беснующихся молний. Прочь, туда, куда тянула их злая воля и жажда поживы, породившая и изуродовавшая естественный ход.

Их бог и создатель, промокший и недовольный, бессильно махнул рукой на неудавшийся эксперимент и побрёл обратно к теплу огня и долгожданному нормальному ночлегу, бормоча под нос:

— Напомнить себе, больше не использовать руны вблизи печати Кейтуса и случае приближения конца света от кометы Крива. Хотя так, может, даже и лучше получится, во всяком случае, менее энергозатратно. Опять-таки паренёк не до конца истощён и ещё может понадобиться. Так что считаем дело не совсем провальным. Определён-но! Хм, определённо. Если при первичных расчетах форы было полчаса, то сейчас при процентном увеличении…

Тёмная фигура, отчаянно скользя и размахивая руками в попытках не наладить тесное знакомство с ближайшей лужей, медленно двигалась в сторону облюбованного жилья, не обращая внимания на усилившийся дождь, сплошным потоком связывающий небеса с землёй, раскаты грома, выбивающие дрожь в стенах и земле, заставляя дребезжать ставни, и маленькую сутулую фигурку, укрывающуюся от непогоды под перевёрнутой телегой. В прежние, мирные времена изучения чернокнижия, запрещённых экспериментов и шпионских интриг он не позволял себе такого легкомысленного отношения к деталям и трижды озаботился бы устранением свидетелей, протрясся особо ретивых и в посмертии. Ныне же что-то в проклятой душе Медведя дало трещину и окончательно сломалось. Наверное, это были чувство самосохранения и вера в будущее.

* * *

Темнота сначала была тихой, ласковой и мягкой как детёныш северного тюленя. Не то, чтобы у чародейки был большой опыт в обнимании бельков, но котов она не особо любила, а сравнивать с кем-нибудь из грызунов не хотелось. Нежное забытьё, неплохо заменявшее сны в последнее время, обволакивало воспалённое сознание, укачивая в шершавой пустоте и даря столь необходимую иллюзию отдыха расшатанным нервам. Детское, почти забытое чувство защищённости и покоя. Не счастья, просто покоя. Только вот в один неуловимый момент всё изменилось: глубоко, в основах, где сознание определяло даль, зародилась волна. Первый, мелкий всплеск, был подобен невнятному толчку, несущему больше тревоги, чем опасности, но за ним последовал второй, такой же тихий, наполненный сырой, бурлящей силой, за ним третий. Толчки силы походили на удары тугого барабана, отдающиеся резонансом во всех уголках души. С низким, едва уловимым слабым человеческим слухом гулом они нарастали, приближались в этой безвременности тьмы. Волна, да, пожалуй, это можно назвать волной. Тёмная, злая сила, напитанная страхом и кровью, разбухала, зрела, множась, отравляя собой окружающую тьму. Она тянулась сквозь безмерное пространство, рвала, жадно хваталась за обрывки тьмы, летя вперёд, ближе, ближе…

С пронзительным стоном Яританна оторвала голову от подушки. Она бы с большим удовольствием кричала и билась в истерике, только все силы ушли на то, чтобы заставить себя проснуться прежде, чем волна чужой силы обрушилась на неё, сминая и изламывая. Сейчас удавалось выдавить из себя лишь царапающие горло хрипы. Тело трясло, как в лихорадке, вызывая предательские спазмы даже на тех мышцах, которые, казалось, и существовать-то не должны. С каким-то запозданием пришла боль, начинаясь, вопреки всем правилам, не с висков и затылка, а с травмированной ноги, прошивая судорогой несчастную конечность.

— Эй, ты чего? — с печки зычным шепотом окрикнули корчащуюся девушку.

Ответила разбуженному вору Алеандр, зычно всхрапнув и завернувшись в валяющийся рядом тюфяк. Чаронит тоже хотела ответить навязчивому попутчику, но побоялась прикусить язык и лишь болезненно взрыкнула.

— Ну, что случилось? — мягкие и участливые интонации в голосе вечно язвительного Виля звучали дико и здорово отдавали галлюцинацией, но крепкие руки, сжавшие дрожащие плечи так просто померещиться не могли; во всяком случае, Яританна никогда не замечала за собой тактильных видений. Тем временем чужие конечности не спешили исчезать и, несмотря на вялые попытки протеста, перетянули девушку на край полатей, прижимая трясущееся тельце к едва прикрытому торсу. Сквозь старенькую хозяйскую простынь, наброшенную вором спросонья вместо рубашки, щуплая грудь казалась прохладной и даже немного мягкой, что совершенно невообразимым образом успокоило духовника.

С улицы сквозь шум дождя пробивались чьи-то возбуждённые голоса, крики, ругань, будто все жители «Стойбища» разом вылетели на улицу поскандалить в честь замечательной грозы. Но всё также быстро стихло, как и началось: голоса исчезли, мазнув едва слышным гудением мётел и оставив после себя ворчание расходящихся по домам разбуженных постояльцев.

— Полегчало? — тихонько спросил парень, крепче прижимая к себе девушку одной рукой, второй же слегка поглаживая духовника по взлохмаченной голове. — У тебя эти дни начались? Да? Не вовремя ты как-то. Мне рыжую разбудить, чтоб она тебе чудо-отварчика нацедила? — получив несильный тычок под рёбра Виль зашипел, но не отстранился: — понял, понял, отварчик отменяется. Что тогда? Может, чайку сварганить или пирожки разогреть? А давай, я тебе сейчас гоголь-моголь сделаю? Ты знаешь, как я здорово яйца с сахаром взбиваю? Это же моё коронное блюдо!

— Не надо, — через силу проговорила Танка, заставив себя улыбнуться; весело не было ни на грамм, но поощрить чужие старания стоило. — Просто кошмар приснился.

Духовник посчитала слегка неуместным рассказывать не-чародею посреди ночи, что, возможно, только что где-то относительно недалеко свершилось тёмное чародейство такой силы и гнусности, что откатом всколыхнуло даже её слабенький резерв. По хмыканью она догадалась, что вор не спешил ей верить, но позволил высвободиться из объятий и лечь обратно, даже покрывалом укрыл и по голове погладил. Далеко, впрочем, Виль тоже не отошёл, даже на печь залезть не попытался, сразу же вернулся и каким-то подозрительно серьёзным тоном уточнил:

— А давай, всё-таки чайка сделаю? Перетряхнём сумку твоей чумовой подружки, откопаем ромашки или ещё чего успокоительного?

— Прям как мой папа, — в этот раз улыбка далась куда проще, означая приятные воспоминания из детства, когда господин Чаронит в периоды обострения отеческой любви пытался закармливать единственное чадо всем, что мог обнаружить в леднике. — Тогда уж лучше колыбельную спой.

— Колыбельную? — парень так удивился, будто ему только что предложили усыновить жабу.

— А что? — с наигранной недоумённостью уточнила Танка, но вспомнив ещё парочку эпизодов из детства поспешила уточнить: — Только никакой похабщины или строевых маршей!

— Ага, — рассеянно согласился парень и затих.

На улице бушевала гроза. Гневливые раскаты грома переползли на юг, уволакивая с собой вертлявые молнии, и лишь изредка давали о себе знать далёкими раскатами. На их место пришёл частый крупный дождь, выстукивающий по подоконнику бинарной системе Ланга грозные призывы языческих богов. В небольшой, но тёплой и вполне уютной комнате первого этажа гостевого домика царила темнота и мягкая по-домашнему уютная тишина. Было слышно, как посапывает травница, развалившись уже на трёх тюфяках и свесив левую руку до самого пола. Она изредка всхлипывала носом и дёргалась всем телом, стараясь нащупать закинутое за спину одеяло. В самом уголке полатей, прижавшись спиной к прогретому печному боку, бесшумно спала духовник, подгребя под себя свой любимый шарпан и недовольно хмурясь. Между ними, поджимая босые ноги, в глубокой задумчивости сидел взъёрошенный вор и судорожно пытался вспомнить хоть одну колыбельную. Как назло в голову лезла одна похабщина, да строевые марши.

Загрузка...