Ферзи

День второй

Трактир спал. Мягко и лениво нежились в предрассветных сумерках захлопнутые ставни, рьяно удерживая густой полумрак в просторном общем зале. Лишь сверху, сквозь вентиляционную щель в коробе просачивались робкие светлые перья, линяющие в царящем сумраке и практически растворяющиеся, приближаясь к округлым макушкам обеденных столов. Казалось, и этот бледный свет должен с шипеньем испаряться, едва коснувшись серой, грязной поверхности заплёванного пола. Застоявшиеся с ночи помои распространяли сладковато-кислый душок, стелящийся практически туманной завесой. Отсутствие визуального отражения с лихвой восполнялось густотой запаха и неприятной, почти профессиональной тяжестью, чем-то напоминающей запечатанную пещеру, сочетающую в себе одновременно и затхлость и прохладу. Из отверстия на потолке изрядно тянуло холодом, но по какой-то неведомой причине ему не удавалось развеять скопившуюся духоту и вонь.

От катастрофической нехватки свежего воздуха всякое желание двигаться слабело, замирая попавшей в патоку мухой уже на уровне помыслов и порывов. Сон жадно обнимал общий зал, сковывал дремотной тишиной тёмный коридор со скрипучими половицами, коварно просочившись под дверь, ловко опутывал ни в чём не повинные жертвы, отчаянно бросался на плечи и ноги, мешая подняться в полный рост и двинуться вперёд. И всяк, от мала до велика, подвластен был его хитрым шепоткам, призывавшим отринуть тщетные попытки и покорно сдаться на милость подушки и одеяла. Лишь старая, сгибаемая исключительно радикулитом кухарка, подслеповато щурясь, разжигала плиту, попеременно охая и ворча на соседей, да два подрагивающие от волнения подмастерья крались по длинному коридору на втором этаже. И если причиной выдающегося стоицизма стряпухи было суровое военное воспитание, дополненное старческой бессонницей, то молодые девушки отказались от предрассветной дрёмы по совершенно другим причинам.

— Ты думаешь, это хорошая идея? — осторожно уточнила Алеандр, непроизвольно отступая за плечо подруги.

— Понятия не имею, но ничего лучше придумать не могу, — чистосердечно призналась Яританна.

После ночного инцидента она так и не нашла в себе смелости заснуть и провела остаток ночи, терзаясь смутными подозрениями, измышлениями и догадками. Теперь же измождённый мозг не мог связно сплетать логические цепочки в рациональные полотнища и выдавал исключительно клубки какой-то невразумительной пряжи. Выглядела духовник при этом так, словно все накопившиеся мысли вот-вот должны вывалиться через уши.

Девушки в этот раз двигались куда осмотрительнее, стараясь не производить лишнего шума и не привлекать к себе внимания. След в след ступая по тщательно выбранным половицам, они минули опасный коридор, где каждая дверь пугала возможными свидетелями вчерашнего возмездия, и ступили на шаткую лестницу. В слабом свете становились видны следы вчерашнего преступления, желтыми кляксами тыквенной каши застывшие на ступеньках. В одной из таких подсохших клякс красовался знакомый отпечаток мягкой летней туфли, и духовник попыталась незаметно затереть его, от чего шедшая позади Валент сразу же натолкнулась на замершую фигуру.

И в лучшую свою пору не отличающаяся особой ловкостью, Яританна вынужденно сделала шаг вперёд и, не удержав равновесие, едва не полетела ничком. Если бы не вовремя успевшая перехватить подругу Эл, близкая встреча духовницкого лица с полом была неминуема. Однако умелый рывок травницы за воротник возымел двоякое действие. Лицом Танка, конечно, не ударилась, зато приложилась задом о ступеньку и настолько знатно, что на ближайших столах задребезжала посуда и кто-то недовольно всхрапнул из-за хозяйской стойки.

Первой реакцией было броситься наутёк, но духовник привычно впала в ступор, а травница не решилась её перепрыгивать. Вместо этого девушки замерли, как застигнутые с поличным мыши.

— Та-а-ан, — осторожно протянула травница, первая сообразив, что никто из обслуги набрасываться на них не собирается, — давай уйдём сейчас по-тихому.

— Эл, душа моя, думаешь, я сама не желаю исчезнуть из этого заведения? Однако сперва было бы неплохо избавиться от записей в журнале, дабы не фигурировать лишний раз. Мы даже не станем ничего портить, просто поставим качественное пятно в нужном месте, чтобы чернила потекли и… — сперва Танка говорила тихим вкрадчивым голосом специально заготовленным для уговоров, но неожиданно её взгляд привлёк ворот собственного шарпана, неловко зажатый в кулачке у товарки, — и вообще, можно было просто плеснуть любым твоим настоем, проело бы бумагу вместе с обложкой! У меня от твоей присыпки для обуви даже через портянки пятки щиплет!

Духовник раздражённо вырвала из загребущих рук Валент деталь своей горячо любимой (горячо любила она всё, что попадало в разряд её личного имущества) одежды и с фырканьем засунула в карман, порадовавшись, что хоть он в этой модели не накладной. Отряхнув штаны, девушка весьма смело для своего обычного поведения направилась к хозяйской стойке, намеренно игнорируя запертую на грабли подсобку, чтобы позорно не сбежать подальше. Трусила она чрезвычайно, но марку терять не хотелось.

— Ноги ей щиплет, понимаете ли… — ворчала тронувшаяся следом травница. — Мыть надо, чтобы не щипало!

— Тш! — возмущённо шикнула на неё подруга, не решаясь подходить ближе к стойке. — Мы и так здесь достаточно нашумели! Вообще удивляюсь, почему все спят, как убитые…. Надеюсь, все спят как убитые.

Танка настороженно покосилась на торчащие из-за стойки мясистые пятки в разношенных домашних тапках без задников и понадеялась что слышали они именно храп, а не предсмертные судороги.

«Задери меня упырь, это же мог быть и не инквизитор! — неожиданно подумала Чаронит и совершенно с другим выражением лица взглянула на запертые двери. — В трактир ночью мог кто угодно проникнуть. Сомневаюсь, что здесь установлена приличная защитная система, если на чердаке не удосужились даже стекло вставить. Хотя остекление и не самое дешёвое удовольствие, всегда можно использовать зачарованные слитки или простейшие обесцвечивающиеся ставни. Ой, да из таких упырей и глистов не вытянешь, не то что дополнительное финансирование. Кстати, об упырях… Не, этот точно был живым, иначе его бы миска каши на голову не остановила, во всяком случае с Эл ничего не случилось, а, следовательно ничего сверх токсичного не было. Кто бы это мог быть? Если не трактирщик, то вполне мог какой-то домушник. Не, для домушника слишком много понту. Наёмный убийца? Так нас-то за что? Ой, может, он и не к нам вовсе шёл, а граблями за так огрёб? Какой-то постоялец? Да мало ли мужиков в чёрных плащах шляется! Хотя бы чернокнижники те самые недоубиенные. Им же чёрный цвет в рамках корпоративной этики положен. Мамочки мои, а если это опять те самые сектанты с Призрачными Гончими. В этот же раз на нитрализацию заклятья нам одного святилища точно не хватит…»

От скорбных, полных паники раздумий, что вполне могли затянуться на добрых полчаса, Чаронит отвлёк внушительный тычок под рёбра.

— Ау! Ты где зависла? — недовольно повысила голос травница. — Я говорю: может, ну его этот журнал? Не знаю, как ты его собралась искать, но я его даже в глаза не видела.

— Постой, как это не видела? — от удивления Танка едва не выронила хозяйский поднос, прикрывающий стопку каких-то листов, оказавшихся, впрочем, уведомлениями заёмщиков. — А кто тогда проследил за заселением, пока я деньги прятала?

— А нужно было следить? — практически удивилась травница.

По складу своего характера Валент всегда отличалась своеобразной дотошностью, позволявшей ей долго и монотонно разбираться в одном вопросе, докапываясь до самых неимоверных источников и выводов, при этом совершенно игнорировать ряд других проблем, зачастую решению важного вопроса и припятствовавших. Нередко случалось так, что готовясь к экзамену или ответственной лабораторной, Алеандр неожиданно обнаруживала в своём характере ужасное несоответствие с самой сутью изучаемого предмета и начинала перебирать необходимые методики для улучшения восприятия и запоминания, пока не засыпала прямо на столе, забыв про подготовку или написание шпаргалок. Вот и в этот раз Эл, способная трижды перечитывать инструкцию перед использованием типового артефакта и дважды перепроверять запятые в дружеской записке, совершенно выбросила из головы тот факт, что резервирование номера должно обязательно состояться в случае оплаты.

— Эл! Маму твою и папу! — готова была взорваться Чаронит, тем не менее подносом о стойку не грохнула, а очень аккуратно положила обратно, даже поправив сползшие листы. — Резервирование необходимо проходить, чтобы в случае чего родственники хоть знали где тебя искать, не говоря уже о возможных гражданских исках в суде и тому подобное. Это выгодно прежде всего самим постояльцам…

Травница уже было приготовилась к очередной лекции, но Танка вдруг осеклась, как-то забито глянула на забарикадированную дверь и совершенно другим тоном продолжила:

— Да, да, чрезвычайно выгодно. Особенно нам, особенно сейчас, особенно из-за отсутствия записи. Пойдём скорее!

Схватив за руку компаньонку, блондинка с упорством горного барана потянула несчастную на штурм входных дверей, игнорируя такие мелочи как столы, забытые миски с едой и перевёрнутые стулья. У самой двери в кладовку она невольно затормозила, борясь с желанием набросить сверху ещё парочку заклинаний.

— Эй, притормози! — уцепилась за ручку кладовки Эл.

Глазами девушка недвузначно указывала на крепко воткнутые грабли, намекая, что вчерашнего визитёра на добрый толк было бы совсем неплохо вызволить. В ответ Танка не менее однозначно скривилась. Вообще-то, её гримаса обозначала «я бы ещё и кирпичную кладку перед выходом организовала бы на всякий случай», но травница увидела в ней что-то своё и радостно закивала.

— Вот, и я о том же, — степенно поправила неловко стянутые волосы Яританна и царственно направилась к дверям.

Глухой удар, раздавшийся за дверью, словно опять пришёлся по потылице, встряхивая мозги в черепной коробке. Беззвучно зашипев от боли, мужчина осторожно пощупал всё ещё саднящий затылок и был чрезвычайно рад, не обнаружив новенькой шишки. Помнится, ночью, когда он пришёл в себя, невольно дрожа на полу от холода, на голове назревала большая гематома, стремительно распухающая под пальцами. Ему пришлось прилично рисковать, открывая резерв, чтобы стянуть сосуды и вывести запёкшуюся кровь из-под кожи. Однако достигнутый эффект стоил того, чтобы семь минут корчиться от боли, пока сгустки крови передвигались под вторым слоем кожного покрова к разрезу на ладони. Бурый комок был тут же сожжён вместе со стопкой бумаг пламенем чудом не потухшей свечки, а чародей уберёг себя от массы неприятных ощущений и дренирования в ближайшем будущем.

Впрочем, о своей маленькой, но весьма успешной операции он пожалел дважды. В первый раз, когда, избавившись от органических следов, обнаружил входную дверь в подсобку не просто запертой, но вдобавок ещё и запечатанной. Наброшенное заклятие было слабеньким, дилетантским и удержать могло разве что человека, напрочь лишённого каких-либо чародейских способностей. Только близость недавно пробудившейся и не переставшей спонтанно резонировать печати сыграла с ним злую шутку, сковав дверь безыскусным заклятьем надёжнее, чем якорными цепями. Используй он свою силу, то заклятие не сразу, но поддалось бы. Только дважды подряд открывать замаскированный резерв не позволило здравомыслие вкупе с паранойей. Мужчине оставалось только досадливо кусать губы и гадать, как сказались его руны Сна, если после простого лечения с плеча исчезли разом все старые синяки и несколько родимых пятен. Второй раз он пожалел, когда с некоторым опозданием догадался посмотреть на свой идентификатор. Кусок стекла позеленел и покрылся бугристыми наростами, означающими, по меньшей мере, шесть поисковых заклятий брошенных по его душу. Ежели ищейки были не совсем бездарны (подобных даже самый коррумпированный Совет отправлять за своим врагом не стал бы), то самая принепреятнейшая встреча стремительно приближалась, грозя случиться в любой момент. Да, теперь он сожалел. Если в первом случае сожаления касались утраченных возможностей, во втором — что он пришёл в сознание слишком рано.

Сейчас ноющая голова радовала отсутствием серьёзных повреждений, но прилично огорчала незнанием их причин. Преступное легкомыслие стоило ему нескольких часов без сознания и грозило обернуться значительными осложнениями в виде пяти-шести добрых княжеских ищеек на хвосте. Чародей был чрезвычайно недоволен собой, прекрасно понимая, что искать напавшего теперь было бессмысленной тратой сил и времени. Схлопотать по голове он с одинаковым успехом мог как от излишне живучего трактирщика, жаждущего мщения, или наёмного рабочего, решившего расправиться с излишне наглым вором, так и от проснувшегося постояльца, жаждущего на пьяную голову полихачить. Тёмная личность с определённой долей погрешности мог предположить даже вмешательство древних князей, пусть запоздало, но отомстивших проклятому за осквернение своего родового гнезда.

Чародей поднялся с большого перевёрнутого чана, послужившего ему диваном на последние пару часов глубокой, хоть и не слишком щедрой до отдыха, дрёмы, и осторожно приблизился к двери. Заклятье ослабло, но не спало окончательно, продолжая служить жестокой насмешкой над его немалым опытом и всей накопленной силой.

— Эл! Маму твою и папу! — раздался снаружи тот самый низкий вибрирующий голос, что в ночи взывал к демонам.

В этот раз в нём не было потусторонних отголосков и истеричных ноток, но хрипотца сохранилась, намекая либо на пристрастие обладательницы к табаку, либо на наличие заболеваний. И то и другое не особенно радовало, поскольку болеющие с родни курильщикам: склонны постоянно раздражаться, нервничать и быть не к месту агрессивными. Иметь же возле нестабильной древней печати непредсказуемую женщину (им, кстати, в период некромантии к подобным артефактам даже подходить не разрешалось) было сродни самоубийству. Моментально избавиться от досадного недоразумения маленьким поджогом трактира было очень соблазнительно. Основному качеству артефакта это не слишком повредило бы, но треклятая некромантская штуковина могла оказаться излишне чувствительной к смерти окружающих.

Мужчина поймал себя на слабой, но удивительно живучей надежде, что кто-нибудь из этих двоих сейчас взмахом руки развеет заклятье и выпустит его. Надежда в конвульсиях скончалась, когда хлопнула входная дверь. Звук вышел резкий, глухой и какой-то отрывистый, оставляя после себя неприятный осадок и ощущение, будто вызволение было непозволительно близко.

Чародей тихонько вздохнул. Ему очень повезло (если долгое и изнурительное выслеживание можно назвать везением), что удалось заранее вызнать, к какому каравану прицепились две молоденькие туристки, чтобы выбраться из этого богом забытого городишка. Тогда его, помнится, едва не разобрал смех, когда один из торговцев сознался, что взял двух девчонок в качестве охраны и чародейской поддержки в условиях нестабильных телепортов и обострения активности некоторых видов нечисти. Простоватый, затрапезного вида мужичок так важно вещал о движении энергетических полей и пике размножения виверн, что сразу же становилось ясно, чьи доводы он цитировал. Что и говорить, мозги малосведущему в чародействе торговцу запудрили со знанием дела, что указывало на наличие если не ума, то определённой смекалки. Вот только зря они выбрали именно чародейское прикрытие: случись что, просто выкрутиться не получится. А случиться может, уж он-то об этом позаботится.

Существовала, конечно, вероятность того, что девушки к чародейству действительно имели отношение. Мужчина даже полагал, что они могли числиться какое-то время в Замке, только идентификатор ни разу не отразил их как сколь-нибудь значимый объект, следовательно, их потенциал не превышал базового уровня. Это более чем устраивало его, особенно в нынешнем положении, когда при ограниченной силе столкновение с сильным противником доставило бы дискомфорт.

Размяв затёкшие от долгого сидения мышцы, чародей прошёлся взад вперёд по длинной и узкой подсобке, размышляя о наиболее безопасном способе выбраться из этой абсурдной западни. Была в таком заточении какая-то своя особая злая ирония, но чародей сейчас был не настроен смеяться. Мужчина пощупал край ещё влажного плаща и не многим более сухую рубашку. Придя в себя в запертой кладовке без возможности к немедленному освобождению, он не придумал другого занятия, как перестирать изгвазданные в непонятном составе вещи. От воды пятна лишь больше расплылись. Неизвестная науке дрянь плотно въелась в материю, доводя её до жёсткости дублёной кожи и распрямляя причудливой вешалкой. Рубашка стала напоминать походную кольчугу боевиков, такую же тяжёлую и неудобную, образовав у ворота настоящий защитный ошейник от вурдалаков. На плотном плаще странный эффект сказался ещё сильнее, затянув линию плеч крепким панцирем и даже перекинувшись местами на спину и грудь. Цвет ткани вылинял и приобрёл странный металлический блеск.

Подавив недовольство, чародей снял с навесной полки значительно пострадавший наряд и, морщась от прикосновения влажной ткани, натянул царапучую рубашку. По непонятной самому себе причине он искренне любил эти чёрные тряпки и без сожалений предпочитал любым ярким современным нарядам и модным покроям. Ещё в детстве, нацепив на манер плаща бабушкину гардину, он представлял себя грозным повелителем стихий, бегая по крыше поместья с посохом гостившего у них мага. Стать повелителем в тот раз ему не позволили, бесцеремонно стянув с крыши, отобрав искривший от недоплетённых заклятий посох и впервые в жизни применив волшебную силу ремня. По истечении времени он понял, что в пять лет вёл себя неразумно, используя чуждый по источнику силы посох, распугивая многочисленных гостей поместья и разгуливая в чёрной гардине, которую повесили в зале, где стоял гроб с ещё не остывшим дедом. Стоит полагать, что эти похороны здорово взбаламутили их тихий уезд.

Кое-как справившись с одеждой, чародей немного боязливо прикоснулся к собственному лицу. Поскольку зеркал в захламлённом помещении не находилось, он имел самые смутные представления о своём состоянии. Под пальцами ощущалась непривычно гладкая, словно отшлифованная кожа, отдавая ноющей болью при любом нажиме. Особого дискомфорта не ощущалось, если не считать лёгкой стянутости на щеках и подбородке, которым невидимая корка мешала двигаться. Мужчина даже отстранённо подумал, что здорово выиграет на бритье, если, конечно, не загнётся от заражения крови или алхимического отравления. На голове остатки волос благодаря своевременному мытью сохранились в лучшем варианте и не свалялись войлочной шапкой. Напротив, короткие рваные пучки, оставшиеся от некогда закрывавших лопатки волос, слиплись острыми прядями и жизнерадостно торчали в первозданном хаосе.

«Не царапаюсь и то хорошо», — подумал мужчина и ухмыльнулся, представив себя на приёме у альрийского посла с причёской в стиле зализанного дикобраза.

Прислонившись спиной к треклятой двери, он снова прикрыл глаза в попытке вырвать у хронической усталости, ставшей в последние годы его обычным состоянием, полчаса чуткой невразумительной дрёмы. Мужчина упрямо старался не думать о таком близком освобождении, отгонял от себя мысли о долгожданном успокоении, в который раз на память повторял древнее заклятье, ради которого ему пришлось продать душу и пожертвовать рядом принципов. Ну, ладно, с душой он порядком драматизировал: демонов в округе давно не водилось, да и должного повода не было. Зато почти десять лет постоянных интриг, козней и рванья глоток изрядно подпортили его и без того не самый лёгкий характер, расшатали твердыню морали и изгваздали чистоту репутации. Будто кто-либо из проклятых мог замараться сильнее, чем его изуродовала наследственность.

Чародей горько хмыкнул, заметив, что снова поддаётся дурным привычкам и неосознанно теребит перстень. Купленная ещё во времена юношеских мытарств безделица, что обошлась ученику чародея в полный гонорар за заморенную кнару, выглядела на изящных музыкальных руках грубо и дёшево. Кузнец в лавке был очень удивлён, когда из всех возможных поделок по-ратишански бледный мальчишка выбрал не новый нож или метательную звезду, а уродливое явно большое кольцо. Ему было не понять той гордости не ко времени повзрослевшего ребёнка при примерке своего первого родового перстня. Пускай, этот род и состоял из одного человека. Возможно, со стороны кольцо и выглядело большой нелепой медвежьей башкой с выщеринными клыками, но для него этот кусок металла стал символом возрождения. Надевая его и тщательно приматывая шнурком к худому запястью, юный чародей чувствовал, как кардинально меняет собственную жизнь, выбирает дорогу. Единственную дорогу, ведущую к свету, через какие бы тьму и грязь она ни проходила. Он представлял мощное развесистое родовое древо, большой семейный особняк с гербами на развевающихся флагах. И на каждом гербе будет не ненавистный сердцу оттиск, что казался ему позорнее каторжного клейма, а гордая голова яростного хищника. Прошли годы. Многие яркие и романтические надежды того озлобленного мальчишки развеялись быстрее, чем на деревьях сменилась листва. Многие иллюзии растаяли, оставив горьковатый осадок из образов и представлений. Многие зароки и пафосные клятвы были порушены. Он изменился, что внешне, что внутренне, став пустой оболочкой того светлого и порывистого существа. Неизменными осталась лишь дорога, да родовая печать, что до сих пор иногда спадала с худых пальцев.

От минорных раздумий, столь неудачно выбравших время для появления, чародея оторвало вспыхнувшее в мозгу предчувствие. Мужчина с деланной неторопливостью, ставшей практически рефлексом, посмотрел на стекло идентификатора и позволил себе улыбнуться. Под сопровождение возбуждённых криков, хлопанья дверей и отборных проклятий, доносившихся снаружи, чародей натянул потрепанные перчатки и со знанием дела взвесил на руке давно примеченную чугунную сковородку. Оружия с собой было слишком мало, чтобы им разбрасываться. Практика же не раз доказывала, что физическая сила хороша, чары — замечательны, но иногда лучше всего действовать подручными средствами. Поднявшись на ноги, он отошёл от двери.

— Говолю же, господин, нету там у меня ничего! — испуганно причитал трактирщик.

— Заткись, — почти беззлобно гаркнули в ответ.

Заклятье спало, и раньше, чем человек с вышитым на груди солнцем, успел заглянуть в проём распахнувшейся двери, тяжёлый снаряд прицельно встретился с его теменем.

— Арни! А-а-арни! — требовательно раздался где-то над головой до омерзительного звонкий голос Анэтты Ризовой.

Первым порывом было, не просыпаясь, шибануть в надоедливый фантом боевым светляком и продолжить приятное занятие. В том, что его сон побеспокоил именно фантом, молодой человек даже не сомневался: в его спальню в особняке, что с раннего детства была напичкана ловушками и оберегами (не столько для того, чтобы защитить невинное дитя, сколько для защиты невинных слуг и гостей от неуправляемого маленького монстра), без особых паролей не мог пробраться даже отец, не то что его секретарша.

— Арни! Через час встреча с представителями княжеской службы безопасности! Они ждать не будут, а в твоём положении, — привычная взору безмолвная и исполнительная женщина на приступках отцовского кабинета, куда-то подевалась, оставив на своём месте назойливую тётку.

С трудом оторвав гудящую голову от удивительно жёсткой неудобной и просто шеедробильной подушки, Араон Важич попытался собрать воедино разметавшиеся в голове мысли. Двух часов сна после насыщенного событиями чрезвычайно долгого дня измождённому затянувшейся регенерацией организму явно не хватало. Вспомнилось, что он принял полномочия отца, неприятно удивив почтенных Старших Мастеров; что остаток дня проторчал с увеличительным стеклом и пинцетом, складывая остатки не успевших само разложиться донесений в общую картину событий; что легкомысленно отправился на поиск убийц брата и после долгого разговора с еле живым Ихвором распил с раненым бутылку дешёвенького коньяка. А вот, как он добрался до своей пастели, не потревожив вездесущую маменьку, кучу приехавших на похороны гостей и собственные барьеры, молодой чародей вспомнить никак не мог.

— Арни, да ты пил? — возмущённо воскликнула женщина, что по какому-то недоразумению считалась им ранее приятной особой.

— Какое своевременное замечание, — недовольно проворчал Араон, отметив, что распухший язык с трудом ворочается во рту.

Громко, слишком громко для похмельного слуха хлопнула входная дверь, и кто-то с излишне тяжёлыми сапогами протопал к кровати.

«Проходной двор, а не спальня» — возмутился про себя чародей, так и не соблаговолив открыть глаза. Всё происходящее напоминало скорее дурной сон, начавшийся ещё на урочище в Нестанишках и бессмысленно тянувшийся по сей час. Не было боли от потери отца, страха перед неизвестным врагом или трепета в ожидании битвы. Не было ничего. Даже ноги ниже колена почти не ощущались.

— Как официальный представитель Совета Замка Мастеров, — громко и явно злорадно прокаркал смутно знакомый голос, принадлежащий, кажется, Старшему Инквизитору, — передаю Главе Замка Мастеров Вето…

Кошмар переходил уже все дозволенные границы: появляться в своей спальне малознакомым мужикам Арн никогда не позволял.

— Вон, — не жалея собственного расшатанного внеплановым алкоголем здоровья, крикнул чародей.

Больше получилось похоже на слабый забитый стон умирающего перед лицом коварных кредиторов, что уже перетряхивали простыни на предмет завалявшейся мелочи.

— Простите? — недоумённо запнулся доносчик воли народа и неприкрытую радость в голосе поумерил.

— Арни… — попыталась вставить что-то галлюцинация номер один.

— ВО-О-ОН!!! — не сдерживаясь в этот раз, рявкнул Важич, присовокупив к голосу экзорцистское заклятье подслушанное как-то у Чаронит.

Толи заклятье было рассчитано на тенегляда, толи разница в потенциале между двумя чародеями была так велика, толи похмельная голова сыграла с хозяином злую шутку, только неконтролируемым выбросом вмиг проморозило всю комнату, буквально вышвырнув непрошеных посетителей за дверь. По спине прошлась отдача заклятья, премерзко впившись в копчик. Это моментально отрезвило сонный разум. Резко дёрнувшись, молодой человек упал на пол и попытался занять боевую стойку. Стойка не занималась, и это проясняло многое. Во-первых, казавшаяся потерянной куртка, обнаружилась туго намотанной на щиколотку. Во-вторых, судя по валявшейся под диваном таре, половиной бутылки коньяка в компании Ихвора он вчера явно не ограничился. В-третьих, посетители в его спальне не были бредом, потому как и помещение не было его спальней.

Араон Важич настороженно окинул воспалённым взглядом мрачный коридор, больше напоминающий переходы в княжеских пыточных. Пологий закруглённый потолок, массивная каменная кладка, стилизованные под факелы светляки. Портил эффект только мягкий кожаный диван, притащенный, если верить царапинам на полу, прямиком из приёмных покоев. Краем сознания Арн даже восхитился собственной упёртости, зная, что каркас для конструкции был сделан из цельного дуба. Кроме возможности в пьяном угаре игнорировать боль и таскать тяжёлые вещи, открывшаяся картина ничем не могла порадовать. Молодой человек, размотал с ноги куртку, зябко набросил на слегка подрагивающие плечи и побрёл в теперь уже свой кабинет.

В уютном светлом и каком-то слишком умиротворённом помещении следов вандализма, по счастью, не наблюдалось. Всё было, как заведено, даже слой пыли в стратегически важных местах сам собою обновлялся, чтобы не привлекать лишнего внимания. Казалось, Артэмий Важич ненадолго отлучился и вот-вот нагрянет обратно, всё также, не замечая никого вокруг, пройдёт к своему столу и закажет любимую большую кружку кофе.

Араон со стоном опустился в глубокое отцовское кресло. Если бы кто-нибудь знал, насколько его натуре претила столь алкаемая всеми Старшими Мастерами должность! Если бы был хоть кто-то достойный доверия настолько, чтобы сгрузить на него всё многообразие обязанностей! Если бы можно было вытащить брата, что всегда был столь неравнодушен к власти и общественному положению! Как много если…

Несмотря на похмелье, мужчина прекрасно понимал, что торжественное возвращение старшего брата, из чьей груди не так давно выколупали зазубренный арбалетный болт, не слишком облегчит ему жизнь, а лишь добавит головной боли в плане охраны и обслуживания беспомощного родственника. Он так и видел закатывающую глаза в нервном припадке маман, воющую белугой Дильку и стаю целителей, стервятниками кружащих над поместьем. А за ними бы уже пошли и обиженные Старшие Мастера, ученики, коллеги, пронырливые и вездесущие писаки свитков, ищейки, фанатики, наёмные убийцы. И не известно ещё, с кем из этого списка встеча будет для их семейства пагубнее. Новому Главе Совета Замка Мастеров ещё повезло, что старший брат проявил благоразумие и согласился побыть для общественности без вести пропавшим, а не стать потенциальной мишенью для неизвестно кого. Конечно, мозгов и определённой тяги к подковёрным играм умного и практически образцового Мастера-Алхимика будет очень не хватать, особенно в ближайшее время, но никто же не помешает найти безопасный способ связи.

По счастью, мелкие торговцы дурью, что сбывали саморощенный продукт, оказались не столь бесполезными охламонами, как выглядели. В слегка запуганном состоянии от встречи с такой близкой властью высшего порядка, они так легко поддавались влиянию, что грамотно обработать расшатанную психику было делом не сложным, но до омерзительного морудным. Ихвор успешно взялся за это дело после первого же пробуждения, заставив засекретить и обезопасить подвальчик для варенья, выращивания и приготовления дурман-травы и отправить Главе координаты. В последнем, конечно, не обошлось без самодеятельности, вылившейся в бросание камней и требование денег, но после наглядной демонстрации с холлемом серьёзности намерений для их компании других внушений не понадобилось. Не обделённые смышлёностью господа производители одурманивающих веществ с радостью пошли на сделку с совестью и бандитской честью (другой эмоции под хмурым и откровенно угрожающим взглядом профессионального боевого чародея они и не могли выказать), согласившись обеспечивать комфорт и неприкосновенность высокопоставленному страдальцу. Лекарское внимание Ихвору и без того было гарантированно, поскольку едва не прибитый Арном старик оказался не только дедом самого адекватного из троицы, но и отставным целителем, выгнанным с поста за пьяную драку с начальником стражи. Как бы ни «любил» Араон Важич представителей целительской братии, но наличию в окружении брата этого старикана был чрезвычайно рад.

Признаться, в данный момент Глава Совета и сам был бы не против заиметь поблизости кого-нибудь, на подобии Милаха. Только, пожалуй, не такого пропитого. Бок болел, а заветная банка «замечательных соплей», приготовленная подчас даже чрезмерно заботливой Алькой ещё в Сосновском, осталась под надёжной защитой его персонального сейфа в «Золотом поселении». История с предательством тётки заставила молодого человека не только качественно пересмотреть взгляды на жизнь, но и перестать верить своему окружению. И, что бы ни говорил здравый смысл, уже чародей не мог заставить себя раскрыть кому-нибудь плачевное состояние здоровья или допустить постороннего к заживающему телу. Регенерацию, от греха подальше, пришлось свернуть, и сон на неудобном диване жестоко отыгрался на больном организме.

Молодой человек с кряхтением поднялся и побрёл обратно в надежде на тазик чистой воды и немного зубного эликсира в какой-нибудь общей умывальне. Если через полчаса он не приведёт себя в порядок, мамочка, наплевав на траур, устроит редкостнейший скандал. А в том, что она через полчаса будет здесь можно было не сомневаться, не даром же Ризова числилась в лучших подругах Альжбетты Важич. Проволакиваясь по ставшему спальней коридору, Арн ещё раз бросил взгляд на новую деталь интерьера.

— И зачем-то же мне это понадобилось? — задумчиво отметил Мастер, глядя на распотрошенный и съеденный наполовину кусок лососины, гордо раскинувшийся на спинке дивана.

Он был в курсе собственной вредной привычки при любом мало-мальски серьёзном мыслительном процессе поглощать что-нибудь солёное килограммами, чего при обычной пьянке за ним никогда не водилось. Появление любимой рыбы вблизи его нового кабинета наводило на ряд серьёзных подозрений. Чародей, вмиг забыв о благих порывах к чистоте и благопристойности, плюхнулся на диван. Соизмеряя расположение рыбы с длинной руки, Арн тщательно вымерил своё вчерашнее положение тела и попытался вспомнить собственный ход мыслей, наперекор похмельному упадку. Воспоминания не спешили радовать своим посещением, ясность мысли не восстанавливалась и чистота сознания приобретала кристальную структуру.

— Что же я имел в виду? — нахмурился Арн и машинально запихнул в рот отщипнутый ломтик жирного розового мяса.

Рассеянный взгляд чародея блуждал по стенам и потолку, выискивая что-нибудь достаточно знаменательное для восстановления вчерашней работы мысли, пока неожиданно не натолкнулся на любимую отцовскую карту. Артэмий Важич с каким-то трепетным благоговением относился к ней, словно кусок материи был не зачарован, а одушевлён. Вид открывшегося с данного ракурса святотатства настолько шокировал, что напряжённо жующий молодой человек едва не прикусил собственный палец. Знакомые с детства абрисы родного княжества, раскинувшиеся на полотнище карты, оказались безжалостно истыканы острыми рыбьими костями. Не равномерно: полупрозрачные кости, то сбивались целым скоплением, то возвышались поодиночке, то образовывали целые линии и дорожки. Некоторые метки вылезали за государственные границы и извивались в пределах соседних держав. На первый взгляд проявленный вандализм казался бессмысленным. Чем дольше Араон рассматривал творение собственного бреда, тем яснее становилась прорисовка картины и тем сильнее росло внутреннее удивление.

— Триликия меня раздери, — немного шокировано прошептал молодой человек, когда наконец-то начал понимать смысл опознавательных меток, — я же гениален…

Пересекая линии энергетических токов, игнорируя города и дороги, тянулась паучьим клубком альтернативная разметка, беспорядочная и от этого более гениальная. Хотя память и не смогла найти ей аналогов в том более чем умеренном наборе теоретических знаний, что всегда был характерной чертой всех боевиков, чутьё, списанное самим Арном на интеллектуальное озарение, подсказывало, что такая разметка их славной державы не случайна и имела место быть в других условиях. Может, это и было правдой, может, молодому человеку очень не хотелось принимать, что он в пьяном угаре испортил любимую вещь отца, но идея в подсознании чародея засела накрепко. Лихорадочно отрывая очередной кусок солёной лососины и как-то спешно запихивая его в рот, Араон затолкал под диван предательскую бутылку и что есть мочи крикнул, не щадя больную голову:

— Анэтта, главу поискового отряда ко мне в кабинет! И Архивариуса… и кофе… крепкий, — чуть замявшись, молодой человек добавил: — с зефиркой!

— Да где же этот треклятый торговец! — в бессильном возмущении вскинула бледные руки Танка.

— Нэ нервуйтэся, — Алеандр задорно передразнила говорок чрезвычайно меланхоличного столяра, что обслуживал ученическое общежитие и только благодаря своей крайней меланхоличности, да любви к брусничной наливке сохранил здравость рассудка среди подрастающих чародеев.

Однако не волноваться юная тенегляд не могла. Решив не нагружать излишне альтруистичную компаньонку проблемами с неопознанной личностью, ведь с Эл вполне могло статься вернуться и проверить состояние здоровья невиннопришибленного, Яританна вдруг ощутила себя загнанной в клетку, не видя не только выхода, но и самих стен. Не зная, откуда ждать опасности, она готова была бросаться наутёк от любого шороха или звука, прекрасно помня из уроков незабвенного Воронцова, как именно расправлялись с некромантами в период гонения.

А обстановка, меж тем, идеально располагала к панике и истерии. Погружённые в собственные проблемы купцы суетно и громко сгоняли свои караваны, выстраивая в шеренги возки и громко ругаясь с нерасторопными работниками. Восторженно вопя, носились под руками городские мальчишки, норовя урвать каких-нибудь гостинцев и исправно получая свою порцию брани да оплеух. Нервно метались взволнованные суетой лошади, отчаянно сопротивляясь не слишком ласковым потугам конюхов затянуть упряжь и развести недовольных животных по своим законным местам. Где-то в хвосте сборища назревала знатная ссора с участием, по меньшей мере, полудюжины горластых представительниц прекрасного и не очень пола, готовых ценой надорванных глоток и выдранных волос отстаивать честь и совесть дражайших супругов, даже если сами супруги едва умудрялись растаскивать склочниц, да выхватывать у них из-под рук особенно дорогие и хрупкие товары. Сквозь плотную завесу человеческих спин, крутых боков беспородных коней, пёстрых перекрытий повозок и крашеных стенок редких грузовых ступ мелькали форменные перевязи стражи. Какие-то слишком серьёзные и хмурые, они дотошно копошились в тюках, перетряхивали баулы и едва ли не тыкали алебардами в любой подозрительный мешок с таким яростным выражением на лице, будто выступали против вышедшего из-под контроля зомби. Мелкие торговцы с оханьем и едва сдерживаемыми проклятьями спешили подбирать свой скарб и стягивать безжалостно порушенный порядок. Товарищи покрупнее и побогаче себя не сдерживали и гневно препирались по поводу любой безделицы, вызывая представителей закона на ответную ругань. Так что не стоило особо удивляться тому, что за каждым пятном мнительной девушке мерещились сектанты, а под любым капюшоном — профессионально-бесцветные инквизиторские рожи.

— О! Тан, ты лучше сюда глянь! — взволнованно вскрикнула травница и поволокла подругу к целой горе просыпавшихся сувениров, которую уже начала растаскивать вездесущая ребятня.

Духовнику ничего не оставалось, как только терпеливо переждать шквал эмоций, поскольку энтузиазм травницы был вещью чрезвычайно опасной в случае неконтролируемой смены вектора. На любую попытку изменить объект её внимания маленькая рыжая девушка со всей покладистостью характера и правильностью взглядов соглашалась, чтобы в на протяжение ближайшего часа, а, может, и дня напоминать об утраченной возможности и чрезвычайно кротко вздыхать с образом великомученицы. При этом ещё далеко не факт, что и само смещение объекта состоялось. Во время нечастых совместных походов на рынок Чаронит частенько оказывалась в ситуации, когда приходилось судорожно метаться между рядами в поисках потерянной напарницы, в то время как та спокойно стояла у заинтересовавшего её лотка и со всей дотошностью копалась в товаре, игнорируя окружающую реальность.

— Глянь, какая прелесть! — Алеандр вновь ушла в собственный мир, едва не по уши погрузившись в ничейную кучу барахла и потрясая нитками лоскутных браслетов и самодельных амулетов. — Вон та лошадь, пляшущая на крыше храма, очень напоминает мне ранние работы…

Яританна, невольно придерживая травницу за лямку сумки, продолжала осмотрительно оглядываться по сторонам, опасаясь теперь не только непонятной угрозы от неизвестного противника, но и вполне конкретных разбирательств с хозяином выброшенного стражниками добра.

— …о! А эта штука сделана в технике двойного плетения, — с тихим и почти благоговейным восторгом рассматривала Эл, вытянутый из кучи кособокий пёстрый шарф с множеством разнокалиберных узелков, — такую штуку мне как-то показывала Леанна…

— Эл, пошли уже! — Танка сдержала совершенно детский порыв подёргать травницу за сумку. — Нам нужно найти твоего торговца, чтобы успеть занять место на возке.

— Ой, сейчас, — недовольно отмахнулась та, будто её отрывали не от уродливого шарфика, что способен сплести любой пятилетний ребёнок, даже не слишком прибегая к помощи родителей, а от творения двухсотлетней давности, контрабандой привезённого из-за пустыни. — Никто ещё не отъезжает. Тут у них, наверное, контрабанду ищут, если такой шум подняли. Глянь, какой узор!

— Эл, — духовник постаралась тактичнее положить обратно в кучу сшитого из рябящей в глазах ткани дистрофичного кота, — зачем тебе это? У тебя же нет денег, чтобы купить что-нибудь.

— Не куплю так покопаюсь! — с довольной улыбкой повторила свой основной торговый девиз девушка.

Духовник лишь обречённо прикрыла глаза, стараясь успокоиться и не наговорить лишнего, поскольку чудные апартаменты, выделенные управляющим Сосновского и по совместительству отцом Алеандр своей дочери, напоминали ей одновременно склад, лабораторию и свалку. В них в первозданном хаосе валялись пучки трав, свитки рецептов, красивые лубочные картинки, милые сердцу безделушки, колбы с недоваренными зельями, бутылки с доваренными, пустая тара, на случай снисхождения вдохновения, любимые свитки с рассказами, одёжка, пару подносов с забытыми пирожками, мольберты с рисунками, поделки из картона и прочее, прочее, прочее. Прочего-прочего могло быть много, его состав и место дислокации постоянно менялись. Такая своеобразная коллекция постоянно росла и пополнялась, на что травница не жалела сил и денег. Привыкшей к экономии и жёсткому домашнему распорядку Танке это казалось слегка диким.

— Всё пошли! — отрывисто и хмуро бросила Чаронит, но с места не сдвинулась, поскольку сама в лицо их нового хозяина и благодетеля банально не помнила.

— Ага. Пошли. Я тут поблизости видела торговцев травами, но вчера не было времени зайти. Нужно проверить, как изменился ассортимент в связи с появлением новых двухкомпонентных сывороток создаваемых из концентратов. Вот, помяни моё слово, ударит это по кошельку наших производителей! Вырастить розмарин в наших условиях…

Дальше Яританна не слушала, смирившись с неизбежным, и покорно пошла следом. Она понимала, что потерять травницу среди этой суеты и давки будет значительно проще, чем потом самостоятельно найти заветный возок. Приходилось сдерживать раздражение, утешая себя тем, что это замечательное упражнение, которое в её нынешнем положении может здорово помочь и даже спасти жизнь, коли на то пошло.

Княжеская проверка толи пренебрегла совсем уж неказистой обшивкой и кучей мелких тряпичных мешочков, толи оставила возок с травами на потом, посчитав наименее опасным. Весь груз лежал нетронутый и преспокойно ждал хозяев, что, замешкавшись с лошадьми, сейчас возле въездных врат громко переругивались с другим торговцем на предмет утянутой упряжи. Сперва, как и подобает, один из хозяев, нервный и худой старик, оставался дежурить у поклажи, но, не выдержав промедления, поспешил на подмогу своему более молодому товарищу. Оно и не удивительно, ведь большинство трав в таких жутких условиях могли повянуть, раскрошиться и утратить свой товарный вид.

— Постой на стрёме! — небрежно бросила подруге травница и с восторгом оголодавшей галки бросилась к небольшому скромно стоящему в сторонке возочку, даже слегка подпрыгивая на птичий манер.

— Эл, вылезай немедля! — Яританна неловко мялась в сторонке от ковыряющейся в поклаже подруги, не зная куда лучше деваться от стыда, поскольку провалиться под землю сразу не получилось. — Это же чужая собственность и, заметь, владельцы неподалёку. У тебя нет денег на покупку. Я всегда была против воровства, как явления!

Успевшая разлохматится рыжая головка любопытно выглянула из стремительно превращающейся в бесформенную кучу связки травяных мешков и с такой глубокой укоризной воззрилась на подругу, словно мысленно пересчитывала все случайно обнаруживающиеся в скарбах духовника посторонние предметы.

— Да ну? — чрезвычайно искренне удивилась Алеандр и для пущей выразительности даже всплеснула руками.

— Понятия не имею, к чему ты клонишь, — чопорно поджала губки духовник и отвернулась. — Копайся быстрее! Я не намеренна здесь долго торчать!

— Да тут и копаться особо нечего! — обиженно засопела юная любительница флоры во всём её целительском многообразии. — Не представляешь, редкостнейшая дрянь! Тут половина трухи, не годной даже чай непрошенным гостям заваривать. Не представляю, как они думают хоть что-то тут продать! Разве что на госпроизводство. Ну, там где обычно производят чрезвычайно действенные составы по смехотворной себестоимости и практически насильно заставляют покупать молодых помесных лекарей. Мне одна знакомая по секрету говорила, что у них в лечебнице предпочитают такими брикетами для сухого состава печку в приёмной топить, а больным обычный зверобой запаривать, что под стенкой разросся, потому как от него больше пользы. Фу, гадость какая. Вот, Тан, чес слово. Душа болит за отечественное целительство. Финансируется содержание лечебниц из рук вон плохо, молодым чародеям ничем не помогают, зелья присылают низкокачественные, зато перед соседями яро хвалятся: гляньте, у нас сохранилось бесплатное лечение! Не лечение, а колеченье! Притом как пациентов, так и самих лекарей. Ты представляешь, как работа в таких условиях может сказаться на психике? Во-о-от, и я не представляю. Не представляю, что это за хрень! Подержи-ка…

Всё ещё сохраняющей надменную величественность Чаронит в наглую впихнули в руки один из мешочков, пока примостившаяся на козлах Эл с любопытством рассматривала его собратьев.

— Никак не могу сообразить, что это, — травница растерянно потёрла лоб, привычно разглаживая кончиками пальцев появившуюся хмурую складку. — Порошок явно растительного происхождения, но слишком мелкий, чтобы точно определить компоненты. Меня очень нервирует этот блеск. Видишь, как на солнце переливается. Они туда что алюминиевой стружки насыпали для веса? Не-е, металл же у нас вытянут на раз, ещё и штрафом обложат сверху. Это князю можно всех обманывать, обманывать же князя недозволенно никому. Но если это не на княжеское производство, то кто такую гадость купит…

— Кто купит не наша забота! Главное, чтобы мы из этого порошка себе что-нибудь не купили.

— Сейчас диагностирую, — серьёзно приготовилась плести заклятье Алеандр, успевшая позабыть об окружающем мире перед тайной нового потенциального ингредиента. — Чего-то меня напрягает эта текстура…

— О, задери меня упырь! — отчаянно простонала Танка. — Нет у нас на это времени! Сейчас хозяева обоза придут и так нас диагностируют плетью, что костоправам собирать нечего будет!

— Тогда по упрощённой схеме! — согласно кивнула травница и, не особенно заморачиваясь на правила предосторожности, щедро слизнула с руки неопознанную гадость.

Хорошо подготовленный Мастер-Травник на вкус может определить любой компонент растительного или животного происхождения и, по меньшей мере, около шестидесяти пяти процентов алхимических примесей. Алеандр Валент, хоть и не успела закончить полный курс обучения и сдать экзамены на Мастера, была подготовлена прекрасно, подчас даже слегка пугая своей подготовленностью и энтузиазмом собственных наставников. Вот только в этот раз не последовало необходимого сплёвывания состава и анализа ощущений, а ведь на описания девушка никогда не скупилась. Лицо Алеандр неожиданно сильно покраснело, глаза увлажнились и точно остекленели. Худенькое тело содрогнулось в порыве жёсткого едва сдерживаемого кашля. Девушка инстинктивно попыталась прикрыть лицо руками. Облако сияющего на солнце порошка тут же взвилось в воздух потревоженной ветром мукой, оседая на волосах и спине неловкого дегустатора. Плечи травницы продолжали мелко дрожать, и, немало удивлённая оплошностью компаньонки, Танка серьёзно насторожилась. Травница, всё также съёжившись, сидела на козлах, сжимая в одной руке раскрытый мешочек, и дрожала уже всем телом. Духовник протянула руку, чтобы осторожно коснуться щедро припудренной гривы Эл, как пострадавшая неожиданно разогнулось и громко, совершенно неприлично заржала, аки укушенная за зад лошадь. Даже не лошадь, а натуральная кобыла особой княжеской породы «Да-заткни-ты-пашчу-!».

Громкий, надрывный гогот на миг перекрыл все звуки площади, заставив стражников удивлённо оторваться от ревизии, а гомонящих торговцев испуганно примолкнуть. Вмиг побледневшая Яританна невольно присела, стараясь спрятаться от любопытных взглядов, но поскольку присела там же, где и стояла, то манёвр ей явно не удался. Представив всю комичность ситуации, девушка сменила бледность на яркий румянец и, резко подскочив, сгребла в охапку сумасшедшее хохочущую травницу и так опрометчиво кинулась в переулок, что напрочь забыла о зажатом в ладони подозрительном мешочке, разлетающемся с Алеандр порошке и торговце, что нехотя согласился подвезти их до Смиргорода.

Работа со стихиями, какой бы она ни была, всегда стояла в небольшом отдалении от прочего чародейства. Всё же использование естественных сил и манипуляция ими не требовали ни особого резерва, ни таланта, только практики, да ещё раз практики. Впрочем, без ума и фантазии никакая практика обойти поисковиков чарующему человеку помочь не могла. Тонкие энергетические сети опутывали пространство, готовые в любой момент вцепиться в знакомую ауру или рисунок, для знающего человека были в этих местах практически обозримы. Сети всплыли здесь сразу же после очередной вспышки артефакта, так неудачно замуровавшей чародея. Сильные крепкие и частые, они обволакивали город, и мужчине было искренне непонятно, на что надеялись оппоненты, ставя такой ряд условий. Вероятнее всего, княжеские чародеи не могли себе даже вообразить одарённого человека с высоким уровнем резерва, что отказал бы себе в ежедневных радостях простейших заклинаний вроде светляков, подогрева воды или заживления царапин, о которых, не стоило сомневаться, ищейкам уже доложили. Это показалось тёмной личности неимоверно забавным, но смеяться он не спешил. Чем бы ни руководствовались княжеские чародеи, а загнать его в угол у них получилось. Это чрезвычайно удручало и портило знакомую, подёргивающую душу радость и странный болезненный азарт от создания новой каверзы.

Каверзы он всегда любил и не из-за желания причинить другим вред, расстроить их или испортить имущество. Это, как правило, являлось либо средством, либо последствием его деяний. Нет, им двигало исключительно созидательное чувство: желание претворить в жизнь нечто, превосходящее былые правила, обходящее общепринятые нормы и запреты, и превзойти тех, кто считал себя в силе навязывать ему своё мнение. Долгое время он даже не осознавал, что делает нечто недопустимое, с гордостью показывая всем результаты пусть и не всегда праведных трудов своих. Позже взрослые с радостью и садистским желанием поквитаться за расшатывание собственного пьедестала вкрадчиво объяснили юному дарованию всю безнравственность его порывов и экспериментов. После этого он стал устраивать ловушки осознанно и целенаправленно, зная свою порочность и решительно не обращая на неё внимания. Его не слишком волновал объект приложения фантазии, ему большее удовольствие доставлял сам процесс.

О да, процесс был прекрасен…. Будучи по своей стихи человеком воздуха — стихии для чародеев в этих землях редкой и слишком желанной — афишировать принадлежность к ней мужчина не спешил. Однако и привлекать к своей задумке другие стихии, затрачивая дополнительные усилия и волнуя фон, не собирался. Приложив ладонь к земле, он сосредоточенно слушал движение крохотных воздушных пор, оставленных корнями, зверьём и крупными дождевыми каплями, не сумевшими до конца спрессовать почву. Колебания воздуха в ней говорили хитроумному чародею, что необходимый караван уже преодолел развилку и движется в заданном направлении, не отклоняясь ни от курса, ни от временных рамок. Десятью минутами ранее в этом же направлении двигались отправленные чародеем воздушные змейки, ловко рассекая тощенький чернозём и податливый песок. Теперь они методично и слаженно делали своё дело, скользя вдоль выбранных корней, обволакивая каждый узел, расширяя застарелые трещины и очищая одиночные камни. Их действия, изящные и быстрые, жёстко контролировались заклинателем. Беспрестанное движение пальцев свободной руки, повторяющее ход воздушных потоков требовало особой ловкости и предельного сосредоточения. Любой посторонний звук, даже естественный шум проснувшегося поутру леса, сбивал плавность хода и точность рывков. Один раз, когда чей-то ненормальный хохот эхом пронёсся в какой-то сотне шагов от затаившегося чародея, плетения вообще едва не лопнули изнутри. Чародей даже успел представить, как душит собственным поясом излишне громкого весельчака, но всё обошлось…

Наконец, последний шаг был преодолен, и только воздушная петля, укреплённая взвесью песка и воды, удерживала массивное дерево от падения. Время медленно тянулось, словно специально, размазывалось в пространстве. Стоило неимоверных усилий, чтобы игнорировать настойчивое желание дать вожжей какой-нибудь кобыле из обоза и поторопить уж слишком растянувшийся караван. Всего один легонький щелчок, такая малость… но он не был бы мастером своего дела, если бы не умел ждать. Земля под ладонью завибрировала с необходимой, столь желаемой частотой, что означало пересечение намеченной линии.

Поднимаясь с колен и отирая платком испачканную в грязи ладонь, чародей не мог не позволить себе злорадной ухмылки. Где-то не столь уж далеко разорвалась воздушная петля и мощное вековое дерево с печальным треском начало заваливаться на дорогу.

— Кончай ржать! — злобно рявкнула Яританна, стараясь выглядеть сурово, но не смогла скрыть в голосе истеричных ноток и на корню загубила весь эффект от собственной грозности.

Качественно расшатанная психика духовника, что при обычных обстоятельствах держалась довольно-таки крепко, готова была в любой момент дать сбой, выражающийся либо в смертоубийстве с особой жестокостью, либо в минутах десяти качественного рёва со всеми причитающимися атрибутами виде икания и соплей. Её бледная кожа уже начинала болеть от прилипчивого румянца, а левый глаз нервно подёргиваться. Стыд, смешанный с раздражением, гневом и самой толикой здорового страха, затруднял дыхание и порядком туманил мысли. Туманил настолько, что даже сейчас Чаронит с трудом могла представить, как ей удалось скрыться от вездесущих зевак, стражи и торговцев, волоча при этом не перестающую ржать компаньонку. На попытки пробудить память появлялись лишь смутные картинки каких-то подворотен, огородов, загона для коз и заброшенной стройплощадки с большой дырой под забором для стока воды и казённых кирпичей. Впрочем, чистые коленки и оцарапанные ладони свидетельствовали о том, что уходила Танка всё же по верхам.

— Ой, хи-хи ты ха-ха пр-прости…кхи-хи-хи, — едва смогла выдавить из себя Алеандр, утирая маленьким грязным кулачком выступившие слёзы.

Порошок с травницких ладошек уже стёрся, погибнув под напором грязи и давленой хозяйской капустной ботвы, и сильнее навредить уже не мог. Девушка и без него выглядела жалко и неряшливо. Хохочущий забег с особо гнусным подхихикиванием на поворотах не прошёл для неё бесследно: на лице образовались живописные грязевые разводы на манер тигриной маски, из косы торчали листья молодой петрушки и длинная дудка переросшего укропа, а на ткани штанов в районе коленки уже проступало характерное тёмное пятно. Привычно передвигаться, как выяснилось сегодня, и смеяться одновременно она не умела. Постоянно спотыкаясь и падая, она пыталась как-то избавиться от наваждения, но кровь каждый раз подгоняла к мозгу новую порцию коварного вещества. От смеха уже болела грудь, потрескались губы и основательно усилилась врождённая близорукость. Наконец, набрав в лёгкие побольше воздуха, она с трудом выдавила из себя:

— Й-йа не знала, что там звёздная пыль будет! — потом снова сумасшедшее захохотала.

— Прекрасно, — проворчала себе под нос Яританна, — мы теперь ещё и за употребление и хранение наркотических средств срок в узилище схлопочем!

Духовник неистово зашагала дальше, подтягивая за руку трясущуюся от едва сдерживаемого смеха подругу. Блондинка была настолько раздражена, что, вероятно, не заметила бы даже, если бы та упала и волоклась позади. Танка вообще чувствовала себя ледоколом посреди замёрзшей речки и двигалась сквозь лес с таким же изяществом. Возможная месть разоблачённых контрабандистов добавила к обширному списку поводов для паники ещё один пункт. В этом же списке фигурировал новый марш-бросок, неожиданно порушивший все радужные планы на тихую спокойную поездку. Мысль о том, что снова придётся тянуться пешком по дорогам Отчизны, на этот раз без карты, приличного плана и минимального запаса удобств, хотя бы в виде ночной рубашки, настолько угнетала её, что привычный самоконтроль трещал по швам. Стоило только забыть об уговорах, как раненая нога снова разболелась. Чтобы как-то снять напряжение, можно было бы немного похромать, но поблизости не было подходящих зрителей, что расщедрились бы на жалость, сочувствие или помощь, а показывать слабость при лекарской братии было равносильно согласию на лоботомию.

— Стой хи-хи-хи, — едва смогла выдавить из себя Эл, отчаянно упираясь пятками. — П-р-р, жеребная! Ой, кха-ха-ха…

Болезненная реакция духовника на старое подростковое прозвище была прекрасно известна травнице и здорово повлияла на их продвижение. Танка моментально отдёрнула руку и круто развернулась, готовая в любой момент перейти в атаку. Даже сквозь подступающий хохот Алеандр смекнула, что её вот-вот могут избить и поспешила отвлечь жаждущую крови подругу:

— Там у меня кхи-хи в сумке… ай, не могу… быстро-быстро возьми бутылочку!

Яританна молниеносно схватилась за травницкую сумку и начала перетряхивать содержимое, намеренно обходя злосчастные мешочки с коварным зельем, что никто не додумался вовремя выкинуть, а теперь не хотели оставлять возле них энергетические следы.

— Не-не-не… не трогай этот свёрток! — со смесью ужаса и смеха попыталась перехватить подругу Эл. — Эт-то слабительное сильное… очень сильное. Я его кха-ха-ха трактирщику подсыпать хотела. Вот смеху то было бы! Ой ха-ха отложи быстро, ещё кхи-хи просыплешь и будем мы вдвоём…

— Весёлые засранки, — без тени юмора в голосе продолжила духовник и очень опасливо отложила в верхнее отделение простой на вид кулёк, подозревая, что её любящая эксперименты компаньонка вполне могла создать слабительное, всасывающееся прямо в кровь через кожу.

— А-ха-ха-ха… прекрати немедленно… смешить… а то я сейчас вся оборжусь хи-хи-хи. Давай быстро бутыль! Я кхи-хи бухать изволю! Кха-ха-ха, не пялься, а давай быстро! — продолжая трястись от непрекращающегося хохота, что уже не столько веселил одурманенное нутро, сколько беспокоил лекарские инстинкты, Алеандр вырвала из рук подруги синеватый флакончик и залпом осушила, даже не поморщившись от горького послевкусия.

С затаённой надеждой проследила за её жестом Яританна, лелея в глубине души слабую надежду на возвращение относительной адекватности в одну рыжую головку, желательно ещё и без возникновения зависимости. Вот Алеандр оторвалась от горлышка, вернула на место пробку, вытерла губы тыльной стороной ладони и тихонько икнула.

— Ух, кажись, полегчало, — осторожно и как-то неуверенно проговорила Эл, прислушиваясь к позывным организма.

Духовник с уже куда большим уважением глянула на компаньонку, проникшись гениальностью её творений, ибо даже не знала о существовании настолько эффективных антидотов от звёздной пыли.

— А что это было? — вполне искренне поинтересовалась она, представляя масштабы возможного массового производства и договор о поставке пробных партий в восстановительные лечебницы.

Валент недоумённо хлопнула влажными от слёз глазами и с не меньшим любопытством уставилась на зажатый в руке флакон, несколько раз покрутила бутылочку на пример опознавательных знаков, встряхнула осадок и легкомысленно пожала плечами:

— Понятия не имею, ты же давала! Т-тан, представь, как будет забавно, если это чистый спирт?

Последующий взрыв хохота был настолько громким и резким, что у обескураженной таким заявлением Чаронит вмиг заложило уши.

— Ой-ёй-ёй… ой, не могу вся… а-ха-ха-ха, — стенала скорчившись на земле Эл, попутно по локоть ковыряясь в собственной сумке.

Такого нежная и ранимая психика юной ратишанки снести не смогла.

— Заткнись немедленно или подчинение наброшу! — крикнула Яританна, в бессильной ярости пнув ногой сухую ветку. — От твоего гогота уже ёлки трясутся.

Словно по заказу мощная старая ель, что гордо возвышалась над своими товарками и толстой тёмной макушкой царапала основания небесного купола, с натужным, полным страдания стоном покачнулась. Медленно, будто раздумывая, гордая ветеранка смешанного леса накренилась и в миг, как подкошенная, с оглушающим треском рухнула. Немного обескураженные девушки в благоговейном ступоре пялились на опустевший просвет в лесном массиве, от удивления забыв, чего собственно сорились.

— Ой, мамочки… — рассеянно прошептала Алеандр, неловко запихивая за щеку вытащенный из своей бездонной сумки корешок.

— Ага, — согласно кивнула духовник.

Валент решительно переборола новый приступ веселья, поскольку падение такой громадины радости не вызывало даже у неё, поднялась на ноги и отряхнула со штанов иглицу. Взгляд её был уже значительно более осознанным и вменяемым: в мутноватой влажности начинал разгораться воинственный огонёк профессионального азарта, лишь больше раздуваемый дурманной лихостью и добросердечной порывистостью. Заметив произошедшие изменения, Танка схватила компаньонку за руку и поволокла в противоположную сторону едва ли не с большим энтузиазмом.

— Там ведь могли быть люди! — вскрикнула травница, пытаясь ухватиться за ближайшую ветку и тем самым хоть как-то притормозить.

— Вот именно! — поспешила согласиться с ней Танка, с одним лишь различием, что представлялись блондинке отнюдь не раненые и увечные, а грабители и психопаты, подпилившие ёлку.

Ветка под давлением хрупкой, но удивительно цепкой травницкой ручки с хрустом переломилась, и Алеандр не нашла ничего лучше, чем стукнуть ей упорствующую в своём гуманистическом невежестве товарку.

— Не смей мной командовать! — воинственно вскинулась Эл, но компрометирующую ветку за спину всё-таки поспешила спрятать.

Яританна устало прикрыла глаза, собираясь долго и обстоятельно объяснять порывистой до добрых и нерациональных поступков травнице, всю глубину возможных заблуждений. Когда же она их открыла, Валент рядом не оказалось. Надежда и отрада Замка Мастеров пружинящим шагом направлялась в сторону аварии, откуда уже доносились крики и ругань. Блондинке ничего не оставалось, как только последовать за ней.

Излучина дороги не была объята пламенем. Не жаркими всплесками красного пса, алчно бросающегося на сухое дерево, тряпки и людей; не иллюзорными обманками коварных чародеев; даже до иносказательного определения поля брани происходящее не дотягивало. Не было в округе подозрительных людей с луками и самопальными стрелковыми артефактами. Никто не размахивал мечами, не чаровал и не спешил захватывать не самый богатый, но вполне себе состоятельный караван особо жестоким способом. Торговый народ хоть и был порядком испуган, панике не предавался, а кричал исключительно от волнения, досады и боли. Нескольких тяжелораненых работников перенесли на обочину, один оставался придавленным массивным стволом, а основная масса умеренно избитых и покалеченных в процессе падения товаров и столкновения телег суматошно носились вокруг, норовя помочь или скорее добить. Мужчины принялись разгружать пострадавшие возки: один полностью погребённый под деревом и два других сильно пострадавших от веток. Немногочисленные, но на диво энергичные женщины с приличествующим голошением хлопотали над потерпевшими, притом пожитки удостаивались едва ли не большего внимания, чем наёмные работники. Лошадей уже успели успокоить и те лишь время от времени нервно косили в сторону постороннего предмета, столь варварски нарушившего их спокойную процессию. Одним словом, ничего не выбивалось из вполне закономерной для случившегося картины. Меж тем именно ощущение пламени, охватило Чаронит при виде развернувшегося представления. Тяжёлый, тёплый поток заструился сквозь землю к ногам и густыми ритмичными толчками стал подниматься вверх, словно стремясь к горлу и увязая в груди. Было в этом что-то завораживающе-упоительное и пугающее одновременно. Яританна прикрыла глаза и попыталась сосредоточиться на ощущении, разгорающемся в районе грудины аккурат под связкой трофейных амулетов.

— Эл! — крикнула в спину уже направившейся к раненым травнице Танка. — Он… он умирает!

Невероятным чутьём, свойственным лишь матерям да прирождённым целителям, Валент определила о ком шла речь, раньше, чем даже сама Яританна смогла разобраться в собственных ощущениях. Травница круто развернулась на пятках, едва не лишившись тоненьких летних туфель, и с тем же целеустремлённым выражением на лице направилась в другую сторону. При этом оставалось только удивляться тому, как разительно преобразилась молоденькая подмастерье. Из по-мальчишечьи худенькой немного неловкой и неуверенной девочки, что не вылезала из рабочей одежды, отчаянно запиналась на экзаменах и стеснялась переспрашивать у посторонних, она обратилась уверенной и грозной травницей, чей взгляд сиял восторгом, а тихий голос внушал уверенность и определённое почтение. Гордый разворот плеч, чеканный шаг, напряжённо сжатые губы, целеустремлённый взгляд…если бы ещё не мерзкое, совершенно идиотское хихиканье, выдаваемое за кашель…

Чаронит отрешённо смотрела ей вслед. Любая бурная деятельность, творящаяся возле неё, как правило, моментально повергала девушку в состояние среднее между унынием и апатией, лишая всякого желания к движению. И не столько оттого, что на неё переставили обращать внимание (хотя это тоже было немаловажным), сколько от ощущения, что беспрестанно бегающие вокруг люди подпитываются энергией непосредственно от неё, злостно присасываясь к ауре и резерву. Весёлые или грустные, ликующие или рыдающие — все эти эмоционально неуравновешенные особы бессознательно воспринимались ею стайкой паразитов, жадных до чужого добра и не годящихся даже на роль симбиотов.

— А! Гляди ж, это наши чародейки пожаловали! — налетела на одиноко стоящую в отдалении девушку одна из подобных бракованных симбиотов, активно потрясая разросшимся декольте. — Полгода не прошло! Припёрлися! Стоят тут! Пялются! А куда вы, цытры глядели, когда…

Взгляд, которым юная подмастерье одарила нежданную собеседницу, выразительно отражал ситуацию при встрече с говорящим солитёром.

— И чего замолкла? Сказать уже нечего? Стыдобища…

Как правило, личности подобные этой сильно нервировали духовника. Хорошо воспитанную ратишанку яркие представители народных масс со своим мировосприятием заставляли пятиться и пренебрежительно отступать перед подавляющим бескультурьем и наглостью. Правду, в этот раз девушка даже особенно не поморщилась. Отсутствие злоумышленников порядком смущало Танкин ум и наводило на мысли куда более мрачные, чем простое стечение обстоятельств под воздействием человеческой подлости. Всколыхнувшаяся подозрительность настойчиво теребила сознание, не давая принять произошедшее как должное, а память уже начала подсовывать предположения о сектантах, пособниках покойной госпожи Шкудрук, воинственных грифонах и бродячих вурдалаках.

— …а мы тут совсем! — продолжала крикливо и громко, как это всегда любили делать женщины её породы, жаловаться торговка, дорвавшаяся до чародейского тела. — Вот глянь-ка! Ты это только глянь! Я же теперь…

Яританна деликатно отодвинула от лица настойчиво тыкаемый торговкой локоть с глубоким, но не особо опасным порезом и демонстративно отвернулась, тщетно надеясь, что энтузиазм женщины когда-нибудь выветрится или на горизонте появится более ценный слушатель.

— … я так думаю! — не замечала очевидного склочная красотка, что в юности, вероятно, была мила и популярна, но ввиду собственной популярности износилась раньше времени. — Во! Тут точно нужно просветить на случай перелома отростка! Я точно знаю! А ещё может быть занесена инфекция, которая…

Тяжело вздохнув, девушка поправила на плечах лямки рюкзака и, полностью игнорируя навязчивую торговку, готовую в дополнение к разбитому локтю продемонстрировать давно ноющее и стреляющее «где-то там», двинулась вслед за травницей, надеясь тихонько затеряться в море её бурной активности.

Травница, верная собственной манере успела развить настоящую акцию спасения, властно и щедро одаривая указаниями всех, кто попадался в поле зрения. Половина из её указов, как ни странно, действительно выполнялись, хотя торговцы то и дело пытались вернуть наёмных рабочих к заботе о именно хозяйских нуждах. Несколько крепких парней уже прилаживали под ствол самодельные рычаги и примерялись к подъёму груза. В радиусе метра были разложены травницкие принадлежности, частично извлечённые из сумок подмастерья, частично реквизированы по округе методом народного клича. Посреди всего этого богатства на коленях стояла Эл и сосредоточенно смешивала в двух технических колбах неизвестное зелье, и танке оставалось только надеяться, что, делая это, травница действительно осознавала себя. В остроте ума и цепкости хватки Валент нельзя было отказать и сейчас, а вот степень адекватности вызывала серьёзные сомнения. Во всяком случае, заклятие диагностики она сплела правильно и очень оперативно, жаль только раскинула его сразу и на пострадавшего, и на дерево, доверительно сообщив собравшимся о наличии сдавления, двух переломов и большой колонии короедов. Зато желающих давать советы и дёргать молодую девушку своими народными методами как-то поубавилось.

— О, Тан! — преувеличенно радостно завопила Алеандр, напрочь разрушая слабую надежду подруги не привлекать к себе внимания. — Ты-то мне и нужна! Эти обалдуи сейчас из моего пациента отбивную сделают! Представь, такую махину хотят какими-то ломанными осями поднимать. Они же ещё и себе ноги переломают. Хи-хи-хи, будет процессия увечных!

«С тобою во главе!» — мрачно подумала духовник, но промолчала, поскольку была сильно рассержена и не хотела бросаться с места в матерщину.

— Ты же у нас землеройка: подкопай болезного маленько!

Яританна сначала хотела всерьёз обидеться и даже применить силу для пресечения дальнейших публичных оскорблений, но только глянула на большие серые глаза всё ещё слегка шалые от дурмана и сжалилась. Желание драться никуда не ушло (она вообще всегда испытывала к одурманенным людям необоснованную агрессию), но энергию пришлось перенаправить в более созидательное русло. Глухо взрыкнув, духовник подошла к вывернутому корневищу, опустилась на колени и потёрла ладони. Толпа праздных зевак, жаждущая зрелищ, и практически переставшая смеяться Эл дружно последовали за ней, окружив ровным полукольцом. Злость на неадекватные выходки компаньонки, отчего-то обострившееся ощущение текущей из раненого силы и чрезвычайно нервирующие лишние зрители сделали своё чёрное дело, прилично раздраконив и без того взвинченную Танку. Девушка запустила в землю пальцы с таким яростным видом, словно собиралась её распороть, пожрать и обессилить. На самом деле она хотела просто вздыбить небольшой участок земли, приподняв тяжёлый ствол и одновременно не слишком подвергнув напряжению собственный резерв. Однако большие, сочащиеся смолой корни неожиданно встрепенулись, словно живые щупальца глубоководного крекена при виде упитанного ныряльщика, и жадно потянулись к вывернутым грудам земли. Послушно следующий за ним ствол с кряхтением стал приподниматься, тяжело взмахивая широкими лапками обвислых веток. Сыпля сухой иглицей, ломаными ветками и старыми птичьими гнёздами злокозненно рухнувшая ель взмыла обратно и ровненько встала на место, ещё и корни для надёжности прикрыв куском выдранного дёрна. В образовавшейся тишине было слышно, как падают с веток сойки, получившие разрыв сердца от такого зрелища.

— Так ты мне помогать собираешься!?! — раненая скандалистка требовательно и грозно встала перед слегка очумелой от результата трудов своих девушкой, размахивая давно переставшей кровоточить рукой.

— Помрёшь — поможет, — меланхолично бросила в её сторону травница, заставив с десяток любопытных нервно отшатнуться, и с искренним восторгом похлопала Яританну по плечу: — Ну, ты, мать, сильна! Горжусь и трепещу!

На этом месте, оставив в полнейшем недоумении торговцев и саму виновницу переполоха, девушка развернулась и бодренькой походочкой направилась к пациенту. Несчастный давно потерял сознание и тем самым упорствовал в лечении, не желая сдаваться на милость целителя, что лишь подзадоривало слегка неадекватную Эл. В более собранном состоянии, вероятно, она и действовала бы по-другому. К примеру, не стала бы у всех на виду выуживать из собственной сумки узелок со «звёздной пылью» и щедрою рукою взвешивать порцию для успокоительного зелья. При виде этого действия Яританну едва натурально не хватил Кондратий, во всяком случае, сердце болезненно сжалось, а эпитафия промелькнула перед глазами. Как только наркотический раствор из «пыли» и конопляного масла был готов и отправлен за щеку бессознательного пациента, Танка спешно изъяла из рук компаньонки травницкие пожитки и запихала подальше, прикрыв для надёжности частью разваленного товара. Она не верила, но очень надеялась, что среди собравшихся будет не так много просвещённых и запрещённый порошок останется не узнанным и не изъятым, а они не прирезанными за крупную и очень дорогостоящую партию.

— Разойдись! — рявкнула Алеандр, и её обычно тихий голос хрипловатым карканьем разнёсся над дорогой.

Не отошедшие до конца от прошлой неудачной шутки любопытствующие послушно расступились, если не сказать, прыснули в разные стороны, радостно перекладывая ответственность за жизнь пострадавшего на чужие, пусть и не слишком внушительные плечи. С завидной для своего состояния чёткостью Валент разорвала тугой ворот рубашки (что вряд ли осилила бы в здравом уме) и быстро пальпировала наиболее заметные повреждения. Сам Питрак под видом контрабандистов, видать, пнул её пониже спины, ибо действовала девушка удивительно вдохновенно. Поддерживая левой рукой через разрывы кожи сбалансированный ток крови, стараясь уменьшить последствия сильного шока, правой она вправляла слегка сместившиеся после перелома рёбра, как-то игнорируя и необходимость дополнительного диагностирования на случай распадения осколков, и собственную прежнюю физическую неспособность к подобным манипуляциям. Всё ещё бледная Танка с тихим шоком следила за происходящим, радуясь уже тому, что на мужчине не было особых ран и кровь ниоткуда не вытекала. Зная собственное отношение к этой субстанции, духовник совсем не горела желанием падать в обморок, учитывая то, что приводить в чувства её будет всё та же целительница.

— Ну вот сейча-а-ас, ещё капелю-у-учешку, — сюсюкающее тянула маленькая травница, затягивая на боках больного фиксирующие повязки, и, если бы не слегка кровожадное выражение лица, сошла бы за воркующую над колыбелью мамашу.

Любой ребёнок запросто лишился бы рассудка от такого воркования. К счастью, это дитятко ещё не пришло в себя и благодаря «звёздной пыли» видело добрые красочные сны. Поправив повязки и последний раз проверив проходимость слегка сдавленных трахеи, травница довольно похлопала второго в своей жизни серьёзного пациента по коленке.

— Ну, вот и замечательно! Вот и чудненько! — широко и благодушно улыбнулась Алеандр, поправляя на груди пациента большой пышный бант из концов перевязи. — Теперь этого удачливого недобитка полусидя где-нибудь примостите и переносите осторожно, нечего лишний раз трясти ёлколома. Ой, — девушка поспешно закрыла рот руками и умоляюще глянула на подругу.

— Опять началось? — понятливо бросилась помогать со сбором инструментов Танка.

— Г-где мои сумки-кхи? — превозмогая очередной приступ, выдохнула Эл, очень стараясь не дрожать так отчётливо.

— Вон за той горой хлама. Давай быстрее.

Валент только энергично кивнула в ответ, отчего из волос вылетел позабытый листик аннексированной зелени, и со всех ног припустила в указанную сторону, тихо надеясь скрыть приступы смеха за отдышкой.

Сметливая Танка оказалась, пожалуй, излишне предусмотрительной и отволокла травницкий скарб едва ли не за пределы спонтанного лагеря. Поэтому бегущая к нему девушка успела набрать такой разгон, что когда заметила сидящего рядом с сумками человека в пропыленном плаще, просто не могла затормозить. Алеандр хотела как-то предупредить несчастного, но заорала почему-то: «Держите вора!» Человек возле сумок действительно держал в руке один из травницких свёртков с порошком, озадаченно потирая подбородок, и испуганно дёрнулся в сторону, когда несущаяся на всех парах девушка просто рухнула на него, запнувшись о чью-то коробку. Не ожидавший такого нападения мужчина, попытался ловко перекатиться, но практика не раз доказывала, что от опытной в куче-мале травницы так просто уйти не удалось никому. Чем больше барахтался, запутавшийся в собственной одежде торговец, тем больше травница теряла остатки контроля над одурманенным разумом и уже без стеснения пинала и щекотала подвернувшееся тело, заливисто хохоча и серьёзно задумываясь о возможности пустить в ход зубы. Толи мужчине это всё действительно осточертело, толи ему повезло выпутаться, однако девушку бесцеремонно отбросили в сторону, внушительно приложив свиной о тюк с фуражом.

— Что случилось? — озабоченно воскликнула подоспевшая следом Танка, помогая продолжающей хохотать компаньонке вылезти из продавленного мешка.

— Пр-представляешь, — травница не знала, за что в первую очередь хвататься: за болящую от удара спину или ноющий от смеха живот, — т-тут какой-то мужик поклажей ошибся… и я его снесла, как бита городки!

Духовник молча помогала ей приводить себя в порядок, круглыми от удивления глазами пялясь на небольшой складной нож, торчащий из разорванного мешка.

— И знаешь что самое смешное? — подрагивающими руками Эл очищала от кожицы кусок имбирного корня, что неплохо помог пережить приступ в прошлый раз.

— Не-е-т, — убирая в карман шарпана ничейное оружие, настороженно протянула Чаронит; ей-то в этой ситуации смешным не показалось ровным счётом ничего.

— Этот чучундрыш весь моим новым слабительным обсыпался! Весь кулёк, представляешь?

— Э-э-э, не слишком, но уже соболезную. Пойдём-ка, давай отсюда, пока никто не заметил и за зерно платить не заставили.

Травница хмуро глянула на место своего приземления, рукой убрала с глаз мешающую чёлку и максимально спокойно согласилась:

— Ага. Пошли. Я там ещё двух-трёх больных видела.

В улыбке хрупкой девушки определённо проскользнуло что-то от кладбищенского гуля при виде похоронной процессии.

Прижавшись спиной к шероховатому стволу, мужчина отчётливо ощущал малейшее движение в округе. Любые колебания пространства, казалось, проходили через тело и по живому выдёргивали каждый нерв для своего демонского макраме. Как назло, не ко времени живучие торгаши начали ремонт пострадавших возков и делали это не щадя молотков и клиньев. Безумно хотелось взвыть или позорно заскулить от нестерпимой боли, но позволять себе такое он не собирался. Ему крупно повезло, что взбудораженные падением ели охранники каравана, которых оказалось больше, чем планировалось, просмотрели его проникновение возле драгоценного товара и самовольные поиски заветных сумок. Это давало уникальный шанс отделаться малой кровью и получить успокаивающийся, испустивший последнюю силовую волну артефакт без проблем человеческого и исключительно чародейского толка. Рисковать, прорываясь боем, тёмной личности не хотелось.

Нежелание вступать в открытый бой с возможными жертвами причиной его скрытности было лишь отчасти. На своём веку чародею ни раз приходилось опосредованно (и не очень) калечить и убивать лишних персонажей, подчас даже собственноручно, так что крови он не боялся и особенной щепетильностью в вопросах устранения неугодных не отличался. Зато любил считать, что отличается здравым смыслом и потому не спешил добавлять к толстому переплёту собственного обвинительного дела новых глав. Он, безусловно, рассчитывал на положительный результат, ведь проклятые не знали покоя, но и не сбрасывал со счетов возможности быть пойманным и славненько отделанным в одном из княжеских острогов. Впрочем, серьёзное решение обходится без лишних смертей, принятое ещё у трупа бывшего Главы Замка Мастеров, не помешало ему исключительно рефлекторно пырнуть визжащее-хихикающее нечто припрятанным ножом. Только в последний момент здравый смысл помог слегка отвести руку, и лезвие ушло по касательной, не слишком задев рыжую девчонку с явными психическими отклонениями. В наличии у неё какой-нибудь патологии он не сомневался. Одним врождённым легкомыслием невозможно было объяснить такой бешенный восторг и прилив любвеобильности при виде вора, потрошащего личные вещи. Обижать убогих было неприятно, хотя иногда и полезно. Чародей удивлялся только тому, что вообще смог выхватить нож. Вероятно, в тот момент он действовал в состоянии аффекта, потому что сейчас рука совершенно отказывалась повиноваться. От каждого, даже самого лёгкого движения её до локтя сводила судорога, а кисть уже начала распухать. В этот раз драгоценное столь любимое и лелеемое кольцо сыграло с ним злую шутку, выбив, если только не сломав, своим весом палец при падении сверху неадекватного тела. Мужчина даже успел представить, какой шок испытают потомки, откопав в одной из могил скелет с металлической медвежьей головой в пальце.

Как на зло торговцы не спешили сворачиваться и мирно следовать дальше, дав ему возможность тихонько зализать раненое самолюбие и больную руку и отправиться следом. Ушлые купцы лишь отволокли на обочину всё самое ценное, решив между делом не только подлатать возки, но и устроить полноценный привал с лечением всех страждущих, пинанием всех ищущих и обзыванием всех мимо проходящих. Крикливые дамочки, везущие свои кружева и подделки, раскладывали на подстилке хлебные лепёшки, вареные яйца и холодные, заплывшие жиром котлеты, охотно угощая работников. Тем, кто был помоложе и посимпатичнее, продукты едва не впихивались насильно, невзирая на сопротивление жертв женского внимания. Самые сообразительные и морально устойчивые, что не желали связываться с жеманными родственницами работодателей, добровольно вызвались в караул и теперь неустанно шныряли вдоль дороги, подозрительно косясь на старые деревья и время от времени тыкая палками в наиболее разлапистые кусты.

Чародея такое рвение, лишь раздражало, ибо, будучи нарочито показным, серьёзно хоть и ненамеренно угрожало его невразумительному укрытию. Сидя между корней небольшой молоденькой сосны и отчаянно прикрываясь парочкой разлапистых папоротников, он в благородной тишине мучился от боли, стараясь прислушиваться к передвижениям своей добычи и при этом оставаться как можно более незаметным. Острые локти и коленки любительницы гербариев (хватит на его памяти одной сумасшедшей травницы) обновили едва сошедшую синеву на спине, но это было не самым страшным. Собравшись с духом, мужчина медленно отогнул руку, в душе очень опасаясь увидеть на месте рабочей конечности кровавое месиво или комок из пальцев. Он, памятуя о злокозненности жизненных перипетий, приучил себя одинаково хорошо справляться обеими руками, однако терять отдельные органы за просто так было весьма обидно. К счастью, опухшая и синюшная кисть была цела и на первый взгляд даже не слишком задета. Крови не было, осколки костей не торчали ежом, только вот палец с перстнем выгнулся под невообразимым углом в каком-то неуловимо глумливом жесте. Если бы суставом не зажало нерв, мужчина наверняка ещё бы и сам посмеялся над стечением обстоятельств. Сейчас же ему было не до смеха. Закусив от напряжения щёку, он осторожно обхватил палец и дёрнул. Острая боль пронеслась по телу, на миг сковывая оцепеневший разум, рот наполнился кровью, в пальце что-то щёлкнуло… и начало отпускать.

Чародей подрагивающей рукой утёр с лица холодный пот и ощутил, как вкус собственной крови во рту смешивается с потом и ещё чем-то кисло-сладким. Был в случившемся один положительный момент. Теперь чародей точно знал, в чьих сумках печать искать не стоит.

— Следующий этап? — сочувственно поинтересовалась Яританна, осторожно убирая со лба травницы намокшую чёлку.

Девушка молча кивнула и постаралась отвернуться, чтобы свет не слишком досаждал болезненно расширившимся зрачкам. Как и следовало ожидать, крепкий молодой организм, не сильно потрёпанный излишками столичной жизни, осилил-таки убойную дозу заморского зелья. Правду, и последствия не заставили себя долго ждать. Первая волна зацепила Валент по касательной, ещё когда она замазывала травяной кашицей ссадины у племянницы торговца лубками. Подскочивший жар моментально раскалил кожу, окрасив щёки, шею и грудь ярким румянцем. Потом подкралась резь в глазах, размывающая всё дальше пяди, и травница только радовалась, что закончила с осмотром и не нужно отмерять лекарство. За резью последовал озноб, совершенно не вязавшийся с раскалившейся кожей и практически замораживающий лимфу. Дрожь распространялась по всему телу, заставляя ноющий желудок буквально кипеть, а сердце отчаянно биться о рёбра. Казалось, филиал Подмирного пекла расположился в районе солнечного сплетения и готовится устроить день открытых дверей. К тому моменту, как девушке удалось добраться до возка с льняными тюками и с трудом взгромоздить на них своё всё более и более бренное тело, жар стал отпускать. На его место пришла вялость и болезненная дремотность, граничащая с обмороком. Похолодевшая кожа стала липкой и чувствительной, зуд постоянно менял свой эпицентр, буквально сводя с ума. Не расчесаться до крови мешала только скручивающая кости ломота. Она настолько сковывала движения, что несчастной девушке ничего не оставалось, как только корчиться между тюками, тихонько поскуливая.

— Это не заразно, — мрачным, просто сочащимся язвительностью тоном проговорила духовник, хищно оскалив свои островатые клычки, — но можете поэкспериментировать.

Охранник, любопытно сунувший нос в телегу, тут же отшатнулся, будто девушка могла этот самый нос отгрызть. Он был не так далёк от истины, потому что был восьмым за последние полчаса, «кто совершенно случайно проходил мимо», «вот тут что-то забыл», «как там наша спасительница». Танка уже прилично негодовала от повышенного не всегда доброжелательного внимания и была не так далека от рукоприкладства. Хотя опрометчиво брошенное травницей замечание о специализации блондинки и остудило жажду немедленной эксплуатации попавших в поле зрения дармовых чародеев, желающих попялиться на занемогшую целительницу всё равно хватало. И если мужское население, что больше пострадало при падении дерева, просто злилось и тихонько тлело жаждой мщения из-за новых головокружительных отдушек на бинтах, навязчиво благоухая ванилью и малинкой, то малочисленный женский коллектив был в своих эмоциях коварнее. Разобиженная на весь мир матрона, что так недавно разгуляла вместе с бурной молодостью намёки на свежесть и невинность, прониклась глубиной непочтения к своей персоне со стороны каких-то столичных сикилявок и, сплотив вокруг себя немногочисленный женский контингент, активно выказывала своё пренебрежение и безразличие. Судя по выражениям лиц и незатихающему шепотку, выказывание предполагалось растянуть до конца поездки, по возможности сдабривая мелкими шпильками и крупными неприятностями. Полюбовавшись на них, Яританна, на всякий случай, решила сумки без присмотра не оставлять, дабы не найти после в них что-нибудь «жутко ценное» и «страшно дорогое» из чужих вещей.

— Эл? — девушка толкнула в скрюченную спину подрагивающую подругу и очень проникновенным голосом поинтересовалась. — Если совсем плохо, обращайся, я же не зверь какой-нибудь, я же из тебя приличное приведеньице сделаю.

— Дягель тебе в сфагнум, — злобно буркнула в ответ травница и для большей наглядности продемонстрировала через плечо маленький кукиш.

Чаронит вовсе не была таким тираном, как её представляли однокруппники и лица средней степени знакомства, и наклонности к садизму у неё не превышали общей нежитеведческой нормы. Просто не большие, но плотно засевшие знания по целительству подсказывали, что пациенту нельзя засыпать. Танка не была точно уверенна, когда именно нельзя засыпать при ломке или сотрясении мозга, но однозначно полезен сон был при простуде, а уж этим-то Валент точно не болела. Была ещё другая возможность: покопаться в травницкой сумке на предмет антидота, которой притупил бы симптомы или хотя бы снял боль. Можно было, но духовник сочла это непедагогичным. Ей не хотелось признаваться даже самой себе, что подобное бездействие может быть вызвано желанием банально поквитаться за позорное бегство из города и выступление перед торговцами. По официальной версии, предоставляемой себе и общественности, именно такой способ как нельзя лучше отвратит молодую душу от наркотического греха и убережёт от желания повторить прецедент с остатками злополучного порошка. Во всяком случае, именно это благопристойно-надменное выражение, что так раздражало местных кумушек, присутствовало на холёном лице духовника.

— Здорово ёлку подняла, девка! — с искренним благодушием попытался отвесить комплимент великовозрастный сынок одного из торговцев.

— Столичные только ёлки подымать и горазды, — нарочито громко поделилась своими наблюдениями одна из женщин, вызывающе поправив коралловые бусы.

Яританна царственно не услышала ни первого, ни второго замечания, хотя игнорировать громкий хохот и было сложно. Меж тем совсем незамеченным происшествие не осталось.

«Ох, как же мне это всё не нравится, — подумала девушка, рассматривая свои обрезанные под корень ногти. — И руки не нравятся, и ситуация в целом. Вот, спрашивается, что за блажь меня подвигла вообще к этому дереву подойти. Могла же и тоннель подкопать под бедолагой! А лучше послушаться здравого смысла и просто не подпускать эту гербафилку к чужим повозкам. Ладно, что сделано, то сделано. Сделано, допустим, совершенно идиотски, но следует радоваться хотя бы инициативе. Не-е-е, одной инициативной нам и так с лихвой хватит. Но всё же почему такой эффект? Ещё понимаю, если бы я планировала так приподнимать ствол и силы не рассчитала, так предполагалось же, напротив, сделать искусственный холм. И, вообще, откуда сила?»

Слегка ошарашенная собственным открытием духовник поспешила растолкать начавшую кимарить травницу:

— Эл, от чего резерв увеличивается?

— От грыжи! Надорвись и порадуйся! — прохрипела в ответ Валент, мысленно пожелав подруге жариться в Подмирном пекле за такие побудки.

Негромко фыркнув на подобные предложения, Яританна вернулась к прежним горестным размышлениям.

«Это не могло быть увеличение резерва. Во-первых, я ничего подобного не чувствую и могу руку отдать на отсечения, что размер прежний. Во-вторых, так просто он не увеличится, а с момента… того самого момента прошло слишком много времени без особых изменений моих чар. Да, и в-третьих, мне по определению не может так повезти! Тьфу, тьфу, тьфу с таким везением. Если бы у кого-нибудь так скакнул резерв, его бы в первую очередь утянули в лабораторию Замка и выкачивали, как свеженький погост на потребу родной державы. Хотя в такое везение для себя любимой поверить я всё-таки могу. Так, не отвлекаемся! Если это не родной резерв, то что за, прости Триликий, срамь там творилась. И вспышки силы, и перепады настроения, и этот взгляд, будь он неладен!»

Девушка недовольно передёрнула плечами, физически ощущая мишень между лопаток. Чужой взгляд казался ей настолько враждебным, что хотелось натянуть кольчугу, а лучше броню, а ещё лучше спрятаться в княжеской сокровищнице, как самом охраняемом месте в государстве.

«Если причина не во мне, то она вне меня. Та-а-ак, вроде бы энергетический фон в этом районе стабилен, хоть и слегка завышен в связи с несколькими крупными битвами. У-ух ты ж, упырь мне в дядьки! Для детального прощупывания фона нужно половину резерва угробить! Давай думать от противного. Ни у кого особых проблем в этом районе раньше не возникало. У меня нелегитимного повышения способностей в других местах тоже не было. Следовательно, либо изменились изначальные условия и здесь что-то да случилось, а мы ещё не в курсе, либо я вошла в резонанс с местом, аки просто не помню, случалось ли что-нибудь в прошлое посещение. Из этого три варианта развития событий. Всё плохо, а я ни при чём и с меня взятки гладки. Всё плохо, но так было всегда, так что лучше сделать вид, что я тут ни при чём. И всё плохо, я замешана, а дальше может быть хуже. Ой-ёй-ёйечки… как же не хочется последнего. Так успокоились. Если дело не конкретно в моей персоне, значит что-то из приволочённого мною и не прошедшего обязательной гос. проверки, потому что ничего из разрешённого нашим чудным князем уж точно не может быть не стерильным».

От осознания Чаронит бросило в холодный пот. Девушка с ужасом глянула на собственную грудь, где под рубашкой покоилась связка собираемых ещё с детства шуточных амулетов и сувениров. Юная ратишанка имела привычку волочь нечто подобное из любой поездки, оставляя на себе то, что совсем уж не смотрелось бы в буфете. Теперь набор бренчащей мелочёвки, служащий скорее успокоением нервам, чем реальной защитой, казался свернувшейся вокруг шеи гадюкой.

— Э-э-эл, а ты же сможешь парочку моих сувениров проверить? — осторожно поинтересовалась Танка, очень стараясь скрыть предательскую дрожь в голосе.

— Лучше выброси их все и купи что-нибудь стоящее! — хрипловато проворчала травница. — Зачем всё это на себя напяливать? Лучше зайти в лавку Тифса и найти…

— Я спрашивала твоего совета? — холодно парировала духовник, в миг превращаясь в форменную гадюку.

В ответ Валент повторила жест с кукишем и вполголоса пожелала острых почечных колик в компании хронического бронхита для одной конкретной особы. Зная, что у компаньонки с проклятьями всегда были сложности, Танка особого внимания её злобствованию не предала, сконцентрировавшись на собственных скарбах.

«Если принять допущение, что диссонанс места и предмета увеличивает силу, то к каждому месту можно подобрать свой предмет и таким образом составить универсальную карту путешественника, гарантирующую максимум способностей или хотя бы не ограничивающую резерв. Если вещи окажутся аналоговыми, то можно будет создать несколько карт, и очень-очень выгодно загнать, пока княжеские инквизиторы не конфисковали! О да! Это будет нечто! Если только эффект не разовый…»

Влекомая очередным бздиком, как все уже привыкли называть её временные помешательства на фоне очередной гениальной идеи, Чаронит принялась искать точку приложения своей инициативе. Поскольку своих вещей было мало и жалко, а за товарами всегда вполглаза следил хозяин, выбор неизбежно пал на пухлую потрёпанную сумку травницы. Убедившись, что хозяйка скарба пребывает не в том состоянии, чтобы заметить святотатство, девушка ловко запустила в приоткрытую сумку руку и, схватив первый подвернувшийся флакон, тут же отползла за тюк с атласом с самым невозмутимым видом.

Ранее заклинания высшего порядка, изученные ею ещё в весьма нежном возрасте, оставались для духовника недоступны по причине скромного объёма резерва. Это порядком ущемляло её самолюбие и отвращало от ряда разделов теоретического чароплётства. Нельзя сказать, что в высших заклятиях Яританна была полным профаном. Базовый курс в рамках учебной программы она освоила на ура и без особых проблем сдала полагающийся экзамен. Даже в один момент неконтролируемого энтузиазма засела в библиотеке с необходимым фолиантом в попытке достичь небывалого мастерства в составлении сложных многоуровневых заклятий. Вот только первая же практическая проверка едва не ввергла начинающую чародейку в такую глубокую депрессию, что всякие подвиги на поле высоких материй были ею заброшены, а сами принципы составления тщательно закопаны где-то в глубинах памяти. Теперь, глядя на тёмный бутылёк с какой-то непонятной, но не слишком необходимой (действительно необходимые вещи Алеандр даже за пределы своей лаборатории не выносила) эмульсией, девушка отчётливо вспомнила несколько наскоро набросанных формул, что так и остались для неё незавершёнными проектами. Зелёные глаза опасно заблестели на её бледном лице, знаменуя окончательный приход великой и ужасной очередной идеи.

Яританна Чаронит крепко сжала в ладонях прихватизированный реквизит, сконцентрировала силу, стараясь при этом особо не хмуриться, дабы не наводить караванщиков на подозрения, и воспроизвела схему плетения. Дрогнул энергетический фон. Со свистом исчезла половина скромного резерва. Раздался взрыв…

Впрочем, раздался он исключительно в мыслях самой чародейки, поскольку никто из присутствующих никак не отреагировал на случившееся. Подпрыгнула только перепуганная неожиданным шумом духовник, за что едва не схлопотала от возницы, который только в последний миг поостерёгся давать оплеух настоящему тенегляду. Окружающее пространство же демонстрировало высшую степень преступного безразличия к верху изящества чароплётских умений. Девушка разочарованно вздохнула, взболтала даже не загустевший состав и вытянула пробку. Увы, содержимое на её чары не отреагировало тоже. Судя по запаху, это был обычный перцовый настой. Закупорив неудачный эксперимент, Яританна сунула бутыль обратно, поправила на заснувшей травнице ардак и примостилась рядом, чтобы хоть немного возместить прошлую бессонную ночь.

«Вот интересно, — рассеянно думала она, погружаясь в сон, — какие выводы можно сделать из этого эксперимента. Что моя теория резонанса была ошибочной? Что я неправильно построила преобразовательное плетение, опять напутав в векторах? Или я полная дура, если не проверила содержимое флакона до эксперимента?»

Первоначальный благой порыв обходиться без лишних трупов как-то незаметно улетучивался по мере того, как опустошался желудок. В который раз болезненно скорчившись под деревом, чародей в сердцах проклял тех коварных стерв, что под видом легкомысленных дурёх умудрились обречь его на ужаснейшую из всех смертей. Смерть не просто мучительную и долгую, но и унизительную по самой своей природе. Она никак не вязалась ни с образом сильного претенциозного чародея, ни с судьбою потомка проклятого рода. Во всяком случае, в истории ещё не было аналогов гибели чародеев и чернокнижников от неудержимого поноса.

Как то сами собой отошли на второй план все треволнения последних дней, поиски печати и слабые, но чрезвычайно назойливые переживания за оставленные без должного присмотра проекты. Теперь его терзали проблемы более насущные и ощутимые. Между приступами, что с каждым разом повторялись всё чаще и чаще, он несколько раз пытался чаровать, но сил и времени хватало только на раскрытие резерва. Сплести же блокирующее заклятье, которое и вспомнилось-то далеко не сразу, он просто не успевал. И с каждой минутой его шансы таяли…

«Ну сколько можно?» — отчаянно взмолился про себя мужчина, яростно бросаясь в ближайшие кусты и сдёргивая с себя штаны, уже не особенно заботясь о ремне и металлических накладках.

Измождённый и порядком потрепанный организм самостоятельно справляться с недугом отказывался, оставляя лишь слабую надежду на скоротечность эффекта и собственную стойкость. Совсем некстати вспомнилась знаменитая медвежья болезнь, и тёмная личность с присущей ему злой иронией отметил, что уж по такому яркому следу замковым ищейкам точно не доводилось гнаться. Эта мысль слегка скрасила его положение, и чародей даже позволил себе через силу улыбнуться. Правду, на большее его сил пока не хватало, и приходилось по-прежнему ютиться под кустом. Вырвав тощую, чудом выросшую здесь ромашку, он с трагическим видом оборвал первый лепесток. В такой неординарной позе он и был застукан неожиданными и совершенно нежелательными свидетелями.

Признаться, их встреча стала шоком для обеих сторон. Трое ищеек, что не столько по заданию, сколько по собственной инициативе вызвались проверить подозрительный резонанс от управления стихией, совершенно не ожидали на месте предположительных браконьеров, что нагло воровали государственную древесину, застукать негласно разыскиваемого по всей стране Медведя за столь деликатным занятием. Тот, в свою очередь, тоже не был счастлив от внезапного появления зрителей, носящих на груди вышитые знаки солнца. Он бы, конечно, не обрадовался любым зрителям: мало кто желает быть застуканным за гаданием на ромашке в столь компрометирующем виде. Только вот трое очень хмурого вида детин были ему особенно неприятны.

Немая сцена длилась несколько мгновений.

Почти одновременно чародей и шедший первым ищейка сорвались в движение. страж порядка ожидал, что у преступника какое-то время уйдёт на подтягивание штанов, а потому сразу же бросил ловчую сеть, настроенную на парализацию цели. Преступник же от своего противника не ожидал ничего, а потому, не раздумывая, бросил метательную пластину. С булькающим звуком остро заточенный металл вонзился в так опрометчиво не защищённую шею, и недоплетённое заклятье сорвалось с пальцев умирающей ищейки бесформенным силовым комом. С ловкостью и чёткостью, отработанными за годы вольного наёмничества, искомый чародей, чьи описания в служебных записках ограничивались упоминанием высокого роста, чёрной одежды и перстня в виде медвежьей головы, ушёл из-под прямого попадания боевого светляка и перехватил в полёте поток чужой силы. Подвластная его воле недоделанная сеть стремительно трансформировалась из парализующей в реконструирующую. Один из ищеек сделал ложный выпад, изображая спуск атакующего заклятья, и с удовлетворением заметил, как несчастная сеть вновь сорвалась с пальцев вздрогнувшего чародея и позорно ушла в землю. Ищейки, выставив вперёд руки с искрящимися заклятьями, начали привычно обходить излавливаемого, зажимая в тиски.

— Именем Светлого князя Калины и Замка Мастеров, Вы обвиняетесь в преднамеренном убийстве с особой жестокостью, нападении на стража закона при исполнении и оказании сопротивления при задержании, — не скрывая злобной радости, пояснил один из амбалов, видимо, уже во всех красках представляя, как в дознавательских казематах отплатит наглому беглецу за смерть сослуживца.

Обвиняемый больше попыток к сопротивлению не оказывал, стоял ровно, можно сказать, непринуждённо и что-то считал по пальцам. При этом на его лице было такое измученно-трагическое выражение, что двух ищеек невольно распирало от торжества. Бледный, осунувшийся и порядком потрёпанный мужчина со спущенными штанами не казался такой страшной добычей, как тот неведомый чародей, зафиксированный на перевалочном пункте в Новокривье.

— А теперь медленно повернись, — в голосе ищейки через холодную отстранённость профессионализма всё больше проскальзывало чистое злорадство.

Медведь, как его называли враги (союзники называли ещё хуже), не отреагировал на приказ, продолжая загибать пальцы. Неловко и с заметной болью согнулся травмированный средний палец. Указательный. Большой. Чародей поднял бесцветные глаза к небу и болезненно закусил губу. Белоснежные, переливающиеся перламутром жгуты взметнулись из-под земли, в мгновение ока обволокли обоих замешкавшихся мужчин и столь же стремительно скрылись обратно, втягивая под коренья обезвоженные трупы.

Вероятно, чародею стоило бы презрительно хохотать, наслаждаясь красотой и эффективностью чернокнижных заклятий, и упиваться собственным величием, как требовал жанр от любого порядочного тёмного властелина. Вместо этого мужчина, как только жгуты коснулись ног своих жертв, стремительно сорвался с места, подбежал к убитому первым ищейке и принялся остервенело шарить по трупу. Обнаружив, наконец-то стандартный для ищеек базовый ремень, он не смог сдержать облегчённого стона. Трясущимися от напряжения руками, он открывал маленькую плоскую коробку с набором противоядий и опрометчиво, наобум, давясь и кашляя, глотал все более-менее подходящие капсулы, страшась не дотерпеть до очередного приступа.

— Уф, — с облегчением выдохнул мужчина, когда острая резь в животе отступила. — В жизни так хорошо не было.

Уже без лишних опасений подтянув штаны, он обтёр об форменную рубашку свою метательную пластинку и заправил обратно в пряжку ремня, что после хитроумного проклятья чёртовых туристок враз застегнулся на лишних пару дырок. Чародей тяжело опустился на колени возле трупа, не в силах до конца справиться с предательской слабостью, и холоднокровно запихал в глубокую рану на шее вытащенный у ищейки болтун. Не многим была известна маленькая особенность воздействия крови хозяина на именные артефакты связи.

«Как удивительно причудлива бывает удача, — позволил себе глубокомысленно заметить чародей, пока холодный камень с булькающими звуками менял цвет. — Ведь здесь даже моих энергетических следов не останется. Двое напали на третьего, тот безуспешно защищался. А потом как сквозь землю провалились…»

Отряхнув с камня излишки крови, что не успели впитаться в артефакт, мужчина спокойно набрал знакомый код вызова.

— Tago bonkore, — холодным, но чрезвычайно вежливым тоном, который только подчёркивал альрийский акцент, делая его одной из наиболее запоминающихся черт, проговорил чародей, когда его абонент наконец-то активировал свой артефакт. — Ikh, centre. Ripzihg thebele. Trarigardi pammonum. Via provizora secrettio oumemorit Viu jam done indiko tria quipher pri komenco agirirum? Forgesi pri ciu estu neallasif dа lue pabozicio! Li devi oumemori. Оporbone herbinariut.

Отключив начавший раскаляться от перегрузки (всё же блокирующая отслеживание сигналов уловка с кровью основательно вытягивает энергию из таких камней) болтун, чародей осторожно вернул на место и его, и полупустой коробок с капсулами. Не хотелось давать лишних зацепок и без того слишком близко подобравшимся служакам.

— Замечательно, — иронично оценил получившуюся картину тёмная личность, опираясь на выломанный сук. — Замеча-тель-но…

— А потом он заорал… — девушка эмоционально вскинула руки, стараясь передать всю глубину крика мимикой.

— Заорал? Лось? Может ещё человеческим голосом? — не скрывая скепсиса, подначивал её раненый, что к вечеру вернул себе не только лёгкий румянец, но и былое чувство юмора.

— Не мешайся, — беззлобно хохотнул другой мужик, подбрасывая в костёр поленья. — Видишь, госпожа травница врать изволит.

— И ничего я не вру! Всё так и было, у любого в деревне спросить можете. Да за нами этот лось беременный ещё пару дней ходил! Так вот…

Не было особым секретом, что из всех возможных талантов, что, безусловно, с той или иной степени присутствовали в маленькой рыжеволосой девице, дар сказителя оказался самым скромным. Ей легко удавалось схватить профессиональную волну, запальчиво и смело описывая свои наработки и изобретения; она замечательно перенимала менторский тон наставников, готовая терпеливо и доходчиво вдалбливать в умы окружающих светоч знаний; она без стеснения могла долго и заливисто трещать, перескакивая с одной темы на другую, вот только рассказывать истории не умела. Неизвестно, была ли тому виной застенчивость, что так легко взращивается у подростков в излишне разномастных классах за период обучения. Или тому виной влияние харизматичной и яркой матери, и двух непомерно кокетливых кузин, что всегда перетягивали всё внимание на себя. А, может, «дружный женский коллектив» травнического факультета сделал своё чёрное дело. Как бы то ни было, рассказы у Алеандр Валент как-то не спорились. Начинались все истории издали, обрастая ненужными деталями и подробностями, даже если вся соль повествования была в его краткости и внезапности. При этом смущающаяся девушка умудрялась запинаться и возвращаться на фразу-другую назад. Говорила она, впрочем, весьма эмоционально, но из-за неловкости создавался эффект неестественности, да и нужные интонации зачастую отставали от повествования. Поэтому при всей её тяге к искусству и определённой артистичности знающие люди доверяли ей публичное чтение только проверенных временем произведений.

В этот раз её слушали очень внимательно и почти восторженно. Во многом в этом была заслуга личности самой рассказчицы. Простым торговцам, что даже не мечтали о крупных рынках и ярмарках, столичная чародейка казалась сродни экзотичной пичуге. Обрадованная вниманием девушка беззаботно щебетала, щедро вываливая на благодарных слушателей истории их приключений, в то время как собравшиеся только и ожидали, когда бывшая ещё совсем недавно откровенно неадекватной девица сорвётся и снова начнёт хохотать и делать глупости. Яританне оставалось лишь досадливо стискивать зубы и надеяться, что в своём желании ораторствовать компаньонка не слишком далеко зайдёт. Сначала духовник испытывала неловкость за столь неаккуратную в высказываниях напарницу, что, казалось, даже не замечала собственного неумения и весьма незавидной роли, но позже утратила интерес, здраво рассудив, что каждый сам решает, как ему позориться.

— … как-то мы даже покусали болотника. Не то чтобы совсем покусали, не было особой крови. Так несколько синяков и то…

От упоминания о покусании желудок Танки мимо воли дал о себе знать громким урчанием. Скудного и невразумительного перекуса, которым их удостоили по факту счастливого спасения, надолго не хватило. Не привыкший к голоданию организм ещё не до конца отошедший от стресса прошлой экстремальной недели довольствоваться жалкими подачками не собирался, неприкрыто намекая на возможность обморока. Продолжившие свою негласную войну женщины, что в данном походе заведовали продовольствием, оказались на диво единодушны и дружны, единым фронтом отлучив от стола неугодных «нахлебниц», не соизволивших своевременно остановить дерево.

«Не остановить, а перенаправить» — мстительно и очень едко подумала духовник, глядя как ненавистная ей бабёнка, переставшая страдать от чрезвычайно опасной раны, ловко нарезает копчёный окорок. Прихваченный на продажу деликатес, что с новыми чародейскими технологиями мог храниться свежим и по году, отменно пах и выглядел настолько аппетитно, что у многих не хватало терпения дождаться густой гречневой каши со шкварками и мягким сыром, которая радостно булькала в большом походном котле. Радостные розовощёкие и непривычно игривые женщины смело задирали мужчин, заливисто хохотали, чаруя над сытным ужином, не стыдясь демонстрировать своё отношение к пришлым. Не многие из мужчин рисковали бросать на их произвол недовольные, полные укоризны взгляды, ворча что-нибудь примирительно-успокаивающее. Дальше ворчания их благие порывы не заходили. Подневольный люд не слишком желал ради малознакомых девиц, что не спешили флиртовать да зазывно оголяться, демонстрировать своё недовольство хозяевам. Ведь при такой опале, того и гляди самого без ужина оставят сварливые бабы. Более степенные торговцы, чьим заботам изначально и были вверены караванные агрессоры, к угнетаемым меньшинствам относились мягче, но очень благоразумно не пытались вносить разлад в семью.

С тяжёлым вздохом Яританна выудила из внутреннего кармана тощий кошелёк и с неповторимым выражением отчаянья и скорби в который раз пересчитала их скудный бюджет. Пересчёт двух мелких монет надолго не затянулся, но был обыгран со всем возможным трагизмом. Девушка серьёзно полагала, что при более значительных средствах вернуть благосклонность женской половины или заручиться поддержкой мужской было бы значительно проще.

Заметив откровенно голодный и немного пугающий своим отчаяньем взгляд подруги, устремлённый на колбасу в руках одной из женщин, Алеандр не на шутку забеспокоилась. Тут же свернув свой рассказ банальным: «Ну вот так и ушёл он», травница с преувеличенной радостью подскочила к кровожадно настроенной Танке.

— А ты знаешь, какое я тут место видела? — очень интригующим тоном поинтересовалась девушка, заговорчески ухмыльнувшись.

Расценив её улыбку по-своему, Чаронит тут же подобралась и охотно отправилась вглубь леса. Перед этим она, конечно, лишний раз проверила крепость завязок на рюкзаке и одним своим убийственным взглядом разъяснила окружающим, что с ними будет в случае недостачи. Более уверенная в людях Эл только посмеялась над её страхами.

Небольшой округлый и какой-то академически выверенный светляк, что после нескольких попыток всё же вышел из-под пальцев юной травницы, оказался вопреки стихийной ориентации белым с яркими серебристыми прожилками. Обе подмастерья заворожено следили за движением цветных полос, прикидывая, как такое вообще возможно. На самом деле обе прилично опасались, что после убойной дозы «звёздной пыли» травмированный организм может оказаться вообще неспособным на полноценное взаимодействие с резервом, как это случалось у заядлых наркоманов, но пока им везло. Несмотря на свою необычность, света модифицированный шар давал достаточно и вполне мог сойти за семестровую работу какого-нибудь добросовестного четвероклашки. Следуя за ним, девушки спотыкались значительно меньше, но это не особо радовало ни обутую в практически негнущиеся лапти Чаронит, ни щеголяющую тонкими светлыми туфельками Валент. С ворчанием и разнокалиберными проклятиями в адрес родной природы они всё-таки добрались до поляны.

Хотя поляной, как таковой, небольшую проплешину между замшелых стволов, что росли на небольшом отдалении друг от друга, признать было затруднительно. Мягкий мох, припорошённый иглицей и мелким крошевом коры, местами расступался настоящими пригорками крупного отборного ягодника. Из-под тяжёлых листьев робко выглядывали знатные успевшие слегка подрумяниться ягоды земляники, да, кокетливо поблёскивая налитыми бочками, раскачивались на своих нитях-стебельках аккуратные чернички. Долгая жара, державшаяся до этого, щедро насытила их ароматом и сладостью, не лучшим образом, увы, сказавшись на размерах. Переливались в мягком чародейском свете, они словно трюфели из сказки спешили выглянуть навстречу чародейству, разве что не напевали песенок про подземного короля и день вольных прогулок.

— И ты мне это хотела показать? — не смогла скрыть разочарования в голосе Танка, не поддавшаяся прелести сумеречной поляны.

— Здорово, правда? — с гордостью и умилением отметила Эл. — Ещё, когда мы только разложились, я отметила, что в этих местах должны быть отменные ягодники. Хоть тракт и достаточно близок, но не многие настолько запаздывают по маршруту, чтобы останавливаться именно здесь. При этом место достаточно удалено и от Кривска, и от Селецы, а значит, и случайных любителей быть не должно!

— Зато запросто могут оказаться медведи, лоси, пованивающая нечисть и очередные полоумные, возомнившие себя чернокнижниками или змеелюбами. Про всяких маньяков уже и не говорю. К тому же, ты явно не продумала такой простой вариант, как наличие кучи половозрелых мужиков в остановившемся неподалёку обозе. Такой демонстративный уход они ж и за приглашение посчитать могут. Попробуй потом отбиться от этих озабоченных быков и объяснить всю глубину мужского заблуждения.

Травница недовольно взглянула на подругу, демонстративно поджав губы и наморщив маленький носик. Такое выражение лица подразумевало, что она чрезвычайно недовольна, но не желает этого демонстрировать.

— Знаешь, что Тан, — суховато и оттого немного угрожающе проговорила Алеандр, — не мешало бы хоть изредка испытывать благодарность. Я не говорю, что ты должна прыгать от восторга, но с десяток «спасиб» не помешал бы. А то полное ощущение, что всё ещё разгар помещичества и я прислуживаю породистой ратишанке.

— Э-э-э, — духовник очень выразительно изогнула бровь, — как-то очень сложно радоваться этому, особенно на пустой желудок. Когда ты звала меня, то я надеялась, что ждать меня будет, по меньшей мере, стащенная у кого-нибудь из слушателей краюха хлеба, если не парочка залежалых котлет. И что мы видим?

— Салат! — с преувеличенным восторгом вскрикнула Эл, потрясая над головой пучком дикого лука, выдранным где-то по дороге; она уже и сама поняла, что не слишком осчастливила закоренелого мясоеда, а потому перешла в режим игнорирования негативных факторов.

— Триликий, — жалобно взмолилась духовник перед десятком тонких резко пахнущих молодых перьев, возведя к небу полные отчаянья глаза, — преврати салат в карбонат!

Дождалась она, впрочем, лишь увесистого тычка под рёбра от оскорблённой в лучших порывах Валент.

Как и во многом другом, в сборе ягод их подход кардинально различался. Сдержанная и экономная Чаронит никогда не спешила. Осторожно и, пожалуй, не слишком старательно она перекладывала каждую ягодку в специальный кузовок или, за его неимением, в ладонь, пока не набирала целиком и только в этом случае позволяла лакомиться себе ягодкой-другой. Надолго засиживаясь над каждым кустиком, она быстро теряла интерес к подобному занятию, и, зачастую, случалось так, что к концу сбора, желание полакомиться сочной ягодой у неё пропадало напрочь. Валент же была верна своей травницкой натуре до последнего. Относясь к сбору любого растительного вещества, как персональному вызову своим профессиональным качествам, девушка подходила к каждому кусту с толикой фанатизма и отчаянья. Жадно и дотошно обирая любую мало-мальски спелую ягодку, до кузовка она доносила от силы каждую третью, а то и четвёртую, предпочитая лично смаковать самые спелые и крупные, наслаждаясь простыми детскими радостями. К тому моменту, как набиралась хоть половина короба, она мучилась оскоминой и буквально видеть не могла эти дары леса.

— Знаешь, о чём я думаю? — оторвавшись от облюбованного кустика черники, подняла голову Танка.

— Понятия не имею, — благодушно отозвалась Алеандр, умудряясь заедать землянику пёрышками горького приторного дикого лука.

Танка привалилась спиной к стволу и принялась неторопливо выбирать ягоды из своей перепачкавшейся ладошки:

— На самом деле я думаю о двух вещах. Представляешь, как было бы забавно сейчас перемазаться черникой и вылезти из лесной тьмы, как двое свежевскопанных зомби? И не бродят ли те самые зомби где-нибудь по округе, пока мы так далеко от коллектива?

— А такое возможно? — сразу же насторожилась травница, что после победы над вурдалаком и чувствовала себя страшно героичной и ужасно смертоносной, но нечисти побаивалась по-прежнему.

— Теоретически да. Чтобы измазать одну из нас, черники здесь хватить должно, — очень серьёзно согласилась духовник.

— Ну, Та-а-а-ан, — в одной ей присущей манере протянула добытчица их маленького коллектива, — кончай комедию ломать! Или привыкла к трупной раскраске? Так я и помочь могу…

Что-то в позе травницы подсказало Чаронит, что время для шуток не самое удачное. Может, сведённые брови, образующие глубокую складку? Может, опасно поджатые губы с специфическими следами от черники? Может, камень, зажатый в левой руке, в то время как правая нащупывала палку?

— Тут вот какое дело, — начала издали Яританна, снова приступив к наполнению ладошки. — Не стану особо похваляться или делать долгосрочных прогнозов, но мне совершенно не верится, что вся ситуация с Важичем разрешится для нас так просто и мирно. И дело даже не в том, что он нас сдаст или бросит на отступные перед теми бандитами. Называй меня суеверной, но у меня полнейшее ощущение, что, связавшись с ним, мы капитально испортили себе карму. Если на весь лес и наберётся парочка мелких выгрызней, то именно по нашу душу они и явятся…

— А раскоряки поспешат на нас нагадить, — насмешливо заметила Эл, которой такие намёки в адрес первого и горячо любимого пациента были неприятны.

— Не будь столь категорична, — Танка сделала вид, что нисколько не обиделась, при этом так дружелюбно улыбнулась, что тех самых раскоряк хватил бы сердечный приступ. — Место здесь для подобных тварей просто идеальное. Достаточно тихое, чтобы не беспокоили вызванные местными жителями боевики, при этом весьма доходное, ведь здесь достаточно зверья, да и одинокие путники всё ещё встречаются, хоть и не в таком изобилии. Ничего не могу сказать точнее по энергетическому фону, однако, близость древних развалин и, если не ошибаюсь, крупное сражение времён Второй Битвы Чародеев, вполне могли послужить плодородной почвой. Так что что-нибудь здесь да обитает. Возможно, мы просто не в силах уловить энергетических изменений. Я даже не уверенна, что боевые чародеи без своих специальных артефактов способны что-нибудь подобное уловить, разве что по вторичным признакам вычислят. Кстати, по вторичным признакам найти лежбище нечисти и я могу, чай с факультета Нежитеведенья. С одной лишь разницей, что к тому времени, как мы эти вторичные признаки заметим, нас уже будут переваривать. И что-то мне подсказывает, что угроза побольше, чем от простого упыря или того самого зомби. Нет, я ни сколечко не паникую! Просто… предчувствия у меня какие-то… нехорошие…

За то мгновение, что над ощипанной ягодной поляной висело тягостное молчание в милой, подчас излишне впечатлительной головке юной Валент успели стремительно смениться самые что ни на есть пугающие картины. На одних фигурировали тощие осклизлые гады с длинными щупальцами и паучьими жвалами. На других — толпы кривоногих мутировавших тварей с горящими глазами и вспененными пастями. На третьих — огромные волосатые монстры с метровыми когтями, по десятку на каждой лапе. На четвёртых — отчего-то присутствовал Воронцов, мечущий молнии и очумело хохочущий. Но, независимо от основного субъекта, неименными всегда оставались две фигуры на заднем плане, бледные, окровавленные и мёртвые…

— Вот умеешь ты, Танка поднять настроение, — досадливо поморщилась травница, вытирая о штаны измазанные в соке ладони.

Духовник в ответ лишь рассеянно пожала плечами, признавая всю свою несостоятельность в вопросах тонкой душевной дипломатии. Казалось, упомянутые ею монстры, саму девушку нисколько не смущают и не могут даже оторвать от добычи пропитания. Алеанд же вдруг необычайно остро ощутила окутывающую лес темноту, что прежде никогда не вызывала в ней страхов или фобий. Одинокие тени выступающих на свет деревьев казались угрюмыми и внушающими трепет призраками, стекающимися на свежую поживу. Ночная прохлада не бодрила измученное судорогами тело, а пронизывающим сквозняком путалась в ногах, вгрызаясь в голые лодыжки. Каждый шорох и звук ночного леса наполнился особым, будоражащим душу смыслом. От подступившего страха у девушки слегка задрожали руки и совершенно некстати пришло на ум, что запомнить обратную дорогу к лагерю она не потрудилась. Алеандр с ужасом ощутила, как предательский холодок ползёт по спине.

— Та-а-ан, — подрагивающим голосом протянула травница, боясь даже вслух озвучить свои догадки. Она уже представила гневную тираду подруги, массу паники и бессмысленные в глухом, полном нечисти лесу попытки вернуться к проблескам цивилизации. Эта перспектива страшила едва ли не больше блуждающих монстров.

Начатую ей фразу прервал пронзительный женский визг, начавшийся одним неуверенным альтом и быстро переросший в настоящий хор. Не помня себя от радости, что не пришлось стать печальным пророком, Алеандр подхватила под руку растерявшуюся Танку и побежала на голос, даже не задумываясь над тем, чем может быть вызвана такая реакция у целого скопища торговок.

— Постой, нужно позвать на помощь! — отчаянно вскрикнула духовник, подумавшая аккурат-таки про монстров.

— И опозориться как наёмницы? — даже не сбавив темпа, Алеандр подобрала с земли кусок гнилушки и перехватила на манер варварской дубинки.

Достойно ответить ей Танка не смогла, банально подавившись земляникой, которую в порыве жадности попыталась съесть прямо на бегу. Отчаянно кашляющая духовник не могла оказать достойного сопротивления и была банально утащена в нужном направлении. Все возможные протесты блондинки ограничивались постоянным спотыканием о корни. Но по мере приближения к эпицентру визга Чаронит начала понимать, что особенных причин для беспокойства нет. Во-первых, слишком поставленным и нарочитым был вопль, содержащий больше истерики, чем ужаса. Так можно вопить при виде мыши, точно зная, что хвостатая не запрыгнет тебе даже на туфлю. Во-вторых, представление длилось слишком долго и, если бы монстр и существовал, то звуки должны были бы уже давно смениться криками боли и довольным чавканьем. Успокоенная собственными рассуждениями, духовник приободрилась и постаралась ускорить бег, слегка судорожно повторяя про себя, что с возможными призраками, имитирующими женские крики, она худо-бедно справится своими силами.

— Уже близко! — азартно вскричала Валент, и Танка в который раз позавидовала физической подготовке своей компаньонки, что после такого стремительного забега даже не сбила дыхание.

Взгромоздившись на старый узловатый корень, словно на горную кучу, Алеандр гордо и смело вскинула голову, стараясь скрыть за героической бравадой страх перед неизвестным монстром.

Различить, что творилось на дне небольшого окутанного плотными сумерками овражка, было сложно. В просвете кроны виднелось успевшее основательно затемниться небо с редкими закатными прожилками. Бледная, запутавшаяся в перистых облаках луна не вошла в полную силу и была настолько скупа на свет, что пейзаж буквально утопал в тенях и полумраке. Не удосужившийся поредеть строй деревьев просто обрывался изломанным краем, открывая вид на точно такой же тёмный и невзрачный ряд по другую сторону прогиба. Отчётливо проступали абрисы густого кустарника на излучине, наспех сброшенных на берегу одежд, да дрожание скудных ночных бликов на глади обильно заросшей лесной речки. Посреди потока, настолько медленного и слабого, что практически переходил в состояние озера, неразборчивой шебаршащей массой, плескаясь и поднимая волны ила, шумно возился дружный женский коллектив, как никогда походя на клубок змей. Визгу больше не было. Множество истерично-тонких возбуждённых голосов, весьма предусмотрительным полушепотом перебивая друг друга, создавало ощущение гудящего осиного гнезда. То одна, то другая участница коллективного обжимания, дорвавшись до центра общего побоища, начинала хихикать смущённо, кокетливо и даже жеманно. Правду, недолго, аки более зрелые и опытные товарки живо оттягивали простоволосых прелестниц на периферию, стремясь самим дорваться до столь заинтересовавшего всех объекта. Изредка сквозь поток эмоций и телес, прорывались полузадушенные хрипы того несчастного монстра, которого угораздило напасть на бедных и беззащитных дочерей простого народа.

От увиденного юные чародейки пришли в лёгкое замешательство. Алеандр, рассчитывая на кровавое побоище или хотя бы небольшой мордобойчик, растерялась, не удержавшись на ногах, неловко соскользнула с корня и плюхнулась на пятую точку. Яританна же поймала себя на совершенно недостойной мысли, что утянуть у этих куриц тряпки было бы наименьшим злом за несколько часов планомерной травли. Впрочем, сейчас торговкам было явно не до своих недавних соперниц и радостное оживление в рядах самоназванных врагов начало прилично раздражать. Не до конца осознавая, что делает, духовник схватила парящий в полутора метрах над землёй светляк и со всей яростью запустила в хихикающий рассадник порока. Стоило чужому обжигающему сгустку энергии покинуть ладонь, как до Яританны дошёл весь ужас содеянного и девушка справно плюхнулась на землю, закрывая руками светлую, но иногда непростительно дурную голову.

Впервые, на памяти Алеандр, меткость не отказала её криворукой и откровенно неловкой подруге. Растревоженный чужим прикосновением светляк со свистом пронёсся по воздуху, падающей звездой врезаясь в человеческую массу. Перепуганные женщины с воплями ужаса и боли кинулись в разные стороны, не переставая скулить и верещать подобно стае растревоженных макак. Что-то тёмное и длинное яростно рванулось из-под затухающего светового кома, стараясь спастись бегством если не от напавшего чародея, то хотя бы от безумных человеческих самок.

— Что это было? — с трудом проговорила травница, по-совиному круглыми глазами пялясь на место гибели своего белоснежного светоча.

— Рефлекс? — заискивающе хохотнула Яританна.

— Да жимолость тебе под хвост с такими рефлексами! — возмутилась Эл при взгляде на испуганную и слегка виноватую мордашку подруги, что в слабом освещении выглядела особенно бледной. — Что только что смоталось на другой берег?

— Не рассмотрела…

— Не рассмотрела!?! А шпуленуть светляком сподобилась? — девушка предусмотрительно понизила голос, боясь попасть под раздачу агрессивно настроенных бабищ, что сейчас метались по берегу, ища выход своему гневу. — Знать бы ещё, в кого шпулялась. Может, это был водяной?

— Водяной? — искренне удивилась духовник. — Водяные же с болотниками одного типа нечисть. Думаешь, у кого-нибудь кроме нежитеводов и браконьеров такие твари могут иметь успех? Скорее уж русал.

— Ты шутишь? — недоверчиво протянула девушка. — Они же никогда на глаза не показываются.

— Вот поэтому, наверняка и не показываются.

Вздох Яританны был полон печали и скорби по тяжёлой участи редких и невиданных доселе самцах этого вымирающего вида нечисти, что всегда был опасно красив и чрезвычайно привлекателен для людей. Поняв, что сильно ругать, пинать и бить прихваченной гнилушкой её не собираются, девушка поднялась с земли и кое-как отряхнулась.

— Пойду закреплять эффект, — скривилась Яританна, но тут же постаралась придать себе покровительственно-снисходительный вид, что было крайне сложно при таком крутом спуске.

Предчувствуя толковый мордобой, на этот раз с другими участниками, Алеандр двинулась следом, сменив, на всякий случай, своё первоначальное оружие на более толстую палку.

— Ну? Чего разорались? — гаркнула Чаронит командным тоном, слышать который удостаивались не многие, и ещё меньше было тех, кто спокойно его переносил. — Вам для полного счастья здесь десятка охранников не хватает с мечами и оглоблями. Заткнулись, подобрали барахло и покинули участок. Живо!

Не ожидавшие такого напора тётки действительно притихли. Часть испугалась самого тона, подсознательно почувствовав силу и решительность вышедшей перед ними девушки. А, признаться, при желании, Чаронит действительно могла внушать уважение и ужас. Было в ней что-то такое, что даже бывшие каторжане в её присутствии подчас затыкались и утеривали свою развязность. Другие же отчётливо вспомнили показательное выступление с возвращением ёлки и побоялись связываться с такой особой, что в придачу практикует духовидство. И только неумолимая и несгибаемая в наивной вере в собственную силу торговка, что так и не получила необходимой порции вздохов и ахов по поводу расцарапанного локтя проигнорировала голос разума и тяжёлый, слегка светящийся взгляд молодой тенеглядки.

— Ты? — рассерженной фурией подскочила она к появившейся подмастерью, готовая в любой момент запустить в блондинистую шевелюру руки и славно оттягать соперницу, как завзятая альфа-самка. — Это ты сделала, падла? Так и знала, что без тебя здесь не обошлось! Что ты сделала? Куда мужика дела, тварь? Лучше отвечай?

— Понятия не имею, о каком мужике, говорит эта особа, учитывая то, что в лагере вас ждут мужья и опекуны, — Яританна говорила спокойным слегка отстранённым тоном, глядела поверх соперница на других собравшихся, стоя в нарочито расслабленной позе и всем видом демонстрируя, что не воспринимает её угрозы всерьёз.

— Ах, понятия не имеешь, стерва драная? — ещё больше разъярилась от подобного неуважения бабища, схватив девушку за грудки.

Алеандр попыталась броситься наперерез, прекрасно осознавая, что сейчас остальные отойдут от потрясения и их, вдвоём с Танкой просто задавят массой, изобьют, бросят где-нибудь под кустами и спокойно поделят пожитки. Впрочем, замахнуться как следует и огреть агрессивную бабу прихваченной веткой она не успела. Яританна, не слишком опытная в игривых потасовках, да не отличающаяся выдающимися физическими данными, всё же совсем давать себя в обиду не собиралась и ещё в свой период несбыточных мечт о факультете Боя записалась на курсы рукопашного боя. Увы, сами курсы ограничились тремя занятиями, за которых юная девушка успела разбить себе мизинец, вывихнуть руку и окончательно разочароваться в столь грубом и недостойном девушки занятии. Торговки же об этом не догадывались. Поэтому единственный приём, который-то и был выучен от отца-боевика, произведённый с должным выражением лица, показался прелюдией к переламыванию рёбер. На самом деле, Танка только перехватила руку нападавшей за средний палец и резко загнута его на тыльную сторону ладони. Сломать — не сломала, за нехваткой выучки, но заставила бабу резко перемениться в лице, рухнуть на колени и испуганно захныкать.

— Теперь повторю для непонятливых, — не выпуская корчащуюся от боли заложницу, подошла к сгрудившимся у вещей женщинам. — Вы увидели монстра. Закричали. Мы вас спасли, самоотверженно отогнав тварь подальше и качественно запугав на будущее. В противном случае, сами будете объяснять мужьям, зачем целым кагалом светили голыми задницами перед охранниками и с каким это таким мужиком обжимались по кустам до потери приданного.

Судя по побледневшим и вытянувшимся лицам, многим даже в голову не приходило, как их показательное выступление, рассчитанное на подтверждение звания лучших девок каравана, будет выглядеть со стороны. Другие же, хоть и представляли последствия, явно не ожидали их так скоро и в такой интерпретации. Сообразив, что страх перед гневом ревнивых спутников пересилил совершенно бабскую гордыню и крови вроде как не предвидится, травница отбросила подальше оружие и с таким же нагловато-независимым видом заняла место подле подруги:

— Кому-то ещё не понятно или сюда мужиков вызвать?

Уже значительно позже, когда растерянные, но не особенно пристыженные агрессоры женского царства послушно оделись, отказавшись от воплощения примитивных эротических фантазий а-ля купающиеся грации, и неровным строем двинулись в сторону лагеря, травница шёпотом обратилась к замыкающей шествие подруге:

— Послушай, Тан, я, конечно, всё понимаю: дамочки надеялись на захватывающе романтическое приключение, если кто-нибудь из проверяющих периметр охранников соблазнился бы этим действом. Ой, наивные. Будто уставшие голодные мужики будут рисковать своим заработком, гоняясь за ними по бурелому, когда рядом есть жратва, тепло и положенных сто грамм. Понимаю, что тебя это не особо вдохновило. Но ведь можно было бы по-тихому смотаться, чтобы лишний раз не нарываться ни на них, ни на возможных доброхотов.

Порядком рисковавшая, и ещё сама не слишком верящая в успешность собственной наглости Яританна презрительно поморщилась, не желая даже представлять, что бы они лицезрели в случае удачной попытки «перехвата кавалеров» и на мужиков какого настроя могли нарваться, будь среди караванщиков парни посообразительнее да по беспринципнее.

— Эх, Эл, травоядная ты моя альтруистка, — печально вздохнула блондинка, также переходя на шёпот, — думаешь, теперь они посмеют не накормить своих непосредственных спасительниц от «дюже дикого монстра»?

Катастрофическая, просто вопиющая неподготовленность организма к экстремальным перегрузкам не преминула сказаться уже после часа ходьбы. Как правило, чародей уделял физической подготовке большое внимание, помня, что жизнь — штука коварная и всякое может случиться, но старался делать это не слишком заметно для посторонних глаз и, как показала практика, для организма. Суровая реальность словонищских дорог быстро развеяла все заблуждения личности, хоть и высокоинтеллектуальной, но совершенно злокозненной, относительно собственных выдающихся спортивных талантов. Не исключено, что большую роль в том сыграло банальное истощение на фоне остаточных спазмов. Сперва пришлось избавиться от всей немногочисленной снеди, заключённой в пачке ржаных галет и пригоршне сушенных груш, поскольку не только запах, но даже одна мысль о близкой еде вызывала опасную резь в желудке и острые приступы тошноты, переходящей в рвоту. Универсальное противоядие сделало своё дело, абсорбировав коварный яд, неизвестно каким образом проникший в организм, но вот выводило его никак не легче. От голода подводило желудок, ноги слегка заплетались, а постоянное ощущение горечи во рту не перебивалось даже водой. Впрочем, воды в прихваченной с трупа фляжке уже практически не осталось, и лишний соблазн исчез сам собой. От воды его пока не рвало, но ощущение голода значительно усиливалось. Однако стоило только подумать о потерянных галетах, как снова подступала рвота, что чрезвычайно замедляло передвижение. И всё-таки он шёл! Шёл исключительно из чувства противоречия и упрямства, поскольку остатки здравого смысла давно солидаризировались с требованиями бурного темперамента и намекали на то, что проще зачаровать мерзких туристок, а потом выпотрошить, инсценируя нападение диких зверей. Можно даже потрошить по живому… для большей реалистичности. С каждым новым рвотным позывом эта идея казалась ему всё более и более соблазнительной.

Приближение небольшого лагеря, что вопреки его опасениям, всё же разбили на ночь, мужчина заметил задолго до того, как следы на дороге вывели его к огонькам прикрытых костров, виднеющихся на обочине сквозь стенки выстроенных в кольцо повозок. И даже не громкие голоса весёлых слегка подвыпивших работяг, что никогда не отличались рвением к трудам и теперь радовались очередной отсрочке, оповестили его о стоянке почтенных караванщиков. Не-е-ет. Это был запах. Сладковатый запах от подпекающихся на огня шкварок, густой слегка пригоревшей каши, крошенного лука с ядрёным прошлогодним хреном…. Желудок среагировал раньше мозга.

Разум заработал с лёгкой заминкой, но всё же подсказал на будущее прикрыть нижнюю половину лица большим носовым платком, во избежание дальнейших столкновений с запахами еды. Подобраться к лагерю не составило особого труда, что чрезвычайно удивило чародея, поскольку на месте дневной аварии охранники проявляли больше рвения, чем на вечерней стоянке, которая грозила большими неприятностями, оторванным от цивилизации торговцам. Мужчина слегка улыбнулся. Очевидно, охрану подбирали из просто крепких и рослых парней подходящего возраста, что либо недавно отслужили, либо активно той самой службы избегали, а потому и не успели обзавестись ни должным опытом, ни чутьём. Обогнув по тени двоих скучающих парней, что, с небрежным видом покуривая дешёвенькие папиросы, умудрено рассуждали о какой-то спортивной забаве, подменявшей в мирное время старый добрый мордобой, он подобрался к ближайшему костру, наиболее скудному на съестное.

Беглый осмотр не дал видимых результатов. На месте импровизированного лагеря искомых особ не было, что вызывало крайнее раздражение и недовольство. Можно было предположить, что чародей сбился со следа и отправился за другим караваном, но хорошо запомнившаяся повозка и несколько примелькавшихся лиц его сомнения рассеивали. Была, конечно, вероятность, что девушки отделились раньше, но чародей её сразу же отверг, посчитав, что даже самые отъявленные дуры не станут в одиночку бродить ночью близ леса, когда можно спокойно греться у костра. На этом стоило бы остановиться и дождаться, пока все лягут спать, чтобы незаметно перетрясти оставшуюся сумку и вернуть себе, наконец, бесценную печать. Однако его сильно смущало обилие женского пола в обычно весьма ограниченных на эту радость торговых коллективах. Хотя и было неприятно, но чародей вынужден был признаться себе, что очень слабо запомнил объекты слежки в лицо. Девушки были невысокими и весьма обычными, обе в штанах на городской манер. У той, что была опасно близка к списку его заклятых врагов, были очень длинная рыжевато-бурая коса и яркий, хоть и весьма обтрёпанный, короткий ардак. Вторая, ставшая теперь для него основной добычей, была повыше ростом и, кажется, коротковолосой, во всяком случае, особой длинны за её светлыми волосами он не запомнил. Вот только раскинувшийся возле самого большого костра «цветник» пестрел и тёмненькими, и светленькими, и рыженькими всех мастей, а никто не мог поклясться, что к вечеру девицы не захотели переодеться, чтобы слиться с общим гамом. Совершенно неожиданно вернулась утренняя мигрень, окончательно скрашивая впечатление от поиска. После второй или третьей русоволосой девицы, отринутой на роль спутницы своей отравительницы, он ощутил что-то очень напоминающее проблески отчаянья.

— Эй, Манирка, не видела, куда наши чародейки запропастились? — беззлобно, но чересчур властно крикнул дородный мужик с длинными обвислыми усами.

Одного упоминания о пропаже выслеживаемых хватило, чтобы мужчина насторожился. Отчаянье вспыхнуло сильнее, подступив к горлу, хотя, возможно, это был очередной приступ рвоты из-за удушающих запахов еды.

— А чего тебе… — сварливо взвизгнула та самая Манира, оказавшаяся упитанной женщиной лет сорока.

Но вперёд вышла другая дама, более приятной, если не сказать интригующей, комплекции.

— Да какая разница, — небрежно отмахнулась она, перебрасывая косу с полной, роскошной груди на спину. — Наверно, мыться пошли. День-то какой сегодня жаркий был. У-ух, Триликий, как мы тут все пропоте-ели. А, девочки, не одним ж столичным тут отдыхать, может, и мы сходим купнёмся?

Предложение выглядело бы вполне невинно и даже обыденно, если бы не профессионально томный взгляд прожженной кокетки, который был мастерски обращён всем и одновременно никому. На её призыв отреагировали по-разному: женщины — наперебой поддержали заводилу одобрительными возгласами; мужчины постарше — недовольно ворчали из-за бабской придури на ночь глядя шляться по речкам; мужчины помоложе — понятливо осклабились и принялись перебрасываться сальными шутками; прячущийся в тени чародей — позволил себе усмехнуться. Общая атмосфера небольшого лагеря стала понятна ему уже после нескольких минут слежки, и сейчас мужчина был несказанно рад, что несколько ревнивых дамочек упростили ему задачу.

Следуя за чинной процессией торговок, что, обмахиваясь полотенцами и подстилками, дефилировали в сторону местного водоёма, смачно покачивая бёдрами, чародей тихо радовался запахам тины, стоячей воды и звериных меток. Тошнота наконец-то улеглась, сменившись не столь травмирующей резью в пустом желудке.

В минутах десяти ходьбы от основного места лагеря к дороге прижимался один из притоков местной реки, что, хоть и утратил с изменением русла свою полноводность, всё ещё упрямо оставался достаточно широким и глубоким, чтобы питать сложившуюся экосистему. После схода талых вод уровень воды резко спал, обнажая крутые склоны полноценного оврага. Быстро и из-за необходимости конспирации не слишком тщательно проверив энергетический фон, чародей удостоверился в отсутствии поблизости крупной нечисти, способной заинтересоваться такой добавкой к водопою и принялся раздеваться. Помня по дотошно выученным картам, как именно изгибается этот приток, он знал, что наилучшим способом подобраться к предположительному месту купания самозваных чародеек, а заодно и целого табуна добровольных «помошниц», будет зайти с тыла, где пологий берег надёжно укрыт поворотом и не просматривается, ни с места купания, ни с пути их возможной компании. Несмотря на всё своё желание поквитаться с отравительницей, он понимал, что степень её непосредственной вины не столь велика, чтобы рисковать светиться на всю округу и выдавать себя прямиком в лапы ищейкам, снующим где-то неподалёку. Перенеся одежду на другой берег и надёжно спрятав все улики, включая столь дорогое сердцу кольцо, мужчина слегка перевёл дух, интуитивно чувствуя подвох, но не слишком понимая, в чём он может заключаться, и нырнул.

Прохладная из-за недавних дождей вода жадно вцепилась в уставшее тело. Поотвыкшие от необходимых нагрузок плечи едва не поскрипывали при каждом гребке, а мышцы неприятно гудели. Мужчина на миг вынырнул, удостоверяясь в своих предположениях и, набрав в лёгкие побольше воздуха, нырнул обратно. Обилие голых женщин не особенно его взволновало. Во-первых, отличающийся убийственной целеустремлённостью мужчина всегда умел расставлять приоритеты и давно вытренировал собственный организм реагировать на окружающие предметы исключительно в соответствии с поставленными задачами. Во-вторых, в кулуарах многочисленных посольств ему приходилось видывать дам и попрелестнее, и попрофессиональнее, чтобы особо впечатляться провинциальным кокоткам. В-третьих, его куда больше заботили сброшенные на берегу вещи. Конечно, ничто не могло гарантировать, что печать находится именно среди этих вещей, а не валяется где-нибудь на дне неизвестной сумки. О том, что заветный артефакт может пылиться где-нибудь в придорожных кустах, думать вообще не хотелось. Впрочем, он точно так же не хотел думать, что молодая девушка, жаждущая покрасоваться, может полезть в воду вместе с древней печатью, выглядевшей по прошествии веков, наверняка, не самым притягательным и эстетичным образом. Ничто не гарантировало, что печать, коварно переставшая пульсировать в самый неподходящий момент, здесь, но чародей предпочитал рискнуть, ведь вернуться к стоянке он всегда успеет… потом…

Вынырнув у самого берега, мужчина быстро удостоверился, что все купальщицы заняты своими делами и вышел из воды, направляясь к сложенной у кустов одежде. Неожиданно за спиной раздался всплеск, и на него налетело с четверть кади горячего женского тела, щедро прижимаясь обнажёнными прелестями к спине.

— Ну, что же ты так долго, Сива? — с томным хрипом выдохнула ему в лопатки незнакомка. — Я уж вся заждалася…

Неизвестно, как должен был себя ощущать приснопамятный Сивалий, но называемый Медведем мужчина, просто замер столбом. Если бы он удосужил себя рассматриванием мужского населения, то, возможно, отметил бы претендента на роль двойника и мог бы сообразить, как действовать, но теперь он просто молчал. Избавляться от неожиданной преграды, ровно как и спасаться бегством ему было невыгодно, поскольку в любом случае охранники насторожатся и пошарить по сумкам «туристок» ночью не удастся. Можно было бы раскрыть резерв и слегка подчистить дурёхе память, но на подобные фортели требовалось хотя бы минут пять, а их могло просто не оказаться. Тем временем обхватившие его руки начали спускаться. Неизвестно, что нашла или не нашла любвеобильная нимфа, только на уровне пояса шаловливые ручки замерли.

— Сива? — томление в голосе сменилось немного боязливым, немного смущённым удивлением.

В этот момент чародей понял, что придумать достойный выход из ситуации катастрофически не успевает. Пронзительный, тонкий, практически на уровне ультразвука визг ударил по барабанным перепонкам, на миг оглушая и дезориентируя. Чародей резко крутанулся в ослабевшем кольце рук и легко, чтобы не покалечить женщину, оттолкнул голосящую любительницу обниматься, чтобы тут же нырнуть. Он даже успел проскользить под водой пару метров, как кто-то требовательно дёрнул его обратно, вцепившись в лодыжку обеими руками. Не ожидая рывка, мужчина не успел сгруппироваться и, приложившись головой о корягу, на миг потерял сознание. Очнувшись, он едва успел всплыть, хоть этому активно мешал дёргающий за ногу. Рванувшись к поверхности и вздохнув такого долгожданного воздуха, он заметил, что картина действий изменилась. Теперь к визгливо голосившей барышне, что так и продолжала сидеть на мелководье, добавились новые фурии, визжащие уже скорее за компанию. Наиболее бойкая из них по-мужски крепко сжимала его ногу, грозя от усердия переломать суставы. Когда же чародей попытался откашляться от воды и невольно откинул с лица мокрые волосы, визг поднялся такой, что вот-вот должна была всплыть мелкая рыбёшка. Свободной пяткой мужчина нанёс точный болевой удар по предплечью пленительницы, заставив нужные мышцы непроизвольно сократиться, а пальцы разжаться, выпуская добычу. Мощная наследница древних воителей коротко вскрикнула, отшатнулась, но тут же заорала, перекрикивая даже голошение первой охотницы до мужского тела.

— Держите его, бабоньки! — голос командирши оказался низким и зычным, как гренадерская труба. — Он нам всю Каську обесчестил!

Что после этого началось…

По своей наивности чародей раньше полагал, что было сложно выбраться из окружения, когда во время деловой поездки дипломатическую ступу над болотом Палящего континента подбила группка повстанцев-любителей и послу с тремя выжившими работниками канцелярии пришлось бегать от аборигенов по незнакомым джунглям. Теперь мужчина осознал, что бывают ситуации и похуже. При первой же попытке поднырнуть и скрыться низами на так предусмотрительно выбранном другом берегу, его рёбра встретились с не такой уж и хрупкой женской ножкой. В тот же момент чьи-то руки вцепились в укоротившуюся шевелюру толи в попытке утопить наглеца, толи в желании вытянуть на берег. Не успел мужчина как следует порадоваться потере длинных волос, как его снова потянули на этот раз другие руки и в другую сторону. Голова бессильно мотнулась, но на этот раз ему хватило самообладания, чтобы сгруппироваться. Словно оголодавшие демоны, женщины набросились на слегка дезориентированного чародея. Хватаясь, щипая, царапая и не прекращая верещать, резиденты подмирного пекла живьём тянули душу своей случайной жертвы. Одни выплёскивали излишки желчи, стараясь побольнее задеть временно неспособного дать сдачи мужчину. Другие в порыве добросердечных чувств старались оградить несчастного и не дать ему окончательно захлебнуться, но лишь больше дёргали и лишали равновесия, притапливая в поднятом иле. Третьи же просто пользовались моментом, бесстыдно и безнаказанно лапая доступное тело.

В круговерти рук, голосов и тел, мутной воды уже терялись не только стороны света, но даже ощущение пространства. В бесполезных попытках вырваться из окружения чародей всё больше утрачивал над собой контроль и уже был близок к тому, чтобы высвободить резерв, расшвыряв по округе назойливых баб, а особо ушлым пообрывав лишние конечности. Мужчина ещё раз дёрнулся, стараясь высвободить травмированную руку, в которую впивались чьи-то остро заточенные когти, чтобы обойтись малой кровью, как ощутил ЭТО. Скорее даже не ощутил, как требовалось от настоящих чародеев, а услышал. Странный, совершенно невообразимый посвист, что словно заглушил весь бабий гул, прорвал пространство, и в просвете голых тел чародей округлившимися от шока глазами выдел как в него несётся светляк. Быстро, почти молниеносно вырвав из захвата руку, мужчина создал щит, но оказавшаяся вовсе не боевой тварь спокойно пролетела сквозь преграду, даже не сбавив скорость. Чародей стянул резерв под щиты и зажмурился.

Удар был мощным. Вскипевшая в местах соприкосновения с чарами вода подняла столб брызг, что от резкого преобразования моментально испарялись или острыми тонкими льдинками разлетались в разные стороны. Вопящие от боли и ужаса женщины, позабыв обо всём на свете, выпустили свою добычу. Чародей, воспользовавшись их замешательством, моментально ушёл под воду и яростно поплыл к своему убежищу, придавая скорости за счёт не успевших раствориться в воде чар.

Позже, когда он сидел на корне, зябко кутаясь в собственный плащ, чтобы не натягивать одежду на мокрое тело, и едва прокручивая на посиневшем и изрядно распухшем пальце родовое кольцо, отстранённо заметил, что случившееся смело можно назвать самым нелепым срывом операции на его счету. На противоположном берегу две столь разыскиваемые им «туристки» одетые и собранные распекали батальон местных кокеток и чародей испытал к своим жертвам что-то вроде признательности. В силу своего характера ему стоило бы рассмеяться от того, что удалось вызвать столь бурный ажиотаж в женских рядах, но в этот раз смеяться как-то не получалось. Мужчина чувствовал себя униженным, грязным и, как ни странно, изнасилованным, что поднятию настроения совершенно не способствовало.

«Игра стоит свеч? — с ухмылкой поинтересовался он у скалящейся головы медведя на перстне. — Ну да, ректальных».

— Араон, послушай, — скрипучий, как десяток несмазанных дверей голос, что за прошедший день начал ассоциироваться с мучениями подмирного пекла, всё ещё раздавался позади, не желая исчезать, — тебе необходимо сдать этот отчёт. Притом лично. Ты же понимаешь…

Араон Важич новый Глава Совета Замка Мастеров, если и был уверен в чём-либо, так только в том, что ненавидит этот голос. Низкий, глухой с хриплыми нотками заядлого курильщика, он был ненавистен молодому человеку ещё со времён ученичества, когда грозный Мастер-Накопитель в чёрной мантии неожиданно появлялся посреди класса в клубах сажи и без объявления войны начинал тематический опрос. А этот менторский тон? Конечно, разницу в возрасте и опыте никто не отменял, но мог же рядовой Мастер проявлять хоть толику уважения к непосредственному начальству!?! Арн никак не хотел отрицать, что советы и патронирование давнего друга отца приходились, как нельзя кстати, и его язвительные полные желчи замечания всегда были по существу и здорово облегчили перипетии первого полноценного дня при новой должности. Но всему же должен быть придел!

— … и разберись, в конце концов, с системой автоматических кодов. Они всё ещё замкнуты на твоего отца и всем приходится отвлекать Лисовскую, чтобы просто активизировать служебную ментальную сеть…

И, что ещё чрезвычайно раздражало молодого чародея, так это бесцеремонная манера с этого старого хищника помнить сразу обо всём. Казалось, при каждом взгляде бывший чернокнижник вспоминает все твои прегрешения вплоть до обмоченных в детстве штанишек и за каждое из них назначает персональную кару.

— … ответ на запрос из службы внутренней безопасности князя должен быть готов…

— До завтра, Лель Мисакиевич! — не скрывая своего раздражения, рявкнул молодой человек и совершенно беспардонно захлопнул дверь перед шедшим следом Мастером.

Арн Важич даже сам удивился собственной наглости, ещё больше поразившись, что в щели двери не протиснулось ни одно проклятье, на которые мстительный и порой даже мелочный Воронцов всегда был чрезвычайно щедр. Впрочем, самого молодого человека гнев наставника никогда не задевал, что никак не уменьшало немного детского трепета перед его фигурой. В этот раз матёрый чародей ограничился крепким словцом в адрес безмозглых лоботрясов и удалился, тяжело печатая шаг своими окованными серебром ботинками.

Не реагируя на внешние раздражители, молодой человек добрёл до дивана, который так и не удосужились вернуть в приёмную, и обессилено рухнул прямо поверх забытой бутылки и начавшей портиться рыбы. Ни запах, ни впившееся в раненый бок горлышко его решительно не волновали. После изматывающего дня, что начался похмельем, а закончился обширной мигренью, он искренне удивлялся, как отец находил силы на тренировки. Забеги по бесконечным лестничным проёмам от одних архивных помещений к другим, спуски в камеры заключения, блуждания по катакомбам, встречи с представителями министерств и ведомств, перетаскивание раритетных артефактов, требующих перенастройки — всё это сбивало с ног похлеще полосы препятствий. Но даже не постоянная беготня, что после недавней травмы основательно изматывала не восстановившееся тело, настолько утомила его. Куда страшнее для нового Главы были люди.

Бесконечная вереница просителей, скопившаяся ещё до смерти отца и значительно расширившаяся после самовольного захвата власти, тянулась за ним по всему маршруту, не замолкая ни на мгновенье и попеременно отвлекая внимание. Докучливые работники канцелярии умудрялись выслеживать его в любом уголке Замка, отлавливать на другом конце Новокривья и материализоваться перед глазами, подобно вездесущим маррам. Мелкие чиновники всех сортов и мастей клещами висели на рукавах, подсовывая бесконечные бумажки и удостоверения. Разномастные и бесконечно одинаковые в своём однообразии частные лица, среди которых хватало и плакальщиц-вдов, и рекетирствующих доброхотов, доставали его повсюду, обнаруживая даже в умывальне и уборной и совершенно не стесняясь прямо на месте излагать свои доводы и горести. Притом просьб, пожеланий и предложений скопилось так много, что Араон всерьёз начинал задумываться, не является ли Глава Совета официально признанной реинкарнацией Триликого и всех демонов Подмирного пекла до кучи.

В этой ситуации всеобщей опалы появление Воронцова оказалось как никогда кстати. Кого-то урезонивало его знание делопроизводства, хоть и поверхностное, но позволяющее разоблачать попытки перебросить собственные обязанности на других. Кому-то поперёк горла стоял вечный сарказм и злостность старого холостяка, отличающегося прогрессирующим шовинизмом. С кем-то чародей пребывал в застарелом конфликте, не позволяющем производить делёжку сфер влияния прямо на месте. Но большинству хватало лишь взглянуть на фигуру высокого, замотанного в чёрное человека с узковатыми на восточный манер глазами, как всякое желание досаждать молодому и неопытному Главе тут же отпадало.

Правду сказать, внимание самого Воронцова досаждало Важичу ничуть не меньше. Более взрослый и опытный чародей, что за свой век успел наиграться и в политику, и в войну осознанно пытался подавить авторитетом новое начальство. Не могло быть просто подсознательными порывами постоянное напоминание любого правила и строгие, подчас даже публичные замечания. Араон стискивал зубы и настоятельно приказывал себе терпеть выходки старого маразматика, пока они были ему столь необходимы. Хотя в характере молодого чародея терпение и значилось наименьшей из составляющих, а бурный темперамент уже после первого часа общения требовал отправить Воронцова в лабораторию нежитеводов в качестве кормовой базы, здравомыслие ему, пока не отказывало. Что, впрочем, не мешало представлять опостылевшее за день лицо, перекошенное муками от медленного поджаривания на костре инквизиции.

— А ответ всё-таки написать нужно, — тоном великомученика пробормотал молодой человек и тяжело, с кряхтеньем и стонами (всё равно в такое время в административном здании никого уже не было) скатился с дивана.

Самочувствие Мастера было преотвратным, находящимся прямо на границе с отметкой тошнотворное. От усталости разительно понизился тонус мышц, искусственно поддерживаемый на парочке зелий, случайно завалявшихся в тайнике брата. С падением тонуса обострились нервные окончания, беспрестанно напоминая обо всех ранах, ушибах и ссадинах, коими изобиловало тело. Отяжелевшие веки самовольно закрывались, стоило хоть на мгновенье потерять бдительность. По этой причине он уже дважды врезался в стену, перевернул напольную вазу и сбил со стола кружку с холодным, как пятки мертвеца, кофе. Впрочем, война коварного организма за лишний часок сна закончилась полной капитуляцией, и Арну удалось относительно невредимым добраться до рабочего стола, даже не поскользнувшись на подозрительно чёрной кофейной луже.

— Ну и что за…, - сонно нахмурился чародей, когда капля от чернил на листе сложилась в похабный символ.

Молодой человек тряхнул головой, от чего песок, располагавшийся ранее под веками, пересыпался в уши, создав неприятный, раздражающий шум. Скабрёзная картинка, коих он и в ученичестве-то не рисовал, плодом полусонного разума быть не пожелала и теперь вызывающе смотрела на него прямо с середины листа, где шли необходимые заверения для княжеской охраны. Если судить по количеству и составу военных подразделений, личная безопасность Светлого князя Калины в Словонищах ставилась выше спокойствия народа и даже суверенитета территорий. С таким набором молодцов князь вполне мог взять Замок нахрапом, банально завалив разрозненных по своей натуре чародеев живой биомассой. И эта биомасса пришла бы в крайнее волнение, увидь в кляксе то, что Глава Совета изволил положить на светоч, надежду и опору нации.

Скомкав неудавшееся письмо и для надёжности разорвав бумагу на несколько частей, Араон вынул из потайного ящика стола новый лист, отмеченный гербовым тиснением, и крайне осторожно обтёр кончик пера о край чернильницы. Он отчаянно не любил пользоваться этими допотопными средствами, но этикет деловой переписки высшего порядка требовал собственноручного написания и пурпурных чернил. Подчерк самого многообещающего чародея своего поколения всегда был его больным местом. Нет, он не был коряв или небрежен, напротив, из-под пера младшего Важича всегда выходили чрезвычайно ровные, словно специально выверенные буквы правильного наклона и исключительной каллиграфичности. Именно показная правильность и нарочитая округлость чрезвычайно смущали Мастера-Боя, свидетельствовав, как ему казалось, о незрелости и излишнем усердии. Неприглядная правда его хорошего почерка заключалась в том, что ввиду пристрастий к практической стороне чародейства, за письмо он садился крайне редко и не без применения силовых методов, от того и правила начертания закрепились за ним ещё в приходской школе.

Перо неприятно скрипнуло и самовольно вывело длинный цветастый посыл, вместо надлежащего приветствия. Арн повторил тряску головой, но и в этот раз ничего не добился. Сон послушно отступил на второй план, вот только реальность начинала смущать своей откровенностью. Чародей снова сменил лист и постарался ухватиться за коварное перо покрепче, не слишком доверяя себе, но и не отрицая того, что подсознательно давно хотел сопроводить Их Светлейшество по подобному маршруту. Кисть точно выводила необходимое обращение, но чернила упрямо складывались в настолько красочный маршрут, что не ожидавший от себя такого чародей неловко закашлялся, от чего с пера сорвалась ещё одна капля, достойно завершив обращение к князю соответствующей иллюстрацией. Араон нахмурился и с сомнением взглянул на орудие письма. На вид перо ничем не отличалось от других, хоть и было не слишком презентабельным: рябоватое, немного косое и слишком жёсткое. У чародея даже зародились сомнения, что подобная конструкция вообще могла принадлежать кому-нибудь из семейства пернатых. Во всяком случае, тонкий режущий край, такой удобный при вскрытии печатей, обычным птицам был ни к чему.

— Всё страннее и страннее, — недовольно пробормотал молодой человек, припомнив, что, кажется, именно это перо ему с напускной торжественностью преподнесла перед отъездом Чаронит, а Алька, давясь от сдерживаемого хохота, настоятельно советовала презентовать его Воронцову.

Уродливое перо оказалось зачарованным на самопись, что, конечно, объясняло нестыковки во взаимодействии с бумагой, но не разрешало проблемы написания. Арн осторожно опустил перо в чернильницу и активизировал артефакт. Стараясь мысленно чётко и внятно начитывать текст, он даже порадовался тому, что нет необходимости писать собственноручно. Радость была не долгой. Стоило только парню бросить взгляд на то, что появлялось на бумаге, как Важич схватился за голову. Лет двадцать-двадцать пять назад за подобную ересь его бы сожгли, не глядя на официальное прекращение царских репрессий. Быстро перехватив перо, он поспешил сжечь коварный компромат, но разошедшийся артефакт уже приступил к маранию лежащего неподалёку отчёта. При спасении отчёта архивников и накопителей пострадали манжеты рубашки и несколько писем с соболезнованиями. За ним жертвами дорогущих чернил стала отцовская книга с кодами для болтуна, несколько запечатанных слепков аур, промокашка и очередное прошение. На миг замерев от творящегося святотатства, Араон яростно бросился на спасение оставшихся документов, мысленно проклиная коварную Чаронит, что умудрялась портить ему жизнь даже на расстоянии. Все проклятья не замедлили тут же излиться на бумаге. Вцепившись здоровой рукой в злосчастное перо, Важич упёрся коленями в столешницу, стараясь прервать процесс испоганивания отцовского стола. То тут, то там на обивочной ткани уже начали появляться чернильные пятна самой разнообразной конфигурации. Острый конец упрямо тянулся к горизонтальной поверхности с силой подобной трёхлетнему бычку. Взревев от отчаянья, чародей рванул артефакт на себя, не жалея практически чистой рубашки. Именно в этот момент дверь в кабинет с грохотом распахнулась, от чего начавшее отпускать перо вновь рвануло к столешнице. Не раздумывая, Арн схватил подвернувшийся под руки пресс для бумаги и со всей злостью метнул его в источник шума.

Раздался звук падения, и не успевшая толком раскрыться дверь обратно захлопнулась. Одновременно с этим перо обессилено опустилось возле чернильницы. Араон Важич никак не мог перевести дыхание. Молодой человек стоял, вцепившись в угол стола с такой силой, что начинала трещать древесина. Ярость и добрая толика привычного конструктивного бешенства бурлили в крови, побуждая крушить и ломать всё, что попадётся под горячую руку, только Арн слишком уважал отца, чтобы уничтожать его кабинет из-за дурацкого артефакта. Постепенно злость сходила на нет, сменяясь усталостью и лёгкой обречённостью. С тяжёлым вздохом молодой человек откинул с лица отросшие волосы и тяжело побрёл к коридору, подбирать пресс и извиняться перед ночным сторожем, что, вероятно, услышал шум и решил проверить незапертое помещение. Арн даже представлял, какое выражение должно сейчас быть на лице почтенного ветерана войны на восточном пограничье, когда в него швыряется писчими принадлежностями высокое начальство.

Впрочем, извиняться не пришлось. Посреди коридора, прямо под дверью в живописнейшей позе раскинулся человек, не имеющий к охране Замка никакого отношения. Молодой мужчина самого затрапезного вида был одет в мантию низкоразрядного служащего и являл собой жалкое зрелище. Сведённые клейма каторжников неловко прикрывались несвежими тряпками, желтушные ногти хранили следы чрезмерного пристрастия к табаку и дурману. Прямо из головы, вдавив внутрь черепной коробки нос и часть скулы, торчал выполненный виде часовой башни пресс для бумаги. Механизм в каменных часах ещё действовал, правду не тикал, а слабенько булькал, слегка оживляя картину. Рядом с трупом лежал недавно разряженный арбалет специальной укороченной модели, что не всегда было легко достать даже профессиональным охранникам. Из косяка двери торчал арбалетный болт с разрывным наконечником. Араон Важич задумчиво потрогал край яркого оперения уготованной ему стрелы и тяжело вздохнул, мысленно прощаясь с долгожданным сном.

— Стража! — гневно рявкнул Глава Совета, усиливая и без того зычный голос акустическими чарами.

Звук, вибрируя основания камней, понёсся на поиски хоть кого-то живого в охране важного административного центра Замка. Чуть позже он наверняка пожалеет, что поднял шум, не убедившись в отсутствии пособников, не разобравшись в личности убийцы и нанимателя, не занялся отслеживанием следов, в конце концов. Сейчас же единственное, чего хотел чародей — это добраться до своей хорошо защищённой комнаты в особняке и заснуть. Пусть наёмному убийце и не удалось убить его из арбалета, ему вполне оказалось по силам обречь Главу Замка Мастеров на мучительную смерть от недосыпания.