Ферзи

День шестой

В своём углу, покрытые патиной из липковатой седой паутины и успевшей слегка зарыжеть пыли, висели большие деревянные часы. Простенький, отдалённо смахивающий на собачью будку, домик был выполнен в той непередаваемой технике, что ушлые продавцы с гордостью именуют минимализмом, а мастера отдают для наработки навыков своим многочисленным подмастерьям. Покатая, слегка кривобокая крыша, радушно приютившая в дальнем углу целое семейство крупных толстолапых пауков, низко нависала над зияющим провалом в форме полукруга. Когда-то, давным-давно, ещё, наверное, до смерти Крива, эту чёрную дыру закрывали почти изящные воротца из покрытой эмалью цветастой проволоки, но время безжалостно пустило их на игрушечные серёжки малолетним постоялицам, а керамическую жительницу домика отправило в длительный запой. Во всяком случае, последние лет пять её никто не видел и лишь изредка, откуда-то из деревянного нутра доносилось хриплое у-гу-канье. Несмотря на депрессивное состояние несчастной птички, часы работали исправно и даже без перетягивания гирек умудрялись показывать верное время раз этак десять в сутки. Небольшие технические погрешности и откровенную облицовочную липу с лихвой покрывали шумовые эффекты: стучали старые, ни разу не смазываемые шестерёнки; поскрипывали от сквозняков слегка рассохшиеся доски, да с натужным щелканьем смещались ржавенькие пружинки.

Часы висели на своём месте так давно, что, казалось, сроднились с этим сыроватым углом и пропитались жилым духом по самые шляпки декоративных гвоздей. Часы очень старались служить верой и правдой своей великой миссии: стучали гирьками, двигали слегка поржавевшие стрелки и закрывали прогрызенный злыдней край обшивочной панели. Они по праву считали себя центром и главным украшением этого скудного интерьера, хозяевами следя за передвижениями таких разных и таких одинаковых людишек, что мигрировали между большой расписной печью с вытянутыми вдоль ближайшей стены широкими полатями, стилизованными под ратишанский подиум и круглым, укрытым вышиванкой столом. Обычно двуногие сновали по полу, занятые своими мирскими делами, и совершенно не обращали внимания на усердия почтенного сторожила, засматриваясь на что угодно кроме величественных в своей простоте часов. Однако в этот раз всё изменилось и холодный своей проницательностью взгляд тёмно-зелёных глаз упёрся в выцветший циферблат, заставляя даже запропавшую кукушку приглушить свои вечные вздохи наполовину вынырнув из своего убежища. Казалось, если бы часы могли, они непременно поёжились от такого интереса.

Обладательница страшных глаз уже с момента пробуждения вела себя странно и подозрительно: проверяла углы, шарилась по двери и подоконнику, перетряхивала вещи и даже шерудила в дымоходе, вызвав очередной обвал золы. При этом вздыхала и хмурилась девушка так выразительно, что местный злыдень, притащенный из деревни ещё во время активного противостояния, испуганно переполз на второй этаж от греха подальше. Что обнаружила или не обнаружила странная девица, осталось не оглашённым, только настрой её заметно ухудшился, едва не заставляя колыхаться тёмное марево вокруг бледной фигурки. Пребывая во всё том же выразительном состоянии духа, она принялась готовить завтрак. Неслышно, словно фантом, начистила оставленную в оговорённом месте картошку, запихнув вместе с кусками вчерашней вырезки подальше в печь, активизировала артефакт под винтажным толстобоким самоваром и разложила на платке слегка черствоватые булки. На радостное приветствие свалившейся с полатей во время длительного и основательного потягивания второй девицы она лишь кивнула, а проснувшегося от аромата малинового настоя и славной мясной каши парня вообще проигнорировала. Разложив еду по тарелкам, она чинно проследовала за стол и уставилась на хозяйские часы, будто в жизни не встречала ничего более занимательного для взгляда.

Алеандр, пребывавшая спросонья в состоянии недавно образовавшегося умертвия и посему не слишком реагировавшая на окружающую обстановку, сперва внимания на поведение подруги не обратила. Адекватно воспринимать окружающую действительность без полноценного купания и кружечки бодрящего настоя она по утрам могла с превеликим трудом, но пять минут активного фырканья над рукомойником быстро внесли просветление в её взлохмаченную голову. Тогда-то взгляд травницы из неосмысленного стал подозрительным, и девушка с некой опаской и отстранённостью перебирала косички, очевидно всерьёз опасаясь недосчитаться половины. Если Виля и насторожила холодность духовника, виду молодой человек не подавал, больше беспокоясь о состоянии собственной ещё более посиневшей физиономии, после ночных бдений, чем о психологическом комфорте группы. Хотелось, конечно, порадовать блондинку тем, что с восьмой попытки вспомнить текст приемлемой колыбельной всё-таки удалось, но момент для сентиментальных откровений был неподходящим.

За стол садились в торжественном молчании, немного отдающем поминками, но лишённом той непередаваемой слезливости и здорового аппетита после переполненного треволнениями и хождениями дня. Вор ел с некоторой опаской, медленно пережёвывал каждый кусок, периодически хватаясь за ноющую челюсть, и с неким неуловимым изяществом прокручивал между пальцами вилку, размельчая даже разварившуюся картошку. Разговаривать его совершенно не тянуло по вполне естественным причинам. Сидящая возле окна Чаронит к еде отнеслась очень тщательно, не жуя, а вкушая, стараясь каждый свой жест преисполнить благородством, утончённостью и чувством собственного достоинства. Недостаток денег, близкая родня в купеческом сословии и питание в общей студенческой столовой, безусловно, сказались на качестве её манер, и выросшая в поместье на жёстком материнском контроле Валент владела столовыми приборами куда виртуознее. Вот только один вид потомственной ратишанки внушал лёгкий трепет и заставлял сомневаться в собственных познаниях. Выносить эдакую подчёркнуто-вежливую отстранённость блондинки, неприятно напоминающую первые года обучения в Замке, когда в рядах юных учеников разворачивалась настоящая травля всех и вся, натерпевшаяся в компании с Танкой Эл долго не могла. Демонстративно и нарочито громко бросив на стол вилку, травница требовательно вперилась взглядом в подругу, для пущей уверенности уперев в бока маленькие кулачки:

— Так, мне это надоело!

Алеандр нервно дёрнула головой, сбрасывая с глаз густую чёлку и заставляя косички медными змеями расползтись по столешнице. Снежев двумя пальцами с подчёркнутой деликатностью извлёк из своей тарелки случайную интервентку и вкрадчиво поинтересовался у её хозяйки:

— Что-то имеешь против каши, или тебя тяготит конкретно этот кусок мяса?

— Вилька, вот только ты не начинай! — Эл недовольно отобрала у парня косичку и поспешила притопить в картошке так и не прожёванный кусочек жёсткой и неимоверно старой зайчатины.

— Э-э-э? — слегка опешил от отповеди грозной травницы Виль. — И что же я начинаю?

Вопрос был совершенно нейтральным, но задан с таким выражением лица, что у Валент появилось непреодолимое желание поругаться не с набычившейся блондинкой, а с язвительным и въедливым рыжим.

— Я совершенно не хочу с тобой скандалить, — попыталась взять себя в руки Алеандр, но не удержалась и повысила голос до приказного окрика комендантши общежития: — поэтому, будь добр, заткнись и не чавкай! — оторвавшись от подавившегося кашей юноши, травница всем корпусом развернулась к подруге: — Ну и чего мы молчим?

Виль попытался что-то ответить, но вставшая комом в горле крольчатина едва не вывихнула и без того травмированную челюсть, заставив парня судорожно закашляться.

— Не перебивай, когда старшие разговаривают! — травница попыталась ещё и затрещину удачно подвернувшемуся вору, но тот умудрился отклониться, едва не рухнув со стула. — Я спрашиваю, к чему этот фарс? Очередное проявление Вашей ратишанской шизы? Ой, прошу прощения, Вашего тонко организованного благородного внутреннего мира негодующего на нашу сирую и убогую плебейскую рожу…

Чаронит нехотя оторвалась от созерцания старых часов и повернулась к сотрапезникам. Вид у неё при этом был похлеще чем у пленного генерала, перед вражеским советом. Только что демонстративно с собой покончить не попыталась. Алеандр недовольно поморщилась:

— Ты могла бы проявлять своё пренебрежение как-нибудь понятнее для окружающих?

— Вывернуть на голову чугунок и прицельно плюнуть в глаз? — с искренним любопытством поинтересовался вор, сразу же благоразумно отшатнувшись от любительницы распускать руки.

— Ой, вот только ты помолчи, образчик этикета! — негодующе вскрикнула девушка и попыталась ткнуть вилкой в наглеца, который с ехидной ухмылкой снова увернулся, лихо отклонившись на стуле будто столичный акробат. — И прекрати кататься на стуле! Свёрнутые шеи я пока не восстанавливаю. Зато этим вполне может заняться Танка, но уже немного в ином мире. Да, Танка? Или ты так и продолжишь дуться?

— Похоже, чтобы я дулась? — с тяжёлым, исполненным горечи вздохом проговорила тенегляд, одним лишь взглядом прокляв присутствующих до седьмого колена.

— Нет, блин, усыхаешь на глазах! — всплеснула руками Валент, не внявшая откровенной угрозе. — Ты, конечно, с утра можешь быть не в духе ввиду призвания, но это уже слишком! Чего ты пытаешься добиться этим игнорированием?

— Ох, — Танка отложила подальше колюще-режущее и сложила руки на коленях для большей надёжности, — может, я просто пытаюсь корректно избежать скандала?

— Кто здесь говорит о скандале? — недоумённо уставилась на подругу Эл, мигом растеряв боевой задор и жажду справедливости.

— Рыжая, давай просто… — перехватил её за руку парень, пытаясь толи поддержать, толи обезвредить (всё же вилка в умелых руках — вещь опасная).

Темпераментную травницу этот жест лишь больше раззадорил, вызвав новую вспышку недовольства. Девушка бесцеремонно вырвала свою руку их захвата и предупреждающе нахмурилась, хоть в её варианте это и выглядело не слишком угрожающе.

— Вилька, ты кушал? Вот и кушай! — приторно ласковым тоном проговорила Валент, подложив вору в тарелку собственный неосиленный кусок и снова повернулась к подруге: — Вот смотри, какое замечательное утро! На улице слякоть, холод и куча злобных дядек; здесь тепло, сухо и уютно; мы кушаем неплохой в общем-то паёк практически харчевного производства; на подходе у нас пирожки с… вроде бы творогом, так чем ты недовольна, свет мой тенеглядский?

Вызов остался без ответа, и Алеандр, несколько раз раздражённо фыркнув, начала немного успокаиваться: пододвинула себе тарелку с недоеденным завтраком и выудила обратно подаренный кусок мяса, посчитав, что пациенту с такими травмами есть жёсткое вредно. В порыве доброй воли она попыталась избавить болезного от ещё одного шматка мяса, но получила салфеткой по загребущим ручонкам и вернулась к собственной порции.

Расправившись со своим пайком, духовник покрутила в руках кружку с отваром и негромко, но отчего-то весьма пугающе начала:

— Я вот всё думаю…

— Вот и источник всех бед! — радостно попытался закончить новый виток ссоры Виль, но его миротворческие порывы опять проигнорировали:

— … за какие заслуги нам такое счастье?

— То есть? — непонимающе приподняла бровь травница.

— С каких фондов оплата? — хмуро пояснила блондинка, невольно поджимая губки. — Я ни в жизнь не поверю, чтобы по доброте душевной и исключительно от глубины нутра трём голодранцам сдали нижнюю комнату шикарных апартаментов, в то время как княжеских ищеек отправили спать по баракам. Чем расплачиваться за этот пир планируем, кого в рабство сдавать?

— Пф, скажешь то же! — отмахнулась от неё Эл, примеряясь к самому большому пирожку, что, судя по всему, приглянулся ещё и ушлому вору, даже не смотря на слегка подгорелый бок.

Яританна хмуро следила за разворачивающейся баталией и тихо радовалась, что отложила в сторону нож: желание воткнуть его в чью-нибудь загребущую ручку было невыносимым.

— Вы хоть представляете, — недовольно повысила она голос, стараясь отвлечь сотрапезников от игры в гляделки, — во сколько нам обойдётся это тепло, сухость и уют в денежном эквиваленте. Еда — согласна, хоть можно было обойтись и без десерта. Но ночлег? Да в любом бараке переночевать можно было, никто бы не попёр особо, если бы договорились по очереди спать, да и пару шагов до деревни всего. У них сеновал и бесплатный найти можно было! Нет, тут на пару минут отвлекись и уже дворец снимают!

— А можно вопрос? — вор насмешливо поднял руку на ученический манер, прерывая поток благородного негодования, и с выражением прилежности на побитом лице дождался, когда на него обратят внимание. — Исключительно из любопытства. Скопидомство, жадность и тяга к самоуничижению у тебя врождённая или благоприобретённая?

У наследницы древнего, но не особо уважаемого ратишанского рода на миг сбилось дыхание и почернели глаза, блеснув в глубине зрачка опасными зеленоватыми всполохами. Некромантская сила, благополучно дремавшая всё это время и считавшаяся практически незаметной, воинственно всколыхнулась внутри, моментально выдав с десяток возможных заклятий и ритуалов. Парочка из них даже весьма приглянулась Чаронит, но девушка вовремя вспомнила о запрете на некромантию и эксперименты над людьми.

— Тан, фу! — моментально разгадала состояние подруги Алеандр. — Не превращай в зомби этого славного юношу, пожалей его мать! — при упоминании о несчастной, так и не сделавшей карьеру травницы в какой-то позабытой Триликим деревне голос девушки предательски дрогнул, а выражение лица стало умилительно-просящим. — Я действительно не понимаю, в чём проблема. Денег у нас целый рюкзак, так почему мы должны ютиться по баракам и отказывать себе в полноценном завтраке в такую гнусную погоду?

— Почему? — недовольно зашипела не проникшаяся должным умилением Чаронит. — Возможно, потому, солнце моё прихотливое, что наличие у оборванных явно нечестных на руку личностей, денег на такое жильё и хавчик, подозрительно по определению, если не сказать возмутительно для человеческого глаза. И, разумеется, привлечёт внимание хозяина постоялого двора, прислуги и самих ищеек, что и без того не с Триликим пляшут от восторга после вчерашних игрищ.

— Но-но, что за тон? — попытался возникать оскорблённый в лучших чувствах благородный защитник сирых и убогих, но вынужден был свернуть претензии под тяжелым, не сулящим ничего хорошего взглядом обеих подмастерьев.

— Или, может быть, — с интонациями отъявленной гадюки продолжила свою просветительскую лекцию Танка, — потому, что всех снимающих комнаты, регистрируют если не в специальных документах, то на заговорённых камнях точно. Готова ли ты, о не ведающая проблем, поручиться, что наши светлейшие рожи сейчас не передаются по паутине в местное управление стражи? Или, может, при отсутствии подписи на документах нас так просто выпустят вместе с деньгами за ворота, а не объявят ворами с конфискацией последних штанов?

В порыве негодования духовник схватилась за собственные настрадавшиеся портки, что и до вынужденных скитаний готовились в Небесные кущи, а теперь выглядели так, словно выбрались прямиком из межмирья. В подтверждение слов хозяйки материя угрожающе затрещала. Вор попытался заглянуть под стол, но увидел лишь многозначительно сжатый кулак от блондинки.

— Опять твоя паранойя, — печально вздохнула Алеандр, отпивая настоя и подтаскивая поближе облюбованный пирожок. — Задумайся, Тан, кому мы сдались?

— Мы? — деланно удивилась Танка. — Решительно никому. А деньги…

Валент демонстративно закатила глаза и, приложив тыльную сторону ладони ко лбу, сползла со стула на пол, очень натурально изображая предсмертные судороги. Особенно удались юной травнице асфиксичные хрипы и подрагиванвание левой ноги, попадавшие по коленке слишком демонстративно смеющемуся вору. Снежев тоже старался не уступать, пинаясь в ответ, от чего агония подозрительно растягивалась, превращаясь в потасовку.

— Ярита, ну ты б ещё милостыню пошла собирать, — укоризненно заметил вор, пытаясь спасти от окончательного попрания задние конечности. — На то у нас и деньги, чтобы их вкладывать.

— Опять-таки, мне совершенно не нравится назревающая здесь тенденция к обобщению, — ещё больше нахмурилась Чаронит, от чего стала здорово смахивать на мифическую вампиршу с храмовых фресок. — Это что ещё за проповеди Великого Вождя: от каждого по возможностям, всем поровну.

Нехороший блеск потемневших глаз духовника совершенно не понравился ни напрягшемуся вору, ни так и оставшейся лежать на полу Алеандр, ни выползшему по плинтусу злыдню, почуявшему щедрую до тёмной энергии ссору. Нечисть тут же ретировалась обратно, навсегда зарёкшись иметь дело с сумасшедшими тенеглядами. Вилю же осталось только пожалеть, о невозможности повторения этого манёвра и постараться максимально отклониться с линии возможного поражения заклятьем. Алеандр к своему стыду предпочла притвориться мёртвой. В случае возможного ранения вора ей было бы очень неловко и совестно, но чуточку легче, чем при собственной травме. Не дождавшись поддержки с земли, Снежев примирительно вскинул перед собой руки и попытался мило улыбнуться:

— Хорошо, давай будем считать, что я оплатил эти комнаты и еду из своей доли.

— Своей доли? — в ответ на кристально честный и пробирающий до печёнок взгляд растерявшегося вора Яританна звонко расхохоталась в лучших традициях злобных ведьм, но также быстро успокоилась, вернув себе холодный и надменный тон: — Здесь нет твоей доли. В этой сумке находятся только мои деньги.

— Постой-ка… — тут уже из-под стола выползла возмущённая Алеандр. — Что это за заявки!?! Грабили склеп мы вместе, а деньги так твои?

Духовник смерила насмешливым взглядом полную благородного негодования и справедливого недовольства компаньонку, что подбоченясь стояла посреди комнаты, очень стараясь выглядеть повнушительнее, и злобновато улыбнулась:

— Твои деньги сейчас где-нибудь в придорожном трактире пропивают зайки и белочки (не знаю, кто ещё их в том лесу найти мог), на мои пожитки не зарься. Свои вещи я всегда ношу с собой, а за твоими следить не подписывалась! Если тебе, великой поборнице независимости женщин, так нужны сокровища, так будь добра сама за ними следить! А вор и так обойдётся, если не додумался сам добычу взять. Не маленький.

— Какая смелая, — с каким-то садистским удовольствием и насмешливым восхищением заметил Снежев, продолжая, как ни в чём не бывало, кататься на стуле. — А не боишься, что это тебя из списка обладателей вычеркнут?

— А не боишься, что с собой на тот свет затяну? — в тон ему заметила духовник, улыбаясь ещё шире, от чего длинноватые клыки стали заметнее, а выражение превратилось в откровенный оскал.

— А кто сказал, что убивать обязательно? — попыталась вмешаться Валент, оскорблённая тем, что попрание её прав и интересов прошло мимо внимания ухмыляющейся парочки любителей тёмного юмора. — Есть и другие способы…

— Отравить, к примеру, — радостно поддержал её Виль.

После его замечания все трое невольно перевели взгляд на грязную посуду и затихли, прислушиваясь к реакции собственного организма. Чаронит прикидывала реальные возможности отравления себя любимой подозрительным вором и экспрессивной травницей, что даже с благими порывами ни раз умудрялась доводить её до лазарета. Валент в экстренном порядке вспоминала список трав из своей сумки и возможный состав противоядия к каждому сочетанию.

— Так, вы здесь и без меня разберётесь, — первым не выдержал давления Виль, поднимаясь из-за стола, и, подхватив с платка самый большой пирожок, уверенно направился к двери, — Рыжая, можешь теми деньгами, что на тотализаторе выиграла расплатиться.

Алеандр проследила за его гордым, несмотря на отсутствие приличной обуви (не считать же годными снятые с лошадей лапти), уходом и недовольно нахмурилась. Унесённого пирожка было жалко. Хоть, в отличие от блондинистой подруги, она и не была столь ярой любительницей сладостей (точнее, ведая в целительстве, пыталась себя от этого пристрастия отучить), так бездарно терять облюбованное лакомство было очень обидно. Ещё её прилично раздражало наплевательское отношение молодого человека к процессу лечения. Если Арн, её первый серьёзный пациент, капризно пытался увернуться от экспериментов, но вполне покорно позволял нести себе пользу во всём возможном объёме, то Виль на контакт категорически не шёл и принудительному лечению не поддавался. Даже вчера, схлопотав несколько серьёзных ушибов, парень упорно отбрыкивался от дополнительных примочек и целебной маски от синяков и воспалений. Если бы Валент не догадалась тишком подлить ему в вечерний настой общеукрепляющего зелья, то последствие от встречи с осами ещё б дня два украшало его и без того не слишком привлекательную рожу.

Вспомнив, о вчерашнем скандале из-за попытки травницы намазать экспериментальной мазью сонного вора, Валент почувствовала, как в ней поднимается раздражение, смешанное с самодовольством. Тяжело было не заметить, что левая сторона, в которую целебный состав успел впитаться раньше, чем молодой человек проснулся, выглядела значительно лучше правой. Жаль, было, что вор так быстро сбежал из комнаты, лишив её возможности зажать капризный подопытный материал в каком-нибудь углу и обработать оставшуюся часть лица.

— Ну-у вот, обидела ни за что, ни про что хорошего человека, — недовольно проворчала Эл, прикидывая, когда ещё может выдаться возможность застать несговорчивого парня врасплох.

— И в каком это месте он, скажи мне, хороший? — удивлённо уставилась на подругу Яританна. — Если ты не заметила, то перед нами представитель теневых лордов со всеми вытекающими.

— Насчёт теневых лордов, — травница неторопливо отпила настоя, сразу благоразумно надкусывая большую из оставшихся булочек: — ефчо не дофкашано. Ням. Он нам ничего подобного не говорил…

— Ну, да, должен был с табличкой на лбу ходить, — тихонько проворчала духовник, украдкой наблюдая в окно, как обсуждаемый объект что-то эмоционально выясняет у конюха.

— … и, если ты соблаговолила обратить внимание, — не расслышав её реплику, продолжала рассуждать Алеандр, — то вчера именно он за тебя вступился. А ты, свинка тенеглядская, не соблаговолила даже на бое присутствовать, чтоб подбодрить своего заступника. Да что там присутствовать, ты даже спасибо не сказала! Где же были твои хвалёные ратишаские манеры вечером? Мы заходим после боя в комнату, и где благодарность, где трепетный восторг, где толика восхищения, в конце концов? Ужин стынет, а виновница мордобоя демонстративно в каких-то листочках копается. И как это выглядит? На что стимулирует? Взаимоотношения людей по теории великого менталиста Паулигова строятся по принципу звериных рефлексов, только с рядом культурных обусловленностей, поданных воспитанием. Ну-у, это как стимул-реакция. Мы подаём другому человеку стимул, к примеру, показываем фигу, и закономерно получаем реакцию в глаз. Если же стимулы проявляются в длительном… — почувствовав, что начала срываться на свой излюбленный менторский тон, Валент примолкла и, тяжело вдохнув, заставила себя вернуться к конкретным личностям: — Тан, ты вообще понимаешь, что с такой системой поощрения вообще никогда кавалерами не обзаведёшься? Не говорю о конкретном индивиде, упаси Триликий от такой радости, но ситуаций-то типичная. Человек за тебя сражался…

— Что ты городишь? — искренне возмутилась духовник, даже слегка раскраснелась, что на фоне непривычной бледности смотрелось жутковато. — Эл, ты хоть себя послушай. Полагаешь, тут была полная возвышенного романтизма дуэль или, может быть, поединок? На таких мероприятиях дерутся с чётким планом убить. А теперь проанализируй вчерашнюю ситуацию, был ли у кого-нибудь из соперников такой расчет? Вот и я его не заметила. Если ситуация не требует убийства, то и драки в ней возможно избежать. Не знаю, на что рассчитывал Снежев, затевая эту бузу, но уж точно не на защиту конкретно моих чести и достоинства.

Ссора на улице, к которой прибавилось ещё несколько недовольных, разгоралась с новой силой, донося сквозь приоткрытую форточку отголоски крепкой мужской брани. Чаронит, считавшая подобные народные проявления ниже своего достоинства, неприязненно поморщилась. Обсуждать вчерашние события девушке сразу расхотелось: было очень неудобно и даже стыдно, но не за собственное поведение, а скорее, за то, что к ней вообще пристали. Приходилось согласиться, что окраска под зомби, коей она щеголяла совсем недавно, хоть и вызывала у населения нездоровые опасения, напрочь отбивала любые сексуальные поползновения. Да что там поползновения, Танка серьёзно подозревала, что с расцветкой молодого трупа запросто одним флиртом могла вызвать хроническую импотенцию. Сейчас её даже посетили крамольные мысли о повторении окрашивания или банальном побеге, лишь бы не выходить на улицу запоздалым развлечением для не отошедшей от вчерашнего толпы. Сама идея развлечения черни ей претила и вызывала глухое раздражение.

Видя состояние подруги, Алеандр только расстроено вздохнула и, положив подбородок на локоть, пробормотала:

— Я тебя не понимаю, Тан. Иногда совсем не понимаю. Когда нужно самой разбираться с проблемами, ты недовольна и обзываешь мужика тряпкой или чем похуже. Когда проблемы решают за тебя, ты опять ворчишь. Тебе не кажется, что это здорово попахивает… — девушка сделала вид, что задумалась, почесала кончик обгоревшего на солнце носа и осторожно добавила: — идиотизмом?

— Всё очень логично, — обиженно надулась духовник и демонстративно завернула в платок оставшуюся булку: с Эл вполне могло статься в запале и её оприходовать. — Если вопрос не касается жизни и смерти, в прямом смысле этого слова, то главным становится не то, что проблема решена, а то, как она решена. Некоторые методы выхода из ситуации могут оскорбить сильнее, чем само попадание в неё. Да уже один факт того, что якобы за тебя месили друг другу рожи пьяный столичный лоботряс и сомнительного вида оборванец, для приличной девушки должен быть оскорбителен!

Чаронит заносчиво задрала нос и одёрнула воротник рубашки, пытаясь придать своему потрёпанному виду хоть толику благородства, но открывшийся из-за сползшего платка шрам испортил весь образ. Немного смутившись, Танка поспешила поправить тряпку, именуемую когда-то шейным платком и, чтобы ещё больше не упасть в собственных глазах, принялась убирать со стола грязную посуду, складывая в лохань под рукомойником.

— Да чего ты к парню прицепилась? — непонимающе хмыкнула Валент, следя за непривычно суетными движениями подруги.

Сама Алеандр к мелодрамам склонной себя не считала, поскольку строгое домашнее воспитание, ярко продемонстрировало разницу между желаемым и дозволенным на примере весьма легкомысленных кузин. Долгое время девушка вообще была поборницей традиционных ценностей едва ли не в храмовом понимании, свято следуя заложенным установкам, и только поступление в подмастерья, где в группе превалировали девицы поведения лёгкого и нрава игривого, раскрыло её потенциал к маленьким женским слабостям. Одной из них была тяга к мелодраматизму и поиску скрытых тонких смыслов во всяких ситуациях. За последний год, наслушавшись слезливых историй своих недалёких, но весьма раскрепощённых одногруппниц, она мимо воли стала подмечать в поведении людей скрытые знаки внимания и отслеживать их проявления, найдя, таким образом, кавалеров двум своим коллегам. Сейчас же она серьёзно задумалась, не является ли дёрганность и нервозность подруги проявлением скрытой симпатии к единственному представителю сильного пола в их компании. Для себя она вариант отношений со Снежевым даже не рассматривала, разве что для избавления от вездесущей тётки, когда ту хватит удар при знакомстве с таким «родственником». На Танку же девушка посмотрела с большим интересом, словно прикидывая сложность задачи.

— Поспешу тебе напомнить, что прицепился к нам как раз таки он! — не замечая опасного настроя травницы, уточнила Яританна, но, не услышав за спиной возмущений и протеста, поспешила сразу объяснить: — Я просто ему не доверяю. Подозрительный он какой-то, мерзкий.

Чаронит даже плечами передёрнула для наглядности, но вошедшую в раж травницу это нисколечко не убедило, напротив, уверив с собственных выводах.

— Согласна, — кивнула Эл, — характер не сахар и с лица не образчик изящества, но это ещё не повод человека оскорблять.

— А тебе не показалось подозрительным, что простой в доску, по его же утверждениям, деревенский парень, который, согласно идее, только приходскую школу и закончил, через раз использует сложные обороты в речи и демонстрирует неплохой кругозор, даже для замковых подмастерьев? — с долей ехидства поинтересовалась духовник, не отвлекаясь от мытья посуды; благо, первичное очищающее заклятье Танке с горем пополам удавалось и использовать подозрительную алхимическую жидкость из наличествующей баночки всё же не пришлось.

— Не забывай, что у него мать — травница! — поспешно возразила Эл, всем своим видом изобразив величие собственного призвания.

— Ой, я тебя умоляю, — легкомысленно отмахнулась от неё Чаронит, не желая преисполняться уважением к древнейшему знанию, — вспомни своих одногруппниц и представь, кто из них не умудрился бы деградировать до состояния общей массы вдали от городов и клубов. К тому же у него для провинциального юноши слишком уж спокойная реакция на чародеев и заклинания. Да он от твоего зомбезиума даже не отшатнулся! Сразу диадему метнул, будто нежить у него на каждом углу прыгает!

На такое заявление Валент невольно обиделась. Она не успела решить, на что именно: на неуважение к великому и основополагающему труду травниц; попрание чести и достоинства своих коллег, которых девушка и сама не особо любила, или на упорство в нежелании замечать вероятности романтической подоплёки. Прикинув все возможные варианты, Алеандр предусмотрительно обиделась, решив с мытьём посуды подруге не помогать.

— О, теперь ты возмущаешься тому, что меня спасли, — ворчливо отметила она, теребя одну из многочисленных косичек. — Я уже начинаю задумываться, на чьей ты стороне. Виль, может, и ворьё последнее и каторга по нему плачет уже лет семь, но это не отменяет того, что он нам здорово помогает и заботится, как может. Так чего тебе ещё нужно?

— Для начала знать, где мы находимся и какого демона здесь делаем! Он нас завёл в какую-то орчью задницу, без возможности самостоятельно выбраться в знакомые места и не потрудился объяснить, куда так упорно ведёт. У нас, между прочим, уже почти две недели, как летняя практика и находиться мы должны в Коренях, на старом погосте, собирая травки и отмахиваясь от престарелых призраков, а не тягаться неизвестно где по желанию какого-то проходимца! — от переизбытка эмоций Яританна не сдержалась и брякнула в сердцах последней тарелкой о дно лохани.

— Успокойся, Тан, — слегка испуганная травница подскочила к подруге и попыталась вытянуть из судорожно сжатых пальцев надтреснутую тарелку. — Вилька — отличный парень и делает всё возможное, чтобы помочь нам выбраться из передряги с этим треклятым склепом. Ему же тоже выгодно, чтобы с нами было всё хорошо, пока мы работаем в тандеме. Он просто начинающий вор, проколовшийся на первом деле и очень не желающий попасться в лапы стражи.

От воркующих интонаций в голосе боевой подруги, которые, как показывала практика, без достаточной внешней реакции могли моментально перейти в гневные или даже плаксивые, Чаронит немного успокоилась и метательный объект отдала, позволив усадить себя за стол и всучить в руки кружку с остатками остывшего настоя.

— Ты судишь поверхностно. Для тебя достаточно, чтобы человек укладывался в заданный обществом шаблон, меня же категорически не устраивает то, что этот шаблон появляется на моём горизонте, — тяжело выдохнула Танка, отставляя в сторонку кружку, в которую уже почти ненавязчиво капали валериану.

— Отлично! Замечательно! — вскричала Алеандр, в сердцах смахнув со стола опустевший пузырёк успокоительного и запустив на полати свою многострадальную сумку. — У меня шаблон хорошего деревенского парня, которых в Сосновском пруд пруди, и я их вижу как облупленных, а у тебя гора предубеждений по любому поводу, мешающих нормально общаться!

— О, а я прям горю желанием общаться со всякой швалью, что того и гляди прирежет нас за пару медяков! — ядовито прошипела тенегляд, презрительно сощурившись.

— Знаешь, — Валент залпом опрокинула в себя кружку успокоительного и практически деликатно шваркнула ей об столешницу, — мне кажется, что ты на почве жадности окончательно умом тронулась. Если из нас троих кто-то и способен на убийство, то уж скорее параноидальная некромантка, чем мелкий домушник.

Развернувшись на пятках, девица гордо задрала кверху остренький подбородок и не менее гордо промаршировала к двери. Пусть до неё и было от силы три шага. Обувшись в торжественном молчании, она подчёркнуто тщательно оправляла рубашку, волосы и пояс. Уходя из комнаты, Алеандр оглянулась, последний раз смерив духовника взглядом, полным укора и неодобрения, и со всей силы хлопнула дверью, едва не выбив оную из косяка. Жест, не самый культурный, но ей за утро трудиться миротворцем надоело до зелёных гоблинов.

Всё так же сидевшая за столом духовник, проводила её безразличным взглядом. Подобные уходы своей эмоциональной и глубоко чувствительной подруги за долгое время знакомства стали для неё явлением если не привычным, то не вызывающим никакого душевного волнения. Её куда больше задело аннексирование лаптей. Чаронит не была чёрствой натурой и не относила себя к законченным эгоистам, просто временами действительно не понимала, почему с другим представителем своего пола должна вести себя как доблестный и терпеливый рыцарь, поощряя чужую чувствительность и капризность. Ей, может быть, и самой хотелось бы обидеться, надуть губы и оскорблено всплакнуть или проявить норов, но здравый смысл требовал, чтобы в экстремальной ситуации, хоть один человек проявлял здравомыслие.

— Кстати о здравомыслии, — пробормотала Яританна, поднимаясь с места и негромко постанывая от боли в нетренированных мышцах после вчерашней скачки.

Вообще-то, во всём многообразии факультативов и курсов, которые посещала юная Чаронит в поисках своего призвания или хоть какого-то таланта, заклинательство не было в фаворе. Это был единственный из курсов, покинуть который было её личным желанием. Две недели наполненные восторгами наставницы относительно значимости и высокого потенциала этого искусства навели на ещё совсем маленькую девочку такую глубокую тоску, что даже мечты о величии не смогли помочь десятилетнему ребёнку увлечься древним, немного экзотическим типом чародейства. Единственное, что Танка смогла вынести с тех занятий, это неприязнь к чучелам змей, коими был щедро увешан кабинет, и заклятие связи первого порядка, вытягивавшее из средней по потенциалу чародейки много резерва. Только Чаронит, не была бы до конца самой собой, если бы не смогла и это пустить в дело. Забившись в дальний угол полатей, девушка подтянула к себе такой дорогой во всех отношениях рюкзак и нетерпеливо переложила на колени первую пригоршню монет. На миловидном, личике блондинки проступила хищная улыбка.

— Ты судишь поверхностно, — морща маленький носик, передразнила подругу Алеандр, отчего хозяйская кошка, греющаяся на подоконнике, недоумённо отшатнулась. — Можно подумать, она тут гений мысли и кладезь мудрости. Чокнулась совсем со своими деньгами, носится за ними как Коши, только что каждую монетку не целует. Каких-то трёх золотых ей на комнату жалко! Вот отдавай теперь свои честно выигранные. Ещё и сдачу, небось, потребует… ведьма.

Кошке собеседница явно не понравилась, и зверь лениво развернулся, чтобы направиться на хозяйский дворик, где изящный кошачий ум не перегружали ненужными душевными излияниями, зато могли от щедрот души бросить колбасный хвостик или подпорченную шкурку. Удостоенная великой чести лицезреть кошачий зад, травница только фыркнула, слезая с прислонённой к стене стремянки. Слезать не особенно хотелось, потому что после ночной грозы, больше напоминавшей репетицию апокалипсиса, сухой во внутреннем дворе оставалась только эта стремянка, вытащенная, видать, недавно из-под какого-то навеса. Однако за неимением собеседника приходилось заставлять себя двигаться, дабы не ощущать уж совершенно не нужной.

В принципе, лениться и бездельничать Валент, как и большинство учеников и подмастерьев, любила, практически обожала, но вездесущая тётка, умудрявшаяся появляться на горизонте в самый неподходящий момент, и строгая до работы мама, приучили юную травницу к постоянной маскировке. Застигнутая в саду за валянием на травке, она начинала судорожно искать редчайших букашек для настоя; в гостиной — доставала из-за подушки конспект лекций; в столовой — протирала костяные статуэтки; в оранжерее хранился специальный ужасающего вида фолиант; а в беседке вообще к лавке привязанными висели колбы с простейшими реактивами. С алхимией у Валент было не очень, поэтому из беседки она всё-таки предпочитала спасаться бегством. Сейчас, увы, поблизости не было ни одной мало-мальски занимательной вещи, интерес к которой смог бы оправдать приступ безделья, и придумывать себе занятие всё же пришлось. Из разговоров хмурых как с перепою постояльцев она и без того знала, что из плохо закрытой конюшни разбежались перепуганные грозой лошади, неизвестным образом умудрившиеся выбраться за забор. Вполне можно было бы пойти в конюшню посмотреть, не дезертировала ли вместе с остальными беглянками её собственная коняшка, но перед дверями образовалась такая огромная лужа, что для её пересечения впору было идти за веслом. Прикинув, что ни один из Танкиных лаптей, надетых вместо собственных туфелек в назидание ворчливому духовнику, несмотря на приличный размер (на два, а то и три больше будут) для великой цели не подойдут, Алеандр проведывать лошадей раздумала: кто не сбежал, тот не утонет.

— Вот гибискус, погодка ещё эта мерзкая! — невольно ругнулась девушка, когда первый же порыв ветра пересчитал все рёбра, добравшись, кажется, даже до желудка.

С вселенской тоской и благородной обидой за попранные идеалы взглянула Алеандр на дверь такого уютного и тёплого домика, половина чьего первого этажа была в полном их распоряжении до полудня. Сразу так захотелось обратно, с тёплой печи, парочке застиранных покрывал и самовару, но стоило в окне показаться знакомой белёсой макушке, как сентиментальный флёр, словно рукой сняло.

— А всё из-за неё! — в сердцах пожаловалась девушка осколку фальшивого черепа, сорванного бурей со своего почётного места. — Тоже мне всезнайка нашлась. Я, видите ли, поверхностная! Она так глубоководная… вобла. Только и знает, что в своих книжках копаться да по кладбищам шариться, а туда же! Самая умная нашлась. Да чего она вообще в жизни видела!?! Всё время только учится, ничего другого в голове нет. Кладезь жизненного опыта без опыта жизни! И поучать тоже лезет. Виль, ей ишь ты, не нравится. Будто я от него в восторге. И ничего, терплю, не жалуюсь.

Девушка вопросительно глянула на единственного благодарного слушателя, словно ожидая от него слов поддержки или восторгов по поводу стоического поведения, но череп оставался глух ввиду отсутствия даже слуховых каналов. Это немного огорчало и сбивало с боевого настроя, лишний раз напоминая, что на улице сыро и ветрено, а в комнате тепло и Танка.

— Вот я же не жаловалась, когда на халяву по деревням скотину и мужичьё лечила, чтобы ночлег отработать. А травы тоже, между прочим, не казённые и так просто не даются. Ладно, у меня ещё у мамы оранжерея есть и несколько парничков, а кому-то и покупать все ингредиенты приходится. На это и без того почти вся стипендия уходит, а она над какой-то мелочью трясётся, будто самая бедная. Эти же тенегляды по большей части старьём пользуются, что сами клиенты закупают. А может и самих клиентов на реквизит растаскивают…

Мальчишка-подмастерье с цветастым синяком под глазом, что волок на повозки объёмный мешок с заготовками, испуганно вздрогнул, едва не выронив свою ношу. Очевидно голос из-за угла, рассуждающий об использовании клиентов, чем-то его насторожил. Увидев же краем глаза, что его обладательницей является подозрительного вида девица, разговаривающая с черепом, пацанёнок и вовсе осенил себя знаком Триликого, поспешив убраться подальше от ещё одной сумасшедшей, решившей сегодня с утра побродить по «Стойбищу» с проповедями.

— … и, главное, всё равно ж считает себя главной, даже ничего не делая! — от душащей обиды непередаваемо захотелось расплакаться или кого-нибудь побить, и девушка даже примерялась, как сподручнее будет запустить черепушкой в стену, как её внимание привлекло странное подрагивание кровли.

Алеандр застыла с обломком черепка в одной руке и совершенно неприлично открытым ртом, когда нижняя черепица соседней кровли беззвучно отъехала в сторону, а на её месте показалась морда зеленовато-серого непонятного зверя. Узкая голова с острым носиком чем-то напоминала куницу или горностая, но острые треугольные уши и странно прокручивающиеся глаза не позволяли определить в существе перепачканного шкодливыми детишками зверёныша. С тем же успехом его можно было назвать личинкой мастодонта, всё равно ни на одно видимое травницей ранее животное он не походил. Голова несколько раз любопытно обернулась по сторонам, прокручивая в орбитах странные подвижные глаза, словно что-то выискивая. Застывшая в немом удивлении девушка за подходящий объект ею принята не была. Хоть Эл и готова была косу отдать на отсечение, что её учуяли и отметили, но в разряд угроз по какой-то причине (слегка даже оскорбительной) не приписали. Когда же вслед за мордой высунулись длинные подвижные лапы, больше смахивающие на крысиные, у девушки даже задрожали коленки. Со стороны можно было подумать, что от омерзения или страха, но на самом деле девушку охватил непередаваемый восторг: она сразу вспомнила, что похожие лапки видела в банке со спиртовым настоем в лаборантской. Правда, память упорно не желала подсказывать, в каком именно корпусе эта лаборантская располагалась и что гласила руническая запись на крышке, но желание заполучить редкий реактив в единоличное пользование уже затуманило разум. Так хотелось, подобно маленькому ребёнку, раскинуть руки и с воплем: «Кися!» — броситься навстречу желанной зверушке, что травница даже невольно сглотнула.

Объект её вспыхнувшей страсти меж тем вылез на крышу и теперь пытался вытащить вслед за собой потёртую капсулу, едва ли не превосходящую размерами его самого. Если бы Валент не была так увлечена мысленным расчленением нечисти на ингредиенты, наверняка заинтересовалась бы почтовым цилиндром без необходимых вензелей и полосок, что ставили на них ещё со времён Царства. Зверёныш с третьей попытки справился с задачей и, лихо закинув ношу на спину, поковылял на трёх к краю крыши, придерживая норовившую всё время соскользнуть капсулу одной лапкой.

Без лишних раздумий лучший добытчик своего отделения, что умудрялась доставать практически всё и вся, вцепившись рукой в туповатые колья, перемахнула через забор и оказалась на земле едва ли не раньше намеченной жертвы. Жёсткое ничуть не обтёршееся с понедельника основание обуви со всей силой ударило по пяткам, отбив ноги, казалось, едва не до коленных чашечек; уж искры из глаз от неудачного приземления посыпались точно. Зверек же, немного замешкавшись со своим тяжёлым грузом, шмыгнул в бурьян, забавно подбрасывая длинный лысоватый хвост. Двигался он настолько проворно, что даже со своим странным окрасом умудрялся не привлекать внимания, практически сливаясь с природой. Посторонний человек, скорее всего, даже не обратил бы внимания на движения травы, но только не вышедшая на тропу войны травница, нацелившаяся на диковинку.

Бежать приходилось на удивление быстро: ковыляющий не трёх зверь нёсся уверенно и чётко, словно прекрасно знал дорогу или успел выучить маршрут до последней коряги, даже такая неудобная ноша не особенно стесняла передвижение. Валент же приходилось откровенно туго. Влажная, едва сцепляемая мхом и травой земля расползалась под ногами, выскальзывая из-под подошв мутировавшим слизнем. Всплывающие на пути ветки норовили хлестнуть по лицу иль вцепиться в одежду, в случае же неудачи щедро орошали излишне изворотливую нахалку дождём мелких холодных брызг. Коварные корни, до времени прятавшиеся во мху самоотверженно бросались под ноги, готовые расстаться с последней корой, только бы загубить охотницу. Но им это не удавалось: ловкая девица лихо скакала по скользким корягам, уворачивалась от веток и с маниакальным упорством пробуксовывала в грязи. Невольно появлялась мысль, что реальный шанс избавиться от травницы был только у злополучных лаптей, отчаянно стремящихся покинуть ноги и завязнуть в очередной луже, если уж улететь при прыжке не получилось.

— Ну же, кисонька, — сквозь срывающееся дыхание и первые пробивающиеся хрипы, шипела себе под нос Алеандр, — куда же ты так несёшься?

Как бы ни была быстра и ловка девушка, как бы ни рвала поджилки, проявляя чудеса ловкости, мохнатый зад серого монстра, едва подпрыгивая в траве, стремительно удалялся, будто зверьку вживили под хвост артефакт ускорения. Девушке оставалось лишь диву даваться такой проворности ещё и с немалым грузом.

— Да постой же ты хоть секунду, морда твоя уродливая!

Оскорбление не возымело эффекта, и зверь, словно не слыша погони, понёсся дальше, вёртко проскользнув меж стволами сосен, о которые так бесславно зацепилась уставшая преследовательница.

— Ах ты падлюка! — застонала медленно сползающая по стволу Валент, ощущая, как наливается кровью ссаженное о грубую кору колено. — Браконьера на тебя нет, скотина! Чтоб вы там вымерли всем подвидом, твари неблагодарные.

Неведомая скотина, оставшись вне досягаемости преследователя, паскудно замедлилась, нарочито медленно огибая каждый камушек, через которые раньше просто перепрыгивала, словно издеваясь над проигравшей забег. От боли и обиды на глаза травницы невольно навернулись слёзы, туманя картинку и усугубляя и без того незавидное положение. Облезлый хвост, казавшийся не столь давно таким близким и доступным для дальнейшей диагностики, неторопливо отдалялся, уже едва помахивая из-за кустов.

— А-а-а-а!!! Да чтоб ты провалился! — раненым лосем вскричала поверженная охотница и, практически не целясь (целиться и плакать одновременно умеют только воистину профессиональные истерички), швырнула в ненавистную тварь всё ещё зажатым в руке черепком.

Из кустов раздался полный ярости хрип, показавшийся Алеандр песней золотых птиц из Небесных кущ. Во всяком случае, ничто другое не смогло бы так эффективно поднять её обессиленную тушку с земли и приободрить на великие свершения. Со скоростью выпущенного заклятья рванулась она к предполагаемому трупу, теряя в полёте лапти и остатки осторожности. Но вместо вожделенной тушки сомнительной травницкой ценности и алхимического потенциала, под руку попался металлический цилиндр.

— И что за фигня? — расстроено проворчала Валент, внимательнее осматривая оказавшийся подозрительно тяжёлым цилиндр. — Это вроде утешительного приза?

Девушка попыталась открыть свой неожиданный откуп, но тонкая щель, больше напоминающая случайную царапину на металле, на стандартный набор жестов не реагировала и сколупыванию не поддавалась. От тряски внутри слышались какие-то глухие удары, не внушающие отчего-то доверия.

— Лучше Танке сдам, она такое…

— Уи-и-и-и-и! — пронзительный, едва выбивающийся в привычный диапазон из ультразвука писк разорвал пространство, заставив наученную горьким опытом травницу испуганно рухнуть на колени, прикрывая голову руками.

Непрошибаемая даже керамическими черепками тварь, нацелившаяся вцепиться в глаза наглому человеку, пролетела мимо, лишь чиркнув по руке концом гибкого хвоста. Не успела Алеандр осознать произошедшее, как гибкое, оснащённое острыми коготками тело извернулось в воздухе, впиваясь клыками и лапами в удерживающую почтовую капсулу руку. Вскрикнув от неожиданно острой боли, травница принялась яростно трясти рукой, позабыв обо всех кровожадных поползновениях.

— Да отцепись же от меня…! — визжала девушка, бесстрашно дёргая за хвост бешеную тварь. — Отцепись!

Только серо-зелёная тварь сжимала маленькую челюсть не хуже бойцовского бульдога, и отодрать её представлялось возможным только с мясом. Что-то подсказывало Эл, что мясо будет отнюдь не звериным. Но и так просто быть пожранной мутировавшей белкой травница не собиралась, примеряясь уже, об какой ствол будет сподручнее агрессивного зверя приложить. Вдруг из ослабевшей от боли руки выскользнула трофейная капсула и, пролетев пару шагов, буквально растворилась в трухлявом пне под россыпью ложных опят. Вслед за ним исчез и монстрик, просто скатившись с противника и юркнув в траву, будто его никогда и не было.

— Хре-е-ень, — зачарованно протянула Алеандр, зажимая пострадавшую конечность и осторожно подходя поближе к загадочному пню.

Чарами от объекта природной аномалии не веяло, да и посланием инопланетного разума, в который девица искренне верила в ученические годы, обыкновенный пень не выглядел. Беглый визуальный осмотр и осторожное тыканье в подозрительный чурбан палкой загадку не разрешили: запах вполне соответствовал сырой гнилушке, цвет конструкция не поменяла и выплёвывать капсулу обратно не спешила. Край палки не исчезал, даже не дымился, что настораживало ещё больше. Алеандр Валент, с десяток раз повторив себе, что поступает очень неблагоразумно и откровенно глупо даже для свободного учёного и отчаянного экспериментатора, вытянула вперёд относительно здоровую руку и попыталась ощупать место исчезающей материи самостоятельно, если, конечно, нервные окончания не растворятся первыми.

В этом месте, пожалуй, должен был бы последовать взрыв, лишивший кафедру Травничества и Зельеварения своей потенциальной заведующей, и Алеандр была к этому в какой-то мере готова, прикрыв глаза и повторяя про себя мольбу к Триликому. Взрыва не произошло, не было ни дыма, ни выброса силы, даже руку не оторвало, что казалось наиболее вероятным. Вместо этого пальцы ощупали скользкую слегка рыхловатую древесину и упругую грибную шляпку. Не скрывая разочарования, девушка открыла глаза, потом снова закрыла и потрясла головой, но открывающаяся картинка меняться не пожелала. На месте унылого ничем не примечательного леса, давно позабывшего о лешем и посему весьма и весьма неухоженного, оказалось поле. Точнее поляна настолько огромная, что деревья с противоположного края просматривались очень условно. Уходивший прямо из-под пня почти отвесный спуск вёл к мощёной битым сланцем широкой площадке с разместившимися на ней хозяйственными постройками и стойбищами. Чуть в отдалении находился хозяйский дом, зажимавший изрядно разросшейся и почти замкнувшейся буквой «П» внутренний двор. В нём просматривались ещё какие-то здания, смахивающие на беседку так же сильно, как ромашка на игольчатый фосфорицирующий лишайник. Что ещё могло находиться за их скоплением, оставалось только догадываться. По мощёному двору, несмотря на утро, во всю сновали люди, перетаскивая объёмные деревянные ящики, обмениваясь тычками и спешно устанавливая какие-то палки. На многих из мужчин красовалась лёгкие боевые доспехи и печально памятные серые плащи, вызвавшие у девушки неприятный холодок по позвоночнику и вполне отчётливый стук зубов. Один из углов главного дома венчался настоящей башней с большущей антенной непонятного назначения и старомодными часами. От часов исходили слабые едва уловимые в дневном свете лучи, смахивающие на нити мыльной плёнки. Даже весьма скромных познаний юной травницы было достаточно, чтобы не питать иллюзий об их предназначении.

— Забодай меня зомбя, — растерянно прошептала Алеандр Валент, когда её постепенно накрыло осознание полного масштаба и глубины той ямы, в которую они так упорно вляпывались.

Алеандр тяжело сглотнула, искренне пожелав себе дожить до вручения диплома, сохранив свободу и полный набор органов в базовой комплектации. Почему-то один на один с опасностью желание вершить справедливость и нести в мир светоч добра, активно толкавшее её на защиту Арна и противостояние коварству серых плащей, незаметно угасло, сменившись здоровой опаской и чувством самосохранения. Медленно, чтобы не привлекать лишнего внимания обитателей поместья и их излишне кусачих зверушек, девушка распласталась по земле и задом поползла обратно со сноровкой, достойной лучших боевиков.

— Рыжая! — зычно гаркнули над самым ухом, заставив на миг остановиться сердце и без того испуганной травницы, а мочевой пузырь едва не распрощаться с содержимым. — Вот ты где!

Узнав этот жизнерадостный до отвращения голос, девушка тяжело опустила голову на руки и возблагодарила провидение, заставившее её заранее напиться успокоительного.

— Тьфу, на тебя, угробец, — рассерженно зашипела Эл в собственный локоть. — Напугал.

Снежев беззаботно пристроился рядом, очень осторожно потрогав лоб травницы и, очевидно, прикинув возможный диагноз:

— Ты почему понеслась в лес, как сумасшедшая? Я чуть за тобой угнался, коза. Что случилось?

Алеандр осторожно сняла с головы чужую руку и прикоснулась ей к злополучному пню:

— Глянь сюда, только тихо. Что ты видишь?

Где-то глубоко в душе, там, где располагается вера в мифических вампиров и танцующих под луной фейри, она ещё наивно надеялась, что всё увиденное — плод её буйной и местами больной фантазии, вызванный отравлением от укуса зеленоватой дряни, а, если судить по виду зверька, то и тенеглядского завтрака.

— Поместье, — не стал орать или как-либо ещё проявлять удивление от растворения иллюзии Виль. — Громадное такое, с размахом.

— Ага, с размахом, — слегка подрагивающим голосом согласилась девушка. — Я бы сказала с нехилым таким мелко террористическим размахом. Присмотрись, вон площадка под заклятья, вон первый ряд шиповок, такие в войну обычно растягивают, в том углу зверинец и вряд ли в нём выращивают песцов на шубки. Скорее там один такой огромный песец, но уже полномасштабный. Не удивлюсь, если здесь ещё несколько стен защиты и зачарованные камни по всему полю.

— С чего ты взяла? — недоумённо уставился на сообщницу вор, ещё не до конца проникшийся фатальностью ситуации.

— Да сам глянь! — не сдержавшись, прикрикнула девушка, поспешив тут же прикрыть рот руками. — Они же дебилами будут, если систему защиты высшего разряда здесь не затянули. И знаешь что?

— Что? — послушно уточнил юноша.

Алеандр наклонилась уху парня и доверительно прошептала:

— Я, кажется, где-то этих парней уже видела.

Виль взглянул на потрёпанную девицу, как на реинкарнацию Кровавого Князя, потребовавшую от него мирового господства в удвоенном размере. Не столько испуганно (на лице наглого вора эта эмоция вообще с трудом представлялась), сколько недоумённо.

— Нет, точно, — недоверие спутника порождало в душе маленькой травницы настоящие боевые порывы, внушая уверенность и даже какую-то наглость, развившуюся из нездорового материнского инстинкта, поэтому, отползя подальше от невидимой границы, она зашептала уже куда громче: — Это же орнитологи! Те самые орнитологи! Нужно что-то делать! Нужно срочно что-то делать! Где мой болтун? Ты мой болтун не видел? Куда я могла его только засунуть, хотя на нём всё равно нет заряда, зато есть на Танкином! Нужно немедленно связаться…

— Эй-ей, помедленнее. Чего ты так всполошилась? — Снежев попытался придержать взволнованную девушку за плечи, но травница вывернулась из чужих объятий и зашипела ещё рассерженнее:

— Потому что это бандиты! Настоящие бандиты, а не какие-нибудь твои подельники! У них артефакты убойные, толпы нечисти и настоящие чародеи! Нужно срочно связаться! Нельзя, чтобы им всё так просто сошло с рук!

Лицо смешливого вора неуловимо переменилось, словно по нему пробежала волна трансформации, стирающая любые эмоции, которые, впрочем, тут же вернулись, хоть и в изменённом виде. Даже сквозь синевато-жёлтые синяки и редкую припухлость был заметен шок, приправленный доброй толикой недоверия и скепсиса. Он был готов поднять на смех излишне впечатлительную девицу, но что-то в выражении её глаз ему очень не понравилось. Резко подскочив на ноги, молодой человек подхватил немного опешившую травницу под руку и стремительно двинулся в чащу леса, лишь изредка предусмотрительно оглядываясь на оказавшийся таким коварным пень, будто тот мог в любой момент броситься в погоню.

— Почему ты так уверена? — серьёзно поинтересовался Виль, когда они остановились возле жидколапой чахлой ёлки самого неказистого вида на достаточном удалении от «зоны риска».

— Да потому, что видела этих сероплащников в действии! — вяло огрызнулась Валент, принимаясь растирать несчастные стопы, о которых в поспешном отступлении оба напрочь позабыли.

— Когда это умудрилась? — всё ещё немного недоверчиво хмыкнул молодой человек, ловко вытягивая из босой девичьей пятни еловую иголку. — Они действительно настолько серьёзны?

От длительных рассказов про все свои недавние злоключения Валент лишь досадливо отмахнулась, не видя в лице худосочного вора достойного слушателя, способного оценить всю глубину переживаний.

— Настолько, что могут себе позволить бодаться с Советом? — не удержалась от ехидненького замечания девушка, с удовольствием следя за тем, как расширяются в удивлении глаза собеседника. — Не знаю, какие у них покровители и вдохновители, только наши тихие славенисты на такое не способны по определению, поскольку нищи и запуганы инквизицией и ищейками. Но что-то мне не очень верится, что, приди эти орнитологи к власти, сразу же бросились бы творить добро в особо крупных размерах. Не знаю как теневых лордов, а меня, как одного из Замка Мастеров, такой расклад категорически не устраивает.

Виль рассеяно потеребил подбородок, невольно хмурясь. Выглядел вор растерянным и порядком смущённым, что совершенно не было удивительным в свете последних известий.

— Плохо, очень плохо, практически отвратительно, — заметил молодой человек, выпуская, наконец, из цепких пальцев девичью ногу и помогая несчастной подняться. — Я понял, что дело дрянь, но что же ты предлагаешь делать? Не можем же мы бравой тройкой штурмовать целое поместья, крича о справедливости и благе народа. Я как-то вообще с трудом представляю, что мы можем в этой ситуации сделать.

— Скорее всего, ничего существенного, — вынужденно призналась девушка. — Зато я знаю человека, который сможет.

На её заявление парень лишь невесело усмехнулся:

— Неужели, ты приходишься сердечной подругой князю или, может, внебрачная дочь одного из его бастардов? В любом случае, он будет делать лишь то, что взбредёт в его лысую голову, хоть ты на брюхе перед ним валяйся.

— Лучше, — самодовольно улыбнулась травница, не стараясь скрыть превосходства над долговязым потрёпанным вором, что так упорно не желал признавать её стоящей целительницей. — Сын Главы Совета! И перед ним ползать на брюхе не придётся, потому что должен он мне, как овод кобыле!

В ответ на привычную саркастическую ухмылку вора, Эл немного смутилась:

— Э-э-э, ну, да, сравнение вышло не ахти, но сути это не меняет.

— И как же его угораздило, бедолагу?

— Не хотелось бы хвастаться, — издёвку в голосе спутника травница предпочла проигнорировать, — но я его буквально с того света вытянула, при чём трижды, если не считать мелких инцидентов. Случай с медведем, я даже за покушение не считаю. Я была его персональным Лекарем и очень качественно остановила и заражение, и расхождение раны. Кстати, надеюсь, столичные целители не загубили весь процесс. Там очень тонкая ступенчатая блокада от молочной кислоты установлена, чтобы движений не стесняло. Теперь веришь, что если я сообщу, то действительно смогу приструнить эту шайку?

Виль, молча, кивнул, он не выглядел особо ошарашенным, так как, похоже, не особенно страдал обострённым чинопочитанием, но лёгкая растерянность на лице не могла не радовать.

— Пошли уже скорее, пока Танка там одна ещё какой-нибудь заговор себе не напридумывала, — девушка оперлась на подставленный локоть и, едва сдерживая болезненные стоны, поковыляла в направлении к «Стойбищу». — Знаешь, как-нибудь потом напомни мне рассказать про то, как мы Арна в первый раз спасали. Это было что-то! Ночь, всюду нечисть прибитая шляется, и мы его из урочища волочём, как два голодных гуля.

— Уже представляю себе, — слабо проговорил юноша, едва не вздрагивая от резкого хохота травницы.

— Не порядок, — Снетап Сигурдович нервно похлопывал уголком деревянных счёт о мощное, успевшее затянуться слоем здорового жирка бедро, поглядывая в окно за выгрузкой посылки.

Бледные лучи затухающего телепорта, запрещённого, но такого незаменимого в хозяйстве всё ещё, казалось, озаряли вызывную площадку, порождая во всём теле прожжённого жизнью завхоза невольный трепет. Глупо было бояться гнева инквизиторов за использование запрещённых артефактов, когда в подвалах хранились вещи посущественнее разовых телепортов, а псарня кишела на диво отвратными тварями. Только бывший морской волк, благополучно пристроившийся на суше, никак не мог справиться с собственной фобией перед именно этими конструкциями. Стоило только завидеть проступающий ровный круг, как что-то в груди начинало болезненно сжиматься предчувствием приближающегося инсульта, будто из центра этого круга непременно выскочит десяток обозлённых демонов и полыхнёт Подмирное пекло. Однако в этот раз Снетап Сигурдович переживал по другим причинам, и переживал настолько, что даже заставил себя наблюдать за ненавистным процессом, пусть даже и из окна. Его, как человека служивого отсутствие крепкой руки и конкретного начальства, ужасно беспокоило и неимоверно раздражало. В княжеском войске, где чины покупались и раздаривались, такое положение вещей не было в новинку и большинство парней сейчас спокойно, даже с ноткой ностальгии, относились к царящему бардаку, а вот ребятам из группировок или пиратских шхун приходилось туго. Это только со стороны казалось, что бандиты — шайка отбросов без мозгов и дисциплины, а по жизни там иерархия, будь здоров, чуть зазеваешься или позволишь себе лишнее — свои же и прикончат, чтобы смуту не разводил. Вот и привык Снетка Шпак, в миру Снетап Сигурдович Шпаковски, к порядку. Только порядка в штабе номер шесть как раз таки и не было.

Приближённые с каким-то сумасшедшим единодушием избегали сурового и весьма страшного в гневе завхоза, что пытался выбить из них хоть какие-то объяснения или точные указания. Зато с не меньшим упорством появлялись то возле хранилища артефактов, то у хозяйских спален, как плесень на сыре: сколько ни избавляйся, а краешек зеленен. Снетап Сигурдович иногда ощущал себя последним бастионом перед ордой оголодавших шакалов, готовых от страха или же малодушия растянуть последние запасы на закуску. Да что там бастионом! Среди бесцельно слоняющихся или напротив погружённых в глубокую панику чародеев бывший пират порой ощущал себя главнокомандующим или боевым капитаном, жаль, только, что в приюте для блаженных. Другие работники обслуживающего звена, похоже, этой идеей так же прониклись. И Кайло — усатый иностранный повар, слегка коверкавший слова, и обстоятельный хмурый помощник бывшего нежитевода, властвовавший в зверинце, и главный техник, и даже некоторые из чародейских чинов были с таким самоуправством согласны. Да и простые вояки выдохнули с облегчением, почувствовав хоть что-то определённое в штабе. Многие уже, махнув рукой на трясущихся перед неминуемой трёпкой от Cefa приближённых, напрямую шли к Сигурдовичу решать все насущные вопросы, да и ситуации посложнее.

Вот как сейчас его в разгар погрузки попытался отвлечь молоденький парень из дежурных, только что за рукав не дёргал, как юнга малолетний:

— Снетап Сигурдович, — юноша слегка картавил, от чего собственное отчество показалось завхозу ругательством, — Тут из зверинца вам от кузена прислали. Сразу читать будете иль кому из чародеев дать.

— Козлу портовому дай, — привычно огрызнулся мужчина, заставив курьера так же привычно икнуть, — нашлась давалка.

Крупный, слегка неповоротливый из-за разросшегося на лёгкой сухопутной службе живота, завхоз грубовато выхватил из рук цилиндр и одним ударом ладони выбил крышку, как пробку из бутылки. На подоконник тут же был выложен мешочек с небольшой, скорее символической ввиду родственных связей, мздой, которую, впрочем, опытный пират пересчитывать на глазах у посторонних не спешил, и грязноватая записка, выведенная по старому образцу молоком поверх обычных заверений в верности и признании. Пришлось откладывать в сторону совершенно ненужные счёты, чей вид и позвякивание просто успокаивали Снетапа Сигурдовича в нервных ситуациях, и осторожно, придерживая двумя руками ворочать замусоленный листок вперед блёклым, каким-то совершенно не летним утренним светом. Чем дольше штабной завхоз вертел листок, вчитываясь в бегло разбросанные знаки, тем больше суровело его слегка одутловатое лицо. Наблюдавший за этой метаморфозой паренёк заметно разнервничался, теребя воротник форменной рубашки, словно она принялась неожиданно его душить. Все в штабе номер шесть знали: в гневе бывший пират страшен.

— Вот что, сынок, — наконец проговорил Снетап Сигурдович, похлопывая посыльного по плечу, от чего тот едва не присел, — беги-ка ты к Филантьеву и передай, чтоб парочку ям в своём зверинце выделил из пустых, а то знаю я его шуточки.

Парень понятливо кивнул и метнулся по коридору, будто опасаясь, что ему в спину прилетят завхозовские счёты. Снетап Сигурдович рвения не оценил. Мужчина методично разрывал на мельчайшие клочки столь своевременные вести от своего осведомителя, придавливая их в влажную землю стоящего рядом фикуса. Вероятно, именно для таких неотложных целей горячо любимые покойной Госпожой Травницей вазоны и располагались по всему штабу, как отголоски будуара. Плюнув на закопанный компромат, для пущей надёжности, завхоз вытянул из-под пиджака ярко-красный болтун и со вздохом набрал код бывалого чародея-погодника со своей последней шхуны, а заодно и помощника одного из приближённых:

— Жумпель, мне тут птичка понашёптывала, что возле Березняков ищейки ошиваются. Может, пихни там своих и ребят поднимите. Устроим им разминку и перестрахуемся на всякий случай. А если старшие возникать будут, скажем, учения… эти… плановые!

Закончив разговор, Снетап Сигурдович запихнул обратно артефакт, тщательно расправил складки на дорогой ткани и, приоткрыв форточку, что есть мочи, а лёгкие у бывшего моряка были такие же знатные, рявкнул:

— А ну, ленивые задницы, поторапливайтесь! Все на загрузку! Вытягивайте глистов с казарм! Старшин ко мне!

От его громогласного крика движение за окном ускорилось. Ободрённые рёвом начальства вояки снова пришли в действие и с преувеличенным рвением похватались за ящики. Из казарм выгнали праздно валявшихся рядовых, погоняя криками и бранью. Любо-дорого посмотреть. Снетка Шпак помимо воли расплылся в щербатой улыбке:

— Будем к осаде готовиться…

Яританна уже несколько раз подряд брала в руки огрызок карандаша и так же неизменно откладывала его в сторону. Отчёт с мёртвой точки не двигался, пребывая в состоянии пустых пометок и россыпи удачных словесных оборотов, отдающих изрядным интеллектуальным превосходством и буквально пышущих глубиной познаний. Что-нибудь новое воспалённый мозг выдавать отказывался, предпочитая ограничиваться головной болью и роем мельтешащих перед глазами чёрных точек.

«Триликий, напомни мне на досуге, никогда не подбираться ко дну резерва, а лучше, вообще отказаться от чародейства как такового!» — мысленно взмолилась Чаронит, страдальчески возводя глаза к стареньким часам.

Заклинательство, казавшееся таким простым и доступным на первый взгляд, показало всё своё коварство, когда денег в рюкзаке не перевалило и за половину. Каждая монетка оттягивала на себя по капле резерва, создавая длительную связку, что в пересчёте на десятки и сотни выходила для среднестатистической чародейки практически неподъёмной. Девушка даже пару раз порывалась смошенничать, но как-то совершенно не к месту вспоминалась протекающая крыша в веранде, старый продавленный диван в гостиной и совершенно растрескавшийся пол в прихожей. Поэтому духовник лишь плотнее стискивала зубы и упрямо зачерпывала новую пригоршню добычи, на уровне автоматизма проговаривая слова-схему заклятья. К концу она даже свыклась с ощущением рваной боли в районе затылка, погружаясь в подобие слабого транса. Теперь вот приходилось мучиться от последствий собственного героизма в вопросах выживания и благоденствия их маленькой семьи.

«И где же эта Эл, когда она так нужна! — едва не взвыла терзаемая истощением девушка, прикладывая ко лбу тарелку, так как кружки и ложки уже были бессовестно горячими, а других народных средств снятия головной боли духовник просто не знала. — Почему, когда ты чувствуешь себя здоровой, от неё просто отбою нет, а стоит хоть слегка приболеть и травницы как не бывало? Сейчас, видать вора отлавливает со своими примочками. Вот и смысл на него травы переводить, когда человек сам явно против лечения. Может ему морда опухшая нужна для конспирации, а она…»

Танка с грустью посмотрела сначала на дверь, потом на раскрытую травницкую сумку, но самоуправствовать не решилась, памятуя о милейшей привычке компаньонки переливать зелья в первые попавшиеся ёмкости, не особенно заморачиваясь сменой предыдущих этикеток.

«Лечь бы сейчас поспать на часок, а лучше… на два! Так, чтобы прогревались кости и лёгкий сквознячок витал под потолком, чтобы не надо было никуда спешить, чтобы пару дней не видеть никого постороннего и просто наслаждаться током энергии под кожей и хорошей книгой. Мечты, мечты».

Усилием воли девушка вновь заставила себя взять в руки найденный на полатях огрызок карандаша и вывести на дешёвеньком листе первый пункт плана. Истёртый грифель натужно скрипнул, продирая борозды в бумаге, в знак протеста против эксплуатации почётных ветеранов. И мучившейся чародейке на миг показалось, что эти борозды прорыли у неё в мозгу. Слегка провернув карандаш, она попыталась продолжить — скрип повторился притом в ещё более мерзкой тональности. Танка упрямо перевернула коварное писчее приспособление — и снова неудача. И четвёртый, и пятый раз не принесли результата, девушка даже задумалась над тем, чтобы попытаться найти в рюкзаке свой собственный карандаш, когда по раме негромко постучали.

— Какого ляда!?! — искренне обрадовалась появлению новых лиц духовник.

Настолько искренне, что от её оскала, с которым девица изволила выглянуть в окно, запросто мог бы случиться сердечный приступ у средних размеров вурдалака.

Только вот стучавший был крепок духом и к нечисти отношения не имел. По правде, Танка сперва его даже не заметила, ожидая увидеть Виля, Эл или кого-нибудь из вчерашних ищеек, явившихся за компенсацией морального ущерба. Мелкая тощая старушка, скрученная радикулитом в причудливую литеру старо-магнарского алфавита, едва доставала до подоконника и являла собой вид настолько жалкий, что Чаронит не знала, просят у неё милостыни или милости. Ветхое тряпьё, сырое и грязное, до самой земли свисало со скрюченной спины. В его ворохе седой кляксой едва просматривалась сморщенная остроносая голова, с впалыми бельмастыми глазами и разодранным подбородком. Тощая, покрытая заскорузлой грязью, рука цепко сжимала кривую истёртую палку, продолжая молотить по косяку.

— Чё надо? — не слишком вежливо в ввиду мерзейшего состояния духа прикрикнула чародейка, мысленно уже прощаясь с так и не съеденным пирожком.

Старуха отшвырнула палку и, вцепившись в руку девушки, рванула на себя не ожидающего подвоха подмастерье. Та лишь неловко взвизгнула и попыталась ухватиться за раму, чтобы не вывалиться в дворовую грязь под напором агрессивной бабки.

— Дитя Ворожея! — надломненным, срывающимся голосом заскрипела ей в лицо нищенка, щедро обдавая вонью застарелой мочи, немытого тела и гнилых зубов. — Дитя Ворожея, бойся! Бойся проклятого! Бойся проклятого!

Грязные узловатые пальцы, до боли впивавшиеся в предплечье, неожиданно разжались, и девушка по инерции отлетела обратно в комнату, опрокинув стол.

— Что это было? — запоздало поинтересовалась у пустой комнаты Яританна, потирая ушибленную попу.

С кряхтением, поднявшись на ноги и кое-как вернув на место хозяйскую мебель, Чаронит бросилась к дверям и босиком выбежала во двор, не обращая внимания на грязь и порванные штаны. Вопли сумасшедшей старухи, казавшиеся обычным старческим бредом, да следствием обильных и регулярных возлияний, неожиданно болезненно впились в душу, всколыхнув собственные предчувствия и потаённые страхи. Отчаянно захотелось узнать, про проклятье, его носителя и причины страха перед ним. А ещё больше про то, почему её саму так назвали, ведь даже её собственный отец перестал верить в семейную легенду о происхождении их рода от одного из воевод Кровавого князя. Пропитанная мелким тщеславием душа доверчиво потянулась к уродливой нищенке в поиске подтверждения собственных надежд и упований, но мелкой старухи под окном уже не было. Даже шлейф вони всегда волочащийся за подобными особами успел растаять на ветру, будто никого и не было. Вот только боль в пережатом предплечье и отчаянно ноющий зад не позволяли представить её появление последствием перерасхода резерва.

Яританна недовольно фыркнула и вернулась на крыльцо, безуспешно пытаясь оттереть перепачканные ноги. Флёр незамутнённой детской радости успел сойти, уступив место привычному холодному расчету и головной боли. Почему-то первым на ум пришёл код болтуна Нэл, её факультетской подруги и, пожалуй, единственной адекватной тенеглядки из всех знакомых. В отличие от Чаронит, пришедшей в Теоретическое Нежитеводство путём естественного отбора среди более-менее престижных факультетов и курсов, Налия Виткалова шла на общение с духами идейно и целенаправленно, нарушая семейную традицию потомственных накопителей. Отличаясь собранностью и обстоятельностью, девица двигалась к намеченной цели, пробиваясь если не ярчайшим талантом, то непрошибаемым упорством. У неё всегда находились самые редкие фолианты, необычные артефакты и куча нужных и не очень фактов и цитат на любой случай из практики. Даже внешностью и манерой одеваться Налия настолько походила на древних некромантов, что поначалу вызывала заикание у сторожа общежития, своими чёрными балахонами, бледной кожей и пронзительно голубыми глазами. Впрочем, ярая помешанность на духовницком искусстве нисколько не мешала ей мастерски располагать к себе окружающих, чем девица и пользовалась без зазрения совести.

— Алло, Нэл? — поспешила уточнить Танка, расслышав в болтун отчаянно сонный голос подруги, что, верная тенеглядскому призванию, раньше полудня в свободные дни не поднималась. — Нужна помощь. У тебя же дедушка в Замковом архиве работает. Сможешь наскрести мне список проклятых?

— Мг, — кажется, даже не проснувшись, промычали на той стороне. — Всех?

— Можно только с Кривом и Ворожеем связанных пока что, а там посмотрю.

Не слушая сонных зеваний и вялых расспросов о цели поиска, Чаронит отключила болтун, решив поберечь заряд для экстренных случаев. Некстати разыгравшаяся интуиция подсказывала ей, что подобные случаи не заставят себя долго ждать.

Вдруг затылок прошило острой болью, и девушка даже не поняла, как упала перед открытой дверью, проваливаясь в темноту забытья.

— Альжби, душенька, но где он может быть? — госпожа Ризова даже не пыталась скрыть в голосе дрожь и беспокойство: поведение нового Главы заставляло бедную женщину находиться в постоянном нервенном расстройстве и страхе.

— Ах, милая Анни, ты не представляешь, как мне сложно! — участливо похлопала сердечную подругу по прохладной ладони уважаемая Альжбетта Важич, тяжёлым вздохом выражая всю глубину своих переживаний. — Если бы мой дорогой Арти был рядом!

Эту же фразу, только с некоторыми изменениями, последнее время постоянно вспоминала и незаменимая секретарша Главы Совета Замка Мастеров. Со сменой власти, что на первом этапе обещала пройти безболезненно и сулила всяческие блага на первый период притирания и знакомства с обстоятельствами, она всё чаще начинала задумываться о собственной заменимости. Это осознание настигло Анэтту Ризову не сразу: на первых парах было просто удивление новой внутренней политике и режиму работы, но когда какая-то молоденькая девка из отдела закупок, что раньше и чихнуть в приёмной боялась, без лишних церемоний прошла в кабинет Главы, волоча с собой отчёты по каким-то плащам, женщина ощутила неладное. При прежнем Главе дела-то как обстояли? Отделы трудились в поте лица в соответствии с должностной инструкцией и степенью совестливости их начальников, как и завещал Светлый Князь, не любивший излишнего рвения и самодеятельности на работе. Отчёты и записки циркулировали меж этажами по почтовым трубам, связывая строго разделённый и регламентированный мир административного центра Замка. Расторопные секретари спешили доносить приказы и инструкции до начальства. Анэтта Ризова составляла документы на подпись, сортировала извещения и строго следила за потоком просителей и ходом дел, а господин Важич занимался составлением планов развития, работал с отчётами представителей других областей, да разбирал особо крупные тяжбы да проблемы. А что нужно было делать, чтобы проблема стала особо крупной и выразительно важной? Правильно: предложить что-нибудь его незаменимой секретарше, чтобы она провела вне очереди, невзначай указала на важность проблемы, али ненавязчиво положила сверху необходимое прошение. В обилии бумажного многообразия и хитроумных правил, так ли много нужно для счастья рядовому служащему. А ныне что? Да если каждая счетоводша из отдела закупок сможет к Главе без лишних церемоний и трёхчасовой очереди ходить, то о каком порядке может идти речь! Какие могут быть поблажки и уступки, достигнутые тонкой подковёрной игрой, когда по этому ковру маршируют все от смотрителей ступниц, до помощников других Старших Мастеров!

Сказать, что Анэтта Ризова была в панике, значит, ничего не сказать. Женщина пребывала в состоянии тихого ужаса перед разводимым в кабинете начальства панибратством на фоне бурной, но совершенно бессистемной деятельности самодержца. Особенно ущемляло тонкое женское самолюбие то, что упрощение доступа к начальственному телу упростилось для всех, кроме законной властительницы приёмных покоев и повелительницы высочайшего расписания. Уже не получалось ненавязчиво замолвить словечко за нужного человека, положить необходимый договор на подпись или свернуть рабочий день пораньше. Некогда уважаемой и почитаемой среди всех сотрудников Замка, Ризовой, что по влиятельности превосходила даже личного советника, (о ужас!) приходилось заниматься своей непосредственной работой, разбирая переписку, курируя графики встреч и, подчас, лично бегая по этажам для передачи указаний. Всё чаще Анэтта, подшивая в пухлые папки рабочих дел очередной доклад, приходила к мысли, что быть секретарём Главы Совета, занятие утомительное и неблагодарное.

— Представляешь, — с придыханием и первыми порывами на слёзы, вещала госпожа Важич, поправляя на плечах кружевную шаль, — этот невозможный мальчишка отказался жениться на Дильке! Он даже свои документы спрятал! Я все комнаты обыскала — нет. Вот всегда он был таким упёртым бараном. Мочи моей нет, а ведь всё одна всё одна.

Не упускавшая возможности посетовать на собственную занятость или пережитые страдания Альжбетта Важич в своих порывах к изливанию внутренних волнений порою была весьма небрежна. Вот как сейчас. Прогуливаясь перед домом в Золотом поселении и попутно, как бы невзначай, демонстрируя давней подруге новое плиссированное платье и фигурную стрижку удивительно популярных у знати самшитов, она настойчиво игнорировала тот факт, что собеседница изначально спешила, да и в гости приехала вовсе не к ней. Мать Главы Совета такие мелочи, право, не интересовали.

— Вот, думаю, установить на западном пригорке, что возле бассейна, небольшую капличку в память о муже. Что скажешь? — почтенная вдова изящно опустилась на мраморную скамейку напротив предполагаемого места постройки. — Выполню её в виде грота и обязательно памятные надписи внутри, или эпитафии, но тогда нужно будет пригласить приличного поэта для составления. Самоличные творения это так пошло…

— Ужасно, просто ужасно! — согласно кивала госпожа Ризова, понимая, что терять расположение такой подруги совсем уж легкомысленно, хоть и общение с ней после похорон мужа стало совершенно невыносимым.

Если во времена здравствования Артэмия Изотовича его супруга выделялась лишь мещанской экстравагантностью, лёгкой взбалмошностью и умеренной склочностью, замечательно оттенявшими спокойствие, сдержанность и утончённость самой Анэтты, то теперь госпожа Важич совершенно вышла из-под контроля и разумному влиянию со стороны давней подруги не поддавалась, жадно набрасываясь на всяческие модные новинки. Словно вдова спешила добраться ощущений и благ, коих лишена была в юности, пока супруг с трудом пробирался по карьерной лестнице.

— Ах, милая Альжби, как же я тебя понимаю! — взмахнула тоненькими руками незаменимая секретарша, участливо заглядывая в золотистые глаза расстроенной женщины. — Арни совершенно легкомысленен даже на работе! Представляешь, не оставил мне никаких указаний, забыл вернуть статусную печать, совершенно перепортил все официальные бланки. В кабинете такой бардак, что я только за голову хватаюсь, думая, как всё это придётся разбирать. А ведь сегодня будет большой Совет! А у меня не подготовлен текст речи для общего ознакомления, не переданы повестка дня и основные вопросы. Да что там вопросы! Я его самого не могу найти, чтобы получить допуск к записывающим кристаллам. Я же ответственная за их установку. Ах, Альжби, я удивляюсь, как ты умудряешься с ним справляться.

— И не говори, дорогая! — горячо поддержала её Альжбетта. — Сегодня ни свет ни заря подскочил и вылетел из дому, не дождавшись охраны и даже не позавтракав! А я, между прочим, вчера два часа потратила на составление меню, ожидая прихода соседей, которые так хотели встретиться с моим сыночком. Вечно он так, срывается, ничего не объяснят. Если судить по карте, то он сейчас в своей администрации сидит, а ведь ему нужно поправляться после вчерашнего. Он такой бледненький…

Казалось, госпожа Ризова стала не менее бледной. Во истину для хорошей секретарши позор и высшая степень некомпетенции не знать, где сейчас находится твоё непосредственное начальство, тем более, если находится оно на рабочем месте, в то время, как ты разыскиваешь его дома. Едва дослушав полезную, но весьма утомительную лекцию относительно состояния здоровья нового Главы и чудом отвертевшись от предложения чая, женщина вылетела из дома давней подруги, истово желая своевольному молокососу провалиться на месте, а лучше отдать концы прямо посреди Совета, чтобы никому даже в голову не пришло обвинить её в плохом выполнении возложенной на неё великой миссии. Логично было бы отправиться прямиком на остановку общественной ступы, если уж своей Ризова не имела, да и соответствующих документов на управления получить не сподобилась, однако женщина не стала утруждать себя даже выходом за калитку. Со всей возможной независимостью она продефилировала к хозяйской ступнице выбирать транспортное средство. Будучи приближённой к хозяйской семье, женщина уже давно позволяла себе одалживать у них метлы на неопределённый срок, лишь надменно хмыкая на недовольные взгляды слуг.

— Так-так, и что это тут у нас? — насмешливо протянула госпожа Ризова, наблюдая за быстро захлопывающейся дверкой подсобки.

Глубоко и основательно беременная Дилия не нравилась ей ещё больше, чем Дилия в обычном состоянии. Отёки и красноватые звёздочки проступивших сосудов на бледном маленьком лице, неуловимо напоминающем мордочку какого-то грызуна, вызывали у Анэтты Ризовой невольное передёргивание, а совершенно нелепо прилипший к позвоночнику тазик с торчащими по бокам тонкокостными ручками-ножками, в миру именуемый всеми животиком, вызывал у утончённой женщины отвращение. В свои более свежие и чистые года, когда секретарша пользовалась большим спросом и меньшим уважением, ей от беременности удавалось благополучно увиливать, не всегда без помощи подпольных целителей. Перестав в результате увиливаний вообще подвергаться подобному риску, женщина ощущала себя сродни сверхчеловеку, свободному от жёстких телесных условностей и потому на прочих несчастных, вынужденных уродовать себя физиологическими последствиями, смотрела с толикой сочувствия и презрения.

Тряхнув изящно подвитыми и уложенными в хитроумную причёску кудрями, женщина бесцеремонно отворила дверь в подсобку, несмотря на слабое сопротивление изнутри. К величайшему её разочарованию в небольшом полутёмном помещении, в котором зимой хранились некоторые садовые скульптуры и лавочки, не обнаружился ни любовник, ни грабитель, ни мало-мальски интересная установка по созданию запрещённых артефактов, лишь клетка с тремя тощими длинномордыми собаками, которых, неловко извернувшись, пыталась покормить эта пережравшая утка. Только для госпожи Ризовой этот объект показался едва ли не более занимательным.

— Краковская, как интересно! — широко улыбнувшись, крикнула Анэтта, немало не заботясь о возможных слушателях и изрядно напугав и без того нервничающих собак.

— Я Важич и уже довольно давно, — тихонько заметила женщина, нервно отбрасывая в клетку кольцо кровяной колбасы и благопристойно складывая руки поверх огромного живота.

— Тогда могла бы выучить, что в этом доме притаскивать животных могут только мужчины и только мёртвых, желательно в виде готовой шубы, — Ризова вовсе не собиралась выражаться так грубо (профессиональные навыки не позволяли), но суматошная неделя с проблемным начальством и этот горделивый жест вечно забитой моли, сделали своё чёрное дело. — Думаешь, твоя дорогая свекровь очень обрадуется, обнаружив в своём доме и возле своей внучки этих паршивых псин?

— Думаю, что это не совсем Ваше дело, — неуверенно проблеяла Дилия, нервно выглядывая из-за спины обидчицы, словно ища кого-то, но дверь в подсобку была плотно закрыта.

— Как интере-е-есно. А с каких это пор у Краковской появились собачки? Может, с тех как её муженёк дал дёру из столицы, оставив за собой лишь мокрое пятно, или чуть раньше, чтобы этому поспособствовать?

И без того редко радовавшие взоры окружающих румянцем щёчки беременной резко побледнели, ярче очертив болезненные пятнышки. Женщина невольно попятилась, прижимаясь к полке со списанными садовыми инструментами, словно ища у разбитых кашпо и ржавой лопатки защиты и поддержки. Почувствовав неладное, псы принялись взволнованно метаться в клетке, коротко подвизгивая и утробно рыча в отчаянной попытке обезопасить себя любой ценой. На их жалкие потуги Ризова только невольно ухмыльнулась, подмечая, что, хоть собаки и были смесками с какой-то нечистью, в подмётки не годилась тем тварям, которых иногда притаскивали со своих вылазок бывший Глава со своим сумасшедшим сыночком.

— Как недальновидно получается, — едва не мурлыкая, Анэтта походкой большой и дикой кошки приблизилась к своей добыче, стараясь, впрочем, неприятного живота не касаться. — Думаю, я смогу кое в чём помочь, но, милочка, ты же должна понимать, кому будешь очень сильно обязана.

Женщина раздвинула в улыбке тонкие умело подкрашенные губки и собиралась доверительно похлопать невестку подруги по худому плечику, но руку неожиданно и возмутительно дерзко перехватили. Госпожа Ризова даже пискнуть не успела, как запястье оказалось вывернуто в болезненном захвате. Да что там пискнуть! Секретарша Главы Совета осознала, что диспозиция изменилась, только когда уловила отвратительный запах сырой псины, а в подбородок впился холодный заговорённый метал прутьев.

— Давайте всё проясним сразу, — как всегда спокойным и тихим голоском проговорила Дилия, но в нём уже не было прежнего дрожания и забитых ноток великомученицы во славу Триликого. — Мне плевать, сколько лет ты была штатной любовницей моего свёкра и сколько раз лазала в штаны к моему тогда ещё жениху, мне даже всё равно, что ты внушаешь моей свекрови. Сунешься в Мою семью — тебя саму найдут не сразу и не целиком. Надеюсь, повторять не придётся?

Для большей доходчивости запястье ещё немного сжали, от чего на коже проявились первые кровоподтёки, а не закричать несчастной женщине помогла лишь находящаяся перед самым лицом клетка. Уж очень нервными и нестабильными выглядели запертые в ней собаки, и орать в непосредственной близости от этих клыкастых морд совершенно не хотелось. Посылая мысленно все возможные проклятия на голову мерзкой девке и её выродку, Ризова послушно кивнула, стараясь лишний раз не соприкасаться кожей с промораживающим металлом. Её нехотя отпустили, позволив так же медленно повернуться, а во избежание непредусмотрительных порывов придерживали возле шеи половинку секатора. Подняв вверх руки и медленно отступая к двери, женщина неотрывно смотрела на бледное преисполненное спокойствием и тихой грустью невыразительное личико Дилии Важич и никак не могла отделаться от противного ощущения загнанной жертвы, поселившегося, где-то в районе грудины. Беременная мило слегка застенчиво улыбалась сопернице, поощрительно похлопывая рукой по запору клетки.

Только выскочив из злополучной подсобки и плотно притворив за собой дверь, госпожа Ризова позволила себе вздохнуть спокойно. Её ещё всю слегка потряхивало от пережитого потрясения и бессильного гнева, прожигавшего душу. Хотелось немедленно вернуться и размазать по стенке мерзавку, дерзнувшую разговаривать с ней с таком тоне и пытаться командовать на исконно «Ризовской» территории, но перехватить неугомонного нового Главу было всё-таки чуточку важнее, и женщине ничего не оставалось, как только побыстрее отправиться к ступнице.

Многие целители и доморощенные лекари-любители не раз воспевали красоту и полезность хождения босиком по матушке-земле. Единение с природой и чувство сопричастности творению Триликого, сбрасывание лишнего раздражения, накапливающегося в человеке за долгие зимние месяцы, обмен энергией со стихиями и банальный массаж ступней преподносились как панацея если не от всех заболеваний, то от большей их надуманной части. Почему-то на этот раз Алеандр Валент не была склонна соглашаться с этим утверждением. Возможно, пару дней назад она бы в первых рядах пела дифирамбы босым прогулкам и первая готовилась снимать обувь, но сейчас как-то не спешила разделять общий энтузиазм.

Многоцветная густая хвоя от мягких светло-зелёных полосок случайно оборванных во время недавней бури, до коричневато-жёлтых сухих прошлогодних «скелетов», сплошным ковром устилавшая лесные тропы, с остервенением и гневливой радостью впивалась даже в её не такие уж и изнеженные стопы. Некоторые агрессоры оставляли после себя россыпь красных слегка зудящих пятен, другие же преданно торчали из кожи. Уже несколько раз травница с какой-то отчаянной самоотверженностью собиралась возвращаться к злосчастной поляне, чтобы поискать утерянные лапти, но толика здравомыслия не давали ей сорваться с места. Неплохой альтернативой было попроситься на ручки к куда более обутому парню, благо в своём весе травница не сомневалась и тонкой спортивной фигурой была вполне довольна. Только один взгляд на сосредоточенно-отстранённое лицо спутника сводил на нет все благие порывы. Девушка нехотя призналась себе, что рядом с таким высоким, пусть и изрядно истощавшим парнем чувствовала себя весьма неуютно. Хотя за девятнадцать лет жизни Эл и удалось себя убедить, что она утончённая миниатюрная девица, вполне довольная собственным ростом, и отлично подойдёт в пару любому парню, большого наплыва желающих составить эту самую пару не наблюдалось и уверенность в собственных силах нет-нет, да и покидала травницу. И не было ничего удивительного, что рядом с мужчиной, которому она едва доставала макушкой до плеча, Валент ощущала себя по меньшей мере некомфортно. Ей-то и идти, цепляясь за его локоть, было отчаянно неудобно, просить же о переноске девушка и вовсе боялась. Особенно напрягали Алеандр те целеустремлённость и решительность, появившиеся на лице молодого человека после их разговора и делавшие вечно смешливого и несуразного вора каким-то отстранённым и излишне авторитетным. У него даже, кажется, неуловимо изменились осанка и походка, делая парня отдалённо похожим на их с Танкой куратора. Жёсткий, прямолинейный и откровенно деспотичный Воронцов, в свою очередь, пугал юную травницу до дрожи в пятках и острого приступа гастрита.

— Может, чуть-чуть помедленнее? — взмолилась девушка не в силах больше семенить за длинноногим парнем, что, казалось, совершенно не учитывал их разницу в росте и наличии обуви. — Бандиты никуда от нас не денутся. Ни один год здесь располагались и ещё часик подождут.

— Хм, ты права, — резко притормозил Виль, от чего девица едва не пролетела мимо. — Просто я слишком тороплюсь.

Вор действительно выглядел обеспокоенным и непривычно собранным. Алеандр сочувственно сжала его перемотанную тряпкой руку и ободряюще заметила:

— Ничего страшного. Мне тоже немного непривычно было сталкиваться с проблемами такого масштаба. Как говорится, партия явно не нашего уровня и уж точно не мы в офицерских фигурах. Но, знаешь, Виль, ведь у каждой пешки есть шанс стать ферзём и получить простор для действия, тут всё зависит от играющих, расстановки фигур и легкомыслия противника. Вот посмотри на нас, у нас сейчас реальный шанс изменить перевес сил и занять ведущие роли в игре!

— Я думал, что ведущие роли в любой партии у играющих, — усмехнулся вор, снова становясь похожим на себя.

— А где эти играющие? И как определить, кто именно двигает фигуры, а кто просто считает себя двигающим, стоя на одной клетке, позабытый игроком в невыгодной позиции? Нет, Виль, я считаю, что уж если попал на доску, то нужно максимально поучаствовать в игре и принести пользу своей масти. В противном случае легче сразу же сложить руки и сдаться первому же вражескому коню, если не пешке.

— Как-то всё уж слишком возвышенно получается у тебя.

— А всё возвышенно и есть. В чём смысл простого передвижения с места на место в попытках спасти собственную шкуру, когда есть реальная возможность, пусть не прославиться, так хоть получить от игры какое-то удовольствие? Я решительно с этим не согласна!

— Если в жизни нет места подвигу, то сами создавайте ситуации для геройства?

— Как-то так, — пожала плечами Алеандр.

— А ты не думала, что искусственно создавая опасности, выглядишь уже не героем, а злодеем для кого-то, — уточнил молодой человек, пытливо склонив набок голову. — Может, даже воплощением зла и хаоса, разрушающим тихую и такую надёжную размеренность жизни.

— Увы, общество у нас настолько эгоистично и необразованно, что подчас совершенно не может оценить всю возвышенность благих порывов, — вздохнула девушка, вспоминая многочисленные конфликты с тёткой и кузинами, а подчас, даже родителями при попытках введения здорового питания на научной основе или объявления недели тотального закаливания путём купания в проруби. — А знаешь, что мне сейчас напомнил наш разговор?

— Хм?

— Очень пафосную перебранку главного героя с главным злодеем в лубочных историях про храбрых космических путешественниках или драконьих наездников. Ну, помнишь, «Великий отряд восходящей луны»?

— Очень смутно, — как-то почти смутился парень, явно не понимающий о чём речь и травница ощутила себя невозможно старой, раз представитель младшего поколения не знал таких эталонных историй.

— Это была целая серия свитков про приключения бравого отряда! У нас в группе ей все зачитывались взахлёб и даже шили себе похожие костюмы, у кого денег побольше было. Да мы с Танкой, помнится, всё свободное время играли в бесстрашного Капитана Эла и его драконьих наездников.

— Так это оттуда у тебя такое прозвище осталось?

— Ага. Я всегда была Капитаном Элом, как самая ловкая и быстрая, а Танка для всех отыгрывала Тёмного генерала в бордовой общажной скатерти вместо плаща. Уж очень у неё натурально зловещий хохот получался. Ей, почему-то, все эту роль забыли, а вот ко мне имя и привязалось. Хорошо ещё, что Капитаном не называют.

— Так что сейчас злодеем, получается, выступаю я? — хитро прищурился Снежев и попытался сделать, по его мнению, самое злодейское лицо, хотя с его степенью потрёпанности это было не так уж и обязательно.

— О да! Самым коварным и страшным за всю историю княжества! — задорно расхохоталась девица, пихнув спутника локтем.

За разговором молодые люди не заметили, как подошли к воротам «Стойбища». Постоялый двор опустел. И без того немногочисленный люд спешил как можно скорее отправиться в путь, опасаясь повторения вчерашней грозы и отчаянно проклиная совершенно расплывшиеся от дождя дороги. Местные выпивохи, сбежавшиеся с самого рассвета, а, может, так и не покидавшие уютное пристанище блудливых душ, кружили у порога харчевни, выветривая лишний хмель, пока крикливая хозяйка подгоняла мальчишку-уборщика, выметавшего остатки вчерашнего гуляния из общего зала. У коновязи, потрясая истёртой палкой, сидела похожая на загулявшего лешего нищенка, веселя трезвеющих выпивох своими бессвязными выкриками и зловещими воззваниями к Триликому. Вчерашняя группка подмастерьев заканчивала укладывать пожитки, как-то настороженно поглядывая на зашедшую через главные ворота потрёпанную парочку возмутителей спокойствия.

— Вот не поверишь, Виль, — невольно зашептала девушка, осторожно подёргав стоящего рядом парня за руку, — какое-то у меня нехорошее предчувствие сейчас образовалось. Вот совсем нехорошее.

В ответ юноша только хмуро кивнул и направился к арендованной комнате. Вид стоявшего с краю дома радости тоже не прибавил, поселив в душе травницы целый сонм неясных, но вполне себе хмурых и пугающих предположений. Распахнутое окно с сиротливо торчащей наружу застиранной оранжевой занавеской было настолько нехарактерно для любящей аккуратность и закрытые пространства духовника, что уже само по себе внушало подозрения. При приближении к дому предчувствия Алеандр Валент подтвердились самым пугающим и холодящим душу образом. Завидев открытую нараспашку дверь девушка, уже не тратя времени на пустые сомнения и переживания, бросилась к дому, наплевав на опасность повстречаться с битым стеклом и утягиваемого следом недоумевающего вора.

— Ох, ты ж, мать твою… — потёрянно выдохнула травница, так и застыв в дверном проёме, продолжая судорожно сжимать руку переставшего вырываться Снежева.

По комнате потерянно и дико гулял прохладный утренний ветер, рассеянно шаря по стенам в поисках остатков скромного тепла от натопленной вечером печи. Только вот последние крохи его, очевидно, были уже давно растащены ранее, оставляя комнату стерильной от какого-либо намёка на обжитость. На полу сиротливо валялись табуретки, задрав к потолку тощие покрытые червоточинами ножки. С наспех приставленного к стене стола криво свисала, застиранная до безобразия скатерть, метущая кисточками углов покрытый грязными разводами пол. И лишь матрасы на полатях были убраны верно и даже сложены ровной стопкой в отдалённом уголке, что пугало едва ли не больше, чем всё уведенное ранее, поскольку изначально их края были крепко прибиты к доскам. Ни на валявшиеся по всей комнате общие пожитки, ни на оставленную их сторожить Чаронит в царящем беспорядке не было и намёка.

— Это она что, — удивлённо и, кажется, немного обиженно поинтересовался вор, — нас что ли ща кинула, смывшись со всем добром единолично?

— Не пори чушь! — возмущённо вскрикнула девушка и хотела отвесить нерадивому вору подзатыльник, но не дотянулась, поэтому лишь окатила его волной презрения и негодования. — Танка бы никогда так не поступила. Не стала бы она одна уходить со всем добром, не зная точного направления. Тем более, что у меня были её лапти, а в мои туфли она банально не влезет. Тут что-то не то…

— Что не то? — раздражённо сбросил с себя чужие руки и принялся с остервенением копаться в горе матрасов Виль. — Нас надули, как малолеток! Ещё, небось, и страже накапала!

— Да иди ты в сфагнум! — рявкнула Валент, выбегая на улицу.

Она тоже была обеспокоенна исчезновением подруги, но в отличие от Снежева не стала сразу склоняться к варианту с добровольным бегством. От прижимистой Танки, конечно, можно было ожидать многого, но только не подобной безалаберности. Ведь им ещё оставался как минимум год обучения в Академии и возможности весь год скрываться от благородной мести не имела даже Чаронит. Да и уходила бы она только со своими вещами, максимум могла прихватить с собой несколько зелий и уж точно не покусилась бы на хилый воровской скарб, представленный каким-то мерзкого вида узлом. Тут явно было что-то не так, и Алеандр серьёзно намеревалась, выяснить, что именно.

К несчастью, следы возле дома имелись и были представлены настолько обильно и разносторонне, что выделить среди них что-то конкретное, кроме грязевой каши не представлялось возможным. Ни следов борьбы, ни крови ни свежих трупов или хотя бы оторванных конечностей тоже не наблюдалось, что удручало и ещё больше запутывало. Что ни говори, а Танка, наверняка, стала бы отбиваться от потенциальных насильников и убийц, если не за себя, то за своё ненаглядное золото, да и выйти на похитителей по следам крови было, хоть и тяжело, но вполне посильно даже такой непросвещенной в других видах чародейства подмастерью. Не обнаружилось так же и меток или каких-нибудь других опознавательных весточек, оставленных девушкой для потенциальных спасителей, что и вовсе повергло девицу в глубокую апатию. Опустив руки и приготовившись признавать собственное бессилие, а, может, и пореветь на мужской груди при удачном стечении обстоятельств, Алеандр понуро вернулась в комнату.

— Похоже… — девушка запнулась на полуслове, ошарашено хватая ртом сладковатый, пропитанный чем-то смутно знакомым воздух.

Под полатями, раскинув морской звездой длинные конечности лежал Снежев, радуя взгляд опытного целителя насыщенной бледностью кожи и проявляющимися развилками синеватых вен. Вокруг распростёртого тела клубился слабый сероватый дымок, едва поблёскивающий на свету. Запоздало сообразив, Алеандр попыталась прикрыть руками нос и броситься к окну, но тело уже перестало слушаться, бессильно оседая на грязный пол не менее живописной, чем у вора, композицией. Самым краешком уплывающего сознания, что не желало отключаться исключительно из природной вредности, девушка ещё успела различить звук приближающихся шагов и хриплые мужские голоса.

— Надо было сразу дымом их, а то блондинистую, кажись, зашибли совсем, — прогундосили над самым ухом.

— Эти двое остались, — недовольно проворчал хозяин постоялого двора, — Шпаку на разговор хватит. Грузите, ребятки, чтобы до штаба и обратно, а то знаю я вас, шалопаев.

Араон Артэмьевич Важич, Глава Совета Замка Мастеров и самый талантливый Мастер-Боя своего поколения, впервые за последние десять лет боялся выйти из туалета. В его бурном детстве, полном шалостей и приключений ни раз бывали ситуации, когда покидать место укрытия было неразумно и пугающе, но уже с момента открытия дара юный чародей прятаться по общественным туалетам отучивался. Как оказалось, не до конца.

— Я бы очень не советовал тебе этого делать, — прокаркал со стороны дверей вечно прокуренный голос Воронцова.

Молодой человек недоумённо перевёл взгляд с тлеющей сигареты в своих руках на недовольное лицо бывшего чернокнижника.

— Что именно? — безразличным тоном уточнил Арн, щелчком посылая окурок в ближайший унитаз, заставляя тем самым Мастера непроизвольно вздрогнуть от не самых приятных воспоминаний.

— Что? — чародей грозно свёл брови, на вопросительный взгляд молодого Главы.

— Я спрашиваю, что именно, по твоему мнению, я не должен делать? — терпеливо повторил вопрос Важич, не предавая значения нервозному состоянию старого чародея.

— Уже без разницы, — тряхнул головой бывший чернокнижник, протягивая начальнику кожаную папку, кажущуюся на фоне скопившейся на подоконнике горы унизительно хлипкой. — Это не полный отчёт по поводу расследования, скорее костяк, но, пожалуй, самое интересное я из галиматьи ищеек всё-таки вытянул. Они, конечно, ещё долго будут копаться, но какие-никакие выводы уже можно достать.

— А сделать это до Совета было никак нельзя? — едко поинтересовался молодой человек, про себя досадуя, что скрыться от навалившихся со всех сторон дел, не удалось даже здесь.

— А морда у тебя от радости не треснет, от таких скоростей в расследовании? — в тон ему поинтересовался Воронцов, даже изгиб брови скопировал.

— Всё, можешь быть свободен, — Глава Совета нехотя сполз с высокого подоконника и принялся отряхивать брюки от отсыревшего пепла. — Я непонятно выразился? Свободен!

Только дождавшись характерного хлопка дверью, Араон подошёл к зеркалу, принимаясь приводить себя в порядок. По другую сторону стекла на него смотрел уставший, потрёпанный жизнью мужчина, в коем уже с трудом угадывались прежние беззаботные черты молодого искателя приключений. Золотистая некогда кожа приобрела землистый оттенок молодого упыря, на котором особенно впечатляюще смотрелся слегка воспалившийся шрам, проходящий от разорванной губы через весь подбородок. От постоянного недосыпа мешки под глазами окрасились глубокими тенями, создавая практически совиные кольца, отчего яркие жёлтые глаза смотрелись уж слишком дико. Да и забытая в утренней спешке щетина вид Главы Совета явно не красила. Безобразно же отросшие волосы и саркастичная усмешка, словно приросшая к некогда мягкой линии губ откровенно пугали даже его самого. Молодой человек с прискорбием вынужден был отметить, что узнать в нём былого представителя золотой молодёжи можно было только по документам. С тяжёлым вздохом Арн пригладил непослушные кудри, одёрнул полы чёрного джеркина и, подхватив кипу папок, вышел из своего оказавшегося таким ненадёжным укрытия.

С первым же шагом его поглотили шум и суета царящей в коридоре подготовки, больше похожей на локальную катастрофу. Сотрудники администрации Замка всех сортов и мастей, пребывая в крайней степени волнения и здорового испуга, старались если не выполнить всех своих обязанностей на высшем уровне, то хотя бы создать достаточный хаос и суету, чтобы это выполнение инсценировать. Большая часть из них была здесь по сути не столь уж и необходима, но чувство здоровой предусмотрительности и мстительность других коллег, кому от выхода на работу в субботнее утро было никак не отвертеться, сделали своё чёрное дело. В царящей суматохе невольно терялась даже затянутая во всё чёрное фигура нового Главы, что нерушимой скалой или скорее рифом торчала посреди коридора. Его стремительно огибали бегающие между кабинетами клерки, несколько раз толкали чины рангом повыше и даже едва не снёс с пути разносчик кофе со своей фирменной тележкой. Неожиданно всеобщее волнение с нотками трепета и паники успокоили истерзанные нервы юноши, напомнив старое доброе урочище, кишащее умрунами, или окраину деревеньки возле разворошённого погоста. Так любимо и знакомо было ему чувство собственной силы и уверенности, знание того, что ты единственный из всей паникующей массы, действительно понимаешь суть происходящего и способен на это непосредственно повлиять. Глава Совета по новому взглянул на предстоящую встречу, в полной мере ощутив себя законченным интриганом и творцом судеб. Только сейчас он смог действительно ощутить себя сколь-нибудь значимой фигурой в этой игре сильных мира сего, и это упоительное чувство затягивало молодого чародея подобно омуту.

— Пойдём, — милостиво кивнув притаившемуся в уголке пареньку, Мастер чёткой походкой матёрого боевика двинулся в сторону заветного фойе, за которым располагался зал заседания.

— Ну ты, братишь, и кру-ут, — восторженно протянул облачённый в форму младшего обслуживающего персонала знакомый укурыш, беззастенчиво пялясь на огромный знак Главы на груди Важича. — Ва-аще, мужик. Меня аж до пяток проняло. Во нашей Каське с деверем повезло-то.

Араон Артэмьевич неприязненно взглянул на тощее нечто, пытающееся панибратски пихнуть его локтем и поделиться одному ему понятным восторгом, и поспешил передать ему на руки собранные папки, желая хоть как-то отгородиться от волны неуместного обожания:

— Я что тебе говорил по поводу внешнего вида?

— Ну ты, дядь суро-ов, — обиженно надулся парень, потирая шею, с которой только что грубо содрали кожаную повязку, — я же побрился…

— Скажи спасибо, что космы твои не выдер, — не проникся глубиной принесённой жертвы чародей, вышвыривая в сторону нелепое украшение и прикидывая, не стоит ли действительно применить прикреплённый к бедру счастливый серп для приведение в удобоваримый вид того «ананаса» из дредов, что появился на голове у укурыша. — И передай своей Каське если уж ей мои намёки не доходят, что мой брат женат надолго и основательно и менять свой статус в ближайшие лет двадцать точно не будет. Пусть не раскатывает губу. Хм… и вот ещё.

Глава резко развернулся на пятках и щёлкнул пальцами у самого носа опешившего от неожиданности наркомана.

— Помолчишь какое-то время, чтобы не раздражать меня слишком сильно, — пояснил чародей беззвучно хлопающему ртом помощнику.

Просторное, больше напоминающее небольшую приёмную залу фойе по сравнению с коридором было возмутительно пустынным. Белоснежные, покрытые едва затемнёнными барельефами стены с привязанными над самым потолком желтоватыми светляками упорно напоминали молодому человеку городскую лечебницу. Притом отделение, видимо, было для юродивых, аки немногочисленные места для сидения, практически не выделявшиеся на фоне стен, сплошь были мягкими и так туго прикручивались к полу винтами и заклятьями, будто проектировщики был и уверенны, что Старшие Мастера и их высокопоставленные гости в свободное время промышляют исключительно воровством мебели. Это помещение не нравилось Важичу ещё с тех времён, как он, будучи ребёнком, бегал к отцу на работу и прятался по всему зданию от многочисленных нянек и соглядатаев. Оно навевало на Мастера-Боя мысли отнюдь не о величии и чистоте Совета, не о благородстве его помыслов и открытости действий, даже не о торжественности и роскоши, а о том, как живописно посреди этого зала смотрелся бы чей-нибудь труп.

Первый претендент на это звание (увы, исключительно метафорически) ожидал его аккурат у выхода в коридор. Среднего роста худощавый мужчина с усталым безразличным лицом старого бассет хаунда, который по молодости ещё, может быть, и тянул на полноценного бульдога, но сейчас не вызывал у окружающих ни страха, ни трепета. Молодой Глава общего пренебрежения к человеку в сером добротном костюме и запылённых туфлях не выражал, даже не испытывал. И не только потому, что знал его социальный статус и многообразие возможных связей и предположительных проблем. Развитое чутьё опытного боевика, привыкшего с первого взгляда определять опасность потенциального противника, разглядело за слоем наносного флегматизма прирождённого охотника на лис, что с возрастом становился лишь опаснее. Молодой человек только порадовался, что так своевременно обеззвучил своего вынужденного подельника.

Мужчина повернул голову в сторону вошедших и позволил себе, словно через силу, растянуть губы в приветливой, но какой-то невыразительной улыбке:

— А я уж грешным делом подумал, что Вы, Араон Артэмьевич, решили передумать.

Голос человека оказался низким и властным, словно пропитанным до основания внутренней силой, на порядок превосходившей все чародейские резервы. Несоответствие голоса и внешности настолько шокировало, что побрившийся укурыш за его спиной отчётливо дёрнулся, едва не рассыпав по полу свою важную ношу.

— Как можно, Волех Милахович, — Араон широко улыбнулся, первым протягивая руку для рукопожатия и немного склоняясь в ломаном подобии поклона, в то время как его гордость и самоуважение корчились в предсмертных судорогах.

— Совершенно верно, — милостиво, но без лишней претенциозности Маршалок ответил на рукопожатие, поднимаясь со своего места. — Князя и его представителей разочаровывать нельзя. Так по какому вопросу Вы меня пригласили, да ещё и при таком параде?

Мужчина окинул выразительным взглядом торжественно продуманный наряд Главы Совета, особенно отметив зажатые подмышкой церемониальные регалии и закреплённый на бедре странный агрегат напоминающий серп с намотанной на рукоять цепью. По выражению не утративших молодой яркости глаз, было заметно, что странное оружие уже проверяют на эффективность и наличие чародейской составляющей.

— Увидите Волех Милахиевич, — подавил довольную улыбку молодой человек, донельзя польщённый таким вниманием к своему детищу. — Сейчас я полагаюсь на Ваше понимание и снисходительность к предпринятым мною мерам, ввиду чрезвычайной ситуации в Замке и княжестве. Прошу следовать за мной. Надеюсь, устройства фиксации у вас при себе, как и средства вызова инквизиторов.

— Обижаете, Араон Артэмьевич, — умело скопировал его полуулыбку Маршалок, отгибая край старомодного воротничка таким образом, чтобы стал заметен знак личной княжеской службы.

От одного этого жеста и без того очень дёрганный в отсутствии очередной дозы укурыш плюхнулся на задницу, округлив глаза как у домового сычика, и беззвучно открывал рот. Благо, что мозгов в дурной голове хватило не тыкать пальцем. Арн наградил растяпу таким выразительным взглядом, что паркет рядом с пареньком невольно начал нагреваться, напоминая, что Глава ещё и знатный огненный чародей с весьма бурным темпераментом. Даже не взглянув, как перепуганный в конец наркоторговец собирал по полу разлетевшиеся папки, Важич последовал к высоким, оделённым позолотой дверям зала заседания Совета.

— Надеюсь, Вы помните, о чём я Вас просил? — на всякий случай решил уточнить молодой человек, тщательно скрывая за деловым тоном совершенно естественные нотки лёгкого волнения.

— Безусловно, — Маршалок это, скорее всего, заметил, но вида не подал, поощряя нового Главу к выбранной стратегии поведения. — Я до сих пор не представляю, зачем Вы выдвигали такие требования.

— Для чистоты следственного эксперимента, — Араон небрежно поправил на груди церемониальный знак и как-то отстранённо пожалел, что забыл побриться.

Официальный представитель Светлого Князя, как он сам просил его рекомендовать, изобразил удивление, насколько позволяло морщинистое бесцветное лицо. Действительно были моменты в предоставленной Важичем информации, которых он не понимал, и лишь поэтому решил присутствовать на Совете лично, а не послал одного из доверенных. В прочих же деталях, ситуация была до пошлого банальной для изживающей себя системы. То, что окончательно утратившие чувство первичного единения чародеи рано или поздно разорвут псевдообразование, не сомневался никто. Волех Милахиевич, напротив, удивлялся, что вся эта чародейская ватага рукомахов так долго продержалась на плаву, не сожрав себя изнутри в тот самый миг, как первые хозяева Замка испустили дух, а Царь, беспечно махнув рукой на этот бестиарий, оставил их на полной автономии. Князь, любивший время от времени прибирать к рукам имущество своих верных и не очень подданных, уже ни раз намекал за завтраком, что было бы совершенно неплохо устроить какой-нибудь игральный дом в так удобно расположившемся в центре города Замке или хотя бы получать с собравшихся там дармоедов причитающуюся, по его убеждению, дань. Однако старшему Важичу, умудрившемуся так несвоевременно и проблематично отойти в лучший мир, постоянно всеми правдами и неправдами удавалось из «отеческих» объятий монарха выворачиваться. Его младшему сыну, очевидно, такой ловкости не передалось, если молодой Глава рискнул обратиться в своей чародейской грызне к третьей стороне. Все министры полагали, что молодой боевик продержится чуточку дольше. В прочем, Маршалок не был склонен во всём винить молодого человека: время его вхождения в должность выпало не самое благополучное, да и жизненный опыт оставлял желать лучшего. Единственное, что слегка смущало службу княжеских ищеек в купе с инквизиционным отделом, это методы, к которым новый Глава имел патологическую склонность.

— Всё готово, Глава! — выбежал навстречу невысокий паренёк с профессиональной улыбкой. — Всё как Вы приказали, чашки обработаны, стол покрыт, вентиляция проверена.

Рурик сиял, как новенькая монетка от носков начищенных до блеска туфель и до идеально выглаженной белоснежной рубашки с накрахмаленным воротничком. Даже длинноватые непослушные вихры были терпеливо уложены и закреплены на голове с помощью специальной пасты. От чего начинающий наркоторговец выглядел управляющим в элитарном клубе для особо приближенных к княжеской шапке ратишей. А одно вышколенное выражение лица стоило десяти театральных групп.

— Стёкла целы? — вполне себе дружелюбно, хоть и не без налёта превосходства поинтересовался Арн.

— Э-э-э мы вчера посоветовались и решили с этим соединением не рисковать, — с всё тем же профессиональным выражением ответил юноша и чуток тише заметил: — Излишки зятьку сдали, он уже на поправку идёт, сам придумает, куда засунуть.

— Следи за языком, — поспешил одёрнуть его Глава. — А насчёт зятя… — Араон сделал весьма характерный жест мизинцем по горлу, — понял?

Паренёк растерянно кивнул, на мгновение выходя из образа, но тут же поправился и предусмотрительно вручил две пары белых перчаток.

— Что это значит? — поинтересовался официальный представитель Светлого Князя, надевая перчатки и почти незаметно морщась от смутно знакомого, но отвратительного до дрожи аромата.

В требовательном голосе мужчины сквозило неприкрытое недовольство, заставившее даже Рурика нервно дёрнуть за узел своего форменного галстука, а его временно онемевшего собрата жалобно икнуть. Только Араон Артэмьевич в ответ хищно осклабился, невольно сверкнув модифицировавшимися по привычке глазами.

— Именно на этот счёт я Вас, Волех Милахиевич, и предупреждал, — постарался загнать боевую трансформацию поглубже Глава Совета и вполне учтиво, склонил голову. — Ничего экстраординарного. Просто небольшая наработка моего почтенного брата. Так, детское баловство, что совершенно случайно совпало по свойствам с рядом используемых вашими коллегами веществ. В этом же нельзя углядеть преступных намерений, если алхимический состав другой?

Мужчина согласно кивнул. Он ни на секунду не поверил в случайность появления психотропных веществ в зале Совета, но милостиво согласился принять эту версию. И все присутствующие так же не поверили его кивку, разве что, кроме онемевшего наркомана, тот готов был верить чему угодно в слепом трепете перед особым знаком.

— Пора, — Араон Артэмьевич Важич кивнул своим вынужденным соучастникам, и те бросились с почтением открывать двери перед Главой Совета Замка Мастеров.

Тяжёлые двери с торжественным каким-то будоражащим душу скрипом, который считался их визитной карточкой и потому не изгонялся заменой петель, отворились, впуская в холодное фойе ослепительный свет, неприятно напоминающий артефакты для разгона нежити. При их свете сбежать хотелось не только порождённым тёмной энергией тварям, но и самим нежитеборцам. Вот и сейчас Мастер-Боя с трудом подавил желание отшатнуться. Узкие, затянутые в лозу деревянных планок стрельчатые окна, царапали своей макушкой высокий потолок, плотно упираясь основанием в широкий напольный плинтус. Мириады ярких пятен, оставляемые витражной окантовкой окон, расцвечивали глянцевый потолок пёстрой органзой, навевая совершенно неуместное ощущение уюта. Дальше потолка это ощущение всё же не распространялось, залипая на голых шероховатых стенах изумительного серого цвета, напоминающего местами мрамор заброшенных руин. Вязь из охранных заклинаний, причудливая и замысловатая ползла по ним взбесившимся плющом, усиливая торжественный, несмотря на всю свою мрачность, эффект. Дабы зал, созданный ещё до вступления Царства, не навевал удушающий страх и неосознанное желание повеситься, в разрывы заклятий на стенах вмонтировали яркие сияющие артефакты-плошки, высвечивающие пространство искусственным белоснежным светом. Похожие часто устанавливали в операционных комнатах целителей и уже от одного этого света, казалось, начинало пахнуть приторными лекарствами. Поэтому не было ничего удивительного, что этот зал не нравился Араону тоже.

Появления самозваного Главы никто не ожидал или упорно делали вид, что дела обстоят именно таким образом. Госпожа Ломахова, облачённая в яркое, словно экзотическая птичка лёгкое платье, идеально подобранное к причёске и цвету глаз, тонкими наманикюренными пальчиками макала в кофе неизвестно откуда взявшийся крекер, не отрывая взгляда от какого-то толстого фолианта. Сидевший от неё по правую руку господин Бересеенко время от времени недовольно посматривал на это через плечо, сдерживая за легким подёргиванием губ то ли негодование, то ли зависть. Ему приходилось довольствоваться голым терпким и совершенно не подходящим для чувствительного желудка напитком, и потому он упорно делал вид, что чрезвычайно заинтересован беседой о волновой теории распространения чар, хотя сам из уважения к своему почившему наставнику придерживался исключительно эманационной. И госпожа Тришкова, и глубокоуважаемый господин Ориджаев, впрочем, его взглядов не разделяли, всерьёз полагая, что именно такое распространения чар артефактами является наиболее аутентичным и рациональным для камней модели древнего Гримма. И если Мирут Тмириевич в своей излюбленной манере лишь слегка улыбался самыми уголками губ (спасая, видимо, тонкую психику собеседников) и с полным достоинством кивал, изредка добавляя точные цифры в речь уважаемой чародейки, то Старший Мастер-Чтец, которую по специализации эта тема не должна была волновать вообще, разошлась не на шутку. Высокие скулы окрасились непривычным румянцем, проступающим сквозь рамки допустимого цвета россыпью ярких пятнышек, глаза сияли почти позабытым восторгом, опасно приближаясь к маниакальному блеску завзятого исследователя, готового во имя науки препарировать собственную бабушку. Даже всегда прилично сложенные на столе руки приобрели непривычную подвижность, пару раз едва не зацепив сидящих по соседству Мастеров.

Чудом уклонившись от пролетевшей в непозволительной близости от лица ручки своей бывшей благоверной, Моран Ивасович недовольно поморщился и постарался придвинуться поближе ко второй соседке насколько позволяло тяжёлое кресло. Старший Мастер-Артефактор не столько опасался схлопотать по лицу (за годы бурной молодости и не такого бывало), сколько с едва заметным за лоском хороших манер и природной обходительностьи неприятием старался отстраниться от дамы, одним своим увядшим видом напоминающей о почтенном возрасте чародея. В этом плане общение с травницей, пусть и не относившейся к разряду роскошных красавиц, какими были в юные годы его бывшие жёны, казалось чуточку более приемлемым для такого видного чародея, как господин Ломахов.

Имея свободный доступ к полному ассортименту омолаживающих средств и постоянно практикуя с целью его расширения, Санатасия Лексардовна представляла собой образ неоднозначный, но определённо производящий впечатление. Неправильные немного лошадиные черты лица с едва проступающими сквозь косметику возрастными отёками удивительно сочетались с фарфоровой, пышущей здоровьем и молодостью кожей и крупными волнами пшеничных кудрей, настолько блестящими и гладкими, что мимо воли наводили на мысль о парике. Молодой Глава лишь пожалел, что его вспыльчивая матушка не успела до этих волн добраться, чтобы собственноручно, так сказать, определить их крепость. С некоторых пор Мастер стал отмечать в себе повышенную нелюбовь и к травницам.

Помимо этой компании за столом оставался лишь почтенный Старший Мастер-Нежитевод, увлечённо и самоотверженно просматривающий некий древний пергамент. Со стороны, конечно, могло показаться, что господин Простилин беззастенчиво дремлет, подперев рукой седую голову. Однако из уважения к опыту чародея и, ещё больше, к его обширной псарне, все предпочитали верить, будто Равелий Дилеонович увлечён именно пергаментом, а приоткрытый рот — показатель крайнего интереса. Редкие же всхрапывания, доносящиеся от Мастера, остальными членами Совета тактично игнорировались: не марал слюной столешницу и ладно.

Прочие же Старшие Мастера не стали утруждать себя даже этой первичной демонстрацией правил проведения Совета, требовавших дожидаться прихода Главы, сидя за круглым столом и по возможности думая. Эти же прохаживались по залу, словно совершая утренний променад или посещая очередной невыносимо нудный официальный фуршет, когда приличная закуска заканчивается за полчаса, а расходиться разрешат только к полуночи. Перед рядом окон нервно и непривычно проворно для своей комплекции мельтешил господин Кущин, изредка бросая полные тревоги взгляды на коллег и бормоча себе под нос что-то невразумительное. Из дальнего угла за ним пристально следил непривычно тихий и какой-то подозрительно спокойный господин Гикайло, что вместо того, чтобы развивать бурную деятельность в рядах коллег, скромно переминался с ноги на ногу, комкая из листов позабытого кем-то отчёта бумажных птичек. На это издевательство над отчётами крайне неодобрительно взирал, прогуливающийся рядом Старший Мастер-Алхимик, хмуря кустики редких, но неизменно топорщащихся бровей. Но, поскольку определённое старческое недовольство уже давно стало привычным состоянием Тиакина Сивальевича, человека грузного и медведеподобного, никого его хмурое настроение особенно не смущало. Старший Мастер-Целитель, сложив руки на изрядно выпирающем животе и прикрывая позорно выглядывающую из-за разъехавшихся пуговиц пиджака рубашку, благообразно и почтительно разъяснял особенности лёгочных инфлюаций. Ему жадно внемлил, изображая необходимый в этом случае дополнительный авторитет и благоговение, господин Чушеевский, изредка нервно поправляя мантию, как-то особенно косо сидящую сегодня на его оглобистой фигуре. Резко бросающаяся в глаза разница в комплекции и росте делала их парочку невероятно комичной, и Араон Артэмьевич непременно бы посмеялся или хотя бы улыбнулся, если б почтенные Мастера не изволили стоять прямо за креслом Главы Совета.

— Прошу занять свои места, господа Старшие Мастера! — прикрикнул на собравшихся чародеев Важич, невольно поморщившись, всё же демонстрировать представителю власти отсутствие авторитета было не слишком приятно.

Нехотя, будто делая величайшее одолжение, мужчины двинулись к своим местам, громко скрипя стульями и нарочито шумно устраиваясь за столом. В другой ситуации их поведение показалось бы совершенно детским и нелепым, если бы за каждым движением обострённое в боях чутьё не выделяло грамотно спланированной провокации. Её ещё называли тактикой Боумэ: сопротивления путём безукоризненного следования предъявляемым требованиям с максимальным уровнем возможных расхождений. Боевик слышал от наставников о таком способе поведения у военнопленных и рабов и поэтому вспышке эмоций не поддался, но был неприятно удивлён, столкнувшись на практике. Умом он прекрасно понимал, что советники жаждут вызвать у него приступ агрессии или спровоцировать на насилие перед посторонними, чтобы лишний раз подтвердить его сумасшествие и сместить с вожделенного поста. Умом, а вот инстинкты, чрезвычайно развитые у боевых чародеев, особенно тех, кто часто входил в боевую трансформацию, требовали крови. Не за то, что его провоцировали, с этим Арн худо-бедно научился справляться благодаря вечным придиркам старшего брата, а за то, что его только что низвели из офицеров до простой солдатни. Это было банально обидно для самого талантливого боевика своего поколения.

— Раз все наконец-то расселись, — Арн всё утро пытался настраивать себя на предельную вежливость и обходительность, но пока получалось не очень, — хочу представить собравшимся уважаемого Волеха Милахиевича. Этот почтенный господин — официальный представитель Светлого Князя. Он здесь для того, чтобы засвидетельствовать законность всего происходящего.

Рурик угрём проскользнул в зал, располагая в дальнем углу скромное по сравнению с другими кресло, пока представители Совета в меру характера и собственных представлений о правилах приличия приветствовали постороннего и явно нежелательного наблюдателя. Многие из собравшихся всё же посчитали его наличие приятной новостью, но были и те, кто в восторг от присутствия ищейки не пришёл, хоть явно такого и не демонстрировал.

Демонстрировать подобное представителям князя очень не советовалось.

— Объявляю заседание Совета Замка Мастеров открытым!

Араон Артэмьевич трижды ударил церемониальным жезлом. Знак Главы, всё-таки сползший куда-то в район подмышки, торжественно засиял, заполняя пространство особым зачарованным светом. Покрытые заклятьем стены, тут же ответно вспыхнули, а двери с тяжёлым скрипом закрылись на замок. Зал Совета пришёл в полную готовность внемлить творящейся истории. Глава и руководитель намечающегося балагана не был настроен настолько торжественно, но определённую степень энтузиазма на лице изобразил, прежде чем опуститься в отведённое ему кресло и мановением руки отправить на стол перед коллегами выделенную для каждого папку.

— Прошу, господа, ознакомьтесь с основными вопросами и приступим к совещанию. Или вы предпочтёте выслушать квартальный отчёт по работе административного корпуса?

Ход был выигрышным: бесконечные отчёты никто не терпел, за исключением разве что Ориджаева, умудрявшегося находить в них определённое удовольствие, очевидно, от мучений докладчика. Многочисленные сплетни, циркулирующие меж зданий Замка, всё равно задерживались перед дверями личных кабинетов Старших Мастеров максимум на сутки, так что беспокоиться о недостаточной информированности советников не стоило.

— Что ж, — Араон открыл лежащую перед ним папку, словно никогда не видел написанного, что было не так уж и далеко от правды, поскольку основной текст писался Иглицыным, срочно разбуженным посреди ночи и доставленным в Замок, — первым вопросом будет…

— Прошу прощения, Араон Артэмьевич, — перебил его слегка подрагивающим от волнения голосом Мастер-Духовник, неловко, словно ученик вытягивая свою узкую длиннопалую руку, — но разве Вы имеете право оглашать повестку?

Кажется, от Важича ожидали всплеска агрессии, но Глава Совета лишь недоумённо выгнул бровь. Ободрённый таким спокойствием молодого боевика, господин Чушеевский немного воспрял духом и даже, как заправский франт, выпятил уже не такую впечатляющую грудь.

— Мы собрались сегодня здесь, чтобы услышать об отставке нынешнего Главы Совета… — начал он торжественным тоном, глядя на лица коллег, застывшие в изумлении, злорадстве и надежде.

— Да неужели? — предельно вежливо для человека с таким буйным темпераментом уточнил Араон. — А почему я узнаю об этом сейчас?

— Мы уже посылали инквизитора с выражением протеста, — отозвался со своего места господин Кущин, сильнее вжимая голову в полные плечи. — Так что непременно, Вы непременно сегодня объявите об отставке.

— Это Вы мне заявляете как гражданин или оракул? — столь же вежливо поинтересовался Глава, и глаза его невольно засветились золотом.

— Я-я, — разом стушевался Дилеон Паулигович и судорожно стал вытягивать из кармана зацепившийся за инкрустированную пуговицу платок, — это…

— Разумный человек, — проворчал себе в густые рыжеватые от частого курения усы господин Паморич; неизвестно, на кого именно было рассчитано его замечание, но услышано было всеми.

— Последнее время с обязанностями Главы явно не справляются, мы подавали петицию Светлому Князю, — начал перечислять господин Ломахов, поигрывая золочёным пером, — да и присутствие княжеского представителя ничем иным не может быть объяснено. Интересно, почему не прислали никого из Инцвизиции.

— Вы слышали это, Волех Милахиевич? — с лёгкой полуулыбкой, за которой практически не просматривался звериный оскал, обратился к сидящему поодаль Важич. — Оказывается, Вы прибыли сюда, чтобы подтвердить мою отставку.

— Помилуйте, Араон Артэмьевич, — искренне забавлялся ситуацией Маршалок, — и в мыслях не было.

— Н-но как же так!?! — вскричал Владомир Адриевич, и от переизбытка эмоций его и без того не самый приятный голос едва позорно не дал петуха.

— Вы, Волех Милахиевич шутите? — поддержал родственника Майтозин. — Ваше подразделение мне уже копию приказа выслало! Я уже назначения подписал и приказал заменить специализированные печати!

— Поторопились, — с лёгким почти неуловимым недовольством отметил официальный представитель Светлого Князя, проигнорировав прищуренный взгляд нынешнего Главы, коего, разумеется, о наличии подобного приказа в известность никто поставить не удосужился.

Касам Ивдженович от такого заявления подавился воздухом и с негодованием уставился на человека, с которым связывал самые свои сокровенные мечты и пламенные чаянья. Почтенный Мастер-Целитель ещё надеялся на неуместный и чрезмерно грубый розыгрыш, но не дождавшись от ищейки продолжения или хотя бы соответствующего выражения лица, даже побагровел от гнева:

— Поторопились? Да я на вашу шарашкину контору уже десять лет вкалываю, как зачарованный! Десять лет! И всё ещё рано? Да если бы я десять лет эту информацию теневым лордам докладывал уже бы давно Главой ходил, а не перебивался в Старших Мастерах! А ведь мне Жэка Лысый за одну копию докладных по поставкам больше отсыпал, чем ваш Князь за полгода!

Мужчина резко захлопнул рот, когда до него начали доходить последствия собственной несдержанности, и яростная краснота на его крупных щеках мигом сменилась болезненной бледностью. Левый глаз чародея как-то нервно задёргался, выдавая критическую нехватку в организме Старшего Мастера седативных средств. Выудив из кармана небольшой пузырёк, он щедрой рукой опрокинул его в остатки кофе и залпом выпил содержимое чашки, пытаясь толи успокоиться, толи отравиться. Ни то, ни другое Майтозину, увы, не удалось, и чародей постарался слиться с обстановкой, мимикрируя под особенно выразительную статую.

— Ну-с, если больше у нас никто не желает высказаться, я, пожалуй, начну, — Арн постарался успокоиться после неприятного разоблачения и с затаённой завистью взглянул на кружку княжеского доносчика.

— Минуточку, — прервала его госпожа Заломич, недовольно постукивая по столу острым ноготком, она, вероятно, хмурилась бы сейчас, если б позволяла натянутая постоянным омоложением кожа. — Извольте сначала объяснить собравшимся, почему в поданных напитках оказался один из успокоительных концентратов. При этом его концентрация и, вероятно, состав был настолько специфичным, что обнаружился только при реакции на лекарство уже менее уважаемого Старшего Мастера!

— И в воздухе, какую-то отраву распылили, — зычно проворчал Паморич, брезгливо отодвигая от себя ополовиненную кружку. — Нету на вас ограничителей на алхимию.

Присутствующие Мастера враз напряглись и взглянули на самозваного Главу, как стая волков на одинокого охотника с мешком пороха: вроде их больше и порвать можно, но кто знает, что у этого двуногого за шипящая гадость. В тишине было слышно потрескивание творимых наскоро заклятий и тонкий перезвон воздвигаемых щитов. Если бы не система защиты зала, блокирующая все боевые заклятья во время Совета, Важичу уже представилась бы уникальная возможность ознакомиться с малым списком разрушающих проклятий. И при всей своей живучести и силе молодой человек не мог поручиться за то, что остался бы после этого в сборном состоянии.

— Я сделаю вид, что не видел только что произошедшего, — нарочито громко и даже слегка беззаботно, хоть все инстинкты и вопили о нависающей угрозе, начал Мастер-Боя, как бы невзначай пропуская меж пальцев искру силы, — особенно Вашего заклятья Атон Сигурдович. Как Вам не совестно использовать чернокнижное проклятье, Вы же поклялись собирать древние знания, а не демонстрировать их при не-чародеях. Это не профессионально.

Старший Мастер-Накопитель как-то невольно стушевался, неловко рассеивая запрещённое заклятье.

— В связи с тем, что только что продемонстрировал Старший Мастер-Целитель (я полагаю, уже бывший Старший Мастер), я ещё раз убедился в правильности своего решения. Успокоительный травяной состав, поданный вам заблаговременно, был призван уменьшить эмоциональность реакций на некоторые факты и предупредить возможные негативные реакции организма некоторых наших коллег, пребывающих не в самом бодром состоянии тела. Мне лишь жаль, что эти меры не были предложены ни Госпожой Травницей, ни Господином Целителем, хотя в последнем случае уже ничего удивительного не вижу. Алхимический состав же, обнаруженный Старшим Мастером-Алхимиком, сегодня и ближайшие два дня будет распыляться по всему административному корпусу, потому что в подвале был установлен прорыв куколок золотистой многоножки, о чём было указано в предоставленных вам документах, но не получило достаточного внимания.

Советники, казалось бы, остались довольны объяснением и немного успокоились, свернув заклятья до более удобного момента, хотя щитов не ослабил ни один. Араон Артэмьевич, больше всего переживавший именно за эту часть представления, украдкой перевёл дух, очень радуясь, что никто из присутствующих не стал подвергать диагностике стулья, стол и поданные папки. В другой ситуации они непременно сделали бы это, но репутация боевиков, представлявшая этих чародеев, как людей весьма ограниченных и прямолинейных, в этот раз сыграла Главе Совета на руку. Никто из прожжённых интриганов, привыкших грызть друг другу глотки за любые поблажки, не мог предположить, что молодой и неопытный боевой чародей, недавно завершивший обучение, начнёт использовать сложные составы, не прибегая к давно изученным зельям. И уж тем более его бы не заподозрили в смешении алхимии и травничества, не всегда доступном и более матёрым чародеям. Важич даже поблагодарил неведомого врага, за столь удачно выведенного в тень старшего брата. При других обстоятельствах, можно поспорить, Ихвор бы ни за что не взялся создавать запрещённые реактивы, которые активизировали скрытые свойства трав, только встретившись с ним в конкретном организме. По отдельности любой элемент определялся практически безобидным составом, чьё наличие с трудом, но можно было объяснить. Сводясь же в человеке, они давали эффект похлеще знаменитого «зелья правды» в княжеских застенках.

Араон мимо воли поправил на руках перчатки, блокирующие проникновению в тело последнего реагента, от чего в голове слегка шумело и периодически накатывало желание похихикать, но жажда неконтролируемо изливать душу не появлялась.

— В первую очередь предлагаю обсудить вопрос покушения на жизнь Главы Совета, так как именно оно послужило для большинства уважаемых коллег причиной сомнения в моей компетенции. Но перед тем, как оглашу заключение следственной комиссии, возглавляемой всеми вам известным Мастером-Накопителем Воронцовым Лелем Мисакиевичем, хотелось бы вспомнить события недельной давности.

Старший Мастер-Диагност поморщился, будто от зубной боли, что было весьма вероятно, аки господин Бересеенко обладал слабым здоровьем и с маниакальным упорством изыскивал у себя всё новые недуги.

— В ночь на семнадцатое число, когда уважаемые коллеги имели возможность зафиксировать проявление некромантии, была убита госпожа Иринма Шкудрук, называющая себя также Бесподобной Иринмой и являвшаяся внутриутробной сестрой бывшего Главы Совета.

— Доигралась, курица, — не удержалась от замечания Санатасия Лексардовна, недовольно поджимая ярко накрашенные губки.

Ни для кого, в принципе, не было секретом, что в направлении травничества и зельеварения естественная конкуренция между чародеями всегда усугублялась особенностями исключительно женских взаимоотношений. Лишённые необходимого мужского общества прекрасные и не очень дамы стремились проявить себя всеми доступными средствами, подчас настолько специфичными и своеобразными, что привлекали внимание инквизиторов и сутенёров. Из-за этого со стороны данный факультет ярко напоминал серпентарий или выводок новорожденных гидр. Только, что бы главная гадина этого собрания столь явно демонстрировала своё отношение к подопечным, случалось не часто.

— Да ты просто сама скорбь, как я посмотрю, — Тавелина Руевна выудила из пространственного кармана портсигар и принялась невозмутимо заправлять мундштук.

— А что мне слёзы по этой сучке проливать или голову пеплом посыпать!?! — вскрикнула госпожа Заломич, и её идеальное лицо неприятно исказила какая-то совершенно неопределимая в своей юности гримаса. — Дрянь малолетняя! Неизвестно, что о себе возомнила! Думала, раз братик в Совете, то всё можно. Лазала вечно везде, вынюхивала что-то, командовать лезла. А эти её постоянные фан-клубы для малолеток! Знаете, сколько она девиц соблазнила бросить учёбу ради надуманных великих перспектив?

— Вас послушай, так она ни травница была, а демон во плоти, — со своей неизменно мягкой интонацией, в которой лишь чуть-чуть проступал укор, заметил господин Ориджаев.

— Вот только не делайте вид, уважаемый Мирут Тмириевич, — разгневанной кошкой зашипела женщина, — что уже успели позабыть, по какой причине её спешно вывозили из столицы. Именно она организовала независимую лабораторию, занимавшуюся сомнительными делишками! Именно с ней связывали похищения младенцев и использование запрещённых артефактов! Половина созданных ею зелий просто опасна в эксплуатации, а состав не поддаётся воспроизведению!

— Ну, она хоть что-то умудрялась делать своей крашенной головкой, — Мастер-Иллюзор не без ехидства смерила взглядом свою излишне молодящуюся коллегу. — Что-то не могу припомнить ни одного патента под Вашим именем.

— Да у меня стаж и три кандидатские степени! Я четырёх претенденток на этот пост извела и лично состав готовила, которым министра иностранных дел отравили! — воскликнула Сатанасия Лексардовна, преисполненная чувством собственного достоинства, словно не замечая весьма выразительного и очень многообещающего взгляда представителя Светлого Князя, что из-за невозможности найти отравителей в той истории был на полгода лишён премии. — Травила, правду, не я, этим его любовница занималась, что на Ускраинскую разведку работала, но гениальность состава это не отменяет! Да этой… патенты давали в надежде к Важичу подмазаться! Я, может, в изобретениях и не сильна, зато и не гуляла, как последняя шалава.

Вошедшая в раж травница не обращала внимания на слегка шокированные лица Старших Мастеров и присутствие на Совете княжеской ищейки. Её даже нисколько не смутило, что грузный господин Кущин, забросив бесполезные попытки извлечения застрявшего платка, поспешно отодвинул от неё своё кресло, практически вжавшись в опального, но не такого опасного для окружающих Мастера-Целителя. Казалось, дамочка готова была до выбитых зубов и вырванных патл отстаивать собственную позицию.

— П-пожалуйста, давайте обойдёмся без оскорблений, — неуверенно попросил Лексард Милахиевич, здорово переживая за состояние собственного здоровья из-за крайне нервенной атмосферы в зале. — Не стоит так говорить о покойниках. Правильно, Равелий Дилеонович? Госпожа Иринма была прекрасной женщиной широкой души…

— И пристрастий, — проворчал господин Паморич, не отвлекаясь от прочтения предоставленных Главой бумаг.

— Думаю, сейчас не время обсуждать легкомысленное поведение скончавшейся особы, — попытался вернуть обсуждение в изначальное русло Мирут Тмириевич.

— Вот! — радостно оскалилась Старшая Мастер-Травница. — Даже Вы признаёте, что она была порядочной…!

— Тут же главное, что порядочной, — слабо заметил господин Бересеенко, но под пламенным взглядом преданной в лучших чувствах женщины невольно стушевался. — Э-э-э, она хотя бы из казны не воровала.

Предложение его прозвучало настолько жалко и не убедительно, что вызвало скептичную усмешку даже у невозмутимого Маршалка, а господин Гикайло, слегка расслабившийся в привычной атмосфере брани и скандала, и вовсе захохотал во весь голос, едва не сползая под стол от острого, скорее всего нервного веселья.

— Ха-ха-ха, ой и повеселили, — гоготал Атон Сигурдович, утирая сгибом пальца скупые мужские слёзы, — не воровала. Да, Вы, видать, блаженный остолоп, раз полагаете, что в этой стране найдётся хоть кто-нибудь, кто при возможности с работы не попрёт. Да нас же века Царского ига только и научили тому, как воровать и от работы отлынивать. Да если вы хоть чернильницу ни разу не упёрли, то таким просто памятник ставить нужно. Да у нас вся система только на воровстве и построена. Ты воруешь, чтоб деньги на взятку понести, а начальство ворует, чтобы ищейкам и инквизиторам откаты раздать. Это же круговорот воровства в природе! Вон, глянь хоть на нашего героя-любовничка, — Старший Мастер-Накопитель совершенно невежливо тыкнул пальцем в сторону невозмутимо допивавшего свой кофе господина Ломахова, от чего тот подавился и совершенно не эстетично закашлялся. — Думаешь, он из своего кошелька алименты платит, да девок своих содержит? Да если бы так и было, то он бы в новеньких костюмах не шлялся, на последней модели ступы не летал и часы золотые всем в нос не тыкал. Он-то уже не молодой козлик, чтоб как всегда с баб тянуть, старому козлу самому им приплачивать нужно, чтоб морду не воротили. А молодые нынче не дёшевы!

Тавелина Руевна согласно отсалютовала пламенному оратору зажженной сигаретой. Назаида Зумакиевна, бывшая, в своё время, в числе тех самых девок лишь оскоблено передёрнула плечами. Моран Ивасович же, в чей огород был запущен этот среднего размера булыжник, едва не скрежетал зубами. Весь лоск и утончённость породистого аристократа, что сопровождали господина Ломахова даже в общественной уборной, под натиском ярости и оскорблённого себялюбия начали сползать с его тщательно составляемого образа совершенно непривлекательными ошмётками. В глазах появился нехороший, отдающий маниакальным расстройством блеск, тонкие ноздри идеального носа агрессивно трепетали, а чётко очерченные губы вытянулись в тонкую, уродливо изломанную линию. Таким господина чародея в обществе видели лишь раз, на слушанье по разводу с первой женой, ставшей в дальнейшем его кровным врагом. В том, что к ней добавился теперь ещё и Атон Сигурдович, сомневаться не приходилось.

— А ты, так у нас в безгрешные святоши записался, — сквозь зубы процедил взбешенный Мастер-Артефактор, источая вокруг себя волны такого негатива, что ни будь на зале ограничений на тёмные чары, где-то поблизости вполне мог образоваться свеженький разрыв.

— Грешен, — патетично схватился за сердце не желающий униматься господин Гикайло, — признаю и каюсь. Брал, беру и брать буду. А что? Не мы такие, система такая. Не у государства тянешь, так с народа поборы делай, но не брать не моги: свои же не поймут, в коллектив не впишешься. И я бы и рад, честно организовать всё, да подчинённые не поверят, на смех поднимут, а потом и сместят к чирьям собачьим, стоит кому-нибудь доплатить. Да перед кем я тут распинаюсь, все мы тут не за заслуги сиживаем. Кого родня пропихнула, кого люди добрые. Вот и нельзя их ожидания обманывать. Опасно это. Так я же и не беру сверх меры. Всё по совести, всё по регламенту. Вил в Землях заходящего солнца не имею, да счетов в Царстве не завожу в обход княжеским поборам. Не финансирует правительство накопителей, нет лишних денег. Это у нас всё оракулам денег немеренно на проекты выделяют. Прям воруй — не хочу. Тут тебе и на замок в «Золотом поселении» и на поместье в Гишпании хватит.

— Вы это на что изволите намекать? — возмутился господин Кущин. — В моём ведомстве всё финансирование уходит на… на…

Мужчина испуганно обвёл взглядом собравшихся, не понимая, что мешает выдать привычную тираду о жёстких лимитах и дорогостоящем оборудовании для конструирования предсказаний. В его глазах было столько растерянности, бессилия и практически детской обиды, что даже у особо жестокосердных нет-нет да и просыпался родительский инстинкт к такому милому, невинному существу. Толстенькие, унизанные перстнями пальцы судорожно шарили по карманам, цеплялись за любой лоскут в поисках заветного платочка.

— … на… на исключительно благое дело! — чрезвычайно пискляво для своего грудного баса воскликнул Дилеон Паулигович, с треском освободив вожделенный кусок ткани и осторожно промакивая потный лоб собственной манжетой. — С самой, что ни на есть пользой потрачены. А Вам, Атон Сигурдович, за подобные инсинуации бы надо язык Ваш поганый оторвать.

— И в задницу запихнуть! — прорычал Мирут Ивасович, привставая со своего места и метко отправляя в ненавистного болтуна пустую чашку.

К счастью, метательное оружие было вовремя остановлено бдительным Старшим Мастером-Составителем, и повода для полноценного мордобоя так и не появилось, что, если судить по выражениям лиц почтенных чародеев, зрителей немного огорчило. Хотели ли они посмотреть на бои акул чародейского мира или пнуть под шумок давнего соперника, но всем пришлось успокоиться и вернуть себе благопристойное выражение. Глава Совета, что официально должен был вести обсуждение и по собственной коварной задумке хитроумнейшим образом выводить собравшихся на откровенность (он даже полчаса репетировал речь в туалете), пребывал в состоянии крайнего недоразумения и практически шока. Молодой человек так долго ломал голову над тем, как корректнее вывести на откровенность эту кучку старых интриганов, что теперь просто не знал: разнимать их во избежание массового кровопролития или дожидаться логической развязки. Он, конечно, надеялся на то, что свет чародейской элиты распушит под действием зёлья свои пыльные пёрышки, но такого результата всё же не ожидал. Маршалок, за которым Важич старался ненавязчиво присматривать, тоже пребывал в недоумении и даже не старался скрыть своего интереса и любопытства, только его состояние отдавало чем-то смутно нехорошим, практически одержимым. Неосознанно возникало желание повернуть время вспять и отказаться от этого договора, избавиться от скользкого человека, грозящего разрушить устанавливаемый веками порядок в Замке. Ничего изменить уже было нельзя, да и не тем человеком был Араон Важич, чтобы жалеть о собственных поступках.

— Давайте сейчас успокоимся, выдохнем, может, выпьем ещё порцию успокоительного, — сжимая в побелевших ладонях свой псюхер, взывал к разуму окружающих Старший Мастер-Диагност, неожиданно вспомнивший о своём призвании лечения профессиональных чародейских расстройств, но здраво опасающийся применять накопленные знания на сильнейших чародеях княжества. — Путь чародея сложен и тернист и всякое может случиться. У каждого найдутся свои скелеты в шкафу…

— Не всегда до конца разложившиеся, — проворчал господин Поморич, брезгливо косясь на откровенно храпящего рядом Мастера-Нежитевода, чьё воодушевлённо-вдумчивое выражение лица уже пару раз наводило Важича на мысль о наличии побочных эффектов у «зелья правды».

— Тогда, может, наш любитель правды, расскажет про свои делишки? — не внял миротворческим порывам господин Ломахов, злобно сверкая сощуренными и уже далеко не такими привлекательными глазами. — Скажешь, не ты продал три запрещённых заклятья какому-то мудаку из Полянии?

Господин Гигайло оскорблённо отшатнулся от клеветника и, патетично хватаясь за сердце, воскликнул:

— Как Вы могли такое сказать!?! Мудаку!?! Это был весьма уважаемый в своих кругах человек, приближенный к посольству.

В ответ господин Майтозин лишь презрительно хмыкнул, впервые с момента собственно провала позволив себе проявить активность. Возможно, сообразив, что не один после этого Совета уйдёт в отставку, он настолько расхрабрился, может, просто склад характера не позволял долго оставаться побеждённым. Только на вошедшего в ораторский транс Атона Сигурдовича его вид впечатления не произвёл.

— В Вашем насквозь империалистическом мозгу всё зло от иностранцев, — кричал Старший Мастер-Накопитель. — Лучше бы местными теневыми лордами занялись! Вон Тавелина Руевна у Лорда убийц в любовницах числилась!

— А ничего, что он мой второй муж? — поинтересовалась роковая чародейка, непринуждённо стряхивая пепел на новенькие серые брюки излишне говорливому соседу.

Замечание госпожи Ломаховой благополучно было проигнорировано как самим господином Гикайло, так и его невольными слушателями, никогда особенно бесцеремонного иллюзора не терпевшими.

— А с чьего, вы думаете, позволения Снетке Шпаку удалось из тюрьмы смыться? — провокационно сощурился Атон Сигурдович. — Это ж всё наш уважаемый Тиакин Сивальевич кислоту его подельникам слил. И не просто так кислоту, а особый состав, что ещё три месяца в столичной канализации находили. Литра три, небось, было, а ведь он по серебрушке за унцию!

— А-а ты мои деньги не считай! — отчаянно заикаясь и дрожа всем телом, вскрикнул Старший Мастер-Алхимик, разрываясь между желанием грохнуть кулаком об стол и позорно под него сползти, спасаясь от пронзительного взгляда княжеского представителя. — К-кому хочу т-тому и продаю…

— Вот! Во-о-от, корень всех бед в нашем замке! — Старший Мастер-Накопитель потряс в воздухе кожаной папкой. — Вы пиратам редкие составы продаёте, Равелий Дилеонович — последствия неудачных экспериментов. Кстати, мерзопакостнее тварей в глаза не видел. А всё почему? Да потому, что нашей дорогой державе их вообще даром отдавать придётся! Это же натуральный грабёж!

Глава Совета устало прикрыл глаза ладонью и начал про себя считать до десяти, пытаясь хоть как-то успокоиться: огреть кого-нибудь стулом страсть как хотелось. После глянул на ошалевшие от зелья лица советников и решил посчитать до пятидесяти, на всякий случай, а, может, и до семидесяти пяти, если Кущин не перестанет тереть манжетой дёргающиеся щёки.

— Араон, мальчик мой, — господин Ориджаев снисходительно обратился к молодому чародею, первым за последнее время вспомнив о присутствии в Зале самого Главы, — изволь унять этого дурогона! От него уже голова трещит.

Важич невольно нахмурился: молодому Главе совершенно не понравился ни тон, ни смысл сказанного. Отцовский приятель, вальяжно и расслабленно восседал в своём кресле, с толикой царственного безразличия взирая на царящий вокруг беспредел, здорово отдающий трагикомедией с элементами лёгкого фарса. Сидящие рядом с ним Мастера сохраняли хотя бы видимость невозмутимости и собственного достоинства, лишь поднимая авторитет пожилого чародея. Словно вдумчивый и великодушный патриарх наблюдал за баловством младших членов своей семьи. Круглый стол, выделявший место Главы лишь увеличенной спинкой кресла, всегда позволял по-иному взглянуть на ситуацию, и новый ракурс боевика совершенно не радовал.

— На каком основании, Мирут Тмириевич, — невозмутимо приподнял бровь молодой чародей, — Вы считаете возможным указывать мне, как обращаться со своими подчинёнными?

— Арни, ну что же так сурово? — Старший Мастер-Составитель заговорил тоном целителя в лечебнице для блаженных, что едва не вывело боевика из себя.

— Подобную фамильярность оставьте для помощников и подмастерьев, — добавил металла в голос Араон Артэмьевич, — а ко мне будете обращаться, как и положено говорить с законным Главой!

— Законным Главой!?! — зарычал старик плотнее сжимая подлокотники кресла. — Не смеши небеса, сопляк! Вся твоя законность зиждется на тупой силе и нежелании остальных влезать в творящееся дерьмо! Думаешь, кто-нибудь из нас потерпел бы на посту Главы такого молокососа, если бы не приближающаяся комета со всеми вытекающими? Да кому это надо разбираться с обезумившей нежитью, фанатами Кровавого Князя и многочисленными отступниками!

И снова Арн не успел проследить за метаморфозой. Как часто он в детстве пытался заметить тот миг, когда вежливый и милый старичок, всегда приносивший лакомства, превращался в монстра из страшилок, что у учеников из общежития было принято рассказывать друг дружке перед сном. В этот раз Старший Мастер-Составитель не улыбался. Нет, изменения не затронули его лица или позы, но выражение глаз неуловимо изменилось. В чёрных омутах на какой-то краткий миг вспыхнуло синее пламя, чтобы, практически угасая перетечь на предплечья и затаиться где-то в районе поясницы. Менее внимательный человек и не уловил бы этой краткой перемены, но Араон Важич больше не мог позволить себе подобную роскошь.

«Вот уж не думал, что именно ты меня вытянешь», — думал молодой человек, стараясь не расплываться в довольной улыбке от того, что череда исповедей наконец-то стала приближаться к интересующим его вопросам, притом без его непосредственного участия.

— Да ты на этом месте и нужен только для того, чтобы на тебя всех собак повесили, — господин Ориджаев довольно осклабился, становясь из просто страшного пугающим до дрожи. — Знай своё место, артов выродок! А здесь всё будет делаться, как я повелю! Прикажу боевиков перерезать — перережут, прикажу землю жрать — сожрут, прикажу на князя пойти…

— Мирут Тмириевич, ну полно Вам! — испуганно вскричал сидящий рядом господин Бересеенко, хватая составителя за руку. — Нельзя в Вашем возрасте так волноваться!

— В моём возрасте? — зашипел достойный, хоть и никогда не бывавший на родине сын востока, где испокон веков указывать мужчине на дряхлость считалось худшим из оскорблений. — Это в твоём возрасте нельзя к себе девок из борделя водить, а в моём…

— Вот те и святоша, — хрипло расхохоталась госпожа Ломахова, которой исключительная добропорядочность и показательная набожность Старшего Мастера-Диагноста давно стояли поперёк горла. — А здоровье-то ещё позволяет девок звать или они у Вас исключительно уборку делают и огород полют?

— Да не может он ничего, с того времени, как скарлатину подмастерьем схватил, даже нового толка настойки не помогают, — ядовито заметила Сатанасия Лексардовна, кою этот чародей постоянно попрекал излишне разгульным образом жизни. — Так он девок только уродует и за городом выбрасывает, его пару раз там мои ученицы видели.

— Ничего не загородом! — возмутился Лексард Милахиевич от несправедливой обиды, забыв даже о приступе астмы. — Я всех своих девочек под особняком закапываю для пущей сохранности, только пальчики в погребе держу, пальчики у них просто замечательные!

Мастер-Диагност мечтательно прикрыл глаза и рассеянно причмокнул пухлыми губами, смакуя что-то, понятное ему одному, но настолько противное окружающим, что заставило передёрнуться даже бывалых чародеев. Блаженное, всегда умиротворённое и преисполненное кротостью лицо Лексарда Милахиевича, словно освещённое внутренним светом, шокировало даже больше его признаний. Для молодого Главы ситуация усугублялась тем, что, в отличие от удивлённых коллег, он был точно уверен в правдивости каждого слова диагноста и уже представлял, как инквизиторы будут извлекать из подвала банки с законсервированными пальцами замученных проституток. Господин Чешуевский, который ввиду призвания на подобные заявления отреагировал спокойнее всех присутствующих, если не считать меланхолично позёвывающего нежитевода, что от наступившей тишины соизволил проснуться, откинулся на спинку кресла и смерил смешливым взглядом проболтавшегося коллегу:

— Вот уж от Вас я такого не ожидал, Лексард Милахиевич. Это же надо! Такое неуважение к усопшим. Я всего-то одну убил и то всё обставил таким образом, чтоб жену похоронили по всем обрядам Триликого. Как от призраков-то избавляетесь?

— А они мне особенно и не мешают, — легкомысленно пожал плечами господин Бересеев.

— Меня окружают моральные уроды, — печально и как-то совершенно потерянно проговорила госпожа Тришкова, потирая пальцами ноющие в преддверии мигрени виски.

Пожалуй, это был первый раз, когда представители высшего чародейского света имели сомнительную честь слышать из уст утончённой и крайне гордящейся собственной утончённостью чародейки слово грубее упоминаний животного мира. Назаида Зумакиевна усталым взглядом обвела присутствующих, дольше всего задерживаясь отчего-то на Маршалке.

— И это я слышу от человека, продавшего в бордель Цирийского халифата несовершеннолетнюю любовницу собственного мужа! — с маниакальной исключительно женской радостью воскликнула госпожа Заломич, весьма оскоблённая уравниванием себя с убийцами и отчего-то Кущиным.

— Откуда он её вытянул, туда я и вернула, — без какого-либо намёка на раскаянье огрызнулась чародейка, и по тому, как задёргался глаз у того самого бывшего мужа Глава Совета понял, что скандал только набирает обороты.

Уже не слишком заботясь о соблюдении порядка и напрочь забывая о придуманном собой же плане ведения «допроса», Араон Важич подскочил с места и что было сил (а их было не мало) стукнул церемониальным жезлом, отчего на столе подпрыгнули чашки, а по стенам пробежал энергетический разряд, окрашивая в неприятную салатовую крапинку.

— Господа, — голос боевика рокотал подобно раскатам грома даже без применения соответствующих заклятий, — я пригласил Вас сюда не для этого! Устраивать базарные разборки будете по выходу из зала, а сейчас вспомните о собственном статусе и вернёмся к обсуждению! Меня интересует, что вы знаете о так называемом Медведе, предполагаемом лидере террористического движения, ставящего своей целью свержение законной власти и уничтожение Замка Мастеров как института!

Араон и сам понимал, что явно перегнул палку, как с приказным тоном, так и с прямотой вопроса, всё же ни один шпион, каким бы он дилетантом ни был не стал бы выкладывать всю подноготную при одном только упоминании нанимателя. Он планировал намекнуть на странные обстоятельства смерти тётки, а если придётся, то, была — не была, сдать историю с некромантом, а уж потом перейти к убийству отца и твари, посмевшей так надругаться над телом великого чародея, а уж точно не спрашивать в лоб. Оставалось только радоваться тому, что хватило сил вовремя остановиться и не начать обвинять всех в подряд в сговоре. Признаться, это стоило Важичу последних сил, ведь долготерпение и тактичность никогда не были его ведущими чертами.

— Вы серьёзно вознамерились воевать с этим монстром, которого не смогли вычислить княжеские ищейки? — поинтересовалась госпожа Ломахова, глядя на молодого человека с непередаваемой смесью скепсиса, сочувствия и восхищения, казалось, Старший Мастер-Иллюзор даже представить не могла, что новый Глава так высоко замахнётся.

— А не надорвёшься, Важич? — в кое то веке поддержал её бывший муж. — С посыла этого Медведя на чёрном рынке уже не достать более-менее приличных артефактов. Всё либо раскуплено, либо поставлено под запрет. Ты в курсе, как сложно выбить запрет на чёрном рынке?

— Контрабандных трав это, кстати, тоже касается! — недовольно заметила Сатанасия Лексардовна.

— Будто эликсиров не касается, — проворчал господин Поморич. — Всё под себя подмял, скотина такая.

— А вы знаете… — подхватился со своего место господин Гикайло, не в силах оставаться вне обще обсуждения.

Араон Важич уже мысленно потирал руки, не без удовольствия представляя, как в своём переругивании кто-нибудь из чародеев выложит всю подноготную неуловимого Медведя, или хотя бы сознается в соучастии более весомом, нежели просто сбыт имущества Замка. Прищучить этого мерзавца за последнюю неделю стало для Главы навязчивой идеей.

Старший Мастер-Нежитевод снял очки, осторожно отправляя оные в нагрудный карман, устало потёр двумя пальцами раскрасневшуюся переносицу и как-то неловко передёрнул плечами. Неприятным напоминанием о вездесущим остеохондрозе отозвалась похрустывающая морщинистая шея. Звук получился настолько знатный, что прониклись все, даже те, кто ещё сомнительной радости сего заболевания не познал.

— Как же мне всё это надоело, — печально проговорил господин Простилин, поднимаясь со стула и поправляя вечно мятый пиджак.

Искра, сорвавшаяся с худых пальцев, с потрескиванием и шипением врезалась в столешницу, оставляя кривобокий, похожий на расплющенного кальмара след прямо между папок.

— Ну, Равелий Дилеонович, — нервно хохотнул господин Гикайло, — не стоит так бурно реагировать!

Кто-то ещё за столом одобрительным покашливанием поддержал эту не слишком умелую шутку.

Араон напрягся и неосознанно потянулся здоровой рукой к своему «счастливому» серпу: то, как нагрелся знак Главы, наталкивало на не самые приятные размышления. Медленно, словно боясь спугнуть собственное предчувствие, молодой человек повернул голову в сторону вечно тихого и незаметного нежитевода. Мужчина стоял, расслабленно опустив руки вдоль тела, и перекатывался с пятки на носок, словно ученик-пятилетка на установочном собрании. Расслабленный подбородок подрагивал в такт качкам. В блёклых невыразительных глазах, всегда подёрнутых налётом извечной печали, едва просматривалась щель зрачка.

— Ложись!!! — заорал Араон своим лучшим командным голосом и первым подал благоразумный пример, но вовремя вспомнил, что, кроме него, из собравшихся Старших Мастеров к чародейским схваткам приспособлен только нежитевод, а значит, отлежаться по ранению никак не получится.

Откатиться к стене молодой человек успел за мгновенье до того, как на месте кресла Главы образовалась куча не опознаваемой материи. Но только после того, как Простилин (или то, что от него осталось) вскочил на стол до почтенных Мастеров начало доходить, что перед ними не попытка кардинальной смены власти путём ликвидации самозванца. Точнее не просто попытка, а граничащая с невозможным диверсия, поскольку обилие чар, наложенных на зал, не должно было пропускать таких сильных заклятий по определению. Стоявший ближе всех к месту удара господин Гикайло, весь побелел, вздрогнул и сполз в спасительный обморок, а, может, и свалился с инфарктом, сейчас всем было не до проверок. Визгливо на одной ноте заголосила госпожа Заломич и, как самая здравомыслящая поползла под стол, продолжая подвывать уже оттуда. В спину «одичавшему» коллеге тут же полетели парализующие заклятья, одно сна и, кажется, ловчая сеть на среднего размера грифона. Только самым действенным из них оказался удар стулом, виртуозно исполненный госпожой Ломаховой, весьма поднаторевшей за времена бурной юности в трактирных драках. От него нежитевод хотя бы покачнулся, заклятья же растворились в воздухе ворохом свободной силы, поспешившей впитаться в субтильную фигурку агрессивного старика.

Преобразования силы в новый удар Важич дожидаться не стал и, оттолкнувшись от пола, перекатился к замершему за спинкой кресла Маршалку. Мелькнула маленькая предательская мыслишка, подсунуть под удар именно его, как наименее ценного субъекта, но наличие свидетелей пока всё ещё оставалось необходимостью, и боевик, по-хамски выдернул княжеского представителя из-за укрытия, пинком отправляя в относительную безопасность к визжащей травнице. Тут же в него полетело новое заклятье и чей-то сбившийся с траектории боевой светляк. Если от сгустка огня удалось увернуться, то незнакомое, явно самодельное заклятье Простилина врезалось в грудь, отшвыривая молодого человека к стене как боксёрскую грушу.

— Какого хрена!?! — недоумённо рявкнул Моран Ивасович, в третий раз пытаясь сплести атакующее заклятье. — Куда делся резерв!?!

Его поддержали удивлёнными возгласами другие Мастера, находя на месте привычной силы крепко заблокированный неизвестными чарами кокон лишь слегка затянутый живительной энергией, что в большинстве своём уже ушла на попытки остановить разбушевавшегося нежитевода. Испуганно закричал господин Паморич, запуская в остатки волос дрожащие пальцы и в накатившем бессилии сползая на пол по стенке. Тихо, но очень ёмко ругнувшись, поползла под стол госпожа Ломахова. И только Старший Мастер-Составитель совершенно не желал признавать масштабов вероятных последствий, принимаясь распутывать чужие заклятья, словно рядом никто не пытался убить Главу Совета. Его состоянием озаботилась, казалось, только госпожа Тришкова, здраво полагавшая, что лучше молодой боевик, чем опытный чтец, но подойти к валявшемуся в углу телу не решалась. На крайний случай у неё с собой имелась парочка рунических заготовок, но, для их применения необходимо было подобраться к обезумевшему чародею, что совершенно не воодушевляло на подвиги. Простилин, утробно взрыкнув, вытянул вперёд руки, стягивая силу с зачарованных стен и пола, поскольку заблокированные Мастера для этого уже не годились.

— О-он же убил мальчишку, — визгливо кричал господин Кущин, прижимаясь к дверям, — так чего не уймётся?

Араон был с ним полностью согласен. Когда выбитое на миг сознание вернулось в звенящую от удара голову, самым разумным ему в условиях заблокированного резерва показалось притвориться мёртвым и подождать, когда враг подберётся поближе. Принявший на себя основной заряд массивный знак Главы пузырился, кипя в местах расположения цветной эмали, и прожигал плотную ткань джеркина, подбираясь к коже. Только чародею сейчас было не до опасений заработать ожог. Куда больше смущала раненая рука, на которую боевику так не повезло приземлиться, точнее то, что она перестала ощущаться.

— Это лич, идиот! — орал духовник, не в силах сдвинуться с места от ужаса. — Ему вообще всё равно, главное — резерв побольше! Сейчас всех поглотит и успокоится!

Но вместо этого Простилин снова прицелился в валявшегося без признаков жизни боевика.

— Твою ж мать, — сквозь зубы процедил Важич и, ловко перевернувшись на живот ушёл из-под удара, оставляя на растерзание заклятью выроненный из ослабевшей руки церемониальный жезл.

Вскочить на ноги так же ловко не вышло, зато выскользнувший из креплений серп привычно лёг в руку, придавая уверенности. Медленно распустив цепь, молодой человек позволил лезвию мягко опуститься на пол, чтобы тут же начать свой смертоносный танец, повинуясь руке мастера. Существо пригнулось к столу недовольно урча, но не спешило нападать. Стянуть новый заряд силы из пространства оно явно не успевало, а без поддержки чар выступать против боевика было рискованно.

— Имя хозяина, тварь! — вскрикнул Арн, подкрепляя слова теми крохами силы, которые у него оставались.

Бывший чародей неприятно оскалился и сложил в сторону боевика аккуратный кукиш. Как правило, нежить на такие простые попытки раскрытия создателя и не велась, но вот и оскорблять противника не пыталась. Повинуясь скорее рефлексу, чем какому-либо расчету, Важич сделал глубокий выпад, посылая цепь в старика. Заговорённый металл пролетел в пальце от излишне ловкой твари, лишь на излёте задевая дряблую кожу. Простилин тонко заверещал и бросился прочь от слишком опасного человека. Арн ещё раз попытался задеть его, сделав подсечку под ноги, но существо оказалось куда проворнее своего прототипа. Проскакав по всей длине стола, он замер на миг, швырнув в боевика слабеньким заклятьем, и рванулся к дверям, прыгая прямиком на дрожащую тушу Мастера-Оракула. Лишённая обережной силы благополучно оплавившихся древних символов Совета, дверь не выдержала такого напора, прогибаясь в белоснежное фойе и разрывая остатки той хлипкой защиты, что как-то сдерживала тварь от поглощения энергии. Вопль Кущина причудливо слился с полным восторга и облегчения рыком бывшего нежитевода, возвещавшем лишь о том, что твари удалось наполнить резерв.

Забывая об осторожности и нерабочей руке, Араон вскочил на стол, чтобы подтягивая на цепи незаменимый серп, повторить эпический полёт Простилина приземляясь уже на спину худосочной твари и вгоняя искривлённое лезвие под кадык. Какое-то время ничего не происходило, словно металл не вспорол нечестивую глотку. Потом задрожал пол. Переполненное вырванной из пространства энергией тело задёргалось в руках убийцы, посылая короткие искрящиеся сигналы непереваренной силы. Металл в руках чародея раскалился, обжигая кожу.

— …, - только и успел выдохнуть Арн, отпрыгивая в сторону удачно оставленного неподалёку сервировочного столика.

Мощный толчок, сравнимый по силе с разрывом заговорных камней, заставил содрогнуться два этажа административного центра Замка и погасил все светляки в округе трёхсот метров. Клубы раскаленного пара и пепла взвились под потолок, с шипением просачиваясь в щели. Первые ещё очень осторожные и неуверенные крики раздались из некогда переполненного коридора: наученные горьким опытом мелкие служащие не спешили делать поспешных выводов, впадая в панику преждевременно, но и проверять состояние Старших Мастеров желающих не находилось. Выбираясь из своего покорёженного, но славно послужившего укрытия Араон Важич с трудом сдерживал рвотные порывы. И вовсе не потому, что воздух небольшого фойе насквозь пропитался сладковатым ароматом горелого мяса и сгнившего картофеля. И даже не потому, что под ногами ощущались слизкие плашки вывернутого паркета, а яркие лучи света, вырывающиеся из распахнутого зала, выхватывали из погружённого в темноту пространства абрисы изукрашенных кровавыми ошмётками стен. Просто молодой человек по всей вероятности схлопотал лёгкое сотрясение мозга.

«Бойтесь своих фантазий, ибо мысли материальны», — невольно вспомнилось Араону высказывание какого-то древнего мыслителя, когда Мастер-Боя с помощью вновь освобождённого резерва активизировал парочку загашенных светляков. Белоснежное полотнище стен и потолка изукрашивали причудливые бурые подтёки и чёрно-рыжие пятна, создавая завораживающее плетенье какого-то древнего рисунка. То тут, то там неопознаваемым фаршем валялись куски дымящейся плоти. Бороздами взрытого паркета расходились лучи инерции, посылая на стены молнии причудливых трещин. Из глубокой воронки, служившей им началом и центром, поднимался чёрный дымок.

— Херяксь, — очень глубокомысленно заметил выглядывающий из дверей подсобки укурыш, на котором так несвоевременно развеялось заклятье немоты.

Точнее пареньки выглядывали из того провала, что остался от небольшого помещения для хранения инвентаря и приготовления напитков и угощений для советников и их высокопоставленных гостей. Ныне подсобка более не была скрыта панелью и гордо демонстрировала своё непритязательное нутро всем желающим.

— Эт, ты да-а-а, — протянул его обычно менее косноязычный приятель, продолжая сжимать в руке остов от разбитого чайника.

— Это был лич? — отчаянно дрожащим голосом уточнил контуженный, но не побеждённый господин Поморич.

— Если бы это был лич, тем более возродившийся из Мастера такого уровня как господин Простилин, то задавать подобные вопросы было бы уже некому, — ответила вместо Главы госпожа Тришкова, что, проявляя завидное холоднокровие, утирала носовым платком с лица долетевшие даже до зала совещаний останки былых советников.

— Что-то я не помню, чтобы Вы у нас были знатоком по нежити, — злобно парировал господин Чешуевский, чьё предположение оказалось подвергнуто сомнению и критике.

— Насколько я могу судить, — кряхтя, заметил выползавший из-под стола Маршалок, — единственный здесь знаток по нежити недавно скакал по столу и изволил швыряться неизвестными заклятьями, так что можете попытаться уточнить у него, если сможете идентифицировать нужный кусок.

Араон Артэмьевич от такого не отказался бы, хотя и прекрасно понимал тщетность подобных надежд. Кто бы ни стоял за неадекватным поведением Мастера-Нежитевода, он постарался максимально обезопасить своё инкогнито. Глава Совета даже не сомневался, что и дух Простилина на вызов не поддастся, если, конечно, в присутствовавшей на Совете субстанции этот дух вообще был. Что-то подсказывало Важичу, что вполне могло статься так, что дух уважаемого Мастера может оказаться не в курсе событий последнего года, а то и десятилетия, аккурат с того периода как за Равелий Дилеонович стал проявлять обострённую тягу к домашним наливкам и повышенное безразличие к окружающему миру.

— Клянусь Триликим, это было самое увлекательное заседание Совета с тех пор, как Гикайло плюнул в рожу Поморичу, а тот выбил ему зубы, — нервно хохотнула госпожа Ломахова, выбираясь из-под стола и пытаясь прикурить изломанную сигарету.

В свободную руку Главе предупредительно попытались впихнуть уродливо оплавленный жезл, но тот даже не почувствовал чужих поползновений. Рурик тихонько ругнулся и принялся осматривать безвольно болтающуюся конечность, осторожно и практически профессионально проводя диагностику. Следивший за его действиями Араон заметил, что со своими обязанностями этот парнишка справляется не в пример лучше Иглицына. Не без сожаления закрепляя серп обратно к бедру, Важич перенял жезл в левую руку и не особенно придерживаясь норм регламента (как-то обстановка не располагала), трижды ударил о вывороченный дверной косяк.

— Властью данной мне, — тут Арн едва не замялся, потому что слабо представлял, кто его этой сластью мог наделить, кроме Триликого, Князя и подмирных димонов, — объявляю о роспуске Совета Замка Мастеров до выяснения обстоятельств дела. Время проведения следующего заседания и новый состав Совета будет сообщён по окончании расследования.

Договорив это, молодой человек, казалось, растерял последние остатки сил и просто опустился на ближайшее кресло, позволяя подельникам хлопотать над его выбитым плечом, а Старшим Мастерам, нисколько не растерявшим от случившегося ни гонор, ни представление о собственной значимости бессильно возмущаться, грозя самозваному Главе неминуемыми разбирательствами.

— Порадовали Вы меня, Араон Артэмьевич, — раздался за спиной голос официального представителя Светлого Князя, едва не заставивший чародея привычно стать в боевую стойку. — Признаюсь, не ожидал подобного представления. Если сходным образом проходит каждое заседание Совета, то остаётся сожалеть, что никто из представителей князя ранние на них не присутствовал.

— Вы же теперь понимаете, зачем я к Вам обращался, — в кое-то веке Арн порадовался получению травмы, которая давала возможность абсолютно безнаказанно строить рожи высокопоставленной ищейке, ссылаясь на дискомфорт при вправлении руки и обновлении перевязки. — Полагаю, Вам будет крайне познавательно пообщаться собравшимися Мастерами в более приватной обстановке, разумеется, с предоставлением мне полной и оригинальной записи беседы и присутствием моих доверенных лиц при общении. Только прошу быть поосторожнее с «зельем правды»: последствия могут оказаться слегка непредвиденными.

— Как великодушно с Вашей стороны предоставить нам такой простор для деятельности, — плотоядно ухмыльнулся Маршалок.

— Да ты хоть понимаешь, что сейчас натворил, щенок, — вскричал господин Ориджаев, выбрасывая вперёд руку с заготовленным заклятьем. — Мы лишимся тех крох независимости, что ещё могли себе позволить! Ты предаёшь идеалы Замка, сами основы чародейства! Княжеский выродок!

— Время войны течёт не по солнцу, — холодно усмехнулся молодой человек, блокируя летящее в спину заклятье и прицельно отправляя в голову буйного чародея лежащий неподалёку портсигар Ломаховой.

— Sinjoro secrettio! — бодрым до ощущения лёгкой придури голосом, который, видимо, должен был символизировать радушие и благоговение, рапортовал средних лет вполне себе представительный в собственных глазах мужчина.

От его громогласного баска, больше подходившего для завывания служителю Триликого при всенощной службе, дрожали стёкла и дребезжала крышка на кувшине с мятной настойкой. Или так только казалось из-за какой-то особенно гнетущей тишины окутавшей кабинет. Средних размеров, больше походящий на дамский будуар, он едва вмещал в себя всех желающих дорваться до начальственного тела и с облегчением перебросить ответственность с собственных плеч. Тут были и наместники покойного руководителя шестого штаба, подобранные с такой патологической тщательностью, будто их из числа прочих подчинённых выделяли по какому-то шаблону из клубных листовок; и менее привлекательные начальники стражи, смахивающие на беглых каторжников; и совершенно разномастные главы обслуживающих отделов. Все двенадцать приближённых, вне зависимости от состояния здоровья и внутренней иерархии, стояли навытяжку в первом ряду, подобно провинившимся мальчишкам в ожидании доброй порки. На осунувшихся за дни постоянного страха лицах уродливыми масками застыло показательное смирение, всепоглощающее рвение и какая-то торжественная радость, здорово отдающая балаганом и фарсом. Выглядывающие из-за их спин главы служб делали лица попроще и не старались показать себя с лучшей стороны: смена власти им грозила не так сильно, как выстроившимся в ряд чародеям. Зато представлялась возможность воочию увидеть страх и трепет главного штаба, человека являвшегося посланником Cefa для всех страждущих помощи и одновременно его жесточайшим бичом для провинившихся. Неизвестно, чего именно ожидали любопытствующие, но их глаза не скрывали разочарования и презрения к сидящему за столом человеку.

Признаться, вестник Cefa действительно выглядел не лучшим образом. И раньше не отличавшийся мясистостью, теперь он исхудал до состояния живого трупа, а в рёбрах, казалось, запросто бы просвечивал на фоне окна. Широкая чёрная рубашка лишь усугубляла ощущение, делая мужчину болезненно хрупким. С ней бледное, изукрашенное разводами застарелых синяков и вполне себе свежих ссадин лицо здорово смахивало на восковую маску, снятую с трупа какого-то чернокнижника. Косо срезанным, а местами и просто вырванным волосам помочь могла разве что бритва, и потому попытки пригладить их бальзамом казались особенно жалкими. В придачу эту конструкцию венчал нелепый узел с колотым льдом, оставлявший мокрые подтёки на лице и рубашке. Но стоило этому тощему недоразумению поднять глаза, и земля, казалось, уходила из-под ног, заставляя несчастное сердце замирать в свободном падении. От взгляда светлых, почти белёсых глаз пронзительный холод врывался под кожу, ползя по позвоночнику и сковывая застывшее от ужаса тело. Глаза секретаря вовсе не были злыми, они были просто равнодушными ко всему происходящему в такой степени, что их обладатель казался холлемом или каким-нибудь иномирным пришельцем, подосланным на эту грешную землю.

К счастью для трепетавших подчинённых иноземный гость не часто утруждал себя разглядыванием замерших по стенке мужчин, вчитываясь в бесконечные листы валявшихся в безобразнейшем беспорядке на широком столе отчётов и донесений.

— Ni jene goijobo, ke Cefa vodirex gusto Vi! — продолжал вещать делегат из числа обитателей штаба номер шесть, выбранный ответственным исключительно за превосходное знание магнара.

— Mi scii, — не отрываясь от донесений, холодно согласился мужчина, — Mi senti.

После такого чрезмерно радушного приёма его всё ещё слегка мутило и ныл ушибленный затылок. От противной боли не помогал даже самодельный компресс, служивший местной заморозкой. Увы, помочь себе с помощью чар секретарь никак не мог, являясь официально не-чародеем, а рассчитывать на мастерство местных лекарей всерьёз опасался. Вряд ли кто-либо решился устранить посланника Cefa, что идеально подходил на роль жертвенного агнца в случае неминуемой неудачи, но рисковать не стоило. Если эта группка идиотов умудрилась потерять боевого грифона и спустить в сортир созданное им заклятье, то рассчитывать на качественный подбор трав в предложенных лекарствах не приходилось.

— Se de ni io necesiz… — создавалось такое впечатление, что перед тем, как выдвинуть пред льдистые очи секретаря парламентёру дали боевых пол-литра, ничем другим такое горлопанство объяснить не получалось.

«Заткнуться!!!» — мысленно простонал измученный этим приторным весельем чародей, но вслух только заметил:

— Konsideriq.

Присутствие посторонних мужчину начинало нервировать. Полные недоверия, страха и какой-то щенячьей преданности взгляды, прожигающие темя даже сквозь куски таящего льда, вызывали невольное желание почесать между лопаток, на предмет прорастания лишних деталей тела и удостовериться, что из ушей не сочится мирра. Он привык к страху, лёгкому благоговению, даже ненависти (всего этого на посольской службе хватало с лихвой), но сталкиваться с искусно демонстрируемым обожанием двадцати здоровых мужиков было, по меньшей мере, неприятно. Пытаясь как-то отвлечься от назойливых взглядов, мужчина постарался сильнее закопаться в тот опус, что эти лоботрясы по недомыслию именовали отчётами. Бумаги в большинстве своём были составлены бездарно и походили на вытяжки из третьесортных романов, но встречались и нормальные колонки цифр с сухими фразами и чётким изложением фактов. Увы, в общей массе такие уникумы были почти незаметны. В одиночестве читать весь этот бред, измотанному длительным путешествием чародею было ещё как-то приемлемо, а с возможностью цедить горячий малиновый чай с цукатами и закинуть ноющие ноги на подоконник он даже нашёл бы их забавными. Однако образ бесчувственного и невозмутимого помощника главного вдохновителя и руководителя заговора не терпел таких вольностей и в присутствии посторонних не позволял даже расслабить спину. Прогонять же их из кабинета было чревато при малейшей ошибке или вопросе часами бессмысленных поисков нужного человека, которого сердобольные подчинённые ещё и прятать начнут от навязанного тирана. Проще было мириться с дискомфортом, но иметь возможность раздавать нагоняи персонально и узконаправленно, чем выставлять себя на посмешище и подрывать образ невозмутимой твари.

— Ni ke voki alportok sia cavaptomiks qu tio nekpoier piu… — слегка подрагивающим голосом, в котором от неуверенности и страха поубавилось придурковатого задора, продолжал вещать докладчик.

Сидящий в кресле мужчина неуверенные извинения проигнорировал. Его глаза уже зацепились за завитушки удивительно изящного, скорее каллиграфического почерка, что в сравнении с остальной мазнёй выглядел как-то дико. Заинтересовавшись, секретарь отложил остальные листы и принялся просматривать информацию, которую посчитали достойной стольких усилий. Чем больше вчитывался мужчина, тем больше росло его удивление. От вида постепенно увеличивающихся глаз посланника Cefa присутствующих бледнели, а их руки непроизвольно начинали подрагивать.

— Ciu esty mubveiotu? — резко вскинул голову секретарь так, что с его темени сполз нелепый компресс и с неприятных хлюпающим звуком соскользнул на пол.

— Ciu mubveiotu? — недоумённо хлопнул глазами парламентёр, боязливо оглядываясь куда-то в толпу. — N-neniu mubveiotu…

— Kiamaniere ciu fuer vaesati, guarch? — мужчина, очень стараясь не хмуриться, чтобы не довести нервных подчинённых до сердечного приступа, хотя нечто тёмное внутри так и подрывало резко выпрыгнуть из-за стола, наслаждаясь массовым испугом.

Только отыгрываться на заведомо более слабых за собственные мучения он не любил и старался особенно не практиковать во избежание ухудшения и без того не святого характера. Парламентёр смотрел на протягиваемую ему бумагу, как на карманного жраля, перевязанного подарочным бантом: вроде всё должно быть и хорошо, но в руки брать не хочется. Не выдержав немой сцены, что грозила затянуться надолго, Сивильев, стоявший крайним в ряду приближённых выхватил злополучную бумагу и начал просматривать. Сначала он ещё хотел зачитать вслух, даже рот открыл, но потом издал совершенно некультурный звук, похожий на сдавленное кваканье, и передумал.

— Komreren ciu кiel? — с невозмутимым лицом продолжал допытываться секретарь, буравя взглядом то белеющего, то краснеющего мужчину. — Сiu ekkrlii animo wirtughages lezcompo Zamka, au voli jekkayo Cefa jene famosiless?

— Ничего не понимаю, — бормотал себе под нос Сивильев, напрочь забывая, что следовало бы говорить на магнаре. — Она там… вконец, такое писать, или пьяная была…

— А что случилось? — поинтересовались из дальних рядов более расслабленные и оттого наглые коллеги.

— Да эта су… сумасшедшая женщина весь донос матюгами исписала, только предлоги нормальные остались! — рявкнул в сердцах приближённый, едва сдерживаясь, чтобы не порвать в клочья срамную бумажку, а потом куда более вежливым тоном пояснил: — Forgesiv cuprimmy komonef, pardonie. Tranzi horo се Vi estu kold solfpix.

— Esperi, — удовлетворённо кивнул головой сидящий за столом мужчина, припустив в голос меленькую толику угрозы. — Nun Vi raporito Me pri atakish kaj pri tio, kio ciu ciom fari sube tablo.

Секретарь небрежно ткнул затянутым в перчатку пальцем себе под ноги, где горой валялись грязные пропылённые сумки, на которых аккуратными стопочками лежала одежда, пребывающая в не менее плачевном состоянии. Создавалось впечатление, что под изящным, каким-то излишне женственным столом располагается схрон разбойничьей шайки, что по вечерам режет в подворотнях нищих и юродивых. Насильно выдвинутый парламентёр послушно перевёл взгляд вслед за пальцем и смутился больше прежнего, разглядев покоящиеся сверху женские трусы с подмигивающим единорогом. Казалось, даже взгляд пропечатанного в хлопке животного указывал на всю недалёкость присутствующих.

— Э-э-э, ну Ni, — совершенно растерялся мужчина, не зная, куда девать глаза от женского белья, но словно вспомнив, что-то важное рванулся в ряды соратников, вытаскивая из них упиравшегося не-чародея. — Сiu esti geregawaey lian iniciato!

Вытащенный вперёд мужик немного растерялся, больше удивлённый, нежели испуганный, и настороженно оглядываясь на сомкнувших ряды товарищей, как чувствуя, что из него хотят сделать крайнего. Предчувствия его не обманули, поскольку спорить с заявлением бывшего парламентёра никто не спешил.

— Вы чего, — непонимающе нахмурился грузный лысоватый мужчина, что во времена своей молодости наверняка походил на небольшой шкаф, но сейчас раздобрел до комода. — Я ж по-ихнему не балакаю. Только со словарём инструкцию прочту или докладную. А так толку-то.

Несмотря на простоватое лицо, и нарочито грубую манеру говора, словно специально создающую образ туповатого вояки-парня, глупым мужчина не был. Пусть ни в его взгляде, ни в словах не было намёка на глубокий интеллект, зато вся поза, все движения до мельчайших подёргиваний пальцев выдавали ту неизменную хозяйственную хватку, что позволяла столетия назад становиться князьями и даже в лихие времена получать стабильный навар. И секретарь, привыкший по долгу службы за версту видеть таких людей, это сразу отметил.

— Sekvul, — поощрительно улыбнулся посланник Cefa, сопроводив свои слова незамысловатым жестом.

— Всё началось с того, как начальница представилась, — правильно растолковав пожелание тощего иностранца, деловито начал мужчина, подёргивая в руках рамку старомодных счёт. — Пока господа чародеи тут скорбели по-всякому и ждали указаний, я прикинул, что всё на самотёк пускать не стоит и поднапряг своих ребят по округе, чтобы не упускали чего. И вот утречком мне кузен отписался: так мол и так, шляется возле Березняков отряд ищеек под прикрытием и трое побирушек странных, у которых от золота сумки трещат, да ещё и монетки подозрительные. Монеты я, кстати, проверил: наши. Те самые, которыми жалование платят, из забугорного сплава. И где только столько уволочь ухитрились, чвыры. Ну, я и приказал их оглушить и к нам заволочь на всякий случай, пусть посидят у нас в зверинце, о жизни подумают, вспомнят что-нибудь важное. Кто ж знал, что так получится? А как от Вас указания новые получили, так и забрали ценное. Токмо не знали, что именно, вот и сняли всё.

Поначалу давнишний парламентёр ещё пытался неловко переводить сказанное Шпаковским, подбирая более обтекающие формулировки и корректные фразы, но быстро замолчал, сообразив, что его попросту игнорируют. Неизвестно, каким образом (может, секретарь умел читать по губам или практиковал чтение мыслей), но эти двое умудрялись понимать друг друга, несмотря на языковой барьер и перекошенные лица приближённых, крайне удручённых таким взаимопониманием.

— Fo ciu, — светловолосый, почти не морщась от боли, кивнул в сторону окна, — esty Via ideo shtei?

— А чего им без дела простаивать, — понятливо хмыкнул завхоз, донельзя довольный и хваткой, и хищным блеском в глазах нового начальства, — когда рядом ищейки нарисовались.

— Frozzelif ideo, — расплылся в неприятной, демонической улыбке секретарь, от чего казалось, будто уголки тонких обветренных губ стремятся порвать щёки и слиться с ушами. — Uo-deklarul cherryneefi situacio.

Только после того, как последний из просителей, повинуясь его категоричным указаниям и жёстким инструкциям, покинул кабинет, осторожно, но крепко прикрывая за собой двери, мужчина позволил себе расслабиться, с беззвучным стоном сползая по креслу. Подобрав с пола уже порядком растёкшийся узел, он торжественно водрузил его себе на макушку, морщась от потёкшей за воротник влаги. Холод немного притуплял боль и примирял с угнетающей обстановкой интерьера. Работать в окружении тяжёлых тканей, пестрящих золотым шитьём; расписных обоев с тропическими птичками; фарфоровых статуэток разной степени слащавости и оголённости было подобно пытке. Стоило оторвать взгляд от бумаг, как он тут же натыкался на какой-нибудь фужер, цветок или бюст.

Впрочем, господин секретарь работать и не планировал, здраво полагая, что с раскалывающейся головой и постоянно дёргающей нервы отдачей, ничего адекватного решить не сможет. Совершенно некстати активизировавшаяся старая печать, о наличии которой он уже года два и думать забыл. Она была сломана так бесцеремонно и дико, что и без того сжатый слоями плотной защиты резерв оказался неприятно вздёрнут неминуемой отдачей и теперь никак не мог успокоиться обратно. До конца не верилось, что созданное им заклятье, не имевшее аналогов, могли разрушить. Для этого необходимо было, как минимум, распотрошить носителя. Факт оставался фактом, не давая умело скрывавшему свою сущность чародею спокойно насладиться столь долгожданным отдыхом. Освободив ноги от начищенных до блеска сапог, мужчина блаженно пошевелил натёртыми лечебной мазью пальцами и с немалым удовольствием закинул пятки на низенький подоконник. Конечно, было рискованно позволять себе такие вольности, когда в кабинет в любой момент могли ввалиться посторонние, но терпеть пытку обувью мочи больше не было.

— Ну, кто бы мог предположить, — подумал про себя мужчина, невольно возвращаясь в мыслях к двум молоденьким и не в меру ретивым источникам своих недавних злоключений, — что две малолетние лоботряски окажутся теми самыми хитроумными тайными телохранителями мелкого Важича, о которых мне с трепетом докладывали. Узнай они о своём статусе в этом лицедействе, первыми бы с визгом грохнулись в обморок. Да вызволение парня от забот этих двоих стоило рассматривать не как акт насилия, а как проявление милосердия и мужской солидарности.

Медведь криво усмехнулся собственным мыслям и желанию отправить несостоявшейся жертве открытку с искренними словами понимания и сочувствия, возможно, даже извиниться, за то, что не успел провернуть его похищения до того, как две невыносимые чародейки изволили появиться на горизонте. С появлением же нового Главы сам план с похищением терял всякий смысл и то незамысловатое изящество, характерное всем планам, тщательно подкладываемым и вводимым в уши честолюбивому послу, верившему в собственную гениальность. С потерей же марионетки давление на Совет и вовсе грозило непозволительно ослабнуть, ставя под угрозу сам процесс захвата власти. Только секретаря такие мелочи жизни боле не смущали: в представленных бумагах он успел заметить копию последнего отчёта по проверке предполагаемых выходов силы, а на столе вместе с другими личными вещами в нарочитой небрежности и непритязательности лежала в связке заветная печать Кейтуса. Хотя последняя из групп, посланных на исследование предполагаемых могил, так и не удосужилась отписаться про наличие вторичных признаков пришествия Крива, ждать их смысла больше не было, раз остальные этих признаков не обнаружили. Место активизации печати было определено, древний артефакт находился в его руках, оставалось лишь дождаться пика силы. Впервые за долгие годы Медведь в полной мере ощутил, что спасение его проклятой души не так уж и далеко.

— Blasfemy bonee tio, ke iun da Zio povix vokeron, gusto cioi Zi kaj teruraх, — процитировал изречение древнего чернокнижника секретарь, рассеянно поглаживая пальцами так и не откреплённое от связки кольцо.

Прикосновение к символу собственной надежды, пусть помятому, дешёвому и давно не чищенному всегда немного успокаивало. К сожалению, выбитый и наспех вправленный палец распух, несмотря на тугие повязки, и вернуть перстень на законное место можно было только с разрезанием, либо перстня, либо пальца. Несколько раз рука соскальзывала и на другие предметы связки, затрагивая то древнюю печать, затаившуюся в руках проклятого, то кусок печени окаменевшей русалки, то осколок полнолунного топаза, встречавшегося только в навершиях магических посохов. Убойная смесь от стянутых в одном месте артефактов даже сквозь ткань раздражала рецепторы и оставалось только удивляться тому, как недоученый тенегляд умудрялась таскать эту демонскую связку под нижней рубашкой и не лишиться кожи.

«Как интересно, — отметил про себя чародей, приподнимая из связки кусок древней кости, изрядно фонивший мощной защитой от нечисти. — И откуда у рядовых подмастерьев взялись кости реликтовых Мокриц?»

Мужчина с ненавистью уставился на перекошенный, покрытый винными разводами портрет бывшей хозяйки кабинета, будто покойница была ответственна за все прегрешения женского рода, а память уже услужливо выдавала картинку той самой пластинки с провальной операции на Трухлеце с двумя колоритными и уже вполне узнаваемыми женскими задницами.

— …! — забывшись рявкнул Медведь, чьи нервы и без того оказались слишком расшатанными, и едва не грохнулся со стула, на котором до этого раскачивался. — Zi!

Араон Артэмьевич Важич, Глава Совета Замка Мастеров, а с недавних пор его единственный представитель, вальяжно развалился в огромном мягком кресле, утопая в нагромождении из пледов и подушек, подобно восточному правителю. Вокруг угодливыми слугами суетились секретари и посыльные, спешившие сдать все отчёты и указы до официальной смены власти, а под шумок выведать, чем эта смена грозит непосредственно им. Суровым полководцем, а может, и телохранителем, маячил за спиной Иглицын, отгоняя особо ретивых и покрикивая на слишком наглых, в то время как приближенные визири, в лицах двух попритихших, но буквально пышущих гордостью и довольством малолетних наркоторговцев, разминали ему руки и меняли повязки. Отсутствие непременного гарема с лихвой покрывало общество двух молоденьких целительниц самого зазывного толка, подосланных кающимся господином Майтозиным в качестве своеобразной попытки примирения, и негодующей до лёгкой истерии Ризовой. Картинка складывалась вполне себе умиротворяющая и располагающая к самодовольству, несмотря на едкий запах горелого мяса, доносящийся из открытой двери, и бегающих по коридору экспертов. Молодого человека совершенно не смущало что на расстоянии ста шагов от его временного места дислокации располагается уже не такое белоснежное фойе со всё ещё не до конца собранными со стен останками двух Старших Мастеров. После той порции обезболивающего, что его заставили опрокинуть в себя по уходу Маршалка, его не потревожил бы даже отряд заговорщиков во главе с Медведем и призраком мёртвой тётки.

Когда сработал болтун, разразившись мелкими колкими ударами куда-то в район почек, Арн даже обрадовался, ощущая, что без него точно бы заснул в образовавшейся идиллии, чего делать с сотрясением мозга до наложения закрепляющих чар настоятельно не советовалось.

— Редольф! Морда! — воскликнул чародей, не скрывая собственной радости от возможности услышать басок верного друга и заодно отвлечься от очередной цепочки просителей. — Как ты там развлекаешься? Присмотрел, что я просил?

— Нужна помощь, — без лишних расшаркиваний выпалил бывший одногруппник, а ныне молодой служитель закона и куратор практики у группы боевиков, оказавшейся бесхозной ввиду запоя их прежнего руководителя. — Вышли группу целителей. Моего мальца заклятьем зацепило, не могу диагностировать, но парень плох.

Араон невольно напрягся. Манера друга не понимать некоторых намёков раздражала его ещё в Академии. Вот и теперь Ред не захотел принять заданный тон для успокоения лишних ушей, сразу переходя к делу, таким голосом, будто его подопечного принесла в жертву группа чернокнижников. Другие тоже это расслышали и алчно замолкли.

— Ладно, рассказывай, что там у тебя опять приключилось, — как можно небрежнее бросил Глава, жестом приказав всем скрыться и затворить за собой двери.

Недовольный, но смирившийся со своим положением Дилеон Святитович оперативно выгнал всех из кабинета, крепко закрыв за собой дверь, только что на ключ не провернул и табуретом не подпёр. Если он раньше новое начальство презирал и в определённые моменты просто ненавидел за уведённое из-под носа мягкое и удобное кресло, то после череды покушений к молодому Главе значительно смягчился, здраво рассудив, что самому рисковать жизнью хочется значительно меньше, чем придушить наглого малолетку. Кивком подтвердив, что пожелания о лекарях были услышаны и приняты к исполнению, помощник чинно удалился, на ходу связываясь со своим коллегой из лекарского отделения.

— Мы шли по твоей наводке, — тут же начал Шматкевский, голос его был глух и безжизненен, что настораживало больше слёз и истерики, — но по пути был зафиксирован всплеск тёмной энергии — пришлось свернуть. Потом ещё разборки на постоялом дворе. Арн, мы что тоже такими же придурками недавно были? Так, не важно. Ночью был прорыв, или ритуал, ещё устанавливается. Мы последовали за побочным объектом, на рассвете возле Васюков было обнаружено стадо модифицированных лошадей, которое самопроизвольно распалось при попадании солнечных лучей…, Арн, только представь себе! Целое грёбанное стадо, дохлых, истекающих тьмой тварей, что брызжут заражённой кровью и дохнут! Даже я чуть не обосрался, парней же вообще скрутило. Как только ваши следилки ещё не сработали на такую дрянь. Котовский, кстати он первый на прорыв среагировал, тогда и свалился.

— Ясно, — Арн тяжело вздохнул, в полной мере осознавая, что Ориджаев был не столь уж и не прав в том, что с приходом кометы новому Главе хватит геморроя и без заговоров против князя. — Вышлю экспертов, пусть копаются. Ты зафиксировал изначальную точку прорыва?

— Времени не было: эти твари к городу рванули, нужно было вектор сбивать, — тяжело вздохнули на другом конце болтуна. — Кто же знал, что они света не выдержат? Да и пацаны мелкие ещё, рискованно было группу разбивать… Что у вас за хрень творится? Не поверю, что просто природный катаклизм. Будь это хаотичный прорыв, тут бы за версту живых не было.

— Сам пока не разобрался, — Арн начал ощущать, как заканчивается действие успокоительного и раздражение, смешанное с физической болью, настойчиво советует разгромить комнату или немедленно выложить всю информацию. — Ты пока оцепи там всё, зафиксируй. Ну, как у вас, ищеек, принято. Я уже группу к твоему парню отправил.

Воцарилось неловкое молчание, словно только сейчас произошло осознание тех изменений, что насупили в статусах обоих чародеев, ещё больше увеличивая и без того существенный разрыв в социальном положении. Обычный деревенский мальчик с весьма умеренными амбициями и раньше выглядел слегка нелепо в компании с взрощенным в «Золотом поселении» сыном Главы. Теперь прежнее панибратское общение, когда раздавались взаимные оплеухи, звучали едкие шутки и устраивались совместные попойки с мордобоем и безудержными приключениями, у обоих вызывало какую-то неловкость и растерянность. Вроде и не было причин для ссоры и холодности, но и говорить по душам совершенно не тянуло.

— Я так надеялся, что хоть ты мне что-нибудь хорошее расскажешь, — с вынужденной, немного грустной улыбкой проговорил Араон, глядя на абстрактный гобелен из каких-то кружочков.

— Хорошее? — Редольф как-то отвлечённо хмыкнул, наверняка ероша пятерней волосы на затылке, как делал ещё с малых лет. — Ну, нас обокрали. Как обокрали… Скорее обожрали. Когда мы в первый раз на откат отвлеклись, спёрли шашлыки, выжрали похлёбку и вытащили рубашку. Мою. Форменную. Ты только представь, спереть у ищейки форменную рубашку. Да я в таком ступоре был. А потом на постоялом дворе какой-то дрыщ в моей же рубашке Котовскому рожу набил.

— Из-за рубашки?

— Не-е-е. Тот мужик с двумя девчонками был, вроде чародейками, но слабенькими. Может, какие подмастерья из чтиц или накопителей. Потрепанные, исцарапанные, как побирушки, но явно не из этих. А этому придурку приспичило к одной из них клеиться начать у всех на глазах, вот и схлопотал.

Услышав о девицах подмастерьях, да ещё ходящих парами, Важич невольно напрягся: нездоровые ассоциации, оставшиеся с момента собственных скитаний, не позволили адекватно воспринимать такие сочетания.

— Что за девицы? — стараясь подавить неуместное волнение, уточнил Арн.

— Хм… — ищейка замялся. — Одна блондиночка, волосы до лопаток, стройненькая такая, лицо симпатичное, но глаза злющие. Смотришь — и кажется, всю душу вытрясет. Я даже подумал, что она первой моих парней отделает. Вторая маленькая, шустрая, на ребёнка смахивает, но подержаться можно. У неё ещё волосы очень длинные, рыжие, кажется. А что за интерес?

— Ред, а на каком именно постоялом дворе ты их видел? — у Арна непроизвольно дрогнул голос и начали потеть ладони. Шестое чувство, прочно смешавшееся с паранойей, вопило о том, что случайностей в этой жизни нет, особенно когда дело касается этих чародеек.

— «Стойбище Рода». Там ещё предположительный прорыв случился, — немного недоумённо ответил чародей, искренне удивляясь поведению давнего друга. — А в чём проблема? Ты их знаешь?

— Бля-а-а-а, — простонал Важич, вцепившись здоровой рукой в собственную шевелюру, и медленно сполз на пол, только начиная осознавать весь масштаб возможной задницы, в которую могли затащить эти двое себя и того неизвестного спутника. — Дели своих, пусть часть остаётся с больным и ждёт лекарей с экспертами, и живо дуй обратно. Не так. Чтобы сию же минуту был в этом «Стойбище» и глаз не спускал с тех троих.

Шматкевский согласно хмыкнул и отключился, оставив своего собеседника предаваться тихой панике в гордом одиночестве. За всеми проблемами с Советом и заговором Араон совершенно упустил из виду, что на свободе без каких либо ограничений разгуливает начинающий некромант, с дурным характером и садистскими наклонностями. Не хотелось верить, что запрещённый ритуал и стадо демонов на совести его знакомой, но рука сама собой потянулась к внутреннему переговорнику для вызова Иглицына. Чутьё опытного нежитеборца настоятельно требовало отправить на помощь товарищу тройку другую боевых отрядов. С трудом вернувшись обратно в кресло, Глава Замка Мастеров стал дожидаться появления помощника, нервно постукивая пальцами по мягкому подлокотнику.

— Да поможет тебе Триликий, Чаронит, если это твоих рук дело, — подумал чародей, впервые пожалев, что тётка перед смертью не успела додушить одну не в меру стервозную блондинку.

Как редко в жизни подмастерьев, да и многих людей никак не связанных с чародейством, выпадает шанс полностью выспаться. Не просто подняться без желания выключить солнце или примотать себя к кровати, чтобы коварные враги долго ещё не смогли высвободить алкаемое тело из-под одеяла, а именно выспаться. Притом сделать это до такой степени, чтоб с избытком компенсировать весь недостаток сна за прошлые годы и по возможности поднакопить на пару месяцев вперёд. Чтоб тело в истоме физически не могло закрывать глаза из невозможности и дальше впитывать сонных духов. Чтоб переполненные энергией мышцы слегка гудели, а ткань постели, даже самая дорогая и нежная, казалась излишне тяжёлой и мягкой. Такое состояние лишь изредка настигает любителей гранита и прочих камней учебных заведений в периоды краткосрочных каникул, поймать же его посреди учебного года воистину великая удача. И в этот раз она милостиво решила навестить скромную травницу, развалившуюся поперёк кровати.

К чести надежды и отрады Факультета Тавничества и Зельеварения, девушка сопротивлялась пробуждению до последнего: с затекающими, подёргивающимися конечностями боролась переворачиванием; последовательно переползала с нагретых участков кровати на более прохладные и свежие; утыкалась маленьким носиком в сгиб руки, гоня от себя прилипчивые запахи пыли и порошка от насекомых; сбрасывала поддушивающее своей теплотой одеяло и тут же прикрывалась от легчайших сквозняков, упрямо игнорируя любые связные мысли, пытавшиеся диверсантами пробраться в растрёпанную головку. Большая установленная на возвышении кровать протяжно скрипела и грустно потрескивала во время самых отчаянных кульбитов, выпуская в воздух скромные облачка пропитавшей матрацы пыли. За время вынужденного простаивания обитель сна скопила в себе немало грязи, останков гибнущих без пищи насекомых и собственной трухи и поспешное перетряхивание постельного белья не могло вдохнуть жизни в этого гибнущего гиганта. Борьба не на жизнь, а на сон длилась уже полтора часа, грозя стать последней на веку одряхлевшей кровати.

С переменным успехом Алеандр Валент удавалось удерживать позиции, на едином упрямстве храня себя от пробуждения. Только очередной манёвр сыграл с ней злую шутку, подставив лицо под косые лучи заходящего солнца. Пробивающийся сквозь плотные, но слишком небрежно запахнутые шторы свет жестоко скользнул по чумазому лицу особенно задержавшись на кончике вздёрнутого носа. Не выдержав такого издевательства, травница надрывно чихнула, подскакивая на постели. Несчастная конструкция отозвалась новой порцией выбитой пыли.

— Ёшки-картошки, — удивлённо протянула Эл, когда удалось прочихаться и кое-как оглядеться в царящем полумраке.

Комната была под стать лучшим декорациям для развития какой-нибудь драмы или старомодного мистического детектива. Некогда бордовые, а теперь пыльно-коричневые шторы окрашивали в сумеречные оттенки те немногие лучи, коим угораздило заглянуть в большое окно. Кровавыми пятнами расползались они по плашкам зачерневшего паркета, не вычленяя даже слабых намёков на таившийся под пылью узор. С пустых, лишённых картин иль гобеленов стен печально поглядывали лица типовых фресок. Некоторые из них украшали вуали кружева из паутины, переходящей местами в полноценную паранджу. По углам жались массивные мягкие кресла, выглядевшие оплывшими от переизбытка набивки. Недовольно взирал на них непривычно строгий, даже излишне простой секретер. Так и казалось, что из двери обязательно должен показаться призрак замученной коварным соблазнителем девицы, что будет умолять отомстить за неё ужасному мучителю.

— Это же ж куда нас запихнули? — поинтересовалась у неизвестного призрака Алеандр, с трудом удержавшись от нового приступа чиханья. — Для темницы слишком уж комфортабельно и сухо: после недавних дождей в любой из них просто обязательно должен быть слой плесени в палец или хотя бы парочка луж. Ха! Да я ж отсюда выберусь в два счёта! Наииивные, решили пленить саму Валент! Да меня Манира и не в таких местах умудрялась запирать!

Попытка героически ринуться на собственное вызволение открыла сразу несколько пренеприятнейших фактов. Во-первых, длительный сон в чертогах пыли и тлена не слишком посодействовал бодрому самочувствию, и первое же осознанное движение вылилось в приступ тошноты и головокружения. Во-вторых, ночной горшок здесь либо запихивался под кровать особо дотошно, либо отсутствовал как таковой, поскольку упорно не желал нащупываться. В-третьих, из одежды на ней оказался только слой пыли и несколько лоскутков ткани, выдранных из обветшалой простыни. И если первые два пункта просто расстраивали, то третий вызывал оторопь и крайнее смущение. «Сманьячили!» — с ужасом подумала Валент, принимаясь судорожно ощупывать себя на предмет неизбежных последствий. Однако детальный осмотр каких-либо следов насилия или соблазнения не выявил, показав уже вполне знакомые синяки и парочку ссадин, от чего девушка неожиданно почувствовала себя обманутой и оскорблённой. Стать жертвой неведомых злодеев, само по себе, не могло прельстить такую рассудительную и благовоспитанную особу, но оказаться раздетой не с целью грязных надругателств над молодым девичьим телом, а для того, чтобы у тебя украли грязное бельё, для хрупкой самооценки юной травницы казалось просто унизительным. Немного примиряло с жестокой действительностью то, что нагло стянутое исподнее не было возможности поменять уже дней шесть и розами оно отнюдь не благоухало.

— Извращенцы какие-то, — подленько захихикала Эл, представляя своих предполагаемых похитителей (обязательно верзил с каторжанскими наколками) за стиркой бюстгальтера и кружевных трусиков.

Незапланированное движение спровоцировало приступ рвоты, и девушка почувствовала себя хоть немного отмщённой, пока прикрывала за собой следы протеста бархатным балдахином, содранным с роскошного некогда изголовья. Резкого неприятного запаха, с характерной для отравления сонным газом кислинкой, это, увы, не перебивало, отчего тошнота на подкошенный отравлением организм накатывала по новой.

— Бе-е-е, — кривясь от горечи во рту и боли в повреждённом горле, Валент направилась к окну. — Они, что совсем не умеют рассчитывать порцию травы на человека? Это же насколько нужно было пересыпать корня морошки, чтобы здоровую взрослую девушку от какого-то дурмана рвать стало. Дилетанты! Бракоделы! Ух, инквизиторов на вас нет! А на нас, это, собственно, где? — одним эффектным движением девушка отдёрнула штору вместе с карнизом и куском плинтуса, что с жутким грохотом рухнули на пол, поднимая в воздух рыжеватую труху. — Так-с, что тут у нас? Поместье, почти знакомое, почти безжизненное…. Лучше бы совсем: с упырями я уже дело имела, но выбирать не приходится…

Открывавшийся из окна вид совершенно не радовал, позволяя любоваться на крышу находящейся в центре двора хозяйственной постройки, ряд странных продолговатых домиков и большую площадку, изрытую ямами различного калибра. Не сведущая в нежитеводстве и откровенно побаивающаяся этой стороны чародейства Алеандр не решалась даже предположить об их предназначении, особенно глядя, как боязливо обходят это место прохаживающиеся с оружием сероплащники. Видневшиеся вдали верхушки сосен, подёрнутые дымкой защитного полога, в лучах заходящего солнца смахивающего на большущий мыльный пузырь, и вовсе удручали, не позволяя усомниться в своём местоположении.

— Мы в тылу врага! — попыталась взбодрить себя травница, лихо подбоченясь и встряхнув головой, от чего косички разлетелись по плечам хитроумной накидкой. — И тыл этот такой зна-атный, глубо-окий, прям настоящая задница, а не тыл. Н-дя, и мы в ней главный геморрой.

На скромные попытки справиться с тяжёлыми засовами створки не поддавались, даже не скрипели, только пропускали по шаловливым ручкам небольшие импульсы силы от вплетённых заклятий. Пока они только пощипывали исцарапанную кожу и заставляли хаотично сокращаться мышцы, но в том, что при малейшем покушении на свою целостность беглянку оглушит или парализует, девушка даже не сомневалась. Выход через окно, пусть не самый разумный в условии полного неглиже и марширующих по двору охранников, оказался вне досягаемости, хотя и был достаточно абсурдным, чтобы принести успех. Подёргав за ручки ещё какое-то время, пока кожу на ладонях не начало ощутимо припекать, Алеандр гордо развернулась на пятках, вздёргивая острый подбородок:

— Мы пойдём другим путём: не катаньем, так мытьём!

Грозного запала и дерзости ей, правду, хватило только на пару шагов, чтобы подобрать с пола упавшую штору и поплотнее запахнуться в неё, спасаясь от липких чужих взглядов, мерещащихся за каждым углом. Несмотря на занятия анатомией в Академии, работу с пациентами и рисование с натуры в угоду материнскому желанию сделать дочь всесторонне образованной, предательская стеснительность и неловкость не позволяли даже мысли допустить о том, что её могут застукать в таком виде. Будучи натурой эмоциональной и увлекающейся, она, конечно, могла представить себя в роли бравой воительницы, что не разменивается на мелочи и одной силой мысли заставляет мужчин падать к своим ногам, на практике же приходилось кутаться в старенькие портьеры и воровато оглядываться по сторонам, не волочётся ли кто-нибудь следом за обломками карниза.

Первые две двери, казавшиеся непременным выходом на долгожданную волю, Валент разочаровали, явив небольшую помывочную кабинку, что, верно, впервые за последние лет десять удостоилась чести принимать полуголое тело. Телу, кстати, этот приём тоже не слишком понравился с учётом специфического запашка в помещении. За второй дверью оказался туалет, приятно порадовав не только своей современностью, но даже умывальником, парой относительно чистых полотенец, и связкой ароматических палочек для выкуривания. Эл едва удержалась от хохота, представляя, как заговорщики бегают сюда со всего поместья, чтобы под аромат ванили и кардамона умиротворённо справить нужду. Весьма раздражённая она распахнула третью дверь.

— Ох, мать моя женщина, а отец мужчина… — ошарашено проговорила девушка, тихонько сползая по стене от неожиданности. — Это ж… это…

Все умные и относительно связные мысли поспешно исчезли из девичьей головки, захватив с собой красноречие и относительно неплохие аналитические данные. Некоторые вопросы, возникшие при сравнении двух туалетных комнат, ушли на второй план, растворяясь в тумане восторга. Её даже не смутил резкий контраст между грязной, явно запущенной спальней и чистым ярко освещённым вмонтированными светляками помещением. Алеандр Валент трепетала в запоздалом эстетическом экстазе, растекаясь в приступе первобытного блаженства, что неизменно настигает любую мало-мальски заинтересованную собственной внешностью девицу при виде Охотного ряда на Красных Полях. Яркие блики света лились по бледно-серым стенам, выгодно оттенявшим красочность и многообразие товара. От пола до потолка, казавшегося непомерно высоким, чешуёй диковинного зверя струились, прикреплённые к вешалкам наряды. Переливались звёздными гроздьями пайетки, загадочно поблёскивали нити разноцветного бисера, что причудливой вязью расползался по оборкам, завиваясь восточными узорами; алчно манили стразы, а может, чем судьба не шутит и настоящие камешки. Призывно помахивали яркими перьями экзотичные шляпки и трепетные накидки. Раскачивались на невидимом сквозняке полотнища эксклюзивного батика, и всё, буквально всё пахло кофейно-лимонной эссенцией. Только в отличие от красочных домиков, чьи витрины норовили непреодолимой стеной оттеснить неплатёжеспособных на периферию моды, здесь даже выстроенные вряд сапожки, казалось, располагали к примерке.

— Сфагнум мне в дягиль… — прошептала Алеандр, благоговейно прикасаясь к золотистому кружеву.

Ни при каких, даже самых изощрённых пытках, славная дочь семейства Валент не призналась бы, что вид такого количества дорогой одежды вызвал у неё острый приступ алчности. Не слишком богатые родители в окружении роскоши и излишества чужого поместья, периодических вечеров и ярких развлечений, сформировали у неё неоднозначное отношение к нарядам и украшениям. С одной стороны, Эльфира Валент трепетно и заботливо относилась к гардеробу дочери, стараясь всеми силами (включая и физические методы) внушить чаду хороший вкус и чувство прекрасного. С другой, богатые кузины, не обладающие ни утончённым вкусом, ни умением сочетать детали гардероба, в своих безвкусных, но дорогих и модных нарядах всегда пользовались большим успехом, оставляя бедную родственницу в самом хорошем, но самодельном платье скрежетать зубами от досады. Разочарования добавляло и то, что Чаронит любовью к нарядам не страдала и на любые попытки порассуждать о современных тенденциях и их неприемлемости для хорошо воспитанной девушки отвечала лишь презрительным хмыканьем или глубокомысленным игнорированием, умудряясь при этом всегда выглядеть собранно и прилично. Сколько на такой внешний вид уходило сил у неполной терпящей значительные стеснения семьи духовника, Эл ввиду великой обиды на собственный внешний вид не слишком интересовало. Единственной отдушиной были подруги-травницы, что не стеснялись бегать с ней по рынку в поисках новой юбки или часами простаивать в лавках с бижутерией, но на такие забеги средств чаще всего просто не хватало.

— Триликий почему ты исполняешь желания так не вовремя! — пробормотала девушка, точно помня, что просила такую вот комнатку себе на День рождения, но года три назад. — Хотя лучше поздно, чем под проценты.

С чуть слышным (не спугнуть бы удачу) писком Алеандр Валент самоотверженно зарылась в первый ряд одёжного многообразия, едва не постанывая от восторга, когда очередной шёлковый полог окутывал плечи, а кружевные перчатки обхватывали пальчики. Желание померить всё в пределах досягаемости застилало глаза и отключало последние крохи здравого смысла. При этом было не столь важно, что надевать и с чем, не важно, что подол волочится по полу, а в декольте приходится запихивать шейные платки, главное коснуться святыни, недостижимого для большинства смертных девичьего идеала и тайной фантазии.

— Мамочки, мои и папочки! Я сейчас вся разорвусь от счастья! — бормотала девица, спешно стягивая с манекена белоснежное подвенечное платье, сплошь усыпанное блёстками и стразами, словно пропитанное их блеском и роскошью. — Вот же ж, зараза ентакая! Какая же тварь их так крепить надумалась, что без ножниц не отдерёшь!?! Они что, издеваются? Да я бы за такое! Да мне! Да чтоб их! Врёшь, не уйдёшь…

Щёлк.

Этот простой звук неожиданно пробился сквозь шебаршение ткани, азартное ворчание разгорячённой травницы и печальный скрип едва держащегося за свои металлические крепления манекена, заставив сердце пленницы испуганно сжаться и провалиться, куда-то в район диафрагмы, отбивая ненавязчивый мотивчик похоронного марша. Валент инстинктивно присела, обдирая с корсета слой расшитого жемчугом атласа, но тут же едва ли не на корточках метнулась к приоткрывающейся двери в другом конце гардеробной, чтобы вдеть в ручку удачно подвернувшуюся вешалку. Подперев эту конструкцию для пущей надёжности ещё и тяжеленым манекеном, девушка вылетела из коварного помещения с такой скоростью, что даже ставший на её пути ворох перемеренной и забракованной одежды не надолго задержал её в узком проёме. Вывалившаяся из обители грёз на грязный пол суровой реальности, травница спешно подползла к ближайшему монстро-креслу и, упираясь ногами в стену, принялась сооружать у оказавшейся весьма коварной двери баррикаду. В ход пошли два кресла, секретер и настенное зеркало, снятое из помывочной на всякий случай. Кто бы ни был в смежной комнате, надеяться на дружественность в логове врага было слишком наивно.

Рухнув вместе со всей одёжной массой в оставшееся кресло, Алеандр горестно взвыла, хватаясь за голову:

— Что же делать!?! Что делать? Нужно бежать, нужно однозначно бежать! Но куда и как? Не простукивать же все стены на предмет потайных лазов! Хотя, если… Нет, точно нет! Я этого им так просто не оставлю! Они у меня поскачут! Я им покажу, как ягель размножается!

Переполняемая убийственной смесью из страха, паники и жажды немедленного и всестороннего мщения, Валент отволокла кресло на середину комнаты и попыталась дотянуться до люстры, ещё сама не решив, собирается просто обрушить громадину или пробраться с её помощью к вентиляционной прорези над дверью.

— Точно! — вскрикнула Эл, моментально спрыгивая со стула к незаслуженно позабытой четвёртой двери, что определённо вела к желанной свободе или толпе враждебно настроенных заговорщиков, только травница в пылу здорового азарта уже не заморачивалась по такому незначительному поводу.

Заклятье на этих дверях не отличалось от того, что было наложено на окно, и жгло руки на порядок сильнее. На этом бы благоразумному человеку стоило бы остановиться, сложить руки на коленях и прилежно ждать вынесенного похитителями вердикта, молясь Триликому о наилучшем разрешении собственной судьбы. Только юная Валент явно была не из их числа. Собственными домыслами, предположениями и воспоминаниями из приключенческих романов она умудрилась настолько взвинтить себе нервы, что пружина воспалённого напряжения не позволяла даже стянуть с себя парочку лишних платьев, болтавшихся на худощавой девичьей фигурке и постоянно мешавшихся под ногами.

— Выход, здесь должен быть выход! Обязательно должен быть! Где же, где же, где же…

Сделав несколько кругов по комнате, Алеандр вновь остановилась у зачарованной двери. Её паника перешла в качественно новое состояние, когда происходит запоздалое понимание того, что поблизости нет никого, готового броситься на помощь, и придётся-таки брать на себя ответственность за собственное выживание. Поправив на локтях перчатки, синюю из пропитанного специальным составом шифона и чёрную из натурального бархата, девушка вытянула вперёд руки, концентрируя скромные запасы резерва в районе предплечий. В конце концов, она решила сделать то единственное, что у неё всегда хорошо получалось, несмотря на незначительные огрехи и постоянное подшучивание одногруппников. Энергетический выброс скользнул к запястьям, пролетел меж пальцев, вбиваясь в монолит зачарованных дверей и…

— А-а-а-а!!! — не своим голосом заорала чародейка, когда неизменная отдача опрокинула её на забытый посреди комнаты монстро-стул и вместе с ним пронесла по комнате, вырывая тяжёлыми ножками в полу глубокие борозды и впечатывая в противоположную стену.

— У-у-у-у!!! — вопила девица, цепляясь за ручки кресла, в то время как по затылку ей стучали распахнутые створки окна, вывернутого вместе массивным коробом и куском стены.

— И-и-и-и!!! — пищала Эл, срывая остатки голоса, пока под ногами проносилось чужое подворье, а аккуратная башня прощалась с недавней пленницей свежее образовавшейся, практически сквозной галереей.

— Бля-я-я, — только и прохрипела Валент, когда неожиданный полёт закончился резким толчком, едва не вышибившим девушку из ставшего почти родным сиденья, — что это было?

Руки подрагивали, не желая отцепляться от летательного аппарата, по голове слабо, но вполне ощутимо ударяли затухающие разряды сломанного заклятья, а босые ноги, задорно торчащие из образовавшегося пролома навстречу закату, никак не могли нашарить подходящую точку опоры. Время ужасно поджимало: не заметить такого эффектного побега мог разве что полный кретин. И это, пожалуй, было единственной связной мыслью в травницкой головке.

— Вот это я понимаю, побег. Это не просто побег, а всем побежищам побег, — пыхтела себе под нос девица, ужом выворачиваясь на нагретую за день черепицу.

Внизу уже стала собираться толпа, впечатлённая столь радикальными методами протеста. Они ещё не понимали сути происходящего, но судя по доносящимся выкрикам прощать летуну эдакую шалость, после которой придётся ремонтировать крышу, никто не собирался. Девушка невольно поёжилась от самых сердечных пожеланий и постаралась работать руками активнее, пока никому не взбрело в голову подняться к естествоиспытателю, чтобы высказать претензии лично. Кое-как взгромоздившись наверх и, как родного, облапив слегка приплюснутый конёк, Алеандр протяжно застонала, впервые ощутив приступ акрофобии. С преувеличенной осторожностью встав на четвереньки, она запуганным суррикатом распрямила спину пытаясь оглядеть окрестности с точки зрения новых перспектив. Внутренний двор, активно наполняющийся людьми, и голая площадка неизвестного назначения совершенно не радовали.

— Держите её! — рявкнул какой-то умник, высунувшийся из образовавшегося проёма и яростно тыкавший в замершую на крыше девушку обломком кирпича.

От резкого окрика Эл потеряла равновесие и полетела вниз, беспомощно барахтаясь в ворохе собственных юбок и платков. Дорогой шёлк заскользил по обожженной глине лучше натёртых салом салазок, наращивая ускорение до лёгкого посвиста в ушах. Мощёная круглыми камнями площадка с преувеличенной радостью неслась навстречу. Не решаясь даже визжать из-за сдавленных лёгких, девушка прикрывала руками бедовую голову и тихо скулила, силясь вспомнить подходящую случаю молитву:

— Божечки…

Неожиданный рывок застиг начавшую исповедоваться чародейку в метре от неминуемой смерти, подбросив обратно, подобно новомодной в столичных клубах тарзанке. Извернувшись в воздухе не хуже дворовой кошки, Алеандр вцепилась в один из собственных подолов, что из-за разницы в росте моделей волокся позади переливающимся хвостом, а теперь так своевременно зацепился за край небрежно залатанного водостока. Ощущая себя гигантской гусеницей, девушка попыталась вскарабкаться наверх, пока смутные, едва ощущаемые в районе поясницы потрескивания эластичной ткани не закончились закономерным обрывом. Сделать это было невероятно сложно: напяленная в ужасной неразберихе одежда тянула вниз, ветер швырял несчастное тело травницы из стороны в сторону, натужно скрипел не рассчитанный на такой вес желоб, а из-за угла здания уже спешили бравые сероплащники из числа более сообразительных и ретивых. Эл даже отметила двоих наиболее быстроногих, на которых мысленно пообещала себе свалиться в случае чего.

— Девка, не дури, тебе некуда бежать, — насмешливо крикнул сверху какой-то доброхот, тут же записанный Валент в число потенциальных жертв.

— Эй, ты, сдавайся, — поддержал его первый из прибежавших, — или камнями сбивать начнём.

— Умойся грязью! — презрительно зашипела травница, активнее задёргавшись в ворохе чужих тряпок.

— Да она сама сейчас свалится, — радостно загомонили снизу, — вон уже подол разорван.

Предположение поддержали радостным улюлюканьем и свистом, зычно хохоча и топая ногами, как стадо первобытных людей, завидевшее дохлого единорога. От подобного ажиотажа даже более морально устойчивой личности стало не по себе, Валент же эта ситуация неприятно напомнила момент, когда пришлось улепётывать по площади от троих угробьцев, что пытались отобрать у неё добытую корзину разрыв-травы. Тогда её выручил проходивший мимо боевик, но сейчас в районе видимости спасители показываться не спешили. В отчаянии Эл что было сил заколотила ногами в стену, слыша, как к треску ткани добавляется скрежет медленно отрывающегося метала.

«Ну, хоть передавлю там побольше», — только и успела она подумать, как единственная надежда и опора окончательно утратила связь с крышей, но вместо того, чтобы опрокинуться наземь, круша под собой полчища врагов, повела в сторону, сильно раскачивая свой драгоценный слегка повизгивающий груз.

— Выкусите, гады!!! — как сумасшедшая, хохотала девица, продетая над головами растерявшихся преследователей и врываясь в ближайшее окно, подобно истинной ведьме из суеверий глупых не-чародеев.

На её счастье ставни оказались не запертыми, или полёт получился столь стремительным, что охочий до приключений зад, первым влетевший в помещение, такой условной преграды, как закрытое окно, просто не заметил. В любом случае, длинный, покрытый каменными плитами стол позволил Валент проскользить ещё пару метров, пока летевший следом за шлейфом некогда роскошного платья кусок водосточной трубы намертво не застрял в оконном проёме, прервав фееричный полёт чародейки аккурат у ниши с горелками.

— Чтоб меня порвало, если это не чудо, — подрагивающим от пережитого испуга голосом прошептала Алеандр, закручивая рычаг на позабытом кем-то кружке артефакта, продолжавшем выпускать тонкие струйки пламени.

Зеленоватый язычок огня уже успел оплавить край волана на рукаве, и девушка невольно порадовалась своей бьющей через край удаче не позволившей проехаться по артефакту всем телом. С трудом отодрав от пояса запутавшийся кусок ткани, Эл с повышенной осмотрительностью спустила босые ноги с высокого стола, хорошо помня, что на полу собственной лаборатории запросто можно было наткнуться, как на забытые леденцы и огрызки груш, так и на битое стекло, и подтеки активных реактивов, ни раз прожигавших дырки на подошвах её рабочих туфель. Здесь же всё оказалось подозрительно чисто, можно сказать, стерильно, что само по себе настораживало, сильнее, чем подтёки крови, чужеземные флаги и плакаты «Калину на варенье!». Разумеется, ни первого, ни второго, ни третьего в сером, заставленном типовыми шкафами для реактивов помещении не было, но от этого не становилось менее жутко. Цепочки разнокалиберных колб, сливавшиеся иногда в целые изогнутые змеи и небольшие, пребывающие в постоянном движении (для смешивания сложных составов) многогранники, переливались яркими, режущими глаз цветами, бросая на унылые стены загадочные блики. В новых, почти не потрескавшихся и не оплавленных блоках стояли, выстроившись по алфавиту, рабочие журналы исследований. В небольшой коробке небрежно сброшенными лежали артефактные кристаллы, словно их стоимость на рынке не приближалась к цене приличного подсвинка. Над раковиной на специальной растяжке сохли совсем недавно использованные инструменты, от которых ещё слабо пахло очищающим раствором, при этом некоторые из крючьев и зажимов оказались подкованной в своём деле девушке совершенно незнакомыми.

— Едри-ит-акони-ит, — задумчиво протянула Валент, смело распахивая ближайший шкафчик в поисках хоть каких-то известных растворов.

Красные маслянистые субстраты, слегка дымящиеся зелёные порошки, мерцающие инфернальным светом голубоватые соскобы и опасно пузырящиеся белоснежные жидкости казались сродни языческим богам, заявившимся на чаёк: вроде о них что-то и слышали, но, кто есть кто и что с ними делать, не понятно. В пестроте неподписанных, но явно хорошо систематизированных составов профессиональный взгляд всё же смог обнаружить знакомые кристаллики в плотно закупоренном флаконе. Нельзя сказать, что находка чрезвычайно обрадовала травницу (радоваться взрывчатому и смертельно опасному порошку вообще сложно), зато лишний раз подтвердила связь Госпожи Травницы с этим подозрительным местом.

— Это же то, что нужно! — обрадовалась Эл, выхватывая заветный флакончик и трепетно прижимая оный к груди, как единственную защиту и опору. — Да я же с ним, да я ж их всех! Точно! Порву на маленьких угробьцев! Эх, видел бы меня сейчас Арн. Я уверенна, он гордился бы мной после той приснопамятной ночи. Было бы у меня побольше времени, я бы «пукалок» на всю их банду наделала и разнесла бы к чирьям собачьим это логово порока. Арн…. Как это я сразу не подумала! Сейчас меня спасут! Сейчас меня так спасут, что они на всю жизнь запомнят, как похищать беззащитных девушек! Сейчас они у меня попляшут!

Злобно улыбаясь собственным кровожадным мечтам, в которых она в одиночку расправляется с целым логовом опасных преступников практически княжеского масштаба, Алеандр Валент смело направилась к выходу, полная праведного гнева и желания творить добро в особо крупных размерах. Как такового плана у неё не имелось, но вставшую на тропу войны девушку на тот момент это нисколько не смутило. Был ли тому виной кураж непобедимости и лёгкой вседозволенности, не покидавший миленькой головки с момента эпической победы над бешеным вурдалаком, или часть реактивов в лаборатории несмотря на меры предосторожности выделяли в воздух токсины, доподлинно неизвестно.

— Держитесь, разбойники: я иду! — победно вскричала девушка, распахивая дверь, но, обозрев десяток здоровых, запыхавшихся мужиков с не самым дружелюбным выражением лиц, показавшийся за поворотом коридора, с придушенным писком захлопнула обратно.

Такого быстрого выведения токсинов из организма целительство ещё не знавало.

Похолодевшими от осознания сложившейся ситуации пальцами Алеандр задвинула щеколду и дважды провернула ключ в замочной скважине, рассеянно прикусывая кончик одной из своих многочисленных косичек. Тут же в ближайшую раковину полетел флакон с аминорием, к двери был придвинут ближайший низкий алхимический шкафчик для пробирок и для надёжности подпёрт двумя табуретками и горшком с прокаленным песком, а сама травница сидела под столом, закрываясь обрывками собственной юбки.

— Мама родненькая, — упавшим голосом прошептала девица, слыша приближающийся топот.

Надежды на то, что её не заметят, было не больше чем на то, что хлипкая преграда надолго остановит здоровых вояк, полных нездорового желания расправиться с норовистой пленницей.

«Бум!» — раздался первый глухой удар снаружи.

— Ну же, ну же, ну же, — шептала Эл, шустро подхватив с ближайшей тумбочки коробку с кристаллами и запуская в сияющую кучу пощипывающие от чужой силы пальцы. — Пожалуйста, только находись, пожалуйста. Очень прошу!

«Бах!» — донеслось уже увереннее.

— Я больше никогда не буду обзывать артефакторов занудами, только найдись! — от волнения руки отчаянно дрожали и вожделенный камешек с знакомой всем с детства энергией всё норовил выскользнуть из пальцев, скрываясь в череде своих неизвестного свойства собратьев. — Давай же, ну дава-а-а-ай…

«Тре-е-сь!» — печально отозвалось прошитое металлом дерево.

— О-о-о!!! — не помня себя завопила Алеандр, когда заготовка под болтуна среагировала на призыв и отозвалась першением и хрипами; воистину, чудесней хрипов она не слышала в жизни.

— Кто это? — сквозь шум раздался хриплый, но такой долгожданный голос молодого боевика.

— Арн, Арни-и-и, — от избытка чувств Эл едва не разрыдалась, позорно хлюпая носом, — спаси меня-а-а!!! Тут те самые, эти, которые ещё у нас медведя покупали. У них поместье, целое поместье, даже штабище, я бы сказала. Их тут много. О-они меня схватили! А я в окно! А они издеваться. А я опять в окно. А здесь куча смесей вроде той, которой мы дом Госпожи Травницы взорвали! А я бежать! А они теперь дверь ломают! А-а-арн, мне стра-а-ашно! Спаси меня-а-а-а!!!

— Аля? — недоумённо вскрикнул чародей и, кажется, откуда-то свалился, если судить по доносившемуся дребезгу и отборному мату на заднем фоне. — Где вы сейчас? Чаронит с тобой? Можешь описать место?

— Н-не знаю! — уже не стесняясь, девушка размазывала по щекам крупные слёзы, утирая их кулачком с зажатым кристаллом, от чего абонент получал звуки уж совсем ужасающие. — Её ещё раньше спёрли, п-пока я в их штаб лазила.

— Помнишь, откуда вас увозили и когда? — деловито начал Важич. — Можешь сейчас осторожно через окно свериться по солнцу?

«Шмяк!» — вылетел из оказавшейся на проверку не такой уж и крепкой древесины замок вместе с куском наличника. Радостный вопль, донёсшийся из коридора, сотряс лабораторию, вызвав дружный перестук пробирок на стеллажах и зубов у перепуганной девушки.

— Эй, что там у тебя? Аля? Что случилось? Ты ещё на связи? А…

С другой стороны болтуна ещё раздавался взволнованный голос чародея, пытавшийся связаться с нарушительницей спокойствия, короткие приказы, отдаваемые кому-то третьему, пощёлкивания перехвата сигнала и просто хрипение недоделанного артефакта. Алеандр Валент всего этого уже не слышала. Стоило в полотне двери появиться первым щелям, в которых просматривались похитители, как девушка метнулась обратно к окну, позабыв про все страхи недавнего полёта. Лишь перекинув ногу через плотно вогнутый в подоконник кусок водосточной трубы, Эл на мгновение задумалась, что хуже: сразу разбиться или посидеть в темнице до появления Арна. Её сомнения легко разрешило лезвие топора, выбившее из двери крупную щепку. Алхимический шкаф держался из последних сил, табуреты уже давно отлетели от содрогающейся двери и только чугунный горшок стойко не покидал поста, оказавшись намертво зажатым между алхимическим шкафом и тяжёлым гранитным ларем. Разумеется, тут же было забыто о страхе, неуверенности и кристалле, выскользнувшем из рук куда-то в густую траву брошенной на произвол клумбы.

Ухватившись за остовы ставень, травница смело ступила на узкий карниз, балансируя на цыпочках подобно завзятому канатоходцу. Что и говорить, падать со второго этажа при такой высоте потолков не хотелось категорически. Декоративный элемент, по счастью, был приделан ещё при строительстве усадьбы, когда на стройках воровать не рисковали, и держался куда прочнее приделанной позже трубы. Едва дыша и мысленно молясь, на всякий случай, Алеандр протиснулась к соседнему окну, ухватившись за слегка выступающий подоконник с такой силой, что начали крошиться подпорченные лишайником края серой плиты.

— Божечки мой, Триликий и Всесильный, — тихонько, чтоб лишний раз даже не вздохнуть, шептала распластавшаяся по стене девица, пытаясь одной рукой поддеть крючок на плотных ставнях, — это же сколько мне отмолить придётся, если сейчас такая удача прёт?

Удача действительно сегодня была к своей рыжей товарке чрезвычайно благосклонна, едва не заваливая своей благодатью по самые уши, что само по себе казалось подозрительным, ввиду недавней полосы неудач. Того и гляди, в порыве небывалой щедрости настолько засыплет тебя мелкими подачками, что так вместе с ними ко дну и пойдёшь в ближайшей жизненной бочаге, пуская розовые пузыри, под радостный хохот своевольного божества. И ведь даже пожаловаться будет не на что: вроде и обласкан, и зависть у всех вызываешь, и дела спорятся, а что вот-вот земля из под ног уйдёт, так «так тебе и надо, и без того счастливчик». Нет, всё же выгоднее лишнего внимания Удачи не привлекать, пусть себе сыплется вровень со всеми.

Раньше Алеандр Валент непременно бы с этим поспорила, начиная с того, что везенье не даётся всем ровно, и заканчивая тем, что судить о тяжком бремени удачи, можно только, пожив в шкуре невезучего человека лет эдак пятнадцать-восемнадцать. Разумеется, к несчастным лишенцам она с полной уверенностью относила себя, подмечая все большие и мелкие неудачи. Сейчас же, звякнув слетевшим крючком и кулём перевалившись через край непривычно низенького подоконника, пока никто из преследователей не догадался выглянуть в окно, травница не была столь уверенна в своей позиции. Густой полумрак, едва рассеиваемый нежданно распахнувшимся окном, окутывал длинное прохладное помещение, цедясь из углов и закрывая потолочные балки. Свежий, неизбалованный ветром воздух не спешил врываться внутрь, разгоняя затхлость и тленную вонь, навязчиво напоминающую о единственном и не слишком удачном опыте эксгумации на первом году в подмастерьях. Словно поднявшийся навстречу юной беглянке пол оказался деревянным настилом, слегка пружинящим под руками и неприятно липнущим, как протухший холодец. Из-под широких щелей между досками просачивался кисловатый, удушающий своей насыщенностью запах застарелых отходов, слегка разряжающий и даже облагораживающий склепный душок, заполонивший пространство. В попытке сдержать рвотный порыв, так не вовремя настигнувший обычно весьма устойчивую к запахам травницу, Эл потянулась зажать ладонью рот, но от обволакивающей руку слизи стало только хуже.

— Мря-а-а, — раздалось где-то над ухом, настолько знакомо, что болезненно заныла каждая косточка и мелко задёргалась покусанная рука.

Преувеличенно медленно, словно от любого резкого движения могла сломаться шея, девушка обернулась на звук и испуганно замерла, напрочь позабыв, как нужно кричать. На неё неотрывно пялились круглые, светящиеся белым бельма с продолговатыми козьими зрачками, словно подёрнутыми сетью трещин. Только теперь, когда глаза привыкли к полумраку стало заметно, что и вонь, и настилы в смахивающем на кладовку помещении были не случайны: по всему периметру стен, что удавалось рассмотреть с положения травницы, тянулись ряды грязных металлических клеток. Одни за другими всплывали из тени светящиеся огоньки глаз неведомых тварей, высвечивая кожистые складки уродливых морд. Приходили в движение побеспокоенные посторонним вторжением туши, грузно переваливаясь в скудной подстилке и брязгая желобами поилок. Были среди них и крупные волосатые твари с клоками свалявшейся грязной шерсти, и покрытые чешуёй многолапые гады, и полностью облысевшие создания в заскорузлых язвенных струпьях, и даже местами лишённые кожных покровов. Измученные, изуродованные монстры жадно стремились к своим таким хрупким преградам, вперёд к призрачному человеческому теплу и незнакомому запаху. Сквозь тонкие шипастые прутья тянулись когтистые лапы, хватали густой зловонный воздух и резали когтями. Утробные, бессвязные звуки, издаваемые их телами, скользили на самом пороге слышимости, проникая сразу в душу и заставляя нервно подёргиваться селезёнку.

Алеандр, всегда крайне болезненно относящаяся к продуктам нежитеводства, почувствовала, что вот-вот встретится с чудесным миром забытья, если, конечно, раньше не познакомится с содержимым собственного желудка. В этот момент обитатель крайней клетки, что была чуточку больше и почти нависала над скорчившейся на настиле девушкой, вытянул голую двупалую лапу с плоскими растрескавшимися когтями и потянулся к шпингалету, но толи промахнулся, не сумев коснуться заговорённой стали, толи просто изменил цель. Бугристый нарост, холодный и липкий неловко коснулся кончика маленького ушка, царапнув тонкую кожу. Это послужило спусковым механизмом для медленно натягивающегося ворота девичьего самоконтроля.

С неистовым визгом, сравнимым по силе и отчаянью только с воплем раненого берсерка, Алеандр Валент взвилась над хлипкой доской и рванулась к выходу из этого отвратного места, отбиваясь от десятков цепких лапок так и норовивших ухватиться за край разлетающихся одежд. Ей вторили возбуждённым рёвом оставленные без поживы твари. Оскальзываясь на слизи и отходах, она выбежала в коридор, даже не заметив, заперта ли входная дверь, да и была ли она вообще. Вероятно, даже отменная каменная кладка вряд ли смогла бы надолго задержать её стремительный побег, что уж говорить о выскочивших из соседних помещений сероплащниках. Они были просто сбиты с ног верещащим ураганом, что врезался в перекрывшую проход толпу, расшвыривая по сторонам не ожидавших такого напора мужчин и пробегая по спинам самых неповоротливых. Стоны и злобную ругань потоптанных, Эл уже не слышала, несясь дальше по коридору, будто за не гнались все демоны Подмирного пекла или, что ещё хуже, обитатели той самой лаборатории. Незаметно для её сознания пролетело фойе с несколькими перепуганными криком лаборантами, что, сжавшись в кучку, обнимали стеклянный террариум с очередным извивающимся монстром, и крепкая лестница с растрескавшимися ступенями, на которых бесславно остался клок второй или третьей по счёту юбки, что подцепила охранное заклятье. Лишь слегка отпечатались тяжёлые двери во внутренний двор, и то скорее на лбу виде резного завитка одной из тяжёлых створок.

Прохладный, напитанный сыростью и остаточными чарами воздух пахнул в лицо и сразу же поспешил объять беглянку запахами леса, прокисших овощей и мокрой псины. Громадной мокрой псины, как подсказывало Эл переполненное страхом сознание. Девушка даже в первый момент рванулась обратно, настороженно оглядывая внутренний двор, огороженный зелёной изгородью. Почему-то большое количество решетчатых люков в земле ей категорически не нравилось.

— Она на псарне! — донёсся из здания крик какого-то не к месту сообразительного недобитка.

Хрипло ругнувшись, Алеандр подхватила измочаленный подол и бросилась через покрытую брусчаткой площадь к небольшому просвету в высоких кустах, надеясь, что за ними не окажется рва с хищными саламандрами или выгребной ямы для токсичных отходов. Босые пятки неприятно ударялись о грубый камень, в ушах звенело от переизбытка чувств, вожделенное спасение уже маячило на горизонте отзвуками воображаемых фанфар.

— Кха! — только и смогла выдохнуть Эл, когда из под ног неожиданно исчезло обжигающее кожу железо.

Пальцы опытного собирателя вцепились в попавшийся выступ раньше, чем мозг осознал факт падения. Над головой, как крышка на заварочном чайнике, позвякивала, становясь на место круглая, держащаяся на одном винте решётка. Тело отчаянно вжималось в каменную кладку с широкими скобами кованых ступеней и нелепо тряслось в запоздалом осознании случившегося. Очень хотелось ругаться, орать и раскупорить заныканный под кроватью в общежитии бочонок с вишнёвой наливкой. При том наливки, пожалуй, хотелось больше всего: после неё и орать, и ругаться было бы намного приятнее.

— Быстрее! — проорали сверху. — Она кустами ушла! Вы, двое, за ней! Кила, Косой в синий сектор! Ты с братом на перехват! Остальные прочёсывать первые этажи!

«Вот и хорошо, вот и ладненько, — мысленно согласилась с криками преследователей Эл, порадовавшись, что сорванный голос не позволил заорать во время падения. — А я здесь посижу, пока суть да дело. А там, глядишь, и Арн подтянется…»

Сознание возвращалось медленно, толчками, словно следуя за током крови, бьющим по венам затруднённым и каким-то чрезмерно болезненным пульсом. Ощущением холода и сухости отозвалась кожа, тянущей болью гудели так и не отошедшие от скачки мышцы, отзвуками несостоявшейся простуды ныли потревоженные кости, и просто нестерпимо хотелось чесаться. Постепенно набор бессвязных ощущений начинал складываться в полноценную картину окружающего мира, отмечая и слабую закатную освещённость и тяжёлый, давно не знавший проветривания воздух и пыльное, пропахшее навязчивой смесью сладких духов мягкое ложе. Неприятное предчувствие настойчиво не советовало приходить в себя, желая подольше растянуть благостное состояние бессознательного забытья, чему крайне способствовала только начавшая пробираться к нервным окончаниям головная боль.

«Вряд ли меня убили. Однозначно мёртвой я себя не чувствую, хотя полный спектр эмоций переступившего черту сознания ещё до конца не изучен», — глубокомысленно отметила про себя Яританна Чаронит, собираясь поспать ещё полчасика в попытке скрыться от головной боли, начавшей усердно разъедать подкорку пострадавшего при падении черепа.

Громкий стук из-за стены, заставил моментально распахнуть глаза и повыше натянуть на голову край подсвеченного опять загоревшимся ночным зрением одеяла. Танка испуганно сжалась, ожидая неминуемых последствий, но ни рассвирепевшие похитители, ни благородный спаситель врываться в покои несчастной пленницы, выламывая по дороге двери и расшвыривая кирпичи, не спешили. Полежав ещё какое-то время в напряжённом ожидании, духовник окончательно разочаровалась в роде мужском и вылезла из своего укрытия.

Первым, что особенно бросалось в глаза были не яркие лоскуты органзы, ниспадающие вдоль кровати наподобие балдахина и даже не изящная роспись на стенах, имитирующая заросли мутировавшего тростника, а длинный шмат паутины свисающий с позабытого на изголовье кровати женского чулка. Его наличие не только оскорбляло лучшие чувства любящей чистоту и порядок пленницы, но и лишний раз доказало, что комнатой долгое время не пользовались. Вычурная мебель, усыпанная подушками напоминала барханы или наросты на теле наборного паркета, в которых уже невозможно было различить изначальную принадлежность предмета. Банкетки, кресла и приставные столики выглядели одинаково неряшливо в своём изобилии. Уютный небольшой туалетный столик, локтей эдак на пять, что в ширину, что ввысь, радовал глаз пестротой кремов и флаконов, что даже выглядели дороже их с матерью дома. Вокруг высокого, нетронутого какими-либо шторами окна живой стеной или скорее живой изгородью громоздились тяжёлые цветочные вазы, исполненные в какой-то дикой для всего интерьера минималистичной манере, липли к стенам разветвлённые подставки заставленные плоскими горшками, с высокого потолка, подобно пещерным сталактитам свисали целые гроздья кашпо, от чего казалось, будто оконный проём щерится трухлявым ртом на смотрящего. Установленная решетчатая ширма позволяла отдельным экземплярам заплести половину стены и очень эффектно закрыть встроенные двери эдаким живым коридорчиком. На данный момент, впрочем, большая часть из активного озеленения пребывала в жалком, предсмертном состоянии, агонизирую вялыми, закрученными листами и страдающими анорексией стебельками. Лучше всех держались суккуленты, радуя глаз, издевательски яркой зеленью, но их количество в общей массе насаждений было столь незначительным, что траурный налёт нисколько не разбавляли. Единственное, что портило вполне приемлемую картину место пребывания, так это широкое полотно располагающееся по центру торцевой стены, с которого томно взирала распластавшаяся на шёлковом ковре Бесподобная Иринма в весьма не двусмысленной позе. Художник, не щадя кистей своих, польстил Госпоже Травнице с юностью и свежестью черт, от чего лицо пятнадцатилетней девицы смотрелось не слишком правдоподобно на теле прожженной соблазнительницы. Может, кто-то и находил такой контраст привлектельным, Танке же это напомнило о статье про совращение детей в Большом своде наказаний и глумлений. Из одежды на именитой чародейке были лишь корона и княжеская мантия.

«Это же надо, какие амбиции у змеюки были, — подумала духовник, стараясь лишний раз не встречаться глазами с бесстыжей картиной. — Могла хотя бы символы Совета у брата стащить: и натуральнее, и правдоподобнее. У нас же Калина, почитай, лет двадцать с тёпленького места не слазит, и ещё столько же не слезет, пока окончательно сумасшедшим не признают. Зато теперь хотя бы понятна расстановка сил. Меня умыкнули либо пособники этой ведьмы, либо её ярые поклонники, что кардинальным образом ничего не меняет, если судить по той вежливости, с которой меня волокли. И первые, и вторые не против будут поквитаться, и по возможности выпытать способ убийства. Ух, гады, как же голова трещит! Наверное, сотрясение мозга организовали в локальном масштабе. Вот только интересно, как они на меня вышли? По остаточным эманациям отследили или всё-таки поймали Арна и тот растрепал. Так и знала, что «золотым мальчикам» не стоит доверять. Ладно, с местью разберёмся после. Что можем сделать сейчас? Судя по плачевному состоянию резерва… сдохнуть. Вот интересно, они решили, что, выкачав резерв, избавятся от некромантки, или это произошло случайно из-за какого-нибудь сбоя или барьера. Ладно, хотя бы разместили с комфортом, значит, пока пытать не будут, если не считать пыткой созерцание этой крашенной стервы. Хм, а если сотрудничество предложат? Не-е-е, иначе по голове б не били, скорее просто использовать попытаются? И что мне остаётся? Правильно! Лежать и не выпендриваться, пока никто не достаёт».

Будучи глубоко убеждённой, что каждую уважающую себя девушку должны хоть раз в жизни основательно спасти по всем правилам приличия, она ещё немного надеялась на появление на горизонте маломальского героя с базовой комплектацией необходимых атрибутов. Даже морально подготовилась к его появлению, разрешив себе броситься на грудь спасителю и даже его поцеловать, если не будет откровенно старым или противным. Только объект для поцелуев катастрофически задерживался, вынуждая саму деву задумываться над собственным спасением. В этом, кстати, по мысли Яританны, и заключалась основная ошибка всех романтических героев последних лет. Они позволяли себе роскошь не торопиться, давая спасаемой простор для самостоятельных действий. Начинающая же сама себя спасать девица в герое уже особо и не нуждается, принимая его, в лучшем случае, за удобного помощника, или вообще удачно подвернувшегося раба. И чем дальше спасаемые заходят в разработке плана по собственному вызволению, тем ниже котируется гипотетический рыцарь. У тех же дам, у которых планы перешли в стадию воплощения, такой герой, объявившийся в отвоёванной и благоустроенной башне в нечищеных доспехах и тут же начавший нарываться на восторг и благодарность, может вообще схлопотать канделябром по шлему и отправиться в длительный полёт со смотровой площадки. И нечего винить в излишней жестокости и нелогичности! Конечно, каждая дева ожидает своего рыцаря и готовится к его появлению, но только в нужное время и в нужном месте. Не смог спасти вовремя — не обессудь: обиженная трепетная принцесса подчас страшнее дракона.

Яританна Чаронит, являясь глубоко в душе (где-то между расчетливостью и детскими страхами) девушкой мечтательной и романтичной, улеглась поудобнее и намерилась ожидать появления своего спасителя, непременно боевого чародея, с высоким уровнем интеллекта и знанием хороших манер. Потом вспомнила о том, что она теперь некромантка, а к таким благородные рыцари являются совершенно с другими целями, и с тяжёлым вздохом отбросила одеяло.

«Вот твари ж, где до чужого добра жадные», — невольно нахмурилась девушка, обнаружив собственную наготу, не прикрытую, в отличие от портрета даже цепочкой с почётными орденами.

Потерять все вещи столь бездарно было чрезвычайно обидно, не говоря уже о кровью и потом добытых золотых уже давно прижившихся в скромном бюджете чародейки и расписанных на десять лет вперёд. Особенно смутила пропажа связки сувениров, без которой в районе груди становилось как-то совсем неуютно и зябко, и уже прилично измазанной тряпки, некогда пропитанной берёзовым отваром от нагноения. Теперь раненая нога от колена и до самой лодыжки была тщательно, хоть и без особого изящества, перетянута полупрозрачной сеткой, от которой к прикроватной тумбочке шёл вытянутый из жилы желоб. С кончика желоба в полукруглый бутылёк стекала вязкая маслянистая субстанция насыщенного пурпурного цвета и такого же аромата. Во всяком случае, Танке это амбре очень напомнило давленных на солнце улиток. В добрые намеренья и альтруистические порывы похитителей отчего-то совсем не верилось. Из ноги конструкция выходила с противным чпоканьем и настоящим потоком буроватой жижи, который едва удалось остановить подушкой. О стоявшей при этом вони, Танка старалась лишний раз не думать: всё равно обращаться к целителям по вопросу укусов вурдалаков было чревато целым рядом дополнительных проблем и ненужных вопросов.

«Попробуйте теперь из этого вытяжку сделать, ворьё!» — злобно думала Чаронит, мстительно растирая успевшую вытечь субстанцию по прикроватному коврику, в чьём длинном ворсе могли без особого риска храниться пуды пыли, сотни прошлогодних крошек и десятки позабытых тараканов. Для чего подельникам Госпожи Травницы была необходима эта дрянь, девушка не представляла, но избавлялась от вытяжки исключительно из чувства врождённого противоречия.

Пострадавшая наволочка была старательно заправлена под плотную сетку, создав настоящий кнемид на раненой конечности, её товарка была удостоена великой чести стать духовницкими трусами на манер набедренной повязки, а старая, но вполне вменяемая простынь пошла на благородную тогу. Когда начальная экипировка была завершена, а боевая раскраска из грязи, подтёков крови и пурпурной эссенции непреднамеренно размазана по лицу, Чаронит в полной мере ощутила себе готовой к активным действиям. Выглядела она, во всяком случае, как заправский партизан эпохи огнедышащих драконов, потому что из оружия могла порадовать нападавших только самодельной дубинкой из ножки стола или, на крайний случай, выкопать волчью яму посреди комнаты.

«Прекрасно, — недовольно сморщила нос духовник. — Если на меня нападут, исполню ритуальный танец заклинателя дождя и забросаю из укрытия кактусами!»

Фыркнув собственным мыслям, в которых уже вырисовывалась картинка прицельного обстрела всякого входящего из-за самодельной баррикады с воинственными кличами горных орков, Яританна отправилась проверять смежные помещения. Она не слишком надеялась, найти выход (опасно считать своих врагов такими идиотами), но всерьёз рассчитывала на наличие минимальных удобств. Всё же не стали бы похитители принимать её за кошку и предоставлять горшки на выбор. Две двери вполне ожидаемо вели в санитарные комнаты, порадовав отдельным размещением и почти не заляпанным полом, позволяя надеяться на не слишком частое применение этих покоев в разбойнично-удержательных целях. Делить комнату, возможно, последнюю в жизни, с толпой незнакомых убиенцев не слишком прельщало. А вот третья, ведущая, как правило, для подобных апартаментов, в кабинет или смежную спальню оказалась закрыта. Слегка поддалась на движение ручки, но не более того, словно была подпёрта или, что более вероятно, забита с другой стороны. Чётвёртая, самая помпезная и многообещающая, так и вовсе отозвалась слабым, но не располагающим к дальнейшим экспериментам ударом заклятья.

«И что мы имеем? А мы имеем нечто тёмное, глубокое и дурно пахнущее, — резюмировала духовник, заглядывая на всякий случай ещё и в окно, но вид решёток и верхушек сосен особо на подвиги не воодушевлял. — А точнее ситуацию печальную и немного удручающую своей безвыходностью, если только я не вспомню в срочном порядке, как из крема от ожогов, пудры и набора румян сделать взрывающийся порошок или хотя бы яд среднего пошиба»…

Печальный опыт занятий алхимией, коий юная Чаронит имела удовольствие получить в годы ученичества, посещая дополнительные факультативы, не позволял ей проделывать трюки, выходящие за рамки начальной программы, и то исключительно с набором конспектов и ведром противопожарного состава под рукой. Возможно, везения (всё-таки таланта к работе с зельями у маленькой чародейки обнаружить не удалось) ей хватило бы ещё на год-полтора таких же занятий, но здесь Чаронит подвело отсутствие в семье лишних денег на дорогостоящие составы и инструменты. Сейчас же выбор возможных ингредиентов перед девушкой был широк как никогда в жизни.

Раскрыть так и не обнаруженный наставницей талант помешала волна резонанса, непривычно остро царапнув по практически пустому резерву. За ней последовал хлопок, скрежет, удар, звон бьющегося стекла, чей-то вопль и ещё какие-то звуки, которых Яританна уже разобрать не смогла, трясясь от страха под одеялом. Нервы, никогда особо не отличающиеся крепостью, сейчас звенели мелкой трелью, оповещая о приближении истерики. Сквозь стены были слышны крики сбежавшихся на шум похитителей, заставившие перепуганную девицу трусливо замереть. Зачарованная и неподдающаяся двери одновременно распахнулись, впуская в комнату всполошённых мужчин.

— С этой тихо.

— Бледная в отключке.

Рявкнули они одновременно, от чего, вероятно, проснулся бы даже вековой умрун, и с всё той же завидной синхронностью скрылись обратно, наложив на комнату дополнительный слой чар. Признаться, едва дышащая духовник таким поведением своих гипотетических врагов была разочарованна: ни проверить лично, ни наложить чары на пленницу, ни перевести в другую комнату, ни привязать, в конце концов, на время активных восстановительных работ в соседнем помещении.

«Да, измельчали нынче бандиты», — недовольно подумала духовник, когда голоса за стеной стихли, переместившись куда-то по ходу следования творящихся разрушений. Она в стандартные трюки с одеялом не верила ещё с младших лет ученичества, когда под такими вот якобы мирно-спящими фигурами прятались старшегодки любившие измываться над новичками по ночам. Приходивший на крики комендант заставал лишь заплаканного ребёнка и ряды коек с мирно спящими детишками, при этом хозяева кроватей были вынуждены прятаться в шкафах или за тумбочками. Танке, в свое время, стоило немалых усилий прикрепить систему верёвочек для сдёргивания одеял с таких вот притворщиков. Не стоит упоминать о том, что маленькую чародейку не любили ни старшие ученики, ни одногодки, получавшие вместо неё оплеухи от застигнутых на месте преступления «шутников».

Тихонько выползши из-под одеяла, девушка лишь повздыхала над свежезачарованной дверью в смежную комнату, что была так незаслуженно обделена вниманием при предыдущем осмотре и направилась вдоль несостоявшегося озеленения к месту всеобщего созерцания. Там всегда думалось как-то спокойнее, да и небольшое по объёмам помещение после громадной полупустой комнаты казалось надёжнее и безопаснее.

— Хорошо ещё, что его не запечатали, — проворчала себе под нос Яританна, придирчиво осматривая желтоватые полотенца на держателях. — Хотя лучше бы всё-таки сделали. Что-то мне вид этих луж доверия не внушает.

Её тяжёлые душевные терзания, относительно букета сопутствующих неизвестному туалету заболеваний и возможности разрыва мочевого пузыря, были прерваны глухим стуком за стеной, едва не вызвавшим у впечатлительной особы уже разрыва сердца, и звуком активизируемого смывного механизма. Тут же забыв о всех нормах гигиены, так до конца и не вбитых в неё матерью и лекарями, Чаронит жадно прильнула ухом к стене выуживая из-под панелей новые звуки человеческого присутствия.

«Точно! Как я могла забыть! Это же обычная практика в богатеньких домах. Не будут же они терпеть, чтобы по дорогим коврам топтались золотари или дезинсекторы, — от досады на свою непредусмотрительность Танка едва не пнула фаянсовую конструкцию. — Вот только настолько ли они легкомысленны, насколько я оптимистична?»

Во всех старинных домах, что предприимчивые хозяева пожелали обустроить на новый лад, многочисленные потайные ходы, духовые лазы и коридорчики для слуг, активно переделывались под комнаты технического назначения, не уменьшая тем самым полезной площади. В поместье, где отец Алеандр служил управляющим, к примеру, из таких межстенных коридоров обустроили систему водного отопления, установив трубы, ведущие к чану в подвале, что зимой обкладывался нагревательными артефактами. В другом здании, из них собрали многоуровневые хранилища, разгрузив чердачный этаж под полноценную мансарду. Но чаще всего, в них размещали уборные комнаты и небольшие углубления для узких помывочных кабинок. Для простоты обслуживания и дополнительной эстетизации процесса (богатенькие нувориши даже испражняться без должного шика не могут) выбирались места сочленения различных ходов, образуя своеобразную гроздь отдельных помещений, связанных подвижными перегородками. Знающему человеку пройти из общего туалета, для гостей и прислуги в личные кабинки труда не составляло, если, конечно, хозяева не устанавливали чары или засовы. Обыскав взглядом всю площадь стен и не найдя ни одного намёка на присутствие запирающих элементов, Чаронит серьёзно приуныла: либо это здание было уникальным и такие грозди в них отсутствовали, либо её похитители не отличались профессионализмом. Последнее, кстати, огорчало больше всего, поскольку совершенно дискредитировало чародейку в собственных глазах. Быть похищенной шайкой извращенцев-идиотов было просто обидно. Ещё обиднее стало, когда отпирающая ручка нашлась в стандартном месте и не потребовала ни пароля, ни специальных комбинаций.

«Нет, ну они просто издеваются! — едва не взвыла в голос оскорблённая в лучших чувствах девица. — Да я конспекты от одногруппников лучше прячу, чем они похищенного человека. Где это видано, чтобы оставлять пленника одного, без следилок и привязок в неизолированном помещении, наполненном легко бьющимися и потенциально ядовитыми предметами. Этот мир нелеп в своём корне…»

Продолжая мысленно негодовать на непрофессионализм окружающих, Яританна немного отодвинула панель, стараясь не производить лишнего шума, и без особого энтузиазма осмотрела узкую общественную кабинку соответствующего уровня загаженности. Становиться на желтушную плитку в подтёках и разводах у чародейки нога просто не поднималась. Выбраться из заточения, конечно, хотелось, но рисковать ползать по туалетам в такой экзотичной экипировке, по здравому размышлению, всё же не стоило. Кинув на бортик унитаза реквизированные полотенца, Чаронит взгромоздилась на единственном чистом участке пространства, судорожно прикидывая, сможет ли она выбраться по верхам, или придётся рисковать заразиться и топать босиком. Тем временем в одной из соседних кабинок спустили воду и неторопливо вышли, позвякивая застёжками на брюках.

— Группу Битого на это дело бросили? — спросил мужчина под шум звякающего рукомойника.

— Ага, — отозвался второй, стоящий под самой дверью в девичье укрытие и, очевидно, недавно его покинувший (Танка очень надеялась, что именно покинувший, а не готовый войти), — пусть поносятся, раз от построения отвертелись. И какого… этот посланник Cefa так въелся? Понимаю, его ставленницу прикокнул некромант, но парни-то здесь при чём? Устроил зверства, будто война приближается…

— Так, говорят, два дня назад под Селецей склад грабанули, где часть общака держали, даже протекция градоправителя не спасла, — предположил первый. — Часть вместе с девкой приволокли, другая куда-то на сторону ушла. Вроде наши опять кого-то проворонили.

— Да я бы за такое, на дыбу пустил или заговорённые камни проверять бросил, не то что оборонку выставлять, — не скрывая злорадства зашипел второй и вышел, громко хлопнув дверью.

За ним последовал и другой мужчина, а Яританна Чаронит так и осталась сидеть на бортике унитаза, судорожно соображая, что же теперь делать, ввиду открывшихся перспектив. Если предполагаемого убийцу бывшей предводительницы могли просто убить или принудить к рабству, то разграбившего бандитские заначки человека непременно ждали многочисленные и изощрённый пытки, пока перед палачами не оказалась бы подробнейшая карта места хранения остатков денег с детальным указанием каждой тропинки и перечнем белок. От одной мысли о пыточных приспособлениях у духовника затряслись коленки, а уж когда в памяти всплыли воспоминания с практикума в заброшенной тюрьме, где духи радостно демонстрировали собственную смерть от мук, и вовсе захотелось выброситься из окна.

Погружённая в видения собственной смерти, чародейка упустила момент, когда входная дверь вновь хлопнула, и поэтому сейчас с ужасом смотрела, как ошарашено округляются глаза мужика, появившегося в проёме кабинки с ведром и набором щёток. Сидящая на краю унитаза в позе гордой неясыти, взлохмаченная полуголая девица с испуганно вытаращенными глазами оказалась излишне шокирующим зрелищем для просторов общественного туалета. Яританна нервно хихикнула и приветственно помахала ручкой от раздвигающейся панели — у мужчины нервно задёргалась щека.

— Ты что здесь делаешь!?! — рявкнул уборщик.

— П-писаю… — отчаянно заикаясь, проблеяла застигнутая врасплох девушка, понимая, что ещё чуть-чуть и слова станут суровой реальностью.

— Ага, — согласно кивнул мужчина и, отбросив в сторону ведро, потянулся к нежданной добыче.

Грязная, побитая жизнью жестянка с невообразимым дребезгом врезалась в стену и, отскочив, покатилась по полу, издавая душераздирающий лязг. Проводив растерянным взглядом отвергнутый инструмент санитарной деятельности, Чаронит осторожно перевела глаза на его недавнего хозяина, а затем и на руку, что сжимала узел её самодельного одеяния и настойчиво так пыталась стянуть с островка чистоты. Привычный ступор, неизменно нападавший на блондинку в любой неожиданной ситуации, грозил затянуться надолго, если бы у мужчины от нелепости затянувшейся игры в гляделки не сдали нервы и он не попытался ухватиться за беглянку второй рукой. Прикосновение к обнажённой коже прохладной влажной плёнки специальной перчатки, заставило ошарашенную девушку опомниться. От отчаянного рывка чародейки тонкое полотенце скользнуло вдоль борта унитаза, и девушка, словно подрубленный дуб начала заваливаться назад, с замиранием сердца ожидая столкновения с перегородкой своего и разбитого затылка. Столкновения не произошло исключительно благодаря упорству и силе хватки неизвестного, что упирался плечом в дверной проём, кряхтел, краснел лицом, но руки с узла не разжимал. Казалось, не старого ещё человека вот-вот хватит удар.

«Вот. А потом на надгробье напишут: «Он погиб благородной смертью, пытаясь спасти заложницу от падения в туалете».

Отблеск маниакального упорства на его слегка перекошенном лице Танке совершенно не понравился. Интуиция вопила, что, в случае удачной поимки, её так просто в почти комфортабельную комнату могут и не вернуть, а завязывать более близкое знакомство с пыточных дел мастерами категорически не хотелось. Закусив губу, чтобы наверняка не вызвать своим криком подмогу нападавшему, она что было сил замолотила ногами, пытаясь оттолкнуть уборщика. Места для размаха не хватало, коленки всё чаще бились о подбородок самой пинающейся, пятки то и дело норовили соскользнуть в заполненную ржавым раствором чашу, а несчастный унитаз уже вовсю раскачивался во все стороны, едва не вылетая из креплений.

— Ах, ты-ж, падла! — злобно матерился мужчина, пытаясь ухватиться за беспрестанно пинающиеся ножки или край хламиды, но стоило хоть немного отступить от опоры, как вместе с пленницей начинал заваливаться. — Я те покажу…., ты у меня… побрыкаешься!

От подобных обещаний девушка начала отбиваться только сильнее, подключив к процессу уже и руки, которыми ранее пыталась держаться за стены. Композиция из двух «бойцов» и унитаза зашаталась активнее, грозя вот-вот провалиться на нижний этаж.

— Быстро сюда… твою! Я…

— Тресь… — неожиданно раздалось над самым ухом, так тихо, что Яританна едва услышала этот звук за своим надсадным дыханием.

Девушка что было сил оттолкнулась ногами от неприятеля и попыталась направить плечи в оставленную ранее щель, когда лёгкая простынь, не выдержав напора страстей, с треском порвалась под грубыми пальцами. Отлетая назад, Чаронит даже не вскрикнула, только попыталась закрыть руками голову и сгруппироваться, как учили на занятиях боевой подготовки, раз уж из всех навыков рукопашного боя ей удавалось вдоволь попрактиковаться только в падениях. Дважды кувыркнувшись через голову и ловко обогнув коварный поворот у выхода из уборной (в кувырках духовник была такой же меткой, как и в бросках камнями), девушка проехалась обёрнутыми в наволочку ягодицами по паркету и со всего маху вписалась в живую изгородь. Не рассчитанный на такие нагрузки ажурный каркас с противным скрипом зашатался и, царапнув на прощанье витыми прутьями по голым лопаткам, начал заваливаться назад, опрокидывая один за другим цветочные горшки.

«О! Такими темпами мы как костяшки в домино весь этаж развалить можем!» — только и успела подумать Танка, как из лаза показался уборщик, злой, как гончая из Подмирного пекла; волочащаяся за ним простынь лишь придавала фигуре обшей трагичности и антуража.

Ловкостью молодого подмастерья он не обладал и потому красовался большой наливающейся на лбу шишкой от неподдающейся перегородки и несколькими свежими синяками. С неожиданной для самой себя прытью Яританна вскочила на ноги и в два прыжка оказалась по другую сторону слегка покачивающейся пергалы, лишь шипя на боль в исцарапанных о крючки и завитушки ступнях. Подхватив с пола за неимением другого оружия горшок с полудохлым лопухом, она, не глядя, запустила им в преследователя и сразу же потянулась за следующим, нисколько не обольщаясь на счёт своей меткости и везучести. Швырять через плечо тяжёлые, полные землёй горшки было трудно, и часть из них просто не долетала, оседая на протестующее дребезжащей решетке. Три сломленных жестоким невниманием цветка, если судить по звуку, уже повстречались со стеной, благополучно миновав выбранную цель. Девушку, правда, тоже никто хватать не спешил, поэтому лёгкая надежда оставалась, и Танка уже начала подбираться к коллекции выживших кактусов.

Если бы пребывающая в отчаянье чародейка нашла в своём потоке паники минутку, чтобы обернуться, то наверняка прекратила бы метания. Молодой, но обделённый мужской харизмой и женским вниманием, мужчина и сам пока не мог двинуться с места. С удивлением, растерянностью и невольной зачарованностью он смотрел на скачущую перед окном хорошенькую блондинку, чья ладная фигурка с завидными достоинствами, была прикрыта лишь куском грязной потрёпанной ткани. Вероятно, Чаронит, долгое время пребывавшая в состоянии нескладного подростка, ещё просто не успела уяснить, что большинство мужчин не так уж сложно зачаровать, даже с опустошённым резервом, и потому продолжала отчаянно швырять снаряды, низко нагибаясь за новыми жертвами и всерьёз раздумывая над возможной ядовитостью некоторых кремов. Гнев и ярость ещё недавно, руководившие мужчиной слегка улеглись. Теперь он стоял, расслабленно скрестив руки на слегка рыхлом животе, и с толикой снисходительности следил за бессмысленными потугами обнажённой красавицы, что в обед приволокли из «стойбища». Никаких опасений за свою сохранность он не испытывал и искренне считал действия девицы смешными, особенно после пролома стены в соседней комнате. Зря. Очередной фикус, пущенный дрожащей от усталости женской ручкой, полетел мимо по какой-то изогнутой траектории, явно намереваясь снести чудом уцелевший унитаз. А вот его содержимое, без полива представляющее собой крепко сбитый ком из земли и крупных одеревенелых корней, оказалось не в пример эффективнее, врезавшись в левый глаз и буквально опрокинув насмешника навзничь, безжалостно обрушивая на каменный порожек.

Услышав за спиной вместо привычного треска ломающихся черепков глухой удар, как от падения чего-то большого, Чаронит настороженно оглянулась, не выпуская из рук кадку с физалисом. Она была готова увидеть всё: от толпы приспешников Иринмы, до трёхголового питона с человеческими лицами, но вид поверженного противника её порядком удивил. Подобрав с пола длинную витиеватую подпорку для орхидей, Танка прокралась к распростёртому на полу телу и боязливо потыкала сперва в задранное колено, потом в съехавший на бок живот, а потом уж, осмелев, и в едва виднеющееся из-под корней лицо.

— Это я попала или его от смеха контузило? — задумчиво пробормотала чародейка ставя под ноги счастливый горшок, но благоразумно не отодвигая его слишком далеко. — Как непредусмотрительно с их стороны!

Красивое, хотя и весьма пострадавшее во время приключений личико девушки озарила широкая, поистине демоническая улыбка, выглядевшая особенно внушительно из-за удлинённых клыков. В светлой головке молодой чародейки уже сложился план, безусловно, абсурдный в своём корне и, конечно же, опасный для жизни, но совершенно восхитительный!

Тонкий, ярко-красный болтун последнего образца, совершенно не сочетавшийся с неказистой формой уборщика, гордо болтался на крупной шейной цепи, ненавязчиво демонстрируя всем желающим крутость своего владельца. Для усиления ненавязчивости блокировка с него была снята, от чего артефакт слегка попискивал и выдавал порции переливчатых искр. Яританна лишь презрительно хмыкнула от такой трепетной верности модным поветриям и, притворив для надёжности потайной ход, набрала знакомый позывной, что вдалбливался с детства всем жителям княжества. Благо со времён отсоединения от Царства он так и не поменялся, хотя Царь умудрился сменить свои дважды.

— Слушаю, — ленивым слегка недовольным тоном протянул усталый женский голос, и можно было явственно представить, как его владелица оставляет в сторону кружку с недопитым чаем.

— В-вы? Эт-то же правда в-вы? — приглушённым, полным дрожи и паники, голосом залепетала Танка, для большей натуральности прижимая к ране на ноге осколок горшка.

— Нет, княжна Марсия! — раздражённо рявкнула диспетчер, но тут же вспомнила положение устава, слухи о возможных проверках и общую предвзятость к женскому полу среди коллег и поспешила куда вежливее продолжить. — Васюковское отделение княжеской стражи, чем могу помочь?

— О! Х-хвала Триликому! Я — Манира Цвелош, младший секретарь госпожи Ирмиты! Пожалуйста, помогите! Т-тут твориться что-то ужасное! Эти люди, они… они просто варвары! У них оружие, какие-то артефакты в коробках! Они схватили госпожу и заперли! Я-я сейчас в кладовке, но они и меня найдут! Пожалуйста, помогите! — Танка говорила быстро, проглатывая согласные и едва не переходя в плач, чтобы звучать наиболее правдоподобно, да что там, даже она могла поверить в такой лепет, не говоря уже о менее привычных людях.

— Женщина, успокойтесь, — голос был по-прежнему лениво-презрительный, но уже с толикой опаски. — Что конкретно произошло? Где Вы находитесь?

— В чулане! — истерично вскрикнула чародейка, с трудом подавив совершенно неуместный приступ хохота. — Мы ехали на в-встречу и вдруг они! Там ч-что-то грузили, а когда заметили нас, то как-то остановили ступу и… Это было так страшно! Они кричали и даже ударили госпожу, а Вы же знаете, что она лучшая подруга жены первого министра и трижды обедала с самим князем! А потом… потом они сказали, что она им ещё понадобится-а-а. Для чего им может понадобиться госпожа, когда ей пятьдесят, а у них столько артефа-а-актов!?! Что с нами бу-у-удет!?!

— Прекратите выть! — не выдержала диспетчер, чей артефакт наверняка раскалился от полных страха стенаний. — Сколько разбойников? Сколько оружия? Ваши координаты?

— Я… я боюсь! Их… десять! Нет, двадцать! Я-я не видела точно. Тут какой-то особняк старый, не знаю сколько их тут… Погодите. Кажется, меня ищут. Триликий, спаси и убереги! Д-давайте, я здесь б-болтуна где-нибудь спрячу включённым, п-пока они не пришли…

— Женщина! Погодите, женщина! — ещё что-то говорила диспетчер, пытаясь настроить отслеживающую функцию и покрикивая на кого-то из помощников, пока Яританна Чаронит укладывала на подоконник дрожащий камень и прикрывала его черепками, чтобы чуть уменьшить помехи.

Лицо её было довольным до нельзя.

Раздевать крупное тело, находящееся в бессознательном состоянии, удовольствием было весьма условным, хотя и вполне привычным после курса общей некротической анатомии, где наставник, самых шовинистических взглядов, разрешал девочкам-духовникам только подготавливать трупы к практикуму, чему лично Танка была только рада. Крепкие льняные штаны непонятного буро-зелёного цвета были непомерно велики даже не выдающемуся стройностью мужчине и крепились к такой же безобразной куртке системой тесёмок и шнурков, позволявших подгонять униформу под любого работника. Одевать их на голое тело, пусть даже и заново обмотанное порванной простынёй, девушке было отвратительно, особенно при мысли, о давности последней стирки и происхождении некоторых особенно подозрительных разводов. Ещё противнее было брать в руки потрёпанную порванную в двух местах кепку с затёртой эмблемой какого-то клуба любителей болотных черепах. Утешив себя тем, что избавиться от вшей при нынешнем уровне развития целительства не так уж и сложно, Танка убрала под неё волосы, приладив на голове таким образом, чтобы растрескавшийся козырёк прикрывал глаза. С ногами ей повезло в меньшей степени: грибки и всяческие гниения лечились значительно дольше и дороже. А то, что они непременно появятся, стало очевидным, стоило только стянуть с ног уборщика растоптанные тканевые мокасины самого завалящего вида и вдохнуть ядрёный аромат не мытых с зимней Средницы носков. От крепкого амбре начинали слезиться глаза, как от мертвяцкого зелья, но его обладатель даже не пошевелился. Внутри «говнодавы», как их поспешила окрестить чародейка, были влажными и ещё более изодранными, чем снаружи, только выбора особого не было. Ей и без того повезло найти подходящую маскировку, вместо того, чтобы бегать по вражескому логову в костюме дикого гоблина. Чрезвычайным везением было ещё и то, что под нестриженной лохматой головой мужика не оказалось лужи крови с неминуемыми последствиями для Яританны в виде обморока. Точнее кровь была и в большом количестве, но так и не прорвала кожу, образовав большой синюшный нарыв на затылке величиной с небольшую картофелину. Его вид, конечно, заставил девушку поморщиться, но особой дурноты не вызвал.

Не прошло и получаса, как из общего туалета, слегка прихрамывая и подволакивая ноги, вышел невысокий полноватый уборщик с погнутым жестяным ведром, полным сухой земли и ломаных камней. Его плечи слегка подёргивались, а голова была низко опущена, отчего из-за форменной кепки и воротника униформы практически не видно было лица. Он спокойно шёл вдоль коридора, бурча себе под нос мотив какой-то старой армейской песни.

— Эй, Лексий, как сегодня наряд отбывается? — глумливо заржал проходящий мимо мужчина в серой спецформе. — Заставили срач в триста первой разгребать?

Уборщик в ответ проворчал что-то невнятное, предположительно, матерного характера и лишь тяжело вздохнул.

— А то! — не унимался знакомец, больше занятый собственным ехидством. — Думал, нахаляву денёк отбыть, пока остальные жопу рвут на оборонке!

— Вали давай! — прикрикнул на него другой, вышедший из-за поворота боец, щедро сгрузив половину собственной ноши, представленной длинными полыми трубками с россыпью заклинательных рун.

Бойцы двинулись прочь по коридору, продолжая беззлобно переругиваться и тихо поносить начальство, а уборщик пошёл дальше, всё так же прихрамывая и подволакивая ногу, только сутулиться стал чуточку сильнее. Никто из пробегавших по коридору, устанавливающих оборудование и расчищавших подходы так и не обратил внимания на то, что потрёпанный уборщик странно несет своё ведро, погрузив два пальца в вывернутую землю. А меж тем невидимые глазу голубые и чёрные искры поднимались под бледной кожей к запястью.

В большом камине трещит огонь, радостно подбрасывая вверх искры, что благодаря заклятью превращаются в бабочек и разлетаются по полутёмной гостиной. За ними с заливистым смехом бегают двое малышей, пытаясь развеять прежде, чем на трепещущих огненных крылышках схлопнется большая пасть резвящегося с ними волкособа. Когда этого не удаётся годовалый щенок недовольно морщится и, поскуливая, трясёт огромной косматой головой, чтобы сразу же броситься в погоню за следующей искоркой-бабочкой. Помимо огня и редких вспышек от удачных заклятий обитую деревом комнату освещает лишь, заключённый в банку светляк, висящий на спинке одного из кресел. Перед ним сидит женщина, увлечённо читая какой-то потрёпанный фолиант. Изредка она прикрывает рот ладонью, чтобы хихиканьем не отрывать его от важных дел и даже не представляет, что для него нет дел важнее, чем просто сидеть перед огнём всей семьёй и наслаждаться наблюдением за ней и их детьми. На коленях у него лежит схема очередного заклятья, но этот особый уют совершенно не располагает к работе.

— Можно я тебе помогу? — на него снизу вверх смотрит любопытная мордашка старшего из детей, чьи русые волосы в отблесках пламени, кажутся насыщенно рыжими. Он лежит на ковре прямо возле камина и в который раз пытается вчитаться в выданную отцом книгу заклятий, не отвлекаясь на трюки разыгравшегося пса и попискивание младших.

— Обязательно, — он улыбается и гладит сына по непослушным вихрам, — как только выучишь заклятье левитации, так сразу и приступим с тобой к схемам.

Мальчишка недовольно сопит и обиженно утыкается в книгу.

— Может, стоит его в следующем году отдать в Академию? — спрашивает женщина, оторвавшись от своего чтива.

Он не видит её лица, но полностью уверен, что прекраснее и роднее её не было и нет в его жизни.

— Ма-а-а, я уже умею больше, чем их третьекурсники! — недовольно ворчит малыш, радуясь тому, что можно так удачно позабыть о выданном задании. — Даже Ворожей умеет больше, чем они!

Заслышав своё имя один из малышей, играющих с собакой, неловко оборачивается и зачарованная им бабочка врезается в висящий над дверным проёмом щит, расплываясь по нему отвратительной кляксой.

— Ладно-ладно, — смеётся женщина, откладывая в сторону книгу и прижимая к себе расстроенного младшего сынишку. — Пойду распоряжусь подавать ужин.

В самом дверном проёме она оборачивается так, что идущий из коридора свет вырывает из полумрака её черты. Ещё чуть-чуть и можно будет рассмотреть…

— Sinjoro secrettio!

От неожиданности мужчина подпрыгнул на месте и едва не оказался на полу из-за чрезмерно пружинистого матраса. За последнюю неделю он настолько отвык от комфортабельных постелей, что сам до конца не верил в то, что добрался до одной из них. Ещё больше он отвык от снов. Долгие годы, ночь за ночью, видя перед собой лишь темноту да обрывки написанных ранее формул, он просто закрывал глаза, и теперь, вися на краю выделенной кровати, пытался рассеянно сообразить, что же это было. Уют и тепло полутёмной гостиной с пылающим камином не хотелось отпускать, хотелось снова погрузиться в это волшебное забытьё к детскому смеху, аромату смолы и нежному голосу.

— Sinjoro secrettio!

В дверь забарабанили с большей настойчивостью, будто пытались продолбить тараном, но места на разбег категорически не хватало. Ещё чуть-чуть, казалось, и полотно треснет под напором страждущих секретарского тела. Мужчина недовольно слез с кровати, едва выпутав из сбившегося одеяла застрявшую ногу, и без особого энтузиазма поплёлся к дверям. Сейчас он на какое-то мгновенье пожалел, что предпочёл легенду не-чародея и не может себе позволить просто взмахом руки вышибить к чирьям собачьим эту дверь вместе с вопящими.

— Sinjoro secretti…o? — от удивления и испуга голос давешнего парламентёра едва не сорвался на крик, мужчина бы даже отскочил в сторону, будь в узком проходе, набитом людьми чуть больше места.

Неизвестно, что они ожидали увидеть, вламываясь в спальню отдыхающего после трудного дня посланника Cefa, может затянутого в строгий костюм невозмутимого ледяного истукана, коим всегда и представлялся пугающий секретарь. Вид же одетого в одни пижамные штаны ядрёного салатового цвета, конфискованные у бывшего владельца комнаты, лохматого спросонья и откровенно недовольного, если не сказать разъярённого, посланника вселил в сердца страждущих невольный трепет. Следы ль от шрамов, покрывающие корпус, свежие гематомы или, быть может, покрасневшие белки глаз, заставили обитателей штаба номер шесть замереть на месте, словно крысы перед гадюкой.

— Tia bruo esty tra кiu preteksto? — в свойственной ему манере уточнил секретарь и этот бесстрастный тон показался присутствующим каким-то особенно зловещим, на фоне общей помятости иностранного господина.

— Э-э-э, — замялся недавний парламентёр, мигом забыв о своём превосходном владении магнаром.

— Unus da ciu forkuri! — рявкнул какой-то доброхот из задних рядов и тут же поспешил ретироваться за спины коллег.

— N-ni sendi qu Lei anif, sed… — отмер от ступора переводчик.

— Kiamaniere forkuri? — не срезу вник в суть сказанного мужчина, стряхивая с себя остатки сонной неги.

— Стену проломила и сбежала, — пожал мощными плечами начальник зверинца, словно удивляясь самой постановке вопроса. — Ребята её сейчас по лаборатории ловят. Ловкая, дрянь. Сразу видно профессионал. Хотя и не понятно, где подготовку проходила. Наши боевики так не работают.

— Li parolt, ke э-э-э binoy bedoroomef detrui muro kaj tuj eonibiti en regiono laemorty, sed Ni…

Поднятием ладони светловолосый мужчина остановил зарождающийся поток красноречивых излияний и с нажимом провёл по лицу перевязанной рукой, будто желая избавиться от навязчивого бреда.

— Ligilo esty dа ekstera mondo de Via laemorty? — терпеливо уточнил секретарь, хотя левый глаз его и слегка дрогнул.

— I-fo! H nia laemorty willoyhicio vorts ligil-liokkor no keihividero… — горделиво выскочил вперёд худощавый пожилой мужчина, этой самой лабораторией, видимо, и заведующий, но неожиданно осёкся, только теперь в полной мере осознав фатальность происходящего.

Господин секретарь подобрал с пола отброшенную за ненадобностью рубашку, с самым невозмутимым видом надел её, заправив удлинённые полы в пижамные штаны, и вставил босые ноги в меховые домашние тапки. Выражение его бледного невзрачного лица при этом было настолько убийственно холоднокровным, что даже самый отъявленный шутник не рискнул бы посмеяться над его внешним видом.

— Fifkzilul Li Me. Ogushibaf kaj geregawaf, neces informo. Dereczakul grupo amhoter konsitirigi truo. Bexdoruchuevul civitato: Mio tie-сi mancelixi tisiqaf, — мужчина вышел из спальни плотно притворив за собой двери и позволил себе немного улыбнуться. — Mi Med gormole gtono uoyk.