Фиаско

14

Я бегу по длинному узкому переулку. Кругом темно и тихо, видны только блеск стали и угрожающее движение преследователя. Я бегу, не останавливаясь, углубляясь в кромешную тьму. Высоченные стены внезапно сливаются в одну башню. Выхода нет. Я в ловушке. Заворачиваю за угол, преследователь рядом, заряжает пистолет и направляет его прямо мне в грудь. Нажимает на курок со зловещей мстительной ухмылкой. Оглушительный выстрел! Ослепительное сине-оранжевое пламя! Мелькает чье-то лицо. На голове сбита набок форменная фуражка.

«Подонок! – кричит Рафик. – Сраный подонок! Ты же обещал, что не дашь мне умереть!»

Жгучая боль раздирает все тело. Спотыкаясь, я ковыляю в темноте. Дверь! Да, передо мной дверь! Я неистово грохочу кулаками – она даже не шевелится. Я уже одной ногой к могиле. Руки изнемогают, но я продолжаю молотить в дверь.

Еще один выстрел!

Стуки усиливаются.

Я дико завопил. Тело у меня мокрое от пота, язык одеревенел. Голову будто медленно зажимают в тисках.

Широко раскрыв глаза, я уставился в свою дверь. Там кто-то стучится. Еле живой сползаю с постели, поддав ногой пустую водочную бутылку, и она волчком покатилась мимо двери. Я уже преодолел полпути, но услышал, что замок открывают ключом.

Вера. Увидев меня, она в ужасе отпрянула назад. Затем ее глаза засверкали от гнева.

– Кто это у тебя там, черт побери? – строго спросила она, закрывая за собой дверь.

– Кто есть ху? – невинным голосом переспросил я, чувствуя, что голова просто раскалывается.

– Там вон! – рявкнула Вера, ткнув пальцем на альков с кроватью.

Я покосился на кровать в нише, пытаясь сообразить, что же там может быть. Батюшки светы! На сбитых простынях лежала какая-то баба. Да еще голая! Ноги по-пьяному бесстыже раскинуты, груди по-наглому торчат, одна рука свесилась с края кровати, другая закинута за голову.

– Не знаю кто, – не прокашлявшись, проскрипел я, содрогаясь при виде разбросанной вокруг одежды и еще одной пустой бутылки водки. – Вчера вечером… да, да… эта была женщина… она, она это… шла за мной. Я подумал, что она… того, следит. Но она не того, она…

– Так ты, выходит, подцепил ее прямо на улице?

– Ага. Постой, постой. Нет. Не помню. – Заикаясь, я подошел поближе к нише, чтобы лучше видеть. Вроде что-то знакомое, точно, что-то чертовски знакомое, вот только не припомню. Черт возьми, как же ее звать-то?

А-а! Вспомнил! Да это же Людмила Т. Она пошевелилась, подняла руку – к ее локтю прилипла этикетка от лимонной водки – и со стоном рухнула с кровати.

– Да нет, Вера, она вовсе не с улицы, – сказал я, думая, что этим смягчу ее гнев. – Она из общества бросающих пить москвичей. Да, да. Она точно оттуда.

– Ты же пошел туда, чтоб излечиться от пьянства! – завизжала Вера, дергая занавес, чтобы закрыть нишу. – А вовсе не для того, чтобы таскать оттуда всяких проституток.

– Вот как? Да уж не тех, кто живет в роскошных дачах?

– Что ты там бормочешь, идиот чертов?

– Да ладно тебе, Вер. Сам вас видел. Он что, наконец-то стал начальником? Так, что ли?

– Начальником? Кто? Ты имеешь в виду Шевченко?

Вера уже приготовилась к водопаду возмущенных восклицаний, как вдруг кто-то постучал в дверь. Несколько негромких, но четких и настойчивых стуков.

Вера резко распахнула дверь – в коридоре стояла привлекательная женщина в расклешенном книзу пальто. Глаза у Веры сузились и загорелись от гнева «Еще одна баба!» – так и читалось в них.

– Ну все, Николай! Все кончено! – громко сказала она и, выхватив из-под руки скатанную в трубку газету, зло швырнула ее в мою сторону.

Газета просвистела мимо моего уха и шлепнулась о стену повыше кухонного шкафчика. Развернувшись кругом, Вера выскочила из комнаты, бросив напоследок незнакомке, остолбеневшей в дверях:

– Теперь твоя очередь, дорогуша!

– Вера, Верочка! Подожди! – закричал я, ковыляя вслед за ней в коридор, и тут только до меня дошло, что я же совершенно голый. Резко ударив по тормозам, задним ходом я попятился в комнату, стыдливо прикрывая ладонями свои мужские прелести.

Женщина одарила меня насмешливой улыбкой. Она была высокой и приятной на вид дамой, с крупными чертами лица – цимес, как бывало говорил мой отец. Мне показалось, что где-то я ее уже видел.

– Николай, если не ошибаюсь? – неуверенно спросила она, вздрогнув: дверь в подъезде громыхнула так, что стекла задрожали. – Николай Катков, верно?

Оцепенев от смущения, я молча кивнул, тщетно припоминая, кто же она, и быстро проскочил в комнату.

Пока искал там штаны, она тактично молчала, а потом представилась, и я услышал сильный акцент:

– Габриэль Скотто, я специальный агент из министерства финансов Соединенных Штатов. – Она показала жетон агента.

– Какое совпадение! Только избавился от агента КГБ, как тут же американцы с жетонами стучатся в дверь.

– Думаю, они не стучат.

– Они и разрешения войти не спрашивают.

– Не можем ли мы поговорить несколько минут?

– Если это нужно, пожалуйста, – ответил я по-английски. – Но нам, пожалуй, лучше коверкать ваш язык, чем мой.

– Пожалуй, так лучше, – согласилась она, а я вспомнил, что такой же говор был у одной туристки из Куинза, что в Нью-Йорке. – Наше бюро заинтересовалось вашим очерком. Там считают, что тема, о которой вы пишете, может быть связана с одной интересующей их проблемой.

– В самом деле? – искренне заинтересовался я, не представляя, что может быть общего у министерства финансов США с делягами с черного рынка орденов и медалей. – И ради этого вы примчались из Вашингтона?

– Конечно же, нет. Меня пригласили сюда провести семинар, ну а сослуживцы добавили свою просьбу.

– А-а, семинар в Главном управлении милиции, – перебил я, вспомнив наконец, кто она. – Специалист по обмену информацией.

– Да, это я.

– А я-то ломал голову, где видел вас прежде. Между прочим, вы понапрасну тратите время. Единственное, что российский мент ценит больше своего пистолета, – это свою осведомленность. Обмен информацией – да он и слова такого не знает.

– Спасибо за предупреждение, – поблагодарила она и смущенно улыбнулась. – Извините, а раньше мы нигде не встречались?

– Приходилось сталкиваться.

Нахмурив брови, она попыталась припомнить.

– Развенчание мифа о могуществе прессы… – напомнил я.

– …и других ложных представлений, – закончила она, бросив на меня сердитый взгляд. – Так вы, стало быть, тот самый журналист, который привык к беспорядку.

– Привык всегда добиваться правды.

– Тогда извините. Не признала вас без нагрудничка.

– С радостью одолжу его вам.

– Зачем же?

– Мне показалось, вы собираетесь съесть свои слова.

– Послушайте, господин Катков, я с трудом доволокла сюда свою задницу, а…

– А я разглядел у вас кое-что получше, агент Скот-то. Уж поверьте мне.

– Ну ладно, ладно, хватит, – раздраженно проговорила она. – Мы будем еще битый час препираться друг с другом или займемся делом? Что скажете на это?

Я и рта не успел открыть, как послышался стон – он доносился из ниши, закрытой занавеской.

Глаза агента Скотто широко распахнулись от удивления и с любопытством уставились на занавеску.

– Кто у вас там?

Я сконфуженно пожал плечами.

– Толком даже сказать не могу, мы знакомы всего ничего.

– Кажется, я начинаю кое-что понимать. Та, которая ушла, была ваша подружка?

– Была, да сплыла, – мрачно ответил я.

– Я уже наелась подобными развлечениями, – доверительно призналась она с некоторой долей сочувствия, – когда трахаются сразу втроем, да еще в разных вариантах: и вдвоем с напарницей, и в одиночку с двумя партнерами.

Мне подумалось, что у специального агента Скотто разыгралось сильное вожделение, и она не прочь порезвиться; от этого она стала мне ближе, но Людмила Т. снова застонала.

– Давайте будем оскорблять друг друга где-нибудь в другом месте, – предложила Скотто. – Но вот беда – где? Из-за нынешних холодов места, где я проживаю в Америке, стали похожи на загородное имение.

– А где вы выросли? В Куинзе?

– В Бенсонхерсте. Это в Бруклине. А вы говорите так, будто долго жили в Лондоне.

– По правде говоря, я из России никуда не выезжал. Но когда я был маленький, родители наняли для меня учителя. Помнится, он был родом из Довера. Не все же проживающие у нас англичане шпионы, вы лучше меня это знаете. А вы любите имения?

– Да не особенно.

– Сейчас узреете одно такое. Подождите несколько минут.

Я проскользнул за занавеску, Людмила даже не шелохнулась. Я набросил на нее одеяло, затем быстренько ополоснулся холодной водой и стал одеваться. Когда я надевал ботинки, сидя на краю кровати, она слегка пошевелилась.

– Привет, – шепнула она, еще не раскрывая глаз.

– Привет. Ну как ты?

Она слегка улыбнулась и качнула головой.

– Я ненадолго отлучусь. Хозяйничай сама. В шкафчике есть немного кофе.

– Кофе? – переспросила она, светлея лицом.

– Свари на двоих.

Чмокнув ее в щеку, я вышел из-за занавески и принялся искать куртку. Агент Скотто увидела ее на полу за креслом и кинула мне.

– А вы не шлифуете свой язык? – поинтересовалась она, когда мы покидали квартиру.

– Хотел заняться. Да каждый раз, когда появлялись деньги, тратил их на кофе и сигареты.

– И еще кое на что, – уточнила Скотто, перешагивая через пустые водочные бутылки.

За ночь ветер переменил направление, разогнал смог вместе со снегом и очистил небо, ненадолго оставив хрустальные блестки, преобразившие Люблино.

– Ну так вот, агент Скотто, – начал я разговор, когда мы пошли пешком. – Какие же дела у московского черного рынка наград с вашим министерством финансов?

– Наград? О чем это вы? – озадаченно удивилась она.

– О моем очерке. «Независимая газета» напечатала очерк, где я пишу о дельцах с черного рынка орденов и медалей.

– Никогда не читала его. Мне прислали из Вашингтона факс с указанием прояснить кое-чего насчет одного человека по фамилии Воронцов. Его вроде убили, чтобы он не поднимал шума по поводу скандального дела с приватизацией.

У меня даже челюсть отвисла.

– А как ваши люди прознали про это?

– Очень просто: перехватили радиосообщение вашего информационного агентства.

– ИТАР?

– Мы называем его РИТА.

Как ни пиши, это Информационное телеграфное агентство России, раньше оно называлось ТАСС.

– Дело довольно запутанное. Сообщение о нем нигде не печаталось – его зарубили… – И тут вдруг концы сошлись с концами, до меня дошло: – Да это Сергей все затеял!

– Кто он такой?

– Редактор газеты, который забраковал мой репортаж. Я попросил его вернуть текст, но он отнекивался, говорил, что не помнит, куда он подевался. Мне уже тогда показалось, что он что-то затеял. Теперь знаю, что именно.

– Он направил репортаж в информационное агентство? Зачем? Почему не стал сам писать?

– Потому что милиция убрала из него все подробности.

– И он не сказал вам, что отослал материал в РИТА?

– Он довольно скрытный и предусмотрительный человек. Сверх всякой меры, если хотите. Да все мы такими были раньше. Как и большинство, Сергей еще не отрешился от прежних методов ведения дел. К тому же он еще и мой друг. Может, не хотел вселять в меня высокие надежды – а вдруг дело не выгорит?

– Вполне могло так и быть. Мы узнали, что репортаж зарубили, но не знали почему и не доверяли информации. Потом решили обратиться прямо к вам.

– И поступили по-умному.

– За это мне и зарплату платят. А те документы, что упомянуты в репортаже, у вас есть к ним доступ?

– Нет. И пытаться бесполезно.

– Ну хорошо, может, я смогу…

– У вас был шанс, но вы его упустили.

– Извините, не поняла?

– Помните тот день в Главном управлении милиции?

– Ах, нет, нельзя, – вздохнула она, вспомнив, на что я намекаю.

– Ах, да, можно. Из-за этих документов и спор-то разгорелся.

– Догадываюсь, кто одна из сторон. Тот следователь…

– Шевченко.

– Документы до сих пор у него?

– Сомневаюсь. Он сказал, что вернул их в Министерство внутренних дел.

– Тьфу, черт! – Она сразу посуровела. – А я почему-то считала, что он работает в МВД.

– Да, он там работает, но кабинет его не в здании министерства, а на Петровке, 38. В МВД имеется контрольное управление, думаю, документы должны быть там, Шевченко направил их туда. Имейте в виду, Министерство внутренних дел отличается отменным бюрократизмом. В нем столько разных главных управлений, просто управлений, департаментов, отделов и отделений, что и не сосчитать. По Москве даже ходит шутка, что половина ее жителей служат в МВД и следят за другой половиной.

Когда мы свернули за угол и подошли к барскому дому Дурасова, агент Скотто понимающе улыбнулась. Он был построен в XVIII веке на лесистом берегу озера, теперь в нем Институт океанографии. От главного здания, остроконечный купол которого ослеплял свежим снегом, слева и справа отходили два крыла, образуя православный крест, как на действующей церкви.

– Как здесь прекрасно! – Мы неспешно шли по аллее, вдоль которой по обеим сторонам высились пирамидальные тополя. – Таким я и представляю себе загородное имение для субботнего и воскресного отдыха.

– Таким оно и было пару сотен лет назад.

– Теперь надо отмывать чертовски много денег, чтобы построить такой дворец. Черт возьми! Какой современный ход мышления! Подумав так, я согласно кивнул, понимая, что она хотела этим сказать.

– Так вот вы о чем! Об отмывании нечестно добытых денег, да?

– Точнее, о пресечении отмывания. Этим занимается у нас СБФинП.

– Кто-кто?

– Служба по борьбе с финансовыми преступлениями. Это специальная федеральная комиссия, которая собирает информацию финансового характера и ведет расследование. Ее представители есть в таможне, налоговом управлении, секретных спецслужбах, почтовом ведомстве, ФБР и в других учреждениях.

– Боюсь, вы забыли упомянуть КГБ, – пошутил я.

– Мы прорабатываем вопрос о таком сотрудничестве. Пока проверяем деятельность американских коммерческих банков, финансовых и правоохранительных органов, но хотели бы наладить контроль в глобальном масштабе.

– Стало быть, обмениваться информацией?

– Не только. И проводить экспертизу. Я, между прочим, заместитель директора.

– Так вы бюрократка. Русские очень не любят бюрократов.

– Я их тоже не жалую. Я ведь из полиции, Катков, мой номер 1811, и я имею право носить личное оружие.

– Но не 007.

– А все же мы первыми ввели нумерацию агентов, – парировала она с ухмылкой. – Я двадцать лет та оперативной работе. Служила в пограничной страже, была тайным агентом службы по борьбе с наркотиками, возглавляла группу информаторов. Когда решили объединить такие группы и создать единую сеть, пошла на повышение.

– Похоже, вы скучаете по оперативной работе.

– Если агент, засаженный за канцелярский стол, скажет, что она ему по душе, он имеет в виду, что сыт ею по горло.

Она остановилась и присела на скамейку, откуда открывался великолепный вид на замерзшее озеро.

– Беда в том, что аналитическая работа дает больше, чем могут сделать руки. Как бы то ни было, вот дело, которое я имею в виду. При финансировании строительства нефтепровода из Сибири в Западную Европу – сделка заключена между Россией и некоторыми американскими инвестиционными фондами – посредником от российской стороны выступал господин В.И. Воронцов.

– В этом есть определенный смысл. Воронцов опытный специалист по части внешней торговли. Мы погрязли в долгах, и главный источник погашения долгов – нефть, продаваемая за твердую валюту.

– Так-то оно так, но строительство нефтепровода тесно связано с отмыванием грязных денег. Если Воронцов был посредником при заключении этой сделки и одновременно осуществлял контроль за финансированием, то это прямо отвечало пословице «Пустили лису в курятник кур сторожить».

– Может быть. А может, другое – он служил и нашим и вашим.

– Вы имеете в виду, что он вел двойную игру?

– Вы угадали. Как по-вашему, можно ли придумать лучшие возможности для хищений, нежели заключить явно невыгодную сделку и самому следить за тем, как она осуществляется?

– Можно, и даже несколько, – подумав, ответила Скотто. – А есть ли у вас доказательства, что убили его из-за того, что он хотел поднять шум?

– Доказательств еще нет. Но я нутром чую, что он намеревался так поступить.

– Почему? Не для того ли, чтобы поднять тираж газет с вашими репортажами и очерками?

– Да просто потому, что вчера кто-то пытался убить меня.

Тут уже Скотто отбросила равнодушный вид и навострила уши.

– Я думал, что знал о причине покушения, но теперь, когда репортаж прошел по каналам ИТАР-ТАСС, все выглядит по-другому. Если вы смогли перехватить их сообщение, может, другим это тоже удалось?

– А ваша информация угрожала благополучию других людей?

Я согласно кивнул.

– Понятно. Тогда почему же в некрологе на Воронцова говорится, что он стал жертвой грабежа?

– Да, у него украли ордена и медали, некоторые весьма дорогие. Милиция считает, что они-то и стали причиной убийства. Но теперь я готов спорить на что угодно: причина здесь совсем другая.

– Тогда не стоит ли прощупать Шевченко? В порядке обмена информацией?

– На вашем месте я бы на это особо не рассчитывал. Так: или иначе, он обмолвился, что такие дела обычно расследует отдел по борьбе с экономическими преступлениями. Упомянули фамилию следователя – Годунов.

– Спасибо.

– Так вы его знаете?

– Совсем немного. Сцепились на семинаре. Достаточно самонадеянная сволочь.

– Не только он. Это можно сказать почти о каждом менте, с которым мне доводилось сталкиваться…

Она пристально глянула на меня.

– …в городе Москве.

Понимающе улыбнувшись, Скотто спросила:

– А еще о чем вы подумали?

– Больше ни о чем, честное слово.

– Хорошо. Здесь мы расследуем международную финансовую аферу на высшем уровне. Это не ваш материал для прессы, добытый на улице. Но если вы что-то выясните, меня можно найти через наше посольство.

Она встала со скамьи, глубоко вдохнула холодный воздух и пошла к береговой кромке озера.

– Госпожа Скотто, не помните, выходили ли ваши люди когда-либо на нашего гражданина по фамилии Баркин? Аркадий Баркин. Для меня это немаловажно.

– Баркин? Нет, не помню такого. Кто он?

– Главарь местной мафии, родной наш вор в законе. Помимо прочих дел он заправляет собственным ночным клубом. Многие бизнесмены, приезжающие в Москву, без ума от него.

– Вы имеете в виду бизнесменов, банкиров, директоров государственных предприятий? – выпалила она, как из пулемета.

– Да, их. А клуб называется «Парадиз».

– Название прямо мистическое. – Она слегка улыбнулась тому, о чем подумала. – Мистическое в религиозном смысле и совсем не мистическое в…

– …научном исследовании на тему о развенчании мифа о могуществе прессы и других ложных представлений, – досказал я за нее.

– У вас хорошая память.

– Крутая формула.

– Сами вы крутой. И что там в «Парадизе»?

– Там растут пальмы, летают попугаи, играют в рулетку и в карты, показывают стриптиз прямо в зале. И еще там лучшая кухня в столице.

– А не воровской ли там притон?

– Ничего подобного.

– Тогда вы говорите о заведении в моем вкусе.