Фиаско

7

Черный рынок орденов и медалей. Несомненно, он существовал, ибо если есть спрос даже на всякую ерунду, вроде щипчиков для подрезания ногтей, то должен быть и черный рынок для этого товара. Но я понятия не имел, где он находится. Обитатели московского дна мало чем отличаются от себе подобных в других городах. Живут они не высовываясь, замаливают грехи в потемках и перемещаются в пространстве так, лишь бы на один шаг опережать милицию, но никак не ближе. Тем не менее мирок их враждебен, и появляться там небезопасно. Юрий прав. Аркашка Баркин поможет проникнуть туда и обеспечит прикрытие. Только бы разыскать его.

Предполагая, что задача будет не из легких, на всякий случай я отыскал в старой записной книжке номер его телефона. Трубку на том конце взяла какая-то женщина и объяснила, что этот номер телефона принадлежит ей с незапамятных времен, а об Аркадии Баркине она и слыхом не слыхивала. Ситуация усугублялась тем, что подробного справочника московских телефонов и в помине не было, хотя о его подготовке к изданию совместно с западными фирмами широко трезвонили в многочисленных рекламных объявлениях. Оставалась справочная телефонная служба, знаменитое 09, но там у меня спросили адрес и полное имя Аркадия. Помнится, тогда он что-то говорил мне про адрес. Листая давнишние записи, я натыкался только на второпях записанные названия ресторанов и кафе, где встречался с ним и другими спортсменами, обиженными их руководителями.

Пришлось несколько вечеров околачиваться по ночным заведениям, где обычно тусуются бывшие спортсмены, связанные с мафией. Их легко было распознать по джинсовым костюмам «Левайс», кожаным курткам и кроссовкам «Адидас». На мои расспросы про Аркадия Баркина одни недоуменно пожимали плечами, отрицательно мотали головой, делали круглые глаза, другие отвечали, что вообще не знали такого. Тогда я решил сделать вылазку на Арбат.

Днем Арбат – это скопище палаток, лотков и магазинчиков, по вечерам же он превращается в яркое зрелищное шоу. Несмотря на легкий морозец, улицу заполнили проститутки, сутенеры, музыканты, художники, их друзья и знакомые, просто гуляющая публика и обычные зеваки. Продавцы магазинчиков и прилавков лихорадочно сбывали свой товар, стараясь облапошить как можно больше молокососов и лопухов, пока милиция не прикроет их лавочки. Даже местные жители порой блуждают в лабиринте примыкающих, перекрещивающихся улочек и переулков. Я не сразу освоился в этом столпотворении. Только повернул за угол и увидел потускневшую вывеску кафе «Сказка», как угодил с угрозой для жизни в толпу фанатов с волосами, выкрашенными в зеленый цвет, – продавали старые записи группы «Роллинг Стоунз».

Кафе было под стать вывеске – мрачная пещера, обшарпанные колченогие столики, расшатанные стулья. На стенах местами отвалилась штукатурка, зал пропитался табачным дымом и прокисшим пивом. В этот поздний час за грязной мраморной стойкой бара, сгорбившись, молча сидели несколько посетителей; кипучая, бьющая ключом жизнь осталась там, за дверями. В углу, подальше от окна, за столиком компания атлетически сложенных молодых людей тупо уставилась в стаканы с водкой, будто стараясь разглядеть в ней остатки былой славы.

Меня так и подмывало выпить, но я держался изо всех сил и попросил минеральной воды. Бармен, пухлый малый с лицом, испещренным прожилками и морщинами, как старый асфальт на дороге, налил «Боржоми» и подвинул стакан ко мне.

– Что-нибудь еще закажете?

Я вынул из кармана пачку «Мальборо» и, положив ее на стойку, сказал:

– Нужна кое-какая информация.

Глаза у него при виде пачки загорелись, но тут же в них мелькнуло подозрение.

– Видишь это? – Он ткнул в наклейку на пачке, предупреждающую, что курение опасно для здоровья. – Для таких парней, как ты, угроза вдвойне опасна.

– Неприятности мне нежелательны. Я разыскиваю друга.

– В Москве всяких кафе навалом, милок.

– Знаю. Потому и хожу по всем его излюбленным забегаловкам.

Бармен пожал плечами и мокрой тряпкой протер на стойке пятно.

– Последний раз мы встречались с ним именно у вас, – снова взялся я за свое, видя, что бармен намеревается исчезнуть. – Мой друг разъяснял тогда владельцу кафе все выгоды, которые он будет иметь, если станет платить ему за охрану и протекцию.

Эти слова его уже заинтересовали. Встрепенулись и крепкие парни за дальним столиком: зашептались, сдвинув лбы, завертели шеями, оглядываясь. Затем громыхнул стул, заскрипели кроссовки. Я приготовился, бармен – тоже. Заинтересовавшись дальним столиком, он ушел к нему, чтобы навести там порядок. В старом потертом трюмо позади него появилось отражение щегольски одетого крутого парня. Сплошная кожа приблизилась ко мне. Руки в перчатках двинули мои руки к пачке «Мальборо». Я крутанулся на вертящемся стуле и прямо перед собой увидел надпись: «Электрошоковая терапия» на английском языке. Название популярного музыкального ансамбля тяжелых металлистов было напечатано на тенниске, похрустывающей на груди подошедшего мордоворота. Коротко остриженные на неонацистский манер волосы, темные очки на перебитом носу, рубцы и шрамы на лице говорили о том, что в былые времена, скорее всего, он сражался на ледяной площадке, а не ходил под парусом.

– Ты что, разыскиваешь тут приятеля из рэкетиров? – требовательно спросил лихой малый, приблизив свою морду вплотную к моему лицу, так что я даже прочел на его очках фирменный товарный знак «Рей-Бан».

– Ага. Не видел его целую вечность.

– А знаешь, на кого он работал?

– Понятия не имею. Он сам проворачивал все свои дела. Фамилия его Баркин. Аркадий Баркин.

– Никогда не слышал о таком, – ровным безразличным голосом ответил он, но глаза его за очками «Рей-Бан» говорили другое.

– А может, твои ребята знают?

Как я и ожидал, услышал дружный ответ: «Не слышали».

– Ну что ж, и на том спасибо. Спросить – не значит навредить, – через силу улыбнулся я и, оставив пачку «Мальборо» в уплату за услуги, развернулся на стуле обратно к стойке бара.

– Ну, этим ты не откупишься. – Громила вернул меня в прежнее положение, лицом к себе.

Под ложечкой у меня что-то екнуло и сжалось.

– Простите, разве я не так спросил?

– Не так, не так, долдон ты хренов.

– А что не так?

– Друзья всегда знают, где искать друг друга, спрашивают недруга.

– Понимаешь, мы с Баркиным давно потеряли связь…

– Да пошел ты куда подальше, не пудри мне тут мозги, – выругался он и злобно содрал целлофановую обертку с пачки сигарет. – За тобой денежный должок ему или еще что, верно ведь?

Тут я окончательно понял, что он знает про Аркадия Баркина больше меня и уже было собрался рассказать, что мне нужно, но все же решил воздержаться. Если этот мордоворот заинтересовался деньгами, которыми распоряжался Баркин, то, пожалуй, лучше сыграть на этом. И я сказал:

– Да, видишь ли, вроде бы так. Я разыскиваю его, чтобы уладить один свой старый должок.

– Стыд и срам, – прорычал он, сунув сигарету в угол рта и прикуривая. – Я, к примеру, зарабатываю себе на жизнь тем, что выколачиваю долги из злостных неплательщиков.

– Ко мне это не относится. Я к своим долгам отношусь по-серьезному.

– Вот и ладушки. Мы тоже так относимся. Ну что ж, давай плати, – потребовал громила, протягивая руку.

– Чего платить?

– Долг. Будь уверен, я передам его твоему приятелю.

Черт возьми. Вот влип. Надо было предвидеть такой оборот, в подобных играх всегда плутуют. Поэтому и я с невинным видом спросил:

– Но ты же вроде говорил, что не знаешь его?

– Не знаю, ну и что из того? – нагло загоготал он, его кореша тоже сипло захрюкали. – Но мое время, потраченное тут на болтовню с тобой, стоит побольше, чем паршивая пачка «Мальборо».

Он положил сигареты в карман и кивком головы подозвал собутыльников.

Меня крепко прижали к стойке бара. Громила в очках «Рей-Бан», быстро обшарив карманы, вытащил бумажник и с презрением пересчитал жалкие бумажки.

– И ты, сука, думал заплатить этим долг?

Я не сомневался, что он обозлится, если я напомню, что как журналист опубликовал некогда статью в поддержку таких же спортсменов, как и он, выжатых как лимон, а потом выброшенных из большого спорта. Нет, так говорить не стану, теперь я пишу совсем о другом и у меня нет иного выбора – нужно продолжать задуманную игру.

– Я деньги при себе не ношу. Я же не знал, что найду его здесь. Зачем рисковать, таская с собой крупную сумму?

Он лишь насмешливо рассмеялся и, сказав: «Увидишь его в другом месте», бросил на пол рубли и зашагал с моим бумажником к телефону.

Остальные крутые молодцы одним движением сдернули меня со стула, подтолкнули к дверям и с шутками-прибаутками вышвырнули на улицу. Я попытался удержаться на ногах, но не удержался на покрытых ледком плитах и растянулся на мостовой. Несколько секунд лежал, перебирая в уме, что же произошло у меня с этими списанными спортсменами, затем встал, отряхнулся и поплелся к ближней станции метро, на Кропоткинской. Это не моя родная линия, но с меня хватит на сегодня одного сеанса шоковой терапии.

С Кропоткинской я доехал до Лубянской площади, еще недавно называвшейся площадью Дзержинского, еще один переход – и я на своей линии метрополитена.

Колоннада высоких арок, витиевато закрученные медные светильники, настенные фрески, похожие на старинные, – все это мелькало передо мной в какой-то дымке.

Итак, вечер прошел впустую. Даже хуже, чем впустую. Итог – ни сигарет, ни бумажника, ни личных документов, ни денег. И никакой информации о том, что меня интересовало.

Поезд тронулся, свет в вагоне потускнел. Я немного пришел в себя и стал разглядывать попутчиков. Вот на одном кожаный пиджак. На другом кроссовки. Темные очки на третьем. Кто они? Рядовые граждане? Или шестерки-мафиози? А может, просто усталые работяги?

Да, Шевченко прав, хотя его правда мне не по душе. Москва сменила один режим беспредела на другой. Раньше мы боялись милиции, теперь страшимся угодить в лапы уголовников. Боимся самих себя.