Очутившись в положении узника, Кирилл вспомнил народную мудрость «от сумы и от тюрьмы не зарекайся» и, осознав свершившуюся с ним катастрофу, полностью потерял способность к сопротивлению. Превратившись в животное, не умеющее ни думать, ни анализировать, а только есть и спать, он на допросах проявил полную апатию к своему положению, считая, что ему уже ничто не поможет. И признал свою вину, но не мог объяснить, как он орудовал лезвием. Не вывел его из депрессии и адвокат, предложивший Кириллу свои варианты решения проблемы, все долдонивший о том, что есть зацепки, будто бы даже следователи сомневаются – Кирилл ли убил. Узник закатывал глаза к потолку и бубнил себе под нос:
– Это возмездие!
О каком возмездии он говорил, что он имел в виду? Этого не дано было понять никому. Адвокат решил: должно пройти время, хотя адекватному человеку несвойственно так покорно складывать лапки. Вот! У адвоката родилась ценная мысль: Кирилл неадекватен, ему необходимо медицинское обследование, следовательно, его надо освободить под подписку о невыезде, иначе процесс будет необратим. Пока в прокуратуре раздумывали, как с Кириллом Андреевичем поступить, узник лежал на нарах, вспоминая всю свою прошедшую жизнь – далекую, как луна на небе.
Ночь. Уже и прохожие встречались все реже и реже, а Зойка так и не сказала, почему они стоят в переулке, кого или чего ждут. От этого ничегонеделанья Шурику хотелось спать, а музыка дополнительно его усыпляла. Примерно в девятом часу Зойка толкнула его в плечо:
– Молодой человек, угостите даму пирожком, невыносимо жрать хочется.
– А мы долго здесь будем сидеть?
– Долго, мальчик Шурик, долго, – пообещала Зойка, направив на себя зеркало заднего вида и поправляя кепку.
– Придется проехаться, – заводя мотор, сказал он. – Поблизости нет магазинов с пирожками.
– Подойдет и булка с кефиром.
– Все равно подъедем в другое место.
Остановившись, Шурик вытащил ключи, надеясь, что без них пассажирка не угонит автомобиль, вышел и на минутку задержался, вычисляя самый короткий путь к точке, где продавалось что-либо съедобное. Время-то было позднее, не все магазины работали. Скорым шагом он добрался до пиццерии, купил две пиццы в коробках и две бутылки воды. Идя обратно к машине, Шурик позвонил домой, солгал, что он у друзей задерживается, в общем, сыновний долг он выполнил.
Как она выразилась, жрать хотел и Шурик, поэтому уплетал пиццу за обе щеки, не отставая от Зойки.
– Под такой ужин пивка бы, – сказала Зойка.
– Пиво вы не заказывали. Не понимаю, чего мы ждем?
– Ночи, дружочек, глубокой и темной ночи.
– А потом что будет?
– Потом я отвечу на твой вопрос: зачем я лезла в дом бывшего мужа – чтобы ему, гаду, пусто было! Чтобы ему впаяли лет двадцать! Чтобы он оттуда не вышел никогда!
Шурик набрался терпения и ждал, беседуя с Зойкой на разные темы. Она оказалась весьма продвинутой по части музыки и вообще, когда она не придуривалась, изображая бывалую зэчку, проявила себя интересным собеседником. Однако Шурик не расслаблялся и, замечая внезапное движение со стороны Зойки, настораживался. Стрелки часов перевалили за двенадцать, Шурик откровенно зевал, и тут вдруг его спутница сказала:
– Пошли.
Как два вора, они подкрались к дому Кирилла Андреевича. Зойка вскарабкалась по ограде, скомандовав:
– За мной!
Шурик не обладал достаточной ловкостью, ограда с улицы у соседей высокая, но уронить достоинство ему не хотелось. Он неуклюже перелез, спрыгнув на территорию двора, упал.
– Спортом надо заниматься, мальчик Шурик, – тихо хохотнула Зоя. – Идем. Только не топай как слон.
– Да я вроде не топаю…
– И помолчи, твой шепот хуже крика. – Они подкрались к дому, окна были темными, все спали. – Я первая полезу, ты – за мной…
– Что вы задумали? – зашипел Шурик. – Там одна гувернантка и дети, Кирилла Андреевича нет, он в следственном изоляторе…
– Там ему самое место, – взбираясь на стену по выступам, отозвалась она шепотом. – Лезь, лезь…
Он не знал, что ему делать – поднять крик и разбудить Марианну или последовать за бывшей зэчкой? Вдруг она втягивает его в сообщники? И выйдет, что песенку про сына прокурора придется запеть ему, но уже от своего лица. Нащупав пистолет в кармане джинсовой куртки, Шурик решил, что панику он всегда успеет поднять, главное, не дать уйти Зойке. Он полез за ней на второй этаж. Действительно, спортом надо всерьез заниматься, а не от случая к случаю. Он схватился за подоконник, как за спасение, обливаясь потом, подтянулся.
Это была детская. Зоя уже сидела на кровати, низко склонившись к ребенку. Когда Шурик подошел ближе, он разглядел, что на кровати спит Злата, а Зоя, щекоча носом щечку девочки, тихонько ее будит:
– Злата, проснись, девочка… У, как мы крепко и сладко спим?
– Зачем ты ее будишь? – подал голос Шурик, пожалевший девочку, но Зойка махнула ему рукой: мол, заткнись.
Злата потянулась, открыла глаза. Что она в полумраке увидела? Со сна вряд ли что-то можно разглядеть, но она произнесла сонно и ласково:
– Мамочка… – Очевидно, у детей зрение острее, потому что она заметила и Шурика. – Кто это?
– Тсс, – приложила свой палец к ее губам мать. – Это ваш сосед, Шурик, ты его знаешь?
– Знаю. Мамочка…
Девочка обхватила Зою за шею, та что-то нашептывала ей в ухо. В этой позе они пробыли достаточно долго. Шурик устал. Переминаясь с ноги на ногу, он поглядывал на дверь, прислушивался к тишине в доме, боясь внезапного появления Марианны или того, что проснутся Степа с Настенькой, поднимут переполох. Однако сцена свидания прошла почти без звуков, только едва уловимый ухом шорох раздавался иногда, когда Зоя и Злата шевелились.
– Ну все, мне пора, – наконец сказала Зоя дочери.
– Ты еще придешь? – беспокойно спросила девочка.
– Приду. Обещаю. До свидания, родная.
Тем же путем они вылезли наружу, правда, спускаться – не карабкаться, это делать проще. Но когда Зоя хотела перелезть через ограду, Шурик предоставил ей цивильный путь – через ворота. Как их открыть, он, разумеется, знал.
– Ты удовлетворил свое нездоровое любопытство? – усмехнулась Зоя по дороге к машине. – Если бы я мечтала кого-то пришить, то только своего бывшего мужа. И уверяю тебя: я давно осуществила бы это желание, а твоя прокуратура хрен бы меня вычислила. А его Тамара мне тем более до фонаря.
– И давно вы?..
– Навещаю дочь? А как они стали окна оставлять открытыми. До этого я тоже виделась с нею, но все равно пришлось заново знакомиться.
– Как вы с ней виделись? Марианна с детей глаз не спускает.
– Есть же школа, Шурик, и дети выходят на переменки! Их водят на экскурсии, в парки, на детские концерты заезжих гастролеров. – Они дошли до автомобиля. – Вези меня обратно, мальчик Шурик, я не хочу париться в электричке.
Делать было нечего, да и новых вопросов у него накопилось через край, ко всему прочему Зоя была расположена к диалогу, как он понял, и этот момент не стоило упускать. Пока он думал, с чего начинать, начала она:
– Кроме Златы, у меня никого нет.
– А тетя Варя?
– Мы с ней в колонии познакомились, она опекала меня, там такие курвы были – мужику мало не покажется. Освободилась она раньше меня на год, мне некуда было ехать, и она приняла меня. Сын у нее был, несколько месяцев тому назад он умер от туберкулеза, мне довелось поухаживать за ним немного. Ха, в наше время умереть от туберкулеза… Бред! Видишь, и у нее никого нет, кроме меня, так и живем.
– Почему вы ненавидите Кирилла Андреевича?
– Потому, что любила его без памяти, дура.
– Разве только дураки любят?
– Умные влюбленные лично мне не встречались. Знаешь, как определить, когда тебе гадит человек?
– Я с гадостями нечасто встречался.
– Повезло тебе, Шурик! Так и быть, поделюсь опытом, пригодится. Допустим, у тебя с кем-то хорошие отношения, даже дружеские. И вдруг твой товарищ начинает прятать от тебя глаза, избегать тебя, а то и становится агрессивным по отношению к тебе. Знай, Шурик, это верный признак, что он сделал тебе гадость. Видишь ли, всякий нормальный человек понимает, где он нагадил, ему становится стыдно за свой поступок…
– Неужели? – не поверил он.
– Стыдно, стыдно! Но назад время не повернешь, вот этот стыд и аккумулирует в нем агрессию, и за свой стыд человек начинает ненавидеть тебя, презирать тебя. Ведь это ты его заставил сделать подлость. Да, косвенно, но заставил. А он слабаком оказался, трухлявеньким, не смог удержаться, потому что хотел выиграть, то есть получить что-то, необязательно материальное. За свою слабость он и мстит тебе, мстит за то, что ты лучше его.
– Ваша философия ужасна.
– Это правда, Шурик, и она действительно ужасна, когда ее понимаешь. Я вышла замуж за Кирилла девчонкой. Глупой, наивной. Папа меня баловал, отсюда характер у меня был эгоистичный. А тебя балуют родители?
– Когда как.
– Тогда у тебя тоже будут проблемы, когда ты женишься. Но моя вина не столь уж велика, потому что рядом находился мужчина старше меня, следовательно, он должен был хотя бы немного воспитывать меня. Я бы поддалась, мне так хотелось его внимания, опеки и любви, что иногда я сознательно провоцировала Кирилла.
– Как именно? – заинтересовался Шурик: а вдруг это ему действительно пригодится в жизни.
– Много имеется вариантов безобразного поведения… А тут родилась Злата, и мне особенно нужна была его поддержка, я ведь оторвалась от жизни. Пеленки да пеленки, готовка, уборка… Дети-то и болеют… я впадала в панику, папа меня поддерживал. Кстати, папа помог Кириллу выйти на первые позиции в бизнесе, подсовывал ему клиентов. Отец занимал неплохую должность в налоговой инспекции, знакомых у него было полно. Сначала жили мы в его четырехкомнатной квартире, потом вдруг мой муж решил снять жилье: мол, он чувствует себя скованно в чужом доме. Вообще-то мужчина не должен жить в доме жены, учти на будущее! Папе это показалось подозрительным, ведь Злата была маленькой, мне нужна была помощь, тем не менее он сдался. Мне стало труднее, тем более что мужа практически не бывало дома. Чтобы высвободить мое время, отец нанял няньку, видимо, заподозрил зятя в хождениях «налево», Кирилл был против, считая именно моей обязанностью смотреть за ребенком, и тоже сдался. Получив свободу, я носилась за мужем по пятам…
– Ревновали его?
– А то! Я хоть и дурочка была, но заметила, как он прячет глазки, увиливает от прямых ответов, старается слинять из дома. И еще – агрессия. Он стал агрессивным, любая моя выходка доводила его до бешенства. Признаюсь, вела я себя глупо. Однажды – Злате вскоре должно было исполниться три годика – Кирилл снял помещение для офиса, сделал ремонт, это событие обмывали прямо там. – Не без злорадства Зоя добавила: – Офис у него остался прежним, без поддержки моего отца он не сумел отвоевать более престижное место. А я взяла и поехала туда без приглашения. Если бы я знала, к чему это приведет…
В нарядном платье, с сумочкой под мышкой Зоя вошла в офис. Столы были накрыты в самой большой комнате, одноразовые тарелки завалены едой, но хотя бы бокалы (подарок тестя) и вилки предоставили нормальные. Сигаретный дым клубился, будто туман над рекой, музыка била по перепонкам, несмотря на тесноту, несколько пар двигались вне всякого ритма между столами. Едва Зоя вошла, как сразу засекла Кирилла: он танцевал с красивой женщиной, оба были окутаны не только сигаретной дымкой, но неким невидимым коконом, в котором имелось место лишь для них двоих. Игла воткнулась в Зоино сердце, на миг у нее перехватило дыхание – партнерша Кирилла была беременна. Срок еще небольшой, но животик уже выступал. А Зоин муж, не заметив жену, нежно придерживал с боков этот животик и что-то шептал на ухо женщине. Ее руки не лежали на плечах Кирилла, а обхватывали его шею, она словно приросла к нему. Что происходит с человеком в подобных случаях? Он отказывается верить глазам своим, хотя подсознание уже выдало ему ответы на все возможные вопросы. Зоя не додумалась потихоньку убраться, пока ее никто не заметил, чтобы взять некую паузу, тайм-аут, подумать, нет – она подняла руку, громко крикнув:
– Всем привет! Кто нальет мне?
– Зоенька, – подскочил к ней приятель и член команды Кирилла, некто Бунин – человек малоодаренный, но пробивной. – Я налью. Садись, садись… Что будешь пить? Шампанское?
Глазки в пол, фальшивая услужливость, излишняя суетливость в совокупности с неловкостью, словно она его жена, Бунина, и застукала его в постели с любовницей, а он повышенным вниманием пытается реабилитироваться.
– Коньяк, если тут он есть, – сказала Зоя, хотя крепких спиртных напитков до этого вечера она не пила.
Кирилл бросил свою партнершу, подсел к жене, якобы обрадовавшись ее появлению, но это было сыграно для тех, кто пришел на стихийный банкет.
– Кто не знает, представляю: моя жена! – перекрывая голосом музыку, сообщил он. Раздались вялые возгласы, а Кирилл наклонился к Зое, чтобы его не услышали, и тон его стал несколько другим, малость злобным: – Ребенок с кем?
– С няней, – ответила она, задетая за больное. Однако устроить ему сцену она пока не решилась – стыдно было за него, обидно за себя. Она разберется с ним, но не здесь, дома. – Мне хотелось приобщиться к твоему празднику, няня согласилась посидеть… Ты злишься?
– Нет, – буркнул Кирилл, опустив голову.
Попросту спрятал от нее свои негодующие глаза, подергивание губ, недовольство. Бунин поставил перед ней рюмку с коньяком, Зоя собралась произнести тост… Да кому он нужен?! Народ утомился от тостов, все уже прилично накачались спиртным, пары так и танцевали, кучка спорщиков не прекратила диспут, на новое лицо мало кто обратил внимание. Взяв рюмку, Зоя натянула на лицо улыбку, предназначенную Бунину, и выпила.
Неподалеку от них за стол села женщина, танцевавшая с Зоиным мужем, выпила воды. Зоя поймала вороватый и тревожный взгляд Кирилла, брошенный в сторону этой женщины, и только в тот миг она полностью осознала: у них роман, беременна она от Кирилла, а Зоя, его жена и мать его дочки, отнюдь не старая образина и уродина, здесь лишняя. Лишняя! И она не догадывалась об этом, случайно узнала. Уже лишняя, значит, у них все решено, подтверждение тому – ее живот. У Зои потемнело в глазах, мелко задрожали руки, внутри ее зрел протест, еще не нашедший формы выражения. Появилось желание узнать: в чем эта женщина превосходит ее, чем она отлична от нее, от Зои?
– Зоенька, еще? – спросил Бунин, взяв бутылку.
– Ей хватит, – сказал Кирилл.
– Почему? – Ее потянуло делать все назло мужу. – Я выпью.
– Вот это компанейская девушка! – воскликнул Бунин, наливая.
А самому ему было неудобно, что явственно читалось во всей его расплывшейся фигуре, по глазам, выстреливающим в Кирилла явным осуждением. Значит, он все знает, и не только он, соответственно все жалеют пострадавшую сторону – ее, примчавшуюся приглядеть за Кириллом. Внезапно Зоя ощутила мощный прилив сокрушительных сил, какой дает иногда человеку подобное идиотское положение, в данном случае выстроенное не ею, а Кириллом, – унизительное, стыдное, оскорбительное. Она опрокинула рюмку в рот, предательское тепло разлилось по телу, стукнуло в голову, придало ей смелости. Зоя потребовала налить себе еще и пересела ближе к женщине.
– Я тебя не знаю, ты кто?
– Меня зовут Нонна, – представилась та. И эта тоже скромно потупилась, видимо, не чаяла, что в разгар веселья она встретится с женой Кирилла.
– Ты работаешь у Кирилла? – последовал следующий безобидный вопрос от Зои. Руки ее просто тянулись вцепиться Нонне в волосы, чтобы погасить свой внутренний бунт. Она опять опрокинула рюмку.
– Н-нет, – растянула это слово Нонна, будто собиралась солгать, но язык опередил ее желание. – Я работаю в зубной клинике, здесь я случайно, мне надо сделать пристройку к дому, вот я и зашла… за проектом.
Оправдывается и врет, чтобы жена не заподозрила о ее шашнях с Кириллом! Все явно считают Зою дурочкой, которую не грех обмануть для ее же блага.
– Выпьем за знакомство? – предложила Зоя. – Я оч-чень рада!
– Простите, я не пью, – потупилась Нонна.
– А я пью, – грозно сказала Зоя. – Кто мне нальет?
Рядом возник Бунин, тут как тут, налил, хотя краем глаза Зоя заметила, как муж делал ему знаки. Она не поняла их, но посчитала, что Бунину был отдан какой-то приказ на ее счет. Зоя опустошила рюмку через силу и почувствовала непреодолимую страсть к разрушению.
– Танцевать хочу! Музыку в студию – громче!
Она отняла бутылку у Бунина, налила себе еще коньяку для храбрости. Кирилл подошел и попытался отнять у нее рюмку, Зоя его брезгливо оттолкнула, выпила. Начала танцевать, скромно двигаясь в такт музыке. Но оттого, что на нее все смотрели с унизительным сочувствием, а кто-то стеснительно хлопал, плюс алкоголь без закуски ее разобрал, Зою постепенно заполняла злость под самую завязку. Как любая эмоция, злость требовала выхода, поэтому скромный танец длился недолго. Зоя заскакала, вовлекая в танец присутствующих, которые не очень-то желали составить ей компанию. Поступил сигнал в затылок: «Не дури, уходи, сначала приди в себя!» Зоя и своему внутреннему голосу, вздумавшему ей указывать, делала все наперекор. Войдя в раж, она вскочила на стол. Кирилл побагровел, шокированный поступком жены. И вот тут началось: разбушевавшаяся танцорка мысками туфель сметала со стола одноразовые тарелки, вилки, бокалы; падая на пол, они разбивались вдребезги. Она уже ничего не видела, не слышала, как ее просили слезть, а буянила с откровенным злорадством и походила на умалишенную.
Не выдержав этого безобразия, Кирилл грубо стащил ее со стола, вывел на улицу. Он заталкивал жену в машину, а она отбивалась от него всеми силами, вопя и ругаясь во весь голос:
– Ты сволочь!.. Я все знаю!.. Видела твою беременную!.. Не трогай меня, мне противно! Какая мерзость… подлость…
В конце концов у нее брызнули слезы. Зоя упала на заднее сиденье и разрыдалась. Несмотря на то что была жутко пьяна, она помнила каждую мелочь этого вечера и рыдала всю дорогу. А так хотелось услышать что-то типа: «Девочка моя, ты нафантазировала черт знает что, у меня и в мыслях…» И так далее. Зоя поверила бы!
Кирилл привез ее к отцу, вытащил из машины как шавку, все время толкал в спину, чтобы она поднималась по лестнице сама, тогда как у нее наступил упадок сил: голова дико кружилась, ей нужна была помощь. Папа открыл дверь, не успел слова сказать, лишь обомлел, видя разъяренного зятя и едва державшуюся на ногах, зареванную дочь. Кирилл грубо втолкнул пьяную жену в квартиру. Зоя не удержалась на ногах и брякнулась на паркетный пол в огромном коридоре, еще и проскользила по полу до самой стенки, пока не стукнулась о нее головой. Муж тоже вошел, и тут его прорвало:
– Забирайте свою истеричку, мне надоело с ней возиться, я не нянька. Устроила представление в моем офисе – пляски на столе, разгромила все! На столах танцуют проститутки, вашей дочери место на панели!
– Ты соображаешь, что говоришь?! – возмутился отец.
Он кинулся к дочери, а она лыка не вязала, только плакала. Нет, все же кое-что она выговорила невнятно:
– Папа… он подонок!.. Папа, она беременная…
Отец подскочил к Кириллу:
– Почему она так вела себя, почему напилась? Зоя же не пьет!
– Наверное, втихаря квасит. Это у нее наследственное: вы втихаря взятки берете, а она…
– Молчать! – гаркнул отец. – Втихаря, говоришь?! А ты-то сам не тихушник?! Мне доложили, с кем ты гуляешь! Думаешь, Зойка не догадалась? Она поэтому плачет?
– Это – мое личное дело, – рассвирепел Кирилл.
– Твое?! – взбесился отец. – Значит, ее ты посадил дома с ребенком, а самому все можно?! Она ему рубашки наглаживает, а он в этих рубашках таскается по бабам?! Как будто так и нужно! Подлая ты душонка, мелкая и дерьмовая! Запомни, этого я тебе не прощу…
– Да плевал я на ваше прощение, на вас и на вашу Зойку! Меня достали ее капризы и вы в том числе. После того что она натворила, я видеть ее не хочу, тем более спать с ней.
Отец не сдержался, впрочем, как мужчина, он обязан был вступиться за дочь и сделать то, чего она бы не смогла, – по роже ему вмазать. Звонкая пощечина оглушила Кирилла. Поскольку он тоже не обладал сдержанностью, ударил тестя кулаком в лицо наотмашь. Очевидно, злость удвоила силу удара: тесть отлетел назад и рухнул на пол.
– Пошли вы оба… – выругался Кирилл. – Завтра я привезу твои шмотки, живи с папочкой…
Вдруг его насторожило, что тесть не пытался встать после удара – тот не шевелился. Насторожило и испугало. Он пересек прихожую, чуть наклонился и внезапно отпрянул назад, глядя на тело с ужасом. Пятился до самой двери, потом убежал.
Сидя у стены на полу, Зоя слышала их ссору словно сквозь туман, иногда приоткрывая глаза, но перед ними все плавало. Когда хлопнула дверь, она поняла, что муж ушел, посидела некоторое время, собираясь с силами, затем огляделась. Как ни пьяна она была, а до нее дошло, что отец почему-то не встает. Подняться на ноги у нее не получилось, Зоя поползла к отцу на четвереньках, дав себе слово больше вообще не пить. Тронув отца рукой, позвала его:
– Папа… Па!
Он не отозвался. Зоя прилегла рядом, решив передохнуть немного, а потом вызвать «Скорую» – отцу нужна была помощь. Но в голове у нее был бардак, головокружение уносило ее в какую-то дыру, и Зоя утонула в той дыре…
Она замолчала, прикуривая очередную сигарету, затем долго смотрела в лобовое стекло, может, в нем Зоя видела отражение тех давнишних событий.
– А дальше? – спросил Шурик.
– Утром пришла соседка, она помогала папе по хозяйству. Дверь была открыта, она вошла… А мы с папой в коридоре валяемся! Она сразу же вызвала «Скорую», а врачи – милицию. И я загудела. У нас в прихожей старинный столик стоял с мраморной столешницей, папа налетел виском на его угол, к тому же на челюсти у него имелся кровоподтек, значит, его били. Догадайся, кто? Я!
– Нет, я не понял, а следствие? Неужели вы не могли доказать, что его по неосторожности убил…
– О, мальчик Шурик, плохо ты знаешь жизнь, – невесело рассмеялась Зоя. – Это самая интересная часть. Кирилл дал показания, будто он привез меня пьяную к отцу, мы с папой начали ругаться и драться, он психанул и ушел, и что случилось – не знает.
– Но этого мало! – возразил Шурик.
– А знаешь, кто давал показания в его пользу? Нона! На суде она заявила, что Кирилл давно хотел меня бросить и уйти к ней, предъявила свой живот. И будто бы это с Кириллом вдвоем они привезли меня домой, и она лично слышала и видела, как отец ругал меня за мое состояние, а я вела себя агрессивно, полезла в драку… А свидетелей моего неадекватного поведения в офисе вообще было полно, они расписали, как я стол крушила.
– Вам не предоставили адвоката?
– Предоставили. Думаю, Кирилл его купил, потому что эта гнида внушала мне, что это я с папой подралась – след от этой драки был у него на лице, в результате он упал, разбил висок и умер. Даже речи не шло об убийстве по неосторожности! Я знала, что все было не так и что Нонки не было с нами, но доказать ничего не смогла. Прибавь сюда мою растерянность и подавленность, осознание полнейшего краха, обиду… Я не могла защищаться. А Кирюша был прописан в квартире моего отца. Позже, когда я уже сидела, он загнал ее, каким-то образом выписав меня. Но я рада: мне он вырыл яму, а сам теперь угодил точно в такую же. Поделом ему! Теперь я легко заберу Злату. Тетка Варя не против, да и старость доживать одной – неприятная штука.
«И у нее нет мотива?! Да с такими мотивами без следствия ясно, кто был заинтересован в том, чтобы уничтожить Кирилла и Нонну!» – подумал Шурик.
– Не смотри на меня, Шурик, как на потенциальную клиентку колонии строгого режима. Не скрою: первые два года я вынашивала свою месть как ребенка, а потом боль немного притупилась. У меня есть дочь, она – моя главная цель. Хочу сама растить ее, заплетать косички, готовить в школу! Разве смогу я это делать, сидя за колючей проволокой? Поэтому от мести я отказалась. Но бог-то есть, Шурик! Он и без меня управился. Кстати, мое алиби… Скажу по секрету: не проблема его сляпать, уроки из жизни я извлекла, как готовится алиби, уже знаю!
Шурик не знал, что ему и думать. Не верить ей? А вдруг все так и было? Выходит, Кирилл Андреевич – трус и негодяй высшей пробы, он заслуживает того, чтобы гнить на нарах. Поверить – ну и что? Она – единственный претендент на роль убийцы, но доказательств-то нет, что именно Зоя пульнула лезвием в Тамару, подставив бывшего мужа, как в свое время он сделал из нее убийцу собственного отца. Вот так проблема! И отчего людям спокойно не живется? Надо будет переосмыслить ее рассказ, все равно без улик ей не предъявишь обвинение, несмотря на мощные мотивы.
– Ладно, я скажу, что у вас есть алиби, – вспомнил он свою роль.
– Честно говоря, мне плевать, что ты скажешь, Шурик. Пусть докажут, что я что-то там натворила.
Соображает! И не боится. Может, все же это не она? А кто?
Он доставил ее до дома и рванул обратно. Пробираясь в свою комнату, Шурик был ослеплен вспышкой света. Папа, в махровом халате и семейных трусах до колен (Шурик давно решил, что он никогда подобное белье носить не будет!), упер руки в бока и грозно прорычал:
– Я тебя выпорю. Ишь, гулена!
– Папа, – отступая, сын выставил вперед ладони, – я уже вырос, твои методы устарели!
– Я тебе покажу – устарели! Шляется по ночам, а мы не спим!
– Папа, я не шляюсь, у меня было важное дело…
– Отец! – выглянула из спальни мама: ее голова была густо усеяна бигуди. – Оставь его. Завтра внушение сделаешь, пусть он идет спать.
Какое счастье, что у него есть еще и мама!