Фультон

ФУЛЬТОН НА ЗАВОДЕ

Круто и решительно изменил Роберт Фультон свой жизненный путь. 1790 год он встретил в совершенно иной обстановке.

Чтобы основательно познакомиться с практикой инженерного дела, он решил уехать из Лондона и поступить простым рабочим на один из механических заводов в Бирмингаме.

К нему как будто вновь вернулись юные годы, когда он тайком от матери посещал кузницу и литейную старого Дана. Те же искры огня, то же пламя, струи жидкого чугуна, льющегося в песчаную форму. Но как все остальное не похоже на простые приемы дановой кузницы! Многое из увиденного здесь было ему еще непонятно, но каждый месяц работы обогащал его новыми впечатлениями. Фультон не отказывался ни от какой работы и все, что ему поручали, исполнял аккуратно и скоро. Работа точно кипела в его ловких руках. Особенно любил он разборку, чистку и сборку станков. Сложность конструкции не ставила его в затруднение. Уроки часового искусства в мастерской Смитсона не остались бесплодны.

Мастера и инженеры заводов, где работал Фультон, недоумевали — откуда в этом черноглазом парне из дикой Америки столько сообразительности и недурного знания механики? На расспросы любопытных о его прошлом Фультон либо отмалчивался, либо сам закидывал вопрошавшего градом вопросов.

За три года Фультон переменил несколько заводов в Бирмингаме — центре английского машиностроения.

Фультону иногда с трудом верилось, что совсем недавно он жил в удобной комнате великолепного дома на одной из шумных столичных улиц, одевался у лучших портных, обедал в обществе остроумнейших и блестящих представителей лондонского общества, бродил по музеям, посещал картинные галлереи английской знати, проводил вечера в Дрюриленском театре, восхищался игрой Гаррика и мисс Сиддонс…

Сейчас его окружала настоящая, крепко спаянная, трудовая семья. Крепкие, мускулистые шотландцы-молотобойцы, покрытые копотью литейщики и кузнецы были ближе и понятнее Фультону, чем элегантные друзья-приятели по вестовской мастерской. Сказывались врожденный демократизм и воспоминания раннего детства.

Заработка Фультона хватало лишь на самое скромное существование. Единственная роскошь, которую он позволял себе, была отдельная, чистая комната на окраине Бирмингама. К чистоте и опрятности он привык уже с самого раннего возраста, а отдельная комната была ему необходима для спокойных вечерних занятий. Но даже на эти скромные удобства заработка рабочего было мало, приходилось тратить скудные сбережения, оставшиеся от продажи копий с картин.

Утро и день Фультон проводил на заводе. Выполнив заданную работу, он ходил из мастерской в мастерскую, расспрашивал, вымерял, запоминал и записывал. Как губка, впитывал он в себя знания тысячи практических, пригодившихся впоследствии мелочей. «Упущенная деталь, иногда может погубить крупное дело», — любил он повторять слова одного старого мастера. Фультон удачно справлялся с починкой станков, обреченных на слом за негодностью. Он тщательно измерял износившиеся детали, сравнивал их с устройством исправных станков, вычерчивал, отливал новые части. Собранные им станки начинали работать, как новые.

Репутация «доктора заболевших станков» прочно утвердилась за Фультоном на заводах, где он работал.

Вечером — обед, небольшая прогулка и опять за работу. Фультон понимал, что приобретаемые им практические знания лишь тогда дадут ему возможность создать что-то новое в технике, когда он прочно и глубоко овладеет теорией. Природные способности позволяли Фультону успешно разбираться в основах физики, механики и математики. В то время еще не существовало хороших учебников, и Фультону иногда приходилось долго и упорно заниматься, чтобы овладеть какой-либо научной областью. Особенно много путаницы было в химии и физике. Теория теплорода властно царила в науке, а работы Пристлея и Лавуазье о сущности горения еще не получили признания.

Во время своего пребывания в Бирмингаме Фультон не порывал связи с мистером Вестом. Знаменитый художник с живым интересом следил за судьбой своего бывшего ученика. Не упускали его из виду и лорд Стэнгоп и герцог Бриджуотерский.

Лорд Стэнгоп увлекался теперь новой идеей — создать судно, которое могло бы двигаться силой пара и тащить за собой караван нагруженных барок. Такое судно мы — теперь попросту называем буксиром, тогда же о нем могли мечтать лишь такие энтузиасты, как лорд Стэнгоп, и еще полдесятка других фантазеров.

Идея самодвижущегося судна постепенно начала занимать и молодого Фультона.

В Бирмингаме он имел случай увидеть Уатта. Для починки присланной на завод паровой машины необходима была консультация ее знаменитого изобретателя. Как способный механик, Фультон получил разрешение вместе с инженером завода отправиться в мастерские Бултона и Уатта, находившиеся в Сохо.

В гениальной машине Джемса Уатта идея парового двигателя получила свое полное воплощение. Наружный конденсатор, автоматическое регулирование пара, цилиндр с двойным действием, параллелограмм Уатта, превращающий криволинейное движение конца балансира в прямолинейное движение поршня, кривошип и индикатор для записи работы машины, — все эти детища плодотворного уаттовского ума блестяще доказали свою практичность и жизнеспособность. Завод Уатта и его верного компаньона Болтона вышел уже из полосы затруднений. Новая паровая машина шаг за шагом завоевывала заводы и копи. Десятки этих машин исправно работали в Англии и начали проникать за границу. Пятидесятипятилетний Уатт стал признанным вождем английской машиностроительной техники. Мнение его в этой области было решающим.

Не без внутреннего волнения переступил Фультон порог дома Уатта. Навстречу приехавшим вышел слегка согнутый, крепкий старик с седыми, зачесанными назад волосами. Серые глаза внимательно, поверх очков, оглядели вошедших. Когда главные вопросы, связанные с исправлением паровой машины, были выяснены, Фультон решился спросить Уатта, что думает он о возможности применения его машины для сухопутного и водного транспорта?

Уатт, как большинство близоруких, пристально посмотрел в лицо собеседника и, немного задумавшись, отвечал, что он давно уже думал об этом вопросе, но дела по заводу мешали ему попытаться приняться за его разработку.

— Во Франции паровую машину в 1770 году пробовал поставить на колеса некий капитан Кюньо, но опыт закончился неудачно. Машина разбилась, наехав на стену. Недавно, как я слышал, во Франции же маркиз Жуффруа пытался построить судно с паровой машиной, но вес ее оказался слишком велик для маленькой лодки. У вас в Америке тоже были попытки применить силу пара к передвижению по воде, но я не знаю, чем они кончились. Это трудная, очень трудная вещь… Попутно надо решить еще немало серьезных вопросов. Я уверен, что эта задача будет когда-нибудь решена… Может быть, вам, молодой человек, удастся то, чего я не успею закончить, — улыбнулся Уатт.

«А отчего бы и нет? — думал Фультон, возвращаясь домой. — Почему бы мне не поработать над этой задачей?»

Изучая жизнь крупных изобретателей и ученых, интересно проследить отдельные фазы роста их идей и главных работ. Очень соблазнительно бывает связать рождение этих идей с какими-нибудь событиями раннего периода их жизни. Так выросла легенда об упавшем яблоке, якобы наведшем юного Ньютона на идею всемирного тяготения. Так создался рассказ о прыгавшей крышке кипящего чайника, внушившей молодому Уатту мысль об упругости пара…

В биографии Фультона не найти ничего подобного «чайнику» или «яблоку». Идея создания парохода, может быть, и мелькала в его сознании как заманчивая мечта среди десятков других идей и предположений, но она еще не была мыслью, поглощающей все существо человека.

Идея парохода прочно поселяется в мыслях Фультона лишь после знакомства с Джемсом Румзеем.

Мы не знаем как и при каких обстоятельствах состоялась их встреча. Может быть, за прилавком книжного магазина, может быть, у общих друзей и знакомых. Оба они — Румзей и Фультон, были изобретателями. Румзей уже оканчивал свой тяжелый жизненный путь, пожертвовав идее создания парохода здоровье и состояние, Фультон был в расцвете своих творческих сил.

Жизнь не баловала Джемса Румзея успехами. Временами казалось, что дело его очень близко к успеху, но каждый раз какое-нибудь новое обстоятельство отбрасывало его назад, к началу пути. Румзей по своему происхождению тоже был американцем. Родился он в 1745 году, в семье небогатого фермера. Получив в детстве самое начальное образование, он выбрал себе профессию кузнеца. Самоучкой стал искусным механиком. Эти способности нашли себе хорошее применение во время войны с англичанами, и Румзей сумел сделать кое-какие сбережения.

С 1780 года он поселяется в Балтиморе и становится пайщиком небольшой мукомольной мельницы. Румзей уже тогда, как говорят его биографы, постоянно мечтал о разных машинах и других «невозможных вещах». Мельничная компания очень скоро распалась, и в 1785 году Румзей переселяется в городок Бат (теперь Берклей Спринг).

На товарищеских началах он открывает там склад строительных материалов и становится мелким подрядчиком.

Известие об изобретении Уаттом новой усовершенствованной паровой машины тем временем дошло до Америки. Известие это взволновало не один изобретательский ум. Мысли о применении нового двигателя на судах возникают одновременно у людей различного общественного положения. Джон Фич, Натан Рид, Самуил Морей, Ливингстон, Франклин, Вильям Генри, Джон Стевенс и Румзей — все они в той или иной мере были захвачены идеей создания судна, движущегося силою пара.

Румзей начал заниматься этой идеей с 1783 года и через год выступил с докладом на собрании делегатов штата Виргинии. Доклад был внимательно выслушан. В живой, увлекательной форме Румзей нарисовал делегатам картину недалекого будущего, когда пароходы задымят по рекам и озерам Америки. Однако практические результаты доклада были мало удачны — средств на осуществление своего изобретения Румзей не добился.

Раздобыв, наконец, немного денег у друзей и знакомых, Румзей строит небольшую модель. На деревянном баркасе он устанавливает самодельную паровую машину с насосом. Последний выталкивает струю воды у кормы, сообщая судну поступательное движение. Румзей попытался применить здесь принцип «отдачи», использовав реактивное действие сильной струи воды. На этом же принципе основан полет ракеты в пространстве. О реакции водяной струи в средине XVII века писал знаменитый физик Даниил Бернулли. Если малообразованный кузнец-самоучка был знаком с этими замечательными работами, это делает ему честь. Если Румзей додумался до этой идеи самостоятельно, мы можем еще больше удивляться его редкой изобретательности. Вернее всего третье предположение, высказываемое некоторыми историками. Идею реактивного водяного двигателя Румзей получил от самого Вениамина Франклина, который, конечно, был хорошо знаком с работами Даниила Бернулли.

Осенью 1774 года Румзей демонстрирует свою модель перед самим Вашингтоном и получает от него благоприятный письменный отзыв о своем изобретении. Румзей проявил здесь недурные деловые способности, заручившись рекомендацией самого популярного человека Америки. Письмо Вашингтона сослужило Румзею хорошую службу: в ноябре 1784 года правительственные органы штата Виргиния дали Румзею привилегию на эксплоатацию паровых судов в пределах этого штата. Вскоре такую же привилегию Румзей получил и от соседнего штата Мэриленд. Но концессионер был в долгу, как в шелку. Зимой Румзей со своей семьей оказался в крайней нужде. С мечтами о пароходных компаниях приходилось проститься и искать себе хоть какого-нибудь заработка. При содействии Вашингтона Румзей получает место производителя работ на постройке канала, но долго не уживается на этой работе.

В большой бедности, с огромными усилиями, подкосившими его здоровье, Румзей продолжает втайне работать над своим изобретением. Но вот в 1787 году выступает со своим проектом Джон Фич, другой американский изобретатель и энтузиаст пароходного сообщения. Прятаться дальше нет смысла. По совету и при содействии Вашингтона Румзей опять заявляет о своем изобретении. Большая опытная модель, движущаяся силой пара и водяной струи, наконец, окончена. Третье и одиннадцатое декабря 1787 года были лучшими днями в жизни Румзея.

В присутствии толпы любопытных, на реке Потомаке, у города Шеперстоуна, модель Румзея сама двинулась по воде… Успех публичного выступления выразился лишь в том, что Румзей получил право на устройство пароходного сообщения по рекам штата Нью-Йорк, Мэриленд и Виргиния.

Весной 1788 года, убедившись в невозможности достать необходимые средства, Румзей передал все свои проекты и планы «Американскому Философскому обществу» в Филадельфии. Несколько его членов во главе с самим Вениамином Франклином образовали «Общество Румзея» для реализации и эксплоатации его изобретения. Скрытые способности Румзея могли, наконец, проявиться: за короткое время он придумывает несколько усовершенствований в устройстве парового котла, лесопильной рамы, мельничных поставов и водопод’емных машин.

Джон Фич достиг к тому времени значительно большей известности. Эта популярность ничего не дала им обоим, но в то время между Румзеем и Фи-чем шла ожесточенная борьба за первенство. Румзей в 1788 году печатает две брошюры полемического характера: «Проект, в коем явственно обнаруживается сила пара» (A plan wher in the Porer of Staam is fully shown) и «Краткий трактат о применении пара» (A short treatise on the application steam). «Философское общество», не рассчитывая на успех Румзея в Америке, решилось в 1788 году отправить его в Европу для запатентования и пропаганды своего изобретения. Румзей удачно справился с этим делом: получил патент и организовал несколько компаний для эксплоатации своих будущих пароходов в Англии, Франции и Голландии. Но недостаток образования помешал ему воплотить в жизнь свои интересные мысли. Румзей идет ощупью, повторяет чужие ошибки и производит массу бесполезных затрат. Благодаря своему энтузиазму и природному красноречию, ему удается некоторое время поддерживать интерес компаньонов к новому изобретению. Но обещанные прибыли не текут в их карман. Четыре года уходят на пробы и неудачные опыты. Компании с «блестящими перспективами» распадаются.

С большим трудом, распродав все свое имущество, Румзей заканчивает в 1792 году начатую постройку паровой лодки и в декабре делает на ней удачный рейс по Темзе. Это плавание было лебединой песнью изобретателя. 21 декабря, через несколько дней после своего недолгого успеха, Румзей умирает. Немногие друзья хоронят незадачливого изобретателя на одном из лондонских кладбищ близ церкви св. Маргариты. Но лондонские кладбища невелики, а люди не перестают умирать, и через несколько десятков лет могила Румзея теряется среди других могил…

Фультон познакомился с Джемсом Румзеем в последний и трудный год его жизни. Покинутый своими товарищами, потерявший семью, здоровье и деньги, Румзей жил только надеждой, что его последняя модель парового судна окажется удачнее прежних и тогда, кто знает, быть может, он еще завоюет океаны и реки…

Полутемная комната под крышей пятого этажа, куда Румзей привел своего молодого соотечественника, была наполовину пуста. Все, что можно было продать, давно уже ушло в руки старьевщиков. В одном углу виднелась покосившаяся кровать с беспорядочно брошенным платьем. У окна — длинный сосновый стол, заваленный частями машин, кусками железа и меди, свинцовыми трубами, слесарными инструментами и листами потрепанных чертежей. Середину комнаты занимала модель лодки с паровым двигателем. Подстать обстановке был и ее хозяин. Годы нужды, и лишений иссушили когда-то крепкое тело Румзея. Многократно заштопанный и полинявший камзол сидел на нем, как на вешалке. На исхудалом, давно небритом лице, под седыми шучками бровей, точно угли под пеплом, горели черные, совсем еще молодые глаза. Левую щеку поминутно дергала легкая судорога. Голос Румзея не соответствовал его внешности — звучный, с каким-то певучим оттенком, он сохранил силу и выразительность молодости. Трудно было поверить, что он принадлежал старику, сломленному долголетними неудачами.

— Да, мистер Фультон, мое жилище не слишком приглядно, — обратился к своему гостю Румзей, — но это уже не надолго. Скоро вы увидите «Колумбийскую Девушку» на воде. Не правда ли, красивое имя? Такое же, как и само судно… Вот ее модель перед вами…

По правде сказать, Фультон не обнаружил в ней ничего привлекательного. Длинная, большая труба, круглый бочкообразный котел, десяток неуклюжих, косых рычагов и цилиндров могли показаться красивыми лишь их создателю. Впрочем, внешность не играла здесь роли. Гораздо интереснее было внутреннее устройство лодки.

Румзей готов был часами говорить о своей любимой идее. Он рассказал Фультону о первых попытках построить судно, которому будут не страшны ни ветры, ни штиль, ни противные морские течения.

— Вот задача, которой стоит отдать себя целиком, — восторженно говорил Румзей, любовно гладя бока своей «Колумбийской Девушки». Гений Уатта дал людям могущество, о котором они мечтали лишь еще в сказках… Но великан, пожирающий уголь и воду, еще прикован к земле. Разбейте эти оковы, посадите его на повозки, на корабли. Заставьте его мчать людей и товары через горы и океаны. Тот, кто сумеет оседлать силу пара, станет величайшим благодетелем человечества! Я знаю, что уже не доживу до этого дня, но вы, дорогой мистер Фультон, молоды и сильны. У вас хороший, изобретательский ум… Почему бы нам не соединить наши силы? Мою опытность, мои мысли с вашей энергией и молодостью? День моего торжества недалек… Враги и завистники будут посрамлены…

Горячая речь Румзея внезапно оборвалась. Страшный приступ кашля согнул вдвое его тощее тело…

— Проклятый кашель… После испытания моей новой модели я рассчитываю на получение крупных денежных сумм. Тогда я отдохну и поправлюсь… Впрочем все это пустяки. Вот, смотрите, как я просто решил задачу движения судна…

И старик-изобретатель пустился в длинное об’яснение устройства своего любимого детища. Большие надежды возлагал он на новый предложенный им способ передвижения. Действие отдачи водяной струи было бы, по его мнению, чересчур слабым. Еще меньше нравились ему гребные колеса. Сомнительным казалось действие винта и весел, предложенных Джоном Фичем. Вернее всего, по мысли Румзея, будут действовать особые шесты и толкатели. Силой машины они должны упираться в речное дно и двигать судно вперед. (Эта идея, заключавшая больше занимательного, чем серьезного, была в 1813 году применена Брунтоиом для передвижения паровоза и, конечно, с теми же неудачными результатами).

Фультон стал частым гостем Румзея. И несмотря на большую разницу в возрасте, этому сближению содействовало их общее увлечение механикой. Фультон поделился с Румзеем некоторыми своими техническими замыслами и получил ряд ценных практических указаний.

Уезжая из Лондона в Бирмингам, Фультон обещал Румзею обязательно приехать ко времени испытания «Колумбийской Девушки». Фультон не мог предвидеть, что больше он уже не увидит старого энтузиаста.

Фультон был глубоко огорчен известием о смерти своего нового друга. Румзей умер почти в нищите. И все же оставленное им наследство имело огромную ценность. Мы имеем здесь в виду не его наивно задуманную «Колумбийскую Девушку», — это была лишь одна из многих неудачных попыток того времени разрешить огромную проблему пароходного транспорта. Мы говорим о том глубоком влиянии, которое он оказал на впечатлительный ум Роберта Фультона.

К концу XVIII столетия идея парохода имела в Англии уже нескольких горячих сторонников. Не считая Гулля, выступившего с проектом парового судна еще в 1737 году, в девяностых годах этой проблемой занимались Миллер, Саймингтон, лорд Дёндас и Эванс.

Герцог Бриджуотерский и другие владельцы каналов были заинтересованы в создании нового способа тяги на построенных ими водных путях. В 1778 году английский инженер Вильям Саймингтон в компании с Миллером построил опытное судно, снабженное небольшой двухцилиндровой машиной и двумя гребными колесами, помещенными в средней части корпуса лодки. В конце 1789 года, ободренные первым успехом, они спустили на воду другое, более крупное паровое судно, развившее скорость около двенадцати километров в час. Ряд неполадок, с которыми не могли справиться изобретатели, заставил их прекратить дальнейшие опыты.

Идея парохода не могла не захватить и впечатлительную натуру лорда Стэнгопа, титулованного революционера и изобретателя.

Стэнгоп, зная способности Фультона в механике, пригласил его участвовать в постройке судна, движущегося силой пара при помощи двух больших весел, напоминавших перепончатые утиные лапы. Когда «лапа» делает движение вперед, перепонки ее складываются, легко рассекая воду. При обратном движении «лапа» при помощи особых рычагов раскрывается и, как бы отталкиваясь от воды, сообщает судну поступательное движение. Идея эта уже в 1776 году была безуспешно применена во Франции маркизом Жуффруа. Стэнгоп считал, что лучший способ добиться успеха — подражать мудрой природе. Если птицы плавают при помощи лап, почему таким же способом не двигаться пароходу?

Мысль о пароходе все больше начинает занимать воображение Роберта Фультона. Он согласился начать работу с лордом Стэнгопом, но выразил сомнение в надежности предлагаемых им «утиных лап». Вспомнив о своей лодке на Ланкастерском озере, Фультон предложил установить колеса с лопатками. Об этом сохранилось даже письмо Фультона от 1793 года. Но лорд Стэнгоп не любил чужих указаний. В отношениях между Фультоном и Стэнгопом на несколько лет наступило известное охлаждение. Их совместная работа над пароходом так и не осуществилась.

Английские техника и промышленность переживали тогда один из самых ярких периодов своего роста, занимая первое место в Европе. За тридцать лет, начиная с середины шестидесятых годов, в Англии появляется целый ряд мировых изобретений. Джон Гаргривс создает в 1767 году прядильный станок, Аркрайт в 1769 году — прядильную ватермашину, Томас Белль в 1773 году ситценабивной станок, Генри Корт в 1784 году — способ пудлингования железа. Картрайт в 1785 году — механический ткацкий станок, Вилькинсон в 1794 году — вагранку для выплавки чугуна, Мак-Мурдох в середине девяностых годов изобретает газовое освещение. Десятки изобретателей и конструкторов, стремясь удовлетворить все растущие запросы промышленного и торгового капитала, неутомимо трудились над разрешением новых технических задач и производственных процессов. Картрайт нажил миллионы, Уатт приобрел мировую известность. Их изобретения были такой же основой могущества Англии, как и ее непобедимый флот и войска. Конструированием машин и строительством не гнушались заниматься даже представители высшей аристократии.

Патриотизм, слава и деньги были крепкими стимулами, толкавшими молодого Фультона к изобретательству. Еще сильнее была его собственная тяга к творческой работе в области техники. Не поверхностным дилетантом; как лорд Стэнгоп, не полуграмотным самоучкой, как Румзей, вступал теперь Фультон на тернистый путь технического новаторства.

Работа последних лет на машиностроительных заводах Бирмингама и систематические занятия механикой хорошо подготовили Фультона к его дальнейшей изобретательской деятельности.

Период жизни Фультона между 1792 и 1796 годами наполнен кипучей работой. Продолжая пополнять свое техническое образование, он создает ряд интересных проектов. Он чувствует, что нашел, наконец, свое жизненное призвание. Десятки новых идей, изобретений и технических усовершенстований возникают в мозгу талантливого американца.

Одним из первых изобретений Фультона была машина для пилки и полировки мрамора. Старый способ распиловки мрамора заключался в том, что зажатая в деревянной раме тонкая железная лента, получая качательное движение, постепенно врезалась в камень. Смазкой служила смесь песка и воды. Фультон усовершенствовал конструкцию рамы и увеличил производительность самого станка. Модель работала хорошо, но практического применения эта машина не получила. Точнее сказать, заложенными в ней идеями воспользовались другие.

Вполне естественно, что первые конструкторские шаги Фультона носили характер некоторой подражательности. Успех прядильной машины Аркрайта и Гаргривса натолкнул Фультона на мысль заняться конструкцией нового станка для пряжи льна и пеньки. Впрочем этой идеей занималось так много других изобретателей, что Фультону не удалось здесь сколько-нибудь выдвинуться.

Следующей работой Фультона было усовершенствование станка для производства канатов. Эта отрасль техники насчитывала за собой не одну тысячу лет. Примитивные ручные приборы для свивания веревок были известны задолго до Фультона. Рост торгового мореплавания заставил ввести в эту область техники более сложные механические приспособлений. Английский парусный коммерческий и военный флот требовал сотен миль всевозможных веревок, начиная от дратвы для сшивания парусов и кончая якорными канатами толщиной в руку. Канатные фабрики в Англии работали с полной нагрузкой. Занимаясь этим изобретением, Фультон рассчитывал добыть средства для осуществления своих будущих проектов и планов. Средства эти могли бы дать ему предприниматели, если бы они захотели приобрести патенты его новых машин. Но он не принял в расчет конкуренцию и насыщенность рынка. Новые изобретения Фультона не прививались на практике и не приносили их автору никакого дохода.

Первые неудачи не разочаровали Фультона. Отказывая себе в самом необходимом, он с удвоенной энергией продолжает пополнять свои знания. Но даже для самого скромного существования нужны какие-то средства. В 1 794 году Роберт Фультон поступает на казенную службу.

Фультон менее всего мечтал о карьере чиновника. Канцелярская атмосфера была не для его темперамента. Знакомство с герцогом Бриджуотерским и с его замечательными каналами не были забыты. Канал, перекинутый через реку… Смелое, оригинальное сооружение — вот что занимало воображение Фультона.

В то время Англия переживала увлечение строительством новых каналов. Ширилась торговля, росли новые заводы и предприятия. Технический переворот дал могучий толчок для развития промышленной жизни. Каменноугольные копи еле успевали справляться с заказами. Но бездорожье иногда разрушало самые верные финансовые расчеты. Смелая инициатива герцога Бриджуотерского — построить сеть дешевых водных путей, особенно после их материального успеха, вызвала появление многочисленных новых предпринимателей. Парламентская комиссия была завалена ходатайствами о концессиях и привилегиях. Гражданские инженеры, строители и гидротехники не могли пожаловаться на недостаток работы. После смерти Бриндлея в 1772 году славу первых строителей делили между собой его зять Хеншель и Тельфорд — сын пастуха, ставший выдающимся инженером. Почему и Фультону не сделаться когда-нибудь вторым Бриндлеем или Тельфордом?

В Англии оставалось еще немало районов и городов, нуждавшихся в искусственных водных путях. Окружающую природу Фультон начинал рассматривать глазами строителя — с точки зрения возможного устройства в данной местности шлюзов и каналов. «Вот здесь отлично ляжет трасса канала. Земляные работы будут невелики. А вот тут не избегнуть туннеля… Здесь прекрасное место для устройства шлюза…» Такие мысли постоянно мелькали в голове Фультона, когда он смотрел из окна дилижанса. Художник бесповоротно уступил место строителю-инженеру. На новой службе Фультон надеялся применить свои изобретательские способности, а ему предложили заняться ремонтом шоссейных дорог. Честолюбие его было сильно уязвлено. Он считал себя способным на нечто большее. Ему грезились гигантские акведуки, каналы, переброшенные через ущелья, морские пути, проведенные к центру страны. А вместо этих великолепных сооружений приходилось обмеривать кучи щебня, заботиться о доставке песка, рыть каналы, выпускать болотные воды.

Природная изобретательность — это свойство видеть иногда обычные вещи в новом свете. Человек такой складки почти всюду отыщет возможность для улучшения старых приемов работы. Роберт Фультон был наделен этой счастливой способностью в высокой степени. Копание канав — общеизвестная и простая работа, где каждое движение выработано вековой практикой, останавливает на себе внимание беспокойного американца. Почему эта работа производится только лопатой? И зачем ее обязательно должен выполнять человек?

На соседнем поле пара быков тащит тяжелый плуг. Черными лентами ложаться пласты отваливаемой земли. Не тратя больших усилий, держась за ручки плуга, сзади идет человек. А ведь когда-то, до изобретения плуга, он должен был каждую пядь своего поля обрабатывать вручную, мотыгой…

Новая, великолепная в своей простоте мысль проносится в мозгу Фультона. Долой ручную копку канав! Надо построить большой крепкий плуг с двумя лемехами, повернутыми в разные стороны, запречь в него несколько пар сильных быков и вести все это сооружение по строго намеченной линии. Такой плуг отлично может рыть канаву средних размеров и заменит десятки простых землекопов.

Так родилась идея механических канавокопателей, получивших в наше время широкое распространение в строительных дорожных работах.

Но и это предложение Фультона не обратило на себя внимание подрядчиков и строителей. Зачем тратить время и деньги на какие-то новшества, когда человеческий труд так дешев, когда — только позови — на любую тяжелую работу явятся сотни полуголодных ирландцев.

Фультон, не падая духом от того, что его планы остаются лишь на бумаге, принимается за работу над усовершенствованной системой осушения болот и спуска загрязненной воды. Но и здесь неудача. Фультона выслушивают, вежливо соглашаются, иногда обнадеживают. Начальство обещает заняться его изобретением, но никогда не выполняет обещанного.

В одну из поездок по новому каналу между Манчестером и Ливерпулем Фультон подробно ознакомился с замечательным переходом через болото Сен-Мур. Это был один из труднейших участков канала. Когда приступили к его постройке, насыпанная днем дамба за ночь бесследно исчезла в болотной трясине. Бриндлей хотел провести здесь канал между двумя высокими дамбами. Но болото было настолько глубоко, что от этого плана пришлось отказаться. Тогда Бриндлей решил эту трудную задачу со свойственным ему остроумием. Если можно провести канал над рекой, почему не проложить его через топь? Были построены прочные бревенчатые срубы, постепенно вдвигавшиеся в болото. Стенки сруба выложили изнутри непроницаемой для воды смесью утрамбованной глины с песком. Когда это сооружение становилось на дно болота, сруб заполняли булыжником и на этом прочном фундаменте возводили дальнейшую насыпь. Немало труда и времени взяла в свое время постройка шлюзов. Для них пришлось сделать глубокую выемку, забить сотни свай, укрепить стенки камеры и поставить тяжелые, стянутые болтами затворы. Идея шлюза для перехода судов из одного уровня воды в канале на другой — чрезвычайно проста. Там, где на реке или в канале имеется значительная, сосредоточенная в одном месте разница горизонтов воды, строится обширная камера, достаточная для помещения судна. В начале и в конце этой камеры, на прочном каменном или деревянном основании, устанавливаются большие ворота, закрываемые посредством механического приспособления. Через особые отверстия и водопроводы камера может опорожняться и наполняться водой.

Если судно, идущее по каналу, должно опуститься на нижний уровень, шлюз доверху наполняют водой, открывают верхний затвор и вводят судно в шлюзную камеру. Потом верхние ворота закрываются, и воду из камеры постепенно спускают до тех пор, пока уровень воды в ней не достигнет нижнего уровня канала или реки. Тогда открывается нижний затвор, и судно выходит на волю, чтобы продолжать свой дальнейший путь. Если судну надо подняться — операции эти производят в обратном порядке.

Шлюзы были известны в глубокой древности. В Европе они упоминаются в первый раз в одной королевской грамоте 1255 года. Первый камерный шлюз с затворами был выстроен в Италии в 1439 году. Постройкой и усовершенствованием шлюзов на каналах рек Адды и Тичино занимался знаменитый итальянский художник и инженер Леонардо да Винчи. Некоторые приписывают изобретение камерного шлюза голландскому инженеру Симеону Стевину. После Голландии шлюзы начинают строить в XVII столетии в Англии.

Изучая литературу о постройке шлюзов, Фультон натолкнулся на одно интересное сведение. Оказывается, китайцы, построившие в древности тысячи километров каналов, совершенно не знали шлюзов. Если судну надо было перейти из одного уровня на другой, китайские инженеры устраивали нечто вроде пологого деревянного ската. С помощью канатов и воротов судно перетаскивалось через этот порог и спускалось в верхний бассейн. Примерно такой же способ переброски судов существовал и в древней России. Это были так называемые «волоки», простые, гладко утоптанные дороги, по которым на деревянных катках суда перетаскивались из одной реки в другую. Фультон задумался над вопросом: нельзя ли заменить дорогостоящие шлюзы дешевым и простым деревянным накатом?

В 1794 году Фультон получает от английского правительства патент на свое изобретение и с жаром отдается работе по его усовершенствованию и пропаганде. Втаскивание и спуск судов по наклонной плоскости Фультон предполагал осуществить при помощи воротов, приводимых в движение упряжкой волов. Еще лучше, писал он в своих проектах, использовать для этой цели силу падения самой воды. Около под’емника надо лишь установить деревянный лоток и направить по нему воду из верхней части канала на лопатки водяного колеса, которое будет вертеть ворот и тянуть судно наверх.

О своем предложении Фультон печатает статью в газете «Morning Post», читает доклады и всячески пытается заинтересовать им правительственные круги.

Молодой американский инженер начинает постепенно завоевывать некоторую известность. «Британская ассоциация поощрения искусства и торговли» отмечает деятельность Фультона, награждая его почетным отзывом и медалью.

В это же время Фультон посылает описание своего изобретения президенту Северо-Американских Штатов Георгу Вашингтону и выражает надежду, что оно может оказаться полезным родине. Вашингтон, вероятно, уже слышавший о талантливом соотечественнике, ответил ему любезным письмом, благодаря за присланный труд.

Продолжая работать над улучшением судопод’емника, Фультон предлагает уменьшить для удешевления размеры строящихся каналов. Вопросами постройки водных путей Фультон занимается несколько лет, правильно оценивая их будущее значение для Америки и Европы. Ряд его мыслей и идей, не имевших успеха в то время, осуществился значительно позже.

В этот период своей изобретательской деятельности Фультон все чаще возвращается к мыслям о пароходе.

Это вполне естественно, так как от постройки каналов до поисков нового способа тяги по водным путям — один шаг. Обычно груженые баржи двигались по каналам мускульной силой животных или людей. Упираясь длинными шестами в дно канала, судовщики переходят от носа к корме и толкают судно вперед. Иногда несколько барж связываются в один караван, и лошади, идя по берегу, тянут его за длинную бечеву. Замена их мускульной силы паровыми буксирами могла бы оказаться дешевле и эффективнее.

Рождение парохода разделило судьбу многих технических изобретений. Пионеры нового рода транспорта были богаты идеями, но, как правило, им недоставало необходимых средств, а люди с деньгами не желали рисковать ими ради ненадежной новинки. Мы увидим в дальнейшем, что Фультону и его верному компаньону Ливингстону принадлежит заслуга вырвать идею парохода из этого заколдованного круга.

Не встречая активной поддержки ни в промышленных, ни в правительственных кругах Англии, Фультон печатает ряд статей о своих идеях и изобретениях в области водного транспорта. Он дополняет их обстоятельными расчетами о полезности водных путей, указывая на выгоды, которые могут получить государства и частные лица. Свои заветные мысли он излагает в горячо написанной книжке и, как манифест, рассылает ее наиболее известным ученым и государственным деятелям.

Особенную надежду Фультон возлагал на соседнюю Францию, где, по его мнению, система внутренних водных путей дала бы сильный толчок развитию ее промышленности и торговли. Эти соображения Фультон приводит в письме к Франциску Невшато, министру внутренних дел Французской республики.

Но, увы, государства Европы не торопятся с осуществлением проектов Фультона. Напрасно ждет он ответа на свой горячий призыв. Проходят недели и месяцы. Фультон с грустью отсчитывает на календаре бесплодно бегущее время. Туманная Англия начинает казаться ему тюрьмой, где бесполезно пройдут его лучшие годы.

В один из таких дней напрасных и обманутых ожиданий почта приносит Фультону письмо с французскими штампами, подписанное незнакомым именем — Иоэль Барлоу.

Воззвание Фультона получило, наконец, так долго ожидавшийся им отклик. Барлоу, полномочный посланник Соединенных Штатов во Франции, приглашает Фультона приехать в Париж. Здесь, писал Барлоу, новая система шлюзов и каналов, наверное, заинтересует правительство.

Радость Фультона была безгранична — ему казалось, что он уже приближается к цели, что для него открывается широкая дорога творческой, плодотворной работы… Наскоро ликвидирует он служебные дела, собирает свои чертежи и проекты, прощается с Вестом и со своими немногими лондонскими друзьями.

Поздней осенью 1796 года Фультон покидает Лондон и Англию. Теперь он уже не трюмный пассажир «Ариэля», как десять лет назад. Теперь он — инженер, достаточно умудренный опытом, годами и знаниями, изобретатель, которого зовет к себе страна, нуждающаяся в талантливых, умных людях. Англия не сумела оценить и понять его — что же, тем хуже для Англии! Франция пришла на помощь его народу, когда тот боролся за право распоряжаться своей дальнейшей судьбой. Теперь он, Фультон, едет, чтобы хоть отчасти вернуть Франции долг своей родины.

Такие мысли мелькали в голове Фультона, когда он совершал свой переезд по нахмуренных осенним волнам Ламанша. Переезд длился шесть часов. Фультон вспомнил свое плавание из Америки в Англию, занявшее почти целый месяц.

Фультон мечтал о том, что, быть может, в этой стране путь его к успехам будет еще короче.