Фундамент оптимизма

Фундамент оптимизма: разум против стихии

Вечером 9 ноября 1965 года стряслась «авария века» — кромешная тьма окутала Нью-Йорк и многие другие города США. Прервалась связь. Замерли в неподвижности электромоторы транспорта и промышленности. В мгновение ока была парализована жизнь на огромной территории — в восьми северо-восточных штатах США и двух соседних канадских провинциях с общим населением в десятки миллионов человек.

Америка во мгле! Но отчего? От недостатка электроэнергии? Скорее от избытка. Этот излишек образовался непредвиденно — из-за неполадок на одной из шести высоковольтных линий, связывающих США с Канадой. Почувствовав опасную перегрузку, автоматические «пробки» отключили пять остальных линии. Баланс тотчас нарушился — приток энергии от электростанций намного превысил ее потребление. Хлынув по проводам, и без того находившимся под пиковой нагрузкой (вечер!), этот огненный вал молниеносным ударом вывел из строя всю многокилометровую сеть.

Можно ли винить здесь американскую технику? Скажем, технику аварийной защиты? Автоблокировка повсюду сработала исправно. В чем же тогда дело?

Катастрофы удалось бы избегнуть, если бы некоторые из электростанций временно приостановили работу своих машин. Но даже в аварийной ситуации компании, соединившие в общей энергетической упряжке лошадиные силы своих электрогенераторов, не поступились личными выгодами ради общего блага.

Специальная комиссия, расследовавшая скандальный инцидент, констатировала самоочевидный факт: сложное нынешнее электрохозяйство требует регулирования в общенациональных и даже интернациональных масштабах. США, рекомендовала она, должны иметь ЕЭС — единую энергосистему, с общегосударственными диспетчерскими пунктами.

Трудно переоценить значение такой системы. Разумное распределение нагрузок, перекачка избыточных мощностей в свободные русла дает возможность в любой момент противостоять стихии электрического половодья. Более того, сулит огромный экономический эффект. Так, общесоюзная ЕЭС, которая создается у нас, позволит сберегать около 40 миллионов киловатт электроэнергии.

Сейчас в СССР насчитывается примерно 100 энергосистем — районных. Сцепленные друг с другом, они образуют ряд более крупных систем — объединенных. Таких, например, как среднеазиатская, североказахстанская, центральносибирская. Их тринадцать. Причем пять связаны в исполинскую ЕЭС, охватившую, помимо европейской части, также Урал, Северный Казахстан, Западную Сибирь. По ее металлическим жилам циркулируют колоссальные потоки энергии, которые вливаются электростанциями общей мощностью 150 (из 220) миллионов киловатт. Дирижирует ими общегосударственный диспетчерский пункт, расположенный в Москве. Еще более грандиозной будет ЕЭС СССР, которая охватит весь Союз с его одиннадцатью часовыми поясами.

Стоит ли говорить, сколь важны подобные системы для любой народнохозяйственной отрасли? Речь идет не только о сетях коммуникаций, скажем, газопроводов, железнодорожных магистралей или линий связи. Ведь все народное хозяйство в целом можно рассматривать как некую большую систему. Как единый организм, по артериям которого струятся потоки энергии, материалов, информации. Такой подход — системный — помогает увидеть излишки одного и нехватку другого, чтобы сбалансировать все процессы жизнедеятельности, добиться максимальной согласованности в работе всех элементов.

Организм этот огромен и сложен. Мало того, он непрерывно растет, изменяясь не только количественно, но и качественно. Обеспечить его гармоническое развитие — задача не из легких. Разрешить ее наилучшим образом может лишь общество, способное в общенациональных масштабах координировать свои усилия, программировать свою деятельность на годы и десятилетия вперед. Эту возможность Страна Советов продемонстрировала с первых же своих шагов.

«…В пятиярусном зале Большого театра, в тумане, надышанном людьми, едва светились сотни лампочек красноватым накалом. Было холодно, как в погребе… Все, повернув головы, глядели в глубь сцены, где с колосников свешивалась карта Европейской России, покрытая разноцветными кружками. Перед картой стоял маленький человек в пальто… Поднимая кий, он указывал на будущие энергетические центры, и кружки, как звезды, ярко вспыхивали в сумраке огромной сцены.

Чтобы так освещать на коротенькие мгновения карту, понадобилось сосредоточить всю энергию московской электростанции, даже в Кремле, в кабинетах народных комиссаров, были вывинчены все лампочки, кроме одной — в шестнадцать свечей.

Люди в зрительном зале, у кого в карманах военных шинелей и простреленных бекеш было по горсти овса, выданного сегодня вместо хлеба, слушали о головокружительных перспективах революции».

Это строки А. Толстого. Перед нами исторически достоверное описание декабрьских дней 1920 года, когда на VIII Всероссийском съезде Советов обсуждался знаменитый план ГОЭЛРО. Разруха, голод, холод, болезни… Внутри — пожар гражданской войны, извне — ветры «войны холодной», политический бойкот, экономическая блокада… «Весь план электрификации в данных условиях не что иное, как фантастические и вредные начинания», — резонерствовала немецкая «Электрише цайтунг».

Скептики оконфузились: план ГОЭЛРО был перевыполнен.

Производство электроэнергии в СССР давно уже достигло самого высокого в Европе уровня. Здесь мы уступаем только США. Впрочем, темпы прироста у нас выше: за полвека (1917–1967) ее выработка увеличилась у нас в сотни раз (во всем мире — в 40 раз, в США — в 31 раз), превысив в 1975 году триллион киловатт-часов.

«Электрификация всех фабрик и железных дорог сделает условия труда более гигиеничными, избавит миллионы рабочих от дыма, пыли и грязи, ускорит превращение грязных, отвратительных мастерских в чистые, светлые, достойные человека лаборатории», — писал В. Ленин еще в 1913 году, за семь лет до того, как высказал знаменитую формулу-лозунг: «Коммунизм — есть Советская власть плюс электрификация всей страны». Электрическое освещение и электрическое отопление каждого дома избавит миллионы «„домашних рабынь“ от необходимости убивать три четверти жизни в смрадной кухне».

Теперь общеизвестно: эффективность производства определяется в первую очередь его энерговооруженностью. Электрификация прокладывала пути дальнейшего социального, экономического, научно-технического прогресса. Она готовила почву для автоматизации.

Но значение плана ГОЭЛРО не ограничивается тем лишь, что он наметил вехи электрификации, развернув перед страной генеральную перспективу создания материально-технической базы коммунизма. Он явился первым в истории человечества комплексным общегосударственным народнохозяйственным планом. При его составлении впервые были заложены основы системного подхода. Да, не просто программного, дальновидного, помогающего разглядеть туманные контуры грядущего, отделить главные линии развития от второстепенных, найти решающее звено, за которое надо ухватиться, чтобы вытянуть всю цепь, а еще и системного, учитывающего неразрывную взаимосвязь самых разных отраслей в их динамическом взаимодействии, в их тесной взаимозависимости.

План ГОЭЛРО, рассчитанный на 10–15 лет, предусматривал пути развития не только энергетики, но и транспорта, металлургии, машиностроения; не только индустрии, но и сельского хозяйства. Ленин подчеркивал, что все планы отдельных производственных отраслей должны быть строго координированы и вместе составлять единую согласованную хозяйственную программу.

Дееспособность этих принципов продемонстрирована более чем полувековым опытом общегосударственного планирования в нашей стране. Естественно, его теория и практика не стояли на месте — теперешний их уровень несравненно выше прежнего. Но такова диалектика развития — с новых вершин открываются новые дали. Новые перевалы, которые надо преодолеть.

Да, научно-техническая революция ставит новые проблемы перед управлением в целом и в частности перед его важнейшим звеном — планированием. Но она же вручает и ключ к их решению! Речь идет об автоматизации управления, основанной на быстродействии электронных машин и точности математических методов.

Что такое управление? По существу, это сбор и переработка информации, завершающиеся определенными выводами. Принятое решение — не что иное, как та же информация. Но такая, которая служит руководством к действию. Это теоретически. А практически?

Любое промышленное изделие рождается поначалу в человеческом мозгу. Но в отличие от Афины, вышедшей во всем своем великолепии из головы Зевса, оно, словно Афродита из пены морской, появляется на свет во всем своем совершенстве лишь на гребне научно-технической документации, всплывая весьма нередко из настоящего бумажного моря. Бывает, прежде чем завод начнет выпускать продукцию определенного типа, предварительно готовится добрая дюжина миллионов технологических документов. А в промышленности СССР — многие десятки тысяч различных предприятий. Сколько же таких потоков устремляется по каналам систем «предприятие — главк — министерство»! Ниагарой сведений обрушиваются они на человеческий мозг. И если бы не его быстродействующий электронный помощник, решения запаздывали бы настолько, что теряли бы всякую надобность. (Представьте себе нелепую ситуацию, когда пятилетний план был бы готов не к началу пятилетки, а лишь после того, как она уже закончилась.) Вот он, фактор времени.

Резко ускоряя переработку информации, ЭВМ сберегают драгоценное время, к экономии которого, как известно, сводится в конечном счете всякая экономия. А современные математические методы позволяют точно проанализировать массу многоразличнейших вариантов, чтобы найти среди них именно тот, который является оптимальным. То есть не просто одним из более или менее подходящих, не просто хорошим, но лучшим в данных условиях, при заданных ограничениях.

Советские ученые разрабатывают систему оптимального функционирования экономики, способную указать и пути к совершеннейшему плану, в котором будут наилучшим образом увязаны цели социалистического общества и средства их достижения. Это грандиозная задача, вы только подумайте: у нас 50 тысяч фабрично-заводских коллективов, более 30 тысяч колхозов, 15 тысяч совхозов; кроме того, десятки тысяч коллективов, объединенных в административные, педагогические и прочие организации. Если в 1926 году народное хозяйство СССР насчитывало менее 90 отраслей и подотраслей, то сейчас их свыше 300, но еще заметней умножились и усложнились взаимосвязи между ними.

Точные расчеты становятся все более трудоемкими, но и все более необходимыми. По существу, вся экономика сводится к выбору наилучшего из бесчисленных вариантов того или иного хозяйственного решения. Но и она лишь часть более общей системы — социально-экономической. Когда намечаются на будущее масштабы производства и потребления, нельзя не предвидеть связанные с этим социальные последствия. Планы немыслимы без прогнозов.

Без машин тут не обойтись. И компьютеризация идет у нас широким фронтом, охватывая отдельные предприятия и их объединения (низшая ступень), министерства, ведомства (средняя ступень), наконец, сам Госплан и его органы на местах. В 1975 году у нас действовало примерно 2200 автоматизированных систем разного назначения. Создается колоссальная система систем — общегосударственная система сбора и переработки информации для учета, планирования и управления на базе государственной системы вычислительных центров и единой автоматической системы связи СССР.

Да, машины — необходимейшее подспорье, но именно подспорье. Как говорится, роботово — роботу, а человеку — человеческое. Понятно, почему столь важна задача, поставленная партией и успешно выполняемая, — улучшать подготовку и переподготовку кадров на всех уровнях.

В 1971 году в Москве открылся Институт управления народным хозяйством, где повышают квалификацию ведущие специалисты, организаторы производства.

Среди его слушателей — и руководящие работники министерств, и директора крупных предприятий, люди с высшим образованием, с богатым опытом. Этот необычный вуз вызван к жизни требованиями времени. «На фронтах строительства коммунистической экономики наука побеждать — это, по существу, наука управлять! — говорил Генеральный секретарь ЦК КПСС Л. Брежнев. — Поэтому изучать науку управления, а если надо — и переучиваться — становится первейшей обязанностью наших кадров».

В программу института включено ознакомление слушателей с ходом и перспективами научно-технической революции, с теорией и практикой научного управления производством, опирающегося на применение экономико-математических методов и электронно-вычислительных машин. Особое внимание уделяется системному подходу к проблеме управления на основе принципа оптимальности. Среди кафедр института есть, например, такие: экономико-математических методов планирования, управления и прогнозирования, социологических и психологических аспектов управления.

Не секрет, что подобные учебные заведения есть и в капиталистических странах. Внедряются там и экономико-математические методы, и электронно-вычислительные устройства. Более того, разрабатываются программы развития на пятилетки. Дальше других западных государств по пути социально-экономического «дирижизма» продвинулась Франция, где есть комиссариат по планированию, но…

«В капиталистических условиях возможности директивного планирования объективно исключены, — говорит заместитель председателя Госплана СССР Н. Лебединский. — Попробуйте себе представить, чтобы планы у наших предприятий, подотраслей, ведомств были бы тайными для других… Полная бессмыслица, отрицание самих основ планирования, которое в первую очередь является координацией усилий. А там производственные секреты на каждом шагу. Как-то я у руководителя одной французской фирмы спросил: „Вы комиссариату о своих планах сообщаете?“ — „Да что вы, мосье Лебединский, как это можно? Если завтра узнает комиссариат, послезавтра может узнать конкурент…“ Вот и судите о капиталистическом планировании…

Я хорошо помню нашу шестую пятилетку, когда впервые началась координация хозяйственных планов с планами развития стран — участниц СЭВ. Планирование вышло за рамки одного государства. И в то время как буржуазные страны сталкиваются с непреодолимыми противоречиями, встающими перед планированием внутри их экономики, мы, реализуя объективные возможности, координируем свои планы с планами других социалистических государств. Это одно из важнейших событий в истории планирования. Происходит последовательная интеграция экономики стран социализма».

Мы уверенно смотрим в будущее, зная, что оно в наших руках. Конечно, оно принесет нам много нового, даже такого, что сейчас и предвидеть невозможно. Но программа действий для нас ясна. В книге «Человек — наука — техника», подготовленной Академией наук СССР совместно с Чехословацкой академией наук, контуры грядущего намечены так: «Смысл соединения достижений научно-технической революции с социализмом заключается… в формировании нового типа общественных отношений, нового человека, новой системы ценностей и новых мотивов человеческого поведения и деятельности. Результатом соединения научно-технического прогресса с присущей социализму коммунистической ориентацией явится исторически высшая форма человеческой цивилизации».

Когда лорд Б. Рассел пророчил человечеству судьбу Икара, он был прав в одном: Икар погиб из-за собственной опрометчивости. Но это значит, что само умение летать, преподанное Наукой, тут ни при чем! Кто виноват, если самонадеянный ученик, прекраснодушный мечтатель, пренебрег наставлениями умудренного опытом Ученого, не пожелав, видите ли, направлять свой полет в соответствии с трезвым расчетом? Этот воспетый поэтами порыв при всей его дерзостности и жертвенности скорее уж символ бесконтрольности, анархии, стихийности, присущей самой природе того общества, которое представлял покойный Б. Рассел. И не годится как символ судьбы для общества планового, способного покончить с самотеком и порожденными им водоворотами противоречий, способного умело направлять ход научно-технического и социально-экономического прогресса.

Эффектный мифологический образ, выбранный Расселом, малопригоден и для того, чтобы символизировать судьбу человечества вообще. Уж если искать символику Завтра планеты Земля, то не лучше ли взять реальные дела нашего Сегодня? Разве большой путь, ведущий свое начало от Октября семнадцатого года, не стал столбовой дорогой в будущее для всех народов? Не по нему ли весь мир может теперь намечать контуры своего Завтра?

Диалог Д. Холдейна и Б. Рассела затрагивал, казалось бы, общечеловеческую проблему. Увы, его участники не заметили (или сбросили со счетов?) появление на международной арене нового строя — социалистического. Между тем оно сразу же лишило дилемму «Дедал или Икар?» глобального звучания, ограничив ее рамками буржуазного строя. Оно дало миру новую альтернативу и перевело спор между оптимистами и пессимистами, вещавшими от имени буржуазного общества, в иную плоскость — в диалог между социализмом и капитализмом.

Вы помните и другой диалог тех времен — он касался на первый взгляд судеб одной только России, а на деле приобрел всемирно-историческое значение.

Встретившись в 1920 году с В. Лениным в Москве и познакомившись с его замыслами, с программой электрификации, Г. Уэллс вскоре написал: «Можно ли представить себе более дерзновенный проект в этой огромной, равнинной, покрытой лесами стране, населенной неграмотными крестьянами, лишенной источников водной энергии, в которой почти угасла торговля и промышленность? …В какое бы волшебное зеркало я ни глядел, я не могу увидеть эту Россию будущего, но невысокий человек в Кремле обладает таким даром».

Недооценка возможностей нового строя соотечественником Д. Холдейна и Б. Рассела, знаменитым оракулом от литературы, с которым, казалось бы, едва ли кто способен поспорить в умении видеть будущее, стала ныне хрестоматийным примером недальновидности.

Ну а теперешние пророки? Конечно, они не чета прежним: у них на вооружении самоновейший инструментарий, включающий и электронно-вычислительные машины, и теоретико-вероятностные расчеты, и специально разработанные приемы (метод Дельфийского оракула, мозговые атаки, система паттерн, многие другие). Появилась даже специальная дисциплина — футурология («наука о будущем»), которая становится все более модной на Западе и которую там нередко противопоставляют всему учению о коммунизме с его историко-материалистической, марксистско-ленинской методологией.

«Ни единому из этих профессоров, способных давать самые ценные работы в специальных областях химии, истории, физики, нельзя верить ни в едином слове, раз речь заходит о философии. Почему? По той же причине, по которой ни единому профессору политической экономии, способному давать самые ценные работы в области фактических, специальных исследований, нельзя верить ни в одном слове, раз речь заходит об общей теории политической экономии. Ибо эта последняя — такая же партийная наука в современном обществе, как и гносеология. В общем и целом профессора-экономисты не что иное, как ученые приказчики класса капиталистов, и профессора философии — ученые приказчики теологов».

Эти ленинские слова звучат сейчас удивительно злободневно. В труде «Материализм и эмпириокритицизм» (1908), откуда они взяты, дан глубокий и поучительный анализ тогдашнего переворота в науке, когда многие видные философы потеряли самообладание в обстановке «кризиса в естествознании». Характеризуя тогдашнюю ситуацию как «новейшую революцию», потрясшую умы, В. Ленин писал: «Реакционные поползновения порождаются самим прогрессом науки». А в 1922 году еще раз подчеркивал, что «именно из крутой ломки, которую переживает современное естествознание, родятся сплошь да рядом реакционные философские школы и школки, направления и направленьица».

Сейчас, когда научно-техническая революция порождает на Западе растерянность и фаталистические настроения, ленинские работы приобретают особую актуальность. Они вооружают нас методологически, помогают разобраться в сути новейшего «социального кризиса», вызванного «переломной ситуацией», в истоках «разочарования в прогрессе», в подлинной ценности фразы о пресловутой «демонии науки и техники» и т. д. и т. п.

Конечно, прогностика на Западе получила определенное развитие, и никто не собирается отрицать ее достижения. Но, отдавая им должное, мы не в праве забывать об ограниченности многих ее построений, об их зыбкости, которая обусловлена буржуазной ориентацией, пренебрежением к марксистской методологии. Модели будущего, каким бы раем или адом ни рисовали они грядущее, мы не можем принимать на веру, если они спроектированы по наметкам телохранителей отживающего общества.

Разумеется, наивно было бы игнорировать ту или иную проблему, выдвигаемую научно-техническим прогрессом, только на том лишь основании, что ее в утрированной форме преподнес некий любитель сгущать краски, каких немало среди западных футурологов. Но само по себе наличие проблем, даже серьезных, не может, не должно служить источником беспросветного пессимизма, когда все и вся рассматривается только сквозь черные очки.

Казалось бы, какая разница — пессимистическое умонастроение или же оптимистическое? Реальной действительности, мол, все равно, как ее рассматривают, она от этого не хуже и не лучше. А разница все-таки есть. И немалая, ибо заупокойный звон по человечеству, нагнетая атмосферу уныния, никак не способствует мобилизации разума против стихии, созидательных сил против разрушительных, не благоприятствует преобразовательной деятельности во имя лучшего будущего.

Наоборот, это оказывает деморализующее влияние, парализует творческую инициативу, мешая трезвой оценке подлинных трудностей и опасностей, если они и впрямь подстерегают человечество. Между тем их преувеличение стало на Западе прямо-таки поветрием, а оно отнюдь не безобидно в условиях, когда средства массовой информации получили небывалое развитие. Ибо любое откровение футурологии в мгновение ока становится достоянием миллионов и в обстановке всеобщего уважения к науке выслушивается обычно с глубоким доверием, зачастую без должного критицизма, особенно если оно исходит из авторитетных уст.

Никто не оспаривает полезность и даже необходимость прогнозов-предупреждений. Но выводы из них могут быть разными, порой диаметрально противоположными. В зависимости от подхода. Вот один простой, но достаточно наглядный пример.

— Дело со здоровьем обстоит неважно во всем мире — и в бедных, и в богатых странах. Правда, по разным причинам: в одних — от нехватки самого необходимого, в других — от излишеств, — обрисовывает сегодняшнюю ситуацию известный советский хирург профессор Н. Амосов. — Цивилизация, техника, медицина, народное богатство, избавив человека от многих болезней, укорачивавших раньше жизнь, стали как бы источниками новых недугов, правда, по большей части не опасных вначале, но потом все больше угрожающих здоровью. Таковы неврозы и неврастении, бессонницы, гипертонии, стенокардии, аллергии, астмы… Их десятки. Количество пациентов множится быстрее, чем растет население. Всемирная статистика свидетельствует: за последние годы число людей, умирающих после 35-летнего возраста, начало потихоньку увеличиваться. Похоже, что медицина расстреляла свой боезапас и перешла к обороне…

Что ж, факты, перечисленные профессором Н. Амосовым, прямо скажем, не очень-то отрадны. Ну а их оценка, выводы?

Для какого-нибудь ипохондрика это повод для самой настоящей паники. Вот именно: для ипохондрика. Для человека, которого угнетенное состояние духа заставляет концентрировать внимание даже на пустяковых неприятных ощущениях, которому не дает покоя патологическая мнительность, порождающая тягостные опасения за здоровье и жизнь. Не такие ли ипохондрики от футурологии стращают нас фатально неотвратимыми ужасами научно-технического прогресса, как и вообще безысходностью, обреченностью рода человеческого?

Дескать, даже изобилие, то, к чему все стремятся, чтобы получить возможность ни в чем себе не отказывать, едва ли лучше нищеты и голода, когда люди лишены самого необходимого. Мол, разве не изобилие порождает излишества? Неумеренность в еде, злоупотребление алкоголем да еще курение. Вкупе же с малоподвижным образом жизни (а в эпоху автоматизации физический и даже умственный труд все больше перекладывается на плечи машин) все это неизбежно ведет к сердечно-сосудистым и иным заболеваниям, преждевременно загоняющим человека в гроб. Вот, мол, куда влечет нас роковой путь научно-технического прогресса — «вверх по лестнице, ведущей вниз»… И ничего-де тут не поделаешь — тупик. Да и стоит ли суетиться, что-то предпринимать? Все равно ведь «все в землю лягут, все прахом будет», как философически заметил рассудительный Уж из горьковской «Песни о Соколе»…

Впрочем, оставим эту, с позволения сказать, «философию» футурологам-ипохондрикам. Вот как оценивает положение вещей профессор Н. Амосов:

— Добиться, чтобы все или почти все люди были здоровыми, можно и должно. Только не стоит думать, будто для этого достаточно увеличить число больниц, врачей и лекарств. Дело не только в них. Даже, пожалуй, не столько в них, сколько в нас самих. Наше здоровье — в наших же руках!

Мы нередко сетуем на «этих никудышных эскулапов», когда врачи уже просто не в состоянии помочь нам. Нам обычно и невдомек, что, прежде чем укорять их в чем бы то ни было, надо бы спросить самого себя: не я ли сам виновник собственной болезни? Впрочем, к чему искать, кто виноват, когда беда уже стряслась? Не лучше ли загодя предотвращать несчастье? Прежде всего интенсификацией мышечных нагрузок.

Профессор Н. Амосов прав, считая смехотворным столь частые в наши дни жалобы: «Ах, какая трудная (беспокойная, нервная и т. п.) нынче жизнь!» Человеческий организм, поясняет он, был «сконструирован» природой чрезвычайно надежно — в расчете на голод, холод, инфекцию, крайнее физическое напряжение. За десятки тысячелетий человек мало изменился биологически. Люди и теперь рождаются с огромным запасом прочности — лет на сто (при разумном образе жизни и при нынешнем уровне медицины). В состоянии первобытной дикости этих жизненных ресурсов хватало всего на 20–30 лет. Если же их сейчас не всегда хватает на 100 лет, то нередко потому, что люди сами не берегут их, а то и попросту транжирят направо и налево, расплачиваясь за малоподвижный образ жизни, за пристрастие к спиртному и табаку…

И все же, быть может, виноват прогресс? Может, болезни перешли в контратаку потому, например, что старится население? Ведь когда увеличивается продолжительность жизни, пожилых становится все больше, а они болеют чаще молодых! Н. Амосов предостерегает от поспешных выводов: умножающаяся масса больных (в том числе и возомнивших себя таковыми) обгоняет по темпам роста постарение населения. Так что причину этого еще только предстоит выяснить. Загрязнение окружающей среды? Но оно лишь в немногих местах достигло опасных пределов. Что касается бурно развивающейся атомной энергетики, то страх перед ней не обоснован. АЭС не более опасны, чем любой иной промышленный объект. Они, например, безвреднее тепловых. Не возводится ли так иной раз напраслина на научно-технический прогресс?

Нелепо воспринимать сказанное как похвальное слово бодряческому оптимизму, умаляющему некоторые опасности и трудности. Нет, недооценивать их нельзя. Но и переоценивать тоже. Нужен трезвый подход к действительности.

Образцом разумного подхода к проблемам настоящего и будущего со всеми его перспективами и, увы, ограничениями может служить, вероятно, точка зрения новосибирского ученого И. Сипягина, вице-президента ВАСХНИЛ. Правда, говорит он о других вещах, о преобразовании биосферы, но его выступление близко по смыслу к амосовскому: не паникерствовать, а действовать! Осторожно, продуманно, но действовать, а не предаваться унынию и фобиям.

«Некоторые особенно темпераментные защитники природы договариваются до того, что „природу нужно возвратить к ее естественному состоянию“, — пишет И. Сипягин. — Эти мнения следует считать не только совершенно оторванными от действительности, но и глубоко реакционными, хотя, может быть, их авторами и руководили самые лучшие намерения…

Человечество должно активно и на научной основе организовывать среду своего обитания. Но генеральная линия не в том, чтобы сохранять существующую или восстанавливать существовавшую прежде природную обстановку. Главной задачей, как нам кажется, должна быть целенаправленная переделка природы соответственно потребностям возрастающей численности населения. При этом надо использовать все лучшее, что есть в окружающей нас природе, и не бояться поднять руку на то, что является бесполезным и вредным для людей».

«Создание „культурной природы“ на всей территории Земли невозможно в настоящее время, — продолжает ученый. — То время придет, это будет эра коммунизма. Однако и в условиях развернутого строительства коммунистического общества мы уже многое можем сделать для подготовки постепенного и основанного на достижениях науки преобразования природы нашей страны. Не пришло ли уже время разработать прогнозы по преобразованию природы, „среды обитания“ тружеников социалистического общества? Об этом, по-видимому, следует всерьез подумать Госплану СССР, Академии наук СССР, ВАСХНИЛ, Академии медицинских наук и другим плановым и научным организациям».

Конечно, еще многое предстоит сделать, чтобы лучше познать сложный феномен научно-технического прогресса, чтобы лучше предвосхищать его социальные последствия. Но уже сегодня при его изучении позиция может быть активной: не констатация фактов, а руководство к действию.

«Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его» — так говорил К. Маркс, и его слова звучат как лозунг, как призыв к переустройству мира во имя жизни и созидания на благо человечества.

И если уж говорить о подлинно научной методологии прогностики, то ее основы следует искать именно в трудах классиков марксизма-ленинизма.

Опираясь на обнаруженные ими закономерности, К. Маркс и Ф. Энгельс предсказали неизбежный крах капитализма, торжество социализма, а с ним и новый, невиданный расцвет науки.

Великая Октябрьская социалистическая революция открыла эру коммунизма. И к числу радикальных отличий этого эпохального исторического события от прежних политических переворотов относится то, что оно было предвиденным.

Развитие прогностики в нашем веке связано с именем В. Ленина.

«С момента своего рождения Советское государство продемонстрировало возможность и необходимость прогнозирования развития экономики, науки и техники, — пишут в своей работе „Прогностика“ видные советские ученые член-корреспондент АН СССР Д. Гвишиани и кандидат философских наук В. Лисичкин. — Гениальный образец прогноза — ленинский „Набросок плана научно-технических работ“. Можно без преувеличения сказать, что история современного научно-технического и экономического прогнозирования начинается с этого документа. Огромную роль сыграл и разработанный в 1920–1921 годах по инициативе В. Ленина план ГОЭЛРО, первый в истории нормативный план-прогноз научно-технического прогресса на несколько десятилетий».

В период подготовки плана ГОЭЛРО В. Ленина уже занимала идея, которая едва ли приходила тогда в голову кому-либо из европейских и американских ученых, тем более политических деятелей, — разработать общегосударственный прогноз развития производительных сил на 30–40 лет вперед.

Вероятно, не все знают, что наряду с общеизвестным существовал еще и большой план ГОЭЛРО, рассчитанный на более отдаленную перспективу. Он предусматривал постройку не 30, а 100 районных электростанций, причем не только в европейской России, но и в Сибири. Обсуждался целый ряд проектов: сооружение каскада ГЭС на Ангаре и на Волге; строительство городов-спутников, метрополитена в Москве и Ленинграде; прокладка Великого Северного пути, Волго-Донского канала, железнодорожных сверхмагистралей, связанных с зарубежными линиями; освоение железорудных богатств в бассейне Курской магнитной аномалии; подъем целинных земель и создание «хлебных фабрик», установление широкого международного экономического сотрудничества… Тогда еще не было и в помине термина «футурология», но именно тогда были сделаны первые шаги на том пути, который впоследствии привел к появлению специальной дисциплины — прогностики.

Надо сказать, в 20-е годы советские ученые по уровню прогнозирования не только не отставали от зарубежных, но и во многих отношениях шли впереди.

В последнее время у нас в стране появились десятки исследовательских коллективов, занимающихся проблемами прогнозирования научно-технического и социально-экономического. Составлены прогнозы на генеральную перспективу до 1990, а некоторые и до 2000 года. Одни анализируют демографическую ситуацию, другие — будущее топливно-энергетического хозяйства, третьи — основные направления в развитии сырьевой базы и производства продовольствия, четвертые — положение с водными ресурсами и возможности их более рационального использования…

Дальновидность. Комплексность. Обоснованность. Реальность.

На таком фундаменте зиждется комплексная программа научно-технического прогресса и его социально-экономических последствий. На поэтапное осуществление в течение 15–20 лет рассчитана и Комплексная программа социалистической экономической интеграции, принятая странами — членами СЭВ в 1971 году.

«Развитие стран социализма, рост их мощи, усиление благотворного влияния проводимой ими международной политики — вот что составляет ныне главное направление социального прогресса человечества, — подчеркнуто в Отчетном докладе ЦК КПСС XXV съезду партии. — Притягательная сила социализма возросла еще больше на фоне кризиса, который разразился в капиталистических странах».

Теперь все видят, чего стоят уверения реформистов и буржуазных идеологов, будто нынешний капитализм уже не тот, что прежний, будто он способен избавиться от кризисов, будто его можно «оздоровить» и превратить в «общество всеобщего благоденствия». Конечно, коммунисты далеки от того, чтобы предрекать ему «автоматический крах». У капитализма есть еще немалые резервы. Однако события последних лет снова и снова подтверждают, что это общество без будущего.

Впрочем, мир меняется на глазах. И меняется в лучшую сторону.

Основное содержание нашей эпохи — переход от капитализма к социализму и коммунизму, который К. Маркс называл «истинным счастьем всего человечества».

Это фундамент нашего оптимизма.