Галопом по Европам

Событие семьдесят первое

Во всех книжках хвалят шуваловские единороги. Брехт на Кавказе, наконец, смог разобраться, что это за страшилище такое. Если честно, то ржал целую минуту. Он многое в жизни повидал, но увидев ствол этого образца передовой технической мысли, прямо ошалел. Выходное отверстие было не круглым, а овальным. Овал этот лежал на боку и был вполне себе вытянутым. Твою налево! И вот это и есть то самое ноу-хау, о чем все писатели про попаданцев радостно шелкопёрят. Ермолов задумку графа озвучил. В принципе, мол, стрелять должен картечью единорог сей, и эта форма отверстия выходного должна обеспечить рассеивание картечи. Есть же умные люди, а интересно, почему это именно Шувалову пришло в голову, а не гораздо более продвинутым в артиллерийской науке немцам или англичанам. Гений самоучка?

Что-то было не так. Потому Пётр Христианович решил эксперимент замутить. Сколотили по его команде огромный деревянный щит и покрасили известью. Зарядили единорог картечью. Вообще-то, сейчас картечь это те же самые круглые свинцовые пули. Зарядили и бахнули. Ну, вот, всё и оказалось полной хренью. Никуда картечь не разлетается. А если и разлетается, то форма отверстия выходного из ствола в этом процессе малую часть, несколько процентов всего, играет. Тогда какого чёрта? Неужели ни один человек до Брехта до такого простейшего испытания не додумался? Вырвал Брехт из плотных артиллерийских рядов двоих ветеранов и им в лоб вопрос сей задал. Оказалось, что народ и сам по себе эмпирическим путём дошёл до того же вывода, что Брехт. Рассеивание дроби ерундовое, но случайно должно быть, именно чтобы рассеивание создать, внутренность пушки претерпела и другие изменения. И вот они-то и сделали единороги замечательным орудиями, в разы превосходящими зарубежные гаубицы. Как выглядит канал ствола у обычной гаубицы. Сначала идёт цилиндрическое отверстие, диаметр которого именного того калибра, что и ядро, а потом опять цилиндрическая, но более узкая часть, для порохового заряда. Это сделано, чтобы ядро пороха не касалось. А граф Шувалов сделал канал коническим. Эффект тот же, ядро заряда не касается, оно упирается в то место, где конус уже меньше диаметра ядра. Получилось следующее: благодаря особой конической зарядной каморе, получившей название единорожная, упрощалось заряжание, увеличивалась скорострельность, а главное, улучшалась баллистика. Удачная конструкция ствола существенно снизила вес единорога по сравнению с другими орудиями. А смешное выходное отверстие на новых орудиях сменили обычные круглые.

Те две 12-фунтовки, что Брехт затрофеил, при подходе неприятеля на пятьсот шагов, прогремели слитно и отправили, так называемую «Картечь дальнюю» весом почти десять кило, содержащую 41 пулю № 8 навстречу янычарам.

Это же другое дело. Прямо смело во второй колонне передние ряды наступающих. Минута и ещё один залп 12-фунтовок. И снова просеки целые в рядах неприятеля.

— Перейти на ближнюю картечь. — Проорал Божович и немцы запихали в ствол мешочки с другой дробью. Эта была под номером три. Вес всех дробин чуть меньше, около 9 килограмм, а вот дробин уже не сорок, а 170.

— Огонь. — Ох, хорошо, ещё большие просеки в рядах неприятеля. Прямо сердце радуется. Таких бы три десятка пушек и вымели бы придунайскую степь от ребят в красных платьях.

— Всем, ближней картечью огонь. — А вот это уже другое дело. До этого мелкие пушчонки своими ядрышками только злили врага. Ну, убьёт одного, ну нарушит он на мгновение строй. Сомкнут ряды янычары и дальше прут в свою психическую атаку под барабанный бой. А тут сорок пушек картечью. Бабах. И две наступающие колонны сразу с ритма сбились. Застопорились. Картечь хлестанула по идущим впереди, и разорвала в клочья и барабаны, и барабанщиков. Ритма больше никто не задаёт. Сбились. Бабах. Тоже хорошо. Тут передовые наступающие и наступающие им на пятки дошли до свинюшки переодетой. И встали, и давай сабельками кол этот деревянный рубить. Столпились, друг другу мешают. Бабах. А чего? Надо было додуматься до трёх или пять таких кольев с ряженными свиньями. Это бы минут пять времени артиллеристам дало. Ничего. На Кавказе с персами ещё воевать. Они ведь, без базара, тоже мусульмане. А ещё с Кутузовым можно против настоящих турок в Бессарабии. Запомнить нужно задумку. Срубили красные кол, и гордые, восстановив порядок в колоннах, пошли снова вперёд. Да, потеряли всего пару минут, но сорок пушек успели дополнительный залп картечью дать. И несколько сотен бусурман отправились к Аллаху, в рай или в ад.

А тут эти красные вообще подставились, Брехт, чётко осознавал, что этот момент настанет и к нему приготовился. Он от себя в обе стороны обороны выстроил цепочку ретрансляторов и даже прорепетировал пару раз. Не на сто процентов и с небольшой задержкой, но придумка работала. Мужики — ретрансляторы одну единственную команду проорали, и солдатики и немецкие и черкесские и сербские и русские её выполнили.

Янычары дошли до линии эффективной стрельбы из своих короткоствольных и гладкоствольных фузей и встали на колено одно.

— Ложись! — проорал князь Витгенштейн.

— Жизь! Жись! Ись! — повторили специально обученные громкоговорители. И народ, подчиняясь этой команде, плюхнулся на животы.

— Продолжить огонь. — Всё, разряжены ружья у красных.

— Ближней картечью, огонь, — охрипшим уже голосом повторил его команду Божович.

Бабах. Хорошо.

Событие семьдесят второе

Метров сто осталось пройти супостату до шанцев … Брехтовских. Есть же флеши Багратиона. Тут пожиже укрепления, а потому только шанцы, но никто им не мешает называться славным именем будущего советского генерала. Витгенштейновские шанцы? Язык сломаешь. И не приживётся такое название.

До того, в основном находящиеся в резерве немецкие гренадёры, начали стрельбу. У них обычные гладкоствольные австрийские ружья образца 1798 года. Дальность эффективной стрельбы не более ста метров. Как неприятельские колонный дошли до отмеченных флажками ориентиров, гренадеры и вступили в бой. Бабах. И разу сто восемьдесят пуль отправились навстречу довольно поредевшим колоннам янычар. И человек сто рухнуло на землю. Бабах и ещё сто. Пушки теперь били пореже, нет здоровущих дядек, что их ворочали после выстрела, самим пушкарям приходится этим заниматься. И они слабее физически и морально. Прямо рядом уже колонны красные янычар. Боятся купленные за сумасшедшие деньги артиллеристы, если бы не серб Божович, та и разбежались по кустам. Но лейтенант поспевал всюду, и его мечущаяся вдоль шанцев фигура удерживала пушкарей от бегства.

Бабах. Егеря и черкесы стреляют уже давно. С того же самого времени, что и мелкие пушки, перешедшие на картечь, когда неприятельские колонны пересекли черту с метками в пятьсот метров. Винтовка Бейкера с пулями Петерса на пределе эти пятьсот метров позволяла поразить. Стреляли снайпера раза три в минуту, стреляли стоя. Это не мосинка. Лёжа современную винтовку не зарядить. И хорошо стреляли. Как залп это не получалось, во-первых, люди распределены по всей длине шанцового укрепления, а во-вторых, чуть разная скорость у всех. У егерей побольше опыта, чем у черкесов, вот и заряжают быстрее. Зато Брехту в подзорную трубу вначале, а теперь уже и без неё, было видно, что егеря и черкесы попадают, да, их всего двадцать семь человек, включая Ваньку, но три выстрела в минуту за пять минут, это почти пять сотен отправленных снайперами пуль, а значит и пять сотен раненых или убитых янычар.

Если при каком-нибудь Аустерлице у Брехта будет тысяча таких ружей и таких стрелков с такими пулями, то те десять тысяч французов, что разгонят Багратионову рать, в которой в реале и граф Витгенштейн был, просто не дойдут. Десять, ну хорошо, пятнадцать выстрелов, и нет у Буонопартия людей, все в райские кущи переселились.

Нда, мечтать не вредно. Вредно мечтать во время неравного боя. Пушки наносили урон, снайпера наносили, даже немцы стали наносить, а красных от ярости и от платьев янычар ещё тьма. Пусть полторы тысячи полегло. А их почти четыре по прикидкам князя Витгенштейна было. И осталось меньше ста метра. Самое время о бегстве думать? Не. Не, ребята. Рано. Есть ещё один сюрприз для янычар и одна купленная за сумасшедшие деньги подлянка. Сейчас будет подлянка.

— Шварцкопф, командуй? — Брехт толкнул в плечо командира гренадеров.

— Алярм! Grenadiere mit granaten Feuer! — Ух, голосище у капитана. Сам капитан немного лицом и фигурой на князя Витгенштейна похож. Тоже с высоченного роста, а в плечах могутнее даже.

— Файер! — Рявкнул и Курт.

И полетели в подошедшего на расстояние в семьдесят метров противника, круглые бомбочки на кожаных ремнях.

— Зажигай! Готовсь! Раз. Два, три, файер! — И следующие гранаты пошли.

— Зажигай …

Бабах. Бабах. Ух, аж уши заложило. Кажется, что осколки над головой свистят. Но Брехт эксперимент провёл вчерась, ни один осколок дальше тридцати метров не улетел. Слабоват дымный порох. И есть у него такой недостаток, как дым. Брехт ведь не полный идиот, и потому прижался к реке, что тут ветер был чуть сильнее. И дул он замечательно его воинству в лицо. Словно заказали. Потому, весь дым сразу за их спины сносило и стрелять ни снайперам, ни артиллеристам он не мешал. А вот теперь граната, разорвавшись в семидесяти метрах впереди, дыму этого с избытком понаделала. А сто восемьдесят гранат. А три залпа. Пятьсот гранат. Дыма столько стало, что и в метре ничего не видно. И ветер, как раз навстречу.

— Не прекращать огня. — Это Брехт своим напомнил. Там сейчас в семидесяти метрах такая толчея, что куда бы не пальнул стрелок, янычара пуля не минует. — Капитан продолжаем!

— Зажигай. Файер!

— Зажигай. Файер!

Настроились на десять гренад. Все десять и выкинули. Всё, больше их нет. Теперь только пули. В ранец, который был при каждом гренадере при продаже, как раз десять гренад и входит. С ними и продал курфюрст Гессена товарищей.

— Оружие зарядить! — Надо отдать должное немцам, они как роботы действовали. Выкинули десять гранат, подобрали с земли ружья и принялись их заряжать.

— Эй, там, — Брехт погрозил небу пальцем, — Ветерка прибавь. По-хорошему пока прошу.

Сработало или желаемое за действительное принял, но дунул ветерок, кажется, и правда веселей, и за десяток секунд поле боя впереди шанцов от дыма очистилось. Ну, вот, а то колоннами они маршировали. Теперь смешались в кучу, как у Лермонтова…

Коней нет. Потому «Смешались в кучу трупы, люди …» и пулям пролетать мешала гора кровавых тел. Ох, и наворотили гренадеры. Правда, кучи. Красные начали откатываться, и Брехт уже было обрадовался, но есть там ещё командиры и через пару минут вновь пошли янычары вперёд.

Событие семьдесят третье

Эти пару минут замешательства и неразберихи, пока командиры порядок в их смешавшихся рядах не навели, стоили янычарам дорого. У князя Витгенштейна немцы со стальными тестикулами и его егеря и черкесы с привычкой бить, пока позволяет неприятель, все две минуты стреляли. Немцы сделали три выстрела и четыре, а то и пять егеря. И ещё, как минимум, пять сотен красных отдали иблису своему душу.

Двинулись. Колонны всё же смешались, и потому пёрли янычары уже общей массой. Никто не побежал никуда из защитников шанцов, даже артиллеристы огонь продолжили. Удачно прямо в самую гущу народу ухнули две 12-фунтовки. Настоящая просека получилась. И это ещё на полминуты задержало янычар. Видимо, среди срубленных удачным залпом, были командиры. И опять двинулись. Меж тем товарищи подошли к сюрпризу. От него до земляного вала, из-за которого вели стрельбу гяуры, было ровно пятьдесят метров, а шириной сюрприз был почти десять метров.

Брехт долго думал, чем можно колючую проволоку заменить. Вот её бы натянуть в три ряда перед шанцами и вообще ни один из янычар не дойдёт до земляного вала. Ладно, валика. Но ничего такого взять было негде. Пётр Христианович прошерстил все трюмы, и вот ведь неожиданность, двадцать два корабля теперь, и не на одном смотанной бухтами колючей проволоки нет. Обидно.

Зато были доски. Ну, для кораблей вещь не удивительная. А ещё на одном из кораблей было несколько коробок довольно тонких гвоздей. Гвозди сейчас куют и они довольно громоздки. А вот эти были изящные. Оказалось, заказали мебельщики. И когда дело дошло до расчёта, то поругались с капитаном, требовали снизить цену, мол, страшно дорого. Капитан вспылил и послал товарищей. Так три ящика тонких гвоздей и остались в трюме, а тут и князь Витгенштейн со своим выгодным контрактом подвернулся.

— Будем играть в индийских йогов, — почесав блондинистую голову кучерявую, сообщил капитану судна Пётр Христианович. — Куплю я их у тебя. Три тысячи гульденов? А ты знаешь, что бог есть? Он просто не может не есть. Две. Да. Ладно, три, так три, один раз живём. Только изготовление сюрприза на тебе. Три тысячи. Да у нас в России деревеньку небольшую купить можно. Или два фриза. Три тысячи?! Понимаю я, почему они у тебя в трюме лежат.

Сюрприз простой. В доски набили гвоздей и перевернули потом. Примерно пятисантиметровое острое жало торчит из доски. Из досок в пятидесяти метрах перед укреплениями сделали пол, шириной почти десять метров. Один недостаток у него есть. Гвозди торчат вверх. Не очень удобно ходить, да чего там, очень неудобно по нему ходить.

Янычары дошли и вошли. Гвозди в ступни им вошли. Нет, ещё каучука. С пластмассами вообще беда, потому подошву на сапогах делают из той же кожи, а каблуки, если их вообще делают, то делают из дерева. Сапоги на янычарах были, с тонкой кожаной подошвой и без каблуков. Больно-то как, когда гвоздь пятисантиметровый в пятку входит. Ужас как больно. И если сделаешь шаг вперёд, то и во вторую ногу получишь гостинец чуть тронутый ржавчиной. В трюме же хранились. Там всегда сыро.

Это редуты большие укрепления, флеши ещё. Шанцы они небольшие, да и народу у князя Витгенштейна раз, два и обчёлся. Метров четыреста — пятьсот по фронту. К сожалению, досок на весь этот фронт не хватило, если бы в одну доску расстелили, то и хватило бы, а так не хватило. Только по левому флангу метров сто, но природа чуть подыграла Брехту, берег Дуная был топкий. Недавно прошли дожди, вода поднялась, затопила часть поймы и сейчас уже почти полностью оставила завоёванные позиции. Только грязь раскисшая с намокшим илом остались. Янычары и раньше пробовали просочиться вдоль берега, но не тут-то было, и потому наученные собственным опытом товарищи жались к левому флангу укрепления. Они бы его и обошли даже, но там были навалены дубки срубленные, и никто пока туда не совался. Сунулись на доски.

— У! — А то.

— У! Вай, шайтан. — Снова встали красные. Получили по пуле в грудь или живот и легли. Встали следующие.

— Вай шайтан! — И эти легли. Четвёртым уже пришлось перелезать через пригорок из трупов товарищей и из раненых, которые голосили. И эти попали на гвозди. Так они все десять метров собственными телами и завалили. Нет, правее тоже лезли, но там была батарея, и она работала в упор просто ужасно эффективно. Особенно когда в общий гул вплетался рык единорогов.

А Брехт начал паниковать. Все его придумки хитрости и прочие подарки судьбы заканчивались, а не менее тысячи, а то и полутора тысяч янычар, преодолев и доски, уже оказались в пяти метрах от бруствера. Теперь между этой массой озлобленных шайтанов и горсткой защитников был только небольшой ров, никакой водой не заполненный, и холмик земли высотой около метра. И примерно три — четыре нападающих на одного защитника. И ведь не видно, что янычары деморализованы чудовищными просто потерями. Любое другое европейское воинство уже были салом пятки смазало, а эти прут со своими коротки, толстыми и кривыми саблями.

Пётр Христианович в Вене купил себе двуручный рыцарский меч. Не для этой битвы купил, купил на стену повесить. Чудовищная штука метра полтора в длину с полуметровой рукоятью и весом, как приличный лом. Точно с десяток кило. Что ж. Видно переоценили вы свои силы, товарищ генерал. Вот и настал последний и решительный. Эх, раззудись плечо, размахнись рука. Ты пахни в лицо, ветер с полудня!

— Эй, Кристианушка, а ну положь чужую железку.