Гарем

Глава 19

Стамбул, в ночь на 3 сентября 1599 года

Сейчас, когда Селию уже во второй раз готовили к ночи с султаном, карие Лейлы не было; не было и лепешки гашиша для того, чтобы чуть притупить ее встревоженный разум, усыпить память, а может, и помочь телу без страданий принять предстоящее, остаться прекрасной бездумной усладой, подобием десертов Керью.

Утешило ли ее то, что в этот раз она оказалась не одна?

Как и прежде, девушка со всеми положенными церемониями была отведена в покои султана. Но теперь рядом с ней шла другая, еще одну из насельниц гарема пригласили в эту ночь к властелину. Еще одна стала гёзде. Обеих девушек, с надушенными бедрами, гладкими лонами и благоухающими грудями, проводили через покои валиде к дверям, где их уже поджидала группа евнухов.

Вновь Селия прошла Золотым Коридором к спальне самого повелителя, но теперь ее ожидал небольшой сюрприз. В этот раз девушек не оставили в самой спальне, а провели дальше, в маленький покой, выходивший, как предположила Селия, в личный дворик султана. Следом за ними двое евнухов внесли довольно большой предмет, который показался девушке чем-то вроде низкого столика, и, установив его на полу в середине комнаты, бережно накрыли ковром.

Во главе процессии шествовал помощник главы черных евнухов Сулейман-ага. В отличие от первого вечера, когда Селия, одурманенная наркотиком, почти ничего не различала перед собой и ничего потом не могла припомнить, нынче она имела возможность наблюдать. Даже по стандартам дворцовой стражи Сулейман-ага — с его козлиной физиономией и отвисшим, как бурдюк, брюхом — отличался безобразием. Девушка с отвращением заметила, что его глаза обежали ее обнаженную грудь, когда он снимал тунику с ее плеч; с гадливостью отстранилась, почувствовав на своем теле его руки, пухлые и влажные, как плохо пропеченное тесто. Щеки Сулейман-аги, безволосые, как у младенца, были странно дряблыми, а его рот все время оставался бессильно приоткрытым, обнажая неестественно розовые десны и язык. Он держался так близко к ней, что она различала идущий от него дурной запах — старого тела и только что съеденного мяса, — и от омерзения рот ее внезапно наполнился желчью.

Обеих девушек усадили на внесенный низкий столик и велели не двигаться. Отдав эти указания, Сулейман-ага со своими подручными удалился, оставив их наедине друг с другом.

Селия не сразу узнала обнаженное создание, сидящее рядом с ней. Вторая девушка была чрезвычайно худощава, рядом с хорошо развитой фигурой Селии она казалась даже костлявой. Взглянув на маленькое, заостренное личико с высокими скулами черкешенки, Селия с удивлением отметила, что эта девушка вовсе не красива. К тому же лицо ее выражало неприятную агрессивность, а кожа была грубой и такой бледной, будто ее лишили всех жизненных соков. Растение, выросшее где-нибудь в темной кладовой или глубокой лощине, выглядело бы так же. Но самыми поразительными в ее внешности были глаза, такие светло-карие и яркие, что казались почти золотыми, обрамленные светлыми, песочного цвета ресницами.

Когда девушка почувствовала на себе взгляд Селии, эти глаза сузились и лицо приобрело еще более агрессивное выражение.

— На что это ты так смотришь?

Тон черкешенки был таким грубым, что Селия отшатнулась, как от удара.

И вспомнила.

— Я ведь знаю, где видела тебя раньше, — заговорила она. — Это было сегодня вечером, у хасеки. Ты одна из служанок Гюляе-хасеки? Ты и другие женщины подавали нам фрукты, когда мы с ней разговаривали в павильоне.

Как могла она забыть столь странное лицо? В нем проглядывало что-то настолько дикое, необузданное, что Селия тогда едва не подскочила, увидев это выражение.

— Ну и что? Я ей больше не прислуживаю.

— Ты хочешь сказать, что ты больше не служанка Гюляе-хасеки? — холодно переспросила девушка.

Несколько долгих мгновений золотистые глаза мерили Селию дерзким взглядом. Потом младшая пожала плечами и произнесла:

— Да. Я больше не служанка у этой дуры.

От удивления Селия просто лишилась дара речи. Установленные в гареме правила требовали такого декорума в поведении и общении, что даже за те несколько месяцев, что Селия провела здесь, она привыкла считать любое нарушение принятых норм вежливости, даже в самых неформальных ситуациях, актом, шокирующим своей грубостью.

Хотя вечер казался довольно теплым, здесь, в этом маленьком покое, было прохладно, и девушка почувствовала, как дрожь пробежала по телу. Она заглянула в глубину арочного проема, туда, где располагалась спальня султана, но там было все ровно так, как позавчера: и молчание освещенной огнем одной свечи комнаты, и сводчатый потолок, полный сумрачных теней.

— Сейчас ты выглядишь совсем по-другому, — обернулась Селия к девушке.

— Ха, — издала та саркастический смешок, — ты тоже.

В этот раз она даже не обернулась к своей собеседнице, а вместо этого, изменив позу, постаралась как можно соблазнительней выгнуть спину, чувствуя себя вполне естественно.

— Как твое имя?

— Скоро узнаешь.

— Меня зовут Кейе. Кейе-кадин, да будет тебе известно. — Тон Селии был ровным, и она продолжала говорить, не спуская с девушки глаз. Затем с любопытством спросила: — Сколько тебе лет? Тринадцать? Четырнадцать?

— Откуда мне знать? — пожала та плечами. — Во всяком случае, я моложе, чем хасеки. Та вообще уже старуха, ей точно больше двадцати. И моложе тебя. Он ведь именно таких и любит? Чтобы тело было совсем юным.

— Может быть. — Селия не сводила с девушки озадаченного взгляда. — А может, и нет.

Она обхватила себя руками, стараясь согреться. Ягодицы и ноги ее стыли от холода.

— Почему здесь так прохладно?

Девушка принялась легонько растирать ладони и предплечья, которые покрылись гусиной кожей и побледнели, замерзая.

— Ты что, ничего не замечаешь?

Юная черкешенка, продолжая держать выгнутой арку спины, стала попеременно наклоняться вперед-назад, вперед-назад, как сделал бы цирковой акробат в ожидании минуты выхода на арену.

— Что я не замечаю?

— На чем мы сидим.

Селия сунула руку под ковер и мгновенно отдернула пальцы, будто от ожога.

— Да это же лед! Мы сидим на целой глыбе льда.

Увидев выражение лица изумленной Селии, девушка в первый раз улыбнулась, и ее мрачное маленькое личико словно оживилось.

— Ну что, гордячка, а ты этого и не знала? Я, может, и не такая красотка, как ты, но он ведь и не собирается разглядывать мое лицо. — Она метнула на Селию откровенно злобный взгляд. — Посмотри на меня, видишь, как побелела моя кожа. — Она наклонилась к Селии, и слова ее показались настоящим шипением. — Чем холоднее, тем она белее. Это-то он и любит.

«Конечно, она права, — подумала Селия, — как я раньше не догадалась!»

В сумраке комнаты кожа этой девушки казалась сказочно светлой, она даже приобрела голубовато-белый оттенок льда. Селия опустила глаза и оглядела свое обнаженное тело. От холода оно приобрело эффект прозрачности. Она ясно видела рисунок голубых вен на груди, на нежных бедрах и дальше вниз, до самых стоп.

«Конечно, это так».

— Понятно, потому меня и выбрали. И хасеки тоже.

— Да, валиде попыталась подложить тебя ему. Но у тебя ничего не вышло. Мы все уже прослышали об опиуме.

У девушки вырвался странный хриплый смех.

— Откуда?

Та пожала плечами.

— Слыхали, вот и все.

— Вы? Все? Не думаю. — Селия спокойно встретила сердитый взгляд черкешенки. От холода мыслила она очень отчетливо. — По-моему, ты хотела сказать, что «ты слышала». И узнана нечто, не предназначенное для твоих ушей.

Еще один смешок, но теперь Селия видела, как недоумевающе взметнулись светлые ресницы.

— Кому дано решать, что мне положено знать, а что нет?

— Откуда служанке могут быть известны такие вещи? Отвечай мне, карие. — Селия говорила строго.

— Сама догадайся.

— Не беспокойся, я непременно это сделаю.

Взглянув на кисти своих рук, она увидела, что те дрожат крупной дрожью, но теперь эта дрожь была вызвана не холодом, а гневом.

— Тебе что-то очень не по себе, Кейе-кадин.

— Да, но не настолько, насколько тебе.

С удовлетворением Селия увидела, что губы этой странной девушки совсем побелели. Она перестала раскачиваться и сидела теперь, охватив колени руками и прижав их к груди. Все ее тело выражало напряженное нежелание мерзнуть.

— Ничего, он скоро придет. А когда придет, выберет меня, а не тебя.

— Почему ты так уверена в этом? — спросила Селия.

— Потому что я знаю, что нужно делать. Я подглядывала за ним, когда тут была эта дура хасеки. — Девушка бросила торжествующий взгляд на собеседницу. — Слышишь, он, кажется, уже у дверей.

И в это мгновение, не успела Селия перевести взгляд на дверь, черкешенка раздвинула ноги, бесстыдно обнажив тщательно выбритое лоно, и, скользнув пальцами внутрь, медленно и осторожно извлекла маленький, похожий на горошину предмет. Это было что-то круглое и черное, примерно такого же размера и той же формы, как та лепешка гашиша, которую Селии дала карие Лейла.

— Что это такое? — изумленно спросила она.

— Сейчас увидишь. — Девушка снова издала гортанный смешок. — Не ты одна умеешь давать взятки карие Лейле.

Она не стала глотать эту лепешку, как предположила Селия, а вместо этого аккуратно спрятала ее под язык. Затем снова скользнула двумя пальцами между губами лона, слегка коснулась внутренней его стенки, чтобы потом тронуть ими — влажными и чуть заблестевшими — за ушами, обвести, слегка касаясь, рот. Все это она проделала, не сводя глаз с Селии, улыбка таилась в уголках ее губ.

— До чего противные существа мужчины, тебе не кажется? — шепнула она.

Когда султан наконец вошел в комнату, обе девушки разом соскользнули с ледяного трона и распростерлись на полу у его ног. Впоследствии Селия припоминала то обжигающее чувство, с которым восстанавливалась циркуляция крови в кончиках пальцев, какими окоченевшими и онемевшими были ее руки и ноги, как медленно она могла ими двигать. Поднять глаза она не осмеливалась и потому скорее почувствовала, чем увидела, его недовольство.

— Что это? Я вас не звал.

Тяжелое молчание.

— Где Гюляе-хасеки?

Снова молчание, потом Селия услышала ровный голос черкешенки:

— Гюляе-хасеки захворала, мой повелитель. Она приносит вам свои нижайшие извинения. Госпожа повелительница, валиде-султан, непрерывно пекущаяся о ваших удовольствиях, послала нас сюда вместо нее.

Твердые холодные плитки пола впивались в локти и лоб Селии. Пока не было дано знака подняться, ей надлежало оставаться в том же положении с приподнятыми вверх ягодицами и лицом, обращенным к полу. Потянулись долгие мгновения. Уголком глаза девушка приметила отколовшийся уголок плитки как раз напротив ее носа, и разглядывала его, как ей показалось, целую вечность. Затем, почувствовав, что никаких изменений не происходит, она чуть отвела голову вбок и увидела, что черкешенка изменила позу и теперь стоит перед султаном на коленях, выпрямив спину.

Будто с целью скрыть наготу, эта девушка прикрылась согнутой в локте рукой, сомкнув пальцы вокруг левой груди, приподнимая ее, жест одновременно и покорный, и соблазнительный. Груди у нее были довольно большими для такого тщедушного создания, с широкими и плоскими сосками, от холода превратившимися в две твердые палочки. Султан продолжал молчать, но Селия вдруг заметила, что он сделал шаг в ее сторону, с губ черкешенки при этом сорвался едва слышный стон: «О-о!»

Скорее это был вздох. Она подалась вслед за султаном, будто теряя равновесие, затем снова отпрянула в смущении. Веки ее опущенных глаз трепетали.

— Мы узнали тебя.

Селия вдруг подумала, как странно слышать голос мужчины после столь длительного общения с женщинами.

— Ты Ханзэ? Маленькая Ханзэ.

Девушка ничего не ответила, но ее странные глаза блеснули в сумраке золотым огнем.

«Но как он может смотреть на тебя, — мелькнуло в голове Селии. — Ты ведь попросту безобразна».

Не успела она додумать эту мысль, как султан опять сделал шаг к ней.

— А-ах.

Из груди девушки вырвался вздох, и Селия заметила, как розовый язычок черкешенки скользнул по губам в одну и другую сторону. Увлажненные, они ярче заблестели при свете свечи.

Внезапно стало очень тихо. Все, что могла слышать Селия, это взволнованное дыхание девушки и звук своего собственного бьющегося сердца.

Все еще распростертая на полу, она с трудом переводила дыхание, но никто не обращался к ней, и она не осмеливалась подняться без разрешения, только слегка повернула голову в сторону. Теперь она хорошо видела ту, другую девушку по имени Ханзэ, видела, как она выпрямилась и чуть изогнулась. Своему телу — тщедушному и хилому в сравнении с телом Селии — она теперь придала такую осанку, будто это был самый редкий и изящный цветок на свете. Кожа черкешенки, по-прежнему голубоватая от холода, сияла подобно белым розам в утреннем саду.

Если эта странная девушка и ощущала стужу, она ничем этого не показывала. Султан не сводил с нее глаз, и вот Ханзэ наконец осмелилась поднять на него взор. Их взгляды скрестились.

— Ах! — слабо, подобно тихому рыданию, выдохнула та и откинула голову назад, будто от удара.

— Не бойся меня, — промолвил султан, но тон его, как внезапно догадалась Селия, показал, что эта мысль отнюдь не неприятна ему.

Теперь он сделал шажок к черкешенке, его одеяние при этом движении чуть распахнулось, полы длинного халата разошлись. Чем дольше он смотрел на девушку, тем сильнее она отстранялась от него, изгибаясь то в одну сторону, то в другую. Она походила на какое-то насекомое, наколотое на иглу.

— Дай мне взглянуть на тебя.

Черкешенка опять слегка отпрянула, будто пытаясь спрятать свою наготу от его взгляда, при этом движении ее белоснежное хрупкое плечо чуть заметно выдвинулось, линия крутой длинной шеи, приподнятого затылка оказалась подчеркнутой.

«Она будто танцует», — мелькнула мысль у Селии.

Разрываясь между собственным страхом и очарованием этой сцены, девушка зажмурила глаза, затем быстро распахнула их. Что ей делать? Чего ждут от нее? Она должна уйти или оставаться здесь? Селия увидела, как султан мягким движением отнял руку Ханзэ от ее груди и потянул на себя. Девушка сделала попытку остановить его, ухватилась пальцами за ладонь, затем шлепнула его рукой, ноготками впилась в мякоть предплечья, но он быстро поймал ее за запястье и сильно сжал его, после чего притянул девушку к себе. Пальцем свободной руки коснулся ее соска, стал медленно обводить его, будто рисуя что-то.

Со вздохом Ханзэ припала к нему и уронила голову на грудь султана. Он наклонился, но не поцеловал ее, а чуть помедлил и тихонько дохнул ей в ухо.

— Иди в спальню, — хрипло сказал он. — И ты тоже, сонная голубка. — Он внезапно повернулся в сторону Селии. — И накиньте что-нибудь на себя, а то замерзнете.

«Оказывается, он не забыл меня».

Девушка почувствовала мужскую ладонь на своей щеке, мягкие ласковые пальцы, запах мирры.

Кровать султана была точно такой, как запомнила ее Селия: широкий диван, покрытый яркими тканями, дамастом и разрезным бархатом, шитыми золотом и серебром парчовыми покрывалами, многие из которых были подбиты мехом. В мягком освещении блестящая поверхность парчи походила на панцири каких-то неведомых насекомых. Остальная часть комнаты, включая высокий, словно в церкви, сводчатый потолок, таилась в сумраке.

Селия набросила одно из меховых покрывал себе на плечи и опустилась на колени в изножье кровати. Ханзэ, не спросив разрешения, расположилась в самом центре ложа, она тоже накинула на себя одно из меховых покрывал и с наслаждением потерлась о него щекой. Девушка чувствовала себя здесь совершенно свободно, она явно ничего не боялась.

— Итак, маленькая Ханзэ, ты готова принять меня?

И он опустился на кровать прямо перед нею. Девушка медленно подтянула мех повыше к самому подбородку и, сузив глаза, обратила лицо к султану. Затем выразительно и неторопливо покачала головой.

— Нет, мой господин.

— Ты осмеливаешься говорить «нет» своему повелителю?

К изумлению Селии, он внезапно расхохотался, как будто такой ответ привел его в восторг. И нетерпеливым движением сбросил с плеч одежду.

— Это мы сейчас увидим.

Он сделал движение к черкешенке, но та отпрянула от него так же стремительно, как делала это раньше. Он опять подался вперед, а когда девушка снова увернулась, поймал ее лодыжку и грубо дернул к себе.

— Не так проворно.

До Селии эти слова донеслись вместе с участившимся дыханием. Затем он с усилием распрямился, невольно подчеркнув неповоротливость тяжелого рыхлого тела.

«Дикий кабан в поисках трюфелей», — усмехнулась Селия про себя.

Она наблюдала, как султан опрокинул Ханзэ на спину и одной рукой прижал ее голову к дивану. Девушка принялась яростно извиваться, высвободив одну руку, она впилась ему в лицо ноготками и царапалась, пока он не поймал ее. Лишенная свободы, она вытянула и выгнула шею, отстраняя от него лицо, и вдруг недвижно замерла в таком положении. Оба тяжело и бурно дышали. Потом он склонился к лицу черкешенки, вглядываясь в него и почти касаясь губами ее рта, шеи, будто вдыхая запах духов и тех тайных мазков, которые она нанесла себе. Селия следила за этой сценой не отрываясь.

— Они давали тебе что-нибудь?

Она покачала головой.

— Говори правду.

Селия видела, как его палец скользнул вниз вдоль горла девушки. Ханзэ не отвечала, но внезапно вытянула шею и провела языком по его губам.

Он тихонько усмехнулся.

— Ты готова принять меня? — прошептал он. — Это не будет больно. Почти.

— Нет.

И с этим последним актом неповиновения она вывернулась из-под него, высвободила руку, попыталась изо всех сил оттолкнуть его, но мужчина был слишком силен, чтобы такое сопротивление могло к чему-то привести. Ханзэ выдохнула и затихла.

Селия в ужасе охватила себя руками, чувствуя, как заныл у нее живот при мысли о том, что должно сейчас произойти у нее на глазах.

— Значит, я возьму ее вместо тебя? — Султан кивком указал на Селию, стоявшую на коленях в изножье кровати.

— Нет, мой повелитель, — покачала непокорной головой черкешенка. В ее голосе прозвучало краткое рыдание. Или смешок? — Возьми меня.

Она обхватила крупную ладонь султана, медленно опустила сплетенные руки между своими ногами, и палец мужчины проник во влагалище. Ласковое поглаживание заставило девушку негромко застонать.

Тяжело крякнув, он вошел в нее. После чего все закончилось довольно быстро. Селия только успела услышать короткий вскрик черкешенки, а несколько мгновений спустя он уже отпустил ее и поднялся.

Накидывая на плечи платье, приказал:

— Ждите тут обе. Евнухи скоро придут за вами и отведут обратно. — Затем рассеянно потрепал Ханзэ по плечу. — Ты была приятна нам, маленькая Ханзэ. Ага запишет тебя в нашу книгу.

И с этими словами, не бросив на них больше ни единого взгляда, он удалился.

Селия не шевелясь сидела на кровати. В спальне воцарилось молчание, затем Ханзэ обернулась к ней.

— Ну, можешь меня поздравить. — Она подтянула колени к животу. — Теперь тебе придется называть меня кадин.

— Поздравляю, Ханзэ-кадин, — после паузы отозвалась Селия и, снова помолчав, медленно добавила: — Тебе самой не противно?

— Противно? Мне? — В свете свечи глаза девушки казались сейчас огромными, а сама она на удивление маленькой и юной: бледное больное дитя на огромной кровати. — Он выбрал меня. Тебе никогда уже не стать хасеки.

— У нашего повелителя много наложниц, но хасеки только одна. И это место, как тебе известно, уже занято.

Селия выговаривала слова неторопливо и осторожно, будто и впрямь общалась с ребенком.

На лице девушки заиграла дикая улыбка необузданного существа.

— Этому недолго длиться.

— О чем ты говоришь?

— Скоро узнаешь.

Ханзэ неторопливо выбралась из постели и нагая направилась к столику, на котором стояло блюдо приготовленных на меду лакомств. Не моргнув глазом, она сунула одно из них в рот и облизнула с губ сладкий сироп.

— Ты не хочешь есть? — Меньше всего черкешенку заботило то обстоятельство, что она была не одета. — Такие печенья называются «соски женщины», — хихикнула она. — Возьми одно.

Селия не обратила внимания на ее слова.

— Кто научил тебя?

— Научил меня?

— Да. Делать все это. Ну, угождать султану… вот так.

— Я же сказала тебе. Я подсматривала за ними.

Ханзэ тщательно облизнула пальцы.

— Не верю я тебе. Такому нельзя научиться, только подсматривая.

— Ты имеешь в виду все эти «ох» и «ах»? — презрительно усмехнувшись, спросила Ханзэ, передразнив саму себя, и закружилась по комнате на кончиках пальцев, возбужденная недавними событиями. — Ладно, могу сказать тебе это, Кейе-кадин, — небрежно бросила она через плечо. — Я научилась этому еще в Рагузе у прежней хозяйки.

— В Рагузе?

— Да. А что тут удивляться? Валиде любит тех, кто пришел из родных ей мест.

Селия в молчании не сводила с нее глаз.

— С небольшими подсказками карие Лейлы, разумеется. — Девушка перестала кружиться и снова подбежала к столику, чтобы взять еще печенья. Два ярких пятна заиграли на ее впалых щеках. — О, Лейла будет первой, кого я награжу, когда стану хасеки.

— Так, значит, это она тебе все рассказала? — Голос Селии внезапно прозвучал до крайности устало.

— Карие Лейла мне ничего не рассказывала. Только дала мне своего снадобья, как и тебе, между прочим. — Тут черкешенка по-детски хихикнула. — «Хотелка» она назвала мою…

— Я не о Лейле говорю, — перебила ее Селия. — Я имела в виду валиде. Тебе она все рассказала? И пообещала, что ты будешь следующей хасеки?

— Не понимаю, что ты такое плетешь.

— Думаю, что понимаешь. — Но тут новая мысль осенила девушку. — Через минуту сюда явятся евнухи, чтобы отвести нас назад. Тебе объяснили, что надо делать? Ну, насчет крови рассказали тебе?

— Ка… какой крови?

— Как какой? Ты же знаешь, в первый раз, когда ты… когда тебя… ну, в общем, при этом должна показаться кровь. И они должны убедиться, что она была. Разве Хассан-ага не сказал тебе? О, я забыла, его же нет здесь. — Селия испуганно прижала руку ко рту. — Неужели тебя не предупредили?

Тяжелое зловещее молчание. Когда Ханзэ прервала его, голос у нее неожиданно стал тоненьким-тоненьким:

— Кровь?

И опять замолчала.

— А здесь ее нет? Ничего не показалось?

— Нет.

Поведение дикарки, всего мгновение назад полной самой необузданной энергии, резко изменилось.

— Что мне делать, кадин? — пролепетала она, ноги ее подкосились, и она почти упала на край кровати. Глаза ее не отрывались от Селии. — Что со мной теперь будет? Помоги мне, кадин. — И она рухнула на колени перед девушкой. — Пожалуйста!

Селия стала быстро соображать.

— Скорее дай мне салфетку. — Среди покрывал и подушек они отыскали лоскут белой льняной ткани с богато вышитой каймой, которым Ханзэ только что вытирала рот. — А теперь быстренько нанеси себе небольшой порез. Хоть вот этим.

На полу рядом с кроватью, там, куда небрежно кинул его султан, валялся пояс с прикрепленными к нему изогнутыми ножнами, обильно украшенными золотом и драгоценными камнями, а из ножен торчала рукоятка клинка, инкрустированная тремя огромными изумрудами. Селия рывком выдернула кинжал и осторожно ощупала его кончик. Скорее это было украшение, а не оружие, и предназначалось оно для парадных целей, но для них могло быть полезным.

— Годится. — Она протянула клинок Ханзэ. — Ну, торопись же.

Но та в страхе отпрянула:

— Я не смогу, что ты.

— Но ты должна. И побыстрее, у тебя совсем мало времени.

— Нет-нет. Я ни за что этого не сделаю.

— Не будь такой трусихой.

Ханзэ расширенными от ужаса глазами впилась в лицо девушки.

— Пожалуйста, умоляю тебя. Сделай это ты.

— Я?

— Прошу, пожалуйста. Сделай ты. — Теперь она открыто рыдала. — Мне не скрыть пореза. Они сразу же увидят его. И поймут, для чего я это сделала. — За дверью послышались приближающиеся издалека тяжелые шаги. — Заклинаю тебя жизнью, сделай это ты. Я никогда не забуду твоего поступка. Обещаю.

Времени на размышления не оставалось. Селия взяла в дрожащую руку кинжал и поднесла острие к своему запястью.

— Нет-нет. Только не сюда, — вскричала Ханзэ. — Лучше под мышкой, там никто не заметит.

Девушка приподняла руку и снова поднесла кинжал к телу. Но вдруг задумалась.

— С чего это я буду такое устраивать, а, Ханзэ? Зачем мне защищать тебя? Нет у меня никаких причин это делать.

— Прошу тебя всем святым! Пожалуйста, я никогда не забуду, что ты для меня сделала. — Глаза черкешенки выкатились, выражение их было едва ли не безумным. — Ты ничего не понимаешь. Мне отрежут руки и ноги. Вырвут глаза щипцами. Зашьют в мешок и бросят в Босфор, если…

— Да, похоже на них.

Задумчиво Селия попробовала на пальце остроту клинка. Действительно, зачем ей помогать этой дикарке? Разве опыт последних нескольких дней ничему не научил ее? Да эта красавица при первой же возможности утопит ее, как котенка. И глазом не моргнет.

Увидев ее колебания, Ханзэ сделала резкое движение, намереваясь вырвать оружие из ее рук, но Селия опередила ее. Она быстро спрятала руку, в которой держала кинжал, за спину.

— Отдай мне его! — Девушка не переставала рыдать. — Я расскажу тебе все про опиум…

— Фу. Какие пустяки. — Шаги евнухов приближались. — Как ты сказала, я и сама сумею все разузнать.

Но прежде чем она успела договорить, Ханзэ выпалила какое-то слово, которое сразу заставило Селию замолчать.

— Что? Что ты говоришь?

— Дверь! Дверь в Птичник! Я сказала, что ты получишь ключ от Двери Птичника!

Их взгляды скрестились. Для расспросов времени не было. Селия слышала только страшный грохот в ушах, шум мчащейся по сосудам крови.

— Обещаешь?

— Клянусь жизнью.

Бисеринки пота оросили лоб Ханзэ.

В наступившей тишине громом показался шорох открываемой двери. В мгновение ока Селия сделала небольшой надрез, Ханзэ поднесла к нему салфетку, и обе увидели, как три капельки крови упали на белоснежную ткань.