Геенна огненная

XV

На следующий день Дюрталь курил, сидя у камина, перебирая в уме то, что он узнал накануне. Он подумал о схватке Докра и Иоханнеса, этих двух священников, вооруженных злыми чарами и заклятиями, изгоняющими дьявола, которая разгорелась за спиной Гевэнгея.

«В христианской символике рыба служит условным изображением Христа. Наверное, поэтому каноник пичкает рыбок облатками, что усугубляет кощунство. В средние века хлеб, символизирующий тело Христа, бросали на съедение нечистым животным, принадлежащим к свите дьявола, например жабам, а здесь сущность этого акта выворачивается наизнанку.

Неужели эти химики-богоубийцы так сильны? Что за безумная идея насылать злых духов, источающих гнилое масло и ядовитую кровь, на жертву? Во все это трудно поверить.

И все-таки… если вдуматься, и в наше время можно столкнуться с тайнами, которые легко списываются на легковерность средневекового человека, только они меняют внешний облик. В больнице де ля Шарите доктор Люис сумел передать болезни одной пациентки, погруженной в гипнотический сон, другой женщине. Разве это менее удивительно, чем колдовские чары, чем выпавший кому-то жребий, брошенный рукой мага или пастуха? Крылатый злой дух столь же необычен, как какой-нибудь микроб, отравляющий организм человека, ведь и он проникает извне и действует незаметно. Воздушная среда переносит и ларвов, и бациллы. Она безразлично служит разного рода испарениям, энергиям, например электричеству, или флюидам гипнотизера, который заставляет покорного его воле человека идти к нему через весь Париж. Наука не может отрицать того, что такие феномены имеют место. Доктор Браун-Секвар возвращает молодость старикам-калекам, лечит немощь, впрыскивая растворы тканей кролика и морской свинки. Кто знает, из чего состояли эликсиры жизни и любовные напитки, которые колдуны продавали истощенным, отчаявшимся людям? Известно, что в средние века обязательным компонентом всех этих смесей была человеческая сперма. И доктор Браун-Секвар после многочисленных опытов признал, что эта субстанция обладает удивительными возможностями как целебное средство.

В древности видения, призраки внушали ужас. И они по-прежнему тревожат покой людей. Трудно заподозрить в обмане доктора Крукса, множество свидетелей подтверждают результаты его экспериментов, проводившихся на протяжении трех лет. На сделанных им фотографиях хорошо видны очертания привидений, так что нет оснований не доверять свидетельствам средневековья. Все это кажется невероятным, но десять лет назад люди сомневались в том, что существует гипноз, позволяющий одному человеку распоряжаться волей другого.

Мы плутаем во мраке, это правда. И потом, де Герми правильно заметил, дело совсем не в том, обладают ли силой средства, к которым прибегают сатанисты, гораздо важнее тот факт, что в наше время есть целая сеть таких обществ, и многие священники, отпавшие от Церкви, заняты изготовлением магических снадобий.

Ах, если бы была возможность встретиться с каноником Докром, втереться к нему в доверие! Во всем этом столько неясностей!

И вообще, имеет смысл общаться только со святыми, отпетыми мерзавцами и сумасшедшими, только они-то и интересны. У здравомыслящих людей нечего почерпнуть, они пережевывают вечную жвачку повседневной скуки. Что ни говори, а это люди толпы, пусть даже и наделенные умом, все равно, во мне они вызывают лишь досаду. Да, но как подступиться к этому чудовищу?» Дюрталь разворошил угли в камине. «Мне мог бы помочь Шантелув, но он явно не хочет этого делать. Остается его жена. Вероятно, она навещает каноника. Нужно расспросить ее хорошенько, я должен знать, поддерживает ли она с ним какие-нибудь связи, видит ли она его».

Вспомнив о мадам Шантелув, Дюрталь помрачнел. Он вынул часы, взглянул на них и поморщился. «Какая тоска! Сейчас она явится, и придется опять… как бы ее убедить в том, что все эти плотские утехи ни к чему? Впрочем, вряд ли она в хорошем расположении духа. На ее более чем страстное послание, в котором она умоляла о свидании, я ответил через три дня сухой запиской, содержащей приглашение прийти ко мне сегодня вечером. Всяческий лиризм в ней отсутствовал начисто. Возможно, я немного перегнул палку».

Он поднялся, проверил, горит ли огонь в камине в соседней комнате. Затем он вернулся на прежнее место, даже не подумав убраться в спальне. Он больше не зависел от этой женщины, и желание показать себя с лучшей стороны исчезло. В нем не было и следа прежнего нетерпения. Он спокойно ждал ее, сидя у огня, скрестив ноги в домашних туфлях.

«Самые приятные минуты с Гиацинтой я пережил в доме Шантелува, целуясь с ней в двух шагах от мужа. Ее губы горели! А поцелуи, которыми она одаривала меня здесь, слишком пресны».

Мадам Шантелув позвонила немного раньше назначенного срока.

— Хорошенькое письмо я от вас получила! — заметила она, усаживаясь.

— Что вы хотите этим сказать?

— Признайтесь, друг мой, вам не терпится от меня отделаться!

Он возмутился, но она в сомнении покачала головой.

— В чем вы меня упрекаете? — горячился он. — В том, что я послал вам всего лишь краткую записку? Но я был занят, кто-то пришел ко мне, у меня не было времени собраться с мыслями. Или в том, что я отложил нашу встречу на несколько дней? Но я вынужден был это сделать. Я уже говорил, нам следует проявлять осторожность! Мы не можем видеться слишком часто. По-моему, я достаточно ясно объяснил причины…

— Я настолько бестолкова, что так и не поняла, в чем они состоят, эти причины, кажется, речь шла о каких-то семейных обстоятельствах…

— Именно.

— Все это как-то туманно…

— Но я не мог сразу поставить все точки над i, рассказать вам…

Он запнулся, раздумывая, не настал ли удобный момент, чтобы раз и навсегда порвать с этой женщиной, но вспомнил о том, что она располагает сведениями о канонике Докре.

— О чем же? Ну, я слушаю!

Он в нерешительности покачал головой, удерживая себя от слишком дерзкой и гнусной лжи.

— Раз вы настаиваете… признаюсь, хотя мне очень трудно это сделать… уже много лет я связан с одной женщиной… добавлю сразу, что сейчас наши отношения носят чисто дружеский характер.

— Очень хорошо, — прервала его мадам Шантелув, — ваши семейные обстоятельства прояснились.

— И если уж вы хотите знать всю правду… — Дюрталь понизил голос, — у меня есть ребенок от нее.

— У вас есть ребенок! О, бедный мой друг!

Она порывисто встала.

— Что ж, мне остается только удалиться. Прощайте, больше вы меня никогда не увидите.

Он схватил ее за руки, довольный своей выдумкой и немного смущенный ее грубой примитивностью, и стал умолять мадам Шантелув остаться хоть ненадолго.

Она не соглашалась. Тогда он притянул ее к себе, принялся ласкать и целовать ей волосы. Ее взгляд утонул на дне его глаз.

— Ну же, — сказала она, — идем, — она кивнула в сторону спальни. — Или нет, подожди здесь, пока я разденусь.

— Нет, нет…

— Да!

«Ну вот, все начинается сначала», — он безвольно опустился на стул. Его терзала мучительная тоска.

Он разделся и, согреваясь у камина, ждал, пока она ляжет.

И снова он почувствовал холодные прикосновения ее гуттаперчевого тела.

— Мне действительно не стоит больше приходить сюда?

Он не ответил. Ему было ясно, что она не собирается расставаться с ним, и в его душу закралось опасение, что не так-то просто будет отделаться от нее.

— Ответь мне!

Чтобы избежать ответа, он уткнулся лицом в ее шею.

— Шепни мне ответ в уши!

Он удвоил свои усилия, чтобы заставить ее замолчать. Наконец он перевел дух, усталый, разочарованный, но счастливый тем, что все позади. Она обняла его за шею и впилась ему в губы. Но он был грустен, расслаблен и не обращал внимания на ее ласки. Она изогнулась в порыве страсти и добилась своего — он застонал.

— Ага! — ликовала она, — ты кричишь!

Он чувствовал себя изнуренным, разбитым, у него тяжело стучало в висках, он не в силах был собраться с мыслями.

Кое-как склеив себя по частям, он встал и поплелся в кабинет одеваться, оставив в ее распоряжении спальню.

Пламя свечи горело за занавеской, разделявшей комнаты.

Время от времени оно исчезало, оттесненное силуэтом Гиацинты, но тут же снова выныривало из небытия.

— Ах, мой бедный друг, так, значит, у вас есть ребенок!

«Все-таки сработало», — отметил он про себя.

— Да, девочка.

— И сколько же ей лет?

— Скоро шесть.

И он опустился в описание: она блондинка, очень умненькая, живая, но, к сожалению, часто болеет и требует постоянного внимания и забот.

— Должно быть, вы часто переживаете поистине мучительные минуты, — ее голос дрогнул.

— О, еще бы! Кто позаботится об этих несчастных, если я завтра умру!

«Она клюнула!» Мадам Шантелув поверила в существование ребенка. Ее сердце сжалось от сострадания к девочке и ее матери, к глазам подступили слезы.

«Он несчастлив, — думала она, — даже улыбка не может скрыть его постоянную грусть».

Она отодвинула занавеску и вошла в кабинет.

Он взглянул на нее и вдруг понял, что ее чувства не притворны, что она действительно привязана к нему. Если бы не ее посягательства на его тело! Если бы не ее претензии! Они могли бы быть друзьями, умеренно грешить, ни на что особенное не замахиваясь… Но нет, это невозможно. В ее глазах отрава, в очертаниях рта проступает страшный оскал хищника.

Она села за его письменный стол и рассеянно вертела в руках перо.

— Вы работали до моего прихода? Как продвигается история Жиля де Рэ?

— Не так быстро, как мне хотелось бы. Чтобы иметь полное представление о средневековом сатанизме, нужно вжиться в эту эпоху. Мне не хватает общения с сатанистами, а ведь их полно среди нас. Наверное, их практика изменилась, но душевный склад, я уверен, остался прежним, да и цели не тронуло время.

Он прямо посмотрел ей в глаза и, сочтя, что история о ребенке оказала на нее благотворное действие, поднял паруса и пошел на абордаж.

— Вот если бы ваш муж рассказал мне о том, что ему известно о канонике Докре!

Ее глаза затуманились, но она молчала.

— Конечно, Шантелув подозревает нас…

Она оборвала его:

— При чем здесь мой муж! Наши отношения касаются только нас. Когда я ухожу из дома, он страдает, так было и сегодня, тем более, что он прекрасно знал, куда я направляюсь. Но я считаю, что никто не имеет права контролировать поступки другого человека. Он точно так же, как и я, свободен распоряжаться своим временем, как ему заблагорассудится, и может идти, куда ему вздумается. В мои обязанности входит следить за домом, заботиться о нем и о том, чтобы никто не ущемлял его интересов, любить его, как полагается преданной жене, — и я с радостью все это выполняю. Что ж до меня, то мои поступки не касаются ни его, ни кого бы то ни было еще!

Она говорила резко и решительно.

— Черт! у вас своеобразные взгляды на роль мужа в семейной жизни!

— Да, я знаю, в том мире, в котором я живу, не приняты такие отношения. Вы, должно быть, тоже не разделяете мое мнение. Мои принципы причиняли много горя моему первому мужу. Но у меня железная воля, и я умею подчинить себе тех, кто меня любит. Я ненавижу вранье, и поэтому, когда через несколько лет замужества я влюбилась, то сразу же сказала об этом мужу и открыто призналась в том, что изменила ему.

— Могу ли я спросить, как он принял эту новость?

— За одну ночь он поседел, настолько сильным было его горе. Он не мог принять этого предательства с моей стороны и покончил с собой.

— Ну и ну! — спокойный, уверенный тон этой женщины поразил Дюрталя. — А если бы он решил убить вас?

Она пожала плечами и смахнула клочок кошачьей шерсти, прилипший к ее платью.

— Но теперь-то вы обладаете большей свободой. Ваш второй муж…

— Прошу вас, оставьте в покое моего второго мужа. Это прекрасный человек, заслуживающий лучшей жены, чем я. Мне остается только восхищаться им, и я люблю его в тех границах, которые он сам возвел. И давайте поговорим о чем-нибудь другом, с меня вполне достаточно неприятных бесед с моим духовником, который запрещает мне приближаться к алтарю.

Он в изумлении смотрел на нее. Перед ним была совершенно новая Гиацинта — суровая и непреклонная, о существовании которой он и не подозревал. Совершенно бесстрастно она рассказала о самоубийстве ее первого мужа, казалось, она считает, что ей не в чем себя упрекнуть. Она выглядела безжалостной, а ведь только что она искренне сочувствовала Дюрталю, поверив в его отцовство. Дюрталь содрогнулся. Но, быть может, она, как и он, просто-напросто ломает комедию!

Разговор принял неожиданный для него оборот, он мучительно обдумывал, как бы ему вернуться к сатанисту Докру.

— Забудем обо всем этом, — сказала Гиацинта, подходя к нему. Она улыбнулась и снова стала прежней Гиацинтой.

— Но если из-за меня вы лишены причастия…

— Теперь вы не сможете жаловаться, что я вас не люблю, — прервала она его и поцеловала.

Он вежливо обнял ее, она тихонько застонала, и он счел благоразумным отстраниться.

— Ваш духовник так строг?

— Да, он старой закалки. Совершенно неподкупен. Но я специально выбрала себе в духовники именно такого человека.

— Если бы я был женщиной, то обратился бы, наоборот, к ласковому, снисходительному священнику, который не стал бы ворошить мои грешки. Он смазывал бы маслом пружинки моих признаний, мягкими движениями извлекал на свет мои проступки. Говорят, в духовников часто влюбляются, возможно, не у всех хватает выдержки и тогда…

— О, и тогда происходит инцест, потому что священник является духовным отцом, к тому же это преступление отягощается святотатством, ведь сан налагает определенные обязательства перед Богом! Это безумие! — нервно проговорила она, обращаясь больше к самой себе.

Он наблюдал за ней. Знакомое сияние мерцало в ее близоруких глазах. Ему показалось, что он невольно попал в больное место.

— Ну, — он улыбнулся, — вы по-прежнему изменяете мне с моим двойником?

— Не понимаю…

— Приходит ли к вам по ночам инкуб в моем облике?

— Нет. Теперь вы мой, и нет необходимости прибегать к воображению.

— Да вы настоящая сатанистка, догадываетесь ли вы об этом?

— Возможно, я так много общалась со священниками!

— Неплохой ответ! — Он слегка поклонился ей. — Дорогая моя Гиацинта, окажите мне услугу, ответьте на один вопрос. Вы знакомы с каноником Докром?

— Да.

— Что он собой представляет? Я так часто слышу о нем.

— От кого?

— От Гевэнгея и от де Герми.

— А! Так вы общаетесь с астрологом. Да, он когда-то встречался с каноником в нашем доме. Но я не знала, что Докр как-то связан с де Герми, который в те времена был у нас редким гостем.

— Да нет, между ними нет никаких отношений. Де Герми даже никогда не видел Докра, он просто тоже много слышал о нем от Гевэнгея. Неужели то, в чем обвиняют каноника, правда?

— Ну, не знаю. Докр очень учтивый человек, он хорошо воспитан и прекрасно образован. Одно время он состоял духовником при королевской фамилии и, несомненно, стал бы епископом, если бы не сложил с себя сан. О нем говорят много плохого, но духовенство так любит сплетни.

— Но ведь вы лично знаете его!

— Да, он даже был моим духовным отцом.

— Тем более вам должно быть многое известно о нем.

— Допустим, что вы правы. Вы весь вечер ходите вокруг да около. Скажите прямо, что вас так интересует?

— О, любые сведения о нем! Хорош ли он собой, богат ли?

— Ему сорок лет, у него приятная внешность, и он тратит большие суммы денег.

— А вы верите в то, что он занимается колдовством и служит черные мессы?

— Это очень может быть.

— Простите мою настойчивость… мне не следует допытываться, тянуть жилы… могу ли я задать вам нескромный вопрос? Эта ваша способность вызывать инкуб…

— Да, я научилась этому от него. Надеюсь, теперь вы удовлетворены.

— И да, и нет. Спасибо, что вы были так добры и ответили на мои вопросы. Боюсь, я злоупотребляю вашим доверием… но не подскажете ли вы мне способа увидеть каноника Докра?

— Он в Ниме.

— Прошу прощения, в данный момент он в Париже.

— А! Вы в курсе! Что ж, даже если я и знаю такой способ, будьте уверены, я не скажу вам о нем. Вам не следует общаться с ним.

— Вы полагаете, что он опасен?

— Мне хотелось бы воздержаться от комментариев. Но у вас с ним не может быть ничего общего.

— Но мне необходимо расспросить его о сатанизме. Моя книга…

— Вам придется прибегнуть к другим источникам. И вообще, — она подошла к зеркалу и надела шляпку, — муж порвал с этим страшным человеком, он больше не бывает у нас.

— Но это не основание для того, чтобы…

— Чтобы что?

— Чтобы… впрочем, ладно, — у него чуть было не сорвалось: «чтобы вы отказались от общения с ним».

Она не настаивала. Поправив волосы под вуалью, она улыбнулась своему отражению. Он взял ее за руки и поцеловал.

— Когда я снова увижу вас?

— Насколько я поняла, мне не следует больше появляться здесь.

— О, вы прекрасно знаете, что я люблю вас, вижу в вас друга… скажите, когда вы сможете прийти?

— Послезавтра, если это не нарушит ваши планы.

— О, конечно же, нет!

— Ну, тогда до встречи!

Они поцеловались.

— И забудьте о канонике Докре! — Она погрозила ему пальцем и исчезла.

«Провались ты со своими недомолвками!» — возмутился он, запирая за ней дверь.