Генерал-фельдмаршалы в истории России

Светлейший князь Михаил Семенович Воронцов (1782–1856)

Это — бессмертный Пушкин о нем, Воронцове. В иной редакции эпиграммы есть еще и прямое обвинение в отсутствии воинской доблести — «полу-герой»[39]. Но отчего столь уничижительная характеристика? Может, в ней больше досады на губернатора, выславшего поэта из Одессы за грехи, которые ведомы им одним, нежели правды?

Родился светлейший князь в 1782 г., причем восприемницей его была сама Екатерина II. «Рождение твое всех порадовало; веди жизнь такую, чтобы все сокрушались о твоей смерти», — такие напутственные слова над колыбелью произнес его отец граф Семен Романович, видный дипломат. О том, как исполнил сын отцовский наказ, современники рассудили через три четвери века…

Мальчик рано потерял мать. Юность он провел в Англии, где его отец был российским полномочным посланником, получил там блестящее образование. На воинскую службу Михаил был зачислен в 1801 г. поручиком. Тут нельзя не сказать о коллизии, которая возникла с его чинопроизводством и из которой молодой Воронцов вышел с честью. Дело в том, что, подобно пушкинскому Гриневу, он еще в четырехлетнем возрасте был записан в лейб-гвардии Преображенский полк бомбардир-капралом, а через какое-то время произведен в прапорщики. В 16 лет он был пожалован титулом камергера двора его императорского величества, благодаря чему по действовавшему тогда порядку мог перейти на военную службу сразу в чине генерал-майора. Но, хорошо понимая, как слабо разбирается он в военном деле, Воронцов испросил у царя разрешение начать службу с младших, соответствующих его летам чинов.

В 1803 г. по собственному желанию Михаил был командирован на Кавказ в распоряжение главнокомандующего князя П.Д. Цицианова. Блестящий лейб-гвардеец не боялся лезть под пули и отличился при штурме Гянжи 3 января 1804 г., во время которого вынес из боя раненого (им был будущий генерал от инфантерии П.С. Котляревский). А в бою 15 января во время отступления русского отряда через Закатальское ущелье едва не погиб сам при падении с горной кручи.

На смену жарким стычкам с воинственными горцами на этом же театре пришло участие в боях в начавшейся войне с Ираном (1804–1813). Михаил Семенович участвовал в походах в Имеретию и Эриванское ханство. Здесь он не только отличился ратными достоинствами, но и проявил завидные дипломатические способности, успешно проведя переговоры с имеретинским царем Соломоном, в результате принявшим подданство России.

По представлению главнокомандующего молодой офицер из поручиков был произведен, минуя одну ступень, сразу в капитаны и награжден орденом Св. Георгия 4-й степени. От своего прямого начальника Воронцов заслужил лестный отзыв, изложенный П.Д. Цициановым в письме Александру I: «Не могу особенно не рекомендовать при мне находящегося… лейб-гвардии Преображенского полка поручика графа Воронцова, который деятельностью и попечительностью своею, заменяя мою дряхлость, большою мне служит помощью и достоин быть сравнен с его сверстниками»[40].

Его жажде упоения в бою могли позавидовать многие. С Кавказа Воронцов перебирается на западный театр, где принимает участие в русско-прусско-французской войне 1806–1807 гг. За отличия в Пултусском сражении (14 декабря 1806 г.) он произведен в полковники. В следующем году ему был вверен 1-й батальон лейб-гвардии Преображенского полка, с которым Воронцов разделил не только победы, но и поражение армии генерала Л.Л. Беннигсена от войск Наполеона под Фридландом (2 июня 1807 г.).

А через два года путь Воронцова вновь пролег на юг, на войну с Турцией (1806–1812), куда он направился в сентябре 1809 г. во главе Нарвского пехотного полка. На театре военных действий Михаил Семенович был до конца 1811 г., пройдя славную боевую школу П.И. Багратиона и М.И. Кутузова. Вот лишь основные вехи его ратной биографии в той войне: 1810 г. — успешный штурм крепости Базарджик 22 мая (производство в генерал-майоры, а полку дарованы георгиевские знамена); победы под Шумлой 11–12 июня и при Ватине 26 августа, овладение городом Систовом; 1811 г. — победа над турками в полевом сражении у Рущука 22 июня (золотая шпага, украшенная бриллиантами, от императора); сражение под Виддином 9 октября (орден Св. Георгия 3-й степени).

А потом пришел год 1812-й. В Отечественной войне Михаил Семенович принял деятельное участие. Еще накануне вторжения Наполеона он вступил в командование сводной гренадерской дивизией в составе 2-й западной армии Багратиона. Дивизия вела тяжелые арьергардные бои при отступлении, пока в районе Смоленска армии Багратиона и Барклая де Толли не соединились. Она мужественно сражалась у стен древнего русского города 5 августа.

В Бородинской битве 26 августа Воронцов получил приказ оборонять Шевардинский редут и Семеновские (Багратионовы) флеши. Именно на его дивизию и дивизию Д.П. Неверовского пришелся главный удар войск маршалов Даву, Нея и Жюно, подкрепленных кавалерией Мюрата.

На обороняющихся обрушился огонь 130 орудий. Подчиненные Воронцова защищали вверенные позиции воистину с львиным мужеством, из 4 тысяч уцелело всего 300 человек. Как писал Михаил Семенович, дивизия «исчезла не с поля сражения, а на поле сражения». Но даже при таких огромных потерях оставшиеся в живых гренадеры вместе с дивизией Неверовского отбросили французов, которые при пятой атаке флешей на некоторое время сумели захватить их (см. очерк о М.И. Голенищеве-Кутузове). Сам командир дивизии при этом получил ранение в ногу.

У вчера еще никому не известной подмосковной деревушки Воронцов и его боевые товарищи совершили такое, что, по мнению современников, затмило многие предыдущие победы русского оружия. Недаром у известного в те годы поэта и журналиста А.Ф. Воейкова родились такие строки:

После сражения Воронцов был отвезен в Москву на лечение. В своем фамильном доме он обнаружил большое количество подвод, ввиду угрозы французской оккупации присланных из деревни для вывоза имущества. Офицер, дворянин, он и подумать об этом не мог и велел использовать транспорт для отправки раненых в свое имение в селе Андреевское во Владимирской губернии, где нашли заботливый уход до 50 генералов и офицеров и более 300 нижних чинов. Из его личных средств оплачивался труд докторов и выписывались медикаменты. По выздоровлении каждый рядовой снабжался бельем, обувью и десятью рублями. Денежная помощь оказывалась и неимущим офицерам.

Сам генерал, едва оправившись от раны, вновь стал в строй, приняв участие в заграничном походе русской армии. В наступлении на Восточную Пруссию и Польшу он возглавил легкий отряд из казаков и егерей, который, как и подобные подвижные отряды генералов А.И. Чернышева и Ф.Ф. Винценгероде, совершал глубокие рейды, настигая и уничтожая отдельные группы неприятеля. Такая тактика действий при движении русских войск к Одеру полностью оправдала себя. В подтверждение этой мысли знаток войны 1812 г. П.А. Жилин приводит такой эпизод: «…Успешными были наступательные действия и отряда Воронцова. 6 января 1813 г. войска отряда овладели Бромбергом — важным опорным пунктом противника на левом берегу Вислы. Французы, поспешно покинув город, оставили в нем 200 тысяч пудов муки, 2 тысячи пудов пороха…»[41].

Воронцов отличился в Лейпцигском сражении 4–7 октября 1813 г., но особенно в сражении у Краона 23 февраля 1814 г. Оно украсило полководческую биографию Михаила Семеновича наравне с Бородинским сражением. Командуя отдельным отрядом в 18 тысяч человек, генерал с успехом отразил нападение превосходящих сил (30 тысяч) самого Наполеона. Когда от командующего союзной русско-прусской Силезской армией Г. Блюхера был получен приказ на отход, вверенные Воронцову войска в полном порядке отступили, выполнив поставленную задачу и не оставив противнику ни пленных, ни трофеев. За действия в этом сражении полководец был удостоен ордена Св. Георгия 2-й степени. Чуть позднее Александр I сделал его своим генерал-адъютантом.

После заключения мира Михаил Семенович командовал русским оккупационным корпусом во Франции, оставив в сердцах французов добрый след о себе, как о блестящем генерале и гуманном человеке. Немаловажный для его характеристики факт: при возвращении корпуса на родину в 1818 г. он из личных средств заплатил все долги, имевшиеся у русских офицеров во Франции и составившие полтора миллиона рублей.

В 1823 г. Воронцов был назначен новороссийским и бессарабским генерал-губернатором. Это — особая страница в его биографии. Именно тогда, — а он оставался губернатором до 1844 г. — Михаил Семенович заработал сколь нелестную, столь и, как представляется, запальчивую и потому несправедливую характеристику от великого поэта.

Хорошо известно, что Пушкин испытывал романтические чувства к жене Воронцова — Елизавете Ксаверьевне. Это была, действительно, женщина редкого обаяния. Вдовствующая императрица Мария Федоровна говорила, что выдающийся характер сочетается у нее с прелестью красоты и ума, и того человека, который соединит с ней свою судьбу, она сделает счастливым. Таковым стал Воронцов, незадолго до кончины он признался, что женитьба на Елизавете Ксаверьевне дала ему за почти 40 лет совместной жизни много счастья.

Административная деятельность Воронцова по обустройству Новороссийского края оставила его имя в истории русской культуры. Им были приняты меры к заселению и хозяйственному освоению пустынных земель, получила широкое развитие внешняя торговля через порты Азовского моря, Одесса по своему промышленному значению превратилась в южную столицу России. Город украсился великолепными зданиями, построенными по проектам известных архитекторов. Приморский бульвар с портом соединила знаменитая лестница. А для себя на Южном берегу Крыма Воронцов устроил поэтическую Алупку.

Продолжая заниматься гражданским управлением края, он в чине генерала от инфантерии успел принять важное для армии участие в войне с Турцией 1828–1829 гг. Дело в том, что возглавивший осаду крепости Варна генерал А.С. Меншиков (правнук петровского генералиссимуса А.Д. Меншикова) получил жестокую контузию и Николай I, находившийся в это время в Одессе, поручил штурм именно Воронцову. Тот жесткой рукой взялся за организацию осады, и через 40 дней 29 сентября 1828 г. Варна пала. Николай, прибывший к войскам, лично вручил полководцу золотую шпагу в бриллиантах с надписью «За взятие Варны», а в следующем году удостоил его ордена Св. Андрея Первозванного.

В 1844 г. по предложению императора Михаил Семенович объединил в своем лице ранее находившуюся в разных руках военную и гражданскую власть на Кавказе, который из-за давно уже длившейся войны с горцами был поистине больным регионом России. Он стал здесь наместником и главнокомандующим отдельным Кавказским корпусом. «Я стар и становлюсь дряхл, боюсь, что не в силах буду оправдать ожидания царя, но русский царь велит идти, и я, как русский, осенив себя знамением креста Спасителя, повинуюсь и пойду», — был ответ 62-летнего генерала на предложение Николая.

Новому наместнику были предоставлены чрезвычайные полномочия. Ему предстояла действительно трудная задача — восстановить потрясенный Шамилем авторитет русского оружия. Для начала он проинспектировал левый фланг Кавказской линии, войска которой готовились к походу против имама, осмотрел укрепления Сунженской линии, Назрани, крепости Грозная, обозрел Северный Дагестан. И только после этого, уверившись в надежности тылов, 31 мая 1845 г. Воронцов выступил во главе войск в знаменитую Даргинскую экспедицию (см. очерк о А.И. Барятинском).

Преодолев необычайной трудности путь, войска 6 июля дошли до аула Дарго — ставки Шамиля и после 8-часового боя взяли его. Разгромить горцев, однако, не удалось. Они отошли, а при возвращении русского отряда через густые Ичкерийские леса окружили его. К натиску горцев добавилось отсутствие провианта. Личным мужеством, а также тем, что разделял трудности и лишения войск, полководец сумел сохранить в них порядок и бодрость. Рассказывали, что чинам свиты приходилось буквально насильно выносить его на руках из-под огня. Желая подать пример похода налегке, он оставил все свое имущество и спал на голой земле. Благодаря войскам генерала Р. Фрейтага, подошедшим на выручку, отряду Воронцова удалось выйти из окружения.

Со времен Кавказской войны сохранился рассказ о курьезном случае, к которому имел прямое отношение Михаил Семенович и который лишний раз характеризует его личные качества. Во время боя в ходе Даргинской экспедиции был ранен некий юнкер Тихонов, попавший на Кавказ за лень и молодецкие шалости. Его новые товарищи по Куринскому полку на носилках понесли его на перевязочный пункт. По дороге им встретился Воронцов.

— Кого несете, братцы?

— Юнкера Тихонова, ваше сиятельство.

— Поздравляю его прапорщиком, — громко возгласил генерал.

Раненого пронесли на сотню шагов в тыл и остановились для краткого отдыха. Группу нагнал главнокомандующий со свитой.

— Кого несете, куринцы?

Бой с чеченцами под Акбулат-Юртом.

Литография Поль-Пети по рисунку А. Козлова и В. Агена с оригинала Д. Кенига. 1849

Поскольку солдаты своими ушами слышали о пожаловании их сослуживцу чина, они без всяких колебаний ответили:

— Прапорщика Тихонова, ваше сиятельство.

— Поздравляю его подпоручиком, — объявил Воронцов.

Через некоторое время пути раненого и главнокомандующего вновь пересеклись, поскольку дело происходило на поле боя, и Воронцов все время передвигался под огнем, руководя действиями подчиненных. После обмена традиционными репликами куринцы услышали в адрес Тихонова:

— Поздравляю его поручиком.

Когда встреча произошла в четвертый раз, в ответ на вопрос: «Кого несете, куринцы?», с носилок раздался слабый голос того, кто вступил в бой юнкером:

— Поручик Тихонов, ваше сиятельство.

— Поздравляю вас, милейший Тихонов, штабс-капитаном, — утешил раненого страдальца Воронцов, в горячке боя не замечая, что он производит в новые чины одного и того же.

Когда спустя некоторое время недоразумение открылось, и о нем доложили главнокомандующему Кавказским корпусом, Михаил Семенович объявил: «От своих слов я никогда не отказываюсь»[42].

За Даргинский поход, даже учитывая его относительную неудачу, граф Михаил Семенович был возведен в княжеское достоинство. «Честь и слава вам и храбрым вашим войскам, что называвшееся невозможным — исполнено, — писал ему Николай I. — О мужестве, стойкости и терпении войск среди трудов и лишений всякого рода нечего распространяться; они глядели на вас, шли за вами, терпели с вами, и они русские». Лестные, конечно, слова. Однако, как писал Л.Н. Толстой, Воронцов очень не любил вспоминать эпизод с приходом к нему на выручку.

Много сил затратил наместник для гражданского устройства края. Ко времени его управления относятся: разделение Закавказья на губернии, учреждение ряда учебных заведений, библиотек, отделения Кавказского географического общества и первого в Тифлисе театра, выход в свет газеты «Кавказ». При нем были составлены топографические карты Кавказа, начата разработка военно-статистического описания местных губерний, улучшены пути сообщения, особенно имевшие значение для дальнейшего военного наступления на Шамиля, приняты меры к развитию горной промышленности и сельского хозяйства.

Особое внимание Воронцов уделял развитию дружеских отношений между русским и местным населением. Учитывая, что большая часть горцев исповедовала ислам, он требовал благожелательно относиться к мусульманам Кавказа так же, как раньше делал это в Крыму. Им руководило убеждение, что без подлинной веротерпимости достичь прочного мира на Кавказе невозможно.

Рука об руку с преобразованиями гражданского характера шло завоевание Кавказа. Действия Воронцова выражались в строго определенной системе, рекомендованной и опробованной еще генералом А.П. Ермоловым: наступать на горы медленно, но настойчиво, и в каждом вновь занятом пункте «становиться твердой ногой».

В 1847 г. он возглавил войска, действовавшие в Дагестане, и руководил штурмом укреплений аула Гергебиль, осадой и взятием укрепления Салты, падение которого стоило жизни 100 офицерам и более 2 тысячам солдат. В этом походе полководца поразила тяжелая болезнь глаз, которую он перенес, поддерживаемый лишь своей железной волей и непоколебимым чувством долга. Чтобы ободрить старого служаку, император, благодаря его за «водворение спокойствия и безопасности в… части Дагестана», сообщил о зачислении сына Воронцова Семена в лейб-гвардии Семеновский полк штабс-капитаном и назначении своим флигель-адъютантом. А несколько позднее в день Пасхи 1852 г. князю Воронцову вместе с его нисходящим потомством был пожалован титул светлости.

Лев Толстой в повести «Хаджи-Мурат», действие в которой относится к 1851 г., писал: «Воронцов, Михаил Семенович, воспитанный в Англии, сын русского посла, был среди русских высших чиновников человек редкого в то время европейского образования, честолюбивый, мягкий и ласковый в обращении с низшими и тонкий придворный в отношениях с высшими. Он не понимал жизни без власти и без покорности. Он имел все высшие чины и ордена и считался искусным военным, даже победителем Наполеона под Краоном. Ему в 51-м году было за семьдесят лет, но он был совсем еще свеж, бодро двигался и, главное, вполне обладал всей ловкостью тонкого и приятного ума, направленного на поддержание своей власти и утверждение и распространение своей популярности»[43].

При всех достоинствах наместника Кавказа как военачальника борьба с горцами продолжалась еще несколько лет. Лишь к весне 1853 г. отряды Шамиля удалось полностью вытеснить из Чечни.

В октябре 1854 г. Воронцов был уволен со службы, оставшись генерал-адъютантом и членом Государственного совета. А в 1856 г. в день коронования Александр II пожаловал его в генерал-фельдмаршалы.

Умер светлейший князь в ноябре того же года в Одессе, где и погребен. В последний путь его провожал весь город. Под пушечные залпы тело было предано земле под сводами Одесского кафедрального собора (после революции собор был разрушен, и останки князя и княгини Воронцовых были перезахоронены на кладбище).

В Одессе, как и в Тифлисе, Михаилу Семеновичу были установлены памятники — и в обоих случаях на собранные по подписке деньги. Его образ увековечен резцом и кистью: скульптурное изображение помещено на памятнике «Тысячелетие России» в Новгороде Великом, а портрет помещен в Военной галерее Зимнего дворца. Его имя выбито на мраморной доске в Георгиевском зале Московского Кремля. Многие ли государственные деятели России удостоились хоть толики таких почестей со стороны современников и потомков?

Генерал А.П. Ермолов называл его «милейшим другом и удивительнейшим из человеков». А писатель Ф.И. Глинка в своих «Письмах русского офицера», говоря о подвигах Воронцова, «доброго, человеколюбивого генерала», подчеркивал, что «ни богатство… ни блеск воинской славы не могли отвлечь его внимания от страданий ближних».

Вот тебе и «полу-подлец»…