Генерал-фельдмаршалы в истории России

Светлейший князь Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов-Смоленский (1745–1813)

…Под прохладной сенью стройных кипарисов хрустальным, в солнечных бликах комплиментов ручейком текла неспешная, по-восточному цветистая беседа. Немолодой, тучный, одетый в парадную форму русский генерал в продолжение целого часа не смел поднять взор на собеседниц. Но комплименты — то на французском, то на турецком звучали в адрес трех прелестниц исправно. А между ними — доводы о важности нормальных торговых и таможенных отношений с Россией. Слуги вносили богатые дары, а с уст генерала все тек и тек мед комплиментов. Будто та неспешная беседа шла на светском приеме, а не под сенью кипарисов в… серале турецкого султана Селима III.

Кто был тот русский, осмелившийся нарушить вековой запрет на посещение посторонним мужчиной султанского гарема? Кутузов — посол русской императрицы Екатерины II.

Да, этот богато одаренный от природы человек был не только великим полководцем, но и дипломатом, и, что нередко одно и то же, разведчиком.

…Отпрыск древнего дворянского рода Голенищевых-Кутузовых, Михаил Илларионович начал военную карьеру в 15-летнем возрасте капралом артиллерии. Воевал против турок в армии П.А. Румянцева. За отличия в сражениях при Рябой Могиле, Ларге и Кагуле был произведен из капитанов сразу в премьер-майоры, а вскоре и в подполковники. В 1774 г. в Крыму при штурме деревни Шумы близ Алушты, куда он ворвался впереди солдат со знаменем в руках, получил: от врага рану, лишившую его правого глаза, от своих — орден Св. Георгия 4-й степени.

Начиная с 1776 г., Кутузов по воле императрицы почти безотлучно находился в распоряжении А.В. Суворова. В 1788 г. при Очакове он был снова ранен в голову. В 1790 г. генерал отличился при взятии Измаила, командуя штурмовой колонной на одном из наиболее трудных участков. Суворов так оценил его вклад в победу: «Кутузов показал новые опыты воинского искусства и личной своей храбрости. Он шел у меня на левом крыле, но был моей правой рукой…» Наградой на глазах растущему полководцу стал орден Св. Георгия 3-й степени.

В сражении при Мачине (территория нынешней Румынии) 9 июля 1791 г. Кутузов командовал одним из трех корпусов (см. очерк о Н.В. Репнине). Его войска, совершив прорыв из плотного окружения и нанеся сокрушительный удар во фланг неприятелю, решили исход крупнейшего после Рымника сражения второй русско-турецкой войны. Но даже командовавший всей армией князь Н.В. Репнин не знал, что обходной маневр Михаилу Илларионовичу помогли сделать два коновода из обоза… разгромленного великого визиря. Дело в том, что вести разведку, заводить информаторов в стане противника генерал привык давно и успешно. Роль Кутузова в «громком деле при Мачине» императрица оценила орденом Св. Георгия 2-й степени.

После Ясского мира 1791 г. с Турцией Михаил Илларионович, превосходно владевший французским, немецким, английским, польским и турецким языками, был отправлен Екатериной II чрезвычайным послом в Константинополь. Пребывание там Кутузов считал счастливейшим временем своей жизни.

Он преуспел на новом поприще. Дипломатическую деятельность Михаил Илларионович успешно совмещал с функциями резидента разведки, чему способствовало знание турецкого языка и тонкостей принятого при восточном дворе этикета. «Дипломатическая карьера сколь ни плутовата, но, ей-богу, не так мудрена, как военная. Ежели ее делать, как надобно», — писал он жене из Стамбула.

В инструкциях Кутузову, разработанных под личным наблюдением Екатерины II, говорилось, что главная задача его посольства — «сохранить мир и доброе согласие с Портою». Кроме того, посол получил и негласное указание императрицы «склонить Диван турецкий и кого придется из особ, к султану приближенных, дабы соединиться с дворами европейскими против Франции». Чтобы исполнить поручение, Кутузов, как видим, не останавливался даже перед смертельно опасными шагами вроде посещения сераля.

К слову, от неизбежной расправы его уберег не только посольский ранг. Агентура Михаила Илларионовича распустила по Стамбулу слух, что он — главный… евнух Екатерины II, а это сразу и резко уменьшило его вину в глазах хозяина гарема. Благодаря же учтивости и красноречию, а также щедрым подаркам, привезенным для обитательниц сераля — Валиде, матушки Селима III, и ее двух наперсниц, посол из Петербурга покорил «розарий падишаха» и снял преграды на пути урегулирования торговых дел между двумя странами.

Организуя службу информации и разведки, Кутузов смотрел далеко вперед. Ему ли было не знать, что его стране еще придется воевать с османами. А раз так, то было бы преступным не воспользоваться поездкой в Стамбул во главе посольства через возможный театр будущих военных действий — Дунайские княжества и Европейскую Турцию. Михаил Илларионович под разными предлогами растянул сравнительно недальнюю дорогу на три с лишним месяца, в течение которых более двух десятков его помощников производили тщательную топографическую съемку местности, подмечали все, что могло пригодиться для успешных боевых действий.

Агентура была у Кутузова и в Стамбуле. Едва 7 октября 1793 г. Михаил Илларионович оказался в своей резиденции, к нему было допущено «не установленное лицо из турок, с которым имел долгий разговор на ихнем басурманском языке, всех прежде удалив…»[47]. Полученная информация была наиважнейшей, ибо назавтра предстояла встреча с великим визирем Мелеком Ахмет-пашой, и «лицо» сообщило Кутузову о привычках второй персоны в имперской иерархии. Надо ли после этого задаваться вопросом, почему встреча русского посла с великим визирем «поразила всех сердечностью и взаимным политесом».

Восхитил Кутузов и самого султана Селима III, который не переставал удивляться, «каким образом человек, ужасный в боях, мог быть столь любезен в обществе». Отношения России и Турции на тот момент удалось нормализовать, планы Франции связать Петербург возможной войной на два фронта провалились. Но потом самому Кутузову пришлось воевать и с турками, и с французами.

Екатерина II благоволила к нему, высоко ценя дипломатические наклонности генерала и не только в общении с иностранцами. Тонкость и обходительность помогли ему сохранить свои позиции и при новом императоре. Взбалмошный Павел в буквальном смысле разогнал весь цвет полководцев: А.В. Суворова и А.А. Прозоровского отослал в деревню, а Н.В. Репнина, М.Ф. Каменского, И.В. Гудовича и вовсе отправил в отставку. Кутузов же не только удержался, но и стал — бесспорно, по заслугам — генералом от инфантерии, кавалером ордена Св. Андрея Первозванного. «С таким генералом можно ручаться за спокойствие империи», — заявлял Павел I.

Его преемник Александр I почти сразу после воцарения в июне 1801 г. назначил Михаила Илларионовича петербургским военным губернатором и инспектором войск, находившихся в Финляндии. Но уже в следующем году Кутузов, учитывая возраст и многочисленные раны, попросился на покой.

Недолгим оказалось сельское затворничество. С началом русско-австро-французской войны 1805 г. Кутузов получил рескрипт о назначении его главнокомандующим. В тяжелую ситуацию попала его армия: Наполеон, собрав 220 тысяч человек, 7 октября под городом Ульмом (Германия) разбил армию австрийского генерала Макка и вчетверо превосходящими силами навалился на вверенные Кутузову союзные русско-австрийские силы, насчитывавшие всего около 50 тысяч человек. Что было делать?

Отвечая Александру I, спешившему вместе с австрийским императором дать генеральное сражение, полководец предлагал: «Дайте мне отвести войска к границам России, и там, в полях Галиции, я погребу кости французов». Он словно отрабатывал план будущих действий в 1812 г.

Прямолинейные, лобовые решения ему были чужды. Недаром Суворов говаривал о своем подчиненном: «Ой, умен, ой, хитер, его никто не обманет». А Наполеон потом назвал его «старым лисом Севера». Бонапарт знал, что говорил, ибо в 1805 г. наш главнокомандующий дважды провел его. В первый раз, отступая от Браунау, Кутузов усыпил бдительность противника и 30 октября у Кремса контратаковал корпус Мортье. Три бригады были прижаты к Дунаю и практически уничтожены.

Во втором случае «старый лис Севера» вообще превзошел себя. В наиболее критический момент отступательного марша на Ольмюц французы настигли русских. Кутузов затеял с Мюратом переговоры, добился почти на сутки перемирия, пользуясь которым основная часть армии оторвалась от противника на два перехода. Оставленный для прикрытия корпус генерала П.И. Багратиона 4 ноября у Шенграбена целый день сдерживал врага, а потом штыками проложил дорогу к своим.

Этот марш-маневр Кутузова от Браунау на Ольмюц — блестящий образец стратегического маневра, использования такой формы ведения войны, как активное, изматывающее силы превосходящего противника отступление. Михаил Илларионович не торопился наступать и потом, даже соединившись с 30-тысячным корпусом Ф.Ф. Буксгевдена.

Но к доводам опытнейшего генерала августейшие особы не прислушались, и Аустерлицкое сражение (20 ноября), в котором союзные войска вынуждены были действовать по неудачному плану австрийского генерала Ф. Вейротера, закончилось поражением. Вину за него возложили на русского главнокомандующего.

Сколько же обвинений в нерешительности, пассивности, бездействии, а то и трусости досталось на долю Кутузова. Только наиболее проницательные современники единодушно отмечали: то была не нерешительность — разумная осторожность. Старый вояка был дальновиден и мудр, под маской благодушия и внешней лености, малоподвижности скрывалась непрестанная работа мысли. «Лучше быть слишком осторожным, нежели оплошным и обманутым», — такую философию исповедовал он.

«Кутузов в эту кампанию держал экзамен на полководца, — считал военный историк А.А. Керсновский, — и выдержал его блестяще»[48].

В русско-турецкую войну 1806–1812 гг. Михаил Илларионович командовал Молдавской армией (1811–1812), одержал победы под Рущуком и Слободзеей и заключил выгодный для России Бухарестский мир. Вот когда сказалась дальновидность Кутузова, готовившегося к схватке с «бусурманами» загодя, еще в бытность послом в Стамбуле.

Когда грянул 1812 год, князь под давлением общественного мнения был призван в главнокомандующие. С тем, что в России после Суворова нет более популярного полководца, не мог не считаться даже прохладно относившийся к Кутузову Александр I. 17 августа сразу после соединения в районе Смоленска отступавших от границы 1-й и 2-й армий Михаил Илларионович прибыл к войскам, которые встретили его с невиданным воодушевлением. С именем великого полководца связаны все последующие действия против Наполеона от Бородино до Бунцлау.

Численное превосходство продолжало оставаться на стороне французов. В ближайшем стратегическом тылу у Кутузова не было никаких резервов. Но он все же решил дать генеральное сражение. После своего прибытия к армии он еще 6 дней продолжал отход, пока 23 августа не выбрал позицию у села Бородино, где и развернул армию для сражения.

В.В. Верещагин. Наполеон I на Бородинских высотах. 1897

Оно разыгралось после ряда предварительных серьезных боев 26 августа (русские: 120 тысяч человек и 640 орудий; французы: 130–135 тысяч и 587 орудий). В Бородинской битве Кутузов продемонстрировал лучшие полководческие качества и переиграл Наполеона. Еще накануне он разгадал план французского императора, заключавшийся в том, чтобы выйти через позиции 2-й армии генерала П.И. Багратиона в тыл русским войскам и, прижав их к Москве-реке, уничтожить. Наш главнокомандующий своевременно усилил армию Багратиона, и хотя французам удалось ценой огромных потерь овладеть Багратионовыми флешами и батареей Раевского, реализовать свой замысел они не смогли. Потеряв более 50 тысяч человек, противник был вынужден вернуться на исходные позиции. Кутузов не рассматривал Бородинское сражение как решающее для всей войны. Сохранив основные силы (русские потеряли 44 тысячи человек), он отошел к Москве, а затем оставил ее. Только самому Михаилу Илларионовичу было известно, насколько мучительно далось это решение, но он обоснованно считал, что «с потерей Москвы еще не потеряна Россия, с потерею же армии Россия потеряна». «Москва, как губка, всосет в себя французов», — провидчески говорил он на знаменитом военном совете в Филях. И действительно, Наполеон выдержал в русской столице чуть более месяца…

А.Д. Кившенко. Военный совет в Филях. 1889

Сражение при Малоярославце 12 октября, после которого французские войска вынуждены были отказаться от захвата района Калуги и двигаться на запад по Старой Смоленской дороге, разоренной ими еще летом на пути к Москве, означало окончательный переход инициативы к русской армии. Наш главнокомандующий опять переиграл французского. На повестку дня встала организация контрнаступления и преследования вражеской армии, все время таявшей и терявшей остатки дисциплины. Новый удар был нанесен в районе села Красное 3–6 ноября. Французы потеряли здесь 6 тысяч человек убитыми и ранеными, 20 тысяч пленными. И, наконец, при переправе через Березину 15–16 ноября после потери до 29 тысяч человек, почти всего обоза и артиллерии армия Наполеона как реальная сила перестала существовать (см. очерк о П.Х. Витгенштейне).

Из Вильно в конце ноября Кутузов доносил Александру I: «Война закончилась за полным истреблением неприятеля». В ознаменование его заслуг как главнокомандующего русской армией он был возведен в княжеское достоинство с титулом светлейшего, награжден орденом Св. Георгия 1-й степени, удостоился чина генерал-фельдмаршала и почетной приставки к фамилии — Смоленский.

А.С. Пушкин имел все основания написать: «Слава Кутузова неразрывно соединена со славою России, с памятью о величайшем событии новейшей истории. Его титло: спаситель России; его памятник: скала Святой Елены!»[49].

Михаилу Илларионовичу, правда, не довелось дожить до окончательной победы над Наполеоном и ссылки императора на остров Святой Елены. 16 апреля 1813 г., когда боевые действия уже переместились за пределы России, в небольшом силезском городке Бунцлау (ныне Болеславец, Польша) его сердце остановилось. Словно сама история, поняв, что Кутузов главную роль своей жизни исполнил — спас Отечество, отозвала его со сцены.

Местом его захоронения Александр I избрал Казанский собор. Почти два месяца двигался к столице траурный кортеж с телом фельдмаршала. Когда он прибыл в Санкт-Петербург, его встречали высшие чины империи. В двух верстах от города лошадей остановили, и гроб понесли на руках.

Е. Коссак. Отступление Наполеона из России. 1927.

На могилу в пределах Казанского собора, огражденную низкой решеткой из темной бронзы с золочеными венками, опорными стойками из моделей пушечных стволов и боевыми шлемами на угловых столбах, легла красная мраморная доска с надписью: «Князь Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов-Смоленский. Родился в 1745 г., скончался в 1813 г. в городе Бунцлау». Над доской разместили икону Смоленской Божьей Матери, доставленную из Александро-Невской лавры.

Широкое хождение получила версия, что сердце Кутузова было захоронено в Бунцлау. Вскрытие могилы, проведенное 4 сентября 1933 г., однако, подтвердило, что набальзамированное сердце полководца в серебряной банке погребено вместе с ним.

Даже недоброжелатели отдавали должное уму, проницательности, обширным знаниям, чувству справедливости Кутузова. С примерным благочестием Михаил Илларионович соединял редкую доброту души. А его отношения с нижестоящими, особенно с солдатами, которых он называл своими детьми, сразу заставляют вспомнить его учителя Суворова.

Как-то во время преследования французов Кутузов оказался в расположении лейб-гвардии Измайловского полка.

— Есть ли хлеб? — спросил он.

— Нет, ваша светлость, — отвечали солдаты.

— А вино?

— Нет, ваша светлость.

— А говядина? — уже явно сердясь, вопрошал Кутузов. И вновь услыхав отрицательный ответ, громко пригрозил повесить провиантских чиновников. Солдатам же пообещал: — Завтра навезут вам хлеба, вина и мяса, и вы будете отдыхать.

Выслушав хор благодарностей, Кутузов многозначительно помолчал, а потом с сокрушенным видом произнес:

— Да вот что, братцы: пока вы будете отдыхать, злодей-то, не дожидаясь вас, уйдет…

В один голос закричали лейб-гвардейцы:

— Когда так, нам ничего не надобно, без сухарей и вина пойдем его догонять.

Услыхав эти слова, полководец поднял к небу голову и, утирая слезы, молвил:

— Великий Боже! Чем возблагодарить тебя за милость, что имею счастье командовать такими молодцами!..

Народ платил ему такой же любовью и таким же преклонением. Пронзительно звучат эти чувства в пушкинских строках:

Память о М.И. Кутузове (а вместе с ним и о М.Б. Барклае де Толли) увековечена в установленных на площади перед Казанским собором в Санкт-Петербурге монументах. Идея их установки принадлежала Александру I, в 1818 г. заявившему, что «слава генерал-фельдмаршалов князей Голенищева-Кутузова-Смоленского и Барклая де Толли требует достойных памятников». Свой вклад в художественное решение внес и Николай I, порекомендовавший скульптору изобразить полководцев не как античных героев, а в форменных мундирах. Выполненные по проекту скульптора Б.С. Орловского, кстати, бывшего крепостного, памятники встали на пьедесталы к 25-летию победы над Наполеоном. М.И. Кутузову также установлен памятник в Москве перед музеем-панорамой «Бородинская битва».