Генерал-фельдмаршалы в истории России

Граф Иван Иванович Дибич-Забалканский (1785–1831)

Иваном Ивановичем он стал не сразу. От рождения Дибич носил другое, более подходящее для силезского барона имя — Иоганн-Карл-Фридрих-Антон. А на русский манер юношу принялись звать с 1801 г., когда его отец, в свое время адъютант Фридриха II, был приглашен в Петербург Павлом I. Встретили Дибичей радушно, и Иоганн со всем пылом молодости взялся доказать, что новое Отечество в нем не разочаруется. Пока иные его товарищи по лейб-гвардии Семеновскому полку предавались развлечениям, он, семнадцатилетний прапорщик, усиленно штудировал русский язык и осваивал тонкости строевой службы.

Как и для толстовского князя Андрея, первым серьезным боевым испытанием стал для Дибича Аустерлиц (20 ноября 1805 г.). Раненный в правую руку, он перехватил клинок левой, но до конца сражения поле боя так и не покинул. Наградой ему стала шпага с надписью «За храбрость». Отличился он и при Прейсиш-Эйлау (26–27 января 1807 г.). К моменту завершения войны с Францией 1806–1807 гг. это был уже обстрелянный офицер, мундир которого украшали несколько наград, включая орден Св. Георгия 4-й степени.

Орден следующей, 3-й степени, Дибич заслужил в 1812 г., сражаясь в корпусе П.Х. Витгенштейна обер-квартирмейстером (см. очерк о П.Х. Витгенштейне). Тогда же он стал генерал-майором. В 28 лет! После того, как с занятием Берлина 20 февраля 1813 г. русская армия соединилась с австрийской, Иван Иванович был назначен генерал-квартирмейстером союзных войск и в этом качестве принимал участие в сражениях заграничного похода — под Люценом, Бауценом, Дрезденом, Кульмом и Лейпцигом. Особую доблесть проявил он под стенами Дрездена (14–15 августа 1813 г.): контуженный, дважды пересаживался с убитых под ним лошадей, но вверенных ему войск не оставил. А под Лейпцигом (4 октября) восхищенный его хладнокровием, разумностью планов и героическим поведением в бою главнокомандующий союзными войсками австрийский князь К. Шварценберг наградил молодого русского генерала орденом Марии-Терезии. Прямо на поле сражения снял свой орден и вручил его Дибичу.

12 марта 1814 г. Александр I, ставший после смерти Кутузова во главе русской армии, собрал военный совет для решения вопроса, дать сражение Наполеону или прямо идти на Париж. Присутствовавший на совете генерал-лейтенант Дибич наряду с другими участниками высказался за второй вариант, который и был принят. И через неделю «Ах вы, сени, мои сени» уже звучало на улицах французской столицы.

Последующая боевая деятельность Ивана Ивановича связана с двумя основными событиями военной истории России первой трети XIX в. — русско-турецкой войной 1828–1829 гг. и польским восстанием 1830–1831 гг. Еще сравнительно молодой, он занимал видное положение в политической и военной иерархии. Расположение Александра I к нему, ставшее заметным еще в ходе войны с Наполеоном, со временем все возрастало. В 1818 г. он был пожалован в генерал-адъютанты, в 1823 г. — назначен исправляющим должность начальника Главного штаба (до 1828 г.), по повелению царя должен был присутствовать в Государственном совете и Комитете министров.

При Николае I Дибич еще более упрочил положение одного из высших сановников, будучи произведен в генералы от инфантерии и став графом. От внимания нового царя не ускользнуло, прежде всего, то, как энергично начальник Главного штаба похоронил в декабре 1825 г. замыслы декабристов, обеспечив арест руководителей заговора во 2-й армии. Историки советских времен Дибичу этого не простили, как и дружбы с А.А. Аракчеевым, упуская из виду, казалось бы, очевидное обстоятельство, что он был сыном своего времени и своего класса. А уж что касается полководческих качеств, то, говоря о его участии в войне с Турцией, прежняя историография вообще презрительно называла Ивана Ивановича бездарным.

Следует разобраться в вопросе без предвзятости. Именно Дибичу Николай I поручил в 1828 г. разработку плана действий 2-й армии (1-я находилась на западной границе, чтобы предотвратить возможный удар со стороны Австрии) против Османской Порты. Начальник Главного штаба исходил из необходимости завершить войну в течение одной кампании, при этом основным театром военных действий он считал Балканы. С началом наступления генерал и сам отправился в действующую армию, участвовал во взятии Браилова (10 июня 1828 г.), Кюстенджи (12 июня) и Варны (29 сентября), после чего все турецкие крепости на Дунае, расположенные ниже Силистрии, оказались в руках русских. А вот блокада самой крепости Силистрия, обладавшей гарнизоном в 15 тысяч человек и более 250 орудиями, была неудачной: взять ее в 1828 г. не удалось.

План военных операций на следующий, 1829 г., предусматривал активные действия в направлении Константинополя, чтобы сломить сопротивление турок и в кратчайшие сроки добиться победы. Вызванный в Петербург граф развил замысел: «Главный предмет будущей кампании состоит в том, чтобы овладеть Силистрией… Журжею с Тырновым… а потом значительными силами проникнуть через Балканы».

Переход графа Дибича-Забалканского

9 февраля 1829 г. он сменил на посту главнокомандующего графа П.Х. Витгенштейна. Численность действующей армии была доведена до 114 тысяч человек при 450 орудиях. Первым успехом кампании стало взятие считавшейся почти неприступной Силистрии (18 июня). «Это важное приобретение, — докладывал Дибич, — обеспечивает нам вторую операционную линию и хорошую базу на Дунае»[68].

Крепость была еще в осаде, когда русскому главнокомандующему удалось выманить турок из их основного оплота Шумлы в открытое поле. В ожесточенном сражении у крепости Кулевчи (30 мая) Дибич разгромил войска визиря: 40-тысячная армия турок не устояла против 25 тысяч русских, отступив с поля боя и оставив до 6 тысяч убитыми. Потери русской армии составили около 2300 человек. За эту блестящую победу полководец был награжден орденом Св. Георгия 2-й степени, а за взятие Силистрии назначен шефом Черниговского пехотного полка, наиболее отличившегося под стенами турецкой крепости.

Падение Силистрии открыло русским путь за Балканы. В июле 1829 г. Дибич с главными силами армии форсировал полуостров. Переход потом вошел в учебники по военному искусству многих стран — это к вопросу о «бездарности» полководца. В распоряжении Ивана Ивановича насчитывалось около 50 тысяч человек. Условия были крайне тяжелыми: пришлось преодолевать жару и безводье, многочисленные турецкие заслоны. Визирь дважды пытался нанести удар по наступавшим и оба раза получал достойный отпор. Русские извлекли из этого максимум пользы.

В первом случае турки не только не смогли остановить войска Дибича, но и потеряли важную крепость Шумлу. Во втором ущерб был еще большим. Узнав, что противник концентрируется в Сливно — там ожидали самого великого визиря, Иван Иванович 28 июля выступил ему навстречу и спустя три дня занял город, выбив оттуда противника. Организованных сил, способных сопротивляться, у турок больше не было, и Дибич двинул свои войска — около 12 тысяч человек при 110 орудиях — к Адрианополю. За день покрывали 30–35 верст, так что противник был буквально поражен, так быстро увидев русские знамена под стенами города.

8 августа Адрианополь был без боя взят. «Войска неприятельские и жители сего города, — ушел в Петербург доклад, — так сильно поражены были быстрым движением вверенных мне войск к нему и в такое пришли смятение… что выслали парламентеров для заключения капитуляции». Если учесть, что в это время не менее удачно на территории Болгарии действовала группа войск генерала П.Д. Киселева, станет понятно, насколько близко была полная победа.

В то время, когда войска Дибича совершали Забалканский поход, на Кавказском театре турецкая армия тоже подверглась полному истреблению (см. очерк о И.Ф. Паскевиче). Такого поражения Порта не знала никогда.

«Константинополь был у ног русского царя. Войск у турок больше не было. Султан умолял о мире. Еще два, три перехода — и щит Олега был бы поднят на вратах Царьграда, а на Святой Софии засиял бы крест…

Но этому не суждено было статься, — с огромной горечью восклицал историк. — Метафизика Священного союза (т. е. обязательства государств-победителей Наполеона поддерживать друг друга. — Ю.Р .) совершенно заслоняла насущные интересы России, тяжелым заклятьем сковывала все движения русского богатыря»[69].

Николай I сознательно задержал войска Дибича и направил к султану посланника с предложениями о мире. Прибывшие 20 августа в Адрианополь представители Османской Порты, увидев, что русский генерал располагает не 60 тысячами войск, как считали в Константинополе, а всего 20–25 тысячами (по некоторым данным, даже 7 тысячами), попытались затянуть время в надежде: вдруг ситуация повернется в их пользу? В ответ наш главнокомандующий предписал войскам дополнительно занять ряд городов. Дипломаты противника сразу стали сговорчивее.

Согласно условиям Адрианопольского трактата (2 сентября 1829 г.) к России переходили дельта Дуная, крепости Ахалцих и Ахалкалаки, а также берег Черного моря от устья Кубани до пристани Святого Николая (между Поти и Батуми) включительно. Она добилась также свободы торговли через Дарданеллы и Босфор для всех стран. Полную автономию получили Молдавия и Валахия, как и Греция, которая через полгода объявила о полной независимости. И хотя Адрианопольский мир существенно укрепил позиции России на Балканах и увеличил ее влияние в Турции, нельзя не признать, что Петербург проявил большую умеренность и не использовал исключительно выгодное положение для достижения куда более масштабных результатов.

Отмечая личный вклад графа Дибича в одержанную победу, Николай I писал ему: «Победоносная армия, предводительству вашему вверенная, с самого открытия кампании не переставала ознаменовывать себя блистательнейшими подвигами. Совершенное разбитие главных сил верховного визиря при селении Кулевчи, покорение крепости Силистрии, незабвенный переход Балканских гор, овладение всеми крепостями Бургасского залива и занятие второстоличного города Адрианополя — суть дела, покрывшие ее неувядаемой славой. Но не довольствуясь сим, отличные воинские дарования ваши явили свету событие, превосходящее даже меру ожидания. Вы не замедлили перенести победоносные знамена наши пред врата самой столицы неприятеля и… принудили наконец Оттоманскую Порту торжественно признаться в бессилии своем противостоять русскому оружию и решительно просить пощады»[70]. (Читатель, обрати внимание: слог-то каков! Умели наши предки не только воевать, но и изъясняться как здорово!)

Император щедро наградил главнокомандующего: к фамилии он получил почетное добавление — Забалканский, был удостоен алмазных знаков к ранее пожалованному ордену Св. Андрея Первозванного и ордена Св. Георгия 1-й степени. Черниговскому пехотному полку, шефом которого Иван Иванович стал после взятия Силистрии, было высочайше повелено именоваться впредь полком графа Дибича-Забалканского. А 22 сентября того же года полководец был возведен в чин генерал-фельдмаршала. В 45 лет!

Однако удача нередко сменяется в жизни людей страшным разочарованием и болью. Через полгода умерла супруга Дибича, к слову, племянница М.Б. Барклая де Толли. Весть о кончине горячо любимой спутницы жизни исторгла из уст фельдмаршала полные достоинства слова:

— Итак, отныне я весь буду принадлежать России!

И кто бы мог предположить, что и самому ему жить оставалось недолго.

…1830 год. Решение Николая I направить польские войска на подавление революции во Франции вызвало в Царстве Польском национальный взрыв. Как наиболее титулованный и так ярко проявивший себя на бранном поле военачальник, Дибич 1 декабря был поставлен во главе войск, направленных против мятежников. Он двинул части к Бугу, чтобы, форсировав реку, отрезать повстанцев от Варшавы и разгромить их. Ему не удалось это сделать в полной мере, хотя победы под Прагой (пригородом Варшавы), у Люблина, Нура и Остроленки значительно подорвали силы противника и его волю к сопротивлению. Следует, правда, напомнить об упреках в пассивности, которую, по мнению современников, Дибич проявил, организуя преследование неприятеля после сражения при Остроленке. Из-за этого война затянулась еще на полгода.

Опровергнуть своими действиями создавшееся негативное мнение Дибичу не удалось по элементарно простой и дикой причине: на помощь полякам пришла… холера. 28 мая 1831 г. фельдмаршал почувствовал первое недомогание, а уже на следующий день его не стало.

Современники запомнили его человеком, внешность и манеры которого не вызывали симпатии — приземистая фигура, непропорционально большая голова, кирпичного цвета лицо, крикливый голос, неопрятность в одежде.

Он знал это за собой, поэтому избегал общества женщин и общителен был только в кругу близких лиц. Характер имел вспыльчивый, но отходчивый.

В то же время он отличался живым и быстрым умом, широкой эрудицией в области военного искусства, способностью отрешаться от рутины. Недостаточную решительность и настойчивость связывали в нем с влиянием продолжительной штабной деятельности, более богатая чисто командирская практика ему не помешала бы. Дибич редко общался с войсками, которые, со своей стороны, особой любовью ему не платили.

Оценивая вклад полководца в военное дело и в военное искусство, А.А. Керсновский ставил его выше генерал-фельдмаршала И.Ф. Паскевича, бывшего его современником: «Он много поработал над созданием Генерального штаба и занимался по преимуществу организационной и штабной работой (тогда как Паскевич — строевой командир). Дибич провел целиком всего одну кампанию — свой Забалканский поход, но эта кампания блестяща по синтезу замысла, простоте плана (принесению второстепенного в жертву главному) и решительности выполнения»[71].