Из дневника Евгении Григорьевны

15 января 1940 года. Сегодня проводила Федора Дмитриевича. Все произошло так быстро и неожиданно… Только оставшись с Леной на опустевшем перроне, я полностью осознала, куда и зачем уехал мой Федор. На штабной «эмке» Ян Семенович[1] завез нас домой. Какой все-таки душевный он человек! Дорогой старался успокоить меня, взбодрить, а у подъезда дома помог выйти из машины, признался, что очень завидует Федору и верит в него. Ян Семенович был заместителем Федора по строевой подготовке, а теперь принял дивизию.

Накануне отъезда вечером у нас собрались друзья Федора, как говорится, на прощальный ужин. Были военком Иван Петрович Беляев, начальник штаба Николай Михайлович Маковчук и Ян Семенович. Говорили о службе, о задачах в связи с напряженной международной обстановкой. Выпили за скорую победу, счастливую дорогу, за возвращение. А я все не могла поверить, что Федор уедет.

Сегодня Федора Дмитриевича провожало много знакомых и незнакомых мне военных, были работники обкома партии. Стоило поезду тронуться, как я почувствовала себя одинокой и несчастной.

17 января. С головой ушла в работу… Раньше старалась выкроить время для семьи, а сейчас дома бываю мало, да и трудно быть дома: все здесь напоминает Федора. Лена — с бабушкой, за нее не беспокоюсь. У меня подобралась трудная палата, много грудных детей. С ними сложно, не скажут, где болит, совершенно беспомощны. Видеть, как мучается ребенок, и знать, что быстро избавить его от страданий ты не в силах, тяжело. Чувствую, что не хватает опыта. Очень помогает в работе врач-ординатор Наталья Кузьминична Кузнецова. Прежде чем идти к профессору или показать ребенка заведующему отделением, захожу к Наталье Кузьминичне, советуюсь с ней. Удивительная она женщина, для всех находит ласковое слово, душевное тепло. Она жена военного. Наверное, и это нас тоже объединяет.

22 января. Сегодня был очень тяжелый день. Умер ребенок. До сих пор кажется, что у меня на руках лежит вздрагивающее в предсмертных судорогах крохотное тельце. Девочка поступила с двусторонним воспалением легких. Состояние тяжелейшее. Весь день не отходила от нее, а ночью Танечке стало совсем плохо. Бедная мать, она смотрела на меня полными мольбы и ужаса глазами, но я уже ничего не могла сделать. Слишком поздно обратились за помощью к медицине. Домой пришла под утро совершенно разбитая.

Писем от Феди пока нет.

23 января. От Феди все еще никаких вестей. Понимаю, что ему сейчас не до писаний, но все равно мне тяжело. Ведь несколько фраз написать жене должен… Не могу привыкнуть к тому, что одна, мы никогда не разлучались с ним надолго. Беспокоюсь. Не выходит из головы судьба Александра Павловича Фомина, старого сослуживца Феди по Сивашской дивизии, сокурсника по академии. Вчера получила письмо от Нины, жены Фомина. Вспоминает старое, дружбу мужей. Погиб полковник Фомин в Испании. Заменил его там второй сокурсник Феди и сосед по московской квартире Родион Яковлевич Малиновский[2]. Вернулся ли он из Испании?

27 января. Стала внимательно следить за сводками ТАСС, слушать сообщения по радио. С еще большим нетерпением жду письма от Феди. Но по-прежнему ничего нет. Сегодня совершенно неожиданно для себя открыла, как повзрослела наша Леночка. Увидев, с каким волнением я доставала из ящика почту, она подошла ко мне, обняла и, глядя мне в лицо такими же, как у Феди, глазами, тихо сказала: «Мамочка! Нам завтра обязательно будет письмо, завтра!» Милая моя девочка! В суматохе работы и душевных переживаний я так мало бываю с тобой! Ведь Федя, несмотря на свою большую занятость, всегда находил время для дочери.

28 января. Ура! Наконец письмо от Феди (Леночка-то предугадала). Оно лаконично: «Детуся! Дорогая моя! Добрался я хорошо. Сразу окунулся в работу. Теперь нахожусь в местах, откуда почта ходит нерегулярно. Готовимся к боям и кой-что уже делаем. Сама понимаешь, часто писать не могу. Береги дочку. Мамаше скажи, что я страдаю без привычного украинского борща. За меня не волнуйся. Знаю, что ты большая фантазерка, будешь представлять все в черных красках. Не надо волноваться.

Целую всех вас. Федя».

6 февраля. Письмо от Федора встряхнуло меня. Кажется, и в клинике дела пошли лучше. Много сил приложила к лечению тяжелобольного Сережи Богатырева, поступившего с двусторонним воспалением легких (сливная форма). Сегодня Сереже стало немного лучше. Да, странно все-таки устроен человек! Какое отношение имеет письмо от Феди к Сережиному здоровью? Никакого! А мне вот кажется, что мальчик стал поправляться потому, что я получила это письмо…

Загрузка...