Э. ХРУЦКИЙ

МИНУТА ЦЕНОЮ В ЖИЗНЬ

Эту историю рассказал мне мой друг. Его имя знают все любители спорта. Четверть века триумфально шествовал по рингу заслуженный мастер спорта Николай Королев. Но многие, любуясь его блистательными выступлениями, болея и переживая в наиболее острых моментах схватки, не знали, что в жизни Николая был еще один раунд. Короткий, страшный. Цена которому - жизнь…


* * *

"После завтрака сразу на речку, - решил Королев, - ох и хорошо же будет поваляться на песочке!"

Николай включил приемник. Женский голос, вкрадчиво просивший чайку отнести привет милому другу, внезапно замолчал, не кончив песни.

"Ну что ты будешь делать? Опять сопротивление перегорело, - Николай встал из-за стола, подошел к приемнику. - Нет, вроде все в порядке. Так почему же?.."

И вдруг комнату наполнил голос: "К гражданам Советского Союза…"

Война!

Уже несколько часов дерутся пограничные заставы. Немецкие бомбардировщики сбросили свой смертоносный груз на Минск и Киев…

Во дворе военкомата толпа. Конечно, это добровольцы пришли. Несмотря на воскресенье, ждут. Говорят мало, только курят, курят.

Наконец перед Николаем распахнулась дверь с табличкой "Военком".

В кабинете военный с тремя шпалами на петлицах. Он взял билет, полистал.

- Не могу, товарищ Королев, - подполковник встал из-за стола, - не могу. Я понимаю вас, Николай Федорович, мне и самому хочется на фронт. Но на вас распространяется бронь.

- Но ведь я…

- Знаете что? Поезжайте завтра в горвоенкомат.

Хорошо ему говорить - завтра. А как прожить этот день? Как?!

Три дня Королев ходил из кабинета в кабинет. Три дня усталые, не выспавшиеся работники военкомата с огорчением разводили руками и твердо отказывали.

Наконец, один капитан заговорщицки шепнул в коридоре, что на стадионе "Динамо" из спортсменов формируется специальная бригада.

Около Белорусского вокзала троллейбус остановился. По Ленинградскому шоссе шли войска. Печатая шаг, проходили роты красноармейцев. Молодые румяные лица, новенькие гимнастерки, еще не разношенные сапоги.

- Горе-то какое, - вздохнула немолодая женщина. - Ведь дети совсем. Вот и мой вчера ушел добровольцем.

И внезапно Николаю стало мучительно стыдно. Стыдно за то, что он, здоровый парень, с чемпионским значком на груди, до сих пор остается дома, будто и войны-то нет.

"Не возьмут - уеду сам!" - со злостью подумал он.

На стадионе Николай сразу попал в толпу знакомых. Почти все - московские мастера спорта. Сразу на сердце стало теплее. Пришла уверенность. Все будет в порядке.

А через несколько часов абсолютный чемпион страны по боксу Николай Королев надел гимнастерку с синими петлицами.

Утром над лагерем пел горнист. Голос трубы, требовательный и резкий, врывался в палатки, выбрасывал бойцов из постелей.

Спортивный лагерь на станции "Строитель" превратился в воинский учебный пункт.

Физзарядка, пробежка, завтрак.

И снова труба. Пора на занятия.

Строевая, политинформация, матчасть оружия.

А мимо станции идут эшелоны. "На запад, на запад", - стучат колеса. Из открытых дверей выплескивается на перрон песня.

Идут, идут эшелоны. Теплушки, командирские вагоны, платформы с техникой. На западе тяжело дышит фронт. На западе идут бои. На восток везут раненых.

А здесь! Эх, да что говорить…

- Рядовой Королев!

- Я!

- Перечислите основные части пулемета "максим".

- Слушаюсь!

А лицо у сержанта-инструктора совсем другое, чем вчера. Глаза грустные. В перерыве он подходит к бойцам.

- Слыхали, товарищи? Киев оставили… У меня там мать и братишка. И третий рапорт командир бригады мне вернул. Не пускает на фронт.

- Раз! Раз! Раз, два, три!

- Раз! Раз! Раз, два, три!

Старшина молодой, туго в талии перехвачен ремнем. Гимнастерка на нем как влитая, сапоги хромовые блестят, глядеть больно. Лучший строевик. Зверь, а не старшина.

- Рота, ногу!

"А вчера ночью немецкие самолеты бомбили Москву. И сводки все мрачнее и мрачнее".

- Рота! Стой! И - не шевелись! Плохо! Нет настоящего шага!

Идет вдоль строя старшина. Щеголеватый, ладный, словно картинка из Строевого Устава.

- Повторим!

"Далась ему эта маршировка. Эх, на фронт бы…"

- На-пра-во! Шагом - ма-арш!

А потом на целый день тактика. Ползут бойцы по-пластунски.

- Рота, в атаку! Вперед!

Привычно винтовку на руку.

- Ура-а-а!

Теперь гранату, теперь на спуск раз, другой, теперь штыком, прикладом.

- Рота-а-а! Стой! Перекур.

Валяются на земле исколотые штыками чучела. Валяются неразорвавшиеся деревянные гранаты. Сегодня здесь они опять победили. А там?

- Товарищ полковник, разрешите обратиться?

- Слушаю вас, боец Королев.

- Прошу отправить меня на фронт.

- На фронт, - командир бригады встает, поскрипывая ремнями, - на фронт? На фронт поедем только после приказа командования. Ясно? Идите.

В прицеле автомата прыгает силуэт в рогатой каске. Он режется по пояс. Николай тихо подводит мушку. "Ну подожди, подожди". Плавно давит на спусковой крючок.

Та-та-та-та!

Брызжет ствол огнем и ненавистью, срезанный надульным тормозом.

- Прекратить огонь! Осмотреть мишени!

- Молодец, Королев, - улыбается ротный, - пять пробоин. Ночами поднимают. Тревога. Повзводно бесшумно и быстро бойцы усаживаются в машины. Где-то впереди Москва. Спортсмены едут на патрулирование.

Темные пустые улицы. В них шаги особенно гулки.

Из-за поворота человек навстречу.

Метнулся луч фонаря.

- Стой! Документы!

- Можете идти.

И опять улицы. Гулкие и пустые.

А сводки с каждым днем тревожнее, враг все ближе и ближе к Москве.

В это утро они стреляли из ручного пулемета. На стрельбище кисло пахло порохом. Сизоватый дымок курился над стволами "дягтярей". Николай только что отстрелялся и уходил с огневой. Вдруг кто-то хлопнул его по спине.

- Димка! - обернулся Королев.

Рядом, широко улыбаясь, стоял его ученик боксер Дима Староверов.

- Здорово, Коля! Как жив, старик?

- Паршиво.

- Вот тебе раз. Почему?

- На фронт не пускают.

- Знаешь что, - Староверов оглянулся и перешел на шепот. - Я тут о тебе говорил кое с кем. Понял?

- Нет пока.

- Потом поймешь. Жди.

- Чего?

- Увидишь.

Дима таинственно подмигнул и побежал догонять группу автоматчиков.

"Увидишь, узнаешь. Черт его знает, Димку. А может быть, не треплется? А вдруг?"

Но что делать-то?.. Хочешь не хочешь - надо ждать.

Прошло еще несколько дней. Наступила осень. Она особенно остро чувствовалась в палаточном городке. Ночами ветер безжалостно тряс ветви деревьев. А утром дневальным приходилось разметать желтые листья на линейке. Днем, в перерыве между занятиями, Николай уходил в соседний лес и долго гулял. Прозрачная тишина, запах прелых листьев на какое-то время успокаивали, позволяли хоть на несколько минут забыться.

Шли дни, а от Староверова ни слуху, ни духу. Николай начал уже забывать их разговор, в сердцах окрестив товарища трепачом.

- Боец Королев!

- Я!

- Срочно в штаб.

- Есть!

Он бежит мимо палаток, мимо дощатых каптерок и ружпарков. Вот и знакомый кабинет командира бригады. За столом полковник, рядом с ним - Староверов.

- Товарищ полковник, боец Королев прибыл по вашему приказанию.

- Собирайтесь, Королев. Вы откомандировываетесь в распоряжение полковника Медведева.

И снова какая-то тайна. Кто этот Медведев? Где он находится?

- Дима, ты мне расскажи в чем дело, куда нам ехать?

- Медведев, Коля, командует специальным чекистским отрядом. Мы уходим в тыл к фашистам. Партизанить будем.

- Вот здорово!.. Ну а кто же все-таки Медведев?

…Сегодня это имя знает любой мальчишка. Герой Советского Союза полковник Дмитрий Николаевич Медведев - автор книги "Это было под Ровно". Но в 1941 году только начинался славный боевой путь его отряда, о котором через несколько лет рассказывали легенды.

Отряд они нагнали в Подольске. Медведевцы срочно выезжали на фронт.

В пассажирском зале вокзала темно. Староверов включил фонарик. Слабый луч его вырвал из темноты деревянные лавки с клеймом "НКПС", спящих вповалку людей.

- Товарищ полковник, - тихо позвал Староверов.

- Я. Кто здесь? - голос спросонок чуть хриплый.

- Это я.

- А, Дима. Ну, привез своего друга?

- Так точно.

- Давай его сюда.

Они разговаривают в темноте. Только иногда слабый огонек папиросы освещает твердый подбородок Медведева.

Что ж, опытный чекист знает, как говорить с людьми. Немало он видел их за свою многотрудную работу. Из отдельных фраз, из деталей разговора Медведев собрал представление о своем собеседнике. Ему понравилось, что этот здоровый парень, чье имя гремело на рингах страны, просит принять его в отряд голосом, срывающимся от волнения.

- Ну, а если не приму? - усмехнулся в темноте полковник.

- Сам уйду, - твердо ответил Николай.

- Ишь ты, сам. Ну, что ж. Комиссар, а комиссар… Слышал?

- Слышал.

- Ну как считаешь, возьмем чемпиона по боксу?

- Возьмем.

- И я думаю, возьмем. Товарищ Королев, - голос Медведева изменился, стал твердым, - зачисляю вас в разведку отряда. Идите.

- Слушаюсь, товарищ полковник.

Осенью дни короткие. Это особенно заметно в лесу. Темнота здесь наступает сразу, без видимого перехода. Еще несколько минут назад было светло, и вдруг - темнота, плотная, хоть рукой пробуй. Ночью в лесу особенно неуютно и особенно холодно.

Где-то в нескольких километрах фронт. Его ощущаешь каждой клеткой, каждым нервом. Он не спит, вздыхает орудийными залпами тяжело и отрывисто, подмигивает всполохами огня у горизонта.

Приказ короток и строг: не курить, не разводить костров.

Они не курят и не разводят костров. Они мерзнут и ругаются сквозь зубы. Через несколько часов армейские разведчики проведут отряд в "окно".

Через несколько часов - вражеский тыл.

Николай стоял, прислонившись к дереву. Вот начался самый главный экзамен в его жизни. Ошибиться нельзя, оценки здесь ставят пулями. Почему-то вдруг вспомнился вокзал в Берлине. Там несколько часов стоял поезд с нашей сборной, ехавшей на Олимпиаду в Антверпен. Хищный орел прилип к фронтону вокзала, лающий репродуктор, люди в черных фуражках с черепом на околыше…

- Начальника разведки к командиру, - вполголоса передали по цепи.

"Наверное, пора", - Николай поправил автомат, подтянул пояс с кобурой.

- Вперед!

В голове колонны Медведев с армейскими разведчиками. Идут тихо, стараясь не шуршать палой листвой. Где-то совсем рядом ухнули разрывы мин, взлетели в стороне ракеты. Но это в стороне. Там, отвлекая врага, начал ночной бой стрелковый батальон. Молодые ребята, ровесники Николая, бегут к вражеским окопам, кинув на руку тяжелую винтовку с граненым штыком. Там, на фланге, ради них, партизан, гибнут люди. Значит, надо пройти. Любой ценой.

Наконец, захлестали ветки по лицу, ударил в нос горьковатый запах осенних листьев. И тишина вокруг. Вот он, вражеский тыл.

Первое партизанское утро. Солнце мячиком выпрыгнуло из-за верхушек елей. Разломало свои лучи в тумане.

Отряд собрался на поляне.

- Товарищи, - голос Медведева холодный и ломкий, - мы в тылу фашистов. Но помните, что мы на своей земле. Советская власть на Брянщине - это мы. Каждый из нас. Вы все добровольцы, все коммунисты и комсомольцы. Я не собираюсь учить вас, как нужно вести себя…

Двигались осторожно, высылая вперед и по бокам дозоры. Опушки обходили. Нужно как можно дальше углубиться во вражеский тыл.

Это случилось на следующий день. Отряд подошел к проселочной дороге. Только решили переходить ее, как где-то вдалеке загудели моторы.

- К бою!

Рассыпались в кустах. А голоса машин все ближе, все басовитее. Николай лежал на прелой листве, прижавшись щекой к прикладу автомата.

Вот сейчас случится то, о чем он так часто думал. По спине пробежал озноб.

"Неужели испугался? Нет!"

Еще плотнее прижал к плечу автомат. Холодок приклада вернул уверенность.

Машины уже совсем рядом. Вот-вот покажутся из-за поворота. В лесной тишине особенно сильно гудят двигатели. Сейчас!

Первым вырывается из-за поворота сверкающий лаком "оппель-капитан". На крыле флажок, на нем две молнии - "СС". Следом за ним - мотоцикл.

Медведев поднимается и, размахнувшись, бросает гранату.

- Огонь!

Взрывом "оппель" отшвырнуло в кювет. На дороге горит мотоцикл.

Из-за поворота выскочила крытая машина. Она пытается тормозить, из кузова выскакивают солдаты.

Вот один совсем рядом с Николаем.

Та-та-та…

Немец остановился на секунду, словно ударился о что-то грудью, выронил автомат и рухнул на дорогу.

И снова силуэт в автоматной прорези. Как на стрельбище. Бьется в руках автомат. Отсчитывает очередями вражеские жизни.

Бой длился всего несколько минут. Но как преобразился окружающий мир!

Желтые листья покрыты жирной гарью, нет запаха прелой травы, вместо него сладковато и резко пахнет порохом.

Николай шагнул через кювет, вышел на дорогу. Широко разбросав руки, словно пытаясь обнять землю, лежит то, что еще несколько минут назад было человеком. Пилотка упала, рыжеватые свалявшиеся волосы на дорожной пыли, остановившиеся стеклянные глаза. Зачем же он пришел сюда из своего Мюнхена или Эрфурта? Неужели для того, чтобы умереть на нашей земле?

"Все-таки страшная вещь война", - подумал Николай.

Разведчики собирали документы, вынимали карты из офицерских планшетов.

К Королеву подошел Староверов, протянул пачку фотографий.

- Смотри, Коля.

Лицо у Димы было какое-то необычное. Всегда веселые добрые глаза смотрели холодно и зло.

Николай взял карточки. Виселицы, виселицы… Старики у рва, женщины у стены. А рядом - довольные, улыбающиеся люди в немецкой форме.

"Нет, страшна не война. Страшен фашизм, породивший ее. Заставивший нас взять автоматы и убивать. Но если уничтожаешь змею - это же не убийство. Это акт милосердия по отношению к тем, кому она угрожает своим ядовитым жалом. И, убив фашиста, ты совершаешь то же самое"…

Через пятнадцать минут партизаны ушли с дороги, оставив на ней горящие машины и трупы врагов. Отряд открыл боевой счет.

И снова путь сквозь лесную чащу все глубже и глубже во вражеский тыл.

Слух о том, что в Брянских лесах появились партизаны, облетел окрестные села. Местные жители смотрели на партизан как на представителей Советской власти здесь, на Брянщине. В деревнях приветливо встречали партизанских разведчиков, по мере сил снабжали продуктами, теплой одеждой. Ну и, конечно, выкладывали все, что накопилось на душе против носителей "нового порядка".

Однажды Николая вызвал Медведев.

- Королев, возьмешь двух разведчиков, пойдешь в деревню. Туда приехал пьянствовать к куму начальник полиции из Людинова. Помни - это не человек, это предатель, зверь и садист. Вот приговор, написанный нашим трибуналом. Ты должен привести его в исполнение.

О начальнике людиновской полиции в отряде были достаточно наслышаны. Слух о его зверствах прокатился по всей Брянщине. Бывший пожарник, он отсиживался в лесу, скрываясь от мобилизации и объявив себя чуть ли не сектантом. Но как только в Людинов пришли фашисты, он сразу же предложил свои услуги. На его совести были десятки жизней советских людей.

До деревни километров пять. Расстояние, конечно, пустячное, если идти днем и по сухой дороге. А сейчас… под ногами чавкает грязь, сапоги скользят, на них налипли комья глины. Разведчики идут, ругая сквозь зубы погоду, войну, сволочь полицейского.

Часа в два ночи наконец добрались до деревни. В крайней хате, у самого леса, жил партизанский связной - неторопливый, степенный лесник Иван Егорович. Трижды, как условлено, стукнули в окно. Дом ожил, прыснул сквозь щели ставни желтый зайчик света, со звоном покатилось ведро в сенях.

Распахнулась входная дверь. На пороге хозяин.

- Кого носит?

- Свои, дядя Иван.

- Много здесь своих. А ну, подойди-ка ближе.

Николай шагнул на слабый свет лампы.

- А! Ты, кудрявый, - усмехнулся старик, - ну что стоишь, избу выстудишь. Заходи.

Они поднялись на крыльцо, вошли в душноватую темноту дома.

Большая горница, печь вполкомнаты, икона на стене, деревянный стол, лавки. Хозяин десятый год живет бобылем.

Сели, положив на колени автоматы.

- Нужно подождать маленько, ребята. Подождем, пока они напьются. Я с часок назад мимо их избы шел. Видно, гуляют еще, песни орут.

Иван Егорович сует кисет с самосадом, гасит лампу. Темнота. Кажется, что за бревенчатыми стенами остановилось время. Темнота, только красными звездочками вспыхивают цигарки.

Пора. Старик встает, чиркает спичкой, шарит на печке. При тусклом, умирающем свете Николай заметил, что он взял топор.

В деревне тишина. Даже собак не слышно,- видимо, загнал их дождик по конурам. Стараясь не шуметь, разведчики идут вдоль плетней.

- Здесь, - шепчет связной, - в этом доме кум его проживает, старостой он у нас теперь.

- Собаки есть?

- Есть один кобель, злющий, но ничего, он меня знает, так что я его тихо…

Чуть слышно скрипнула калитка. Иван Егорович исчез в темноте. А дождь стучит и стучит по крышам, по земле, по голым деревьям. Монотонно и гулко. Зарычала собака, потом чуть завизжала, узнав. И опять тихо.

Зачавкали шаги, подошел Иван Егорович.

- Все. Пошли, я его в конуре бочкой прикрыл. Хотел пристукнуть, да пожалел. Кобель-то не виноват, что хозяин сука… Пошли.

Сквозь ставни пробивается свет. Николай тихонько влез на завалинку, заглянул в щель.

Комната, стол полон бутылок, спиной к окну человек, уронивший на стол голову.

Больше ничего не видно.

Королев повернулся к леснику:

- Давай, Иван Егорыч!

Старик поднялся на крыльцо, стукнул в дверь. Нет, не слышат. Теперь он со всей силы бьет кулаком по двери.

В сенях завозились.

- Чего там надо? - давится матершиной хозяин. - Ну кто там еще?

- Я, Семеныч, Иван-лесник, отвори, дело есть.

- Что еще за дела по ночам?

- Спешное. Ко мне солдат советский зашел, говорит, из плена бежал.

- А, вот оно что… Постой, я сейчас.

Стучит в сенях щеколда.

Один из разведчиков встал у самой двери, в его руке тускло блеснул кинжал.

Дверь распахнулась, удар, и хозяин мягко осел на пол.

Путь свободен. Теперь в дом. За столом трое. Расстегнутые чужие мундиры, пьяные морды.

Один потянулся к поясу с кобурой, валявшемуся на стуле.

- Кто такие? В чем дело? Да знаете, кто я?..

Так вот он какой, предатель. Остекленевшие глаза, пьяный мокрый рот, красная рожа.

- Руки на стол, сволочи!

Полицейские начали медленно трезветь. Наконец-то они поняли, с кем имеют дело.

Королев достает приговор.

"Именем советского народа…"

Он вскинул автомат, увидел глаза, полные животного ужаса, разорванный криком рот. Палец сам нажал на спусковой крючок.

В отряд вернулись на рассвете. Николай вошел в палатку командира, положил взятые у изменников документы, оружие.

- Товарищ командир, приговор приведен в исполнение.

Приближалась зима. Ветер становился злым, колючим. По утрам лужи подернуты льдом. Все покрыто инеем - палатки, шинели, приклады автоматов. Трудно в лесу зимой. Тем более что постоянного лагеря у медведевцев не было. Они кочевали с места на место. За ними по пятам шли каратели.

Однажды разведчики, вернувшись с очередного задания, принесли в отряд объявление, которое гитлеровцы расклеивали в деревнях.

В нем черным по белому было написано, что партизанский отряд, действовавший на Брянщине, уничтожен карателями.

- Вот видишь, комиссар, - Медведев усмехнулся, - оказывается, нас-то уже нет. Похоронили нас господа фашисты. Ну что ж, мы им о себе напомним. Николай, зови командиров.

К Хотимску подошли в сумерках. Город, охваченный трещинами противотанковых рвов, лежал перед ними тихий и темный. Только ветер стучал железом на крышах, да иногда слышался отрывистый собачий лай.

Наконец, совсем стемнело. Партизаны ждали. Еще раньше ушли в город разведчики, они должны перерезать телефонные провода.

Вот и они.

- Вперед, - командует Медведев.

После лесных тропинок непривычно шагать по городским улицам. Кажется, что стук сапог далеко разносится в тишине.

- Скорее, скорее!

Медведев почти бежит, зажав в руке тяжелый маузер.

Еще один поворот, а там городская площадь.

Еще немного…

- Та-та-та-та-та-та-та-та.

Ударил вдоль улицы пулемет. Ему отвечают партизанские автоматы. Где-то впереди раз, другой, третий рванули гранаты. Это группа охвата ворвалась на площадь с другой стороны.

Николай, прижавшись к земле, короткими очередями бил по пулеметным вспышкам.

Рядом сухо щелкал маузер командира.

А пулемет не унимался. Плел и плел смертоносную строчку, поливал улицы и дома горячим металлом. Каждая минута решала исход боя.

Время и внезапность - союзники партизан.

- Николай, - Медведев повернулся к Королеву, - уничтожить. Понял?

- Есть.

Королев сбросил тяжелую шинель, остался в одной меховой безрукавке.

- Быстрее! - словно стеганул голос командира.

Гранаты в карманы, автомат на шею и бегом вдоль забора.

Вон, кажется, тот самый дом. Не доходя до него, Николай плечом высадил доску забора, пролез во двор.

Из будки молча, без лая, бросилась большая лохматая дворняжка. Он на ходу отпихнул ее сапогом, ломая плетень, выскочил на огороды.

Вот он, наконец, пулемет. Теперь хорошо видны вспышки из окна. Прячась за сараями, Королев крался по двору. Луна как назло выскочила из облаков, прилипла фонарем на небе.

Николай проверил запалы в гранатах.

До дверей несколько метров. Теперь некогда маскироваться. Рывком, ожидая очереди из окна, пересек двор. Вот крыльцо, ступеньки…

Навстречу человек без шинели и каски. Николай не видел его глаз, не видел лица. Только рука и вскинутый пистолет. Словно на ринге, пошел нырком под эту руку. Над головой ударил выстрел.

Левой в челюсть. Раз!

Нокаут.

Перепрыгнул. К дверям. Скорее! Пахнущая порохом темнота. Широко размахнувшись, бросил гранату. Дрогнул пол, тяжело заскрипели стены, горячий воздух на минуту нажал на уши. И сразу же тишина.

Потом внутрь дома веером из автомата полдиска. При свете вспышек увидел пулемет, задравший к небу тупое рыло, трое на полу - мертвые.

- Ура-а-а!!!

Это мимо бегут партизаны.

На площади горит комендатура. Стоят, подняв руки, пленные. Все. Хотимск взят.

Собрать документы, повалить телеграфные столбы, расклеить по городу листовки - дело получаса. И опять отряд уходит в лес. Его провожает зарево над городом. Горят тюрьма, комендатура, полиция. Валяются на снегу трупы предателей и гитлеровцев.

С каждым днем отряд доставлял все больше и больше неприятностей оккупантам.

Взлетали мосты, летели под откос эшелоны, горели на дорогах десятки немецких машин.

Вражеское командование не на шутку было обеспокоено действиями отряда Медведева. Особенно после того, как партизанам удалось взорвать железнодорожный мост на линии Брянск - Сухиничи. В результате образовалась пробка, наша авиация, предупрежденная заранее, в щепки разнесла несколько вражеских эшелонов с техникой и живой силой. Важная стратегическая артерия гитлеровцев была надолго прервана.

В ту ночь мела пурга. Снег бешено крутился вокруг деревьев, наметал сугробы, закидывал костры. Партизаны почти не спали. Ночь тянулась удивительно долго. Ближе к рассвету ветер утих. Стало слышно, как трещат на морозе деревья. Задымились костры. Повара начали готовить немудреный завтрак. Николай стоял у заснеженной сосны и слушал лес, который жил какой-то своей особой, мирной, жизнью. Казалось, что и войны никакой нет. Просто есть тишина, синий предрассветный снег. Стук дятла и треск коры.

Взрыв гранаты был неожиданным. Он гулко раскатился по студеному лесу. И сейчас же ему ответили автоматы, зло и сердито.

- Отряд, в ружье! Тревога!

К Медведеву подбежал боец из секрета.

- Товарищ командир! Немцы! Каратели! Окружают!

- Николай! За мной! - скомандовал Медведев и побежал, на ходу расстегивая кобуру маузера.

Увязая в снегу, они добрались до гребня оврага, залегли за толстые стволы поваленных деревьев. Лежать было неудобно, снег залеплял лицо, скрипел на зубах. Николай поудобнее устроил свой автомат, вставил в гранаты запалы.

"На этот раз бой будет тяжелым. Но ничего, приходилось бывать в переделках и пострашнее".

Внезапно Дмитрий Николаевич толкнул его в бок. Николай поднял голову. Вот они!

На другой стороне оврага появились черные шинели. Впереди офицер.

Сухо щелкает маузер командира. Эсэсовец катится на дно оврага. И сразу же взметнулся снег, прошитый автоматными очередями. Рассыпавшись цепью, в рост, прижав к животу автоматы, идут фашисты. Летит снег, падают срубленные свинцом ветки.

Сзади заговорили партизанские пулеметы, автоматы, винтовки. Королев, плотно прижав приклад к щеке, ловил на мушку фигурки врагов. Странное ощущение… Все время кажется, что он стреляет мимо. Все время в прорези люди в длинных черных шинелях. Но ничего, патронов хватит…

Отряд постепенно начал отходить.

Внезапно совсем рядом с Николаем разорвалась мина. Потом целый сноп черно-красного пламени. Осколки били по деревьям, срезая кору.

Королев осторожно выглянул из-за ствола дерева. Немцы близко, человек семь ползут по снегу. И тогда он вскочил - назло пулям, осколкам, смерти, бросил гранату. Прогрохотал взрыв. Но все наползают и наползают фашисты.

- Уходите, Дмитрий Николаевич, - повернулся Николай к командиру. - Я прикрою.

Перебежками, огрызаясь, уходили они в глубь леса. Бежали рядом - он и командир. Вдруг Медведев охнул, опустился на снег.

- Товарищ командир!

- Уходи, Коля! Вдвоем нам не выбраться. Я их задержу.

Дмитрий Николаевич вытер снег с маузера.

- Ну, что стоишь? - повернул он искаженное болью лицо.- Уходи!

Николай молча поднял командира.

- Или вместе выйдем, или уж…

Автоматы стегают по деревьям, пули взметают снег.

Он бежал, проваливаясь по колено. Сердце стучало, рубашка стала мокрой, пот заливал глаза. Но он бежал. Били по ногам гранаты, спрятанные в карманах, прыгал на груди автомат.

Но он бежал. Дыхание горячее и хриплое.

Вот, наконец, под ногами твердый наст. Николай прибавил скорость. Еще совсем немного.

Поляна. Дзот. Рыло пулемета. Немцы.

Как же быть?

Он опустил командира на землю.

- Ну, Коля?.. Кажется, все, - Медведев сморщился от боли.

"Нет, не все. Есть один выход. И это может сделать только он. Только он, потому что он - боксер".

Но ведь это чертовски опасно. Один шанс из ста.

Николай встал во весь рост, поднял руки и пошел. Пошел сдаваться немцам.

- Стой, - сзади хриплый, словно чужой голос Медведева.

Сухо щелкнул курок маузера.

"Неужели он выстрелит в спину? Тогда уж все… Тогда конец".

Николай шел медленно, все ближе и ближе к вражескому дзоту. Навстречу бежали немцы. Человек пять.

Вот они совсем рядом. Говорят что-то по-своему. Один снимает с него автомат.

Офицер улыбается, хлопает по плечу.

- Рус партизан, гут, гут.

Николая подвели к дзоту, офицер и два солдата спустились вниз, видимо к рации. Остались двое. Они спокойны. Стоят совсем близко. Королев даже чувствовал, как от них тянет перегаром.

"Ну, пора. Вот этот ближе. Всю тяжесть тела в удар".

Раз! И сразу же еще. Раз! Двое лежат на снегу. Теперь гранату!

Тяжело ухнул взрыв. Осел бревенчатый накат. Из входа в блиндаж закурился синеватый дымок. Николай схватил упавший на снег автомат, дал две длинные очереди. Путь свободен!

- Молодец, Коля. А я было…

- Что, Дмитрий Николаевич?

- Да нет, ничего.

Через полчаса их встретили партизанские разведчики. Отряд прорвал кольцо. Ушел буквально из рук смерти. А ночью по рации был получен приказ: "Возвращаться в Москву".

Линию фронта перешли в районе Сухиничей ночью. Потом погрузились на машины и в город на вокзал. Кончился четырехмесячный поход.

Вот и Москва. Поезд медленно подходит к перрону.

- Здравствуй, столица!

Николай не шел - бежал по знакомым улицам. Прохожие изумленно оглядывались на него. Еще бы! Бежит здоровенный, бородатый, увешенный оружием парень с красно-зеленой лентой на шапке. Эдакий кинематографический партизан.

Вот и знакомый подъезд. Несколько ступенек вверх. Дверь. Звонок. Такие шаги могут быть лишь у одного человека. Щелкнул замок. Он обнял мать.

А потом был Кремль. И добрые глаза Михаила Ивановича Калинина. Королев осторожно жмет ему руку. Калинин поздравляет его, вручает маленькую коробочку. В ней орден Боевого Красного Знамени.

Загрузка...