Жара, духота и жадность

Глава 7

Когда Джессика Герцог открыла им дверь в три часа того же дня, она была ничуть не похожа на капитана израильской армии. Карелле подумалось, что она похожа на танцовщицу из фильма о театральной жизни тридцатых годов. Клинг подумал, что она похожа на теннисистку. На ней были коротенькие белые шорты, обтягивающие бедра и привлекающие внимание к длинным ногам с великолепным загаром. Еще она была одета — если это называется «одета» — в белую топ-маечку с оборками, подчеркивающую роскошную грудь. Белые сандалии на высоких каблуках, с ремешками по колено, добавляли еще пару дюймов к ее и без того не маленькому росту. Лицо и обнаженные плечи блестели от пота. Она извинилась за свой вид — им обоим показалось, что неискренне, — объяснила, что загорала на балконе, и пригласила в дом.

— Хотите холодного чая? — спросила она. — Только что приготовила.

— Да, пожалуйста, — сказал Карелла.

— Пожалуйста, — повторил Клинг и кивнул ей. Она ушла на кухню.

Стены квартиры были увешаны картинами. Карелла сразу решил, что картины, должно быть, весьма ценные. В искусстве он разбирался плохо, но однажды читал статью об аукционах — по сравнению с этим торговые сделки большого бизнеса были мелочью, вроде детской торговли фантиками. Если верить той статье, влиятельные маклеры и критики даже средненького художника могут раскрутить так, что его картины будут продаваться по бешеным ценам. Интересно, этот Лоуренс Ньюмен, после которого осталось картин на два миллиона, тоже был обязан своей славой подобной рекламной кампании? Кроме картин, в комнате было множество скульптур — на подставочках и столиках. Несколько бронзовых статуэток — обнаженная натура, а в основном абстракции. Карелла подумал, что, наверно, самые непонятные как раз и стоят настоящих денег. С потолка перед раздвижными застекленными дверьми, ведущими на балкон, свисала большая металлическая конструкция — нарочно, что ли, так подвесили, чтобы об нее лбом стукаться?

— Выйдем на воздух? — предложила Джессика.

Она принесла поднос с тремя стаканами холодного чая, в котором плавали ломтики лимона. Темно-янтарный чай, бледно-желтый лимон, белые шорты, майка и сандалии — казалось, все было нарочно подобрано так, чтобы подчеркнуть великолепный загар Джессики, точно так же, как белые стены гостиной подчеркивали колорит картин, висящих на них, и изящество скульптур, витающих в пространстве. Джессика и сама, казалось, не шла, а витала. Она подплыла к раздвижным дверям, подождала, пока Клинг отодвинет одну из створок, провела детективов на балкон и опустила поднос на круглый столик, рядом с которым стояли два шезлонга.

Отсюда раскинувшийся внизу город казался почти раем.

— Ну вот, — сказала Джессика. — Пожалуйста, угощайтесь. Сахар я не положила. Хотите сахару?

— Нет, спасибо, — сказал Карелла.

— Спасибо, не надо, — сказал Клинг.

— Действительно жарко, — вздохнула Джессика, протирая смятой освежающей салфеткой шею и грудь в вырезе майки. — Присаживайтесь, пожалуйста. Я сейчас принесу еще один стул.

Она раздвинула дверь, вернулась в гостиную, вскоре вышла со стулом с прямой спинкой и поставила его у низкой ограды балкона. Детективы по-прежнему стояли.

— Садитесь, — повторила она, указывая на шезлонги.

Оба сели.

— Ну, — сказала она, — так о чем вы хотели поговорить? Вы мне сказали по телефону, что появилась новая информация…

— Да, мисс Герцог, — сказал Карелла. — Сегодня утром я узнал от адвоката вашего бывшего мужа, что он оставил все свое состояние человеку по имени Луи Керн. Более двух миллионов долларов.

— Ну, меня это не удивляет, — сказала Джессика. — Картины его отца, знаете ли, стоят довольно дорого.

— Мисс Герцог, адвокатская контора, которая составляла завещание для мистера Ньюмена, называется «Вебер, Герцог и Ллевеллин».

— И что?

— В этой фирме работает ваш брат.

— И что?

— Мистер Ньюмен изменил свое завещание восемнадцатого июля, за три недели до того, как его нашли мертвым в его квартире на Сильвермайн-Овал.

— И какое отношение это имеет ко мне или моему брату?

— Вы знали, что мистер Ньюмен изменил завещание?

— Нет, конечно!

— Брат вам об этом ничего не говорил?

— Разумеется, нет. Во всяком случае, какое отношение это имеет ко мне? Разве я тоже что-нибудь унаследовала?

— Насколько мне известно, нет. А что, вы что-то унаследовали?

— Нет, конечно.

— Вы знаете Луи Керна?

— Нет. Кто он такой?

— Он владелец картинной галереи. Здесь, в Айсоле.

— Я его не знаю.

— Но вы ведь общались с миром искусства…

— И что?

— …пока еще были замужем за Джерри?

— Да, общалась.

— Разве вы не знали, что его отец выставлял свои картины в «Галерее Керна»?

— Может, и знала.

— Да или нет?

— Почему я вообще должна отвечать на подобные вопросы? — возмутилась Джессика. — Это что, нацистская Германия?

— Нет, мэм, — сказал Карелла. — Но неужели вам так трудно ответить на простой вопрос относительно картинной галереи?

— Вы хотите сказать, что я знала о завещании Джерри! Вы хотите сказать, что завещание связано с его смертью!

— Я просто спрашиваю, знали ли вы, что ваш свекор выставлял свои картины в «Галерее Керна».

— Нет, вы спрашиваете о том, говорил ли мне брат о завещании Джерри. А я ведь вам уже сказала, что нет. Почему же вы…

— Мисс Герцог, — медленно произнес Карелла, — это не Агата Кристи.

— Что-что?

— Я государственный служащий, у меня работа. Мне вовсе не нравится таскаться по городу в такую жарищу, мне не нравится распутывать отношения между братьями и сестрами, которые могут привести, а могут и не привести к нарушению конфиденциальности. Честно, не нравится. Я бы предпочел загорать тут, на балкончике, и попивать холодный чаек. Но ваш бывший муж умер через три недели после того, как изменил завещание. Если кто-то знал об этом до того, как…

— Я ничего не знала!

— Я вовсе не хочу сказать, что вы имеете отношение к…

— Не имею!

— Но если вы знали о завещании и если вы сообщили об этом человеку, который мог извлечь выгоду из…

— Я незнакома с этим Луи Керном. Я не знала о завещании. Вы что, забыли: это я сказала вам, что Джереми не мог принять таблетки по доброй воле?

— Нет, мисс Герцог, не забыл.

— А теперь вы подозреваете, что я или мой брат имеем отношение к его смерти. Из-за этого завещания. Хотя это именно я пришла к вам, детектив Карелла, сказать, что он не мог покончить жизнь самоубийством, приняв…

— Да, мисс Герцог, я знаю.

— Я не обязана отвечать на ваши вопросы!

— Мисс Герцог…

— Здесь вам не нацистская Германия! — повторила она и вдруг расплакалась.

Для обоих детективов это было полной неожиданностью.

— Не надо было мне к вам приходить вообще, — всхлипнула она. — Я просто думала исполнить свой гражданский долг, а вместо этого…

Она на ощупь нашарила смятую салфетку, засунутую за вырез майки, и принялась вытирать глаза.

— А теперь у всех у нас будут неприятности. Зря я вообще к вам полезла. Нечего было соваться не в свое дело.

— У всех нас? — переспросил Карелла.

— Да! — всхлипнула она, вытирая глаза. — У меня, у Луи, у всех нас…

Детективы переглянулись.

— Вы имеете в виду Луи Керна?

— Ну да, — сказала она. — Господи, ну зачем я к вам пришла? Теперь начнутся сплошные неприятности!

— Какие неприятности, мисс Герцог?

— Он женат, у него двое детей…

Они ждали.

— Мы любовники.

Детективы по-прежнему молчали.

— Уже много лет. И когда брат сказал мне, что Луи может унаследовать такую огромную сумму, я, естественно… Ну, мы же любовники… Я ему сказала.

— Значит, вы все-таки знали о завещании.

— Да.

— Когда ваш брат сообщил вам об этом?

— Только на той неделе.

— И вы сказали мистеру Керну?

— Да.

— Когда?

— В прошлый четверг. Когда мы были вместе.

Карелла кивнул.

— Теперь будут неприятности, — повторила Джессика. — Я знаю.

«Галерея Керна» находилась на широкой прямой, как стрела, улице, ведущей от моста Маджеста на южном берегу Айсолы к докам на реке Гарб на севере. В витринах галереи висели картины французских импрессионистов и афиша, извещавшая прохожих, что нынешняя выставка открылась шестого августа и продлится до конца месяца. Карелла с Клингом остановились у стола сразу за дверью и спросили у блондинки, продававшей билеты, где можно найти мистера Керна. Она направила их в офис на третьем этаже.

Они сели в лифт, поднялись на третий этаж и оказались в большом помещении размером с остров Гуадалканал, заставленном чем-то вроде обломков полудюжины бомбардировщиков времен второй мировой. На стене висел плакат с фотографией одного из бомбардировщиков, извещавший, что это произведение скульптора по имени Манфред Уиллс. Детективы прошли мимо останков задней турели, из которой выглядывал покореженный пулемет. За башенкой оказалась скромная табличка с надписью «Офисы» и маленькой стрелкой, указывавшей налево, к двери с аркой. В конце коридора Карелла предъявил свою бляху молодой брюнетке за столом.

— Нельзя ли встретиться с мистером Керном?

— Как о вас доложить, джентльмены?

— Детективы Карелла и Клинг, восемьдесят седьмой участок.

Девушка встала из-за стола. Стоя она оказалась выше, чем они сперва подумали. На ней были сшитые на заказ брючки в обтяжку, подчеркивавшие ее высокую, стройную фигурку. Она ушла — и тут же вернулась обратно. Сообщила Карелле, что мистер Керн говорит по телефону, но скоро сможет их принять.

— Можно еще раз на нее взглянуть? — попросила она. — На вашу бляху.

Карелла показал ей бляху и закатанное в пластик удостоверение.

— Ух ты! — сказала девушка. — А знаете, я такую штуку в первый раз вижу. Там так и написано — «Детектив»?

— Да, — сказал Карелла.

— Ух ты! — повторила она. Телефон у нее на столе зазвонил. Она сняла трубку, выслушала и сказала детективам: — Входите.

Луи Керн сидел за белым столом в современном стиле. Стены его кабинета были увешаны абстрактными картинами. В буйстве ярких красок совершенно терялся сам Керн — обычный бесцветный человек. Несмотря на то, что на дворе стояла жара под сто, на нем был темно-серый фланелевый костюм и белая рубашка с черным шерстяным вязаным галстуком. Он был лыс, только над ушами торчали пучки седеющих волос. Судя по его бледному, почти прозрачному лицу, на пляже он бывал не часто. Карелла прикинул, что ему, должно быть, под семьдесят или где-то около.

— Мистер Керн, — сказал он, — мы расследуем самоубийство Джереми Ньюмена. Не могли бы вы уделить нам немного времени?

— Да, конечно, — ответил Керн.

У него был густой хриплый голос заядлого курильщика. В пепельнице на столе красовалась груда окурков. Керн распечатал новую пачку сигарет без фильтра, предложил их Карелле и Клингу — оба покачали головой — и закурил сам. Над головой Керна поднялось облако дыма, того же цвета, что волосы у него над ушами.

— Мистер Керн, — спросил Карелла, — известно ли вам, что по завещанию мистера Ньюмена вы являетесь его наследником?

— Известно, — ответил Керн.

— Когда вы узнали об этом?

— Вчера. Мне позвонили из банка.

— Сказали ли вам, сколько именно вам предстоит унаследовать?

— Да. Более двух миллионов.

— Вас это удивило?

— Что, сумма? Нет. Я знал, что Джерри преуспевает.

— Нет, тот факт, что вы назначены единственным наследником.

Керн поколебался.

— На самом деле нет, — сказал он наконец. — Честно говоря, не очень.

— Значит, вы знали об этом до того, как вам позвонили из банка?

— Да, знал.

— Вы узнали о завещании от Джессики Герцог?

Керн был застигнут врасплох.

— Мистер Керн!

— Да, — кивнул он. — Джессика сказала мне об этом на той неделе.

— Как бы вы определили свои отношения с ней, сэр?

Керн снова заколебался. Потом вздохнул и сказал:

— В последние пять лет мы находимся в очень близких отношениях.

Выражение «близкие отношения» показалось Карелле ужасно старомодным. Старик Керн мог бы употребить его в те времена, когда по улицам Айсолы еще ездили кабриолеты, запряженные лошадьми. Но в двух миллионах долларов в городе, где могут убить человека за пару баксов — все, что отыщется в кошельке жертвы, — ничего старомодного не было. Два миллиона долларов — это вам не тыквенные семечки. Джерри Ньюмен подписал свое новое завещание восемнадцатого июля, а Луи Керн узнал об этом в четверг, перед тем как Ньюмена нашли мертвым.

— Мистер Керн, — сказал Карелла, — я хотел бы, чтобы вы рассказали мне обо всех своих перемещениях в четверг, седьмого августа.

— Что-что?

— Я говорю, я хотел бы, чтобы вы…

— Я слышал, что вы сказали, но почему я должен сообщать вам подобную информацию?

— Потому что я — офицер полиции, проводящий расследование в установленном порядке, и был бы очень благодарен вам за содействие.

— То есть вы предполагаете, что, поскольку я знал, что мне предстоит унаследовать крупную сумму денег, я…

— Нет, сэр, не предполагаю.

Керн пожал плечами.

— Ну, мне скрывать нечего.

И снова пожал плечами.

— Прекрасно, сэр. Тогда не можете ли вы сказать…

— Сейчас, достану свой календарь, — перебил его Керн.

В послеобеденной тишине сурового белого кабинета Карелла с Клингом склонились над календарем-ежедневником Керна, в котором были расписаны встречи на неделю, предшествовавшую обнаружению трупа. Они начали с прошлого четверга, седьмого августа, когда Джерри Ньюмен позвонил в Калифорнию в 18.21.

В календаре Керна на этот день были назначены встречи на десять, одиннадцать и двенадцать часов. Он объяснил, что люди, с которыми он встречался, — это, соответственно, художник, владелец галереи в Палм-Бич и хранитель частной коллекции из Бостона. На время ленча у него была назначена встреча с человеком, обозначенным просто как Дж. Г. — теперь Керн признался, что это была Джессика Герцог. После ленча он поехал к ней на квартиру, где, помимо прочих радостей, узнал приятную новость, что после смерти Джерри Ньюмена ему предстоит унаследовать два миллиона долларов. В четыре часа того же дня он встретился с человеком, желавшим продать галерее обширную коллекцию искусства доколумбовских времен.

В шесть часов в тот же вечер он был на коктейле, а шесть тридцать отправился обедать — все это вместе женой и несколькими друзьями, которых Керн перечислил поименно. Потом они пошли на премьеру мюзикла «Капер» — если верить отзывам, появившимся в газетах на следующее утро, это была очередная безнадежная попытка скрестить музыку с мистерией. Когда они дошли до этого пункта в календаре, Керн высказал свое собственное мнение — музыка хреновая, содержание матерное. Он сообщил также, что после мюзикла они отправились к «Баффину» — в ресторан, где бывают в основном артисты и прочая театральная публика, и пробыли там до часа ночи. К этому времени уже вышли утренние газеты с отзывами; телевизионные критики тоже высказали свое мнение, и мюзикл был обречен.

— Со мной была моя жена, — сказал Керн. — И еще человек пятьсот.

— Куда вы отправились после «Баффина»? — спросил Клинг.

— Прямо домой.

— А где вы живете, мистер Керн?

— На Южной Маккормик, дом 1241.

— В доме есть швейцар?

— Есть. Он видел, как мы с женой возвращались в квартиру.

— Во сколько примерно это было?

— Около половины первого.

— А во сколько вы ушли из дома на следующее утро?

— В половине десятого.

— И куда вы направились?

— Прямо сюда, в галерею.

Керн казался таким же чистеньким, как его блестящая лысина. Детективы поблагодарили его за помощь и снова спустились в уличное пекло. Карелла забыл опустить табличку «Машина принадлежит полицейскому управлению», и какой-то ретивый патрульный уже успел сунуть под «дворник» извещение о штрафе за неправильную парковку.

— Класс! — сказал Карелла, отпер дверь и наклонился, чтобы отключить охранное устройство, расположенное со стороны пассажирского сиденья. Заводя мотор, он спросил: — Ты еще не говорил с Огастой?

— Говорил, — ответил Клинг. — Сегодня ночью.

— И?

— Мы во всем разобрались. — Он поколебался и добавил: — Все нормально.

Карелла пристально взглянул на него.

— Ну и хорошо.

— Все нормально, как ты и говорил.

— Хорошо, — повторил Карелла, но еще раз взглянул на Клинга перед тем, как влиться со своей машиной в сплошной поток автомобилей.

В тот же вечер без десяти девять Клинг стоял у дома на Хоппер-стрит и смотрел на его фасад. Первый этаж, второй, третий, четвертый, пятый, шестой. На каждом этаже, начиная со второго, по четыре окна. 3 окнах на четвертом и пятом этажах сейчас света не было. «Какие-нибудь ателье», — подумал Клинг. Быть может, она все же ездила сюда по делу? Но среди шести владельцев, списанных им с таблички в вестибюле, не было ни одного названия фотоателье или чего-нибудь в этом духе. Он подошел к двери подъезда и подергал за ручку. Заперто. Клинг нашел на косяке кнопку с надписью «Швейцар» и нажал ее. Где-то внутри раздался громкий звонок. Он позвонил еще раз.

Внутри послышались шаги, приближающиеся к двери, и мужской голос крикнул:

— Иду, иду!

Клинг ждал.

— Кто там? — спросили из-за двери.

— Полиция! — сказал Клинг.

Он услышал, как повернулся замок. «Хороший замок надежный», — подумал он, глядя на замочную скважину. Дверь чуть приоткрылась. В щелке появился глаз и кусок лица.

— Покажите! — потребовал мужчина.

Клинг предъявил свою бляху.

— Детектив Атчисон, — сказал он.

Такого детектива в 87-м участке не было. Своего имени Клинг называть не стал — этот неуловимый любовник Огасты наверняка его знает. Именами своих коллег он тоже решил не пользоваться — Огаста могла упоминать о них, когда болтала в постели с этим сукиным сыном. Удостоверение он предъявлять не собирался. На бляхе его имени не было. Кроме названия участка и герба города, там стояло только «Детектив» и регистрационный номер Клинга.

Мужчина распахнул дверь.

Белый, лет шестидесяти, в майке и мешковатых хлопчатобумажных штанах. Он окинул Клинга взглядом и сказал:

— Я Генри Уоткинс, управдом. Что стряслось на этот раз?

— Ничего не стряслось, — сказал Клинг. — Можно войти?

— Как вы сказали, как вас зовут?

— Атчисон.

— Это как Атчисон в штате Миссури? — спросил Уоткинс.

— Ну да.

— Я раньше на железной дороге работал, — пояснил Уоткинс и отступил в сторону, давая Клингу пройти. — Так в чем же дело? — спросил он, закрывая и запирая дверь.

— Я ищу девочку, которая сбежала из дома, — сказал Клинг. — К нам поступили сведения, что она может находиться в этом доме.

Он обычно носил с собой под обложкой блокнота с десяток фотографий сбежавших из дому подростков, которые могли найти себе убежище на территории 87-го участка, где процветала торговля наркотиками, «травка» была зеленее и куда доступнее, чем где-либо еще в городе. Клинг достал блокнот из заднего кармана и выбрал выпускную фотографию круглощекой семнадцатилетней девчушки, улыбающейся в камеру. На конопатом носу — очки в черной оправе, светлые волосы аккуратно расчесаны, глаза блестят. Интересно, какая она теперь? Если она очутилась в городе…

Он показал фото Уоткинсу:

— Вот эта девочка. Ее зовут Хезер Лафлин. Не случалось ли вам видеть ее в этом здании?

— Да тут куча народу шляется, — сказал Уоткинс, разглядывая фотографию. — У нас здесь два фотоателье, и девицы так и снуют туда-сюда.

«Фотоателье… — подумал Клинг. — Может, Огаста все же действительно приходила сюда по делу». Он достал список имен, переписанный с таблички в вестибюле.

— Кто из них — владельцы фотоателье? — спросил он.

Уоткинс просмотрел список.

— Вот, Питер Лэнг с четвертого этажа и Эл Каравелли с пятого. Они оба фотографы.

— А почему же это не указано в табличке в вестибюле?

— Ну, если вы коп, вы это должны знать.

— Что именно?

— Грабители очень часто заходят в вестибюль и смотрят на список жильцов. Если они видят, что в доме есть фотоателье, они могут вернуться ночью и попытаться ограбить студию. Там ведь куча камер и прочей аппаратуры — загнать ее ничего не стоит. А потом, многие фотографы работают под музыку. А это дорогие стереосистемы. Фотоателье очень часто грабят. Вы это должны знать.

— Ну, теперь буду знать, — сказал Клинг и улыбнулся. — А живут они тоже здесь? Ну, эти Лэнг и Каравелли?

— Нет, здесь они только работают. С девяти до пяти Правда, обычно они задерживаются. У меня есть их домашние адреса, если вам понадобится. На всякий случай, знаете ли. Мне надо знать, где в случае чего разыскивать своих квартиросъемщиков. Впрочем, это вы тоже должны знать.

— А как насчет остальных? — спросил Клинг и снова показал ему список.

— Ну, они тут живут.

— Кто-нибудь из них сейчас есть дома?

— Ну, вообще-то я не обязан следить, когда кто приходит и уходит. Вы должны это знать. У них у всех есть ключи от подъезда, они приходят и уходят, когда хотят. Как и везде в городе.

— Мне надо с ними поговорить, — сказал Клинг.

— Ну ладно, сейчас надену рубашку и провожу вас.

— Да нет, зачем вам беспокоиться, — сказал Клинг.

— Да ведь мне же за это и платят. Квартиросъемщикам не понравится, если кто-то будет шататься по дому без моего…

— Но я же офицер полиции! — сказал Клинг.

— Ну, вообще-то да, конечно…

— Я уверен, что они не захотят, чтобы вы…

— Ну, может, и так, — сказал Уоткинс. — На четвертом и пятом этажах света нету — это студии Лэнга и Каравелли. Поднимайтесь наверх, попытайте удачи у остальных.

Он взглянул на часы.

— Вообще-то уже почти десять, а люди не любят, когда копы ломятся к ним в дом посреди ночи. Вы должны это знать.

— Извините, но, по моим сведениям…

— Конечно, конечно, — сказал Уоткинс. — Постучитесь ко мне, когда управитесь, если это будет не слишком поздно. Я вам дам адреса Лэнга и Каравелли. И смотрите, не забудьте сказать жильцам, что я предлагал пойти с вами, слышите?

— Скажу, конечно, — ответил Клинг. — Спасибо.

— Пожалуйста, — сказал Уоткинс.

Клинг поднялся по лестнице с железными ступенями на второй этаж. Он слышал, как Уоткинс внизу закрыл и запер дверь в свою квартиру. На лестнице и площадке второго этажа было почти темно. На площадку выходила только одна дверь. Клинг подошел к ней вплотную. Звонка нет. Он постучал. Тишина. Он постучал еще раз.

— Че? — сонно спросили из-за двери. Голос был мужской.

— Полиция.

— Чего? — переспросил мужчина.

— Полиция! — повторил Клинг.

— Минуточку! — сказал мужчина.

Клинг ждал.

Дверь приотворилась, придерживаемая цепочкой.

— В чем дело? — спросил мужчина.

— Извините, можно войти? — спросил Клинг, сунув ему под нос свою бляху. — Я детектив Атчисон, полиция Айсолы. Я хотел бы задать вам несколько вопросов, сэр.

Он не назвал номера участка и почти сразу сунул бляху в свой кожаный бумажник.

— Ага, минуточку.

Мужчина снял цепочку и отворил дверь.

На нем были только спортивные трусы и кроссовки, больше ничего. Рост примерно пять футов восемь дюймов, сухощавый, лысеющий, белый, с темно-карими глазами, тонким носом и усами, черными, как и курчавые волосы на голой груди. Где-то в квартире работал вентилятор. Клинг слышал жужжание и ощущал легкий ветерок.

— Ну, заходите, — сказал мужчина. — Не поздновато ли для визитов, а?

— Извините, сэр, но нам приходится идти по следу, как только мы на него напали.

— А что за след? — поинтересовался мужчина. — Да вы проходите, проходите.

— Извините, сэр, — повторил Клинг, заходя в квартиру. — Вы…

Он справился со списком жильцов, переписанным внизу. Квартира 1–1 — М. Лукас.

— Вы — мистер Лукас?

— Ага, Майкл Лукас, — сказал мужчина, закрыл и запер дверь, и снова набросил цепочку.

Квартира представляла собой переделанное складское помещение, которое теперь, видимо, служило одновременно и жильем, и мастерской художника. У окон, выходящих на север, стоял мольберт. Снаружи чернело ночное небо. Большая абстрактная картина заполняла комнату своими кричащими цветами. У одной стены стояла кушетка, у стены напротив — плита и холодильник. Помещение было большое. Деревянные полы уляпаны краской. У третьей стены стоял стеллаж, на котором красовалось с десяток холстов, на первый взгляд уляпанных краской столь же беспорядочно, как и пол.

— Ну, так что же у вас за срочное дело? — спросил Лукас.

— Мы ищем девочку, сбежавшую из дома, — сказал Клинг и достал из блокнота фотографию. — К нам поступили сведения, что она, возможно, живет в этом доме. Вы ее когда-нибудь видели?

Лукас посмотрел на фотографию и сразу сказал:

— Нет.

— Вы здесь один живете, мистер Лукас? — спросил Клинг.

— А при чем тут это?

— Я хотел бы знать — быть может, кто-то еще из жильцов этой квартиры видел девочку.

— Я здесь живу один.

— Вы занимаете весь этаж, так?

— Да, весь этаж.

— Я вижу, вы художник…

— Стараюсь, по крайней мере.

— Хорошая картина, — сказал Клинг, кивая на мольберт.

— Спасибо.

— Вам для этой работы требуются натурщицы?

— Для какой? — спросил Лукас.

— Ну, знаете, для этой, как ее… нерепрезентативной. Это ведь так называется?

— Обычно это называется абстрактный экспрессионизм, — сообщил Лукас.

— Вы знакомы с работами Лоуренса Ньюмена? — спросил Клинг.

Лукас удивился.

— Да, — сказал он. — А откуда вы знаете его работы?

— Да так, знаете ли, — улыбнулся Клинг. — Я иногда захаживаю в «Галерею Керна».

— Ага… — сказал Лукас и ненадолго замолчал. — Послушайте, если честно, в чем дело-то? — внезапно спросил он. — Это из-за того, что сын Ларри отравился?

— Что-что? — переспросил Клинг.

— Ну как же, его сын покончил жизнь самоубийством, об этом писали во всех газетах. Вы из-за этого пришли?

— Я ничего не знаю об этом деле, — сказал Клинг.

— Во всех газетах писали.

— Нет, я ищу девочку, которая сбежала из дома. — Клинг снова улыбнулся. — Так вы ее не видели, да?

— Не видел, — сказал Лукас.

— Вы здесь весь день проводите? — спросил Клинг.

— А зачем вам это знать?

— Потому что если она действительно живет в этом доме…

— Я здесь целый день, здесь и работаю, — сказал Лукас.

— Ее видели здесь вчера, так сообщил нам наш информатор. Вы здесь были вчера?

— Был.

Клинг для виду порылся в блокноте.

— Где-то между двенадцатью тридцатью и без четверти два?

— Я ее не видел.

— Быть может, ваша натурщица…

— Я не работаю с натурщицами.

— А к вам кто-нибудь заходил в это время?

— А вам какое дело?

— Мистер Лукас, я пытаюсь найти девочку, которая почти два года назад сбежала из своего дома в Канзасе. Это первый свежий след, на который нам удалось напасть. Я хочу найти хоть кого-нибудь, кто мог ее видеть. Я знаю, что сейчас уже поздновато обходить квартиры, но мне очень нужна ваша помощь, сэр. Ее родственники…

— Все это время я был один, — сказал Лукас.

— К вам никто не заходил?

— Никто.

— И вы ее не видели?

— Не видел.

— Спасибо вам, мистер Лукас. Я попросил бы вас еще раз взглянуть на это фото, и если вдруг вы ее увидите…

Клинг едва успел вовремя остановиться. Он уже готов был последовать обычной процедуре: выдать Лукасу свою визитную карточку и попросить позвонить в 87-й участок, если ему вдруг что-то станет известно.

— То что? — спросил Лукас.

— Я зайду еще раз через пару дней, и вы мне скажете.

— А я думал, дело срочное, — заметил Лукас.

— Я дам вам свою карточку, — сказал Клинг, — с телефоном, по которому меня можно найти.

Он снова сделал вид, что роется в блокноте, несмотря на то, что карточки он носил в отделении бумажника, вместе с бляхой и закатанным в пластик удостоверением.

— Кончились, — сказал Клинг. — Если у вас найдется листок бумаги, я вам его напишу.

— Просто скажите его мне, я запомню, — ответил Лукас.

Клинг знал, что Лукас вовсе не собирается его запоминать. Он дал ему номер центрального управления на Хай-стрит, поблагодарил Лукаса за помощь и снова вышел на лестницу. Не надо было упоминать имени Лоуренса Ньюмена. Клинг заговорил о нем только затем, чтобы разрушить враждебную настороженность Лукаса, показать ему, что он знаком с миром абстрактного экспрессионизма, а вместо этого лишь внушил ему подозрения насчет своей легенды. Больше он этой ошибки не совершит. Клинг поднялся по тускло освещенной лестнице на третий этаж. Здесь было две двери, одна напротив другой. Он нажал на кнопку звонка у двери справа. Квартира 2–1. М. Хили и М. Роузен. В квартире зазвонил звонок.

— Кто там? — спросил женский голос.

— Полиция.

— Полиция?! — Женщина была совершенно ошеломлена. Клинг подождал, пока она откроет дверь, снова представился детективом Атчисоном, мельком показал свою бляху и спросил, можно ли войти и показать ей фотографию девочки, которую он разыскивает.

Женщину звали Марта Хили.

Она была высокой, угловатой, в черных рейтузах и желтой маечке на лямках — того же цвета, что ее волосы, взбитые и уложенные в прическу на макушке. Глаза у нее были зеленые — как у Огасты. По жилистым рукам и ногам Клинг догадался, что она танцовщица, еще прежде, чем сама Марта ему об этом сказала. В квартире была и другая женщина, маленькая темноглазая брюнетка лет двадцати с небольшим. Она была в одних трусиках и футболке. На футболке красовалась надпись «Обними меня!». Она лежала на диване у стены, листала журнал и курила. Когда Клинг вошел, она подняла взгляд — и снова углубилась в журнал.

Эта квартира раньше тоже явно была частью складского помещения, теперь разделенного на две квартиры. Одна стена была сплошь в зеркалах от пола до потолка.

— Я здесь занимаюсь, — пояснила Марта.

Нормальных стен в квартире не было — во многих квартирах, переделанных из складских помещений, архитекторы стараются сохранить первоначальное ощущение простора. Гостиная плавно переходила в спальню и кухню, а дальше находился небольшой закуток, уставленный книжными полками. Клинг почуял запах марихуаны и понял, что девушка на диване курит наркоту. В наше время люди не спешат тушить косяки при появлении представителя закона — в кинотеатрах иногда висит такое облако дыма, что вздохнешь поглубже — и закосеешь. Огаста тоже курила марихуану. Да и сам Клинг иногда покуривал.

— Не случалось ли вам видеть ее? — спросил Клинг, протягивая Марте фотографию.

— Нет, — ответила Марта. — А тебе, Мишель?

— Чего? — переспросила брюнетка.

— Ты не встречала эту девчонку где-нибудь поблизости? — спросила Марта и направилась к дивану несколько напряженной и косолапой походкой танцовщицы. Она протянула фотографию Мишель. Та принялась разглядывать ее сквозь дым марихуаны.

— Нет, — сказала Мишель. — Я ее не знаю.

— Вы большую часть времени проводите здесь? — спросил Клинг.

— То приходим, то уходим, — ответила Марта.

— А как насчет вчерашнего дня? Где-то между половиной первого и без четверти два?

— Я была на занятиях. А ты, Мишель?

— Я была здесь.

— Одна? — уточнил Клинг.

— Одна, — сказала Мишель, взглянула на него и внезапно ослепительно улыбнулась. Зубы у нее были как у зайца из мультика.

— Потому что если у вас были гости, может быть, кто-то из них…

— Гости у нас бывают только по вечерам, — сказала Марта. Она посмотрела на Мишель — та по-прежнему улыбалась. Женщины переглянулись. Клингу показалось, что Марта чуть заметно кивнула.

— Так, значит, у вас никого не было? — снова спросил он. — Между половиной первого и без четверти два?

— Нет, я сидела одна-одинешенька, — сказала Мишель, продолжая улыбаться, как заяц из мультика.

— Так, значит, вам и по ночам приходится работать? — спросила Марта, усаживаясь по-турецки на одну из подушек, разбросанных по полу.

— Ну, если дело действительно серьезное, то обычно приходится…

— Серьезное, вот как? — переспросила Марта.

— Ну, для нас…

— Слышь, Мишель, дело серьезное! — сказала Марта.

— И до скольких же вам приходится вкалывать? — спросила Мишель. Она положила свой журнал и уселась на диване по-турецки, так же, как Марта на подушке. Трусики у Мишель были голубые.

— Ну, вообще-то сейчас у меня свободное время… — сказал Клинг.

— Так, значит, вас заставляют работать даже в свободное время? — сказала Марта.

— Ну, иногда приходится…

— А как вы думаете, во сколько вы освободитесь? — спросила Марта.

— Когда обойду весь дом, — сказал Клинг. — Мне надо повидать еще нескольких человек.

— Только шестой этаж, — заметила Мишель. — Питер с Элом здесь бывают только днем.

— Да, я знаю. Это, в смысле, фотографы?

— Ага, два педика, — сказала Мишель. — А на шестом только одна квартира, много времени у вас это не займет.

— Но ведь есть еще одна квартира на этом этаже, разве нет? — спросил Клинг.

— Ага, 2–2, там Франни живет, — сказала Мишель. — Но ее почти не бывает, она все время проводит где-то на окраине, с Цуциком.

— С Цуциком?

— Ну да, это ее парень. Его зовут Фрэнк Циглер, а мы его прозвали Цуциком.

— А днем он здесь бывает? — спросил Клинг.

— Цуцик? Нет, он работает в рекламном агентстве где-то на Джефферсона.

— А как насчет Франни?

— А я и не знаю, чем она занимается, — сказала Марта. — Мишель думает, что она просто шлюха. Ой! Я все забываю, что вы коп.

— Да вы и не похожи на копа, — сказала Мишель.

— Он похож на актера или кого-нибудь такого, скажи? — добавила Марта.

— Ага, — согласилась Мишель. — Или на бейсболиста. Вы в бейсбол играете?

— А по-моему, все-таки на актера, — возразила Марта.

— Не, на спортсмена.

Женщины снова переглянулись. На этот раз Клинг был уверен, что Марта действительно кивнула.

— Не хотите чего-нибудь выпить? — спросила она.

— Нет, спасибо, мне не положено…

— Но ведь вы же сами сказали, что сейчас вы не на работе!

— Да, конечно, но фактически…

— А «травки» не хочешь? — спросила Мишель, непринужденно переходя на «ты».

— Нет-нет! — Клинг улыбнулся.

— Слушай, — сказала Марта, — а почему бы тебе не зайти сюда, когда управишься?

Клинг посмотрел на нее.

— Если, конечно, ты не против потрахаться с двоими одновременно, — сказала Мишель совершенно обыденным тоном.

— Спасибо, но… — начал Клинг.

— У нас есть водяной матрас, — заметила Марта.

— Настоящий траходром! — сказала Мишель. — А как тебя зовут?

— Джерри, — ответил Клинг. Сперва он думал, что просто выдумал это имя, но через секунду сообразил что Джерри Ньюменом звали человека, которого нашли мертвым в пятницу утром.

— Ну, возвращайся поскорей, Джерри, — сказала Марта.

— Посмотрим, — ответил Клинг и двинулся к двери.

— Слышь, Джерри, мы серьезно! — сказала Мишель.

— Спасибо, я подумаю, — ответил Клинг. — И спасибо вам за вашу…

— Тебе когда завтра на работу? — перебила Марта.

— К восьми.

— Мы тебе устроим веселую долгую ночку, Джерри! — пообещала Мишель.

— Шестой этаж ведь много времени не займет, а? — спросила Марта.

— Минут десять, не больше, верно? — сказала Мишель.

— Ну… — Клинг снова улыбнулся, подошел к двери и открыл ее. — Спокойной ночи, — сказал он.

— Пока! — сказала Марта.

— Через десять минут ждем! — добавила Мишель.

Клинг закрыл за собой дверь, услышал, как защелкнулся замок, как надели дверную цепочку. Он прижал ухо к двери.

— Как ты думаешь, он вернется? — спросила Марта.

— Конечно! — сказала Мишель.

Тишина.

— А по-моему, все это фигня, — сказала Марта. — Насчет сбежавшей девчонки.

— Конечно! — согласилась Мишель. — Ищет, с кем бы потрахаться.

Клинг ждал. Тишина. Он подождал еще. Все тихо. Он подошел к двери на противоположной стороне площадки и постучал. Квартира Франни. Это, должно быть, Ф. Харрис из списка в вестибюле. Франни, которой никогда нет дома. Франни, которая, возможно, просто шлюха. Клинг постучал еще раз. Снова никто не отозвался. Он постучал в третий раз, на всякий случай, и пошел на четвертый этаж. На площадке была только одна дверь, на которой красовалась черная пластмассовая табличка с белыми буквами: «Питер Лэнг». Один из педиков-фотографов. Клинг поднялся на пятый. Там свет вообще не горел. Он на ощупь поднялся на шестой этаж.

Человек, который отворил ему дверь, мог показаться идеализированным портретом самого Клинга. Он был чуть повыше — шесть футов три дюйма или около того, определил Клинг на глазок, — с копной белокурых волос, почти таких же, как у самого Клинга, карими глазами, мужественно-красивым, с резкими чертами лицом, с носом, ради обладания которым любой манекенщик Нью-Йорка пошел бы на преступление, подбородком с ямочкой и надменным ртом. На нем были только модельные джинсы и больше ничего. В юности он явно баловался штангой. Плечи широченные, грудь и руки вздуваются горой мускулов.

— Детектив Атчисон, — сказал Клинг. — Полиция Айсолы.

— Ну-ка, покажите еще раз, — сказал мужчина.

Клинг еще раз протянул ему свою бляху.

— Какой у вас участок? — спросил мужчина.

— Тридцать второй, — соврал Клинг.

— А где ваше удостоверение?

— Нам их заменяют на новые, — сказал Клинг.

— А старое где же?

— Пришлось сдать, чтобы получить новое, — сказал Клинг. — А в чем дело? Какие проблемы? Если хотите — можете позвонить моему лейтенанту и проверить, действительно ли я коп.

— Вам положено иметь удостоверение, — заметил мужчина.

— Эту бляху на толкучке не купишь, — сказал Клинг. — Ну ладно, забудем. Приду на той неделе, когда получу новое удостоверение. Спасибо за содействие, мистер. В такой вечер, как сегодня, одно удовольствие подниматься на шестой этаж только затем, чтобы…

— Ну ладно вам, — сказал мужчина. — Чего вы хотели-то?

— Я ищу девочку, сбежавшую из дома, — сказал Клинг.

— В этом районе то и дело происходят ограбления, — объяснил мужчина, закрывая и запирая за ним дверь. — Так что приходится быть осторожным.

— Я вас понимаю. Извините, что не могу показать вам удостоверение. Понимаете, наши дурацкие бюрократы…

— Да ладно, бросьте, — сказал мужчина.

— Вам не случалось видеть эту девочку в вашем доме? — спросил Клинг, показывая ему фотографию. — Простите, не знаю вашего имени…

— Брэдфорд Дуглас, — сказал мужчина, беря фотографию.

Брэдфорд Дуглас. Квартира 5–1. Б. Дуглас из списка в вестибюле.

— Вы ее узнаете? — спросил Клинг.

— Нет, я ее не знаю, — ответил Дуглас, возвращая ему фотографию.

— Вы здесь живете, или работаете, или?.. — спросил Клинг.

— Живу.

— А чем вы занимаетесь, мистер Дуглас?

— Какое это имеет отношение к пропавшей девочке?

— Я пытаюсь выяснить, были ли вы здесь вчера между…

— А зачем вам это знать?

— Потому что девочку видели здесь вчера где-то между половиной первого и без четверти два.

— Я здесь был только до полудня.

— Вы ушли в поддень?

— Да. Я ждал своего друга…

— Во сколько пришел сюда ваш друг?

— Сразу после двенадцати. Но какое, черт возьми, отношение это имеет к…

— Возможно, ваш гость ее видел, — сказал Клинг. — Если к вам кто-то приходил, он — или она — мог видеть эту девочку. — Он поколебался. — Вы можете мне сказать, кто это был?

— Нет.

— Почему?

— Ну, скажем так, это будет нескромно с моей стороны.

— В каком смысле?

— Ну, скажем так, брак — штука тонкая, ясно?

— А, мистер Дуглас, так вы женаты?

— Нет.

— Значит, ваш гость — или гостья?..

— Конец разговора, — сказал Дуглас.

— Мне хотелось, чтобы вы помогли мне, мистер Дуглас. Потому что, видите ли, эта девочка исчезла два года назад, и если есть человек, который мог ее видеть…

— Конец разговора, — повторил Дуглас.

— Так вы ушли в двенадцать, так?

— Немного позже двенадцати, да.

— И ваш гость остался здесь один, так?

— Я не хочу обсуждать эту тему, — отрезал Дуглас.

— А куда вы направились, когда ушли отсюда?

— На работу.

— А чем вы занимаетесь?

— Я манекенщик.

— Фотомодель?

— Да.

— Демонстрируете моды?

— Иногда моды, иногда мускулы.

— Угу, — сказал Клинг.

— А чем это поможет вам найти девочку? — поинтересовался Дуглас.

— Ничем, но…

— Вот и я думаю, что ничем. А теперь извините, я не один.

— Не один?

— У меня в комнате гость.

— Быть может, она видела…

— Это что, вопрос с подвохом?

— То есть?

— «Она». Вы пытаетесь узнать, не с женщиной ли я?

— Да нет, я…

— Ну хорошо, это женщина. Вы довольны?

— Отлично, — сказал Клинг.

— То есть?

— Могла ли она видеть девочку, которую я ищу?

— Нет.

— Откуда вы знаете?

— Потому что вчера днем, когда, как вы говорите, здесь видели вашу беглянку, ее здесь не было.

— Ну ладно, — сказал Клинг. «Выигрыш на его стороне, — подумал он. — Если это тот самый, ты сделала неплохой выбор, Гасси».

Дуглас проводил его к двери.

— Надеюсь, вы ее найдете, — сказал он.

— Да, спасибо большое, — ответил Клинг.

Дверь за ним закрылась. Он подождал, пока Дуглас запрет дверь на замок и цепочку, а потом прижал ухо к двери.

— Все в порядке, — сказал Дуглас. — Он ушел.