Жемчуг в Саду (ЛП)

Глава 18. Стальные плети

Щелчок захлопнувшейся за Сабито двери выносит Гию окончательный приговор. В одну секунду вся ярость, полыхавшая в нем, испаряется, уступая место тупой апатии. Он знает, что дверь не заперта, что Сабито все еще там, совсем недалеко от него, но для Цветов за порогом начинается иной, запретный мир. Всего лишь выглянуть из входной двери — означает навлечь на себя гнев Музана, и тогда жертва Сабито окажется напрасной.

К тому же, эта короткая схватка за любовь высосала все силы из отравленного опиумом организма.

Гию пытается встать, все еще поддерживаемый с обеих сторон Ренгоку и Зеницу. Он хочет казаться сильным, но жалкие рыдания снова срываются с его дрожащих губ. Все, Сабито больше не с ним, он остался один, навеки один. Гию отстраняется от парней, помогающих ему удержаться на ногах, и охватывает себя руками.

Ренгоку с тревогой смотрит на своего потерянного обливающегося слезами друга, а затем переводит взгляд на Зеницу, который и сам выглядит так, словно с большим трудом сохраняет спокойствие. Они молчат, не зная, что делать и как помочь Гию. Внезапно мужчина начинает движение вперед, и оба юноши следуют за ним, готовые подхватить при неверном шаге.

Гию подходит к входной двери и прислоняется к ней лбом и ладонями, словно надеясь напоследок дотянуться до ушедшего Сабито. Рыдания душат его, а пальцы судорожно скребут деревянную лакированную поверхность. Но вдруг Гию сгибается пополам, и его рвет на пол, частично обдавая зловонной жижей распущенные длинные волосы и ночную рубашку, подол которой и без этого уже стал пыльно-серым. Не в силах разогнуться и продолжая издавать мучительные, болезненные звуки тошноты, Гию падает на колени и сворачивается в комок, пытаясь унять терзающую его боль.

Танджиро вздрагивает от этой душераздирающей сцены. Бедный Гию, как же он несчастен! Ему физически стало плохо от разлуки с Сабито! Заметив реакцию друга, Иноске обнимает Танджиро и поворачивает к себе, чтобы избавить от вида страдающего молодого мужчины, отчаявшегося, застывшего в своей боли возле входной двери, но все еще ослепительно прекрасного. Зеницу, так и не сумевший сдержать слез, быстро подходит и прижимается к обоим парням, своим телом скрывая их слишком интимное объятие от Музана, но Иноске и его крепко притягивает к себе, стремясь защитить и успокоить двух самых близких ему людей.

Музан неодобрительно качает головой, не в силах совладать с тоской. Не такого ухода Сабито он ожидал. Он представлял, что все Цветы узнают об этом тогда, когда уже ничего нельзя будет изменить, и ему не придется быть свидетелем этого утомительного прощания. Где-то в глубине души он лелеял мысль, что они поймут то, что сами виновны в случившемся и пойдут к нему за утешением. Возможно, если бы Гию осознал свою ошибку и стал бы иначе относиться к нему, Музан вернул бы Сабито. Но сейчас… Гию выглядит совершенно больным и разбитым, трое мальчишек обнимаются, опираясь в своем горе друг на друга. И никто даже взгляда не бросил в его сторону, словно их начальник — пустое место.

Почему бы его Цветам не понять, что самое правильно решение — это полюбить его и остаться рядом с ним?

Словно очнувшись ото сна, Музан несколько раз моргает и высокомерно произносит: «Уберите этот беспорядок».

Управляющий разворачивается и уходит, но никто из Цветов не смотрит ему вслед.

Парни молчат, неготовые нарушить установившуюся тишину. Трое мальчиков так и продолжают стоять, сплетясь в одном общем объятии, а Ренгоку до сих пор остается там, где удерживал Гию по молчаливому приказу Музана. Как теперь он объяснит другу, что его действия были вызваны страхом за него, а не желанием угодить жестокому начальнику? Ренгоку слишком часто видел взгляд, которым в тот момент управляющий смотрел на юношу, бьющегося в истерике, и он испугался. Было бы ужасно, если бы последним, что Сабито увидел перед отъездом, был бы Музан, избивающий его любимого.

Гию медленно выпрямляется, все еще оставаясь на коленях. Тошнота уходит, и он вытирает влажный рот рукавом ночной рубашки. Но измученного парня до сих пор бьет мелкая нервная дрожь, а его лоб покрыт каплями пота. Гию смотрит перед собой ничего не выражающим взглядом и лишь снова судорожно обнимает себя за плечи.

Ренгоку решается и осторожно подходит к нему, ласково касаясь ладони, но Гию резко отводит плечо, скидывая чужую руку, и отстраняется, не поднимая глаз. Ренгоку дергается, словно от ожога, и прижимает сжатые кулаки к груди. Со слезами на глазах он пятится назад, пока не утыкается в стоящих позади мальчиков. Печально взглянув на них и покачав головой, юноша поднимается вверх по лестнице и направляется в спальню, чувствуя себя слишком виноватым и недостойным поддержки своих младших братьев.

Танджиро тяжело вздыхает. Это все так неправильно, так страшно. Но ничего не изменится, если они будут просто стоять на месте. Посмотрев на Иноске, он просит: «Можешь принести ведро воды и какие-нибудь тряпки?»

Черноволосый мальчик утвердительно кивает и уходит в сторону кухни, бросив напоследок встревоженный взгляд все еще сидящего в прострации Гию. А в это время Танджиро гладит по голове всхлипывающего Зеницу, чтобы привлечь его внимание, и говорит: «Пожалуйста, побудь с Ренгоку. Ему сейчас тоже нелегко».

Зеницу с волнением смотрит на Гию. Ему не хочется оставлять его, но он не в силах помочь. К тому же, он был одним из тех, кто оторвал Гию от Сабито, и, скорее всего, мужчине сейчас неприятно его присутствие. Поэтому, послав Танджиро едва заметную понимающую улыбку, Зеницу тоже направляется к лестнице, несколько раз неуверенно обернувшись по пути.

Танджиро и Гию остаются наедине.

Добрый юноша решается подойти к старшему Цветку в надежде, что Гию не оттолкнет его. Танджиро не знает, что сказать, да и не существует такого волшебного слова, способного все исправить — вернуть обратно покинувшего их Сабито и исцелить израненное сердце Гию. Действуя молча, мальчик опускается на колени и своим рукавом вытирает пот и слезы с обескровленного, ничего не выражающего лица друга. Все это время Гию остается неподвижным, словно замершая в своей скорби статуя. Он не делает никаких попыток уйти от контакта, и Танджиро не знает почему. Либо Гию уже настолько все равно, что с ним происходит, либо эти легкие заботливые движения действительно успокаивают его.

«Тебя все еще тошнит?» — спрашивает мальчик.

А что еще ему сказать? Единственное, чем он может быть полезен Гию — это помочь ему прийти в себя, привести его в порядок и уложить в постель. Танджиро остается лишь заняться его слабым, изможденным телом, не давая Гию навредить себе еще больше.

Ведь он ничего не может сделать с его наполовину опустошенной душой.

Нет никаких признаков, что Гию слышит и понимает его вопрос. Танджиро уже собирается переспросить, но через несколько мгновений сидящий перед ним мужчина слегка пожимает плечами, хотя его взгляд все еще остается прикованным к полу. Длинные черные волосы свисают через одно плечо, словно шелковый занавес, и на их фоне особенно хорошо виден заострившийся профиль усталого утонченного лица. Танджиро понимает, что еще никогда не видел человека, настолько раздавленного собственным горем. Не в силах совладать с нахлынувшим чувством щемящей жалости, юноша кладет теплую ладонь на ссутулившуюся спину Гию и начинает поглаживать ее, пытаясь хотя бы таким простым и наивным жестом показать, как сильно он сочувствует его утрате.

Вернувшийся Иноске бросает мимолетный взгляд на сидящих на полу парней, прежде чем поставить ведро с водой и начать убирать небольшую лужу рвоты, оставленную Гию. Впервые за долгое время в пустом взгляде молодого мужчины появляется толика сознания, когда он поднимает глаза на орудующего тряпкой мальчика.

«Прости за это», — произносит он осипшим от криков голосом.

Иноске ухмыляется, закатывая глаза. «Это ерунда по сравнению с тем, что мне приходилось убирать в гостевых туалетах. Знали бы мои клиенты, чем занимается по утрам их несравненный Шардон».

Бесцветная улыбка полупрозрачной тенью ложится на лицо Гию от болтовни Иноске. «Понимаю тебя».

Оба мальчика улыбаются в ответ, обрадованные тем, что их друг хотя бы перестал молчать.

Вымыв пол, Иноске уходит на кухню и возвращается с горячим крепким чаем в руках. Он присаживается на корточки перед Гию и протягивает ему дымящуюся чашку. Немного посомневавшись, Гию все же принимает ее и делает несколько медленных глотков, после чего возвращает чашку обратно Иноске. Его глаза понемногу яснеют, и мужчина оглядывается по сторонам, а заметив Танджиро, прислоняется к нему. Мальчик чувствует, что мелкая дрожь все еще сотрясает тело Гию, и обнимает его, прижав к себе, в надежде немного согреть. Скованные мышцы плеч и спины Гию постепенно расслабляются, и он тянется, чтобы забрать свой чай.

«Помогает?» — с любопытством спрашивает Иноске, наблюдая за движениями губ, припадающих к краю фарфоровой чашки.

«Да, спасибо, — едва слышно отвечает Гию, — Не думаю, что меня опять стошнит. Только голова сильно кружится, не могу делать резких движений».

Танджиро пытается устроиться поудобнее, понимая, что им придется задержать здесь до тех пор, пока Гию не придет в себя настолько, что сможет вернуться в комнату. Посмотрев на Иноске, он предлагает: «Если хочешь, можешь идти спать дальше. А мы еще немного побудем тут».

В ответ мальчик отрицательно машет головой. «Нет, я останусь, чтобы помочь тебе дотащить этого дряхлого старика до нашей спальни».

Танджиро в ужасе ахает, пораженный непочтительностью своего дерзкого друга, но внезапно слышит слабый голос Гию: «Ты когда-нибудь доиграешься, маленький засранец, и я выброшу тебя из окна».

Переведя озадаченный взгляд на довольное лицо Иноске, Танджиро понимает, каким мудрым оказывается этот маленький засранец. Конечно же, жалость сейчас нужна Гию меньше всего, привычное поддразнивание от младшего Цветка быстрее приведет его в чувство. И пусть с этого момента жизнь Гию уже никогда не будет прежней, но что-то такое обыденное, как подтрунивание над ним Иноске, напомнит парню, что он не один, его друзья все еще остаются с ним.

Пару минут они проводят в спокойной мирной тишине, пока Гию собирается с силами. За это время Иноске успевает отнести пустую чашку на кухню и вернуться обратно. Заметив, что Гию наконец перестает опираться о него и садится прямо, Танджиро легким успокаивающим движением трет его плечо и уверенно произносит: «Это еще не конец. Сейчас мы немного отдохнем, а потом соберемся и придумаем, как нам найти Сабито и вытащить его оттуда».

Гию тяжело вздыхает, но ничего не говорит в ответ, вместо этого уставившись на стоящего перед ним Иноске.

«Но ты точно ничего не сможешь сделать для Сабито, если и дальше будешь сидеть тут, жалея себя, как жалкий кусок дерьма», — прямолинейно заявляет черноволосый мальчик, сверху вниз глядя в понемногу проясняющиеся голубые глаза.

«Думаешь, ты умнее меня, заносчивый сопляк?» — все еще хриплым, но уже довольно уверенным голосом спрашивает Гию.

Иноске не отвечает, а лишь многозначительно приподнимает брови и поджимает губы, продолжая пристально смотреть на сидящего на полу мужчину. Гию напряженно выдыхает, но затем легкая ухмылка чуть оживляет его лицо. «Хорошо, я все понял. Помогите мне встать. У меня еще кружится голова, но думаю, я смогу подняться наверх».

Мальчики осторожно подхватывают Гию с двух сторон, закинув его руки себе на плечи. Его первые шаги медленные и неуверенные, но каждый последующий шаг становится все тверже, но парень еще не готов отказаться от помощи своих сопровождающих.

Дойдя до комнаты, Иноске распахивает дверь, толкнув ее бедром, и проводит их скорбную процессию внутрь. Ренгоку и Зеницу сидят на краешке кровати, и белокурый мальчик утешающе обнимает за плечи своего понурившегося друга, что-то тихо шепча ему. Услышав скрип открывшейся двери, Ренгоку сразу же вскакивает, устремляя на вошедших покрасневшие, полные слез глаза.

Без колебаний Гию отталкивает Танджиро и Иноске и направляется к нему, немного прихрамывая, но, тем не менее, пылая решительностью. Ренгоку делает шаг назад с бессвязным бормотанием: «Гию, прости… я не мог… Музан бы…»

Но Гию не нужны его слова. Он стремительно падает в объятия своего друга, крепко-накрепко охватывая его. На секунду Ренгоку замирает, широко распахнув глаза, пока его руки безвольно висят в воздухе, но потом и он отчаянно обнимает Гию в ответ. Танджиро понимает, насколько же были близки трое старших парней, они значили друг для друга не меньше, чем для него значат Иноске и Зеницу. Пусть они побудут вместе, оплакивая свою потерю. Дернув Зеницу за рукав, Танджиро взглядом указывает ему на противоположную сторону кровати, куда все три мальчика и перебираются, молча сочувствуя своим друзьям.

«Гию, прости меня, умоляю, прости, но я не мог иначе, — сквозь слезы шепчет Ренгоку, — Музан бы обязательно сорвался на ком-то из нас, если бы мы не вмешались».

«Не надо, Кеджуро, я все понимаю и не виню тебя. Я сожалею о каждом сказанном слове. Просто… это так больно. У меня есть вы, а Сабито… теперь он совсем один», — тихо произносит Гию.

«Неправда, — подает голос Зеницу со своего места, — У Сабито все еще есть мы».

«Конечно, — добавляет Танджиро, — Даже я пробыл здесь совсем недолго, но для меня вы стали семьей. Я никогда не перестану считать Сабито братом только лишь потому, что он теперь не с нами. Я никогда не забуду его и постараюсь найти способ все исправить».

«И я, — говорит Иноске, — Мы не позволим Музану сломить нас. Мы не только спасем Сабито, мы и сами уберемся из этого проклятого места».

От этих уверенных, честных слов в сердце Гию появляется давно забытое им чувство надежды. Быть может, не все еще потеряно? Если все его друзья так уверены, что смогут найти Сабито, это значит, что его мечта не настолько уж неосуществима? Действительно, надо просто успокоиться и дождаться письма, в котором Сабито сообщит им, куда определил его Музан, а потом уже они смогут продумать план дальнейших действий. И глядя в наполненные решимостью лица трех юных Цветов, Гию чувствует, что слезы вновь начинают щипать его глаза, но сейчас это скорее горячие слезы облегчения, а не ледяные слезы безысходности.

Прошло несколько дней с тех пор, как Музан избавился от Сабито. И вот управляющий сидит в своем темном мрачном кабинете, озаренном пламенем камина. И хотя сейчас лето, ему холодно. Его хрупкие ладони и маленькие, как у женщины, ступни постоянно мерзнут, как бы он не старался их согреть. Сидя за узким деревянным столом, Музан с ненавистью смотрит на стопку писем, лежащих перед ним. Он никому не признается, но в последнее время он боится получать почту. Всегда есть риск, что среди белоснежных конвертов окажется тот, что будет содержать уведомление о повышении арендной платы, счета от поставщиков, жалобы от недовольных его деятельностью комитетов. Если бы только его сотрудники знали, с каким трудом ему удается удерживать Сад Греха на плаву, сохраняя его имидж достойного и роскошного заведения. Почему они никогда не задумывались, что, несмотря на небольшие порции, он кормил их только свежими и дорогими продуктами, что в их комнатах стояла новая удобная мебель, а постельное белье, на котором после бессонной ночи отдыхали их неблагодарные тела, ничем не отличалось от того, что было постелено в комнатах для приема гостей? Почему его работники вынуждают держать их в страхе, не замечая этих проблесков заботы?

Рассеянно просматривая письма, Музан не может перестать думать о своих самых проблемных подчиненных, о Цветах. Возможно, он действительно подверг их слишком жестокому испытанию. Возможно, под видом наказания он даже исполнил свое затаенное желание. Сабито всегда мешал ему тем, что был слишком близок к Гию, а Музан подсознательно хотел занять его место. Всего единожды, угрозами и шантажом, он смог принудить Гию к сексу, но взгляд, полный ненависти и пренебрежения, который необыкновенно прекрасный мужчина бросил на него, когда они закончили, свел на нет все полученное Музаном удовольствие. А Сабито, этот искалеченный урод, получал всю любовь и нежность Гию просто так, за одно лишь свое существование. С тех пор Музан и сосредоточил свое внимание на Ренгоку, выдумывая поводы выплескивать на него свой гнев и накопившееся сексуальное напряжение, выжидая, когда же Гию оступится.

Музан искренне считал, что все Цветы принадлежат ему, но кто-то из них представлял для него больший интерес, кто-то меньший. Сабито для него всегда был лишь приложением к Гию, Зеницу — просто мальчиком с милой мордашкой, которого он рассматривал, как вложение средств, Танджиро он взял скорее ради разнообразия, чтобы потешить постоянных клиентов свежей плотью. Но Гию, Ренгоку и Иноске — совсем другое дело. Несмотря на то, что Гию и Ренгоку отличаются друг от друга, как небо и земля, оба этих парня привлекали Музана, и он не мог позволить им увлечься другими мужчинами. В Иноске же Музан видел свое лучшее творение. Он с одиннадцати лет растил из этого мальчишки идеальный Цветок, взращивал в нем его природную капризность, высокомерие, дерзость. Еще бы несколько лет, и он вполне смог бы затмить чересчур гордого Гию, клиенты выстраивались бы в очередь, чтобы хотя бы на час стать обладателем его безупречной, ослепительной красоты. Но нет, даже этого вздорного ребенка испортила забота Сабито и Ренгоку, а с появлением Танджиро он и вовсе начал постоянно летать в облаках, вместо того, чтобы усердно работать, соблазняя посетителей в гостиной, как раньше. Черт, лишь бы Иноске не пошел по пути Гию, иначе клумбу с Цветами вновь придется проредить.

Музан крепко сжимает письма в руке, задумавшись о предательских склонностях своих мальчиков. Да, он хотел, чтобы они любили и считали старшим братом его самого, но раз они настолько глупы и понимают лишь язык страха, значит так тому и быть. К тому же, пытать их слабые тела слишком заманчиво, и отказать себе в этом удовольствии Музан неспособен.

Перебирая почту и откладывая в сторону письма для девочек от их семей, мужчина внезапно натыкается на конверт, адресованный Гию. Возможно, он бы и не обратил на него особое внимание, если бы это не было первое письмо для юноши за все то время, пока он находится здесь. Вглядевшись в обратный адрес, Музан понимает, что оно отправлено из пригорода. Что ж, значит Сабито все еще не понимает, что отныне он отработанный материал, которому закрыт любой доступ в Сад Греха, пусть даже и такой незримый. Конечно же, он никогда не отдаст Гию письмо от бывшего любовника.

У Музана мелькает заманчивая мысль разрешить эту переписку и наблюдать, как два влюбленных сердца корчатся в разлуке, как медленно затухает их чувство, и осознавать, что именно он является причиной их мук. Но, с другой стороны, пусть лучше его Белладонна быстрее приходит в себя и возвращается к работе.

И не только она.

Мужчина подносит к глазам белый конверт с тонким аккуратным женским почерком. Интересно, каким способом Зеницу умудрился заполучить себе поклонницу на воле? Положа руку на сердце, Музану было абсолютно наплевать и на Зеницу, и на его подружку, женщин он вообще не считал за людей. Но именно сегодня, находясь под впечатлением от письма Сабито, мужчина решает, что он позволяет слишком много свободы своим обнаглевшим Цветам. Амариллису было бы полезнее думать не о девичьих прелестях, а о том, как наладить собственную работу, мальчишка и так общается к клиентами из рук вон плохо. С этого момента он и Гию больше не получат ни единого письма от своих возлюбленных.

И два письма, несущих в себе слова любви и поддержки для ждущих их сердец, опускаются в пылающий огонь камина, чтобы навеки сгинуть, так и не достигнув адресатов.

Теперь Цветы не могли расслабиться ни на секунду. Сколько бы они не проветривали комнату, казалось, что весь воздух был заряжен напряжением. Они чувствовали присутствие Музана всегда и везде. Ночи зловещий мужчина проводил в гостиной, днем он неслышно появлялся из-за угла, наблюдая, как вымотанные юноши убираются в гостевых комнатах. Измученным постоянным ожиданием беды парням казалось, что они ощущали взгляд Музана даже когда в одиночестве принимали душ, и когда получали положенные им порции еды на кухне.

Или не получали.

Ренгоку до сих пор держал в тайне то, что Музан морит его голодом, но трое младших мальчиков постепенно начали замечать, что с их всегда веселым и жизнерадостным товарищем что-то происходит. Парень постоянно выглядел усталым и осунувшимся, несмотря на то, что теперь он большую часть времени спал или хотя бы просто дремал в постели. Каждый его жест выглядел так, будто давался ему с большим трудом, и Цветы уже забыли, как звучит его громкий радостный смех. Им доставались лишь жалкие вымученные улыбки на осунувшемся лице. Танджиро, Иноске и Зеницу с ужасом замечали, что теперь и Гию часто составляет компанию своему постоянно лежащему в кровати другу, куда-то пропадая, а потом возвращаясь в постель с пустым безразличным взглядом. Мальчикам не оставалось ничего другого, как молчаливо переглядываться и списывать состояние старших парней на тоску по Сабито. Теперь им было не до веселья и глупых игр, но они все еще не понимали, как же обстоят дела на самом деле.

Однако, тайна состояния Ренгоку раскрывается спустя пару дней.

Отработав очередную бессонную ночь, Цветы возвращаются в спальню, чтобы снять пропахшую чужими мужчинами одежду и одеть свои родные мягкие халаты перед тем, как направиться в душ. Шествующие впереди трое мальчиков обсуждают свои успехи и то, с какими извращенцами им пришлось столкнуться на этот раз, но их болтовню прерывает взволнованный вздох и глухой звук упавшего на пол тела. Обернувшись, Иноске первым спохватывается и бежит помогать изумленному Гию, пытающемуся приподнять лежащего на ковре Ренгоку. Парням удается усадить потерявшего сознание юношу, прислонив его спину и голову к груди Гию. Испуганный Зеницу, ударившийся в слезы, падает на колени перед недвижимой фигурой своего покровителя и гладит его по щекам, умоляя прийти в себя.

Ошеломленному Танджиро кажется, что время замедляет свой ход. Не веря в происходящее, он беспомощно смотрит на Гию, чьи губы взволновано приоткрыты, затем на Зеницу, припавшего к груди дорогого ему человека и выкрикивающего его имя снова и снова, но лишь требовательный серьезный взгляд зеленых глаз Иноске заставляет Танджиро вернуться к реальности. Мальчик быстро машет головой, отгоняя панику, и внезапно замечает руку Ренгоку, расслабленно лежащую на полу. Его внимание привлекает то, таким необычно тонким кажется запястье молодого человека, и пристально вглядевшись в неподвижное тело, Танджиро понимает, что и ключицы юноши выпирают гораздо сильнее, чем он помнил. Стоп, а когда он вообще последний раз видел друга без одежды? Почему он раньше не думал о том, что с недавних пор Ренгоку переодевался на ночь в ванной комнате, а не с другими Цветами в спальне? Жуткое подозрение закрадывается в сердце Танджиро, и он медленно опускается на колени, отстраняя Зеницу, чтобы расстегнуть рубашку бесчувственного парня. Увиденное заставляет его задохнуться, а в желудке возникает неприятный спазм.

Ребра, одни сплошные прикрытые лишь тонкой кожей ребра и жалкий впалый живот. Что происходит? Как такое могло случиться у них на глазах? Почему Ренгоку довел себя до такого состояния?

Легкое движение пробегает по полуобнаженному изможденному телу, и золотистые глаза юноши медленно открываются. «Где я? Что произошло?» — произносит он, прищуриваясь, словно свет для него слишком ярок.

«Ты упал, — хрипло отвечает Зеницу, вытирая слезы рукавом, — Что с тобой? Ты болен и не сказал никому из нас? Только не говори, что умираешь, прошу!»

И чувствительный мальчик снова плачет, не в силах совладать с эмоциями. Иноске кладет руку ему на плечо, слегка сжимая, а Зеницу накрывает его ладонь своей, давай знать, как он ценит эту поддержку. Обнаружив, что друзья раскрыли его тайну и больше нет смысла отпираться, Ренгоку с нежностью смотрит на рыдающего Зеницу, а затем закрывает глаза и откидывается на поддерживающих его парней. «Не плачь, малыш. Прости, я не хотел тебя волновать. Я был уверен, что справлюсь сам», — говорит он.

«Справишься с чем?» — спрашивает Иноске.

Ренгоку открывает глаза и смотрит в пол, не зная, как рассказать мальчикам о том, что человек, который им угрожает, оказался гораздо более жестоким, чем они себе представляли. Но, подняв обреченный взгляд, юноша в итоге произносит лишь одно слово: «Музан».

«Он запретил кормить тебя?! — восклицает Зеницу, — Но это же бесчеловечно! Почему ты молчал? Я с радостью отдам тебе свою порцию».

«И я тоже», — присоединяется Танджиро.

Гию и Иноске возбуждено кивают, убеждая голодающего парня, что и они не останутся в стороне и помогут ему. Но Ренгоку мягко отвечает, положив ставшие такими невесомыми руки на головы Танджиро и Зеницу: «Спасибо, мальчики мои, но не нужно. Музан не простит вас, если поймает. Поверьте, он не даст мне умереть с голоду. Тогда не станет его любимого мальчика для битья. Обещаю вам, все будет хорошо».

Иноске недоверчиво смотрит на него, но, тем не менее, наклоняется, чтобы провести ладонью по бледной щеке и заостренной скуле Ренгоку. И хотя все они молчат, у каждого из Цветов в голове примерно одни и те же мысли. Если они не выберутся из Сада Греха, они медленно умрут здесь, один за другим.