Жемчуг в Саду (ЛП)

Глава 20. День взятия Бастилии

Иноске пробыл в офисе Музана три дня.

И когда его выпустили, он уже не был прежним.

Тогда, в первый день, Танджиро неотступно сидел под дверью, плача и умоляя, и каждый крик любимого терзал его слух. Но истязание не продлилось долго. Внезапно в кабинете управляющего наступила полная тишина. Танджиро ждал, что вот-вот дверь откроется, и ему отдадут избитого Иноске, но ничего не происходило. Он так и оставался полуодетый, застывший на ледяном полу в ожидании, пока Зеницу не нашел его и не уговорил пойти к клиентам, чтобы не провоцировать Музана еще больше. Танджиро надеялся, что управляющий по своему обыкновению появится в гостиной, но его не было. Как и следующие две ночи.

Спустя три дня, Музан зашел в спальню Цветов и кивком приказал мальчикам следовать за ним. Приведя Танджиро и Зеницу в свой кабинет, он указал рукой на дверь туалета и коротко бросил: «Забирайте». Кинувшись в маленькую темную комнату, друзья нашли там Иноске, отчаянно дрожащего и забившегося в самый дальний угол.

Наказание, постигшее Иноске, было воистину ужасным. После того, как Музан понял, что он не настолько восприимчив к побоям, как ему хотелось бы, он зашвырнул покрытого кровоточащими ссадинами мальчика в туалет, смежный с кабинетом, и оставил его там, одного, в полной темноте и без какой-либо пищи на долгих три дня. Что пережил пленник за это время сложно описать словами. Достаточно было лишь увидеть его, в синяках и подтеках засохшей крови, кутающегося в свою тонкую рубашку, не спасающую от холода, чтобы сердце Танджиро заныло от нестерпимой боли, а Зеницу ударился в слезы. И как бы мальчикам не хотелось отомстить за друга, они лишь молча проскользнули мимо Музана, не поднимая глаз, чтобы отвести Иноске в спальню.

По дороге в комнату Цветов Иноске не размыкал глаз, щурясь от нестерпимо яркого света, и не произносил ни слова, хотя Танджиро, не переставая, разговаривал с ним, спрашивал, как он себя чувствует и чем они могут ему помочь. Иноске был настолько истощен и вымотан, что едва передвигал ноги.

Наконец добравшись до кровати, Танджиро и Зеницу осторожно уложили изможденного юношу в постель, укутав его непрерывно дрожащее тело в два одеяла, и согревшийся Иноске моментально уснул. Танджиро рассказал Гию и Ренгоку о том, где все эти три дня провел их друг, сопровождая рассказ горькими рыданиями. Танджиро искренне считал себя виновным во всем, что произошло с его возлюбленным. И он как никто другой понимал Сабито, принявшего все полагающееся им с Гию наказание только на себя. Танджиро, не размышляя и секунды, с радостью поменялся бы местами с Иноске, лишь бы не видеть сейчас жесткие спутанные волосы и засохшие следы слез на расцарапанном лице мальчика, свернувшегося комочком под теплыми одеялами.

Но дальше стало только хуже. Очнувшись ото сна, Иноске, казалось, потерял волю к жизни.

Он не разговаривал. Совсем. Юноша лишь ничего не выражающим взглядом смотрел прямо перед собой, и его глаза уже не блестели так, как прежде. Он не отвечал ни на ласковые слова, ни на жесты отчаянно цепляющего за него Танджиро. Сейчас он больше всего походил на игрушку, изломанную жестоким ребенком. Даже Гию, не сильно отличающийся от него, был шокирован тем, во что Музан превратил их самого пылающего жизнью Цветка.

Зеницу и Танджиро сбивались с ног, по несколько раз в день бегая вверх и вниз по лестнице, чтобы помочь спуститься на кухню своим друзьям. Но даже еда не возбуждала интереса Иноске. Танджиро приходилось насильно кормить его, пока юноша машинально пережевывал и проглатывал пищу, а затем возвращался обратно в кровать, в согревающие объятия одеяла.

Его скорбный лежащий в постели силуэт напомнил Танджиро первый день в Саду Греха. То, как его сразу расположил к себе Ренгоку, то, как он захотел стать другом Зеницу, едва пожав мальчику руку, и то, как влюбился без памяти в свое маленькое сонное чудовище, вылезшее из-под одеяла. Он вспомнил их первый совместный обед, счастливые улыбки Сабито и Гию, пригласивших его стать членом их семьи. А что теперь?

Теперь комната Цветов стала филиалом ада. Безразличный ко всему Гию, из последних сил улыбающийся, но умирающий с голоду Ренгоку, Зеницу, постоянно сражающийся сам с собой и терпящий поражение за поражением, Иноске, жалобно смотрящий на своего любимого и не произносящий ни слова, и он сам, с глазами полными слез, тоскующий по своему прежнему дикому мальчику и былым временам — вот они, самые прекрасные и желанные мужчины, свидетельство того, что может сотворить с нежными Цветами суровая рука ревнивого садовника, мечтающего сохранить свой Сад лишь для себя.

День взятия Бастилии — любимейший праздник французов, празднование которого всегда проходило даже с большим размахом, чем Новый Год и Рождество. Конечно же, Сад Греха не мог остаться в стороне. Ежегодно в эту ночь в стенах публичного дома собирались самые сливки его постоянных клиентов, дорогое шампанское лилось рекой, девушки были одеты более изыскано, чем обычно, а слух гостей услаждала живая музыка вместо привычного граммофона. Вечеринка в честь национального праздника больше походила на элегантный прием, по крайней мере до масштабного фейерверка, озаряющего ночное небо до полуночи. После этого количество выпитого гостями алкоголя давало о себе знать, и посетители требовали все более и более извращенных услуг, но и не скупились на оплату.

В этом году предстоящий праздник должен был стать тяжелым испытанием для Цветов.

Своими стараниями усмирить бунтующих работников Музан довел их до того, что трое из них были не способны ни на что другое, кроме как медленно умирать, лежа в постели. В эту ночь в нарядно украшенной гостиной работают только Танджиро и Зеницу, уставшие, невыспавшиеся и безумно напуганные.

Их так пугает то, что среди клиентов они замечают того человека, который причинил некоторым из Цветов столько боли, что они до сих пор видят его в кошмарных снах. Фаброн гордо восседает на одном из мягких диванов, обнимая по девушке каждой рукой. Танджиро в голову приходит тревожная мысль, что сегодня мужчина вновь захочет разделить его общество. Но потом он задумывается о том, что, возможно, садисту захочется новых впечатлений, и он обратит свое внимание на Зеницу. Если он доберется и до этого нервного юноши, наверняка в их комнате станет еще на одного лежачего больного больше. Танджиро обнимает Зеницу за плечи. Нет, он не может допустить этого, ради ставшего ему близким другом мальчика, ради Незуко, которая так ждет с ним встречи.

В этот момент в дверях гостиной появляется знакомое лицо с пумой на кожаном поводке. Это постоянный клиент Иноске, Жак, и его любимая питомица Шатон. Танджиро хочет подойти и погладить дикую кошку, но останавливается, замечая, как возбужденно вздымаются ее бока, и как раздраженно она хлещет хвостом по полу. Конечно же, хозяин потащил с собой бедное испуганное животное, невзирая на шум и крики празднующей толпы, да еще и привел ее в место, наполненное громкой музыкой, резким смехом и запахом табака. Немудрено, что Шатон забивается в угол кушетки, злобно поглядывая на других гостей, пока Жак развлекается разговорами у барной стойки. Танджиро всегда хорошо умел понимать животных, и сейчас ему кажется, что приближаться к пуме — не самая лучшая идея.

И тут небо за окном расцвечивается яркими красками, заставляя гостей прильнуть к окнам. Канонада выстрелов сотрясает стены Сада Греха, стекла дребезжат от оглушающих взрывов фейерверка. Танджиро и Зеницу не до веселья, праздничный салют — последнее, что волнует их сейчас, поэтому они не двигаются с места. Танджиро все еще рассеяно наблюдает за Шатон и с удивлением замечает, что кошка все больше нервничает, поджимая губы к зубам, а после грациозным движением прыгает на пол и на полусогнутых лапах крадется в коридор, должно быть, в поисках убежища.

Танджиро резко вздыхает, когда ему в голову приходит довольно рискованная идея. Обернувшись к Зеницу, он просит: «Можешь проследить за пумой? Посмотри, в какую комнату она войдет, и расскажи мне. Только будь осторожен и не приближайся к ней, она не в духе».

И видя вопросительный взгляд друга, Танджиро продолжает: «Если ты мне поможешь, сегодня мы поквитаемся с Фаброном и Музаном за все, что они с нами сделали».

Зеницу уверенно кивает головой и полный решимости заявляет: «Музан может убить нас. Но я с тобой».

Танджиро наблюдает, как мальчик выходит из комнаты, а затем ищет глазами Фаброна. Как он и думал, мужчина наблюдает за красочными взрывами из окна, обнимая за талию симпатичную девушку, не обратив внимания на то, что сейчас происходило у него за спиной.

Через минуту возвращается Зеницу, чтобы сообщить о том, что Шатон спряталась в одной из ближайших комнат, свернувшись в углу за кадкой с цветком.

«Спасибо, Зеницу», — благодарит его Танджиро.

Ему хотелось бы сказать что-то большее, возможно, это последние слова, которые от него услышит верный товарищ. Но он не знает, как выразить свои чувства. Вместо этого он улыбается и крепко прижимает хрупкого мальчика к груди. «Позаботься о Незуко», — шепчет он на ухо Зеницу, прежде чем оставить его в одиночестве стоять у стены, а самому смешаться с толпой гостей.

Придав лицу заманчивое и соблазнительное выражение, Танджиро легко касается плеча привлекательного мужчины, который забрал его девственность самым кровавым и жестоким способом. Обернувшись, Фаброн сначала недоуменно смотрит на него, но вскоре его взгляд проясняется, и юноша понимает, что клиент узнал его.

«Рад приветствовать своего первого мужчину», — говорит Танджиро, склонившись к Фаброну.

«Прелестная Гипсофила, я так давно не встречал тебя», — отвечает гость, и Танджиро вновь поражается, каким же обаятельным может выглядеть этот садист при желании.

«Я часто вспоминал о нашей ночи в ванной и думал о том, что я еще не встречал здесь никого красивее того, кто лишил меня невинности», — продолжает завлекать клиента юноша.

Воспоминание о той ночи возбуждает Фаброна, его зрачки расширяются, и он отпускает прижимающуюся к нему девушку.

«Если хочешь, я еще многому могу научить такой нежный Цветок», — томным голосом предлагает мужчина под звук непрекращающегося фейерверка.

«Я люблю учиться, — в тон ему произносит Танджиро, — Может быть, уединимся? Только позволь, я захвачу бутылку шампанского, ты удивишься, на что я способен под действием этих сладких пузырьков».

Танджиро начинает тошнить от этих мерзких слов, которые ему приходится исторгать из себя, лишь бы осуществить свой план.

«А ты изменился. Стал взрослее. Очень любопытно, пойдем же посмотрим, что из тебя выросло», — соглашается Фаброн.

Танджиро облегченно выдыхает, хотя основная часть его замысла еще не осуществлена. Получив в баре блестящее ведерко с бутылкой шампанского, юноша увлекает клиента за собой, призывно виляя бедрами, чтобы не дать ему отвлечься и заподозрить неладное. Дойдя до нужной комнаты и заглянув внутрь, Танджиро замечает темный силуэт, забившийся в угол за цветочным кашпо. Шатон находится там, где и сказал ему Зеницу. Сейчас или никогда! Танджиро улыбается и распахивает дверь, пропуская Фаброна в едва освещенную комнату, а затем быстрым точным движением швыряет тяжелое металлическое ведро в угол, искренне веря, что оно лишь напугает, а не заденет пуму. Услышав раздраженное шипение, юноша захлопывает дверь и отчаянно налегает на нее всем своим весом, надеясь удержать своего врага как можно дольше наедине с разъяренной кошкой.

Мужчина изо всех сил пытается вырваться на волю, и Танджиро боится, что не удержит его. Он не подумал о том, что его тело, измученное заботой о друзьях, изнурительной работой и постоянным недоеданием, не может тягаться со здоровым и крепким Фаброном. И когда он понимает, что проиграл эту битву, то неожиданно ощущает, что давление на дверь с его стороны усиливается. Повернув голову, он видит, что преданный Зеницу и на этот раз не бросает его, стоя рядом и подпирая дверь плечом. Отчаявшись выбраться, мужчина кидает в дикое животное что-то, разлетевшееся на осколки, из-за чего рык Шатон становится еще агрессивнее.

И кошка не выдерживает. Она набрасывается на нарушителя ее границ. Танджиро ощущает глубокое удовлетворение, слыша крик Фаброна и то, как он умоляет выпустить его. Пусть кричит, пусть чувствует то, через что он заставил пройти и его, и Сабито. Они тоже просили пощады, но Фаброн не смилостивился над ними. Танджиро понимает, что Шатон не убьет мужчину, но он надеется, что она оставит ему на память несколько шрамов, попортив обманчиво приятную внешность маньяка. И пусть он помучается, объясняя жене, откуда у него эти кровавые раны.

Но, к его сожалению, громкие вопли быстро привлекают внимание некоторых гостей, и уже через несколько минут самые крепкие из клиентов оттаскивают мальчиков от двери, чтобы освободить Фаброна. Танджиро успевает заметить, как мужчина выбегает из комнаты, прижимая к груди окровавленную руку под визги напуганных девушек.

Скрученных Танджиро и Зеницу приводят туда, где они и не сомневались оказаться после этой скандальной выходки — в кабинет Музана.

Танджиро впервые приходится видеть всегда спокойного и хладнокровного управляющего в такой ярости. Он с шумом захлопывает дверь, не собираясь сдерживать эмоций и поворачивается к мальчикам лицом. Его налитые кровью глаза перемещаются с одного юноши на другого, и наконец он выбирает жертву, хватая Танджиро и резко прижимая его к стене.

От стремительного удара спиной о каменную шершавую поверхность легкие Танджиро, кажется, лишаются всего воздуха. Он слышал, какие зверства творил с его друзьями Музан, но даже не подозревал, насколько же этот демон на самом деле силен. Мужчина легко удерживает его на месте и прижимает к стене лишь одной рукой, стоя вполоборота к Зеницу, который растерянно смотрит на них.

«Амариллис, ты разочаровал меня! — злобно рычит управляющий, — Я спас тебе жизнь, а ты меня предал! Ты заслуживаешь жестокий урок за содеянное, если не можешь понять, кто на самом деле здесь твой друг. Разве не тот, кто выплатил твой долг и забрал в свой дом, дав тебе работу? Не тот, кто терпел твою лень и никчемность? Ты сделал неправильный выбор и поплатишься за это. Но сначала я разберусь с тем, кто испортил репутацию моего Сада».

И рука Музана оказывается на горле Танджиро.

Юноша дергается, пытаясь вырваться, но мужчина еще сильнее сжимает тонкую шею, и ноги Танджиро уже с трудом достают до пола. Он становится на носочки, а его пальцы цепляются за кисть, удерживающую его, пока парень отчаянно делает один за другим короткие глотки воздуха. Но такого ничтожного количества кислорода слишком мало для его организма, и Танджиро чувствует, что его зрение мутнеет, а ослабевшая рука безвольно падает вниз, не способная поколебать стальную хватку Музана.

Но внезапно Танджиро становится легче дышать. Это вышедший из транса Зеницу нападает на Музана, стараясь оторвать его от жертвы. Он отчаянно тянет мужчину на себя, и это немного ослабляет давление на грудь и горло Танджиро. Но Зеницу, измученный своими нервами и постоянной тошнотой, не соперник обезумевшему душителю. Свободной рукой Музан отталкивает от себя худощавое легкое тело и отбрасывает его в сторону, где храбрый мальчик падает на пол, сильно ударившись об острый угол стола.

А после Музан возвращается к Танджиро. Теперь он давит на его шею двумя руками, но юноша уже почти ничего не чувствует. Его ноги подкашиваются, глаза застилает чернота, и он успевает лишь на краткую секунду подумать об Иноске. Кто теперь позаботится о нем? Встретятся ли они в следующей жизни?

И вдруг пытка прекращается.

Танджиро оседает на пол и с удивлением понимает, что больше ничто не терзает его горло. Он приоткрывает глаза и видит, что Музана удерживает какой-то незнакомый мужчина в черной одежде, а второй незнакомец стоит чуть поодаль. Зеницу бросается к Танджиро и опускается на корточки, чтобы закрыть собой израненного друга, не зная, чего им ожидать от нежданных посетителей. Но лица обоих мальчиков облегченно расслабляются, когда они замечают третьего мужчину, твердым шагом входящего в распахнутую дверь. С пола, где они сейчас находятся, фигура этого последнего гостя кажется действительно колоссальной, а распущенные серебристые волосы не скрывают черную, богато украшенную повязку на глазу.

Танджиро едва сдерживает слезы, понимая, что его жизнь спасена Тенгеном Узуем, единственным человеком, кто видит в Цветах людей, а не красивых кукол.

И хотя Узуй стоит к ним спиной, не нужно обладать большим воображением, чтобы представить, что мужчина сейчас зол не меньше, чем Музан минуту назад. Его крупные ладони сжаты в кулаки, а мускулистые плечи вздымаются и опадают в такт тяжелому дыханию. Даже на перекошенном от гнева лице Музана проскальзывает тень неуверенности.

«Знаешь, Кеджуро никогда не рассказывал, что происходит в этом месте, но теперь я все знаю, — голосом Узуя, кажется, можно колоть камни, — Ублюдок, как ты посмел поднять руку на тех, кто слабее тебя? Ты не стоишь ни единого волоса с их головы. Кто сказал тебе, что ты имеешь право распоряжаться жизнями других людей? Ты жестокий, эгоистичный, трусливый кусок дерьма».

Однако даже сейчас Музан не поддается запугиванию. Его слишком часто унижали в прошлом, и теперь у него выработался иммунитет к оскорблениям в свой адрес. Он пристально смотрит на Узуя, прежде чем ответить: «Кто ты такой, чтобы говорить мне, что можно, а что нельзя? Бывший бандит, влюбленный в проститутку? Ты хоть знаешь, что я делал для них все эти годы? Если бы не я, половина из них сдохла бы еще в детстве. А твоего драгоценного Кеджуро до смерти забил бы его алкоголик отец. И кто знает, может тогда у меня бы оказался его младший братец? Я спас их, и они мои по праву!»

Узуй лишь качает головой. С одной стороны, в словах Музана есть доля правды, но с другой…

«Нельзя владеть людьми, нельзя привязать их к себе силой. И я не оставлю тебе того, кого люблю. И тех, кого любит он», — говорит Узуй, положив на стол небольшой кожаный кейс.

Управляющий подходит к столу и открывает чемоданчик. Удивленно подняв бровь, он созерцает пачки наличных, уложенных ровными красочными рядами. «Так много? Ты хочешь заплатить за всех, лишь для того, чтобы порадовать Кеджуро? — недоверчиво спрашивает Музан. — Но почему? Они всего лишь шлюхи, такие же, как и я. Я никогда не делал с ними того, чего не делали бы со мной в свое время».

«То, что ты прошел через свой собственный ад, еще не дает тебе повод устраивать его для других. Я сейчас же забираю всех Цветов и прошу, не пытайся разыскать их. Лучше используй эти деньги себе на благо, тут достаточно, чтобы начать новую жизнь. И знай, я ненавижу тебя и презираю за всю боль, которую ты причинил Кеджуро, но я… сочувствую тебе, — искренне произносит Узуй, а после оборачивается к пришедшим с ним мужчинам, — Выводите этих двоих».

Один из одетых в черное незнакомцев подхватывает Танджиро, помогая ему устоять на дрожащих ногах, и бросив взгляд через плечо, парень видит поникшего Музана, не поднимающего глаз от поверхности стола. И он не знает, может это всего лишь игра огней, пробивающихся сквозь окно с празднично освещенной улицы, но Танджиро кажется, что он замечает две блестящие влажные дорожки на щеках их теперь уже бывшего начальника.

Танджиро и Зеницу выводят из дверей под тревожные шепотки ошеломленных гостей, все еще остающихся в гостиной, даже несмотря на пугающий инцидент с пумой, и усаживают на мягкое, приятно пахнущее кожей сидение одного из двух черных автомобилей, припаркованных у входа. Молчаливые пособники Узуя возвращаются обратно в Сад Греха, чтобы спустя десять минут появиться с их ослабевшими друзьями и несколькими сумками наспех собранных вещей. Иноске бережно размещают рядом с Танджиро, и хотя юноша видит взволнованный блеск в изумрудных глазах любимого, его мальчик все еще не произносит ни слова. Гию и Ренгоку сажают в другую машину, и они трогаются. Постепенно Сад Греха начинает отдаляться, и Танджиро оборачивается, чтобы напоследок посмотреть на дверь их тюрьмы, их взятой Бастилии, теперь уже навеки оставленной ее Цветами.

О следующих нескольких часах у Танджиро, боровшегося с утомлением и ноющей болью в шее, остались лишь краткие, обрывочные воспоминания.

Он помнит, как Иноске уснул, прислонившись к его плечу, и как он поддерживал его невесомое тело, не давая упасть вперед. Помнит Зеницу, слезящимися глазами глядящего в окно автомобиля на толпы людей, гуляющих в честь праздника всю ночь напролет. После он припоминает, что больше не видел сияющих фонарей, а только лишь мрачные силуэты деревьев на фоне темного ночного неба. Затем ярким пятном в его воспоминаниях мелькают огромный белый особняк и то, как нежно горели гостеприимные окна, суля долгожданный отдых, люди, выбежавшие встречать их на порог, вздохи и стоны чувствительных девушек в белых передниках, помогающих измученным парням войти в дом.

Когда их проводят через парадную дверь, Танджиро немного оживляется. В просторном наполненном слугами холле светло, как днем. Все суетятся вокруг новоприбывших, стараясь помочь. Кто-то сильный, должно быть из лакеев, подхватывает Танджиро за талию, закинув его руку себе на шею, и аккуратно ведет вверх про широкой лестнице, покрытой синим ковром с серебряной вышивкой. Краем глаза юноша видит своих друзей, таких же беспомощных, как и он сам. Он усмехается про себя, представив, какое нелепое зрелище сейчас представляет эта процессия. И вдруг Танджиро понимает, что ему только что на какую-то долю мгновения стало весело. Когда он в последний раз испытывал что-то, хотя бы отдаленно напоминающее радость?

С одной стороны от него идет сам хозяин особняка, заботливо поддерживая Ренгоку, словно свою самую большую ценность. Заметив взгляд Танджиро, так и не сломленный Музаном солнечный юноша посылает ему слабую, но теплую улыбку, а мальчик из последних сил улыбается в ответ. Повернув голову, Танджиро видит Иноске, привычно смотрящего в пустоту.

«Иноске…» — тихим хрипящим голосом зовет он своего возлюбленного. Ему кажется, или Иноске легонько дергается, услышав этот наполненный тоской призыв?

«Не волнуйтесь за него, — говорит Танджиро молодой лакей, поддерживающий его, — Врач уже здесь, он осмотрит Вас и Вашего друга, как только закончит еще с одним гостем хозяина».

Еще с одним гостем? Неужели это и правда возможно? И как в подтверждение его догадки, Гию внезапно издает ломанный гортанный стон и, оттолкнув своего провожатого, со всей скоростью, на которую только способно его отравленное тело, устремляется в комнату, в которой мягким желтым светом горит настольная лампа, освещая сидящую в постели фигуру.

Танджиро умоляюще смотрит на своего помощника, прося подвести его поближе, чтобы он своими глазами мог убедиться, что там их потерянный брат. И подойдя к дверям комнаты, он видит прекрасную картину долгожданного воссоединения, при виде которой невозможно сдержать слез.

«Сабито, Сабито, это ты?! Родной мой, Лисенок», — бормочет Гию, взобравшись на кровать и усевшись поверх ног своего любимого, чтобы видеть его бледное, покрытое шрамами лицо.

«Гию, — выдыхает Сабито со своей доброй улыбкой, которой так не хватало его друзьям, — Я очень скучал по тебе, мой океан. Я не обманывал тебя, я верил, что мы еще встретимся. Только ждать пришлось так долго…»

И Гию сворачивается, уткнувшись лицом в грудь Сабито, чтобы разразиться рыданиями. «Как ты справлялся без нас?» — спрашивает он сквозь всхлипы.

«Было нелегко, но теперь все позади. Тенген нашел меня и привез сюда несколько часов назад. Я рассказал ему, как Музан издевается над вами, и он сразу же помчался в Сад Греха. И хотя я ждал вас, я до сих пор не могу поверить, что вижу тебя», — отвечает Сабито, крепко прижимая Гию к себе.

«Не отпускай меня, — просит плачущий мужчина, — Не отпускай меня больше никогда».

«Теперь ничто не в силах разлучить нас», — заверяет его Сабито.

Танджиро вздыхает с облегчением. Какая чудесная ночь! Он мельком бросает взгляд на Узуя. Мужчина обнимает Кеджуро, который в слезах смотрит на встречу своих любимых братьев. И Танджиро уже не понимает, кому он благодарен больше — Узую, протянувшему им руку помощи, или Ренгоку, сохранившему чистое и большое сердце, за которое его полюбил их спаситель. Главное, что оба исхудавших и больных парня теперь будут жить. Ренгоку — потому что оказался в надежных руках своего покровителя, а Гию — потому что вновь обрел половину своей души.

И об этих благостных мыслей его мозг расслабляется окончательно, погружая мальчика в блаженную темноту. Он слышит, как кто-то рядом выкрикивает его имя, а потом ощущает резкую боль в израненной шее, когда падает на пол, и дальше приходит сплошная пустота.

Танджиро открывает глаза и не понимает, где он оказался. Где привычные голубые стены, тонкие кисейные занавески на окнах и хриплые дыхания его больных друзей? Но спустя несколько секунд юноша вспоминает, что отныне он свободный человек и радостно вздыхает, кутаясь в благоухающее одеяло.

Неужели это конец? Ему больше никогда не придется раздеваться для чужих мужчин? Как же хорошо!

Он глубоко вздыхает и потягивается, но его шею пронзает боль и тяжелый кашель раздирает саднящее горло. Но это совсем не волнует Танджиро, потому что, пытаясь размять мышцы, он касается кого-то, лежащего позади него, и резко оборачивается в надежде.

И парень снова переживает свои самые сладкие моменты, которые приносили ему пробуждения в огромной кровати Цветов. Из-под густых ресниц на него в упор смотрят яркие зеленые глаза.

«Привет, — хриплым шепотом говорит ему Иноске, — Как ты?»

«Иноске!» — вскрикивает Танджиро и очередной приступ кашля накрывает его.

«Потише, — прикладывая палец к губам, просит черноволосый мальчик, — Доктор запретил тебе разговаривать».

«Иноске, почему ты раньше молчал?» — шепотом спрашивает Танджиро.

«Я не знаю. Я говорил с тобой в своей голове, но язык меня не слушался. Это было странное чувство, как будто все, что со мной происходило, было во сне. А когда я увидел, что ты упал, я словно проснулся».

Танджиро любуется своим мальчиком. Хотя он еще бледный и изможденный, а синяки на его лице и не думают исчезать, он все равно прекрасен. Юноша протягивает руку и ласково гладит Иноске по щеке, а тот тянется к его ладони, как дикое, но прирученное животное.

«Так мы теперь и правда свободны?» — спрашивает Иноске немного нервно, не веря в то, что в их освобождении нет никакого подвоха.

Танджиро кивает с нежной улыбкой. Иноске откидывается на подушки с глубоким вздохом облегчения, а затем едва уловимым движением смахивает слезинки, показавшиеся в уголках его глаз.

«Свободны», — повторяет Иноске, наслаждаясь звучанием этого слова.

«Верно», — подтверждает Танджиро.

«И теперь можно будет есть такие большие порции, как только я захочу?» — со смехом спрашивает Иноске.

«Самые большие», — вторит ему Танджиро.

«И мне не придется заниматься сексом?»

«Ну, я бы не стал утверждать так категорично».

И оба мальчика радостно смеются, ощущая себя заново родившимися и готовыми к этой новой жизни. Иноске ложится на Танджиро, и второй юноша млеет, ощущая на себе привычную тяжесть тела своего возлюбленного.

Вдоволь насмеявшись, Иноске приподнимается на руках, и говорит, дразняще глядя в глаза Танджиро: «Ну, раз мы теперь свободные люди, и нам можно делать все, что угодно, как насчет того, чтобы продолжить с того места, на котором нас прервали?»

Танджиро щурится, пытаясь понять, что он имеет в виду. Чем же они занимались? А, тогда, в подвале… Неужели он имеет в виду… Ооо…

«Я очень даже не против, — шутя отвечает мальчик, но затем не выдерживает и краснеет, — Ты же знаешь, я только об этом и мечтал все время, что был рядом с тобой».

Иноске морщит нос, улыбаясь своей кабаньей улыбкой, которую так любит Танджиро, прежде чем попросить: «Ну тогда поцелуй своего горного короля, моя прекрасная принцесса. Он слишком долго ждал».

Танджиро не нужно просить дважды. Теперь он уже не такой трепетный и нежный, как тогда на плесневелом матрасе. Он твердо и уверенно кладет руку на шею Иноске и прижимает его губы к своим. Иноске радостно отвечает ему, и они растворяются в своем первом взрослом, но далеко не последнем поцелуе, ведь теперь у них впереди целая жизнь, которую они могут посвятить друг другу. И хотя шея Танджиро все еще возмущенно ноет, когда он, напрягаясь, тянется к губам Иноске, сейчас эта боль кажется ему слаще меда.

Комментарий к Глава 20. День взятия Бастилии

***В понедельник — последняя глава!