Жена бургомистра

ПОСЛЕСЛОВИЕ

В заключительный том собрания сочинений Георга Эберса включены два романа из времен средневековья «Слово» и «Жена бургомистра». По богатству палитры они выглядят несколько скромнее произведений египетского цикла, однако в историческом аспекте проработаны не менее тщательно, в деталях же они, пожалуй, даже более достоверны, поскольку опираются на проверенные факты и подлинные документы XVI века.

Русскоязычный читатель нынешнего столетия в своем большинстве предпочитал, да и теперь предпочитает, воспринимать историю не по суховатым строкам научных трактатов, а скорее по красочным картинам талантливых художников слова века предыдущего, нашедших удачный и стойкий сплав реалистических и романтических тенденций в жанре исторического романа, начиная от монументально-величавых полотен Вальтера Скотта, через филиграно-отточенные шедевры Виктора Гюго, увлекающие динамизмом искрометные романы Александра Дюма и завершая произведениями их многочисленных последователей, в плеяде которых Георг Эберс занимает достойное место.

Итак, окунемся в богатый событиями, озаренный нетленным светом творений титанов Возрождения и, увы, одновременно зловещим заревом костров инквизиции XVI век, дымящийся кровью несчетных жертв захватнических войн, религиозных распрей, зверски подавленных восстаний и первой в истории буржуазной революции.

К началу XVI века основанная германским королем Отгоном I в 962 году «Священная Римская империя» продолжала оставаться раздробленной страной с неустановленными в ряде мест спорными границами. По сути дела то была не единая держава, а конгломерат государств, именовавшийся с конца XV века уже более определенно: «Священная Римская империя германской нации», ибо Германия стала играть в ней доминирующую роль. Состоявшая из отдельных территориальных княжеств, многочисленных имперских графств, прелатств и городов, империя все более и более уступала свои позиции консолидирующимся силам соседних народов. В Итальянских войнах 1494-1519 годов за раздел Италии между Францией, Испанией и «Священной Римской империей германской нации» император последней Максимилиан I (1459-1519) терпел поражение за поражением. Тем не менее универсалистские политические претензии династии Габсбургов[59] пользовались с начала XVI века поддержкой феодально-католических сил Европы и в первую очередь папства. Опираясь на военную мощь и экономический потенциал своих наследственных земель, умело проводя политику выгодных династических браков, вступая в финансовые сделки с торгово-ростовщическими фирмами, Максимилиан стремился подчинить себе немецких князей, одновременно исподволь подготавливая распространение власти Габсбургов на целый ряд европейских государств.

Наибольших размеров габсбургская держава достигла при внуке и преемнике Максимилиана I Карле V (1500-1558). Будучи также внуком испанского короля с материнской стороны, Карл в 1516 году под именем Карлоса I унаследовал испанский престол. Выбранный курфюрстами[60] после смерти Максимилиана императором, Карл объединил под своим скипетром Испанию с ее обширными заокеанскими владениями: Нидерланды, Австрию, часть Италии, Германию, Чехию, Венгрию и некоторые другие земли. Современники говорили, что в его владениях никогда не заходит солнце. Опираясь на реакционные силы Европы, Карл V стремился к созданию «всемирной католической державы». Подчиненная этой фантастической цели, его политика вызывала волнения и восстания в разных частях гигантской империи. Против этой политики выступили также все видные деятели Реформации.

Реформация (от лат. reformatio — преобразование) — широкое общественное движение в Западной и Центральной Европе XVI века. Носившее в основном антифеодальный характер, это движение приняло форму борьбы против католической церкви, как основной идеологической опоры феодального строя. Реформация началась в 1517 году знаменитым выступлением Мартина Лютера (1483-1546) в немецком городе Виттенберге с 95 тезисами против индульгенций. Тезисы легли в основу лютеранства. В них фактически отрицалась необходимость католической церкви с ее догматами и иерархией, а также целесообразность существования духовенства вообще и института папства в частности. Провозгласив единственным источником религиозной истины Священное писание, лютеранство отвергает католическое Священное предание, культ святых, почитание икон, статуй и мощей, требует упразднения большинства церковных обрядов.

Другим крупнейшим деятелем Реформации стал Жан Кальвин (1509-1564) — основоположник кальвинизма, второго массового религиозного течения. Он родился во Франции, с 1536 года проживал в Женеве, где окончательно сложилось его учение.

В основу учения Кальвина положена доктрина об абсолютном Божественном предопределении: каждому человеку заранее уготовано или вечное спасение, или вечная погибель. Подобный фатализм вовсе не означал проповеди всеобщей пассивности, поскольку показателями «Божьего благоволения» кальвинисты в первую очередь считали преуспеяние человека в земных делах, его скромное поведение и бережливость. Политические взгляды самого Кальвина отнюдь не отличались демократизмом. Стоя во главе своего рода религиозной республики в Женеве, он открыто оправдывал ростовщичество и рабство, беспощадно преследовал всякое недовольство, подавлял любое проявление свободомыслия. Однако, распространяясь в других странах, где господствовал католицизм, кальвинизм существенно видоизменялся в зависимости от местных условий. К примеру, в Нидерландах он стал идеологией национального освобождения.

Видным деятелем Реформации являлся и швейцарец Ульрих Цвингли (1484-1531), основатель цвинглианства. Он в 20-х годах XVI века провел республиканскую реформу церкви и политического строя в Цюрихе; погиб в войне между католическими и протестантскими кантонами. Уже во второй половине XVI века цвинглианство в основном слилось с кальвинизмом.

Реформация вылилась в три основные направления: бюргерско-буржуазное (Лютер, Кальвин, Цвингли); народное, соединявшее требования упразднения католической церкви с борьбой за уничтожение феодальной эксплуатации и установление равенства (Мюнцер[61], анабаптисты[62]) и королевско-княжеское, отражавшее интересы монархов и светских феодалов, стремившихся укрепить свою власть и захватить земельные богатства церкви. Под знаменем Реформации происходили крестьянская война 1524-1526 годов в Германии, Нидерландская и Английская буржуазные революции. Реформация положила начало протестантизму[63], так как в узком смысле сама являлась проведением религиозных преобразований именно в протестантском духе.

Карл V почти всю свою сознательную жизнь провел в войнах, однако, несмотря на отдельные территориальные приобретения, даже такие значительные, как Чехия и Венгрия, так и не приблизился к осуществлению своей мечты о создании «всемирной католической державы». Длительные войны с примкнувшими к Реформации немецкими князьями завершились в 1555 году отнюдь не лестным для престарелого императора соглашением, согласно которому строптивые владетели получили право самостоятельно определять вероисповедание своих подданных по принципу «чья власть, того и вера». Вскоре после этого так называемого Аугсбургского религиозного мира разочаровавшийся в собственной политике Карл отрекся от императорского престола. Его отречение от испанской короны последовало в январе 1556 года. Свою империю Карл поделил между младшим братом, занявшим императорский престол под именем Фердинанда I (1503-1564), и сыном, ставшим королем Испании, Нидерландов и всех владений Нового Света под именем Филиппа II (1527-1598).

Действие первого романа начинается спустя несколько лет после воцарения Филиппа. С юности постоянно и упорно главный герой Ульрих ищет свое заветное «слово», сокровенный смысл, сущность и глубину которого он на первых порах попросту не в состоянии постичь. Естественно, что изначально пятнадцатилетнему подростку предмет его поисков представляется чудодейственным талисманом, обладающим свойством приносить удачу или нечаянную радость. Впрочем, юный Ульрих даже не знает толком, чего может достичь, заполучив этот вожделенный талисман; собственная фантазия и мечты его маленькой подружки Руфи не простираются далее возможности превращения в графского охотника или вельможу, разодетого в пестрый бархат. Ульрих наивно верит во всемогущество «слова», верит искренне и убежденно, как только дети способны верить в непременное осуществление самой радужной мечты.

Начав с книг — самого действенного и надежного источника опыта и мудрости, — Ульрих продолжает поиски на тернистых дорогах жизни, теперь уже обретая опыт и мудрость ценой зачастую невосполнимых утрат и горестных разочарований. И со временем неопределенный смысл «слова» постепенно начинает обретать сначала абрис некоего символа, а затем в его сознании окончательно сливается с конкретным понятием «смысл жизни».

В Германии и Испании, в Италии и Нидерландах, в кузнице и на конюшне, за мольбертом и за игорным столом, в пылу любовных увлечений и в дыму кровавых схваток ищет Ульрих единственно верное понятие, способное наиболее полно и адекватно выразить многоликость и многогранность сущности человеческого бытия.

В итоге Ульрих вынужден отдать предпочтение не какому-то одному, а четырем «словам», на протяжении долгих лет служившим ему путеводными звездами. «Слава», «власть», «счастье», «искусство» — вот итог его непрестанных поисков, основные вехи нелегкого жизненного пути. Однако, вступив во вторую половину жизни, обогащенный житейским опытом Ульрих ставит «славу» и «власть» не слишком высоко, а «счастье», хотя оно в отличие от двух первых «слов» почти не изменяло ему, никогда не было для него самоцелью. «Искусство»? Бесспорно, оно дало ему несравненно больше, возвысило и обогатило духовно, превратив «неукротимого воина» в миролюбивого художника-гуманиста. А сама жизнь в конце концов наглядно доказала, что ее истинным светочем, уникальным даром Природы все-таки является «ЛЮБОВЬ».

Из реальных исторических персонажей в первую очередь привлекает читательское внимание незаурядная личность живописца Моора — Антониса Мора ван Дасхорста. Уроженец нидерландского города Утрехта он учился у своего соотечественника художника-гуманиста Яна ван Скорела, чьи религиозные композиции, отличавшиеся звучностью колорита и поэтичностью пейзажных фонов, получили заслуженное признание у современников. В 1555-1560 годах Мор посетил Италию, Испанию, Португалию, Англию. К этому времени он завоевал общеевропейскую известность как придворный портретист. Для его исполнения — преимущественно в натуральную величину — портретов характерны плотная манера письма и тщательная выписанность аксессуаров, причем торжественная и беспристрастная репрезентативность образов ни в коей мере не заслоняет индивидуальности и проницательности их психологических характеристик. Как своеобразный мастер Мор оказал заметное влияние на развитие портретного жанра прежде всего в Испании: его даровитый ученик Санчес Коэлло стал основателем испанской школы портрета. Несколько сдержанные и холодноватые по манере исполнения работы Коэлло подкупают правдивостью и цельностью характеристик изображаемых персонажей.

В художественной трактовке Эберса Мор предстает перед читателем скорее не как маститый живописец, а как просвещенный гуманист, искренний и доброжелательный человек. Талантливый педагог, Мор умело сочетает твердость в отстаивании собственных принципов и взглядов на искусство с редкостной деликатностью и тактом, умением щадить чувства своих учеников. Вспомним хотя бы ночную сцену у портрета Софронизбы. Маэстро сознательно прибегает к явно неуклюжей, однако необходимой в тот момент попытке сбить с толку изумленного Ульриха, для того чтобы ненароком не обидеть юношу, не дать ему повод разувериться в своих силах на нелегком пути к вершинам мастерства. Человек чести и долга, Мор решительно вырывает из сердца светлую любовь к Софронизбе ради сохранения своей семьи и будущего блага детей.

К сожалению, Софронизба Ангвишола (1527-1623) обрисована до обидного скупо. А между тем эта самая талантливая из шести кремонтских сестер-художниц бесспорно была личностью незаурядной, щедро одаренной. По отзывам современников была она на редкость умна, всесторонне образована и к тому же музыкальна; ее творческое наследие насчитывает множество произведений, главным образом портретов, которым она иногда придавала жанровый оттенок. Исполненные а традиционной манере XVI столетия портреты Софронизбы теперь на первый взгляд могут показаться чопорными, однако при вдумчивом рассмотрении они изумляют своей жизненностью и своеобразием исполнения. Большая их часть к концу XIX века осела в частных, преимущественно английских коллекциях.

Наконец, невозможно обойти вниманием еще одну историческую личность — колоритную фигуру Филиппа II. Думается, неправомерным было бы предположение, что автор намеренно смягчил зловещий образ испанского деспота: вернее будет допустить, что в соответствии с общей концепцией «Слова» он не счел целесообразным всесторонне раскрыть подлинную сущность этого во многих отношениях по-своему удивительного человека, а особо подчеркнул всего одну, пожалуй, единственную положительную его черту — благоговейное преклонение перед искусством, и намеренно оставил в тени иные его пристрастия и «увлечения». К примеру, пристрастие этого на редкость жестокого человека мучить животных или наслаждаться заключительной церемонией проходящих в столице аутодафе[64], зрителем большинства которых король являлся.

Известен был Филипп также своей страстью к составлению разного рода бумаг. «Угрюмый и молчаливый, этот канцелярист на троне, — пишет академик Сказкин[65], — всю свою жизнь провел взаперти в своих покоях, в рабочем кабинете за «великим» бумажным делом, которым он хотел заменить живую деятельность политика. Ему казалось, что бумаги и распоряжения достаточно, чтобы знать все, распоряжаться всем. Как паук в темном углу, он ткал незримые нити своей тонкой политики во имя католического Бога и славы Испании, и эти нити рвались от первого прикосновения свежего ветра того буйного и беспокойного времени».

Отношения Филиппа с наследным принцем Карлосом, сыном от непродолжительного (1543-1545) брака с Марией Португальской, оставляли желать много лучшего. С конца 1567 года, когда дон Карлос высказал намерение лично заменить герцога Альбу на посту нидерландского наместника, по твердому убеждению подозрительного Филиппа только для того чтобы самому воцариться в мятежной стране, взаимная неприязнь отца и сына переросла в открытую ненависть; в январе следующего года Карлос был арестован и вскоре умер. Обстоятельства его смерти достоверно не известны. Мало что можно сказать и о причинах ареста. Сам Филипп объясняет его тем, что «потерял всякую надежду увидеть сына в здравом рассудке». Известно только, что болезненно неуравновешенный Карлос позволял себе публично высмеивать отца и что религиозные воззрения сына казались Филиппу весьма подозрительными. Не исключено, что, вероятно, причиной ареста стал распространившийся при дворе слух о том, будто Дон Карлос замыслил бежать из Испании.

Вскоре после смерти Карлоса скончалась двадцатитрехлетняя королева Изабелла, которой злые языки приписывали (вероятнее всего, безосновательно) любовную связь с пасынком. Вокруг этих двух неожиданных смертей в Европе ходило много самых неблагоприятных для Филиппа домыслов.

Филипп был бесспорно умен, наделен поразительной работоспособностью и прямо-таки феноменальной памятью, что позволило ему получить обширное и разнообразное образование. Однако он был лишен столь необходимого государственному мужу дара непредвзятого и четкого мышления, зачастую оказывался не способен быстро и объективно оценивать события и предпринимать адекватные решительные действия. Он то и дело менял свои намерения, колебался и сомневался, нанося тем самым несомненный вред своей собственной политике и престижу государства. Усиление могущества Испании и неустанная борьба с еретиками — вот две кардинальные задачи, решению которых Филипп II посвятил все свое царствование. Реализация этих задач потребовала от него стольких моральных и материальных жертв, что его правление может быть названо «началом конца» испанского могущества.

В личной жизни Филипп был скромен, в делах управления рачителен и бережлив, однако бесконечные войны, гонения на еретиков и постоянные преследования трудолюбивого и торгового населения в лице морисков[66] и евреев, то есть основных налогоплательщиков, к концу его царствования привели Испанию к почти полному банкротству.

Место действия «Жены бургомистра» — город Лейден в Нидерландах. Под Нидерландами в XVI столетии подразумевалась вовсе не та страна, которая носит это название теперь. Средневековые Нидерланды занимали обширную область, включающую в себя, кроме современных Нидерландов, также территории нынешних Бельгии, Люксембурга и части северо-западных департаментов Франции. Они представляли собой федерацию из 17-ти провинций, в прошлом самостоятельных герцогств или графств. Их объединение произошло в пределах герцогства Бургундского — крупного европейского государства, в XV веке простиравшегося широкой полосой с юга до севера Европы между тогдашними Францией и Германией.

После гибели в бою последнего самостоятельного государя Бургундии Карла Смелого (1433-1477) его дочь Мария Бургундская (1457-1482) унаследовала престол, однако герцогством уже распоряжалась Франция, а во владение Нидерландами Мария смогла вступить, лишь подписав в 1477 году так называемую «Великую привилегию» — феодальную хартию вольностей, навязанную молодой герцогине Генеральными штатами Нидерландов. Эта хартия существенно ограничивала компетенцию созданных бургундскими герцогами в стране центральных административных органов (а некоторые из них и вовсе упраздняла), восстанавливала традиционные местные привилегии, расширяла круг полномочий Штатов. В случае нарушения «Великой привилегии» подданные получали право на оказание вооруженного сопротивления правительству. Поэтому в целях упрочения своей власти двадцатилетняя Мария в том же году сочеталась браком с восемнадцатилетним австрийским эрцгерцогом, будущим императором Максимилианом I, прочно связав политические судьбы Нидерландов с Габсбургами.

Государственное устройство Нидерландов и после вхождения в состав «Священной Римской империи» продолжало оставаться весьма своеобразным, что объяснялось их историческим развитием. Уже в XIV — XV веках товарно-денежные отношения и ремесленное производство достигли там очень высокого развития; возникли первые капиталистические мануфактуры, придавшие силу и самостоятельность городам. Политический строй страны носил двойственный характер. Существовал централизованный правительственный аппарат. Фактическим правителем являлся наместник (генеральный штатгальтер) императора, а с января 1556 года — испанского короля. При наместнике имелся Государственный совет, составленный из представителей знати, финансовый и тайный советы, включавшие в свой состав представителей дворянства, городской буржуазии и королевских легистов (законоведов). Представителями центральной власти на местах являлись провинциальные штатгальтеры, назначаемые, как правило, из местных аристократов.

Наряду с органами центральной власти Габсбургов имелись и сословные представительные учреждения — Генеральные и Провинциальные штаты. Кроме того, в городах и местечках функционировали органы самоуправления, находившиеся в руках бюргерской верхушки и патрициата. Каждая из 17-ти провинций и каждый город обладали особыми привилегиями. Как видим, королевская власть в Нидерландах была существенно ограничена в своих действиях.

Занимая особое положение в империи, Нидерланды, естественно, стремились извлечь из него все возможные выгоды. Будучи самой экономически развитой страной Европы, они захватили в свои руки почти всю торговлю с испанскими колонистами в Новом Свете и значительную часть финансовых операций и внешнеимперской европейской торговле. Однако во второй половине царствования Карла V, вследствие бесконечных финансовых вымогательств Габсбургов на ведение разорительных войн, в стране начало вызревать недовольство. Оно выражалось как в возрастании числа восстаний городской и сельской бедноты, так и в интенсивности распространения различных протестантских вероучений, в основном кальвинизма и в меньшей мере лютеранства и анабаптизма. Со времени восшествия на престол Филиппа II оппозиционные настроения в стране резко усилились, ибо с целью полного политического, экономического, религиозного подчинения испанский король решил установить в Нидерландах жестокую бюрократическую систему абсолютизма: значительно увеличил там численность испанских войск, сосредоточил фактическую власть в руках узкого (из трех человек) состава специального совета — Консульты, членами которой являлись верные слуги испанского правительства, и наделил епископов инквизиторскими полномочиями в борьбе с ересями, одновременно создав еще 14 новых епископатов. Высшим церковным иерархам вменялось в обязанности применять со всей строгостью жестокие законы против еретиков, принятые Карлосом V еще в 1525 году, однако до сих пор применявшиеся с известной осторожностью. То обстоятельство, что все эти крайне непопулярные акты исходили от чужеземного властителя, придавали им характер национального гнета.

В 1559 году наместницей Нидерландов была назначена Маргарита Пармская (1522-1586). Побочная дочь Карла V от фламандской крестьянки Марии ван дер Хейнст, Маргарита являлась матерью Алекссандро Фарнезе от брака с Оттавио Фарнезе, герцогом Пармы и Пьяченцы. Назначение правительницей уроженки Нидерландов, пусть воспитанной при императорском дворе строгой католички, однако женщины решительной, умной, обладающей волей и твердостью характера, выказавшей осмотрительность, сдержанность и политический такт при решении сложных и спорных государственных вопросов, лишь на непродолжительное время замедлило нарастание вала народного недовольства непримиримой политикой Филиппа II, которую его сводная сестра волей-неволей, а принуждена была проводить.

Кальвинизм в Нидерландах получил самое широкое распространение. Еще в 50-х годах XVI века страна покрылась густой сетью кальвинистских общин, каждая из которых избирала себе проповедника и консисторию (совет). Проповеди проводились сначала тайно, позже — открыто: многие прихожане являлись на них вооруженными. Как мощная и способная постоять за себя организация кальвинизм притягивал к себе множество недовольных, в сознании которых идеи Кальвина сливались с идеями национального освобождения, а иногда и с требованиями более глубоких социальных преобразований. Уже в начале 60-х годов выступления проповедников сопровождались народными волнениями, репрессии же только усиливали симпатии масс к кальвинистам, спровоцировав несколько случаев открытого вооруженного сопротивления властям.

Превратившись в знамя борьбы против испанского владычества, кальвинизм сплотил вокруг себя не только широкие народные массы, практически всю буржуазную, но и значительную часть дворянства. Ядро дворянской оппозиции начало формироваться вокруг трех членов Государственного совета: принца Оранского, графа Эгмонта и адмирала графа Горна. Они начали выступать в совете против происпанской политики правительства, требовали восстановления исконных вольностей страны, вывода испанских войск, прекращения гонений на еретиков. Филипп II вывел свои войска из страны, однако проявил полное равнодушие к ее интересам и не прекратил преследований кальвинистов. В ноябре 1565 года дворянская оппозиция оформилась в союз «Компромисс» («Согласие»). Дворяне противопоставили абсолютизму свои вольности, а религиозную реформу намеревались использовать в целях личного обогащения за счет отобрания у церкви земель и богатств. Вместе с тем они протестовали против испанского засилья и разгула инквизиции. «Компромисс» разработал текст «Обращения» к правительству. Это «Обращение» одновременно стало и политической программой оппозиции. 5 апреля 1566 года в торжественной обстановке «Обращение» было вручено наместнице депутацией союза «Компромисс» в составе нескольких сотен дворян. Их нарочито бедные одежды дали одному из вельмож повод во всеуслышание назвать депутатов гёзами, то есть нищими. Тотчас эта кличка была подхвачена, и все борцы за независимость теперь с гордостью стали именовать себя гёзами.

Филипп II не оставлял упорных попыток превращения Нидерландов в бесправный придаток Испании. Экономические притеснения, национальный гнет и ужесточение религиозных преследований привели к взрыву, положившему начало многолетней эпопее кровавой и упорной борьбы нидерландского народа против испанского владычества. Эта трагическая и величественная эпопея вошла в историю под названием Нидерландской буржуазной революции. Началась она в августе 1566 года Иконоборческим[67] восстанием, стихийно вспыхнувшем в момент общего политического подъема, накала религиозных страстей и ослабления позиций правительства. В несколько дней восстание охватило двенадцать из семнадцати провинций. Разгрому подверглись 5500 католических церквей и почти все монастыри; народ повсеместно уничтожал иконы и статуи святых, а заодно жег дворянские усадьбы.

Маргарита Пармская попыталась изолировать иконоборцев, в основной своей массе рядовых кальвинистов, поддержанных отдельными членами консисторий и даже некоторыми дворянами-оппозиционерами. Правительница пошла на определенные уступки дворянству и кальвинистской верхушке, пообещав прекратить деятельность инквизиции, дать амнистию и официально разрешить протестантские богослужения в специально отведенных для этого помещениях. В ответ напуганные размахом восстания дворяне-протестанты распустили свой союз и вместе с правительственными войсками выступили против иконоборцев.

В подавлении восстания приняли участие Эгмонт и Вильгельм Оранский.

Когда движение иконоборцев было окончательно подавлено, Филипп II повелел герцогу Альбе, известному своим фанатизмом и лютой ненавистью к «недосожженным еретикам-нидерландцам», собрать армию, вторгнуться в Нидерланды и жестоко покарать всех бунтовщиков. «Здесь так ненавидят Альбу, — с горечью писала Маргарита своему венценосному брату, — что одного его появления совершенно достаточно, чтобы ненависть распространилась на всю испанскую нацию». Разумеется, Филипп игнорировал мнение сестры, и 22 августа 1567 года армия Альбы вступила в Брюссель. Еще до прихода испанцев тысячи граждан, и в их числе Вильгельм Оранский, покинули страну.

Получив от Филиппа по существу диктаторские полномочия, Альба, спустя всего месяц после прибытия в столицу, создал Совет по делам о мятежах, прозванный Кровавым советом. На основании приговоров этого террористического судилища за период 1567-1569 годов казнено 8 тысяч человек, не считая многих тысяч, подвергнутых другим наказаниям. Арестованные 9 сентября 1567 года, невзирая на гарантию личной неприкосновенности, предусмотренную привилегиями ордена Золотого руна[68], Эгмонт и Горн были казнены 5 июня 1568 года.

В конце декабря 1567 года Маргарита Пармская демонстративно покинула Нидерланды, выехав к мужу в Италию. Наместничество «кровавого герцога» (1567-1573) вошло в историю Нидерландов как самый мрачный период.

Во главе оппозиционных Испании сил встал принц Вильгельм Оранский (1533-1584), прозванный Молчаливым. Знатнейший и самый богатый вельможа страны, он родился в семье владетельного германского князя Нассаутского и свои нидерландские владения получил в наследство от дяди. Воспитанный при дворе Карла V, которому, кстати, доводился кузеном, Вильгельм сохранил тесные связи со своими родственниками в Германии, женился на немецкой принцессе и всегда подчеркивал свое положение имперского князя. Отчетливо осознав всю бесперспективность политики Филиппа II по отношению к Нидерландам, этот честолюбивый политик, расчетливый и тонкий дипломат, решил прочно связать свою жизнь с делом борьбы против испанского владычества. К религии он был совершенно равнодушен и четыре раза по чисто политическим мотивам менял вероисповедание. Его веротерпимость отлично уживалась с неприязнью к анабаптистам, а склонность к реформации со стремлением извлечь материальные выгоды из конфискации церковных владений и тем самым обеспечить себе надежную поддержку союзников в лице французских гугенотов, немецких протестантских князей и английского правительства.

К весне 1568 года Молчаливый на собственные средства и пожертвования эмигрантов набрал из немецких наемников, гугенотов и кальвинистов-беженцев двадцатитысячное войско и вторгся в оккупированную страну одновременно с нескольких сторон. Этот поход завершился неудачей. Альба уклонялся от сражений, зная, что Оранский ограничен в средствах и не сможет выплатить наемникам жалованье, если не добьется быстрого и решающего успеха. Наемники-иностранцы в основной своей массе искали лишь способы обогатиться любым путем; судьба страны их совершенно не трогала, поэтому они грабили и притесняли население не менее испанцев. Их бесчинства лишали Оранского поддержки народа и стали причиной многих военных неудач принца, который к тому же оказался посредственным полководцем.

Простой народ бежал от испанских притеснителей в леса, организовывая партизанские отряды диких (лесных) гёзов, успешно сражавшихся против захватчиков. Поскольку и в те времена лесов в Нидерландах было мало, с лесными гёзами испанцы худо-бедно справлялись. А вот с морскими гёзами им справиться оказалось куда как не просто. Созданный нидерландскими рыбаками и матросами флот гёзов быстро усилился и разросся благодаря постоянному притоку беженцев и реэмигрантов, пополнявших корабельные экипажи. К морским гёзам бежали и профессиональные военные из дворян-кальвинистов. Укомплектованный людьми, которым уже нечего было терять, имевший четкую организацию, устав и воинскую дисциплину, возглавляемый опытными командирами, партизанский флот позже сыграл решающую роль в победе революции на севере.

Крейсируя у берегов, морские гёзы надежно блокировали доступ к Нидерландам со стороны моря. Они топили военные и торговые суда испанцев, наносили немалый ущерб неожиданными дерзкими десантами. Герцог Альба, в сущности человек довольно ограниченный, поначалу не придал флоту гёзов серьезного значения, тогда как Вильгельм Оранский сразу оценил по достоинству значение этой силы: еще с 1568 года через Людвига Нассаутского он начал выдавать морским гёзам каперские свидетельства на право ведения войны с испанцами и направлять к ним своих эмиссаров для координации боевых действий. Треть захваченной гёзами добычи передавалась расчетливому принцу и шла на вербовку наемных солдат.

1 апреля 1572 года морские гёзы овладели портовым городом Брилем, расположенным на острове в дельте Рейна. Взятие Бриля послужило сигналом ко всеобщему восстанию в северных провинциях. Там гёзы вскоре сделались полными господами положения. Сформировав из плебса, ремесленников и радикальной буржуазии городские ополчения, они повели активные боевые действия против испанцев и на суше, организовывали оборону городов, уничтожали отдельные войсковые отряды захватчиков, методами террора расправлялись с противниками революции и испанской агентурой.

Характерно, что Альба не смог оперативно оценить всей важности происходящих на севере событий. Получив известие о взятии Бриля, он высокомерно заявил: «Это неважно!» Он считал, что главная опасность грозит со стороны воинства Оранского, и двинул свои силы на юг, к городу Монсу, неожиданно захваченному 24 мая 1572 года отрядом французских гугенотов во главе с Людвигом Нассаутским. Испанцы осадили Монс. Оранский поспешил на помощь брату, однако бесчинства наемников лишили его поддержки местного населения, а надежды на помощь Франции рухнули после Варфоломеевской ночи[69]. Прорвать блокаду Вильгельм не смог, 21 сентября Монс пал, а Оранский двинулся в северные провинции, где в руках восставших было уже несколько городов.

Война в Нидерландах шла пятый год, и испанцы тоже оказались в затруднительном финансовом положении. Содержание армии обходилось дорого, богатства, захваченные у Нидерландов с помощью конфискации имущества «государственных преступников» и прямого грабежа населения, иссякли. Испанские солдаты голодали и подолгу не получали жалованья. К тому же введение Альбой в 1571 году испанской системы налогообложения (1-процентный налог со всех имуществ, 5-процентный — с продажи недвижимости и 10-процентный — с продажи движимости) почти полностью парализовало всю хозяйственную деятельность страны, и вместо того чтобы возрасти, доходы в казну резко сократились. А сопротивление народа продолжало нарастать, он мужественно и стойко боролся с захватчиками, нанося им жестокий урон в живой силе. Чего испанцам стоил один город Гарлем, унесший жизни более 12 тысяч солдат.

После трудной и не принесшей ожидаемых успехов «победы» под Гарлемом полный провал политики Альбы стал настолько очевиден, что Филиппу пришлось в декабре 1572 года сместить своего любимца. Новым наместником стал Луис Рекесенс (1528-1576). Как и Альба, Рекесенс принадлежал к старинному кастильскому роду, он также окружал себя испанцами и презирал нидерландцев. Правда, в отличие от своего предшественника он стремился любыми средствами прекратить войну: объявил ограниченную амнистию, отменил непопулярную 10-процентную подать (которая, впрочем, уже давно не собиралась) и начал переговоры о мире со сторонниками Оранского. Однако жестокие инструкции неуступчивого, как всегда, Филиппа обрекли все его попытки на неудачу.

Тем временем испанские войска медленно продвигались на север, где пока оставались незанятые ими некоторые большие города. Так, к Лейдену захватчики впервые подступили только в конце октября 1573 года. Не имея в городе иных войск, кроме гражданской гвардии да наспех обученных ополченцев, лейденцы организовали стойкую оборону. В начале марта следующего года испанцы были вынуждены прекратить осаду и выступить против угрожающей им с тыла четырехтысячной армии Людвига и Генриха Нассаутских, самых доблестных и решительных сподвижников своего старшего брата Вильгельма Оранского. Лишь после разгрома этой армии в битве на Моокской равнине 14 апреля 1574 года, когда погибли и Людвиг и Генрих, испанцы снова двинулись на Лейден.

Начиная повествование примерно с середины тревожной передышки, подаренной горожанам превратностями войны, Эберс неторопливо и обстоятельно рисует картину деятельной жизни лейденцев, осознающих, что враг вскоре непременно вернется под городские стены, что впереди их ждут тяжкие испытания и что надеяться им, кроме как на самих себя, не на кого.

Душой обороны Лейдена, основным организатором подготовки города к предстоящей длительной осаде становится волевой, энергичный бургомистр ван Верфф — личность историческая, неоднократно упоминающая в хрониках того времени.

Тем не менее основное действие разворачивается вокруг молодой жены почтенного бургомистра красавицы Марии — главной героини романа. Примерная супруга, заботливая хозяйка, Мария — настоящий ангел-хранитель семейного очага и в первую очередь малолетних детей мужа. Щедро дарит она пасынку и падчерице нерастраченное тепло своей души, и отзывчивые на доброту дети отвечают ей взаимной любовью.

Мария прекрасно видит, что муж постоянно оберегает ее от всевозможных волнений и собственных забот, которые, по его искреннему убеждению, вообще должны быть чужды женщинам. Привыкший всецело полагаться на свои силы, богатый жизненный опыт и здравую рассудительность Питер предпочитает в одиночку нести тяжкое бремя ответственности за судьбу тысяч сограждан и участь вверенного ему родного города. Потому-то так недоуменно и подчеркнуто холодно встречает он настойчивые попытки жены переступить черту круга традиционных повседневных хлопот, сломать устоявшиеся каноны, отводящие средневековой женщине раз и навсегда определенное ей тогдашним жизненным укладом место и стать для любимого человека не только верной подругой, но и необходимой помощницей во всех делах. Нравственная чистота, верность долгу, уверенность в правильности выбранного пути позволяют настойчивой женщине добиться желанной цели — встать вровень со своим Питером и даже превзойти его: ведь только благодаря твердости и поддержке Марии отчаявшийся и более не имеющий сил смотреть на страдания сограждан бургомистр решительно отвергает малодушные предложения городского совета начать переговоры с испанцами о капитуляции.

Обаятельный образ Марии ван дер Верфф реалистичен и жизненно правдив потому, что Эберс, возможно, запечатлел в нем черты своей матери, голландки по происхождению.

С. В. ЕРМОЛАЕВ