Овид Рамотсве поселил двоюродную сестру у себя в доме, этот дом он выстроил на окраине деревни, когда вернулся с рудников. Комнату для нее побелили, поставили туда кровать и комод. Сестра считала, что это роскошь: прожив шесть лет с мужем, она вернулась к матери и бабушке и спала в комнате, где было всего три стены. Относились к ней с молчаливым презрением. Ее родственники считали: раз женщину бросил муж, значит, она это заслужила. Да, разумеется, ее приняли обратно, но скорее из чувства долга.
Муж оставил ее, потому что она была бесплодна, а бездетных женщин почти всегда бросают. Уехав, он написал ей письмо, в котором с гордостью сообщал, что его новая жена беременна. А через полтора года прислал и фотографию ребенка. Теперь, стоя с Прешес на руках в комнате с четырьмя стенами, она чувствовала себя счастливой.
Овид тоже был доволен. Каждую неделю он давал сестре деньги на хозяйство, а раз в месяц — еще немного денег ей лично. Все шло великолепно.
Сестра Овида очень хотела, чтобы Прешес выросла умной девочкой. И стала учить ее считать. Они считали коз и коров. Считали мальчишек, игравших в пыли. Считали деревья и каждому давали название: «кривое дерево», «дерево без листьев», «дерево, где живут гусеницы мопани». А еще они играли в игру на внимание: на плетеный поднос выкладывалось много мелких вещей, потом поднос накрывали тряпочкой и одну вещицу убирали.
— Что забрали с подноса?
— Одну фруктовую косточку, погрызенную.
— А еще что?
— Ничего.
Эта девочка с печальными круглыми глазами примечала все вокруг. И выросла очень внимательной и наблюдательной. В шесть лет Прешес пошла в школу и к тому времени знала все буквы, умела считать до двухсот и знала наизусть первую главу Книги Бытия на сетсвана. Учитель был в восторге и похвалил сестру Овида за то, что она сделала. Прежде ее никто за труд не хвалил. Конечно, брат часто говорил ей спасибо, но хвалить — с какой стати? Он считал, что она делает то, что сделала бы на ее месте любая женщина.
«Мы были первыми, кто вспахал землю, которую создал Модизе (Господь), — говорится в старинной поэме на сетсвана. — Мы готовим еду. Мы воспитываем мальчиков, из которых вырастают мужчины, ухаживаем за стариками. Мы всегда здесь. Но мы всего лишь женщины, и никто нас не замечает».
О добре и зле Прешес Рамотсве узнала в воскресной школе. Сестра отца отвела ее туда, когда Прешес было шесть, и до одиннадцати лет она ходила туда каждое воскресенье. Этого ей хватило, чтобы понять, что хорошо и что плохо.
Если кто-то нуждался в мудрых наставлениях, то лучше учительницы, чем мма Мотиби, было не найти. Эта низенькая, круглая, как шар, женщина говорила удивительно низким голосом. Она учила детей петь псалмы на английском и сетсвана, а поскольку они слышали только ее пение, то весь детский хор пел на октаву ниже положенного.
Дети, в лучшей своей одежде, рассаживались после службы на задних рядах, и мма Мотиби начинала свой урок. Она читала им Библию, заучивала с ними десять заповедей, а еще рассказывала им разные истории из синенькой книжечки, привезенной некогда из Лондона.
— Вот как следует себя вести хорошим детям, — зычным голосом произносила она. — Мальчик должен вставать рано и молиться. Потом он должен почистить свои ботинки и помочь маме приготовить завтрак. Потом он должен идти в школу и делать все, что велит ему учитель. Тогда он станет хорошим христианином и после смерти попадет на небеса. Для девочек правила такие же, но еще они должны быть готовы в нужный момент сказать мальчикам, что они христианки.
Да, подумала Прешес Рамотсве. Некоторые мальчики этого не понимают. Даже у них в воскресной школе был один такой, по имени Джосайя. На занятиях он садился рядом с Прешес и все время норовил к ней прижаться, что ее очень злило. И что хуже всего, он расстегивал пуговицы на брюках, показывал на ту штуку, которая есть у всех мальчишек, и все просил Прешес посмотреть. А зачем ей? Что в этом такого особенного?
Наконец она рассказала об этом мма Мотиби.
— Мальчики, мужчины… — произнесла учительница. — Все они одинаковые.
Она попросила Прешес в следующий раз, когда это случится, сказать ей. Пусть поднимет руку, и мма Мотиби сразу поймет.
На следующей неделе Джосайя расстегнул пуговицы и шепнул Прешес, чтобы та посмотрела. Прешес, не отрывая глаз от книги, подняла руку. Он этого, разумеется, не заметил, а мма Мотиби увидела. Она тихонько подошла к мальчику и стукнула его Библией по голове. Все дети вздрогнули.
Больше Джосайя не приставал ни к Прешес, ни к другим девочкам. А Прешес узнала, как следует обращаться с мужчинами, и запомнила это. Со временем ей это очень пригодилось, как и все, что она узнала в воскресной школе.
Сестра Овида воспитывала Прешес восемь лет. Если бы она осталась с ними навсегда, Овид был бы только рад, но он понимал, что рано или поздно ей снова захочется выйти замуж — несмотря на первую неудачу. Поэтому, когда сестра сообщила ему, что встречается с одним человеком и он сделал ей предложение, а она согласилась, Овид ее благословил.
— Я могу взять с собой Прешес, — предложила она. — Она мне как дочь. Но вот тебя…
— Да, — полюбопытствовал Овид, — меня ты тоже возьмешь?
Сестра засмеялась:
— Мой будущий муж — богатый человек, но думаю, он хочет жениться только на мне.
Овид занялся приготовлениями к свадьбе, потому что он был ближайшим родственником и считал это своей обязанностью. Он велел забить двух коров и наварить пива на двести человек. А потом взял сестру под руку и повел в церковь.
После венчания все вернулись в дом, где во дворе меж акациями натянули шатры и выставили стулья. Стариков рассадили в тенечке, а молодые беседовали и вдыхали ароматы жарящегося на костре мяса. Потом все поели, и Овид произнес речь, поблагодарив сестру, а ее муж поблагодарил Овида за то, что тот так хорошо присматривал за сестрой.
У мужа сестры было два автобуса, и он считался богатым человеком. Один из автобусов использовали на свадьбе и обмотали по случаю праздника ярко-синей тканью. А на втором уехали молодые: жених за рулем, а невеста с ним рядом.
Они поселились в десяти километрах к югу от Габороне, в доме, который построил брат жениха. У дома была красная крыша, беленые стены, спереди — традиционный дворик, обнесенный стеной. Позади дома — хижина для слуги и уборная. У сестры Овида была кухня с блестящими кастрюлями и сковородками, две плиты и новый холодильник из Южной Африки. Каждый вечер ее муж приносил выручку, и жена помогала ему считать деньги. Оказалось, что она отличный бухгалтер, и скоро дела пошли еще лучше.
Она сделала своего мужа счастливым. Когда он был маленьким, его покусал шакал, и на лице остались шрамы — хирург в больнице Молепололе оказался не слишком опытным. Ни одна женщина прежде не называла его красивым. А сестра Овида сказала, что он самый красивый мужчина из всех, кого она встречала. Это была не лесть — сестра говорила то, что думала, и его сердце наполнялось теплом — как бывает, когда тебе искренне говорят комплимент.
Прешес Рамотсве, когда была маленькая, любила рисовать — ее приучила к этому сестра отца. На день рождения ей подарили альбом и набор цветных карандашей, и Овид Рамотсве очень гордился тем, что его десятилетняя дочка может запечатлеть на белом листе сценки из обычной жизни.
Учителя говорили, что из нее может получиться большой художник. Это ее вдохновляло, и она делала рисунок за рисунком. Козы, коровы, горы, тыквы, дома — в Мочуди было столько всего интересного!
Музей в Габороне попросил, чтобы от каждой школы прислали по одному рисунку на тему «Ботсвана сегодня». Прешес доверили нарисовать картину, чтобы послать ее от Мочуди. Картину она рисовала в субботу, вышла с утра пораньше с альбомом и вернулась через несколько часов, чтобы мелкие детали дорисовать дома. Ей самой рисунок понравился, и учительнице, которой она его показала, тоже.
Рисунок послали в музей. Пять недель никаких известий не было, и все уже и думать забыли о конкурсе. А вспомнили, только когда директору пришло письмо, и он, сияя, прочел его Прешес.
— Ты заняла первое место, — сказал он. — Поедешь в Габороне со мной, с учительницей и с отцом, и там, на торжественной церемонии, тебе вручит приз сам министр образования.
Этого она никак не ожидала и даже заплакала от счастья. Ей разрешили уйти пораньше — сообщить новость отцу.
В Габороне поехали на грузовичке директора, приехали за несколько часов до церемонии, так что пришлось подождать во дворе. Наконец музей открылся, собралось много народу — учителя, журналисты, представители мэрии. Потом приехал министр, и все быстро отставили стаканы с апельсиновым соком и дожевали сандвичи.
Она увидела, что ее рисунок висит отдельно, на пустой стене, а под ним — маленькая карточка. Они с учительницей пошли посмотреть, что там написано, и с замиранием сердца она прочла аккуратно напечатанный текст: «Прешес Рамотсве (10 лет), начальная школа Мочуди». А ниже было название, которое придумали в музее: «КОРОВЫ У ЗАПРУДЫ».
Но это же неправда! На картине козы, а они решили, что коровы. Значит, приз ей вручат незаслуженно!
Нет, она не имеет права получать приз за картину про коров, иначе это будет обман. И она окажется мошенницей, преступницей.
К ней подошел министр и ласково ей улыбнулся.
— Ты замечательная художница, — сказал он. — В Мочуди могут тобой гордиться.
Прешес уставилась в пол. Что ж, придется признаться.
— Здесь нарисованы не коровы, — сказала она. — Я рисовала коз. И премию я не заслужила.
Министр нахмурился и посмотрел на карточку. А потом обернулся к ней и сказал:
— Ошиблись они, а не ты. Я тоже думаю, что это козы.
Он откашлялся, и директор музея дал ему слово.
— По этой замечательной картине, где нарисованы козы, — сказал министр, — понятно, насколько талантливы наши дети. Эта юная леди вырастет прекрасным гражданином и отличным художником. Я с радостью вручаю ей приз.
Прешес взяла красивый сверток, а министр наклонился к ней и прошептал:
— Ты очень смелая и честная. Молодчина!
На этом церемония закончилась, и они поехали на грузовике директора домой в Мочуди. Прешес была настоящей героиней, она возвращалась домой с заслуженной победой.