Ваня
В какой-то момент прошлой ночью, среди всех рыданий и валяния, я уснула. Это было на удивление блаженно, учитывая ситуацию, в которой я оказалась. Заперта в слишком роскошной комнате, имея только простыню и не имея возможности выбраться.
Я дрожу, мурашки бегут по коже, когда я вспоминаю, каково было видеть взгляд Адриана на моем обнаженном теле, его пальцы между…
Нет.
Нет.
Черт возьми, нет.
Это дорога из желтого кирпича, по которой я не буду идти в ближайшее время. Никогда, на самом деле. Над моим трупом, что в данный момент предпочтительнее того, что он для меня запланировал. Ему следовало просто дать мне умереть, потому что в тот момент, когда он отпустит меня, со мной будет покончено. Я ни за что не стану сексуальной рабыней какого-то извращенца.
Ад кажется гораздо лучшим местом, и у меня нет проблем с поездкой туда.
Независимо от стоимости.
Дверь открывается без стука. Я прислоняюсь к изголовью кровати, убеждаясь, что простыня полностью накрывает меня. Повторения вчерашнего вечера не будет, это точно. Я не позволю ему манипулировать мной и использовать меня в своих целях.
Вместо внушительной фигуры Адриана входит одна из горничных с подносом с едой. Она ставит поднос на маленький столик возле большого окна в другом конце комнаты и быстро уходит. Я не стала пытаться открыть дверь, щелчок замка был почти оглушительным в окружающей меня тишине.
В желудке урчит, когда до меня доходит запах бекона, яиц и свежего кофе. Но меня слишком тошнит, чтобы есть. Возможно, я хорошо спала, но как только я проснулась, у меня снова скрутило живот.
Этот ублюдок меня продаст.
И я бессильна что-либо сделать, кроме как позволить ему.
Я ненавижу его. Адриан Волков — больший монстр, чем я думала. И тут я подумала, что то, что рассказывали мне о нем мои отец и дедушка, было ложью. Клевета. Даже несмотря на улики против него, я думала… Я не знаю, что я думала.
Вздохнув, я перекатываюсь на спину и смотрю в потолок. По крайней мере, он не засунул меня в какую-то гниющую камеру. По иронии судьбы, он говорит, что презирает мою семью, но при этом он такой же, как они. Наркотики, оружие — торговля людьми в целях сексуальной эксплуатации. Все они люди, которые зарабатывают деньги на спинах и страданиях других.
Бледный свет проникает сквозь прозрачные занавески большого окна, выходящего в небольшой сад. Сейчас всего семь утра, а такое ощущение, будто я пролежала здесь весь день. Сегодня будет та же рутина, что и накануне.
Надеюсь, без визита самого дьявола.
Тревога пробегает по моей спине, и я чувствую, как мое сердце начинает колотиться, когда мысли о возвращении Адриана преследуют меня. Стряхнув его, я обматываю простыню вокруг тела и сбегаю с кровати. Мне отчаянно нужен еще один душ.
Входя, я включаю свет в ванной, шлепая босыми ногами по холодному кафельному полу. Вчера вечером я заметила, что там полно припасов.
Мужские принадлежности.
Это комната Адриана?
Вернувшись в спальню, я позволила своему взгляду блуждать по комнате. Комода нет. Нет двери в шкаф. В этом пространстве вообще нет его личных следов. Ни одной фотографии или случайного аксессуара. Стены голые, за исключением нескольких длинных странных прямоугольников, выделяющихся на фоне стены. Они имеют тот же цвет, что и стена, и почти плавно гармонируют с ним.
Я думаю…
Прижимая руку к одному из прямоугольников, я округляющими глазами наблюдаю, как он медленно выдвигается из стены, открывая сложенные брюки и футболки, а также несколько других предметов одежды.
Джекпот.
Я хватаю с полок пару светло-серых спортивных штанов и белую футболку и осторожно прижимаю дверцу шкафа к стене, прежде чем пробраться обратно в ванную. Пар наполняет ванную, горячая вода течет из золотого дождя надо мной. Это божественно, и я почти могу забыть, что нахожусь в плену у осла, торгующего плотью.
Почти.
Вода почти остыла, прежде чем я выхожу из душа и возвращаюсь в ту неудачную ситуацию, в которой оказалась. Я вытираюсь, натягивая одежду, которую украла из шкафа. Нежный вздох срывается с моих губ, когда ткань скользит по моей коже. Приятно носить что-то кроме простыни.
Закончив, я бросаю простыню и полотенце в корзину для белья под раковиной и открываю дверь в комнату. Затем я вхожу прямо в стену мышц. Мне действительно нужно научиться следить за тем, куда я иду.
Сильные руки тянутся и хватают меня за плечи, поддерживая. Мне не нужно смотреть, чтобы узнать, кому принадлежат эти руки. Они снились мне на коже всю ночь.
Глупая вагина не поняла, что он враг.
— Кто сказал, что можно носить любую одежду, мышонок?
Я ненавижу этот язвительный, высокомерный, напыщенный чертов голос и лениво задаюсь вопросом, насколько сложно будет вырезать его голосовой аппарат пластиковой ложкой, которую мне дали с завтраком.
Психическая сука.
Темнело очень быстро.
И все же… если бы я могла просто нокаутировать его ненадолго.
Мой взгляд блуждает по его мускулистому телу, которое было заметно даже под его душным костюмом.
Да, не происходит.
— Ты думаешь, что я снова закутаюсь в грязную простыню? — спрашиваю я, слегка наклоняя голову, чтобы лучше рассмотреть его. Ублюдок высокий.
— Я ожидаю, что ты будешь носить то, что тебе дают, — говорит он мне.
— Это было ничего, — невозмутимо говорю я.
Он ухмыляется.
— Точно, — он поднимает подбородок к несъеденному подносу с едой. — Ты не ела.
— Я не голодна, — я пытаюсь протиснуться мимо него, но его большое тело не двигается с места, удерживая меня в маленькой ванной. «Маленькая» — не то слово, она огромна, но у него меньше места, чтобы избежать его прикосновения. Я сидячая утка в закрытой зоне.
— Еда — это не выбор.
Я скрежетаю зубами и расправляю плечи, накапливая оставшуюся у меня моральную силу духа, помня, что он не может прикоснуться ко мне, если хочет продать меня неиспорченной.
— Двигайся.
Еще одна мрачная ухмылка. Это единственное, что умеет делать его рот? Улыбаться и глумиться? Адриан застал меня врасплох, отойдя в сторону настолько, что я смогла пройти мимо него.
— Тебе нужно поесть, Ваня.
— Почему? — хмыкаю я, направляясь к небольшому месту для сидения у окна, присаживаясь на край стула, чтобы он не видел, как мои ноги дрожат. — Значит, мой новый владелец не сломает меня с первого раза? Я лучше умру с голоду.
— Если ты будешь вести себя… — его голос становится игривым, но в этом есть острота. Острый, смертельный край. — Может быть, я позабочусь о том, чтобы ты попала к хорошему новому хозяину, который будет гладить тебя и заботиться о тебе.
— Или, может быть, я перережу тебе горло и сбегу, — шиплю я.
Его лицо падает, глаза становятся такими темными, что кажутся почти черными.
На этот раз застряла в нем ногой.
Времени кричать почти нет. Адриан движется так быстро. Он крепко сжимает мое горло и практически поднимает меня со стула, усаживая к себе на колени и занимая мое место на стуле с высокой спинкой. Одной рукой я безуспешно толкаю руку, обвившую мою шею, другой прижимаюсь к его груди.
— Молчи, Ваня.
Мое тело замирает от зловещей грани, которая портит его команду. Его рука сильнее прижимается к моей шее, выгибая мою спину, пока я не растягиваюсь у него на коленях, совершенно уязвимая. Я позволяю своим мышцам расслабиться, покорно погружаясь в него и проклиная его в своей голове.
Другой большой мозолистой рукой он сжимает мою челюсть, заставляя меня посмотреть в его смертельный взгляд.
— Не угрожай, если ты не выполнишь их, мышонок, — мурлычет он. — Пустые угрозы приводят к наказанию маленьких девочек, — его язык высовывается и облизывает нижнюю губу.
Ком в горле продолжает расти, пока не становится невыносимым. Слёзы текут по моим щекам, когда я киваю головой. Он держится еще несколько секунд, его взгляд на мгновение изучает мое лицо, прежде чем ослабить хватку на моем подбородке.
Его пальцы, обвившие мою шею, слегка ослабли. Я чувствую, как его большой палец ласкает мою точку пульса, без сомнения, наслаждаясь каждым отрывистым ударом страха.
— Могу ли я… — трудно противостоять этому постоянно растущему кому беспокойства. — Могу ли я увидеть свою семью?
Он издевается.
— Твою мертвую семью? Ты так сильно хочешь смерти?
Адриан меня травит, намеренно тыкает в мою открытую рану, но я не поддаюсь. Он хочет еще одного оправдания, чтобы причинить мне боль. Накажи меня. Унижай меня. Я ему этого не дам. Он знает, что я имею в виду. Мне не нужно объяснять себя.
— Ты хочешь, чтобы я отвез тебя туда, куда я бросил их гнилые тела? — шепчет он так тихо мне на ухо, что я едва слышу его, но чувствую ласку его дыхания раковиной своего уха. — Хочешь, я покажу тебе бойню? Может быть, я трахну тебя именно в том месте, где твой дед истекал кровью, прежде чем заставлю тебя отсосать мне в том месте, где твоих родителей выпотрошили, как свиней. Что ты об этом думаешь?
Еще больше слез поднимаются на поверхность, но я не позволяю им упасть. Я отказываюсь дать ему удовлетворение моего страха, моей потери, моего внезапного желания. Я задыхаюсь, когда внезапно обнаруживаю, что меня поднимают в его объятия, прежде чем он бросает меня на кровать животом вперед. Сердце колотится в груди, кровь приливает к ушам, когда я пытаюсь уползти, но он слишком быстр.
Молниеносно он хватает меня за лодыжку и притягивает к себе, пока мой живот не прижимается к краю кровати.
— Хорошая девочка, Ваня, — его похвала за мою внезапную тишину и отказ от борьбы что-то трогает меня глубоко внутри. Что-то, что я не хочу анализировать в ближайшее время. — Я заключу с тобой небольшую сделку. Хочешь заключить со мной сделку, мышонок?
Есть ли у меня выбор?
Нет, не знаю, поэтому кротко киваю головой, уткнувшись лицом в одеяло, скомканное передо мной. Он пахнет им, сандалом и лаймом с цветочными нотками. Страх скручивает мои внутренности, я дрожу и трясусь, у меня перехватывает дыхание, когда я слышу скрежет металла о металл.
Он расстегивает ремень.
Он собирается…?
Нет, он не станет. Ему нужно, чтобы я была чиста для его чертового аукциона.
Верно?
Не будь идиоткой, Ваня. Есть много других мест, где он может тебя трахнуть, не нарушая твоей девственности. Мой внутренний голос снисходителен и, к сожалению, он прав. Мои зубы стучат, а тело трясется, когда он тащит по моим ногам украденные у него спортивки, позволяя им скапливаться у меня на лодыжках.
Я слишком боюсь пошевелиться. Мои мышцы застыли на месте, а страх течет по моим венам. Его пальцы крепко сжимают мои бедра. Несомненно, позже там появятся синяки. Рыдание рвется у меня в горле, но мне удается его подавить, тяжесть опускается в грудь, угрожая снова появиться.
Он нежно прижимает свой твердый член к шву моей задницы, скользя головкой вниз между моими сжатыми бедрами к моей киске. Мои внутренние стены сжимаются, и меня охватывает странное ощущение. Еще кое-что будущей Ванечке распаковать. Его вес на моем теле удушает, мои мышцы напрягаются, когда он скользит своим членом между естественными изгибами моего тела.
Я сдерживаю стон, когда головка его члена ударяется о мой клитор.
Нет. Нет. Нет. Этого не может быть.
Он повторяет это движение еще несколько раз, мое тело напрягается и сгибается с каждым наэлектризованным ударом моего пучка нервов. Меня охватывает стыд, когда я чувствую, что мое тело становится мокрым от его служения.
— Это мое, мышонок, — шепчет он мне на ухо. — Мое, пока я не отдам тебя следующему мужчине. Я буду владеть тобой каждой частичкой, — его слова холодны и бессердечны, но его прикосновения — мягкая, теплая ласка. Две сталкивающиеся силы сбивают с толку мой разум и тело, подавляя мои чувства.
Тихий всхлип срывается с моих губ, когда он неоднократно бросается вперед, заставляя мое тело таять рядом с ним с каждым толчком. Ему не требуется много времени, чтобы найти свой ритм, и вскоре он ускоряет темп, сжимая мою задницу, разминая плоть своими большими руками.
Мое дыхание становится быстрым и поверхностным, мои тихие слезы пачкают постель подо мной. Дело не в том, что он делает, а в том, как мое тело реагирует на него. Как будто оно хочет его. Как будто он им владеет. Огонь лижет мою кожу, и магма мчится через мои легкие.
Адриан кряхтит, отступая назад и разворачивая меня лицом к себе. Я закрываю глаза, отказываясь смотреть на него. Кажется, ему все равно. Вместо этого я слышу движение плоти, прежде чем теплая жидкость разливается по моей киске. Мои глаза резко открываются и я вижу Адриана с членом в руке и запрокинутой головой, когда нити жемчужно-белой жидкости выливаются на мою разгоряченную кожу.
Закончив, он открывает глаза. Они горят, синева его радужной оболочки почти заглушена приближающейся тьмой желания. Потом оно прошло, сменившись холодной апатией. Он отступает назад, вытирается носовым платком из кармана и снова натягивает брюки. Это похоже на то, как будто щелкнули выключателем, и он внезапно занялся своими делами, а я, распластавшись на краю кровати, слишком боялась пошевелиться.
Слишком стыдно.
Затем он уходит, не сказав ни слова. Его внезапный уход — это пощечина. Черт, я думаю, я бы предпочла, чтобы он дал мне пощечину, чем бросил, как будто я не более чем двухцентовая шлюха, которую он купил на улице.
Меня захлестывает новая волна стыда, а боль между ног усиливается.
Мой разум чертовски уверен, что не хочет иметь ничего общего с Адрианом Волковым.
Если бы только моя вагина получила сообщение.
Со вздохом я направляюсь в ванную, чтобы принять еще один горячий душ, зная, что как бы сильно я ни драила, мне никогда не удастся избавиться от ощущения его прикосновения со своего тела.
Или след, который он оставил в моей душе.