Жестокие клятвы

ГЛАВА 7

Ваня

Мне нужно уйти отсюда.

Быстро.

На тумбочке рядом с роскошной двуспальной кроватью стоит нетронутый поднос с едой, но у меня нет настроения есть. Мой желудок все еще бурлит. В моей голове проносятся безудержные образы крови и смерти, от которых мне становится плохо. На моем теле все еще есть брызги крови. Теперь сухо. Грязь и мусор прилипают к моим немытым волосам и коже. Единственные части моего тела, которые полностью чисты, — это области вокруг пулевого ранения и подошвы ног.

Приехать сюда было ошибкой.

Я должна была знать, что он воспользуется ситуацией. Часть меня не может поверить, что он ненавидит меня настолько, чтобы продать меня. Дрожь пробегает по моему телу. Что это значит для него? Тот, кому он меня продаст, получит доступ ко всей империи Кастеллано. Империя, которой он владел задолго до того, как женился на Аде. Я видела доказательства. Доказательство, которое я показала своей лучшей подруге, которая не выдержала предательства.

Она покончила с собой, когда узнала о предательстве Адриана. Он использовал ее. Манипулировал ею. И все же это была моя вина. Если бы я не показала ей доказательства…

Сейчас нет смысла задерживаться на этом.

Не тогда, когда мне нужно сбежать.

Окна заперты на засовы. Судя по всему, эти болты совершенно новые. Должно быть, он приказал надеть их, пока я была без сознания. То же самое и с дверью. Она запирается снаружи. Он сделал мне роскошную клетку. Не то чтобы это имело большое значение. У меня нет одежды, кроме простыни, которую я сейчас ношу в стиле тоги, и нет оружия. Поморщившись, я ложусь на кровать лицом к двери на случай, если кто-нибудь войдет. Прогулка по комнате утомила меня. Выстрел причинил больше вреда, чем я ожидала.

Даже если окно было незаперто, в моем состоянии я не смогу сбежать. Особенно из второй попытки. Потенциально я могла бы справиться без одежды и оружия, но я была бы сидячей уткой, если потеряю сознание или снова поранюсь.

Щелкает замок на двери, и я вздрагиваю, спеша сесть, прижимаясь к изголовью кровати и убеждаясь, что простыня полностью покрывает мое тело. Адриан неторопливо входит в комнату, закрывая за собой дверь. Я уже подумываю сбежать, но я не идиотка. Я не успею.

Его взгляд небрежно бродит по комнате, прежде чем остановиться на мне.

Я вытягиваю подбородок, встречая его пристальный взгляд. Он не видит страха, который сейчас охватывает меня. Адреналин струится по моим венам, поочередно подпитывая мою реакцию «бей или беги».

Адриан приближается ко мне, как хищник, идущий за своей добычей. Он останавливается на краю матраса, всего в нескольких дюймах от меня. Он изучает меня. Я нахожу время, чтобы сделать то же самое с ним. Он стройнее, чем я помню. Его мускулы более выражены под натянутой тканью рубашки с воротником. Его волосы длиннее. Он всегда носил коротко. Новые татуировки тянутся по его покрытым шрамами рукам и выглядывают из-под расстегнутой верхней пуговицы рубашки.

Все его тело вибрирует опасной энергией. Адриан ерзает, садясь на край матраса. Страх цепляется за меня, как духи из долларового магазина. Приторность. Удушающе. Может ли он чувствовать запах? Хищники всегда чуют страх.

— Не стесняйся, мышонок, — ухмыляется он, его рука сжимает мою лодыжку, когда я пытаюсь убежать от него на другую сторону массивной кровати. Его хватка не сильная, он просто отдыхает. Предупреждение. Он не пытается притянуть меня к себе.

— Где мои родители? — шепчу я.

Адриан фыркает.

— Они мертвы, помнишь? — ему не обязательно говорить это так бессердечно и холодно. Блеск в его глазах говорит мне, что он знает, что я имела в виду не это.

— Что ты сделал с их телами, Адриан? — спрашиваю я, не в силах сдержать растущую ярость в своем тоне.

Он небрежно пожимает плечами, как будто мы говорим не о людях, а о животных и продуктах.

— Спалил их.

Мои глаза темнеют от его резкого заявления. Я не думаю о последствиях, когда наклоняюсь вперед и протягиваю руку, чтобы сбить с его лица самодовольное выражение. Адриан видит это за милю и легко хватает меня за запястье железной хваткой. Он ерзает на кровати и садится дальше на матрас. У меня нет времени обдумать последствия моего действия, как он схватил меня за лодыжку и запястье, чтобы швырнуть меня к себе. В один момент я сижу на кровати, а в следующий раз я распластаюсь животом над его правым коленом, а левое — над моими ногами, не давая мне пнуть. Мои руки сжимают его штанины, и это уже не ощущение гладкости брюк, которые он носил раньше, а грубая джинсовая ткань. Я шиплю сквозь стиснутые зубы, когда его бедро прижимается к коже моей раны, когда он слегка отстраняет меня от своего тела. Мне не нужно задаваться вопросом, что он делает. Я слышу звяканье пряжки его ремня, оно почти оглушительно в тихой комнате, кожа проскакивает сквозь петли ремня.

— Подними простыню, Ваня, — приказывает он.

Я качаю головой, слезы вытекают из-под ресниц и увлажняют щеки.

— Я больше не буду тебя спрашивать, — рычит он. — Подними простыню, или я сделаю это за тебя. И если я это сделаю, это наказание будет совсем другим.

— Я не твоя, чтобы наказывать, придурок, — я пытаюсь выбросить ноги, но он лишь прижимает мою левую ногу к моей, давление вызывает пульсирующую боль вокруг моих ушибленных ног. У меня горло горит, и бок начал болеть от того, что я положила его на колено.

— Не делай себе хуже, мышонок.

— Pígaine na gamítheis ton eaftó sou, — шиплю я на него, приказывая ему пойти на хуй.

Его рука скользит к моим волосам, обхватывая мои густые кудри, оттягивая мою голову назад и выгибая мое тело до тех пор, пока не возникает чувство, будто оно вот-вот сломается. Он наклоняется к моему лицу, глаза сужаются в темные щелочки.

— Я здесь главный, мышонок, — предупреждает он. — Я тот, кто управляет твоей судьбой. Я дал тебе команду, и ты будешь ей следовать, иначе я сделаю так, что порка, которую я планировал тебе дать, покажется детской игрой.

— Пожалуйста… просто отпусти меня.

Адриан улыбается, больше похожий на Джокера, чем на красивого мужчину, которого я так долго знаю. Он поднимает петлю ремня и проводит ею по моему горлу, как нежная ласка.

— Зачем мне это делать? — он спрашивает. — Когда у меня есть все, что я хочу, прямо здесь, — он делает драматическую паузу, в последний раз прижимая ремень к моему горлу, прежде чем отпустить мои волосы. Мое тело падает, борьба покидает меня так же быстро, как и началась. — Подними простыню, Ваня. Сейчас.

Зарывшись лицом в джинсовую ткань, закрывающую его икру, я протягиваю руку назад и подбираю простыню до талии. Ремень звенит в его руке, и я дрожу.

— Пожалуйста, — прошу я еще раз.

— Твои мольбы здесь не работают, — он касается поясницы моей спины, прижимая мой живот дальше к своему колену, удерживая меня. Я напрягаюсь, понимая, что ремень в любой момент ударит по моей обнаженной плоти. Меня никогда не шлепали. Мои родители никогда не поднимали на меня руки. Им это никогда не требовалось. Я всегда была хорошо воспитанной дочерью и знала, чего от меня ждут. Даже в те времена, когда я пыталась восстать, никто не поднимал ни руки, ни голоса. Вместо этого я была изолирована. Моя свобода была вырвана из-под меня.

В воздухе раздается свист, а затем внезапная ослепляющая боль. Его ремень ударяет по обеим моим ягодицам. Я замерла, воздух застрял в моих легких, отказываясь двигаться, а его ремень снова и снова ударяется о мою кожу. Тепло расцветает с каждой полоской, которую он накладывает на меня.

Я лежу неподвижно, слезы текут по моим щекам, когда я принимаю каждый удар, боясь пошевелиться. Мое тело дрожит, а тихие слезы превращаются в тихие, икающие рыдания. Снова и снова ремень с силой опускается на мою задницу, пока каждая полоска боли не сливается с другой, и сквозь меня не струится тепло.

Затем внезапно он останавливается.

Колени Адриана расширяются, а тело расслабляется. Я вытираю слезы краем простыни, которой оборачиваюсь вокруг плеча. Теплые руки ложатся мне на плечо, посылая сквозь меня поток осознания. Он осторожно помогает мне встать, а затем тянется к узлу, скрепляющему тогу. Я тянусь, чтобы остановить его, но его прищуренные глаза полны мрачного предупреждения, которое заставляет меня остановиться.

Простыня скатывается вокруг моих ног. Встав, Адриан оставляет свой ремень на кровати и кружит вокруг меня, как лев, готовый наброситься. Его грубые костяшки пальцев задевают мягкую кожу моей спины, вызывая мурашки по коже.

— Хорошая девочка, — мурлычет он. Эти два слова, даже сказанные им, заставляют мою киску танцевать. Предательство. Ты же знаешь, что он нас продаст, да?

— Это то послушание, которого я хочу. Тихая. Покорная.

Мне очень хочется сейчас разбить ему череп. Может быть, задушить его этим ремнем, пока я этим занимаюсь. Это мимолетная фантазия, поскольку мне едва исполнилось 5 футов 5 дюймов, а его рост не менее 6 футов 2 дюймов. Однако такой хороший сон. Я обязательно буду представлять его каждый раз, когда выйду отсюда.

Пальцы танцуют на моем бедре, затем на задней поверхности бедер. Прикосновение нежное, как ласка возлюбленного.

— Ты стала настоящей женщиной, Ваня. Великолепное существо.

Его взгляд скользит по моему телу, руки следуют за ним, когда он проводит длинную линию по обеим сторонам моей груди к моему мягкому животу, останавливаясь на вершине моих бедер, прямо над холмиком.

— Расскажи мне, что ты сделал с телами всех?

Адриан останавливается передо мной, его взгляд ищет мой.

— Я собираюсь продать тебя тому, кто предложит самую высокую цену, а ты хочешь знать о трупах?

— Они не заслуживают сожжения, Адриан, — мягко говорю я ему. — Они моя семья.

Он невесело фыркает.

— Они были твоими садовниками, служанками и всем остальным, — вздыхает он. — Почему избалованная принцесса заботится о них?

Он на самом деле так думает?

— Они были верными членами семьи Кастеллано, — я грустно качаю головой. — Они все заслуживают надлежащих похорон.

— Ты правда ожидаешь, что мои люди выкопают все эти могилы? — спрашивает он.

Холодный. Бессердечный. Суверенный Брат до мозга костей.

— Я сделаю это, если тебе не хватит мужества, — шиплю я. Он улыбается при этом.

— Ох, мышонок, — ухмыляется он, погружая пальцы в мягкие локоны на моем холмике. — Я достаточно мужчина, чтобы сделать много вещей. Скажи мне, ты еще девственница?

— Я не буду на это отвечать, — рычу я, и жар разливается по моей шее.

Еще одна напыщенная ухмылка.

— Скажи мне правду, и я скажу тебе, что я сделал со всеми этими телами.

Я стискиваю зубы, меня охватывает беспокойство. С рычанием я отталкиваю его блуждающую руку от своего тела. Он бросается вперед, прижимая свое тело к моему так сильно, что я не могу пошевелиться. Я чувствую его против себя. Всего его.

Адриан пристально смотрит на меня, прежде чем оттолкнуть меня. Я спотыкаюсь, мои ноги застревают в простыне. Крик срывается с моих губ, когда моя пульсирующая задница падает на ковер. Я стискиваю зубы от острой боли, пронзающей мой бок. Черт, лучше бы этому засранцу не вскрывать эту рану. Я не хочу еще одного визита к врачу с плохими манерами.

Я никогда раньше не видела Адриана с такой стороны. Безграничная жестокость. Когда он был женат на Аде, я не помню, чтобы он был самым теплым человеком, но он был терпимым. Не добрый, но никогда не был жестоким.

Все, что я вижу сейчас перед собой, — это хулиган и монстр.

— Никогда не мешай мне прикасаться к тебе, ты поняла? — встав, я отчаянно киваю головой, широко раскрыв глаза, когда сквозь меня просачивается страх. Его глаза слегка смягчаются, прежде чем снова стать жестче. Была ли это игра света? — А теперь скажи мне, ты девственница?

Я хочу сказать ему правду, но внутри меня все застыло от страха. Хаос проносится у меня в голове, не позволяя мне ответить. Я должна солгать ему, сказать, что переспала со многими мужчинами, но мой язык не двигается. Ком в горле раздувается, и я изо всех сил пытаюсь его проглотить.

Когда я не отвечаю, он наносит удар. Одна рука зарывается в мои волосы, а другая проникает между ног, обхватывая влагалище. Мое тело напрягается, когда я смотрю ему в глаза, молясь, чтобы он не стал искать ответ.

— Должен ли я раздвинуть твои красивые бедра и узнать это самому?

Я дрожу в его объятиях, мое обнаженное тело прижимается к его полностью одетому телу. Прикосновение его рубашки к моим соскам заставляет их затвердевать, и меня охватывает боль. Я чувствую не боль, я знаю это, но боюсь назвать это.

Просто скажи ему правду.

Почему мой рот не двигается?

— Нет… — это все, что мне удается всхлипнуть, когда его пальцы погружаются глубже.