Жестокие клятвы

ГЛАВА 38

Ваня

Боль.

Белая, горячая, ослепляющая боль.

Это все, что я чувствую. Это повсюду. Невыносимая и безжалостная, не предлагающая спасения от постоянных мучений. Постонав, я медленно начинаю приходить в сознание, борясь с переворачиванием живота. Как долго я отсутствовала на этот раз? Секунды? Минуты? Часы?

Мой мозг стучит, как сердцебиение, о череп. Теплая, липкая жидкость стекает по той стороне моей руки, где Ада начала меня резать. Мое дыхание поверхностное и болезненное, боль в легких делает почти невозможным глубокий вдох. Даже малейшее движение вызывает жгучий приступ агонии, проходящий через мой живот, прожигая след в нижней части моего тела.

Я не уверена, как долго она водила этим ножом по моей коже, как будто это была кисть, а я была ее холстом, но этого было достаточно долго, чтобы мое тело наконец сдалось. Мои плечи кричат на меня, и я беспокоюсь о том ущербе, который причиняет их долгое нахождение над головой. Такое ощущение, будто они вывихнуты, но когда я пытаюсь пошевелить ими или сделать что-нибудь, чтобы уменьшить нагрузку на нежные суставы, меня останавливает жгучая боль в запястьях.

— С возвращением, — протягивает слова Ада, вставая со стула. — Я не могу передать тебе, насколько приятно видеть тебя в моем положении. Ты всегда говорила, что моя жизнь лучше твоей. Что однажды мы поменяемся местами. Ну… — она указывает на комнату вокруг себя. — Добро пожаловать в мою жизнь, сестренка.

— О чем ты говоришь? — мой голос звучит странно для моих ушей, хриплый и скрипучий, гортань болит от криков.

— Это была моя реальность, Ваня, — шипит она на меня. — Мне было четырнадцать, когда наш отец привел меня сюда и заставил смотреть, как его люди групповым изнасилованием брали мою мать.

Нет. Мой отец был монстром, но не… он бы не…

— Я вижу, что ты с этим борешься, — она приближается ко мне. Инстинкт заставляет меня отстраняться от нее. Пальцы ног выскальзывают из-под меня, когда я пытаюсь отойти, и кряхчу от боли, когда вес моего тела прижимается к моим плечам и запястьям. Я чувствую, как свежая кровь из разорванной кожи стекает по моим рукам. На ее накрашенных губах растянулась дикая улыбка. Она наслаждается этим.

— Ты отомстила, — говорю я ей. — Ты убила его. Ты убила их всех.

Она смеется.

— Я знаю. Наняла моего дурацкого дядюшку, чтобы он сделал эту работу, а он даже не смог сделать ее правильно. Ему пришлось пойти и взять головы. Больной ублюдок любил ими пользоваться.

О, это отвратительно. Если бы меня не тошнило раньше, то сейчас.

— И что теперь, Ада? — спрашиваю я. — Ты меня тоже собираешься убить?

Она касается моей щеки длинным накрашенным ногтем.

— О нет, сестренка. У меня есть для тебя интересная программа.

Это звучит так же весело, как Эдвард Руки-Ножницы, делающий мне массаж спины.

— Жаль разочаровать. Но моя повестка дня уже полностью расписана.

Ада запрокидывает голову и громко смеется.

— Кажется, мышонок обрел свой голос. Ты всегда была такой кротким и тихим существом, поэтому тобой было так легко манипулировать. Заставляла тебя увидеть то, что я хотела, чтобы ты увидела. Я тебе когда-то говорила, Ваня, что всегда стоит у кого-то что-то взять.

— Ты поэтому забрала Адрика? — я рычу на нее. — Потому что ты хотела что-то у меня отобрать?

Ада издает цокающий звук, грозя передо мной пальцем.

— Речь идет о гораздо большем, чем это. Ты не поймешь, потому что у тебя нет моего видения. Мой драйв. Ты никогда не должна была быть наследницей. Если бы он только узнал меня, я могла бы писать письма и мечтать о лучшем месте. Вместо этого меня пытали, избивали и насиловали. Наш отец называл это специальным предложением «два по цене одного». Купи мать, получи дочь за полцены.

Да, я закончила с картой сочувствия.

— Что ты хочешь, чтобы я сказала, Ада? Ты хочешь, чтобы я извинилась за то, что родилась такой? Позволь мне сказать тебе кое-что: ты не лучше, чем он. Ты хотела отомстить ему за то, что он с тобой сделал. Я могла это понять. Черт, я бы, наверное, помогла. Они не были моей семьей; они были просто людьми, которые пожертвовали свою ДНК, — я прищуриваюсь, глядя на нее. Ну, насколько я могу, один глаз почти опух. — Но ты убила всех в этом доме, — шиплю я. — Эти люди были моей семьей, и они были и твоей тоже. Они позаботились о тебе после смерти твоей матери. Убедились, что у тебя есть все необходимое. Они…

— Ничего не сделали, чтобы остановить это! — визжит она, наконец теряя тщательно выработанный контроль, который она проявляла. — Никто этого не сделал. Вот почему я убила собственную мать. Здесь Иона рассказал мне, как он планировал спасти ее и забрать. Она сказала нет. Она позволила ему уйти без нее. Если бы она пошла с ним, то ничего этого бы не произошло. Я была бы счастлива, свободна и…

Я издаю длинный крик, эхом разносящийся по комнате. Она вонзила мне в голени хулиганскую палку с такой силой, что я удивилась, что она не сломала кости. Она снова раскачивается, на этот раз чуть выше на моих ногах. Слёзы текут по моему лицу, когда она делает это снова и снова. Та небольшая поддержка, которую я имела на пальцах ног, исчезла, и я упала, не в силах выдержать свой вес под жестоким нападением. Мои плечи и запястья горят, пока я вишу там, изо всех сил пытаясь дышать, думать и выжить.

— Адриан собирается убить тебя, — обещаю я, закрепляя клятву в своей голове.

Она смотрит на меня сверху вниз, наслаждаясь каждым моментом моих пыток. В ее глазах садистский блеск, который говорит мне, что у меня нет никакой надежды связаться с ясноглазой тринадцатилетней девочкой, которая была моей лучшей подругой.

— Он никогда тебя не найдет, — она облизывает губы. — И даже если он это сделает, к тому времени, как мы с моими людьми закончим с тобой, он уже не захочет, чтобы ты вернулась. Он сейчас почти не хочет тебя.

Ее последнее предложение поразило меня сильнее, чем любой другой физический удар, который она мне нанесла. По злому блеску в ее глазах она понимает, что нашла золото. Есть вероятность, что Адриан вообще за мной не приедет. Возможно, если бы мы поженились, но даже тогда это было бы скорее из чувства долга и обязательств, чем из-за того, что он действительно заботится обо мне или любит меня.

— Скажи мне, — она наклоняется и шепчет мне на ухо, ее губы касаются раковины. — Он зовет меня по имени, когда трахает тебя? Он называет тебя хорошей девочкой? Каково это — осознавать, что он был у меня первым?

Я молчу какое-то время, и она откидывается назад, на ее лице застыло торжествующее выражение.

— Это похоже на это, — с теми небольшими силами, которые у меня есть, я запрокидываю голову назад и бью лбом ей в нос. Она кричит, ее руки летят к лицу.

Стоило того.

Она снова собирается ударить меня хулиганской палкой. Удар, который явно предназначался для моего лица, когда внезапно развернулся ад. Мои глаза закрываются после первого выстрела. Потом еще и еще. Слышу перед собой раненый крик, но глаз все еще не открываю.

Однако я кричу.

— Ваня, — слышу я ангельский голос, зовущий меня сквозь туман ужаса. — Детка, открой глаза. Пожалуйста.

Я не могу. Я мертва. Это единственное объяснение, почему он пришел за мной.

— Пожалуйста, моя маленькая львица, — умоляет ангельский голос, а нежные руки бродят по моему телу.

— Выруби ее, — голос Антона. Мои глаза распахиваются, когда я слышу его сильный приказ. Может быть, это реальность, а не какой-то смертельный сон. Голубые глаза Адриана смотрят на меня, мягкие и обеспокоенные, но я вижу хищника, скрывающегося в глубине. Он злится, но пытается сохранять спокойствие.

Для меня. Он пытается сохранять спокойствие ради меня.

Веревка надо мной ослабевает, и внезапно я падаю, не в силах замедлиться. Сильные руки Адриана подхватывают меня и мягко опускают на землю.

Хрустальный взгляд Адриана скользит по моему лицу и телу. Я расслабляюсь в его объятиях, зная, что я в безопасности. Мое тело дергается при виде другого мужчины, стоящего передо мной на коленях, с маленьким ножом в руке. Мне потребовалось мгновение, чтобы узнать его сквозь опухшие глаза, но его карамельную кожу и широко посаженные глаза трудно не заметить.

Кензо Накамура, один из Суверенных братьев и наследник престола якудза.

— Мы должны доставить ее в больницу, — говорит он, медленно перерезая веревку, туго обмотанную вокруг моих рук. Мучительный стон сорвался с моих губ, когда он развязал путы. Засохшая кровь прилипла к волокнам и сдирает кожу, вновь открывая раны на уже испорченных запястьях. Адриан вздрагивает от звука, отбрасывает веревки в сторону и крепче прижимает меня к себе. Антон и еще один мужчина, которого я знаю как Виталий, останавливаются перед нами, их лица бледнеют, когда они смотрят на меня сверху вниз.

— Христос, — бормочет Антон. Входит один из людей Адриана с небольшой черной сумкой. Он становится на колени с другой стороны от меня и приступает к заживлению моих ран, как только может.

Я изо всех сил стараюсь не вскрикнуть при каждом прикосновении. Адриан нежно притягивает мое лицо к своему. Я не отворачиваюсь, потому что вижу, что нить, удерживающая его контроль, начинает рваться. Его дыхание становится учащенным и прерывистым, и хотя он смотрит на меня, я могу сказать, что его глаза не сфокусированы. Физически он здесь со мной, держит меня на руках, но его мысли совершенно где-то в другом месте.

Адриан опасный человек. Ему не нужно над этим работать. Черт, ему даже не нужно пытаться. Он создан, чтобы внушать страх, но, в отличие от других в его положении, он не сдается этой природе, если у него нет другого выбора.

— Я знала, что ты придешь, — это ложь, потому что у меня были сомнения, но это ложь, которую ему нужно услышать прямо сейчас. Он резко выдыхает, туман в его глазах рассеивается. Он наклоняется вперед и касается губами моего лба.

— Я всегда приду за тобой, — искренне уверяет он меня. — Я люблю тебя, Ваня. Я слишком боялся сказать тебе раньше, потому что не знал, смогу ли я пережить снова манипулирование и ложь. Но я понял, что с моей стороны было несправедливо сравнивать тебя с тем, что было раньше.

Мой взгляд перемещается туда, где Ада лежит на полу с открытыми и безжизненными глазами. Мне должно быть грустно, да? Она была моей лучшей подругой. Но опять же, она забрала у меня все. Если бы она рассказала мне о том, что делал наш отец, я бы помогла ей, но вместо этого она усвоила свой гнев и свою боль, а затем выплеснула их на меня.

Весь хаос, который она вызвала, был просто для того, чтобы я почувствовала то же, что и она. Она хотела подвергнуть меня боли, которую ей приходилось терпеть годами. Она хотела отомстить, но вместо того, чтобы вымещать ее на тех, кто этого заслуживал, она думала, что вместо этого я должна страдать. У меня такое ощущение, что хотя она и отомстила нашему отцу, на самом деле она никогда не преследовала его.

— Нам нужно идти, — говорит им мужчина, лечащий мои раны.

Адриан кивает головой, кладет руки подо мной и с легкостью поднимает меня. Я кричу, как раненое животное, боль от простого движения посылает волны агонии по всему моему телу.

— Черт, мне очень жаль, — голос Адриана полон эмоций, когда он выносит меня из номера мотеля, нежно прижимая мое тело к своему крепкому телу. Моя голова катится в сторону и прижимается к его груди.

— Все в порядке, — бормочу я. И это. Мне больно, но теперь эта боль имеет цель. Каждый его шаг уводит меня все дальше от этого кошмара. И это все, о чем я могу просить.